Текст книги "Взыскующие града. Хроника русской религиозно-философской и общественной жизни первой четверти ХХ века в письмах и дневниках современников"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 49 страниц)

204.     В.Ф.Эрн – Е.Д.Эрн <28.08.1910. Москва – Пятигорск>

28 августа 1910 г.

<…> Маргарита Кирилловна продала свой дом и сейчас переезжает. Будет жить на Знаменке против Румянцевского, то есть в двух шагах от меня. Это мне будет удобно. Не знаю, купила ли она дом или наняла квартиру, как простые смертные. Причины погибели "Моск<овского> Еженедельника" покрыты таинственным мраком. Во всяком случае деньги тут не на первом месте, потому что, как говорила заведующая конторой, с января возможно издание нового журнала. Очевидно, какие-то внутренние столкновения. Но с кем, у кого, как – мне не ясно. Вот придет Григорий Алексеевич и из его великолепных прозрачных умолчаний я узнаю в чем дело. Во всяком случае, с книгоиздательством твердо <…>

205.     В.Ф.Эрн – Е.Д.Эрн <31.08.1910. Москва – Пятигорск>

31 августа 1910 г.

<…> Сегодня, идя в сумерках по Арбату, был остановлен князем. Т<ак> к<ак> я совершал прогулку, я пошел с ним. Он во-первых сообщил, что моя статья пошла благодаря его настойчивости. Я поблагодарил. Во-вторых сообщил, что Франк, очень задетый моей статьей, будет мне отвечать в "Русской мысли". Что он – я очень рад! На эти темы я могу писать без конца, а форма полемики моему сердцу очень даже мила, так что, разделавшись со Степпуном, я ничего не имею против померяться силами с "культурным философом" Франком. Мне приятно и то, что "Русская мысль", закрывшая двери предо мной (когда я хотел поместить в "Р<усской> М<ысли>" Беркли и т.д.), теперь принуждена будет помещать статьюобо мне. Эти честные либералы-кадеты всегда так. Мне не дают писать, а обо мне писать принуждаются. Меня это потешает. Я тут не я, а идея. Когда идеи им враждебны, они давят, а когда враждебные им идеи возбуждают общественный интерес, – они волей-неволей принуждены давать место. Силе внешней они уступают. Силу внутреннюю игнорируют. Ну, Бог с ними! <…>

206.     В.Ф.Эрн – Е.Д.Эрн <2.09.1910. Москва – Пятигорск>

2 сентября 1910 г.

<…> Я только что вернулся из Посада и в голове шумит от плохо проведенной ночи <…> Павлуша женился! Вхожу я к нему в сумерки, целуемся, и он мне безмолвно показывает кольцо. Я столбенею, а он кричит: "Анна!"[822]822
  Гиацинтова (Флоренская) Анна Михайловна (1889—1973), жена П.А.Флоренского (с 25 августа 1910 года), сестра его ближайшего друга «Васеньки» (Гиацинтова Василия Михайловича, будущего священника). Род их происходил из Рязанской губернии.


[Закрыть] И мы знакомимся. Появляется Васенька, садимся за чай и все так гладко и просто, а я сижу, дивлюсь и стараюсь проникнуть в совершившееся. Она нежна с Васенькой, говорит ему «ты». Смотрю на лицо: сестра! Три дня, как приехали из Рязанской губернии, а когда обвенчались, не знаю. Павлуша тих, спокоен, весел, с женой обращается просто, ласково, без влюбленности, точно живут двадцать лет. Итак, свершилось! Но все мои страхи рассеялись. Ничего трагического. Все очень просто и хорошо. Старый сложный Павлуша замер, и он этот шаг сделал, видимо, без надрыва. Будут дети, которых он будет любить, и еще одной прочной семьей в России станет больше. Она сильно похожа на Лилю[823]823
  Флоренская Е. А.


[Закрыть], совсем не красива, но видимо непритязательна, незлобива, проста и м<ожет> б<ыть> очень хороша по душе. Ее отношение к Павлуше мне нравится. Опять-таки очень просто, как будто она сестра его, почтительная и любящая. Вот мои впечатления. Павлуша очень мил, много спрашивал о тебе и Иринке, подарил мне новые брошюрки свои, из коих одна заполнена его стихами. Он говорит, что боится, как бы ты не рассердилась. Типография напечатала почему-то не все стихи сразу, и в эту первую тетрадку не вошли стихи, посвященные тебе. Войдут во вторую тетрадку[824]824
  В библиографии, составленной игуменом Андроником (Трубачевым), указан только один сборник стихов: П.А.Флоренский В вечной лазури. Сергиев Посад, 1907. см. //Богословские труды, сборник 23. Издательство Московской Патриархии. М., 1982, с.282.


[Закрыть]. Он непременно хотел подарить тебе оттиск на веленевой бумаге. Но долго проискавши, не нашел и дал простой. Я очень проветрился в этой поездке. и вчерашний вечер и сегодняшний были просто роскошны. <…> А все-таки отчасти грустно было за Павлушу. В его поступке много уничиженности и смирения, на которые я, м<ожет> б<ыть> совсем не способен, я как-то готов даже любоваться им. Но есть в нем что-то сиротливое и <нрзб>, и сквозь веселую тихость сквозит глубокая печаль <…>

207.     В.Ф.Эрн – Е.Д.Эрн <4.09.1910. Москва – Тифлис>

4 сентября 1910 г.

<…> Я тоже не беспокоюсь по существу[825]825
  Речь идет об утверждении В.Эрна в должности приват-доцента в Московском Университете.


[Закрыть], но мне неприятно во-первых толкаться по канцеляриям. во-вторых не иметь возможности брать из Университетской библиотеки книги. Это мешает занятиям. Статья Франка обо мне уже появилась[826]826
  С.Франк. Философские отклики. О национализме в философии. //Русская мысль. 1910, №9, с. 162—171.


