Текст книги "Павел Филонов: реальность и мифы"
Автор книги: авторов Коллектив
Соавторы: Геннадий Гор,Вера Кетлинская,Евгений Кибрик,Олег Покровский,Владимир Милашевский,Евдокия Глебова,Петр Покаржевский,Александр Мгебров,Людмила Правоверова,Валентин Курдов
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 35 страниц)
Т. Н. Глебова [521]521
Глебова Татьяна Николаевна (1900–1985), живописец, график, художник театра, иллюстратор. С 1922 занималась росписью фарфора под руководством С. М. Чехонина. Посещала студию А. И. Савинова (1925–1927). Состояла в коллективе МАИ (1925–1932), участвовала во всех совместных работах и выставках. После раскола коллектива осталась с Филоновым, продолжала пользоваться его советами до 1941 года. В довоенные годы вместе с А. И. Порет была связана дружескими узами с обэриутами: Д. И. Хармсом, А. И. Введенским и др. В годы Великой Отечественной войны была в эвакуации в Алма-Ате, где познакомилась с художником В. В. Стерлиговым и стала его женой. С 1960 года вместе со Стерлиговым разрабатывала новый пластически-пространственный принцип.
[Закрыть]
Воспоминания о Павле Николаевиче Филонове [522]522
Т. Н. Глебова написала первый вариант воспоминаний о П. Н. Филонове в 1967 году. В 1978 текст был переработан. Его сокращенный вариант опубликован с комментариями Е. Ф. Ковтуна: Панорама искусств 11. М., 1988. С. 108–127. В настоящем издании публикуется полный вариант текста, машинописный экземпляр которого хранится в РГАЛИ. Ф. 2348. Оп. 2. Ед. хр. 6.
[Закрыть]
В 1925 году к нам в мастерскую А. И. Савинова [523]523
Савинов Александр Иванович(1881–1942), живописец, педагог. Окончил ВХУ при ИАХ в 1908 году. Учился у Я. Ф. Ционглинского, И. Е. Репина и Д. Н. Кардовского. С 1922 года был профессором Вхутемаса – Вхутеина в Петрограде – Ленинграде.
[Закрыть] , это была частная мастерская, организованная учащимися, кто-то принес книжку П. Н. Филонова «Пропевень о проросли мировой». Текст и картинки в книге произвели на меня и мою подругу Алису Порет [524]524
Порет (Порэт) Алиса Ивановна(1902–1984), живописец, график, иллюстратор. Училась в Рисовальной школе ОПХ (1917–1919), в 1920 поступила в Художественно-промышленный техникум, откуда была переведена без экзаменов в петроградский Вхутемас (1921) в класс К. С. Петрова-Водкина. Мастерскую Филонова начала посещать с 1925 года. Много занималась книжной иллюстрацией. В конце жизни начала работать над циклом мемуаров. См.: Порет А. И.Воспоминания о Данииле Хармсе. Предисл. В. Глоцера // Панорама искусств 3. М., 1980. С. 345–359; Порет рассказывает и рисует: Из альбома художника. Предисл., публ. и примеч. В. Глоцер// Панорама искусств 12. М., 1989. С. 392–408.
[Закрыть] сильное впечатление, и мы решили найти этого художника и сделаться его учениками.
Мы пришли к Филонову зимой в конце 1925 года. Он принял нас хорошо, но сказал, что никого не учит, и посоветовал нам работать самим. Он даже показал нам, как надо работать. Сейчас я знаю, что в 1925 году у Филонова уже были ученики. Может быть, наш вид показался ему не пролетарским, а может быть, нам повредили две молодые художницы, приходившие к нему. Об этом забавном посещении я узнала много позже со слов одной из них. Это были И. Вальтер [525]525
Вальтер Ирина Владимировна,ученица М. В. Матюшина (1923–1926).
[Закрыть] и Н. Ткаченко [526]526
Ткаченко Наталия Алексеевна,ученица М. В. Матюшина (1922–1926).
[Закрыть] . В то время, как Павел Николаевич объяснял им, как надо работать, – одна другой шепчет тихонько: «Как думаешь – ерунда?» Павел Николаевич услышал и в ярости вскричал: «Дуры, пошли вон!»
На другой день после посещения Филонова я в студии принялась писать мальчика-натурщика так, как учил Филонов. Пришедший А. И. Савинов заинтересовался моим этюдом и похвалил его. Это свидетельствовало о широте и терпимости взглядов А[лександра] И[вановича], но для меня его авторитет учителя был подорван. Мне казалось, что педагог, принимающий чуждый ему метод, проявляет мягкотелость, а следовательно, научить ничему не может. Почему работы П. Н. Филонова произвели на меня сильное впечатление и почему я захотела учиться именно у него?
20-е годы – время живых исканий новых путей в искусстве. В произведениях Филонова мне тогда нравилось: пластическая гибкость и как бы движение на холсте изобретенных им форм, преодоление единства времени и пространства, глубина и богатство цвета. Его работы действовали не только на внешнее зрение, но и на внутреннее, и казались сродни музыке, а музыкой я очень увлекалась [527]527
Т. Н. Глебова занималась в музыкальной школе в г. Рыбинске (1918–1921), затем училась в Петроградской консерватории (1921–1922). Ее увлечение музыкой разделяла и А. И. Порет. Дружеские отношения связывали подруг с выдающимися музыкантами: М. В. Юдиной, И. И. Соллертинским, Д. Д. Шостаковичем.
[Закрыть] .
Весной мы с Порет узнали, что Филонов получил мастерскую в стенах Академии художеств, где работает с группой учеников [528]528
См.: наст. изд., Лизак И. Л.Павел Николаевич Филонов.
[Закрыть] .
По наивности своей я не предполагала, что будучи в стенах Академии можно оставаться враждебным ей. Я собиралась летом готовиться к экзаменам, чтобы поступить в Академию учиться, и, набравшись сил, пошла к Филонову. Алиса Порет меня проводила до двери, со мной не пошла, она была ученицей Академии и, по-видимому, лучше меня понимала, что такое мастерская Филонова.
