Текст книги "Война меча и сковородки"
Автор книги: Артур Сунгуров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 36 страниц)
– Вот, теперь я – настоящая невеста. Даже с цветами. Ведь болван Годрик не додумался подарить мне свадебный букет.
– Он обязательно исправится, – сказал Тилвин. – А мне пора идти.
– Ну уж нет, – Эмер схватила его за руку и насильно усадила подле себя. – Ты тоже гость на пиру. И можешь забыть об обязанностях на четверть часа. Давай я налью тебе воды? Вино, наверное, ты не будешь? А вода подслащена и в неё добавлен анис. Это очень вкусно и бодрит.
– Воду с анисом пьют молодожёны, – осторожно заметил Тилвин, – чтобы... чтобы... – он замялся. – Чтобы кровь быстрее бежала по жилам в первую брачную ночь.
– Ах, рогатая звезда, – бросила досадливо Эмер, – я и забыла.
И тут же прикрыла рот рукой.
Тилвин закусил губу, чтобы не рассмеяться.
– Нет, я никогда не ругаюсь, – попыталась оправдаться Эмер, – это сейчас нечаянно вылетело.
– Конечно, я понимаю. И уже обо всём забыл.
– Вот бы и у Годрика была такая короткая память, – опрометчиво пожелала девушка.
На этот раз Тилвин не смог сдержаться и засмеялся, и Эмер рассмеялась вместе с ним. Спустя несколько минут, они увлечённо болтали. Эмер попросила рыцаря рассказать о гостях. Тот охотно назвал ей самых важных и знатных, с которыми ей предстояло встречаться на протяжении недели празднеств. Эмер слушала с любопытством, потому что говорил Тилвин хорошо и складно, вспоминая по ходу разговора забавные происшествия с тем или иным лордом.
– У лорда Бернара хорошенькая и юная жена, – рассказывал он. – Вон она, в красном платье. Лорд Бернар безумно её ревнует, и бедняжка даже на общественных праздниках появляется редко.
– То-то она сейчас веселится, как будто увидела королевских шутов, – протянула Эмер, разглядывая миловидную леди с волосами золотистыми, как солнце.
Её внимание привлек мужчина в черном, сидевший за столом для почетных гостей, но не принимавший участия в общем веселье. Странно, но время от времени он испытующе смотрел на Эмер, и взгляд его пронзал ледяными иглами. Мужчина был худощав, и лицо его – суровое, с резкими чертами, казалось осунувшимся. Щеки немного запали, и длинный острый нос становился от этого ещё длиннее. Небрежно причесанные волосы, спадавшие ниже плеч, придавали ему вид диковатый и пугающий. Одежда была грубой, но на груди блестела золотая цепь с медальоном. С ним разговаривали редко, но уважительно, а слуги, наливая вино и подавая кушанья, старались держаться как можно дальше.
– Кто это? – спросила Эмер у Тилвина. – Выглядит, как голодный волк.
– Не следует смотреть на него, невестка, – тихо ответил Тилвин. – Это Ларгель Азо, епископ Дарема. Правая рука тайного лорда.
– Лорда Саби? – переспросила Эмер, уставившись на епископа с удвоенным интересом.
– Не смотри на него слишком пристально, он заметит, и ему это не понравится, – торопливо сказал Тилвин, переставляя тарелки на столе.
– Даже если ему что-то не понравится, мне это совершенно ничем не грозит, – легкомысленно ответила девушка.
Чем больше она рассматривала «правую руку тайного лорда», тем больше она – рука – ей не нравилась. Нет, во внешности епископа не было ничего отталкивающего. Наоборот, он выглядел впечатляюще, несмотря на полное пренебрежение своим внешним видом.
– Он видный мужчина, – сказала Эмер Тилвину, позабыв, что благородной девице не пристало выражаться, как простолюдинке, – но один вид его вызывает страх и омерзение, как чумная жаба.
– Ты очень точно передали его сущность, невестка, – сказал Тилвин сквозь зубы. – Мир не видел такого сумасшедшего фанатика и такого кровожадного палача, как епископ Ларгель. Одни небеса знают, скольких он замучил, сжег и утопил.
– Может, сплетни? – спросила Эмер, хотя тут же поверила каждому слову.