[Закрыть]. Бездна непонимания, извращения моих мыслей и ожесточенная критика. Сначала это меня огорчило. Но потом я обрадовался. Значит, задела моя статья за живое, и столь сильно, что Франк, культурный философ Франк, заволновался и растерялся. Мне ничего не будет стоить разделать его так же, как я разделал «Логос»[827]827
  См. примеч., к п. 197


[Закрыть]. Я буду изысканно вежлив, но идейно буду палить из пушек. Нечего говорить, насколько значительна для меня поддержка друзей. Я вчера пошел к М.О.Гершензону, который назвал мою статью чудесной, и если был несколько недоволен, то только потому, что я слишком важные вещи говорю по поводу такого ничтожества, как «Логос». Статье Франка он рад как поводу, дающему мне возможность ответить. Я у него долго сидел, и он меня просто очаровал тонкой духовностью своего облика, меткостью и силой некоторых своих характеристик, огромным вниманием к самому главному. Я бы очень хотел с ним сблизиться. Он приглашал к себе и обещал непременно зайти ко мне. У нас общие друзья: А.Н.Чеботаревская, которую он знает 15 лет, и С.Н.Булгаков, перед которым он благоговеет <…>

208.     В.Ф.Эрн – Е.Д.Эрн <6.09.1910. Москва – Тифлис>

6 сентября 1910 г.

<…> Я все хожу, но дело с утверждением движется очень медленно <…> Сегодня Челпанов определенно сказал мне, что утверждение и заграничная командировка – два совершенно разных дела, если б меня даже сейчас не утвердили, все равно бы командировка шла своим чередом. Завтра на факультетском заседании Л.М.Лопатин сделает письменное представление о командировке, и это главное дело будет пущено таким образом в ход[828]828
  См. заявление заслуженного профессора Л.Лопатина и ординарного проф. Г.Челпанова «о предоставлении приват-доценту В.Ф.Эрну заграничной командировкина два года для написания магистерской диссертации, с содержанием из сумм Министерства.» //В.Ф.Эрн: Новые документы и материалы. Публикация и комментарии В.А.Волкова и М.В.Куликовой. //Начала, № 3, М., 1993, с.134—135. В нем, в частности, сказано: «... В.Ф. Эрн представляет из себя уже определенную величину в русской философской литературе. Человек многосторонней начитанности и даже учености, живой и даровитый писатель, с твердыми, ясно сложившимися убеждениями, он заставляет много ждать от себя в будущем. Напечатанные до сих пор статьи его невольно обращают на себя внимание искренностью своего тона, оригинальностью взглядов и диалектическою тонкостью аргументации. Темою своей будущей магистерской диссертации В.Ф. Эрн избрал всестороннее рассмотрение проблемы познания, как в ее историческом развитии, так и в ее в систематической нормальной постановке. Для успешной разработки этой темы В.Ф. Эрну необходимо посещение европейских библиотек в Париже, Лондоне и Флоренции, а также возможно более близкое ознакомление с течениями философской мысли в современной Германии. Считаем необходимо отметить, что В.Ф.Эрн вполне хорошо владеет новыми языками».


[Закрыть]. Теперь утверждение меня интересует как значительно меньше, чем вопрос о том, какого числа я начну свои лекции <…>

209.     В.Ф.Эрн – Е.Д.Эрн <11.09.1910. Москва – Тифлис>

11 сентября 1910 г.

<…> Сегодня я много сделал: кончил ответ Франку[829]829
  В.Эрн. Культурное непонимание. Ответ С.Л.Франку. //Русская мысль, 1910, т.10, ч. 2, с.116—129.


[Закрыть]. Конец самый ехидный. Отнес посылку на почту <…> Сегодня же сходил к портному и заказал костюм <…> Я еще успел позаниматься в Румянцевской <…>

210.     В.Ф.Эрн – Е.Д.Эрн <12.09.1910. Москва – Тифлис>

12 сентября 1910 г.

<…> Ты можешь поздравить себя и меня с удачей. Я предложил издательству сборник своих статей[830]830
  Речь идет о выедшей впоследствии книге В.Эрн. Борьба за Логос. Опыты философские и критические. «Путь», М., 1911.


[Закрыть] – приняли с полной охотой, даже с сочувствием. Во-первых, это даст мне несколько сот рубей, которые нам так необходимы, чтобы пережить зиму. Во-вторых, разбросанное будет собранное воедино и моя «литературная личность» будет «закреплена». Кроме того, мне приятно покончить со всеми этими набросками для того, чтобы спокойнее приступить к созиданию в больших масштабах. Издать эту книгу и Сковороду, затем уехать заграницу – вот поистине лучшее, что я могу придумать для себя, как писателя <…>

Сегодня я был у Сергея Николаевича (он приехал уже несколько дней тому назад, но мы виделись мельком). Мы разговорились. Он пишет большую книгу свой Лебенсщерк[831]831
  труд всей жизни (нем.)


[Закрыть] – «Философия хозяйства». Читая летом мою статью, он был прямо поражен, до чего мы «перекликнулись». Он у меня читал то, что в другой связи мыслей, сам писал в это время. Но т.к. его область хозяйства – а моя теория знания – мы не можем встретиться в развитии мыслей и, так сказать, повторять друг друга, но об двух различных предметах будем говорить с существенно одной и той же точки зрения. Это духовная солидарность нас взаимно радует. У С<ергея> Н<иколаевича> вид нехороший, также и у Е<лены> И<вановны>. У него что-то с сердцем неладно. Он говорит, что прошлогодний удар[832]832
  Смерть пятилетнего сына Ивашечки.


