Текст книги "Война меча и сковородки"
Автор книги: Артур Сунгуров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 36 страниц)
– Героическая женщина... – сказала Эмер благоговейно. – Я не слышала ничего подобного, и даже не представляла, что такое бывает в Эстландии.
– Что ты знаешь, глупая маленькая провинциалка? – добродушно ответил Годрик.
– Не такая уж я и маленькая, – ответила Эмер, раздумывая, стоит ли обижаться на «провинциалку». Оставив гордость, она спросила: – И чем закончилась история про леди-рыцаря?
– Не очень хорошо, – ответил Годрик. – Герцог вынужден был снять осаду, но когда мой дед очнулся, то пришел в ярость, узнав, что жена носила мужскую одежду, поправ заповеди церкви. Он устроил семейный суд – в орден Яркого Пламени жалобу не подал, побоялся огласки. Миледи получила наказание – была заперта в монастырь, а все, кто осмеливался рассказывать эту историю, должны были платить штраф или подвергнуться публичной порке.
– Какая несправедливость! – ахнула Эмер, уставившись на мужа широко распахнутыми глазами. – Вот она – мужская благодарность! А ведь она спасла замок!
– Ты такая забавная, когда возмущаешься, – сказал он, подперев голову кулаком.
– А ты такой противный, что хочется залепить тебе в нос, – грубо ответила Эмер. – И твой дед, наверняка, был таким же.
– Наверняка, – подхватил он ей в тон. – Но бабушка молилась святой Медане, и он смягчился.
– Святой Медане? – нахмурилась Эмер. – Той, в честь которой построен местный собор?
– Ты даже не знаешь, что святая Медана помогает в любви, – поддразнил Годрик. – Все девицы тайком бегают к её гробу, чтобы вымолить взаимную любовь. Вот и моей бабушке повезло. Она долго молилась, дед вернул ее из монастыря в Дарем, и они первым делом родили наследника.
– У тебя такие же желания? Я не против, если тебе интересно знать.
Годрик потянулся, и взглянул лениво, из-под ресниц, как только он один и умел.
– Мне пора. Матушкин цветник, наверное, уже убежал в девичью, сплетничать и обсуждать мою задницу. А тебе я советую поубавить воинственности. И не обольщайся. Если я поговорил с тобой с приязнью, это не значит, что ты останешься леди Дарем дольше, чем на полгода.
– Посмотрим, – пообещала ему Эмер.
– Посмотри в зеркало, – посоветовал Годрик.
Глава 13 (начало)
Ночью Годрик не пришел в спальню, а на следующее утро уехал в деревню кузнецов, никому ничего не сказав. Узнав об этом, Эмер с досадой стукнула себя кулаком по бедру. Сбежал! Сбежал, как заяц, от сплетен и пересудов. А ведь ей так хотелось насладиться местью. Но досадовала она недолго, решение приняла быстро, и уже за утренней трапезой приставала к свекрови, уговаривая ее поехать в мастерские.
– Ах, матушка, милая матушка, – напевала она в оба уха леди Фледе, – вы ведь обещали мне показать оружейные деревни. Почему бы это не сделать сейчас? – Эмер глядела с такой мольбой, что леди Фледа не смогла ей не уступить.
– Хорошо, – согласилась она после некоторых раздумий, – только надо проверить кухню, пивоварню и...
– Сестрица Острюдочка со всем прекрасно справится, – заверила свекровь Эмер. – А на кухню ей и заходить не придется, я уже обо всем позаботилась. Давайте съездим сегодня в оружейные деревни, милая матушка...
– Нет уж! – воспротивилась Острюд, с неудовольствием наблюдая за этой сценой. – Я тоже хочу поехать. Почему я должна работать, пока некоторые будут прохлаждаться?
По лицу леди Фледы невозможно было ничего прочитать, но строгость она напускала лишь для вида, а на самом деле была довольна, что невестка так рвется осмотреть мастерские и вникнуть в семейное дело. Она разрешила ехать и Острюд, чем осталась недовольна Эмер. Зато золовка сияла, как сковорода, начищенная песочком.
В путь женщины собирались долго и основательно, Эмер изнывала от нетерпенья, ожидая, пока свекрови приготовят карету, пока будет уведомлен лекарь, собран провиант и выбраны сопровождающие.