– Нет, не сплетни, – горько усмехнулся Тилвин. – Это Его Преосвященство изобрел безотказный метод определить, является ли человек упырём – надо связать подозреваемого и бросить в воду. Если человек безгрешен, вода примет его, и он утонет. А если упырь – то вода его отторгнет, тогда упырь подлежит сожжению.
– Немыслимо, – ахнула Эмер, не в силах оторвать взгляда от епископа. – У нас в Вудшире нет таких жестокостей...
– Благодарите за это яркое пламя, – коротко ответил Тилвин. – А оно решило наказать Дарем, если сюда был назначен епископ, который сначала пытает, а потом спрашивает имя.
– И давно он сюда назначен?
– Его имя было названо в тот день, когда вы выехали из Тансталлы.
Некие подозрения закрались в душу, но Эмер не успела их осмыслить, потому что вернулся Годрик, и вид его не предвещал ничего хорошего.
– Разве слугам здесь место? – спросил он.
Тилвин вскочил и поклонился, хотя желваки на его скулах заходили от подобного оскорбления.
– Зачем ты так? – вступилась Эмер. – Он ведь тебе брат.
– Он мне не брат, – ответил Годрик, беря её за руку повыше локтя. – Он всего лишь слуга, его дело не молоть языком за столом своего господина, а беспокоиться о безопасности замка. Идём, нам надо засвидетельствовать почтение моей двоюродной тётушке, она настоятельница монастыря и специально приехала на свадьбу, – не дожидаясь ответа, он потащил Эмер за собой.
– Ты слишком груб, – сказала она, пытаясь вырваться, но пальцы у него были, как стальные гвозди – легче отгрызть руку, чем разжать.
– Придётся потерпеть, – последовал ответ.
– Если ты сейчас ведешь себя так, то что же будет ночью, в брачных покоях? – спросила Эмер.
– Ты ждёшь неба в звёздах и неземную сладость? Ведь об этом врут молоденькие дурочки, которых никто никогда не целовал?
– Но я-то к ним не отношусь, – невинно заметила Эмер.
Годрик остановился, как вкопанный.
– Что это значит? – спросил он грозно, и глаза потемнели, как грозовое небо.
– Меня – целовали, – ответила Эмер раздельно. – А что ты так разволновался?
– Кто? – спросил он без обиняков.
– Ты хочешь узнать имя? – Эмер решила подразнить его и тут же пожалела, потому что пальцы Годрика так сжали её плечо, что она подпрыгнула на одной ноге. – Мне больно!
– Кто? – повторил он, сжимая сильнее.
– Да ты! Ты, дуралей!
Он тут же отпустил, и Эмер потёрла занемевшую руку.
– Потом поговорим, – сказал он многообещающе, подводя жену к монахине в белом клобуке, взирающей на мир такими же маленькими и пронзительными глазками, как леди Фледа.
Разговоры, танцы и бесконечные обмены любезностями утомили сильнее, чем двухчасовые упражнения с деревянной палкой вместо меча.
К полуночи Эмер не чувствовала ног, а Годрик подводил её всё к новым и новым гостям, кланялся, представлял жену, приглашал остаться в замке на неделю.
– Как они все поместятся в Дареме? – зашептала Эмер после пятидесятого приглашения. – У тебя большой замок, но его не получится растянуть, как колдовскую перчатку!
– Они и не останутся, – ответил Годрик, – они поедут домой.
– Зачем же тогда приглашаешь?
– Потому что я воспитан при королевском дворе, а не в свинарнике, в отличие от тебя.
Эмер прикусила язык, вспоминая о вилке. Но расправу с мужем нужно было отложить. Ведь пока они находятся в центре всеобщего внимания, и прилюдная потасовка ни к чему хорошему не приведёт.
Когда Годрик вернулся с молодой женой к креслу, Эмер почти рухнула на подушки, вытягивая под столом ноющие ноги.
– Это утомительно, – пожаловалась она.
– Такая верзила – и слабачка, – сказал Годрик презрительно. – Сиди, я поздороваюсь с Беррийскими монахами.
– Ещё и монахи, – застонала Эмер. – Разве им не полагается сидеть в монастыре и избегать светских развлечений?