[Закрыть] им еще не изжит, или если изжит, то из него он вышел надломленным и надломленность эту остро ощущает. У него глаза при этом были такие страдальческие, что я внутренно как-то сотрясся и целый день ходил подавленный <…> Пожалуй, у меня к впечатлению примешался смутный и тайный страх: хрупок Сергей Николаевич – у меня мелькнула мысль, что он может уйти… Эта мысль открыла мне сразу, как бесконечно дорог мне С.Н.! <…>

211.     В.Ф.Эрн – Е.Д.Эрн <15.09.1910. Москва – Тифлис>

15 сентября 1910 г.

<…> В эти дни у меня была масса встреч и впечатлений. И одно выбивает другое, не успев до конца осесть в душе. Вчера виделся с Белым. Я несколько раз к нему заходил все не заставал. Вчера – вернувшись от Булгакова, вижу на столе пакет и записки. Был Белый, принес свои книги "Символизм"[833]833
  Андрей Белый. Символизм. М. 1910.


[Закрыть] и «Луч зеленый»[834]834
  Андрей Белый. Луч зеленый. М. 1910.


[Закрыть]. Мне непременно захотелось его увидеть, пошел к нему: говорят в «Мусагете»[835]835
  Книгоиздательство «Мусагет», которым руководили Эмилий Метнер, Андрей Белый, Сергей Гессен и др.


[Закрыть], я в «Мусагет». Отворил Б<орис> Н<иколаевич>. Он был занят и, мы успели поговорить немного. Условились встретиться как следует на днях. Он непременно захотел представить меня «мусагетчикам». Можно сказать, попал в самые «щи»[836]836
  Намек на поговорку – «попал как кур в ощип», то есть оказался в неожиданной ситуации – традиционно искажаемую.


[Закрыть]. Много молодых людей, элегантно одетых и в достаточной степени вежливых, немного даже не по-русски. Представь: благодарят за мою статью. Несогласны, спорят, но как с противником для них важным и нужным. Спорил и Б<орис> Н<иколаевич>, а потом ушел (было дело). Я присмотрелся ближе к Гессен[837]837
  Гессен Сергей Иосифович (1887—1950), философ-неокантианец, последователь Риккерта, один из основателей книгоиздательства «Мусагет», постояныый оппонент В.Эрна. Его рецензия на книгу «Борьба за Логос» под названием «Неославянофильство в философии» содержит резкую критику и обвинение в философском дилетантизме.


[Закрыть] и увидел, что они ужасно все молодые, зеленые, увлеченные и еще почти слепые, но вообще преисполнены самых лучших намерений. По существу об их «Логосе» я думаю то же, что писал, но по форме я бы гораздо больше их щадил, если бы знал их лично. И даже любят Россию и православные! Скрывать патриотизм свой – их тактика. Словом, прелестные молодые люди! Они всячески меня к себе приглашали, подарили мне свои издания, и Б<орис> Н<иколаевич> взял обещание с меня, что я приду на чтение повести одного молодого, по словам Б<ориса> Н<иколаевича> очень талантливого поэта Б<ориса> Садовского[838]838
  Садовской Борис Александрович наст. фам. Садовский(1881—1952) – поэт, прозаик, критик, историк литературы.


[Закрыть], здесь же присутствовавшего.

Сегодня я был по делу в редакции "Вопросов философии и психологии". Застал там Лопатина, который заспорил со мной о первой части статьи, печатающейся сейчас в их журнале[839]839
  В.Эрн. Природа философского сомнения. //Вопросы философии и психологии, 1910, т.5, с. 309—324.


[Закрыть], заспорил упорно, так что я непременно должен был отвечать и очень принципиально. Критика Лопатина сильна, но я чувствую, что моя позиция сильней, и наш спор все углублялся. Вдруг кто-то стукнул в дверь. Лопатин говорит: войдите. Вошла княгиня П.Трубецкая, жена покойного князя С.Н.Трубецкого[840]840
  Трубецкая (урожденная Оболенская) Параскева Владимировна (1860-1914).


[Закрыть]. Спорить конечно перестали, все обратились к ней. Она села и стала отвечать на вопросы, говорить о своих детях. Если спор Лопатина произвел на меня некоторое впечатление, то княгиня произвела на меня огромное впечатление. Я, можно сказать, впился в нее своим вниманием, стараясь разглядеть всю ту сложную, богатую и неизвестную мне жизнь, которая с ней связана, и живую часть которой она составляет. Я за ней чувствовал С<ергея> Н<иколаевича> и внимал с благоговением. Мне ужасно много открылось такого, впрочем, неуловимого, что словом не выразишь. Меня поразил ее изящный, благородный, строгий облик. Она вся в черном, уже немолодая, но в чертах лица, в фигуре тонкая духовность и какая-то <нрзб> замкнутость. Она с любовью, проникновенно, как художник говорила о своих детях, и все время чувствовалась какая-то граница, ясно ею соблюдаемая. Она говорила интимно, интересно и в то же время как-то издалека, из какой-то духовной дали. И потому о себе, о своих чувствах ни слова.

Уходя и прощаясь, она сказала мне: "Я очень рада, что познакомилась с Вами." У меня почему-то есть предчувствие, что с ней я еще познакомлюсь поближе.

Когда я прочту "Луч зеленый", пришлю тебе. Это статьи Б<ориса> Н<иколаевича> о русской литературе, ты их прочтешь с увлечением <…>

212.     В.Ф.Эрн – Е.Д.Эрн <27.09.1910. Москва – Тифлис>

27 сентября 1910 г.