– Можно подумать, мы собираемся ехать до самого Норсдейла, – проворчала Эмер, поверяясь Тилвину, который лично проверил карету и лошадиную сбрую.
По мнению Эмер, если бы запрягли жеребцов-двухлеток, то прибыли бы на место быстрее, но конюхи вывели двух смирных кобыл, сивых, как пепел.
– Что за клячи?! – простонала она. – Они умрут по дороге! В Дареме нет хороших жеребцов?
– Только не скажи такое перед леди Фледой, – посоветовал ей Тилвин, проверяя дышловые ремешки. – Она истолкует твои слова превратно.
– Превратно? – Эмер недоуменно нахмурилась и тут же расхохоталась. – Поняла, о чем ты. И правда, я сказал такую неприличность, что за нее мне снова назначили бы сто поклонов покаяния.
– Тысячу, – подсказал Тилвин.
– Поистине, ничего нельзя говорить не подумав...
– Леди Фледа считает, что рядом с женщиной должен быть только один мужчина, – продолжал Тилвин, бросив в сторону Эмер глубокий взгляд, которого она, впрочем, не заметила. – Поэтому, по ее мнению, благородной леди пристало ездить на лошадях, и даже к столу благородной дамы следует подавать куриц, а не каплунов или – упаси яркое пламя! – петухов.
– От этого у меня головная боль приключается, – простонала Эмер, сжимая пальцами виски.
– Тише, идет леди Фледа.
– Наконец-то. Я думала, мы соберемся только к ночи.
Отправляясь в путешествие на два часа леди Фледа взяла теплый плащ и пожелала прихватить жаровню, пяльцы для вышивания и множество других бесполезных, по мнению Эмер, вещей. Следом за ней гордо вышагивала Острюд, тащившая корзиночку со сладостями.
Подавив вздох, Эмер забралась в карету за свекровью и золовкой. С большим удовольствием она предпочла бы проехаться на козлах или верхом, но побоялась, что леди Фледа сочтет это неприличным и чего доброго отменит поездку.
– Вас будут сопровождать десять человек, – сказал Тилвин, убирая внутрь лесенку, по которой только что поднялись женщины, старшим назначен Рено, он обо всем позаботится.
– Разве ты не поедешь с нами? – воскликнула Острюд.
Эмер хотела спросить о том же, но вовремя удержалась.
– У меня дела, миледи Острюд, – ответил Тилвин. – Не беспокойтесь, сэр Рено отлично выполнит возложенные на него обязанности.
– Я хочу, чтобы ты ехал, – не желала успокоиться девица. – Матушка, велите, чтобы сэр Тюдда...
– Сэр Тюдда останется, – сказала леди Фледа. – Ты же слышала? У него другие дела.
Острюд поджала губы и, хотя явно хотела возразить, спорить с матерью не осмелилась.
К полудню караван выехал, наконец-то, за стены замка, но тут же Эмер испытала новое разочарование. Она не рассчитывала, что лошади помчат их, как ветер, но когда вереница осликов, на которых восседали сопровождающие дамы, неспешно потянулась по дороге от Дарема к горам, девушка готова была взвыть от нетерпения. Медленно, очень медленно, еще медленнее, чем медленно! Да к тому же не прошло и часа, как леди Фледа хватилась, что позабыла молитвослов. Караван тотчас остановился, и начались переговоры, кто поедет за книгой. Эмер оставалось только скрипнуть зубами. Как будто без никчемной книжки нельзя прожить день или два!
– Отправим кого-нибудь из рыцарей, он быстро обернется, – предложила она свекрови, когда та закончила отчитывать за несобранность свою помощницу.
Предложение не нашло отклика в сердце благородной дамы.
– Из рыцарей?! – леди Фледа пришла в ужас. – Нет! А вдруг на нас нападут, упаси яркое пламя? Я отправлю... леди Мурроу, – она указала на пожилую даму, восседавшую на старом, как мир, ослике.
– Только не ее! – воспротивилась Эмер с ужасом. Она представила, сколько этот ослик вместе со своей ношей будет добираться до замка и обратно – и ей заранее стало плохо. – Пошлите кого помоложе.