Годрик не удостоил её ответом и отбыл, а Эмер занялась тем, что пыталась незаметно снять туфли, чтобы дать ступням отдых.
Шарф, покрывавший ее голову, соскользнул, словно его сдернули невидимой рукой, и опустился на каменные плиты.
Маленький паж в красном берете тут же метнулся вперёд и услужливо наклонился.
– Один человек просит вас придти, – сказал он, подавая шарф.
– Какой человек?
– Один человек там, в темноте, – мальчик указал в сторону портика с фонтаном.
– Но кто... – Эмер не успела расспросить дальше, потому что паж убежал, спеша на грозный окрик мажордома.
«Наверное, Тилвин хочет поговорить, – решила Эмер, стараясь незаметно для гостей подняться из-за стола. – Дурак Годрик вёл себя, как мужлан. И ещё мнит себя прекрасновоспитанным! Это он деревенщина, а не я».
Она вышла из зала, с наслаждением вдохнув полной грудью прохладный ночной воздух. В портике факелы были потушены, и только луна, заглядывая между колонн, отражаясь в фонтане, превращала струи из водяных в серебряные.
Эмер оглянулась, но никого не увидела. Тилвин опять осторожничает. А ведь она прямо сказала, что презирает высокородную спесь и не считает хорошим тоном воротить нос от бедного родственника. Она опустила палец в чашу фонтана. Вода была холодная, как лёд, даже кости заломило.
– Вы пришли быстро, это разумно, – раздался сзади голос, который никак не мог принадлежать начальнику стражи из Дарема.
Голос звучал приглушенно, но не вяло, и в нём слышались знакомые нотки, так говорил... так говорили... лорд Саби и его прислужник!
Стремительно развернувшись на каблуках, Эмер чуть не столкнулась с человеком в черном. Ларгель Азо. Первым её желанием было отступить, но она вспомнила, что Роренброки не боятся и самого короля, а значит, бегство ей не пристало. Она расправила плечи и вскинула подбородок так горделиво, словно принимала гостей на пару с королевой.
Ларгель Азо был одного роста с Эмер, и глаза их оказались на одном уровне.
– Я не засвидетельствовал почтение, леди Фламбар, – сказал епископ, буравя Эмер взглядом. – Весьма рад, что в Дареме появилась хозяйка.
Его сухой тон никак не вязался с учтивыми словами. Эмер, неосторожно заглянувшая в глаза епископу, ощутила, как её словно затягивает в омут, и выбраться оттуда нет никакой возможности. Светло-карие глаза загорелись, будто разглядели что-то в глубине сознания девушки, зрачки вдруг вспыхнули приглушенным красным светом, и Эмер слабо вскрикнула, пытаясь закрыться рукой. Точно так же, как лорду Саби, она не могла противиться его помощнику. Только лорд Саби использовал свою силу мягко, исподволь, а тут магическая атака разума была жестокой и разрушительной.
Епископ Ларгель перехватил её запястье и заставил развернуть руку ладонью вверх.
– Я знаю о метке, – сказал он. – Она здесь.
– И чего же хотите теперь? – спросила Эмер, отчаянно храбрясь.
Епископ резко отпустил её, и Эмер поспешила вытереть руку. Ей показалось омерзительным прикосновение чёрного человека. Но на милорда Ларгеля этот жест не произвел впечатления.
– Так чего вы хотите? – опять вопросила девушка.
– Хочу понять, в каких сношениях вы состоите с упырями, – сказал епископ приглушенно и со значением.
Эмер уже была знакома подобная манера разговора. Лорд Саби и его люди говорили так же – негромко, но повергая собеседника в панический ужас.
– Если вы знаете про метку, – сказала она, машинально пряча ладонь, – то должно быть, знаете и о том, что я служу вашему господину. Спросите его об упырях, ибо мне о них ничего не известно.
Красный свет в глазах епископа погас.
– Возможно, вы и правы, – сказал он. – А возможно – лжёте. Как бы там ни было, помните, что я слежу за каждым вашим шагом.
Он приблизил лицо так близко к лицу Эмер, что она смогла разглядеть красные прожилки на глазных яблоках. В глубине зрачков плясали красноватые сполохи – словно огненные змеи вертелись в бешеном танце.
