Текст книги "Виновник завтрашнего дня (СИ)"
Автор книги: Арина Александер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 32 страниц)
С каждым миллиметром он проникал в неё всё глубже и глубже, уже и сам прикусив губу от боязни сорваться и войти одним резким толчком. Так было бы проще, но Влада не позволяла, сдерживая его напор давлением бедер.
Он прижался к ней всем телом. Приоткрыл манящие губы и проник между ними языком. Не целовались, а присосались друг к другу, обезумев от желания. Будто голодные. Будто не смогут прожить друг без друга. Есть такой молодёжный сленг, как «сосаться». Именно в их случае это определение подходило больше всего. Они сосались, как сумасшедшие, смешивая не только дыхание, но и переплетая между собой языки.
Кровь бурлила в венах, в голове сплошное помутнение, пульс набатом стучал в висках. Это была самая настоящая похоть. Дикая. Неконтролируемая. Это было вожделение, когда ты прекращал быть разумным существом, прекращал реагировать на окружение, отдавшись одному единственному желанию слиться воедино, наплевав на здравый разум.
Знал, что будет непросто, однако и представить не мог, что настолько. Черепная коробка практически разрывалась от усилия сдерживать себя из последних сил. Но когда он почувствовал её бархатистую щелочку, когда вошел в неё без преград, утопая в обильной смазке – ничтожные крохи самообладания полетели в бездну.
То, что полностью слетел с тормозов, понял лишь тогда, когда ему в грудь замолотили кулачками, а до захмелевшего подсознания донесся вымученный стон. Рвано дыша, замотал головой, проясняя зрение, и только тогда увидел под собой перекошенное от боли лицо.
– Больно? – спросил надсадно, не узнавая собственный голос.
Влада отвела взгляд, пряча собравшиеся в уголках глаз слёзы.
– Я и представить не могла, что будет так болезненно, – прошептала, потупив взгляд. Чувствовала себя не то, что неумехой, а полной неудачницей. Её уже и обласкали, и довели до нужной кондиции, а она всё никак. Делов-то – взять и перетерпеть. Все через это проходили. Но когда почувствовала, как девственная перегородка начала растягиваться от давления, её словно ножом пронзили. Еле сдержалась, чтобы не заорать.
Лёшка подался назад и тяжело дыша отвернулся, рывком сев на согнутых коленях. Это уже не агония. Это самые настоящие пытки, которые вытерпеть, переждать уже нереально. Влада лежала перед ним с широко разведенными ногами, с зацелованными припухлыми губами и блестевшей от влаги промежностью. Такая желанная. Такая долгожданная.
Где-то на задворках сознания царапнулся неприятный совет взять себя в руки, посадить на цепь вышедшие из-под контроля инстинкты, но было уже поздно. Он хотел её зверски, именно сейчас и ни минутой позже. Она тоже его хотела. Сладковато-терпкий запах её желания проник под кожу, забился в ноздри, заполнил легкие. Проще пристрелить его сейчас, чем заставить остановиться. Уже слишком поздно.
– Ты злишься? – подалась она к нему, обняв со спины. – Не злись, – прошептала едва слышно, борясь с подступившими слезами. Как же она ненавидела себя за нежелание расстаться с девственностью ещё в пятнадцать. Не будь тогда дурой, сейчас бы было проще. А так… чего она добилась? Кому что берегла? Девственность давно не в моде и уж тем более не показатель. – Лёш, ты меня слышишь? – наклонилась через плечо, касаясь губами небритой щеки. То, с каким ожесточенным выражением он смотрел перед собой, вызвало у неё озноб. – Я хочу тебя, правда, – обхватила бурно вздымающуюся грудь руками, – сильно-сильно хочу, но…
Договорить ей не дали… Она и вскрикнуть не успела, как оказалась опрокинутой на лопатки. Пока пыталась опомниться, собираясь с мыслями, Лёшка надавил ей на низ живота, прижимая к постели и не дав набрать в легкие воздуха, припал к разгорячено-воспаленной промежности губами.