Когда я вошла в мастерскую, то была поражена: повсюду на стенах были приколоты большие листы бумаги с начатыми рисунками, на мольбертах стояли начатые холсты, все это были работы учеников, точь-в-точь подражающих работам учителя. Мне это очень не понравилось. Такое обезличивание всех присутствующих, да еще подозрительные и вызывающие их взгляды – все казалось неприятным. Я боялась потерять свою индивидуальность, и это заставляло меня колебаться, оставаться ли? Но потом я решила – если у меня есть индивидуальность, ее уничтожить нельзя, а если нет – то и жалеть нечего.
Павел Николаевич предложил мне начать большой рисунок. Я проработала там всего три дня, и вот как это было: приходили все в 8 часов утра, уходили в 8 часов вечера, обедать никто не ходил, все время рисовали, а Павел Николаевич читал вслух свою «Идеологию» [529]529
Краткий текст «Идеологии аналитического искусства» воспроизводит Е. Н. Глебова. См.: наст. изд., Глебова Е. Н.Воспоминания о брате.
[Закрыть] , которая в это время мне казалась очень трудной. Я часто ничего не понимала, и мучительная усталость овладевала мной. Изредка я выбегала в длинный академический коридор, чтобы ненадолго вырваться из этой обстановки и проглотить кусочек хлеба, принесенный из дома. Ученики держали себя развязно, с сознанием того, что они тоже делают революцию в искусстве. Ко мне они были недружелюбны. Было жарко, и некоторые из них сидели в купальных костюмах и трусах. Очень противно было их ненужное бесстыдство, а Филонов не обращал на это никакого внимания.
Павел Николаевич объяснил мне, как работать от частного к общему, прорабатывая каждый атом, стараться добиваться сделанности, равной консистенции вещей в природе, и сказал, что я могу рисовать все, что захочу.
Я начала. В мастерской Савинова мы рисовали обнаженную модель, и красота обнаженного тела здорово заехала мне в голову. С юности я больше всего остального любила русскую икону, мне очень нравились черные бездны зигзагами, так часто встречающиеся при изображении ада. Очень наивно я захотела сочетать красоту обнаженных фигур с красотою иконной бездны. Это было искусственное и нелепое сочетание. Одна нелепость тянула за собой другую. Я нарисовала красивую обнаженную фигуру, стоящую над иконной бездной, а другая фигура летела над ней в воздухе.
Павел Николаевич ходил и присматривался к тому, как я работаю, с явным неодобрением, а я старалась, чтобы моя работа не была похожей на все окружающие работы учеников.
На третий день Павел Николаевич подошел и стал высмеивать мой рисунок очень резко, говоря, что я рисую каких-то сутенеров с Невского проспекта. В ответ я сказала, что хочу нарисовать бездну. Он удивился и с подозрением на меня посмотрел, а потом вдруг сердито сказал: «Из какого ты монастыря? Просфор объелась!!! Да вас, может быть, Карев [530]530
Карёв Алексей Еремеевич(1879–1942), живописец, педагог. В предреволюционные годы участвовал в выставках «Венок», «Золотое руно», «Мир искусства». В историю живописи вошел как мастер натюрморта и городского пейзажа. В его живописной манере стремление передать эффекты освещения сочеталось со стремлением выявить архитектонику объекта. В 1920–1930-е годы Карёв был профессором Вхутамаса – Вхутеина – ИЖСА, но его живопись казалась руководству института излишне «формалистичной». Филонов в «Дневнике» приводит эпизод, позволяющий понять отношение к Кареву «властей предержащих». И. И. Бродский, директор ИЖСА, «ответил ученикам Карева, когда они просили его, чтобы он дал Кареву индивидуальную мастерскую: „Я не могу этого сделать! Вы еще попросите, чтобы я Филонову дал индивидуальную мастерскую“». См.: Филонов П. Н.Дневники. С. 373. Что касается Филонова, то умеренные пластические новации Карева и традиционный выбор тем для произведений у него вызывали раздражение. Известны случаи выпадов учеников Филонова против Карева. Так, на юбилейной выставке «XV лет РСФСР» (1932) В. В. Купцов грубо обругал художника. См.: Филонов П. Н.Дневники. С. 198.
[Закрыть] подослал? Ведь вы собирались в Академию поступать?»
По непониманию окружающей обстановки я, придя в мастерскую, рассказала о своем намерении поступить в Академию.
После таких его слов душевное равновесие меня оставило, я затряслась и заплакала от обиды, нанесенной мне.
Павел Николаевич почувствовал, что ошибся, и воскликнул как бы самому себе: «Что это, что это?» Потом стал меня утешать – усадил за стол, положил передо мной лист бумаги, дал в руку карандаш и сказал: «Плачь, а рисуй». Сел рядом, стал командовать. Велел начать с глаза, потом, когда я перешла к носу, я провела прямой нос, а он толкнул мою руку и сказал: «Не надо прямого, красивого носа, довольно нам Аполлонов бельведерских». Но я упорствовала, и нос на моем рисунке состоит из многих прерванных и снова начатых линий, так как Павел Николаевич каждый раз подталкивал мою руку, не давая сделать прямой нос. Морда получилась страшная, с тяжелой челюстью и маленьким лбом [531]531
Рисунок воспроизведен: Панорама искусств 11. С. 116.
[Закрыть] . Рисунок этот я храню как памятный первый урок.
Это было столкновение, оказавшее на меня сильное воздействие. В то время оно было мне полезно, потому что вывело меня из чисто личной сферы, но в дальнейшем много было внутренней борьбы для того, чтобы верно воспринять для себя учение Павла Николаевича. На другой день я в Академию не пошла и вообще больше туда не пошла, а уехала на дачу в Дубки. Там, внутренне потрясенная, я пролежала в лесу на поляне, вероятно, недели две в полном изнеможении. С утра я пошла на поляну, окруженную густым лесом, и, подстелив черный плащ, лежала до вечера, не в силах будучи ничего предпринять. Но вот раз утром я вдруг взяла акварель и начала писать старый дуб и еще одну работу с деревьями, облаками и с моей возлюбленной иконой бездной. Эту последнюю работу я впоследствии подарила М. В. Юдиной [532]532
Юдина Мария Вениаминовна(1899–1970), пианистка, педагог. Концертировала с 1921. Ее исполнению была присуща философская глубина интерпретаций. Отличалась независимым характером.