– Я был против, когда милорд Саби выбрал вас в жёны Фламбару, – сказал он приглушенно. – Вы мне не нравитесь. И я вам не нравлюсь. Вас коробит, когда вы смотрите на меня.
– Вы удивительно проницательны, – ответила Эмер с вызовом, хотя голос её дрогнул.
– Тем лучше, – прошипел Ларгэль по-змеиному. – Употребите вашу ненависть в дело. Докажите, что я ошибся на ваш счет, и узнайте как можно скорее то, что вам следует узнать. Разденьте поскорее вашего дорогого мужа. Вы и так промешкали неделю. И помните. Я здесь – чтобы следить за вами. Одна попытка обмануть милорда, и случится вот что...
Глаза его снова разгорелись, как уголья, И Эмер вскрикнула от острой боли пронзившей руку от самого невидимого клейма до плеча.
– Это только бледное подобие того, что вас ждёт, если провалите миссию, – пообещал напоследок епископ. – Ведь ваш дружок там, за свадебным столом, рассказал много чего об ужасном Ларгеле Азо? Так вот, он вам безбожно соврал.
– Какова же правда? – спросила Эмер, губы её дрожали.
Епископ улыбнулся, и улыбка у него оказалась не самой приятной – больше похожая на гримасу, обнажившую мелкие острые зубы.
– Правда в том, миледи Фламбар, что на самом деле, Ларгель Азо в двадцать раз ужаснее.
– Значит, это правда, что страшный Ларгель Азо сначала пытает, а потом допрашивает. Я убедилась в этом только что.
– Нет, не убедились, – сказал он зловеще. – Ларгель Азо сначала убивает, а потом допрашивает. Считайте, что сегодня вам повезло. Приятной брачной ночи, леди Фламбар.
Когда он прошел мимо, Эмер вытерла пот со лба. Тилвин был прав – страшный человек этот епископ, подручный лорда Саби. Впрочем, у тайного лорда не могло быть иных подручных. Каков хозяин, таковы и слуги.
Но пережитый ужас мгновенно забылся, и Эмер вновь упрекнула себя, что размышляет, как деревенщина. Надо избавляться от дурной привычки, и не мыслить, как коровница, если она хочет стать достойной женой Годрика Фламбара. И ею остаться. И остаться в живых.
Глава 8
– Почему Айфа не приехала? – спросила Эмер у матери, когда та давала ей последнее напутствие перед брачной ночью. Само напутствие её интересовало мало, потому что она побольше леди Дерборгиль знала, чем мужчина отличается от женщины, и что происходит, когда муж и жена оказываются в постели. Знала, разумеется, только понаслышке, зато в таких подробностях, что услышь мать хотя бы сотую часть – упала бы в обморок. Но вдовствующая графиня не знала, о чём разговаривают рыцари Вудшира, когда думают, что рядом нет женских ушей, а просвещать её графиня Поэль не собиралась. Куда больше её взволновало, что старшая сестра не приехала на свадьбу. Но переслала с матерью маленький алебастровый сосуд со странным посланием.
– У милорда Демелза какие-то дела, – отмахнулась леди Дерборгиль. Выданная замуж старшая дочь мало её интересовала. – Зато Айфа прислала тебе приворотное зелье, – она сделала таинственные глаза, отчего Эмер чуть не расхохоталась. – Добавь в вино, и выпейте пополам с мужем.
– Айфа верна себе, – пробормотала Эмер, забирая подарок. – Мне это пригодится, нет сомнений.
– Что ты сказала? – переспросила мать.
– Я сказала, – раздельно произнесла Эмер, – что страшно волнуюсь и молюсь яркому пламени, чтобы угодить мужу.
– Да уж, постарайся, – леди Дерборгиль пригладила непокорные кудри дочери, благо – та сидела на табуретке, и не пришлось вставать на цыпочки – расправила складки ночной рубашки, пощипала щёки, чтобы румянец был ярче. – Всё, ты готова...
Тут она расплакалась, и Эмер пришлось утешать её.
– Это так волнительно и грустно, когда дети вырастают, – призналась вдовствующая графиня. – И так страшно для их матерей. Постарайся сделать вид, что тебе приятно. Я знаю, какая ты грубиянка, не показывай мужу нрав хотя бы в первые две недели. Будь нежной.