Влада дернулась, пытаясь приподнять ягодицы и отползти на пятках к изголовью, но Гончаров перехватил её икры, вжимая ступни в сбившееся одеяло.
– Лёша… – выдохнула ошарашено, всматриваясь в расположившегося между ног мужчину. – Ты что творишь?!
Он приподнял голову, мазнув по ней обезумевшим взглядом, и вымучено улыбнулся.
– Люблю тебя, разве не видно?
– Может, как-нибудь без этого?
– Ещё скажи, что не нравится?
– Нравится… – всхлипнула, теряя связь с реальностью. Как тут не понравится? Она и не догадывалась, что это так восхитительно. Языком в разы ярче, чувственней, крышесносней. Стоило ему накрыть пульсирующий клитор ртом, засасывая в себя безжалостными губами, как её пронзила острая волна наслаждения, заставляя выгнуться, поднимаясь навстречу.
Собственные стоны слышались будто со стороны. А то, как выкрикивала его имя, рвано хватая ртом воздух – было для Гончарова едва не самой щедрой наградой.
– Вот так, – протянул он довольно, продолжая вылизывать сочную дырочку, сходя с ума от желания. Ему тоже было больно. Но его боль имела другую природу. Все мышцы натянулись до предела, и если он сейчас не возьмет свою девочку, то в буквально смысле рехнется.
Запах её смазки опьянял, дурманил голову, путал мысли. Он уже не ласкал, не лизал, скользя вдоль распухших складочек, а практически трахал её языком. Влада и не заметила, как запустила пальцы в густую шевелюру и, надавливая на затылок, ритмично приподнимала бедра вторя движениям языка. Было грязно, пошло, жарко, огненно. Вот-вот она взорвется, вот-вот её накроет очередной прилив экстаза и словно почувствовав её состояние Лёшка быстро отстранился и переместившись вдоль её тела вверх, вошел в охваченное зарождающим оргазмом лоно одним резким точным движением…
Было больно. Но эту боль в считанные секунды перекрыла дикая волна наслаждения.
– Да-а-а-а, – застонали одновременно, переплетая пальцы.
Влада прижалась к его груди, обвив ногами покрывшуюся потом поясницу и постаралась двигаться в такт нарастающим движениям. Теперь, когда преграда была устранена, легкие отголоски тупой боли казались совсем неважнецкими. Их можно и перетерпеть, тем более, когда внутри неё созревало, сворачивалось в тугой комок нечто такое, что в разы превосходило доселе пережитые ощущения.
– Прости, моя хорошая, – прозвучало у виска. А у неё на глаза навернулись слёзы. Как же сильно она любила его.
– Всё хорошо, – улыбнулась счастливо, растворяясь в нахлынувших ласках. – Иди ко мне, – притянула к себе за шею, заставляя опуститься на неё всем весом.
Лёшка поступил иначе: не прекращая двигаться, принялся целовать её грудь, бесстыдно вылизывая и покусывая каждый миллиметр. Хотелось поставить на ней свою метку, приручить, наказать, пожалеть и сделать своей на веки вечные.
Смешались их запахи. Стали одним целым биения сердец. Не только дрожь стала общей, но и души, казалось, стали едины. Они то замирали, прислушиваясь к учащенному дыханию друг друга, то срывались, жадно двигаясь навстречу друг другу. Влада полностью отдалась ощущениям. Его губы были везде. Его руки ласкали спину, сжимали ягодицы, гладили нежный живот и выписывали вокруг клитора неровные круги, заставляя выкрикивать любимое имя, надрывно прося пускай и о болезненном, но таком долгожданном освобождении.
Лёшка поцеловал её искусанные опухшие губы, чувствуя, как Влада сжала его внутри готовясь вот-вот кончить и закрыв глаза, постарался продержаться ещё несколько минут.
Вот она вскрикнула, широко распахнув глаза и встретившись с его переполненным любовью взглядом счастливо улыбнулась, прижавшись губами к бьющейся на шее жилке.