– Молодую женщину опасно отправлять в дальний путь одну, – наставительно сказала леди Фледа, а Острюд услужливо закивала. – Отправится леди Мурроу, а мы тем временем разобьем лагерь.
– Какой лагерь? – Эмер даже руками всплеснула, чувствуя, что им уготовано заночевать в двух тысячах шагах от Дарема. – Да тут четверть часа туда и обратно. Я сама сбегаю.
И прежде, чем свекровь успела возразить, а золовка возмутиться, девушка распахнула дверцу кареты, спрыгнула на землю, не дожидаясь, когда поставят лесенку, и побежала по направлению к Дарему, дела вид, что ничуть не слышит встревоженных криков за спиной.
Посмеиваясь, Эмер слышала, как в погоню за ней пустились рыцари, и дала волю ногам, свернув с большой дороги на боковую тропинку, чтобы срезать путь. Пусть гоняются за ней, сколько вздумается, все равно не догонят.
Оказавшись на воле после недель, проведенных в Дареме, вдали от строгой свекрови и бдительного ока служителей яркого пламени, Эмер чувствовала себя, как птица, вырвавшаяся из клетки. Подобрав подол платья совершенно неподобающим образом, хозяйка Дарема перепрыгивала через валежник, перескакивала ямы и была по-детски счастлива.
Но когда показались башни замка, Эмер привела наряд в надлежащий вид и убавила прыти, затрусив по тропинке как настоящая благовоспитанная леди. Слишком много глаз следили за ней, и много кто ждал, когда она оступится.
Пробегая дубовую рощу, Эмер невольно замедлила шаг. У ручья, привязанный к ветке, стоял конь Тилвина. Она видела, как на этом гнедом Тилвин выезжал за ворота замка, чтобы проверить гарнизоны, и любовалась и конем и всадником со стены. И вот теперь начальник стражи здесь? Какие у него могут быть дела вдали от людского жилья и сторожевых крепостей?
Словно в ответ, она сразу же увидела Тилвина. Он спускался от ручья в низину вместе с оруженосцем. И того и другого Эмер увидела со спины, а они ее не заметили. Тилвин шел впереди, придерживая ветки, как нетерпеливый влюбленный. «Прекрасная дама! – догадалась Эмер и разулыбалась, хотя никто не мог ее видеть, а улыбаться одной в пустынной роще – это было странно, как петь на вершине горы. – Так вот какие у тебя дела, братец Тиль! Что ж, удачи. И пусть тебе повезет больше, чем мне».
Она продолжила путь и благополучно вернулась из Дарема с молитвословом, заслужив щедрые упреки и скупую благодарность со стороны свекрови. Дамы смотрели неодобрительно, но Эмер сделала вид, что не замечает их взглядов. Зато они двинулись дальше, и разбивать лагерь не пришлось. Поставив локти на колени, Эмер смотрела в окно, с нетерпеньем дожидаясь, когда покажутся кузнечные деревни.
Но прежде деревень показалась река и горы нависли совсем близко – острые, как оскаленные драконьи зубы, изрытые канавами и штольнями. Люди вгрызались в землю почище любого дракона, и земля, хотя и щерилась угрожающе, ничего не могла поделать против этих настырных существ.
Потом река повернула и охватила широким изгибом остров, над которым вздымались столбы черного дыма. Глинобитная стена окружала остров по краю, узкие бойницы мгновенно ощетинились стрелами, когда караван приблизился.
Над воротами взметнулся желтый флаг – обитатели деревень спрашивали, кто приехал и с какой целью.
– Помогите мне выйти, – велела леди Фледа.
Дамы бросились поддерживать ее под локти и расправлять смятое платье. Эмер вышла следом, жадно втянув носом воздух, в котором ощущалась примесь угольной пыли, гари и... мерзлой земли и янтаря. Такой знакомый и волнительный запах...
– На той стороне – паром, – объяснила ей леди Фледа, беря ее под руку. – Но так просто его не вызвать. Только обладатель королевской печати может это сделать. Раньше печать хранилась у меня, но теперь...
– Хранится у Годрика! – вспомнила Эмер о свадебном подарке Её Величества. – Как же мы попадем в мастерские?