[Закрыть] . Я писала эти акварели от частного к общему, прорабатывая тонкой кистью каждую форму, как учил Филонов. В этих вещах принцип сделанности во мне заработал. Писать стало интересно, наступило успокоение, и путь, указанный Павлом Николаевичем, казался верным и единственным. Я решила, что пойду к нему не раньше, чем закончу эти две вещи. Делались они около полугода, я ведь была еще очень неопытна. Наконец акварели были окончены, я решила показать их Павлу Николаевичу. Было страшно, что он будет суров и что мои работы рассердят его. Обе акварели были застеклены. Дружившая со мной М. В. Юдина, подсмеиваясь, говорила, что их надо замедить, а не застеклить.
Комната Павла Николаевича в общежитии литераторов на Карповке двумя окнами выходила в сад. Когда я вошла, он сидел у окна за мольбертом и писал. Увидев меня, он очень обрадовался и сказал: «Я говорил товарищам, что вы придете, а они спорили, говорили – нет, она не придет». Прозвали меня «бездной». Павел Николаевич был очень снисходителен и внимателен к этим первым моим, конечно довольно слабым, работам.
С этого дня я стала приходить, приносить работы и посещать занятия по идеологии, которые бывали вечерами и на которых присутствовали все учащиеся у Павла Николаевича. Вскоре после этого Алиса Порет сделала свою первую работу по принципу сделанности и тоже пришла к Филонову.
Помню, как после занятий по идеологии, насмотревшись работ, висевших на стенах, мы шли домой и, казалось, что улица идет куда-то вверх, сливаясь с небом, и что в жизни продолжается этот необыкновенный новый мир…
Приходило очень много художников, но оставались немногие, среди приходивших был И. Шабанов [533]533
Шабанов Иван —ленинградский график и живописец.
[Закрыть] ; раз он принес очень хорошо начатую акварель – голову. Павел Николаевич хвалил его работу, но Шабанов вскоре перестал ходить.
Многие из тех, что были в мастерской в Академии, – уже отошли, иные по внутренним причинам, а иные по неприязни к ученикам. Зачатки раскола были, по-видимому, при самом начале образования коллектива МАИ.
Вася Купцов – был одним из первых учеников [534]534
Подробнее см.: РГАЛИ. Ф. 2348. Оп 1. Ед. хр. 44. Л. 109–112. Купцов В. В.Роль Филонова в борьбе за пролетарское искусство.
[Закрыть] . Он выступал на диспутах и собраниях, с большим темпераментом защищая метод Филонова, а из зала ему кричали, что он от хозяина пришел. На занятиях по идеологии он не бывал, в Доме печати не работал, связь с Павлом Николаевичем не прерывал. Но держался в стороне от коллектива, по-видимому, не сходился характером с остальными учениками.
Он писал большие, интересные картины маслом, беспредметные и полубеспредметные, свежие и яркие по краскам, написанные мелкими плоскостями. Потом я узнала, что он хотел объединить методы Филонова и Малевича. Его картины в 20-х годах выставлялись на выставках, позже, конечно, нет, он повесился. Уцелели ли его картины – не знаю [535]535
Картины В. В. Купцова находятся в коллекциях ГТГ, ГРМ, Псковского объединенного музея-заповедника.
[Закрыть] .
Павел Николаевич был очень терпелив с учениками. Например, был ученик Лукстынь [536]536
Лукстынь Ян Карлович(1887–1930-е), живописец, график. Родился в Риге. В 1918–1919 годах участвовал в военных действиях гражданской войны, лишился руки. Латышской секцией РКП (б) в 1922 году был командирован в петроградский Вхутемас. В 1925 оставил учебное заведение. С 1925–1926 вошел в коллектив МАИ. Участвовал в большинстве работ объединения. На собрании, приведшем к расколу, не присутствовал. В работе над «Калевалой» участия не принимал. В 1930-е годы был репрессирован.
[Закрыть] . По национальности латыш, он говорил на ломаном русском языке и любил задавать нелепые вопросы. Филонов терпеливо, очень пространно отвечал ему, стараясь быть понятным, но когда он кончал, Лукстынь задавал свой вопрос снова так, как будто Павел Николаевич ничего ему не объяснял. Это продолжалось иногда три, четыре раза. Всегда было досадно, что величайший мастер теряет столько времени и сил на этого тупого человека. Но Павел Николаевич был убежден, что талантов нет, что каждый может быть мастером, и готов был пожертвовать своим временем.
Однажды Лукстынь принес на занятия по идеологии портреты, сделанные им на заказ с фотографий. Портреты были написаны старательно и тупо. До занятий Павел Николаевич долго обсуждал их вдвоем с Лукстынем. Во время занятий портреты остались стоять у стены на всеобщее обозрение. Бывший в то время тоже учеником Филонова А. Ведерников [537]537
Ведерников Александр Семенович(1898–1975), живописец, рисовальщик, литограф. Пейзажист.
[Закрыть] не выдержал рассматривания этих тупых портретов и во время того, как Павел Николаевич говорил серьезные вещи, расхохотался как мальчишка. Павел Николаевич строго спросил его, чему он смеется? Вместо ответа Ведерников продолжал смеяться и принужден был уйти. Кажется, скоро после этого случая он перестал заниматься у Филонова и в дальнейшем за образец творчества взял Марке.
В конце 26-го, в начале 27-го года директором Дома печати был Николай Павлович Баскаков [538]538
Баскаков Николай Павлович,журналист, сотрудник Наркомпроса. В конце 1920-х был назначен директором Дома печати в Ленинграде, который в те годы превратился в подлинный культурный центр города. Здесь проводились встречи с литераторами, диспуты по проблемам искусства, был свой театр. В 1928 году был арестован по обвинению в троцкизме и отправлен в лагерь, затем отбывал ссылку. Предположительно, умер в 1930–1940-е годы. В дневниках П. Н. Филонова есть запись от 27 сентября 1932: «Получил открытку от Н. П. Баскакова. Он пишет из Саратова, куда переведен из г. Камень, где был в ссылке как член оппозиции». См.: Филонов П. Н.Дневники. С. 159.
[Закрыть] , человек замечательный, пытавшийся в стенах Дома печати насаждать и давать свободное поле деятельности всему новому в искусстве. Он заказал школе Филонова, с Павлом Николаевичем во главе, украсить живописью залы Дома печати, помещавшегося тогда в бывшем особняке Шувалова на Фонтанке. К тому же надо было оформить спектакль «Ревизор», который ставил режиссер Терентьев со своей группой. Музыку написал композитор Кашницкий.