<…> Мне очень хотелось бы, чтобы ты приехала ко мне так, чтобы попасть на торжественное заседание нашего общества, посвященное памяти Вл. Соловьева (10-летие! со дня смерти). Мы хотим обставить это заседание возможно полнее, теплее и торжественнее. Будет читать А.Белый свои воспоминания о Соловьеве, хотим просить Вячеслава, по всей вероятности выступят Булгаков и Бердяев, – я задумал прочесть доклад на тему "Соловьев и мы". Т.е. какими сторонами своимижив Соловьев в современности. Если я напишу, но напишу патетически, ибо даже думаю на эту тему с трепетом <…>

Сейчас вечер. Подают самовар. Я сейчас сяду в кресло, которое так любил Волжский и отдамся мыслям, ибо устал и работать не могу <…>

213.     В.Ф.Эрн – Е.Д.Эрн <1.10.1910. Москва – Тифлис>

1 октября 1910 г.

<…> Вчера вечером был у меня Сергей Николаевич. Долго-долго сидели мы с ним. Планы и замыслы у нас огромные. Подождем пока что-нибудь осуществится – пока говорить не будем. Видеться с С<ергеем> Н<иколаевичем> для меня всегда радость высокая и сильная. Он все более делается для меня дорогим и душевно родным.

Так как как ты хочешь занятий, я купил для тебя несколько книг, которые скоро вышлю. Между ними "Серебряный голубь" А.Белого. Я читал эту книгу несколько дней – был под огромным ее впечатлением. Вещь огромная и в смысле литературном изумительная. Но я не буду пока об ней говорить. Когда ты прочтешь, тогда поделимся впечатлениями. В посылку вложу и фельетон Мережковского о "Серебряном голубе". Фельетон паскудный и гадкий и все же интересный. Затем пришлю две книжки о Грезе[841]841
  Грез Жан Баттист (1725—1805) – французский живописец-сентименталист.


[Закрыть] и Рафаэле. Они мне попались случайно, а ты прочтешь с интересом. О Грезе написано хорошо. Здесь же по 8 картин в красках, исполненных очень недурно. Я несколько переменил свое мнение о Грезе. В нем есть своеобразная поэзия, небольшая, неглубокая, но все же подлинная. Прозрачность и мягкость его красок меня в этот раз тронули, и я с удовольствием смотрел на эти девичьи фигуры. О Рафаэле написано хуже, но тебе все же приятно будет прочесть, вспомнить Уфицци и галерею Питти[842]842
  Знаменитые флорентийские галереи, где хранятся в частности картины Рафаэля.


[Закрыть]. Если эти книги тебе понравятся, я пришлю тебе и другие – их уже вышло довольно много <…>

Чтоб тебя развлечь – посылаю тебе 2 стихотворения[843]843
  В архиве не сохранились.


[Закрыть]. Одно из них меня замучило, потому что родилось, когда я лег в постель. Вместо сна стали лезть рифмы, пришлось встать, зажечь свечку и записать их <…>

Сегодня чувствую себя неважно. Пошел в Румянцевский музей. Пристально смотрел Иванова[844]844
  Иванов Александр Иванович (1806—1858) – художник; его картина «Явление Христа народу» (вместе с этюдами к ней), была в то время вывешена в специально построенном для этого павильоне во дворе Румянцевского музея.


[Закрыть]. Если бы я был свободен и более подготовлен, я бы, кажется, написал целую книгу об Иванове. Столь он богат и интересен. Мне кажется, я понял в нем сегодня самую суть: в нем гениальна периферия. В подсознательном он был полон веичайших видений, глубоких восторгов. Но его сознание не вмещало его гения. Его акварельные наброски (около 300 штук), там, где рука его творила, движимая первоначальным порывом, без контроля сознания, и там, где видение представало ему издалека, в общих контурах, вмелодии красок – он сверхъестественно хорош. Но как только он, как бы боковым зрением пытался уяснить – приблизить к своему сознанию – гениальность блекла и четкость контуров и анатомическая разработка деталей – почти совсем уничтожала благоуханность и изумительность первоначального его творческого порыва. Это можно доказать его акварелями, и это так объясняет его внутреннюю драму <…>

214.     С.Н.Булгаков – А.С.Глинке[845]845
  РГАЛИ, ф.142, ед.хр. 198, оп.1, лл. 119—120об. Из Москвы в Симбирск.


[Закрыть] <1.10.1910. Москва – Симбирск>

1 октября 1910 г.

Покров Пресвятой Богородицы

Милый Александр Сергеевич!

Последний месяц я каждый день собирался писать Вам, но все что-нибудь мешало, сначала переезд, затем дела, а, главное, я все надеялся дождаться известия о Вашем "Достоевском" и сообщить Вам о нем, но так и не дождался. Григория Аексеевича еще нет в Москве, слышно, что он в состоянии острой неврастении, еще приготовил ли отзыв… Во всяком случае, на днях он должен быть в Москве, я, как только узнаю, тотчас напишу Вам.

Письмо Ваше о тяжелой жизни Вашей только обострило то чувство, с которым я всегда думаю о Вас, с болью, заботой и тревогой. Да укрепит Вас Господь! Тревожно, что Вы сообщаете о здоровье Ольги Федоровны. Что это? В нашей семье относительно благополучно, хотя здоровье Елены Ивановны вообще таково, что всегда чувствуешь себя под Домокловым мечом, а теперь в особенности. С тех пор, как смерть вошла в нашу жизнь, конечно, доверие к жизни утрачено, вместо него в лучшие минуты – доверие к Промыслу, в худшие – легкомыслие.

За лето у меня были исключительно тяжелые переживания (о которых не стоит рассказывать – семейные). Так что весь август я болен экземой. Но и работал летом, – опять в отвлеченно-соловьевском плане, пишу "философию хозяйства". работа меня захватывает, но плезна ли она для души, – можно сомневаться. Здесь же я задавлен огромным количеством занятий с лекциями и практическими занятиями.