– Отправим письмо, – леди Фледа достала из поясной сумочки кусок пергамента, на котором витиеватыми буквами были написаны ее титул, имя и стоял оттиск печати – языки пламени, увенчанные королевской короной. – Пусть Годрик разрешит нам войти.
Она передала письмо леди Мурроу, та передала его леди Оуэн, та передала служанке, а та передала сэру Рено. Эмер следила за этими манипуляциями со всё возрастающим недоумением, а когда сэр Рено подошел к канатам парома и положил пергамент в корзину, от которой веревка тянулась на ту сторону реки, едва не спросила, почему леди Фледа сама не соизволила дойти до корзины.
Почтовая корзина поползла вдоль канатов и вскоре исчезла в деревне-крепости.
– Теперь ждем, – объявила леди Фледа, усаживаясь в складное креслице. Которое ей услужливо подставили.
Вопреки опасениям, ждать пришлось недолго. Ворота деревни кузнецов открылись, показались рыцари, вооруженные, как перед решающим сражением. Их было пятеро, и у двоих – луки с натянутой тетивой, а к ним уже приложены стрелы.
– Кого они опасаются? – спросила Эмер у свекрови.
Та взглянула, как будто невестка сказала удивительную глупость, и пояснила, понизив голос:
– Тех, кто может сотворить зло, захватив оружие из королевских мастерских. Представьте, какой это соблазн – в этих деревнях столько мечей, копий и кинжалов, что можно вооружить целую армию.
– Я не подумала об этом, матушка, – призналась Эмер. – Но зачем кому-то понадобится собирать армию в Эстландии? Разве у нас ожидается война? И королевского войска будет недостаточно?
– У Эстландии много врагов внутри королевства, а не снаружи, – многозначительно сказала леди Фледа.
«Мятежники!» – мелькнуло в мыслях Эмер, и настроение было испорчено. Опять мятежники, опять проклятый епископ и обязательство перед тайным лордом... Почему нельзя просто радоваться жизни? Утешало одно, что Годрик был осмотрен и теперь полностью оправдан в глазах Её Величества. Надо будет сказать об этом господину Ларгелю при встрече, сказать в лицо, чтобы не мнил...
Черный паром на той стороне медленно отчалил от противоположного берега, и Эмер разом позабыла и про епископа, и про королеву с ее советником.
– Мы возьмем только десять человек, – сказала леди Фледа, незачем тащить столько людей в деревню, там и так мало места. Я покажу вам склады...
– А где мой муж? – спросила Эмер напрямик.
– Полагаю, что в кузне. Хотите идти к нему?
– Желаю этого всем сердцем, – заверила свекровь Эмер.
Острюд бросила на нее недовольный взгляд и надула губы. Наверное, посчитала, что Эмер снова ведет себя слишком неприлично для замужней дамы.
– Что ж, если таково ваше желание, давайте наведаемся в кузницы, – милостиво согласилась леди Фледа.
Эмер не могла дождаться, когда паром переправит их через реку. Она первой, не дожидаясь помощи рыцарей, спрыгнула на берег и огляделась.
Глинобитная стена, казавшаяся по сравнению с Даремом, невысокой, по ближайшем рассмотрении выглядела внушительно. Угольный дым теперь ощущался сильнее, и Острюд сразу закрыла нос платочком, жалуясь на смрад. Перед тем, как прибывших пропустили в ворота, мужчин обыскали и велели сложить оружие. Дам не обыскивали, но спросили, нет ли при них магических предметов.
– Что вы, что вы, – добродушно пошутила Эмер, – кишки дракона, глаза жабы и яйца дикобразов остались в замке, – и была удостоена укоризненного взгляда свекрови.
Наконец, когда им разрешили войти, Эмер оказалась в самой удивительной деревне из всех, что ей приходилось посещать. Здесь не бродили по улицам козы и не сновали куры, дети играли маленькими кузнечными молотами, а женщины перетирали в ступках не зерно, а загадочные минералы. Все были крепкими, добротно и тепло одетыми, но с нездоровым цветом лица. На поясе у каждого обитателя болтался флакон из алебастра, и леди Фледа пояснила, что там находится лекарство, которое каждый житель деревни обязан принимать дважды в день.