Ещё чуть-чуть. Ещё немного. Всё ради неё Пускай насладится этим ощущением сполна. Выждал. Колоссальным усилием воли выждал, пока не обмякнет, не станет расслабленной и только потом в три глубоких толчка, достиг той вершины наслаждения, после которой нужно срочно выходить.
Влада тихо вздрогнула, почувствовав на животе брызги спермы. Гончаров активно надрачивал, выжимая из головки последние капли, а она зачаровано наблюдала за его движениями, упиваясь пробегающей по телу крупной дрожью. Впервые видела кончающего мужчину и признаться честно – это было невероятно. Красивое сильное тело так и влекло к себе, манило пройтись по нему руками, очертить каждую мускулу, огладить широкие плечи и прижаться к гладкой груди. Что и сделала, приподнявшись на коленях, но когда увидела под собой красное пятно, смущенно вскочила с кровати.
– Эй! – подался за ней Гончаров, схватив за руку. – Ты куда?
– Я?.. Мне бы в душ, Лёш.
Он против воли прижал её к груди. Между ними было так скользко, что и правда, стоило принять душ, но он не спешил. Не было в этом ничего страшного. Её оргазм, его оргазм, её кровь – это естественно. А что естественно, то уж никак не безобразно. Они ещё только в начале пути. Скоро между ними будет и не такое. Пускай привыкает не смущаться перед ним и не боятся естественной реакции организма.
– Иди сюда, – потянул за собой на кровать, заставляя прилечь.
– Лёша, – заартачилась, чувствуя на щеках яркий румянец.
– Не нужно стесняться, Влада. Будет тебе душ. Я даже сам тебя выкупаю, но сейчас я хочу, чтобы ты научилась расслабляться и не сжималась при первом же дискомфорте. Или тебе неприятна сперма? – предположил, зная, что бывают девушки, которые на дух не переносят запах мужских выделений.
– Нет! Конечно, нет, – вспыхнула, даже и не думая о таком. – Просто… – прилегла на бок, повернувшись к нему лицом, – я вся потная, липкая, в крови…
– И что? – удивился он, оглаживая костяшками её полные груди. – Для меня ты в таком виде самая вкусная и желанная. Ты даже не представляешь, – окинул её взглядом, – насколько соблазнительно сейчас выглядишь. Не нужно сразу вскакивать с постели и нестись сломя голову в душ, может, я захочу продолжения, – подмигнул беспечно и, заметив на покрасневшем лице неподдельный ужас, громко рассмеялся: – Да не бойся! Сегодня точно не трону. Без презерватива не то. Не люблю прерываться, да и стремновато. А то ещё забеременеешь, – приподнял бровь, упиваясь её замешательством, – придется рожать и всё такое. Оно тебе надо? Ты ещё сама, как ребёнок, куда мне ещё одного? Вот воспитаю тебя, взращу семена разума, потом можно будет и без резины кувыркаться. Согласна?
Влада округлила глаза и заторможено кивнула, чем ещё больше рассмешила его.
Больше не стал её мучить. Она и так держалась молодцом, с каждой минутой робея всё меньше и меньше. А ведь ещё недавно виляла задом, предлагая себя едва не на каждом повороте. Сколько норова демонстрировала, сколько настырности и стервозности, а на деле… а на деле перед ним предстала самая чистая и ранимая душа на свете.
Не соврал, рассказывая о своих женщинах. Разные они у него были. Но ни у одной не оказалась столько стремления и смелости отвоевать его у той жизни, которой он жил долгие годы. Ни у одной. Только у Владки. И только с ней он оживал, только с ней очищался, впуская в прогнившую душу, пускай и крошечную, но всё же надежду на светлое будущее.
Имел ли он право вот так любить? Чтобы настолько потерять себя? Имел ли он право надеяться на что-то? Мечтать? Строить планы? Он же сам растоптал свое будущее. Сам испоганил его, потеряв человечность. Тогда, у Шамрова, так хреново стало, так тошно от самого себя, что впервые в жизни почувствовал на сердце давящую тяжесть. И не убежать от неё, не скрыться.
