Текст книги "Виновник завтрашнего дня (СИ)"
Автор книги: Арина Александер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 32 страниц)
– Турский поэтому потребовал Владку? Взамен на молчание? – пошатнулся, чувствуя, как начинает оседать. Вика тут же подставила плечо, предлагая помощь.
– Да! Лёш, тебе бы в больницу.
– У тебя есть доказательства, что это именно он отдал приказ убить Максима, – никак не отреагировал на её заботливый тон, направляясь на улицу.
– О чем ты говоришь? План был таков, что после смерти сына Олегович тоже не задержится, не перенесет. И так на ладан дышал. После этого я бы забрала свою долю, Ваньку и уехала бы за бугор. Какие доказательства? У тебя умоляю.
Лёшка так и замер.
– За*бись. Себе, значит, житуху без проблем, а Владка, получается, разменная монета? Круто, блдь. А я уж, было, расчувствовался.
– Я не нуждаюсь в твоей жалости. Я не для этого всё рассказала, а чтобы ты увидел всю картину. Нужно по-тихому «снять» Олега, пока он не пошёл в наступление. Если он узнает, что ты в полном здравии – раздует новость и о нас. Поверь, фантазия у него ещё та, изощренная до невозможности. Не думаю, что после этого Скибинский останется в том же настрое. А удумаешь рассказать правду – так Турский выдаст и меня. Тебе полегчает, если меня убьют?
Лёшка присвистнул. Молодец! Как же ловко всё продумала. Знала, что ему по-любому придется устранять Олега, так ещё и головняком наградила. Ведь не в курсе, что ему поручено найти заказчика и желательно живым.
– Почему раньше не рассказала?
– Так кто ж знал, что ты… – Вика отвернула голову, проглотив горький комок. Как же больно находиться рядом и видеть его любовь к другой, – такой упрямый, – нашлась с ответом. А ведь и правда, на что только не шла, чтобы отвадить его от сестры – всё безрезультатно. Наоборот, чем больше угрожала, тем больше, получается, сближала. Знала, Лёшкина любовь особенная. Что уж если взял за руку – никогда не отпустит. Её отпустил, потому что предала. Потому что отвернулась и врала. Жаль, нельзя вернуть время вспять.
– Ты даже не представляешь, на что толкаешь меня, – обронил он, задумавшись. Черт. Не всё так просто.
– Не представляю, – согласилась, нагнувшись с ним под низким проходом. – Но Олег не откажется от Владки. Ты или сдашь нас Скибинскому, подписав нам тем самым смертный приговор, или я помогаю подловить его и сделаю так, что все ниточки приведут к Гордеевскому приемнику.
С трудом выдохнув, Лёшка расправил плечи, и оказавшись на свежем воздухе, отошел от Вики как можно дальше: нельзя, чтобы их видели вместе.
– Что скажешь? – с затаенной надеждой поинтересовалась она, поправляя волосы.
– Скажу, что подумаю. А сейчас ты приведешь мне Владу.
– Ты в сосну врезался?
Лёшка пожал плечами.
– И как ты себе это представляешь?
– А это уже не мои проблемы. Я всё равно заберу её, вопрос: какой ценой? Лучше тебе подсуетиться и пойти мне навстречу, иначе Ваньке придется учиться жить без матери.
– Ну, ты и тварь, – процедила Вика едко и, развернувшись, поспешила к дому.
Да, он такой. Да и она не промах. Хоть что-то между ними общее. Лёгкое головокружение заставило отойти за росшую неподалеку тую. Там он согнулся пополам, упершись локтями в колени и глубоко задышав, вырвал.
С*ка-а-а, как же херово ему было. Может и правда обратиться в больницу? Нее, пока не увидит Некрасову – никаких больниц. И так потерял много времени. Ему ведь многого не надо: только забрать свое и с**баться как можно дальше. А там пускай сами разбираются.
Не успел отдышаться, как на дорожке показалась Вика. В предрассветных сумерках не мог разглядеть её лицо, но то, что кралась сама – уже насторожило, пробежав по спине неприятным холодком.
– Где Влада?