– Работа с рудой не приносит здоровья, – сказала свекровь со вздохом. – Мой дорогой муж перед смертью кашлял, как старик, хотя был еще молод. Годрик настоял, чтобы все – и вилланы тоже – принимали снадобье, которое пьют кузнецы на востоке, и теперь умирают гораздо реже.
– Ах, какой умница Годрик, – пробормотала Эмер, а Острюд сморщила нос.
– Братик слишком добр, – сказала она. – Не обязательно тратить на простолюдинов ценное лекарство.
– Хороший мастер стоит дороже, – нравоучительно заметила леди Фледа. – А дети сейчас так долго взрослеют, что кажется – они никогда не наберутся мудрости.
Острюд фыркнула, а Эмер приняла этот камень в свой щит, но сменить тему не пожелала и спросила:
– Но если работа в кузнях столь вредна, почему бы не разрешать жителям переселяться месяца на четыре на равнину? Они бы подлечились и окрепли, и с новыми силами взялись за меха и молоты.
– Что вы! Как можно! – леди Фледа понизила голос. – Те, кто здесь родился, умирают здесь же. Невозможно допустить, чтобы тайны кузнечного дела вышли из-за этих стен!
– Вот как, – радости у Эмер поубавилось, и она новыми глазами взглянула на вилланов, оказавшихся на деле рабами. – Разве они довольны такой жизнью?
– Довольны? О чем вы, дорогая невестка? – леди Фледа посмотрела так же высокомерно, как пасынок. – Довольны – не довольны... Это – вилланы, их дело – служить королеве. А наше – проследить, чтобы они служили верно.
Эмер замолчала, имея на этот счет свое мнение.
Но вот впереди показались каменные дома, крытые черепицей. Широкие трубы извергали клубы черного дыма пополам со снопами искр – настоящие логова дракона!
– Проводите нас к милорду, – приказала леди Фледа, и их подвели к одному из домов, на открытой двери которого танцевали отблески огня. Эмер от волнения задержала дыхание и перешагнула через порог.
Годрик был здесь. Стоял у наковальни, облаченный в старые, вымазанные угольной пылью штаны, кожаный фартук на голое тело и – подумать только! – щегольские сапоги из желтой кожи. Эмер остановилась, как вкопанная, жадно глядя на мужа. Он бил по наковальне, по желто-белому раскаленному куску металла, зажатому в клещи. Огонь, искры, клубы черного дыма – все это придавало ему нечеловеческий вид. Мускулы так и играли, перекатываясь под кожей, и движения были сильны и точны, как у настоящего кузнеца. Таким, наверное, был праотец людей, созданный ярким пламенем в кузнечном горниле, и ставший первым кузнецом на земле. Годрик не заметил появления гостей, а Эмер не нашла в себе сил окликнуть его. Просто стояла и смотрела, и понимала, что до самой смерти влюблена в этого несговорчивого гордеца.
Любимое дело всегда приносит душевное успокоение.
Вроде бы и истина, но в этот раз с успокоением не ладилось. Мысли летели вразброс, подобно вспугнутым птицам, и не было полного сосредоточения, которое обычно наступало, стоило взять в руки кузнечный молот.
– Работай, – велел Годрик помощнику, который раздувал меха. – Умер, что ли?
Горячие угли, наковальня, полоска металла, зажатая в клещи. Это будет нож. Кончик полоски отрублен наискось, чтобы получилось скошенное лезвие. Удары молота делают его всё тоньше, при каждом ударе металл вспыхивает. И эта вспышка – словно крик боли, только слышен он одному кузнецу. Но молот бьет металл снова и снова, потому что кузнец знает – только через боль можно придать куску рыхлой руды плотность, крепость и гибкость настоящего клинка. Такого, который перерубит толстый гвоздь и не сломается, если приведется его согнуть. Только боль делает его крепче. И человека – тоже.
Искры летели веером, оставляя на фартуке крохотные пятна-подпалины. Левую руку, держащую клещи, защищала длинная рукавица, а правая рука уже привыкла терпеть ожоги.
Годрик методично стучал молотом, выравнивая клинок, потом клал его на угли, потом опять на наковальню. Следивший за его точными и крепкими движениями помощник втайне завидовал. Ему предстояло стать кузнецом еще года через три, если не больше.