«Твои советы запоздали, матушка», – подумала Эмер, но вслух пообещала вести себя кротко, как лесная лань.
Невесту, распевая грустные песни, провели в спальню. Огромную кровать покрывало бархатное одеяло, а столбики, на которых держался балдахин, украшали гирлянды из мелких роз и душистых трав. Горели пять белых свечей, а в жаровне лежали кусочки сандалового дерева. Эмер встала посреди комнаты, зажав в кулаке заветный сосуд. Нет, она поступит не так, как сказала Айфа. Она сама не выпьет ни капли, ведь её жара хватит на двоих. А вот Годрику не помешает хлебнуть колдовского зелья. Для сговорчивости.
Дверь отворилась, и в спальню завели Годрика. Он на голову возвышался над мужчинами, державшими его за локти – молодому мужу полагалось сопротивляться, но сейчас держали больше для вида, чтобы соблюсти старинный обычай.
Праздничный квезот и штаны с Годрика уже сняли, и он был в простой рубашке, скрепленной пятью мягкими складками у горла, и нижних штанах – брэйлах, длиной до колен. Обсуждая прелести новобрачной, друзья новобрачного стащили с него сапоги и порвали рубашку, чтобы унести в доказательство свершившегося брака гостям, не допущенным до спальни.
Эмер невольно отёрла пот со лба, когда в полумраке комнаты Годрика оголили до пояса. Сложен он был, как древний бог. Из тех, что некогда бродили по Эстландии, соблазняя смертных дев.
– Подвязку! Сними с неё подвязку, Годрик! – завопил сэр Ламорак, хохоча, как полоумный. Впрочем, почти все гости были чрезмерно веселы от выпитого вина, и дружно затребовали исполнения ещё одного древнего обряда.
Мужчины орали громко и возбужденно, но Годрик не изменился в лице, даже глаза не загорелись. Подошёл, встал на колено, засунул руки под рубашку жены и стянул белоснежную подвязку, на которой голубым шелком было вышито: «Если достиг этой высоты, то будь ещё смелее». Подвязка перекочевала в руки друзей новобрачного, и они шумной толпой отправились в зал, размахивая подвязкой и рубашкой, как флагами. Матери пожелали детям всех благ, любви и потомства, слуги пригасили свечи, кроме одной, и новобрачных оставили одних, прикрыв двери и заперев снаружи на засов.
Спрятав заветный флакон в складках рубашки, Эмер следила за мужем с замиранием сердца. Он не был похож на трепетного возлюбленного, про которых пели в балладах, но ей таким нравился даже больше. Пусть не говорит нежных слов, пусть сжимает её в объятиях, как медведь – это слаще, чем учтивые слова Ишема. Всех Ишемов в мире, вместе взятых. Сила, напор, уверенность, граничащая с самодовольством – это всё он, её муж. А как он целует, она уже знала. Его поцелуи – самое волшебное волшебство. Скорей бы вкусить их снова и оказаться...
Волшебство разрушилось одной фразой.
– Сядь рядом, и давай поговорим, – сказал Годрик.
Эмер насупилась и не сдвинулась с места.
– Ну, что стоишь? Иди сюда, – он похлопал по кровати рядом с собой.
Она подошла и села, сложив руки на коленях, как ребенок на первой церковной службе.
– Может, сначала всё сделаем, а потом поговорим? – спросила она с тайной надеждой.
– Нет, – отрезал он. – Об этом и пойдёт речь. Королева принудила нас к браку, но мы не нравимся друг другу.
«Говори за себя», – подумала Эмер, испытывая самое жестокое разочарование, какое только привелось пережить в жизни. Она угрюмо молчала, а Годрик заливался соловьем:
– Если мы не станем настоящими мужем и женой, то по закону потом сможем потребовать развод. Разве не этого мы с тобой хотим? – он произнёс «мы» с нажимом. – Через месяц или два, возможно, через полгода, королева смягчится, мы сообщим, что из её затеи со счастливым браком ничего не получилось, и потребуем развод.
– Надо подумать... – пробормотала Эмер.
– Думай, – щедро разрешил Годрик. – А пока хочешь вина? Я налью, – он сделал движение, чтобы подняться с кровати, но девушка опередила его.
– Я сама налью, – сказала она и покраснела.