На стенах главного зала были [расположены] самые большие холсты, они достались: А. Мордвиновой – сюжет «Повешенный»; Ю. Хржановскому – «Красноармейцы»; Е. Кибрику – сюжет не помню [539]539
Е. А. Кибрик писал картину на тему «1-е мая». Подробнее см.: наст. изд., Кибрик Е. А.Работа и мысли художника.
[Закрыть] ; Б. Гурвичу – «Политическая карикатура»; Тоскину – сюжет не помню, Авласу – сюжет не помню; В. Сулимо-Самуйлло [540]540
Сулимо-Самуйлло Всеволод Ангелович(1903–1965), живописец, график, театральный художник. Учился в Ленинграде в Художественно-промышленном техникуме (1924–1926) у П. А. Мансурова и М. П. Бобышова, затем у Филонова (1926–1930). Работал над оформлением физкультурных парадов, театральных и цирковых представлений (1928–1933), оформлял экспозиции дворцов-усадеб в пригородах Ленинграда (1933–1935).
[Закрыть] – сюжет «Голова»: Тенисману – «Рабочий за столом», на столе скелет селедки; Вахрамееву – сюжет «Чубаров переулок»; Крапивному и Фроловой-Багреевой – сюжет на кавказские темы.
Наверху, на хорах, были узкие горизонтальные картины меньшего размера. Их писали:
Шванг (сюжет «Плодовый сад»), Закликовская, Борцова [541]541
Е. Н. Борцова работала вместе с К. В. Вахрамеевым над картиной «Чубаров переулок (Чубаровщина)».
[Закрыть] , Луппиан, Губастова (сюжетов не помню).
В фойе тоже были картины: Полозова (не тот, который был техредом Детгиза, а другой) – сюжет «Инвалиды войны»; Федорова А. – сюжет на сибирские темы; Глебова и Порет вдвоем на одном холсте, разделенном пополам (Глебова – сюжет «Тюрьма»; Порет – «Нищие»), Кондратьев и Лукстынь на одном холсте, сюжет – «Море и моряки». Вокруг распределения холстов, конечно, была толкотня и возня. Кому не досталось холста, работали по театру. Это были: Цыбасов, Евграфов, Ляндсберг, Сашин, Левитон.
При входе в большой зал был раскрашенный скульптурный барельеф, его делали Иннокентий Суворов и А. Рабинович.
Все, писавшие холсты, сначала принесли эскизы или готовые работы, которые они хотели перенести на большой холст.
Павел Николаевич принимал эти эскизы сам, один. Срок окончания всей работы был очень короткий, и при нашем способе работы немыслимо было бы покрыть краской такие огромные холсты.
Павлу Николаевичу удалось растянуть срок до четырех месяцев. Это было нелегко в отношении заказчиков, а еще труднее было организовать учеников, которые неодинаково относились к работе и не все способны были выдержать то, что от них требовалось. Расскажу по этому поводу несколько случаев: был ученик – Саша Гершов [542]542
Гершов Соломон Моисеевич(1906–1989?), живописец. Учился в Художественных мастерских в Витебске у М. З. Шагала, в Ленинградском художественно-промышленном техникуме (1921–1924). В 1927–1928 годах был членом коллектива МАИ. Ушел после ссоры с Филоновым и другими участниками объединения.
[Закрыть] , способный, очень самоуверенный и довольно нахальный. Ему ближе всего было искусство Марка Шагала. Почему он пошел в ученики к Филонову – не знаю. Как только он получил холст, стал щеголять в духе Шагала, не считаясь с аналитическим методом. Павел Николаевич пытался воздействовать на него уговорами. Долго, терпеливо и настойчиво. «Ревностные» ученики смотрели на Гершова косо. Срок не позволял долго терпеть: холст должен был быть написан вовремя и в едином методе со всеми другими холстами.
В результате упорства А. Гершова над ним был устроен товарищеский суд. Павел Николаевич, глубоко опечаленный, вынужден был предложить ему: или работать по принципу аналитического искусства, или отказаться от участия в нашей работе и оставить наш коллектив. Маленький, весь красный, А. Гершов отстаивал свою независимость, а «ревностные мастера» вроде Б. Гурвича, Е. Кибрика, Б. Тоскина и другие горели нетерпением его скорей изгнать. Гершов был изгнан, холст его передан П. Кондратьеву и Лукстыню. Им пришлось нагонять потерянное время, хорошо, что холст был невелик.
Юра Хржановский [543]543
Хржановский Юрий Борисович(1905–1987), живописец, график, художник театра, актер. Учился в Академии с 1922 года (с 1923 – у К. С. Петрова-Водкина). С приходом на пост ректора Э. Э. Эссена перешел в Гинхук к К..С. Малевичу, а затем (в конце 1926) – к Филонову. Вскоре после выставки в Доме печати начал выступать в Ленинградском театре миниатюр в оригинальном жанре «Куклы, маски, звукоподражание, особенно лай собаки». В 1939 переехал в Москву. С изобразительным искусством не расставался. Сохранились обширные серии работ, в основном акварели. См.: Вострецова Л. Н.Новая яркость и ясность // Наше наследие. 2006. № 78. С. 124–131.
[Закрыть] отличался веселым нравом. Способный, но совсем не усидчивый, он с трудом выдерживал длительную работу над холстом и частенько удирал. У Хржановского были имитаторские и музыкальные способности. На окне у него стояли подобранные банки и бутылки, на которых он мастерски разыгрывал джаз. Впоследствии он променял кисть на театр. Павел Николаевич говорил про него: «Он променял живопись на то, чтобы кричать петухом и лаять собакой».
Однажды Юра писал на верху лесов, а Павел Николаевич примостился внизу ему помогать: он все время писал на холстах у отстающих товарищей. Хржановскому захотелось удрать, он повесил на стул, который стоял на лесах, пиджак, внизу поставил сапоги и с ловкостью обезьяны ловко спустился с лесов. Павел Николаевич, углубленный в работу, ничего не заметил и обратился к Юре с каким-то вопросом. Молчание. «Тов. Хржановский! Почему вы молчите?» Глядь, а наверху никого нет.