Глава 28
– Лёш, ты можешь не смотреть на меня! – попросила улыбаясь, стараясь сохранить невозмутимое лицо.
– Не-а, – ответил задорно.
– За ночь не нагляделся? – прикусила губу, чтобы не рассмеяться и, не удержавшись, посмотрела в искристые голубые глаза.
– Не нагляделся. Как подумаю, что завтра разбежимся – жить не хочется.
– Вот видишь, а ты ещё ерепенился, что я сбежала из дому, – возразила мягко, разглаживая на платье образовавшиеся складки. – Зато целых три дня проведем вместе, – заметила с энтузиазмом, который к слову, сразу и испарился. Что такое три дня? Пыль. Секунда. Для неё вчерашний день пролетел в мгновение ока. Что можно говорить обо всём остальном? Ехали уставшие, невыспавшиеся, зато довольные и счастливые. С одной стороны, сами виноваты: их никто не просил таращиться друг на друга всю ночь и вскакивать при малейшем шевелении. Всё боялись упустить что-то важное.
– Кстати о побеге, – тут же насторожился Лёшка, сбросив с лица плутовское выражение, – Павел Олегович, Вика… Олег, – чиркнул зажигалкой, косясь в сторону притихшей девушки, – кто-нибудь из них не звонил?
– Нет. Ой, Лёш, – взмахнула рукой наигранно, – кому я нужна? На меня пожизненно забивали большой и толстый.
– Угу, я заметил, как на тебя забивают, особенно большой и толстый, – сдержано выдохнул дым в приоткрытое окно, надавив на педаль газа. Митцубиси рвануло вперёд, падая на хвост петляющей по неровной дороге Шамровской Мазде. Сзади, не отставая, ускорился внедорожник Скотника.
Влада отвернулась, делая вид, что рассматривает проносящиеся за окном посадки. Сколько не обманывай себя, а от горькой реальности не убежать. То, что её никто не тронул, ещё не значит, что по возвращению домой всё не вернется на круги своя. Единственная надежда – признаться во всём Скибинскому. Рассказать о своих чувствах, намекнуть об Олеге, ах, да, ещё и о неком залоге не забыть поведать. Эта тема вообще не укладывалась в голове, заставляя каждый раз хмуриться.
Лёшка свирепо играл скулами, выдыхая дым. А ведь так хорошо ехали. Смеялись, шутили, периодически целовались. Он то и дело гладил её колено, норовя просунуть руку под кружево трусиков. Она, сдерживая рвущийся наружу стон, в отместку, накрывала ладошкой его пах и злорадно улыбалась, слыша в ответ судорожный вдох. Обоих заводила такая игра: когда нельзя остановиться и продолжить начатое, но и сил прекратить, пристроить руки где-нибудь в безопасном месте, тоже не было.
– Лёш, давай я поговорю с Павлом Олеговичем, – предложила робко, решив, что лучшего момента, чем сейчас, для разговора у них не будет. – Расскажу всё как есть.
– Нет! – отрезал, ощетинившись.
Конечно, он у неё Мужик, привыкший всё решать сам. Не пристало Мужику прятаться под бабскую юбку. Да только и она не собирается сидеть, сложа руки и ждать, пока активизируется Турский.
– Почему? Это моя жизнь и мое право выбора.
– Потому что пока ты со Скибинским – ты под надежной охраной.
Влада нервно рассмеялась:
– Ты шутишь? Какая охрана, Лёш? Я не доверяю ему. Знаешь, что он заявил? Пока я не закончу учёбу, и шага не ступлю из его дома. Ещё три года, представляешь? Это что за контроль, мать вашу? – завелась, вспомнив разговор на кухне.
– Тише! Успокойся! – выбросил окурок в окно, сворачивая за Шамровым на проселочную дорогу. Вдали, на возвышенности, показалась старая церковь. – Всё он правильно говорит.
Влада хотела возразить, но Лёшка прижал к её губам указательный палец, заставляя заткнуться.
– Послушай… помнишь, я говорил, что есть темы, о которых я не могу тебе рассказать?..