Годрик не стал ей мешать, позволив поухаживать за ним.
– Мне хочется, чтобы мы поняли друг друга, – сказал он.
Она стояла к нему спиной, разливая вино. Было слышно, как стукнул край кувшина о бокал. Рыжие пряди водопадом сбегали с макушки до самых бёдер. Годрик нехотя оторвался от созерцания водопада, решив, что слишком устал, раз заглядывается на подобную девичью приманку.
Наливая вино, Эмер выплеснула в один из бокалов снадобье Айфы, а склянку закатила между подсвечником и чашей со сладостями. Взяв бокалы, она смело повернулась к мужу и подошла, протягивая зачарованное вино:
– Давай выпьем, а потом решим, как быть дальше.
Он осушил бокал до дна, а она свой лишь пригубила, потому что её так трясло от волнения, что зуб на зуб не попадал.
– Значит, ты не хочешь исполнения брачных обязательств? – спросила она, когда он допил последний глоток.
– А ты разве хочешь?
– Но ты меня об этом не спрашивал.
Годрик погрузился в молчание. Эмер нетерпеливо притопнула и вернула бокал на стол. Свой бокал Годрик поставил на пол, возле кровати, и теперь сидел, задумчиво подперев кулаком подбородок. Тесьма на его волосах распустилась, и черные пряди свободно упали на плечи. Эмер ещё раз топнула. Вот он – такой красивый, почти голый и оскорбительно спокойный!
– А если я не хочу с тобой разводиться? – требовательно спросила она.
Годрик поднял удивлённый взгляд, и некоторое время осмысливал услышанное.
– Не хочешь? – переспросил он.
– Не хочу. Я – верноподданная Её Величества, и не осмелюсь нанести ей оскорбление, нарушив её волю. Она благословила наш брак, мы не имеем права идти против слова королевы.
Слышала бы Её Величество эти речи! Эмер припомнила, как всего седьмицу назад дерзила, протестуя против брака с Ишемом. Хорошо, что муж не был свидетелем подобной двуличности.
– Подожди, – Годрик выставил руку ладонью вперёд. – Что значит – не хочешь? Ты хочешь брака со мной? После того, как ткнула меня при королеве вилкой? А ещё ты разбила мне нос, девица Роренброк.
– И разобью ещё, если будешь вести себя, как тупоголовый мул, – огрызнулась Эмер.
Когда уже подействует это снадобье?
Годрик молчал некоторое время, обдумывая, видимо, тупоголового мула и угрозу, а потом спросил:
– Значит, ты настаиваешь на исполнении брачных обязательств?
– Настаиваю! – заявила Эмер.
– Хорошо, – он сдался так неожиданно и кротко, что Эмер растерялась.
– Ты согласен? Сейчас мы ляжем спать? – спросила она неуверенно.
– Конечно.
– Не просто спать, а... – она покраснела, пытаясь подобрать нужные слова.
– ...а как муж и жена, – подхватил Годрик.
– О! Я... – Эмер прижала руку к груди, чувствуя холодок заветной монеты. Голова закружилась от предвкушения, и коленки трусливо задрожали. – Тогда я погашу свечу...
Она метнулась к столу, но голос Годрика остановил её:
– Подожди, успеется. Сначала нам надо выполнить ритуал Фламбаров, по завещанию Армель, моей прабабки в седьмом поколении.
– Какой еще прабабки? – насторожилась девушка, чувствуя подвох.
Но лицо Годрика было невозмутимым и даже скучающим.
– Матушка должна была рассказать тебе. Наверно, забегалась и забыла. Армель из Лилля установила ритуал омовения ног ещё при короле Абельгарде, и с тех пор все женщины, вступающие в нашу семью, свято его выполняют.
– Что еще за ритуал?
– Молодая жена должна вымыть молодому супругу ноги. Вот и таз для этого, – Годрик указал на серебряный таз, стоящий на табуретке возле стола с кувшинами, наполненными водой.
– Странные обычаи в вашей семье, – проворчала Эмер, втайне довольная, что всё оказалось не таким уж сложным. Неплохое начало брачной ночи – омовение супруга. Айфа что-то там рассказывала, что мужчины любят, когда их моют. Пора проверить правдивость её слов на деле.