Арсений Дмитриевич Федоров [544]544
Федоров Арсений Дмитриевич(1894–1942?), живописец, график. При работе над картиной «Ссыльнопоселенцы в Сибири» ему помогала жена, Валентина Афанасьевна Федорова. Работал в ГРМ (1927–1931) сторожем, музейным смотрителем, научным сотрудником художественного отдела. Во время раскола ушел из коллектива МАИ. Умер в блокадном Ленинграде.
[Закрыть] – деловитый сибиряк, хозяйственный и способный ко всяким поделкам, хорошо резал из кости, но живописью заниматься ленился и все отлынивал под всяким предлогом от работы. К нему приходила помогать его жена Валя, не художница; она очень старательно ковырялась кисточкой в холсте, а Павел Николаевич похваливал ее. Вечером Федоров шел провожать ее домой, сам он всегда оставался на ночь и всегда говорил одну и ту же фразу: «Я невесту провожаю». В результате к концу работы его холст был очень недоработан. Павел Николаевич не спал несколько ночей перед концом работы, беспрестанно помогая то на холстах, то по театру. В последнюю ночь он пришел писать у Федорова. Он сидел на верху стремянки, а Федоров стоял внизу. Сон одолевал Павла Николаевича, и он несколько раз чуть не свалился. Федоров подхватывал его и не давал упасть, наконец воскликнул: «Павел Николаевич! Да идите вы спать!» «А кто же будет писать?» – сердито ответил Филонов.
Так он, себя не жалея, работал на холстах у всех не поспевающих товарищей, а их было много. Домой он не ходил, ночью работал почти до утра, утром первым вставал. Только один раз я видела его утром спящим. Все товарищи старались следовать его примеру, то есть домой не ходили, ночью работали, но утром их разбудить было невозможно. Они спали до часу. А то и до двух, завернувшись в пыльный ковер в зале или на скамейке около своих работ. Мы с Порет уходили домой спать в 1 час ночи, а приходили в 9 утра. Пока все спали, мы уже сидели за работой, это вызывало недоброжелательство товарищей.
Однажды ночью в наше отсутствие они принялись издеваться над нами перед нашей картиной. Об этом мы узнали от расположенного к нам, положительного Арсения Дмитриевича, работавшего рядом с нами в той же комнате. Он был сильно возмущен поведением товарищей и пошел сказать об их безобразиях Филонову.
Павел Николаевич пришел ужасно рассерженный и сделал строгое внушение издевавшимся над нашей картиной и над нами. Видимо, им здорово попало. Федоров передавал нам, как беспощадно и красноречиво говорил с ними Павел Николаевич.
В результате этого на другой день все старались быть с нами доброжелательными и вежливыми, что им было совсем не свойственно. Павел Николаевич обладал блестящим красноречием. На диспутах и собраниях он говорил прекрасно, казалось, что все головы слушателей открываются, чтобы воспринять его слова. А когда он сидел в президиуме, то фигура его выделялась своим величием.
Однажды, во время работы в Доме печати, он показал свое ораторское мастерство: попросил задать ему тему и блестяще развил ее сначала с одной стороны, а потом, так же блестяще, с противоположной.
Голосу Павла Николаевича был звучный, низкий, красивого бархатного тембра. Он рассказывал, посмеиваясь, что за ним гонялся певец, уговаривая его учится пению [545]545
См.: наст. изд., Глебова Е. Н.Воспоминания о брате.
[Закрыть] .
О музыке при мне он высказался только один раз, сказав, что сильнее всего на него действовала гармошка.
Не чужд он был и легкой шутке: как-то уже весной вошел в комнату, в которой мы писали наши холсты, в надвинутой до бровей кепке и вдруг внезапно сорвал ее с головы. Эффект был поразительный: он обрился, голова была совсем голубая над черными бровями и смеющимися, сверкающими глазами.
Или раз, когда смотрел, как мы расписали цилиндр для спектакля, надел его и сказал: «Я рожден для цилиндра». Действительно, цилиндр ему очень шел. Хлебников очень метко нарисовал его портрет, когда написал: «Я смотрел в его вишневые глаза и бледные скулы» [546]546
Хлебников В. В.Ка // Хлебников В. В.Творения. М., 1986. С. 525.
[Закрыть] . А зрение у Павла Николаевича было такое мощное, что мог смотреть, не мигая, на солнце; когда же оно стало ослабевать – сопротивлялся, очки не носил, вглядывался, прищуриваясь, в рисунок.
Помню серый осенний день. В вестибюле Дома печати, где были расставлены наши холсты, мы трудились упорно над рисунком. К живописи еще никто не приступил. В вестибюле появилась белокурая девушка с косичками, она с любопытством осматривалась кругом, потом влезла на леса к кому-то из товарищей, рассматривая рисунок; Павел Николаевич подошел узнать – кто она. Через минуту она уже декламировала свои стихи о пушистом снеге и розовом лице. Лицо у нее самой тоже было розовое. Павел Николаевич улыбаясь слушал одобрительно и снисходительно, как слушают маленьких детей. Это была Ольга Берггольц [547]547
В сезон 1926–1927 О. Ф. Берггольц, тогда еще школьница, занималась в молодежном литературном объединении «Смена» при одноименной ленинградской комсомольской газете. Позднее в очерке «Продолжение жизни» она описала свои впечатления от интерьеров Шуваловского дворца: «„Смена“ перебралась в Дом печати на Фонтанке, где формалистически настроенные молодые художники под руководством Филонова изукрасили зрительный зал такими картинами и скульптурами, что в зале было страшновато находиться. Но именно в этом зале мы слушали, как Владимир Маяковский читал свое „Хорошо“». (Берггольц О. Ф.Избран. соч. В 2 т. М., 1967. Т. 2. С. 599).
[Закрыть] .
Признаться, ни она, ни стихи мне не понравились, и было странно, почему Павел Николаевич, всегда такой требовательный, ее слушает?
Однажды он очень ядовито высказался о стихах М. Кузмина, что смысл всех его стихов заключается в том, что «вот идут 12 мальчиков и у всех у них зады что надо» [548]548
Кузмин Михаил Александрович(1872–1936), поэт, прозаик, переводчик, композитор, музыкальный критик. Примыкал к символизму, позднее к акмеизму.
[Закрыть] …
Работа в Доме печати была для нас академией. Мы были охвачены энтузиазмом и верой в правильность и единственность нашего пути. Павел Николаевич убеждал нас верить только ему и никому больше и все время был с нами, не давая нам сбиваться и «впадать в срыв». Для поощрения Павел Николаевич часто похваливал учеников, и у нас стала ходить ядовитая поговорка: «Не похвалишь, не поспеешь к сроку».