Наковальня, горнило, наковальня, горнило...
Напрасно он надеялся на успокоение души. Ни душа, ни совесть не желали приходить в равновесие. Глядя в рыжие угли, Годрик подумал, что у его жены кудри такого же огненного цвета. Жена... Как странно и непривычно это звучит. И невозможно было предположить, что его женой окажется эта нелепая долговязая девица из диких земель.
Она предстала перед его мысленным взором подобно вспышке пламени. Как в спальне, когда они играли в карты – прикрытая лишь рыжими кудрями, водопадом сбегавшими на плечи и спину. И как в мыльне, когда она целовала его страстно, самозабвенно, с откровенным бесстыдством. Бесстыдная, дерзкая, но такая...
Рука дрогнула, и Годрик досадливо прищелкнул языком, разглядывая испорченную работу. Слишком сильно ударил.
Клинок был отправлен в уголья, и Годрик мрачно уставился на него, глядя и не видя. С пугающей ясностью ему вспоминалась жена – она смотрела на него, и глаза блестели восторженно, а сама отак и пылала от желания. Не скрывая их и не стыдясь. И даже не делая вид, что стыдится. Ни капли кокетства, куртуазности, словно раскрытая ладонь – видна целиком и без утайки. Прямодушная женщина и... опасная в своей прямодушности.
Снова наковальня, и в дело пошел молоток поменьше, чтобы исправить ошибку.
– Качай меха равномерно и сильно, – последовал новый приказ помощнику. – Иначе быстро устанешь.
Хлопья сажи летели, как черные мухи. Утерев лицо тыльной стороной ладони, Годрик снова принялся за клинок. Это будет совершенно новый нож, таких в Эстландии еще не делали. Южные кузнецы ревниво хранили свои секреты, но ему удалось их разгадать. Все просто – в середину закладывается стальная пластина, а с боков – железные. Металл сплавляется, выравнивается, и получается самозатачивающееся оружие. Железные пластины со временем стираются, а стальная остается неизменной. Если ему всё удастся, клинки из мастерских Фламбаров превзойдут любое оружие.
И тогда он выкует меч, которому не будет равных. Меч, в котором будет его душа. И в этом мече его душа будет жить многие столетия. Так поступали великие кузнецы прошлого, и так и обретают бессмертие.
Перехватив клещи, Годрик отсек болванку и сунул её, раскаленную, в ведро с водой. Металл сердито зашипел, и Годрик снова вспомнил жену. Она, должно быть, страшно зла на него. Горячая, как кусок железа из горнила.
А ведь тогда, выставив ее за дверь спальни, он почти пожалел, что это сделал. Не нужно было выгонять. Она ведь его жена. И совсем глупышка. С какой надеждой она потянулась, когда он открыл двери, чтобы выкинуть плащ и платье. Наверное, подумала, что образумился и сейчас впустит её. Нехорошо... Очень нехорошо...
Но она заслужила. Дерзкая, недалекая, невоспитанная девчонка. И выходка в мыльне – вовсе не смешно. После этого дворня только что пальцами на него не показывала. Заставить пробежаться в чем мать родила перед благородными дамами и монахиней в придачу – это ли не верх наглости? Годрик не сдержался и хмыкнул. Но она заманила его в западню по всем правилам военной тактики. И цитировала ему Гарольда. Забавная... И сложена она дивно. Грудь, бедра – как будто согнутые металлические пластины. Линии чисты, но в них – упругая сила, которая вырвется наружу, если держать недостаточно крепко. Все точеное, тонко выкованное и отполированное. На ее теле блики от пламени свечи играли, как на хорошем клинке.
Он снова ударил слишком сильно и расплющил край лезвия окончательно. Отшвырнув в сердцах молоток, будто он был во всём виноват, Годрик прикрикнул на помощника:
– Быстрее работай! Кузня лентяев не любит!
И без того запыхавшийся парень принялся с удвоенным усердием тянуть ремни мехов.
Начать сначала. Всё начать сначала.