Она решительно подошла к умывальнику, перенесла таз к кровати и с грохотом поставила его на пол.
– Согрей воды, – подсказал Годрик. – Плескаться в холодной не очень-то приятно.
Эмер сунула кочергу в жаровню, подождала, пока железо раскалилось, и опустила кочергу в один из кувшинов, а когда вода согрелась, вылила её в таз.
– Добавь еще розового масла, – Годрик указал на туалетный столик, на котором красовались стеклянные флаконы различных форм и цветов.
– Экий неженка! – фыркнула Эмер. – Зачем тебе розовое масло? Ты девица, что ли?
– Масло смягчает воду, – ответил он, – хотя откуда тебе это знать? Вы же моетесь только в реках и только летом.
Но когда Эмер грозно повела глазами в его сторону, засмеялся:
– Я пошутил. Продолжай.
Девушка перебрала все флаконы, открывая пробки. Ей очень хотелось отыскать тот запах, который исходил от мужа в вечер их первого поцелуя – янтарь и мерзлая земля, но не было ничего похожего. В конце концов, она налила в воду какую-то терпкую и коричневую жидкость, жирную, как брюхо лосося. Запахло хвоёй, смолой и жгучими восточными пряностями.
Эмер бросила на пол подушку и опустилась на колени перед мужем, сидевшим на кровати.
– Давай ногу, – велела она нарочито грубо.
Годрик без слов поставил босую ногу в таз с водой. Запах масла и полутьма алькова действовали лучше всякого зелья, вызывающего страсть. Эмер чувствовала, что сгорает вернее, чем восковая свеча в серебряном подсвечнике. В легкой рубашке было жарко, как в меховой накидке у горящего камина. Девушка с раздражением сдула со лба надоедливую прядку, которая так и лезла в глаза, и подлила еще тёплой воды из кувшина.
«Будь нежнее», – припомнились слова матери, и Эмер провела по мужниной ноге ладонью, от лодыжки почти до подколенной впадины, словно невзначай ощупывая железные мускулы на крепкой икре.
Было страшно поднять голову и посмотреть ему в глаза, и страшно хотелось это сделать. Эмер ждала язвительных слов, но были слышны лишь шипение углей и взволнованное дыхание – её и Годрика. «Действует! Снадобье Айфы действует!» – возликовала Эмер. Сейчас он положит руки ей на плечи, поднимет с колен и притянет к себе, а потом...
Она разостлала чистую ткань и вытерла ноги мужа, когда тяжелая рука коснулась её плеча, лаская и одновременно требовательно сжимая.
– Жена, – позвал Годрик, и Эмер подняла голову, вся дрожа от предвкушения.
Он выпил вино залпом, поморщившись от кислого вкуса. Что за дрянь достала матушка? К свадьбе можно было прикупить и хорошего вина.
Когда жена, ставя кубок на стол, прошла мимо свечи, рубашка на мгновение стала прозрачной, как туман, открыв взору стройный силуэт с маленькой высокой грудью, тонкой талией и длинными ногами. Маяк! Воистину, маяк! Годрик поймал себя на том, что ему хочется улыбнуться. Как она расквасила ему нос в карете! Вот это был удар. Такому удару мог позавидовать легендарный Лунный Рыцарь, на чьем счету не было ни одного проигранного боя. Он ощутил лёгкое головокружение и удивился сам себе. Бокал вина – это не то, что может свалить. Неужели, сказался недельный пост и он опьянел от пяти глотков?
Но следующие слова Маяка отрезвили лучше пригоршни ледяной воды в лицо.
Эта демоница не желала развода. Что ж, стоило догадаться раньше. Догадаться, что она поступит именно так, маленькая развратница, готовая отдаться ему уже тогда, под лестницей, невзирая на присутствие сторонних мужчин. Годрик почти поверил, что именно жена была виновата во всех злоключениях с поспешной свадьбой. Знала себе цену и сыграла на его желании, коварная.
Сразу было понятно, что она хочет его. Но он-то её не хочет. А значит, надо ответить коварством на коварство.
Она поверила ему с такой лёгкостью, что оставалось только посмеяться. Прабабка Армель... старинный обычай... Поверила, как девчонка-гусятница.