Она кивнула, и не удержавшись, лизнула слегка солоноватую кожу. Лёшка вздрогнул, поспешно отняв палец. В голове, против всех ожиданий, активизировались далеко не благочестивые фантазии. Лишь на секунду представил этот язычок в работе и едва не взвыл. Пришлось кашлянуть, прочищая горло, и посмотрел на девушку со всей строгостью, на которую только был способен.
– Так вот, ты зря придираешься к старику. Твое слово имеет вес. Он прислушивается к твоему мнению и будь это не так, ты бы уже давно была замужем. Это во-первых… Во-вторых… Пока ты под его крышей, у меня есть возможность… – прервался, не зная, можно ли озвучить свои подозрения насчёт Турского. Если хочет от неё послушания и разумности, стоило рискнуть. – … Вывести Олега на чистую воду не переживая за тебя.
– В чем именно ты собираешься его подловить? – насторожилась Влада.
– Есть все основания считать, что он замешан в смерти Максима… тихо-тихо, – поспешил успокоить подскочившую на месте девушку.
Почему-то сразу поверила ему. Без капли сомнений. Не зря она сторонилась Турского. Интуиция, пускай и плохо развитая, но всё же удерживала её от него на подсознательном уровне.
– …А ещё он подначивает сторонников Скибинского отказаться от сотрудничества с ним и требует вывести из конгломерата металлургический комбинат. Я надеюсь на скорый приезд Варланова и то, что Турского с отцом прижмут на этом основании. Потому что доказательств в убийстве Максима у меня стопроцентно достоверных нет. Исполнителя Павел Олегович сам лично замучил до смерти. Я думаю, он и не знал напрямую заказчика. Возможно, вся оплата и указания производились через телефон. Так многие практикуют, очень удобно: исполнитель не знает заказчика и наоборот, заказчику нечего переживать, если стрелок где-нибудь засветиться.
– А ты? – удивила Влада, подавшись к нему. – Ты тоже так работаешь? Через телефон?
Гончаров напрягся. Не такой вопрос ожидал услышать. Они уже приехали, и Лёшка заглушил двигатель. Было рано, однако солнце уже вовсю опаляло всё живое. Стоило остановиться, как в салон ворвался жаркий воздух, приклеив к коже тонкую ткань рубашки.
– У меня немного другая специфика, Ладусь. Я в одной связке с Варлановым и работаю только с ним, не считая Скибинского. Если докажут его причастность к какому-либо убийству, то и на меня выйдут в считанные секунды. Ну и понятное дело, если лажону я – все сразу поймут, кто заказчик. Меня даже пытать не будут. Все в его окружении знают, чем руководит Шамров, за что отвечает Скотник, и чем занимаюсь я.
Он впервые говорил с ней так открыто. На равных. Не таясь. Называя вещи своими именами. Это так много для неё значило. Не была она шокирована. Пускай и жила в своем мире, но о некоторых вещах имела представления, да и Павел Олегович во многом не таился. Были моменты, когда, играя десятилетней девочкой под окнами, и не такое приходилась слышать. Она прекрасно знала на что идет и не собиралась демонстрировать истерику. С одной стороны даже неплохо, что Лёшка работает с Варлановым, что он в его команде и дружит с такими людьми, как Шамров. Ведь могло быть в разы хуже. Но то, что она узнала об Олеге… Чёрт. Всё и правда слишком серьёзно.
– Теперь понимаешь, почему я просил не перечить Скибинскому и не отсвечивать лишний раз перед Олегом?
– Понимаю, – прошептала пришиблено. Теперь ясно, от чего его переклинило вчера на заправке. Знай она заранее – не стала бы так рисковать. Это хорошо, что всё получилось, а не дай Бог?.. Похолодев от ужаса, резко повернулась назад, всматриваясь в подъезжающие следом за ними машины.
– Не бойся, – словно прочел её мысли Лёшка и, взяв за руки, осторожно погладил тонкие запястья, призывая собраться, – никто за нами не следит. Я проверял. Я бы не проехал с тобой и метра, не будь в этом уверен.