С издательством дело стоит крепко, и с Маргаритой Кирлловной иметь дело только приятно и в личном, и в деловом отношении. Лишнего в отношениях нет ничего. Масса забот и вопросов организационно практического характера, которые распутываем пока (да я думаю и не пока) мы с Владимиром Францевичем. Бердяева в Москве пока нет. Деловые качества Маргариты Кирилловны, кажется, надо ценить высоко. В ноябре выйдут первые издания: мой двухтомный сборник, Соловьев, Киреевский. Затем переводы пойдут.

Здоровье Владимира Францевича, хотя получше его прошлогоднего, но все же остается надломленным и тревожит.

Флоренский нынче летом женился, для всех неожиданно, произошло это, как я теперь понимаю, в аскетическом плане, без всякого романтического элемента. Со стороны жалеют, даже авва, а В<ладимир> Ф<ранцевич> совершенно за него спокоен, у меня тоже впечатление от него вполне благоприятное, точнее, – все его проблемы остаются при нем и теперь, а м<ожет> б<ыть> жизнь будет и действительно проще, к чему он так стремится. В Академии тяжко, и он не скрывает, что стремится уйти в попы, – в деревню, – это остается все-таки.

Авва неважен, потускнел еще больше, я его мало видел, потому что это время он живет у Троицы. Пребывает, конечно, в своей простоте.

Религиозно-философское общество мы с Владимиром Францевичем думаем открыть в ноябре, в этом году юбилейные заседания о Хомякове и Соловьеве будут (читали ли Вы об униатстве Соловьева письмо Ник. Толстого в "Русском слове"[846]846
  Толстой Николай. Вл. Соловьев – католик. Письмо в редакцию //"Русское слово", 1910, № 192.


[Закрыть]? Это страшно важно и интересно).

Вчера мы с Владимиром Францевичем до полночи обсуждали проекты изданий и, между прочим, сборников оригинальных статей на разные темы и долго говорили о желательности, но и трудности сборника о православии, в котором все мы, православные, (от Михаила Александровича[847]847
  М.А.Новоселов.


[Закрыть] или даже Антония[848]848
  Еп. Антоний (Флоренсов) см. биогр. примеч. к п. № 109 или архиеп. Антоний (Храповицкий) см. прим. к п. № 110.


[Закрыть] до Караулова[849]849
  Караулов Василий Андреевич (1834—1909) – общественно-политический деятель либерального направления.


[Закрыть] или Карташева) высказали бы свое исповедание о Церкви. Это было бы церковное, а не литературное только дело, важнее «Вех». Вы поймите, в чем дело. Отзовитесь, как думаете. Также, если у Вас явится мысль об альманахе литературно-критического и религиозно-философского характера, – сообщите. Надо было бы также в интересах популярности издательства, какой-нибудь вехообразный, хлещущий сборник, который бы потом трепали во всех газетах.

Мы думали и об этом, но пока еще не придумали. Относительно переводов для Ольги Федоровны. Сабашникова еще нет в Москве. Думаете ли Вы, что она возьмет религиозно-исторический или философский перевод? Прощайте. Да хранит Вас Христос!

Целую Вас. Любящий Вас С.Б.

215.     В.Ф.Эрн – Е.Д.Эрн <3.10.1910. Москва – Тифлис>

3 октября 1910 г.

<…> Вчера я виделся с Д.Н.Егоровым, который разъяснил мне, что "проволочка" в моем утверждение – явление нормальное и что мне еще придется ждать долго, та не со мной – так со всеми.

<…> Представь, разговоры о моей летней статье все продолжаются. Гессен и вообще мусагетчики[850]850
  См. примеч. к п. № 211.


[Закрыть] хотят устроить публичный диспут. Я ничего не имею против. Мы с С<ергеем> Н<иколаевичем> думаем, что лучше всего это сделать в нашем обществе. Я прочту что-нибудь (например, о Сковороде), а затем начнется баталия. Гершензон, у которого вчера мы с С<ергеем> Н<иколаевичем> провели вечер, настаивает, чтобы «Русская мысль» прислала стенографа и наши дебаты напечатала. Между прочим, Гершензон сообщил, что у него был Гессен – видимо, мой тогдашний визит в «Мусагет» на Гессена произвел впечатление. Он <нрзб> поддался и уже иначе говорит и о русской философии, и о многом другом. С Гершензоном у нас вышел вчера самый оживленный разговор о православии, после которого мы с С<ергеем> Н<иколаевичем>, идя по улице, просто восторгались душевным складом Михаила Осиповича. Он многого непонимает, но его психика столь страстна, столь прозрачна, столь трепетна и чиста, что, соприкасаясь с ней, невольно чувствуешь радость и восхищение. С<ергей> Н<иколаевич>. очень хорошо сказал: «уж если он войдет в Церковь, – мы сразу все останемся позади.» Такие люди, как Михаил Осипович, невольно заставляют внутренно сказать: благословен народ еврейский! <…>

216.     В.Ф.Эрн – Е.Д.Эрн <6.10.1910. Москва – Тифлис>

6 октября 1910 г.

<…> Эти дни я устал. Пришлось много бегать; заседания, разговоры, обсуждения, посещения и т.д. несколько дней подряд заставили меня поздно ложиться, и я так счастлив, что сейчас, кончив тебе письмо, рано лягу спать. Работать нужно очень много. Везде железо горячо и везде нужно ковать. Ставится издательство, составляется курс, и, к моему изумлению, мысли, брошенные мною в статье о Логосе, породили целый ряд личных откликов, и то тут, то там, то с одним, то с другим приходится столкнуться то в полемической сшибке, то в интимном разговоре. Я могу с радостью констатировать: как-то очистилась атмосфера. Во всех встречах, свиданиях, разговорах, в которых мне приходится быть участником или просто присутствовать, я наблюдаю гораздо большую искренность, простоту, задушевность, чем раньше. В атмосфере что-то перебесилось. И пока наступили хорошие, ясные дни. На долго ли – не знаю – м<ожет> б<ыть> перед новой грозой. Но вспоминая кошмарное время "свенцицкианства", я с радостью вижу как теперь все по-иному, как "серый" не так нахально путается во все. Ох, как хотелось бы, чтобы я не ошибся.