Переворошив угли, Годрик напился воды из деревянного ковшика. Вода была теплой, с привкусом сажи и пыли. Он поморщился и сплюнул, и увидел жену. Она стояла у входа, и глаза у нее сияли ярче углей в горниле. Еще ярче, чем когда она смотрела на него голого. За ее плечом стояли леди Фледа и Острюд, прикрывавшая рот платочком.
– Зачем ты здесь? – спросил Годрик недовольно. – Не подходи ближе, искра попадет на платье, вспыхнешь, как пучок соломы.
Сказал – и только потом понял, что заговорил с одной женой, словно бы не заметив мачехи и сестры. А все потому, что думал об этой несносной рыжей. Об этом пустобашенном маяке.
Леди Фледа попятилась, услышав его слова, но на жену предупреждение не подействовало.
– Это будет нож? – спросила она с придыханием, указывая на огненный кусок металла в клещах, которые держал Годрик.
– Угадала, – проворчал он. – А теперь идите отсюда, леди. Вам тут не место.
– Разрешите, я постою тут... немножечко... – в голосе дикой девицы послышались непривычные просительные нотки. Она обращалась сразу и к мужу, и к свекрови, но Годрику почему-то почудилось, что к нему одному.
– Я никому не помешаю... можно? Только посмотреть?..
– Неумная женщина, – буркнул Годрик и добавил: – Возьми плащ вон там. Накинь и можешь подойти, но не ближе, чем на пять шагов. Прибери волосы под капюшон.
Эмер беспрекословно послушалась, что тоже было странно. Сдернув с гвоздя кожаный плащ, она завернулась в него и старательно упрятала под капюшон кудри. Годрику оставалось только хмыкнуть над такой покорностью.
Он снова занялся, выглаживая клинок, а жена застыла поодаль, глядя ему в руки. Конечно же, долго молчать она не смогла.
– Можно мне попробовать? – спросила она почти шёпотом, и Годрик сразу не понял, чего она хочет, а когда понял, то расхохотался.
– Кузнечное дело – не для женских рук, – сказал он. – Тебе следует заняться кухней. Место женщины – на кухне.
– Позволь ударить всего разок? – и она так уморительно сложила ладони, поводя глазами из-под капюшона, что Годрик сдался.
– Один раз! – предостерег он, и она закивала торопливо и радостно. – Держи молоток, чтобы он ударял прямо, а не гранью. Бей изо всей силы, крепко, но чтобы удар не припечатывал, а отскакивал.
Он наблюдал за ней со смешанным чувством удивления и насмешки. Неужели, до такой степени хотела ему понравиться, что готова была марать руки и дышать сажей? Глупая и странная девица.
Но она примерилась очень серьезно, и глаза горели по-прежнему – как две звезды, и ударила. Ударила с неженской силой, так что Годрику оставалось только присвистнуть.
– Сильно ударила, – сказал он. – И повернула боком. Видишь? Осталась отметина, как полумесяц. Так нельзя, это портит сталь.
Он поймал себя на том, что разговаривает с ней почти дружески.
– Сейчас я выровняю, а ты бей снова. Я ударю раз, а ты два. Поняла?
Жена кивнула.
Годрик подобрал брошенный тяжелый молот и раскалил нож в угольях.
Большой молот и маленький начали знакомую песню – знакомую для Годрика, и незнакомую, но сладостную для Эмер. Она не заметила, что нос ее покрылся потом, а платье запачкалось сажей, и вернулась на землю, только когда муж перехватил ее запястье, останавливая удар.
– Хватит, дальше я сам. А ты отдохни и умойся.
Нехотя отдав молоток, Эмер вышла из кузни и только сейчас поняла, как налилась тяжестью правая рука, и как нестерпимо хочется пить. Она пила долго и с наслаждением, а потом долго умывалась, плеская в разгоряченное лицо воду.
Глава 13 (окончание)
Годрик вышел из кузни таким же разгоряченным и перемазанным сажей, как Эмер. Помощник выскочил следом и схватил ковш, чтобы полить господину, но Эмер решительно оттеснила его в сторону.
– Я и сама справлюсь, – заявила она.
– Пойдем, нам надо посмотреть оружейный склад, – сказала леди Фледа, маня пальцем Острюд. Дамы удалились, хотя Острюд была раздосадована.