Влада облегченно выдохнула.
– Только Лада, – сжал её руки, заставляя сосредоточиться на сказанном, – теперь никакой самодеятельности, никаких вариаций на тему: «Я сама всё решу». Договорились? Не заставляй меня пожалеть о сказанном.
Она молча кивнула, понимая, насколько всё паршиво. Больно спускаться с небес на землю. Она уже раскатала губу, распланировав ближайший месяц, а оно вон как. Оказалась между молотом и наковальней, и сиди теперь бездыханно, боясь пошевелиться лишний раз.
Лёшка виновато улыбнулся.
– Ну, родная, не грусти. Думаешь, мне в кайф все эти шпионские игры? Мне тоже хреново.
Влада невесело улыбнулась и тяжко вздохнув, с большой неохотой отстранилась, заметив подзывающую их Настю. Порывшись в рюкзаке, достала шаль, и небрежно набросив на волосы, вышла из машины.
– Ладно, Лёш, я всё поняла. Правда. Надо, значит, надо. Мне не привыкать быть вдали от тебя. Пойдем? – кивнула на церковь, взяв себя в руки. Что толку расстраиваться сейчас? Будет у неё ещё время пожаловаться на жизнь, сидя в четырех стенах.
– Ты иди, я скоро подойду, – прихватил сигареты, направляясь к приютившейся под одинокой берёзкой лавочке.
На лице – всё то же выражение, но Влада успела уловить произошедшие в нем изменения. Снова закрылся в себе. Остаться бы с ним, поговорить по душам. Она бы постаралась помочь. Ну, или, на худой конец, хотя бы выслушать. Видно же, что гложет его что-то, не дает полностью расслабиться. А тут ещё и Настя с Ирой нетерпеливо притоптывали на месте. Одних их ждали. Некрасиво.
– Хорошо, я пойду тогда, – посмотрела на Гончарова, теребя край бирюзового платья и быстро поцеловав жесткие губы, пошла к девчонкам.
– Иди, – бросил ей в спину, на автомате извлекая очередную сигарету и глубоко затянулся, всматриваясь в голубое небо. Хорошо тут. Спокойно. Красиво. Дышится легко и свободно. Сначала не понимал Шамрова: зачем тащиться за шестьдесят километров от Москвы, когда в самой столице море церквей? Выбирай, какую хочешь. А потом, с каждым оставленным позади километром до него начало доходить: когда имеешь что-то ценное, когда дорожишь им больше жизни – меньше всего хочется афишировать свое счастье.
Зачем собирать вокруг себя толпы недоброжелателей, когда достаточно самых близких? Сколько их приехало? Человек десять от силы и всё, достаточно. Таинство на то и таинство, чтобы происходить подальше от мирской суеты.
Соврал Ладке. Не собирался он присоединяться к остальным. Таким как он в церкви не место. Особенно в такой: стариной, с бешеной энергетикой прошедших времен. Повидавшей и немцев, и большевиков. Пускай и не осталось в нем ничего святого, но с детства помнил наставления бабки, мамкиной матери. Она постоянно, на любой большой праздник, ходила на службу в церковь, молилась там, причащалась и всегда любила повторять: «Помни, Лёшенька, не Бог делает нас Людьми, а вера в него. У каждого из нас свой Бог. Кто-то верит молча, кто-то днюет и ночует у алтаря. Но одно тебе скажу точно: человек без веры – пустышка». И он верил. По-своему, конечно, но верил. А потом… скоропостижно умер отец, следом и сам едва не попал на тот свет. И всё бы ничего, если бы не случай с Машкой. Как так? Почему? За что?..
С тех пор и стал пустышкой. Однако не настолько он конченый, чтобы, отнимая человеческие жизни свободно расхаживать в намоленных местах. А ещё не хотелось осквернять столь знаменательное событие в жизни невинного существа своим присутствием. Он лучше тут посидит.
– Почему не пошёл со всеми? – прозвучало неожиданно сзади.