Вчера зашел за мной Белый и предложил выйти на улицу (у нас стоят великолепные дни). Пошли в Третьяковскую галерею. Я давно в ней не был и был совершенно ошеломлен, когда бы увидел "прибавления", то есть, главным образом, Морозовский дар[851]851
  Список икон и картин, пожертвованных М.К.Морозовой Третьяковской галерее: ОР РГБ ф. 171; ф. В.Бонч-Бруевича.


[Закрыть]. Врубель, Врубель! Борисов-Мусатов! Какие огромные произведения! Пан Врубеля титаничен, колоссален, гениален – нечто всемирное, вселенское, нечто такое, что в веках занимает особое место. Как хороши перлы новой французской живописи, собранные в отдельной комнате! Но какой горой, снежной горой, высится Врубель над всеми этими Гогенами, Монэ, Дегазами, Каррьерами! Сейчас в русской живописи есть много великого и достойнейшего. Как увлекательны Серов, Бакст, Малявин! <…>

217.     В.Ф.Эрн – Е.Д.Эрн <8.10.1910. Москва – Тифлис>

8 октября 1910 г.

<…> Я стараюсь больше заниматься. Мне нужно ужасно много прочесть. Тот путь, на который уже определенно вступила моя мысль, – требует внимания ко всему, и у меня усилиась жажда узнать возможно больше во всех отраслях знания. Все, что я читаю сейчас, только распаляет жажду, и когда я сколько-нибудь удовлетворю ее, – я и не предвижу. Больше, чем когда-нибудь чувствую потребность учиться, т.е. посильно и созерцательно воспринять в себя опыт человечества. Я чувствую, что то, что я должен сказать, должно быть высказано в соответствующей форме – мне нужно утончить свое зрение и закалить свое оружие <…>

218.     В.Ф.Эрн – Е.Д.Эрн <14.10.1910. Москва – Тифлис>

14 октября 1910 г.

<…> Вчера был мой доклад[852]852
  Из открытки от 13 октября (Архив Эрна, частное собрание): «Я прочту (в измененном виде) свою вступительную лекцию (т.е. о русской философии)». Впоследствие эта лекция была опубликована под названием «Основной характер русской философии» в книге В.Эрна"Г.С.Сковорода".


[Закрыть]. Ну и каша заварилась! Форменная свалка! Тот налет легкой скуки, который иногда так неприятно бросался в глаза в наших прежних заседаниях – заменился бурным рвенем. Все захотели говорить. Все метали и рвали, друг друга не слушая и не вполне понимая. Несомненно было заметное «выхождение из себя». А.С.Петровский[853]853
  Петровский Алексей Сергеевич (1881—1958), активный член кружка «аргонавтов», близкий друг Андрея Белого, антропософ, сотрудник издательства «Мусагет». С 1907 г. работал в Румянцевском музее, затем в ГБЛ. Переводчик «Авроры» Якоба Бòме («Мусагет», 1914) и ряда других философских и эстетических работ. Наследник рукописной библиотеки из круга Н.И.Новикова; передана им в 1919 г. в Румянцевский музей. Один из строителей первого антропософского храма (Гетеанума) в Дорнахе. В 1931 был арестован, провел два года в ссылке. Составил вместе с К.Н.Бугаевой и Д.М.Пинесом описание литературного наследия А.Белого. Цит. по: М.Сабашникова. Зеленая змея. История одной жизни. М., 1993, с. 366, 374.


[Закрыть], с удовольствием потирая руки, при выходе мне сказал: «Хорошо грызлись, очень хорошо». М.О.Гершензон стычкой был очень доволен. О моем реферате говорили много лестного. В.А.Кожевников, например, с большой горячностью сказал: «В истории русской философии Ваш доклад – настоящее событие». Что же касается меня, то я прениями хотя и был увлечен, но внутренне остался ими очень мало доволен. У моих противников, Гессена, Гордона[854]854
  Гордон Григорий – русский философ, последователь Марбургской школы.


[Закрыть], Вышеславцева[855]855
  Вышеславцев Борис Петрович (1877—1954), философ, в то время сторонник трансцендентального идеализма.


[Закрыть], особенно у двух последних), говоривших очень много и длинно, – я ощутил такой примитивизм мысли, такую элементарность и тяжеловесность мозгов, что прямо был удивлен… отчасти приятно: я сильнее ощутил правоту своих философских позиций. С.Н.Булгаков определенно и сильно взял мою сторону, князь все хотел занять позицию между двух стульев, а Белый, начав за здравие, кончил за упокой, и сказавши, что совершенно согласен со мной и разделяет мою точку зрения, неожиданно (м<ожет> б<ыть> и для себя) наскочил на меня «слева». Брюсов также захотел говорить. Но так как слово ему досталось в половине первого – за поздним временем отказался. Кончилось заседание в час ночи. Жалею, что не было Николая Александровича. Он – по определению Вяч. Иванова, – «проникнутый пафосом пикадора», очень был бы в своей стихии вчера <…>

219.     В.Ф.Эрн – Е.Д.Эрн <18.10.1910. Москва – Тифлис>

18 октября 1910 г.