Глядя на склонённую перед ним рыжую голову, Годрик закусывал губу, сдерживая улыбку. Но по мере того, как нежные женские руки касались его тела, упрямство и презрение уступали место совсем иным чувствам.
Когда жена принялась оглаживать его с таким старанием, словно он был стеклянным, и она наводила полер, он почувствовал её волнение, как своё, и проникся им. В самом деле, чего он так напустился на эту деревенскую глупышку? Из-за того, что она повздорила с Отсрюд? Яркое пламя, какие пустяки! Она отлупила Острюд, он позволил сестре расквитаться с обидчицей – всё должно быть давно забыто. Да, она невоспитанная, эта рыжая девка с запада, но по-своему мила. И у неё удивительно стройные ноги. Крепкие, ровные, и гладкие, как шёлк.
Он вспомнил, как пальцы его коснулись нежной кожи на внутренней стороне бедра, когда развязывал подвязку, и тело ответило вполне определённо. И быстро, как никогда раньше. Годрик машинально прижал ладонью вздыбившиеся брэйлы.
Нет, такие мысли непотребны, и их надо гнать, как бешеных собак.
Но бешеные собаки возвращались с завидным упорством, ластясь, как дворняжки. Годрик смотрел на девушку не отрываясь. Эмер – даже имя было непривычно, для языка. Что оно означает, интересно? Имя яркое, как и она сама. Вот она сдула со лба непослушную прядку. Так делают уличные мальчишки, а не благородные девицы. Невоспитанная, хитрая деревенщина... Таких только и валять на сеновале.
И воображение тут же услужливо нарисовало ему картину – его жена, с распущенными рыжими кудрями, в которых застряли соломинки, лежит, вольготно закинув руки за голову, а рубашка задралась, открывая умопомрачительно красивые ноги с маленькими ступнями. Колени чуть подаются в стороны, словно приглашая расположиться между ними.
Годрик взмок, как после часа тренировки на ристалище. Эта демоница действовала на него сильнее любого вина. Руки её оглаживали его так ласково и настойчиво, что хотелось приказать, чтобы немедленно прекратила эту сладкую пытку и либо отошла от него подальше, либо начала гладить совсем в другом месте.
Эмер уже вытирала ему ноги, и Годрик призвал на помощь всю силу воли, чтобы не поддаться чарам колдуньи. Но рука сама потянулась погладить её плечо, и желание пронзило с такой силой, словно у него не было женщины несколько лет, и вдруг перед ним предстала языческая богиня, соблазнительница из края Вечного Лета.
– Жена, – позвал он, постаравшись говорить так нежно и проникновенно, как только возможно. И это удалось безо всякого труда. Даже голос прозвучал хрипло, выдавая страсть, которую он безуспешно пытался скрыть.
Она подняла к нему лицо – удивительное, красивой в своей необычности, с резкими чертами, но необыкновенно притягательное. И как получилось, что он раньше не заметил, насколько она хороша собой? И прямая длинная шея, и королевская осанка – да она даст фору любой императрице прошлого! Как только язык повернулся назвать её деревенщиной?..
– Осталось совсем немного, чтобы завершить ритуал, – промолвил он, принуждая себя к каждому слову и понемногу приходя в себя. Ведь быть не может, чтобы ему так понравилась девица, посмевшая поднять руку на его сестру.
Годрик мотнул головой, прогоняя странный морок. Яркое пламя, что же творится? Он намерен поставить деревенщину на место, и сделает это, во что бы ни стало. Беспородной кобыле место на пахотном поле, а не в королевской конюшне.
– Что-то ещё? – спросила жена, приоткрывая алые губы. – Скажи, я сделаю.
Сердце совершило безумный пируэт, и Годрик с шумом втянул воздух, словно его прижгли раскалённым железом. Умышленно, она соблазняла его умышленно. И бесстыдными словами, и губами, которые так и просили поцелуя. Он потёр член, засомневавшись, хватит ли сил выстоять против развратницы. Королева велела жениться, так может просто выполнить королевскую волю? Завалить в подушки эту рыжую демоницу, задрать к хвостам собачьим рубашку и утишить, наконец-то, боль пониже живота. И пусть визжит и брыкается – всё равно никто не придёт. Потому что с этого дня она принадлежит ему, и никому другому. Только ему.