Мы были убеждены, что делаем важное дело. Вот примеры, насколько сильно мы были увлечены нашей работой: у Порет случилось несчастье – умер муж, А. М. Паппе [549]549
Паппе Аркадий Матвеевич(1891–1927), искусствовед, специалист по голландской живописи. Сотрудник Эрмитажа (1922–1927). Автор ряда научных публикаций. Муж А. И. Порет.
[Закрыть] , но она, почти не пропуская, приходила и упорно писала картину, хотя на палитру то и дело капали слезы. Я была слабого здоровья, у меня находили начало туберкулеза. До работы в Доме печати врач предписывал мне меньше работать, больше гулять и лежать днем. В Доме печати я с девяти утра до часа ночи работала в душной комнате, по улице шла только домой и из дома, днем не спала, ночью спала как убитая и к весне оказалась совершенно здорова.
Скульптор Рабинович [550]550
Рабинович Саул Львович(1906—?), скульптор. Ученик А. Т. Матвеева. Впервые применил приемы аналитического искусства в работе «Сидящий натурщик» в 1924 или в 1925 году. Пробыл в коллективе МАИ около года. В Доме печати выполнил (вместе с И. И. Суворовым) рельеф «Свержение буржуазии». В 1927–1938 годы жил в Париже. Работая с Филоновым, пришел к выводу, что «принцип „от частного к общему“ не применим к скульптуре, ориентирует на поверхность, в то время как в пластике форма в объеме развивается из глубины. „Сделанность“ приводит к академизму». Цит. по изд.: Филонов П. Н.Дневники. С. 529.
[Закрыть] был болен туберкулезом серьезнее, чем я, у него часто бывало кровохарканье, но он не обращал на это внимания и работал усердно.
Я уже писала, что интересовалась музыкой, вдруг появились афиши о том, что приезжает Сергей Прокофьев: он тогда еще был эмигрант [551]551
Прокофьев Сергей Сергеевич(1891–1953), композитор, пианист, дирижер. В 1918–1933 жил за границей.
[Закрыть] . Мы с Порет не утерпели и взяли билеты на его концерт. Как странно нам было уходить из Дома печати в филармонию. Несмотря на замечательную игру Прокофьева, все нам казалось чужим, ненужным и непонятным. После концерта мы скорей бежали обратно, чтобы хоть немного еще поработать.
Очень симпатичный и тихий был ученик по фамилии Шванг [552]552
Шванг Иосиф Александрович(1900–1937), живописец. Пришел в коллектив МАИ не позднее 1926 года. Ушел в 1929 «по семейным обстоятельствам».
[Закрыть] . Он стоял в стороне от всех других учеников, любил беседовать наедине с Филоновым на философские темы [553]553
Одна из таких бесед, состоявшаяся 1 апреля 1932 года перед отъездом И. А. Шванга в Батуми, воспроизведена П. Н. Филоновым в «Дневниках» (запись от 25 июня 1932 года): «Я с первых же слов разговора спросил его, являются ли его религиозные убеждения причиной разрыва с нами? Он ответил, что действительно теперь уверен, что Бог существует, а религия дает ему все, а наука бессильна в сравнении с нею. Он сказал, что видел Бога и снова может увидеть его». <…> На мои слова – если дальше идти по той дороге, на которую он стал, непременно будешь в контакте с белогвардейцами <…> он ответил следующее: «Вовсе не обязательно, что мистик непременно белогвардеец. Ваши работы потому так и дороги мне, что я вижу в них мистический момент, а вы не белогвардеец». На это я возразил: «Такой сволочи в моих работах нет и не будет – мы выводим мистику и мистиков из искусства, где они так сильны, особенно в педагогике, что до сих пор водят партию за нос». Уходя, он сказал: «Вы мне очень, очень дороги». См.: Филонов П. Н.Указ. соч. С. 152.
[Закрыть] . Работа его на выставке в Доме печати была, пожалуй, самая лучшая, она имела отпечаток духовной чистоты, была более самостоятельна, свежа и чиста по цвету. На ней был изображен фруктовый сад и человек с разведенными в сторону руками, так что злобствующие завистники шептали, что это распятие [554]554
Существует гипотеза, будто картина И. А. Шванга «Плодовый сад» была послана художником А. Матиссу в 1936 году. Подробнее см.: Филонов П. Н.Указ. соч. С. 509.
[Закрыть] . После открытия выставки одна высокообразованная начетчица Нина Васильевна Александровская [555]555
П. Н. Филонов предполагал, что Н. В. Александровская стала причиной ухода И. А. Шванга из коллектива МАИ: «Я опять прямо спросил его, не является ли та женщина из Психо-Технического института, приходившая в Дом печати, причиною того, что он порвал со мною, с моею идеологией, уничтожил все свои работы, сделанные за его бытие с нами, и стал религиозным?
Он уклончиво, но коротко ответил, что женщина не может иметь на него влияния». См.: Филонов П. Н.Дневники. С. 152.
[Закрыть] , посетившая нашу выставку, особенно заинтересовалась работой Шванга, познакомилась с ним и подружилась. Она жила где-то на Фонтанке и часто Шванг шел ее провожать. Павлу Николаевичу не очень нравилась эта дружба, он говорил со злой иронией: «Пришла эта – вдоль да по речке, никто замуж не берет». Эта дружба кончилась трагически. Нина Васильевна была одной из пострадавших во время культа личности. О судьбе Шванга я ничего не знаю [556]556
В конце 1920-х годов И. А. Шванг служил в Музее города в Ленинграде, но уже в первой половине 1930-х начал ездить в геологические экспедиции. Был арестован в Батуми, предположительно, за попытку перейти границу. Последние сведения о нем в дневниках Филонова датируются 5 сентября 1932 года: «…Шванг прислал своей матери письмо из батумской тюрьмы. Обращаются с ним хорошо, компанией доволен – народ интересный. Он просит выслать ему красок, кистей и бумаги. Обращаться плохо с ним не за что. Если бы не религия – его бы можно было поставить заведовать продовольствием Ленинграда». См.: Филонов П. Н.Указ. соч. С. 154. Расстрелян в сентябре 1937 года.