<…> Вчера, когда я в сумерках лежал в ожидании, когда можно будет зажечь лампу, – вдруг пожаловал Павлуша, за Павлушей – "Вася", за Васей, Анна Михайловна[856]856
  Василий Михайлович Гиацинтов и Анна Михайловна Флоренская (Гиацинтова).


[Закрыть]. Я был ужасно рад. Накормил их обедом (они приехали на «Евгения Онегина» и с утра не ели), и потом за самоваром мы провели несколько очень хороших часов. Отчасти болтали, отчасти говорили. Мне сейчас Павлуша ужасно нравится. С радостью вспоминается наша дружба. Он опять ко мне стал относиться дружественно. Он на редкость светел, духовен, трезвен и весел. Меня всегда чарует его природная, врожденная тонкость[857]857
  Примерно к тому же периоду, по-видимому относится характеристика В.Эрна из письма П.Флоренского третьему лицу, которую приводит Е.Герцык: "Мир души – вот что нужно оттенить в Эрне, реализовавшем слованашегосвятого, апокалиптического Серафима: «Радость моя, радость моя, стяжи мирный дух, и тогда тысячи душ спасутся около тебя!»
        Мир духа – это не нирвана, наоборот, это повыение жизненного пульса, так что и радость с горем становятся конкретнее и сочнее. Но сознание всякий раз допускает в себя только осиянную сторону и не дает врываться хаосу. Для Эрна зло не абстракция, он относится к злу как к чему-то чуждому и внешнему, с викингской яростью нападает на него… Одним утром, когда я лежал еще в полусне, мой друг разговаривал в соседней комнате с проворовавшимся мужиком и убеждал его покаяться. Ты знаешь, как нестерпимы для меня все наставления и морализования. Навязчивость их, обычное неуважение к живой личности во имя принципа заставляет из одного протеста поступить наоборот… Но тут – тут впервые может быть я услыхал голос власть имущего. Такая убежденность в силе добра в каждой ноте его голоса, столько любви, уважения к личности в его речах, простых и безвычурных, что я был потрясен.
        Я видел действие Эрна на других. Но я знаю больше. Однажды Эрн и я были вынуждены прождать со сторожем на вокзале всю холодную ночь в сторожевой будке. Обессиленный двумя бессонными ночами и иззябший я невольно опустил голову на колени друга и заснул. Во сне он явился мне сияющим Архангеом, и я знал, что он отгоняет от меня все злые силы. Может быть в эту холодную ночь, голодный и измученный, впервые за всю жизнь я был безусловно спокоен."Е.К.Герцык.Воспоминания.


[Закрыть]. Жена очень нравится. Чувствую, что первоначально схватил правильно. Все очень прочно и в существе хорошо. Павлуша, увидев твою карточку, очень одобрил и сказал: «Совсем как картина!» Таким образом ты можешь не беспокоиться. Рекорд остаеся за тобою и не думаю, чтоб его было так легко у тебя перебить! <…>

Теперь у меня есть аппарат, и если я, Бог даст, поправлюсь, я поснимаю всех наших друзей, начиная с Нади и кончая Бердяевыми, которые, кажется, должны приехать. Это снимание мне очень улыбается, потому что знаю, что тебе доставит большое удовольствие. Может получиться занятная "коллекция", где один за другим будут сняты: Рачинский, Надя, Павлуша, Л<идия> Ю<дифовна> и т.д. А если поеду в Петербург (мне нужно по делам) – то захвачу и Вячеслава со всеми обитателями башни[858]858
  Часть фотографий сохранилась в архиве Эрна.


[Закрыть] <…>

220.     А.К.Герцык – В.Ф.Эрну[859]859
  ОР РГБ, ф.348.2.20, л. 1.


[Закрыть] <19.10.1910. Москва—Москва>

<…> Мы с Дмитрием Евгениевичем[860]860
  Жуковский Д.Е., муж А.Герцык.


[Закрыть] уже перебрались на свою квартиру (близ Красных ворот, Хлудовский тупик, д. 5, кв. 5). но если Вам ближе и удобнее – приходите в Мал<ый> Ивановский пер. д. 4, где Вы бывали у моей сестры. Я могу придти туда. Одним словом – где и когда хотите. Буду ждать Вашего ответа.

Искренне уважающая Вас Аделаида Герцык-Жуковская.

221.     В.Ф.Эрн – Е.Д.Эрн <22.10.1910. Москва – Тифлис>

22 октября 1910 г.

<…> Ты очень честолюбива за меня, а потому скажу еще, что С<ергей> Н<иколаевич> разговаривал с Рачинским о моем реферате и, осуждая некоторые мои приемы в прениях, сказал Рачинскому, что будет записано в историю мое выступление против "Логоса", ибо я дал им отпор, с чем Г<ригорий> А<лексеевич> согласился. Это мельком и конфузясь передал сам С<ергей> Н<иколаевич>. Нельзя отрицать, что в нашем столкновении столкнулось что-то историческое, то, что сто раз уже сталкивалось в нашей истории[861]861
  В своем выступленииЭрн вступил в бой с новейшей западной философией, смеонизмом  <от греч. /span>мчŸ щн– не сущий>европейской мысли, оторванной по его мнению от бытия, утерявшей чувство природы. По мнениюЭрна путь восхождения человека к полноте своего умопостигаемого существа неминуемо лежит черезЦерковь, и гносеология сливается с аскетикой и учением восточных отцовцеркви о духовнойжизни. Смысл своего философского дела самЭрн видел в борьбе против психологизма – за онтологию не только в философии, но и в общественном сознании, в защиту религиозной культуры. Психологизм в его понимании порожден индивидуализмом Реформации, а онтологизм возможен лишь на Востоке, в Православнойцеркви, сохранившей благодаря верности святоотеческому наследию онтологизм платоников. Отчасти он свойственен и католической традиции, но лишь в той мере, в которой она сохраняет верность наследию неразделеннойцеркви. Со свойственным ему радикализмомЭрн делает выпад против всего направления. «Кантианство (а не мировоззрение Канта), – пишет он, – всецело умещается в рамки рационализма. Составители „Логоса“ находятся всецело во власти двух основных принципов всей новой философии, нашедших в кантианстве свое завершение: первый явный, всепроникающий принцип – рационализм, второй – меонизм»>.Это выступление положило начало острой полемике между  «путейцами» и «логосовцами».
  Далее Эрн переходит к центральной теме своей философской борьбы – Логосу. Он употребляет этот непостижимый термин античной философии и христианской мистики для обозначения цельного и органичного знания, которому присуще гармоническое равновесие ума и сердца, анализа и интуиции. Эрн даже обозначает свое философское построение терминомлогизми утверждает, что «<…> культура поглощается прогрессом материальной цивилизации. Я считаю, что „логизм“, понятый в самом глубоком и самом широком смысле, может быть признан истинным и действенным лозунгом не только в борьбе за философскую истину, но и в трагической борьбе за культуру».