Пока Годрик умывался, у Эмер на языке крутились сотни вопросов, и едва муж взял полотенце, выпалила:
– Мне очень здесь нравится!
– Занятное место, – согласился Годрик.
– Волшебное место, – подхватила Эмер. – Разве не удивительно, что из простого куска руды получается смертоносное оружие? Такое прекрасное, убийственно-холодное? И чтобы его получить, надо раскалить мертвый камень добела, и сделать ему больно. Ведь он кричит при каждом ударе! Но без боли не достичь совершенства.
Она не знала, что сказала нечто столь созвучное мыслям мужа, что он насторожился, ожидая подвоха. Но Эмер с восторгом рассматривала готовые ножи и никаких каверз не затевала. В благодарность Годрик позволил себе проявить щедрость:
– Если тебе так здесь нравится, можешь приходить, когда захочешь.
– Ты разрешишь мне еще поковать? – спросила Эмер, задыхаясь от счастья.
– Нет.
Ответ был неожиданным, и Эмер удивленно захлопала глазами:
– Но почему? У меня неплохо получалось.
– Я позволил тебе удовлетворить прихоть, только и всего, – Годрик взял у слуги полотенце и промокнул лицо и плечи.
Эмер посмотрела на него исподлобья, но обидеться не смогла.
– А ты делаешь только ножи? Мечи ковать умеешь?
– Умею, – Годрик надел котту, подпоясался и накинул на плечи квезот.
– Ах, как бы мне хотелось взглянуть, как рождается меч! – Эмер просительно сложила руки, заглядывая мужу в глаза.
– Уговорила, покажу, – сказал Годрик, стараясь говорить небрежно, чтобы она не почувствовала, как тронули сердце ее речи, и добавил, совершенно неожиданно для самого себя: – Я собираюсь сделать меч, которому не будет равных во всей Эстландии.
– Заговоренный?! – прошептала Эмер, потому что от волнения пропал голос.
– Нет, – Годрик даже улыбнулся. – Я не владею колдовством. Но чтобы создавать несравненные вещи, магия не нужна. Достаточно простых человеческих знаний.
– Я должна буду это увидеть, Годрик Фламбар! – Эмер схватила его за руку и потрясла, подкрепляя слова. – Чего бы я только не отдала, чтобы у меня был настоящий меч!
– Меч? У женщины? Да ты спятила. И оставь меня, с чего ты вцепилась, как клещ?тут же отпустила его.
– Так-то лучше, – он напоказ отряхнул рукав котты и указал в сторону Острюд, понуро стоявшей в одиночестве на мосту. Мост был дощатый, с низкими, грубо сработанными перилами, зато на мощных сваях, потому что поток так и ревел, сбегая откуда-то с гор и устремляясь к даремской равнине. – Моя сестра скучает. Поговори с ней, пока леди Фледа не вернется. А мне надо проверить, готовы ли обозы в столицу.
– Хорошо, сделаю, как просишь, – милостиво кивнула Эмер, готовая простить ему любую колкость только за обещание показать, как куются мечи.
Она и в самом деле пошла в сторону золовки, хотя и без большой охоты, все еще пребывая мысленно в закопченной кузне, и слыша перестук молотов по горячему металлу.
Острюд дернулась, когда Эмер встала рядом, утвердив локти на перила.
– Я тебя не звала, – сказала она резко.
– Сама бы не пошла, – заверила ее Эмер, – но твой братец попросил тебя развлечь, а то ты свесилась носом до самой воды. Того и гляди – намочишь.
– Как всегда плоские шутки, – прошипела Острюд. – Такие же плоские, как и твое лицо!
– Зато у тебя не плоское, а острое и выдающееся, как вон та гора. Особенно нос.
– У меня красивый нос!
– Ага. Поэтому ты еще не замужем.
Удар был направлен метко, и Острюд взвилась:
– Ты отвратительная, вульгарная, как торговка рыбой! Только и умеешь, что вешаться на мужчин!
– Попридержи язык, – лениво сказала Эмер. Ссориться с золовкой ей не хотелось, но и слушать ее болтовню было особенно противно. Слишком прекрасные и волнительные чувства она сейчас пережила, чтобы разменивать их на ругачку с Острюд.