[Закрыть] .
Некоторым своеобразием отличалась работа Авласа [557]557
Авлас Владимир Дмитриевич(1904–1975), живописец, график. Художественное образование получил в Тенишевской гимназии (1917–1919) и в Академии художеств (1920–1926). Посещал мастерскую П. Н. Филонова в конце 1920-х годов.
[Закрыть] . Она была в реалистическом плане, жидко, прозрачно написанная, с оттенком лиризма. Значительно позже я видела один пейзаж Авласа, приобретенной известной коллекционершей Н. А. Добычиной [558]558
Добычина Надежда Евсеевна(1884–1949), в 1911 году основала в Санкт-Петербурге Художественное бюро. Цель Бюро она видела в «живом посредничестве между художниками и публикой по сбыту произведений и исполнению всевозможных художественных забот». После революции научный сотрудник и заведующая отделением советского искусства художественного отдела ГРМ (1932–1934). Позднее работала в Государственном Музее революции. Коллекционировала произведения искусства.
[Закрыть] . Это был горный пейзаж, написанный сверху, очень трогательно и тщательно.
Однажды Павел Николаевич дал мне важный урок. Увидя, как я медленно ковыряюсь маленькой кисточкой в дробном рисунке, нанесенном мною на холст, Павел Николаевич взял большую кисть (флейц) и в один миг написал у меня на холсте широко и свободно крупную голову, объединив весь мой предварительный рисунок. Видя мое удивление такому нарушению его системы, он сказал: «Точка – это единица действия, а единица может быть разной величины». Этот урок развязал мне руки от скрупулезничания, в котором завязли многие его ученики. После этого моя работа пошла живей и свободней, а урок этот я запомнила на всю жизнь.
Павел Николаевич не одобрял быстрые наброски, говоря, что мы не акробаты и не фокусники, но когда пришлось в Доме печати сделать для стенгазеты портрет Баскакова и никто из учеников за это не взялся, он сам быстро, метко и похоже сделал акварелью великолепный острый портрет в профиль. Профиль нарисован красным, глаз голубой.
Когда я писала на своей картине лошадей без грив, Павел Николаевич стал допытываться: почему я не рисую гривы? Я не могла иначе объяснить как только тем, что мне очень нравится форма шеи лошади без гривы. Он перестал допытываться и сказал: «Это ничего, это очень хорошо». <…> Однажды нам объявили, что смотреть наши вещи придет сам Бухарин. Он появился. Небольшого роста, довольно плотный, деловитый человек, вероятно, ничего не понимавший в нашем искусстве. Он быстро, молча осматривал холсты. По-видимому, его ничего не запугало в наших картинах, никакого запрета не наложил.
Ни Павел Николаевич, ни мы, его ученики, не могли рассчитывать на глубокое и настоящее понимание нашего искусства, слишком оно было необычно и шло вразрез с современными новаторскими течениями. Привожу пример поверхностного высказывания писателя Рахтанова из его книги «Рассказы по памяти»: «Самыми колоритными хотя бы потому, что они занимались живописью, были, разумеется, „филоновцы“. Они, точнее, художник Филонов П. Н., их учитель, проповедовали „аналитическое искусство“, когда обнажены верхние кожные покровы и глаз живописца проникает внутрь, анализируя предмет, человека, вообще весь изображаемый мир, дробящийся на маленькие частицы – молекулы, атомы, бесконечно разные и в то же время составляющие целое. Своим методом „филоновцы“ писали огромные панно для конференц-зала» [559]559
Рахтанов И. А.Рассказы по памяти. М., 1966. С. 74.
[Закрыть] .
Аналитическое искусство объяснено Рахтановым чрезвычайно поверхностно, материально, как будто это какое-то анатомирование человека и предметов, а не внутренний глубокий процесс, происходящий внутри художника, познающего мир и по-современному его отражающего на полотне. Доля правды есть в его высказываниях: это о бесконечно разных частицах, составляющих одно целое.
А вот старик дворник Дома печати и его жена-старуха – те ходили, восторгались, и по их словам было видно, что до них доходит непосредственное действие картин.
Еще одна восторженная зрительница – глухая художница, впоследствии фарфористка. Она очень поэтично говорила о моей картине, находя в ней рассыпанные драгоценные камни.
Наконец настал день открытия Дома печати и нашей выставки [560]560
Выставка открылась 17 апреля 1927 года, вечером того же дня состоялась и премьера спектакля «Ревизор». К выставке была издана афиша: «Дай дорогу аналитическому искусству. (Дом печати. Фонтанка. Д. № 21). С 17 апреля по 17 мая. Выставка работ мастеров аналитического искусства. Школа Филонова. Картины, раскрашенная скульптура и проекты постановки „Ревизора“. Издание Дома печати».
[Закрыть] , а вечером должен был быть спектакль «Ревизор» с декорациями и костюмами учеников П. Н. Филонова.
Пять огромных писанных задников, на фоне которых должны были разъезжать черные будки-шкафы.
Костюмы из белой ткани – все расписанные как картины [561]561
Для спектакля филоновцами были исполнены пять огромных задников. Они представляли собой иронически-гротескные коллажи, где в едином образном ряду соединялись разнородные и разнохарактерные элементы. Так, на эскизе дома городничего (автор Р. М. Левитон) были суммированы элементы интерьера, характеризующие вкусы владельцев, законодателей мод в российском захолустье: гардероб с зеркалом, где отразилась половина лица, бра с огромными свечами, птичья клетка, комнатные цветы и др. Еще более явственно дух глухой провинции ощутим в трактовке трактира. Здесь главной характеристикой быта стали висячая керосиновая лампа, зеркало, украшенное бумажными розами, лестница и окно с распахнутыми и покосившимися створками, за которыми можно было увидеть типичный провинциальный пейзаж с покосившимся фонарем, церковь, дощатое здание с множеством вывесок. Костюмы были выполнены из белой ткани, расписанной наподобие картин. Они представляли подробные изобразительные рассказы о персонажах, нанесенные на поверхности одеяния актеров. Так получил творческое развитие прием, найденный Филоновым при работе над постановкой трагедии «Владимир Маяковский» в театре «Луна-парка». См.: наст. изд., Мгебров А. А.Жизнь в театре; Томашевский К.Владимир Маяковский.
[Закрыть] .