[Закрыть].<…>

222.     В.Ф.Эрн – Е.Д.Эрн <25.10.1910. Москва – Тифлис>

25 октября 1910 г.

<…> Сейчас я устал, потому что пришлось и вчера и сегодня по два раза выходить. Во-первых, обедал у Шеров. Во-вторых, вчера в 6 ч. вечера отправился к Аделаиде Казимировне Герцык[862]862
  Герцык Аделаида Казимировна (наст. фамилия – Лубны—Герцык, в замужестве—Жуковская), (1874—1925), поэтесса, прозаик, переводчица, критик, жена Д.Е.Жуковского, сестра Е.К.Герцык. Переводила Рескина, Нице, примыкала к кругу московских символистов, многолетняя дружба связывала ее с Н.Бердяевым, С.Булгаковым, Вяч.Ивановым. Московская квартира Жуковских в Кречетниковском переулке в 1910-е годы была литературно-философским салоном.


[Закрыть], которая очень хотела со мной повидаться. Ты с ней мельком познакомилась на реферате Вяч. Иванова. Очень вышло все мило. Бердяевы и Евгения Казимировна так расположили ее заочно ко мне, что мы встретиись как друзья и провели вечер как друзья. Это трогательно, что Бердяевы и Евг<ения> Каз<имировна> так меня помнят и любят. Все они очень ценят мою статью и много в ней нашли для себя. Аделаида Казимировна говорила, что они там в Судаке, прочитав мою статью и Франка, устроили импровизированное «заседание», для которого Ад<елаида> Каз<имировна> написала «Ответ Франку», Евг<ения> Каз<имировна> – «В защиту трансцендентивизма», а Николай Александрович устно сделал доклад на тему: «Проблема Франка», т.е. что из себя представляют Франки вообще.

Аделаида Каз<имировна> и ее супруг Дмитрий Евгеньевич Жуковский задавал мне очень серьезные вопросы и видимо остались удовлетворены нашей длинной беседой. Во всяком случае, мы еще будем видеться и очевидно сойдемся.

Я пишу ужасно вяло и это от усталости <…>

223.     В.Ф.Эрн – Е.Д.Эрн <27.10.1910. Москва – Тифлис>

27 октября 1910 г.

<…> Пожалуйста, поздравь от меня Карлушку: я утвержден! Для того, чтобы сделать ему удовольствие, готов заказать себе визитные карточки с обозначением "приват-доцентуры". <…> Теперь получу доступ в Университетскую библиотеку и мне гораздо легче будет заниматься. Я жду, чтобы ты приехала и тогда нужно будет созвать друзей и, так сказать, отпраздновать, т.е. "ознаменовать" <…>

224.     В.Ф.Эрн – Е.Д.Эрн <28.10.1910. Москва – Тифлис>

28 октября 1910 г.

<…> Ты представить себе не можешь, до какой степени оказались "действенными" моя летняя статья и реферат в Обществе. Они до сих пор взволновано обсуждаются. Позавчера у меня с Лопатиным было жаркое столкновение. Я-то молчал, говорил почти исключительно он. Но видно его здорово зарядили. Всякие Котляревские, Хвостовы и даже, как подозреваю, князь, интригуют ужасно. Явно и злостно перевирают. Несомненно это имеет свою плохую сторону. Но столь же несомненно и то, что в своих выступлениях я нащупал какой-то больной, но центральный нерв. Ярь, оживление, взволнованность – явные признаки этого. И еще глубже почувствовалось наше единство с Булгаковым. Травля ведется не против меня, а против нас, т.е. Булгакова, Бердяева, отчасти Гершензона и меня. Меня поражает, что разруганные мной мусагетчики, гораздо лучше относятся ко мне, чем, например, Рачинский, Трубецкой, Котляревский и пр. Г<ригорий> А<лексеевич> мечется и прядает. Князь злится за то, что мы кричим, что нельзя теперь спать; Котляревский, Хвостов интригуют по мелким мотивам. Лопатин заражается ими и тоже волнуется. Словом кавардак. Но внутри у меня спокойно и ясно. С С<ергеем> Н<иколаевичем> сообща мы решили, что время и обстоятельства для нас не из легких и потому нам необходима тактика. Интриге, косности, обывательскому раздражению, самовлюбленному сну и духовному маразму – необходимо противопоставить змеиную мудрость. Мы с С.Н. решили "застегнуть сюртуки" и больше не "откровенничать". А в своих атаках соблюдать постепенность и некоторый расчет. Когда я передавал С.Н. разговор с Лопатиным, он ужасно волновался – один раз воскликнул: "Но ведь они предают русскую культуру и в такую минуту!" <…>