Лёшка обернулся, всматриваясь в густые кусты сирени, и увидел согнутого в три погибели старика. Сколько ему точно лет, было не разобрать: седая борода скрывала едва не пол-лица, а вот глаза, в отличие от скрученных ревматизмом пальцев светились острым умом и поражали своей проницательностью. Одет он был в мирское: обычные мешковатые брюки и свободную льняную рубашку. Внешне смахивал на служителя церкви, но вот дорогущие швейцарские часы и лакированные туфли из крокодильей кожи выбивали из колеи. Вокруг, куда не глянь, старые избы, поваленные изгороди, типичная картина большинства заброшенных поселков, а тут такое состояние на руках. Старик явно нездешний.
– Мне нельзя в такие места, – ответил спокойно, и тут же поразился той легкости, с которой вступил в диалог с незнакомцем.
– А что так? – подошел тот к нему, присаживаясь на самый краюшек.
– Слишком много плохого сделал в жизни, – горько улыбнулся Лёшка, затянувшись.
Дедуля сложил на коленях мозолистые руки с аккуратным маникюром и изучающе посмотрел на Гончарова. Прошелся колючим взглядом по волосам, упрямому подбородку, спустился по тонкому шраму на сонной артерии, будто считывая сердцебиение, и снова взметнулся вверх, поднимаясь по сильным предплечьям к широким ладоням. Лёшка чувствовал на себе пристальный взгляд, но никак не реагировал на столь тщательное изучение, продолжая неспешно курить, изредка поглаживая большим пальцем небритый подбородок.
– Да? – удивился старик. – А я бы так не сказал. – И пояснил, стоило повернуть к нему голову: – Ты ж не сам приехал. И любимая есть, и друзья. Или я ошибся?
Гончарова такое замечание заставило повнимательней присмотреться к собеседнику.
– Вы слишком наблюдательны.
– Работа у меня такая, – ответил тот снисходительно, отчего у Лёшки по коже пробежал неприятный холодок. Он и сам так часто говорил, потому что внимательность к деталям считалась неотъемлемой частью его работы.
– Вот видишь, – продолжил дедуля, продолжая изучать его, – не такой уж ты и плохой, раз Господь наградил любимой. Да и плохое плохому рознь, – заметил, подняв палец вверх.
– Даже убийство? – И снова удивился, как легко слетело с губ устрашающее признание. Видимо, сама энергетика этих мест располагала к душевным беседам. Даже не по себе как-то стало. Никогда не испытывал подобного. Хотя… что ему переживать? Максимум осудят. От него родная мать отвернулась восемь лет назад. Так что ему и дела нет до какого-то там деда. Пускай что хочет, то и думает. Похер.
– Знавал я таких, – произнес вместо ответа старик и не думая охать. – В 90-х, часто наведывались сюда. Вываливали перед Семистрельной иконой Божией Матери кучу денег, снимали с себя всё золото, бросали новомодные «мерсы» и просили отца Никанора молиться за них. И сейчас заглядывают периодически. Время идет, а мир не меняется, – вздохнул, переключившись на свои руки.
– И что, молился ваш Никанор за убийц? – поинтересовался насмешливо Лёшка. Вот уж не ожидал такого. Представил себя, и пробрало на смех.
– Молился. И не за деньги, которые раздавал на следующий день нуждающимся, а потому, что служил Богу и считал, что любая тварь, созданная им, имеет право на жизнь и прощение.
Увидев, что Лёшка качает головой, не принимая такое мышление, дедуля продолжил:
– Ты не прав, деля мир только на чёрное и белое. В нем множество оттенков.
– Это отмазка для двуличных. Кто убивая, башляет деньги, надеясь на спасение души, – заметил едко, позабыв о тлеющей между пальцев сигарете.
– Возможно. А разве ты ни на что не надеешься в этой жизни?