Бедный Павел Николаевич до того измучился бессонными ночами, что весь спектакль спал, облокотившись на ручки своего кресла 4-го ряда, где он сидел рядом со своей женой Е. А. Серебряковой. Днем на открытии выставки народу было много. Мощная фигура Максимилиана Волошина [562]562
М. А. Волошин приезжал в Ленинград на открытие своей персональной выставки, состоявшееся 14 апреля 1927 года. Жил в Ленинграде с 31 марта по 19 апреля.
[Закрыть] выделялась на фоне толпы, психоаналитик-фрейдист Бродянский [563]563
Бродянский Борис Львович,театральный критик. Фрейдист, автор «очерков-характеристик» актеров.
[Закрыть] хищно выискивал, на кого бы из художников, участников выставки, ему напасть, чтобы разобрать его картину с точки зрения Фрейда. Желающих быть разобранными не нашлось. П. Мансуров мрачно смотрел полотна и мрачно поведал мне, что он разочарован.
После открытия Дома печати [564]564
В апреле 1927 года в Доме печати состоялся литературный вечер, на котором с чтением поэмы «Хорошо» выступил В. В. Маяковский. Он «читал поэму „Хорошо“ с огромным вдохновением, потом как обычно отвечал на записки и, отвечая на одну из них, после острого ответа, он указал на стены – эти картины – живопись настоящего и будущего! – громко сказал В.В.». См. Дмитроченко И. Т.Воспоминания // ОР ГРМ. Ф. 156. Ед. хр. 84. Л. 6.
[Закрыть] к Павлу Николаевичу повалило много новых учеников. Дом печати дал помещение, в котором они поставили холсты и писали, а мы, старые ученики, разбрелись писать по домам и приходили в Дом печати для обсуждения работ.
Помню ясный весенний день. Мы толпой идем из Дома печати после обсуждения работ. Павел Николаевич с нами. Навстречу – Герта Неменова [565]565
Неменова Герта Михайловна(1905–1986), живописец, литограф. Мастер театральных зарисовок. Училась во Вхутеине (Ленинград, 2 пол. 1920-х), считала себя ученицей К. С. Петрова-Водкина и Н. И. Альтмана. Занималась в Academie Moderne Ф. Леже в Париже (1929).
[Закрыть] , с которой Филонов оказался знаком, он поддразнивает ее, что она пишет кошечек под зонтиком, а Герта, кривляясь, как всегда, чертит на земле квадраты, рассказывает, что она пишет.
Потом толпа учеников редеет, разбредаясь каждый в свою сторону, а мы – Павел Николаевич, Миша Цыбасов и я – идем через Марсово поле на Троицкий мост и на Петроградскую сторону. Какой-то молчаливый разговор происходит, когда мы идем по мосту. Павел Николаевич задумчиво идет, опустив голову, Миша отражает небесную лазурь в глазах, а я, не могу сказать, что это было, но почему-то запомнила это молчание как некоторое значительное откровение.
Так было до ареста Баскакова [566]566
Н. П. Баскаков был арестован в 1928 году по обвинению в троцкизме и сослан в лагерь.
[Закрыть] . После катастрофы с Баскаковым все его культурные начинания распались. Вскоре Дом печати переехал в другое помещение, а наши холсты мы разобрали по домам и собирались у Павла Николаевича.
Наш коллектив после работы в Доме печати был утвержден как легальная художественная группа [567]567
Коллектив мастеров аналитического искусства был официально зарегистрирован в ноябре 1927 года. В уставе объединения было записано: «В члены коллектива могут быть приняты исключительно только лица, поставленные на принцип аналит[ического] иск[усства] старшим мастером, исследователем-организатором Филоновым, или же лица, поставленные на сделанность кем-либо из мастеров коллектива, уже поставленных на принцип анал[итического] иск[усства] Филоновым». См.: Материалы для устава и программы коллектива Мастеров аналитического искусства // РГАЛИ. Ф. 2348. Оп. 1. Ед. хр. 13. Л. 2.
[Закрыть] . Мы имели право на устройство своих выставок, на печать и прочее.
Картины, снятые со стен Дома печати, мы выставляли и на других выставках. Например, в Доме культуры им. Горького и в Академии художеств [568]568
Подробнее см.: наст. изд., Филонов П. Н.Автобиография.
[Закрыть] . На этой последней выставке произошло событие, послужившее поводом к расколу нашего коллектива и к аннулированию всех приобретенных нами прав. О причинах раскола я расскажу после того, как расскажу о случае на выставке в Академии художеств.
У нас было организовано дежурство на выставке, чтобы объяснять наши картины не понимающим их зрителям. Новая ученица по фамилии Капитанова, которую я раньше знала по мастерской А. И. Савинова как Арапову [569]569
Капитанова (Арапова) Юлия Григорьевна(1889–1976), живописец, график, художник театра. См.: наст. изд., Капитанова Ю. Г.Портрет художника Филонова.
[Закрыть] , ходила по выставке и давала объяснения, не соответствующие принципам аналитического искусства. Я сама не слышала того, что она говорила, но наиболее административно настроенные товарищи: Б. Гурвич, Е. Кибрик и другие – застали ее за профанирующим наш метод разговором. На общем собрании коллектива они требовали изгнания Капитановой из числа учеников Павла Николаевича.
Первый раз кончилось тем, что ей сделали выговор и запретили говорить на выставке не то, что следует, и вообще посоветовали лучше совсем не говорить, поскольку она новая и еще ничего не знает. Но она словно нарочно была подослана, чтобы разрушить коллектив. Она все продолжала свои провокационные выступления на выставке.
П. Я. Зальцман, лично знавший ее и ее мужа художника Арапова, утверждает, что она просто вздорная особа и что никакого злого умысла она не имела. Но я сомневаюсь в этом потому, что она повторила свои провокации и во время работы над Калевалой. Было созвано новое общее собрание. Ученики, считавшие себя главными, требовали изгнания Капитановой.
Павел Николаевич на этот раз был твердо против изгнания. Он верил, что ему удастся переделать Капитанову, и сказал: «Довольно вы у меня учеников отвели». (Были еще случаи изгнания учеников до моего появления у Филонова.) В конце всех споров Павел Николаевич поставил вопрос круто: «Кто за то, чтобы Капитанова осталась, остается со мной, – отойдите налево, кто против – направо».