Лёшка опустил голову, рассматривая копошащихся в траве муравьев. Надеялся. Ещё как надеялся. Раньше и не знал, каково это – надеяться на что-то. Раньше он и о любви не знал. То, что прожил в юности и рядом не стояло с теперешним чувством. Страшно становилось от её силы. Думал, в его возрасте как раз только проживать эту самую любовь. Что она вообще такое? Вокруг один фальсификат. А когда накрыла с головой, надавила на плечи, заставив рухнуть на колени, тогда и признал поражение, смирившись с неизбежным. Когда ставишь на себе крест, тяжело возвращаться к жизни. Приходится заново учиться ходить, разговаривать. Ты вынужден перекраивать себя, ломать. Иногда это болезненно. Иногда даже не замечаешь этой боли, настолько тебе хорошо. А всё ради чего? Да всё ради той же призрачной надежды…
Лёшка поднял голову, собираясь ответить, и обалдело уставился на пустующую половину лавочки. Поднявшись, оглянулся по сторонам, даже, обошел куст сирени, недоумевая, куда подевался дедуля. Не мог же он просто испариться? Затем выбежал на пыльную дорогу и смог таки признать в удаляющейся скрюченной фигуре недавнего собеседника. Шел тот не один, а в компании двух укомплектованных бодибилдеров. Замыкал шествие угольно-чёрный Кадиллак.
Устав ждать, Влада вышла на улицу. После церковного полумрака утреннее солнце светило чересчур ярко. Пришлось немного постоять на крыльце, привыкая к освещению, и только потом отыскала глазами Лёшку.
Он так и сидел на скамейке, уронив устало плечи. Она буквально чувствовала его усталость. Видела, что чем-то подавлен, но и чем помочь, не знала. Не было у неё опыта врачевания человеческих душ. Считала, если человек сам не готов открыться, то и нечего лезть с расспросами. Она всего лишь тихо подошла к нему и так же тихо присела рядышком.
Лёшка смотрел вдаль, а она любовалась его профилем и мечтала проникнуть в его мысли, научиться понимать с полуслова, прочувствовать сполна любую эмоцию. Смотрела и не узнавала. Не его. Себя. Прежняя она набросилась бы с претензиями, мол, почему не пришел, обещал ведь. Сейчас же было всё равно.
– Всё? – спросил он, всё так же глядя вдаль.
Ответом послужил поднявшийся на крыльце шум. Скотник, будучи в своем репертуаре, принялся горланить на весь голос поздравления, пародируя батюшку. Настя смеялась, умоляя прекратить. Ира треснула мужа сумкой по спине. Нина с Максимом, прижав к животам иконки, не отставали от Миши, распевая песни имитируя церковный хор. Валентина, мама Насти, журила "молодёжь", призывая вести себя подобающе, ну а Шамров держал на руках сына и наигранно причитал, дескать, не тех крестных он выбрал для Егорки. Ни ума, ни фантазии.
– Лёш, Влада, поехали! – позвала развеселившаяся Настя. К ней быстро подошел Шамров и, наклонившись, о чем-то зашептал на ухо. Девушка посмотрела в их сторону, и выслушав мужа, помахала на прощание.
– Лёш, а мы разве не едем со всеми в ресторан? – насторожилась Влада.
– Нет. Мы едем в другое место. Даже не так, – поднялся с лавочки, извлекая из кармана брюк брелок, – мы поедем в другой город.
– А как же твои друзья? И Настя обидеться, – недоумевая, помахала новоиспеченной подружке, направилась следом за Лёшкой к внедорожнику.
– Насчёт Насти не переживай, я Влада предупредил. А Мишке и того пофиг. Я не хочу тащиться обратно, а потом сидеть за столом, считая минуты до вечера, тем более, что завтра нам нужно вернуться к Скибинскому.
– Хорошо, – не стала перечить Влада, присаживаясь не переднее сидение. Если честно, Лёшкина идея понравилась. Она тоже дорожила каждой минутой, проведенной вместе, и растрачивать её на посиделки в ресторане с малознакомыми людьми хотелось меньше всего. – Куда едем? Лё-ё-ёша! – взмолилась, когда он не ответил. – Ну, скажи-и-и…
Ей загадочно улыбнулись.
– Потерпи немного. Скоро всё узнаешь.