– Не знаю, – запыхалась, с опасением оглядываясь по сторонам. – Я пыталась позвонить – телефон выключен.
Вот тут Лёшка окончательно похолодел. И хрен поймешь, правду говорит или брешет. От неё чего угодно можно ожидать.
– Да клянусь! – прошипела Вика, увидев на его лице недоверие. – В комнате её не было. Я поспрашивала у ребят, они сказали, что час назад сестра уехала на такси. Кстати, уехала сама, без охраны.
Глава 34
– Выпустите меня! – в очередной раз увалила ногой по запертой двери. Хорошо так грюкнула, аж эхо пошло по всему дому, и пальцы на ноге подогнулись, сорвав с губ болезненный стон. Пофиг. Пускай все слышат. Пускай все знают, как достала меня такая жизнь. Похлеще удавки. – Эй! Если сейчас же не откроете дверь… – осеклась, придумывая угрозу пореалистичнее, – я выброшусь в окно!
Да! Самое то. Я могу, мне не слабо. Если Скибинский хоть пальцем тронул Лёшку… Прыгну! Покалечусь, но отомщу. Потом посмотрим на его заботу. Он ведь рассказывает, что следует данному матери слову, пускай потом посмотрит на результат своей опеки. О том, что в итоге пострадаю лишь я – старалась не думать. Мне вообще море по колено в таких ситуациях. Если уж заносит, то капитально. О последствиях думается уже потом.
– Слышите? – прижалась ухом к двери, прислушиваясь к царившей в коридоре тишине. По-любому кто-то из охраны остался. На всякий случай, так сказать. Думают, закрыли в комнате и всё? Оградили? Смешные.
Мамочки, пускай с Лёшкой ничего не случится. Я же не прощу себя, слышишь? Это станет той каплей, после которой и правда, можно и из окна выброситься, и вены вскрыть. Дошла до той кондиции, когда уже накипело, достало всё. И жизнь, где за тебя всё давно решено, и постоянный страх. Но хуже всего сидеть взаперти и мучиться от неизвестности. Накручивать себя до предела, рисуя в голове страшные картины расправы. Это муки были похлеще любой физической боли. Я в буквальном смысле лезла на стены, не зная, что думать и чего ожидать в конце.
Дикое отчаянье толкало на крайности, заставляя метаться по комнате загнанным зверем, и остервенело кусать губы, в попытке удержаться от опрометчивого поступка.
– Я считаю до десяти, – прокричала в дверную щель, всё-таки решившись, – если за это время вы не выпустите меня – я прыгну. Один… Два… Три… Четыре… Пять… Шесть… Думаете, не смогу? Семь… – отступила к окну, широко распахнув створки. Сердце грохочет в груди, пульс такой силы, что заложило уши, ничего не слышу, зато в голове – неожиданная пустота. – Восемь… – взобралась на подоконник, оглядывая внизу газон. Если Лёшке сейчас хреново, то и мне должно быть не лучше. Во всем виновата только я. Меня предупреждали, отговаривали, угрожали, а мне хоть кол на голове теши. Я и правда избалованная стерва, не думающая о чувствах других.
Но я никогда не была слабачкой и не собираюсь сидеть сложа руки, подстраиваясь под обстоятельства. Можете называть это глупостью, дебилизмом, чем угодно, но если я приняла решение, то никогда не отступлюсь.
Девять – прошептала, собираясь сделать шаг навстречу стопроцентным переломам, как грубый рывок за локоть заставил пошатнуться, а следом и вовсе рухнуть в чьи-то крепкие объятия.
– Ты чё удумала, дура! – хватка усилилась, не позволяя сделать лишний вдох. Я дернулась, вырываясь, за что тут же поплатилась успокаивающей тряской. Перед глазами поплыло от нервного перенапряжения. – Не дергайся!
– Пусти меня, урод!
Меня и отпустили. Но не потому, что я такая грозная, а потому что в комнату вошел Скибинский. И пока я пыталась отдышаться, сбрасывая с талии чужие руки, он присел на кровать, тяжело навалившись на трость.
– Спасибо, Саша, – указал на дверь. – Дальше я сам.
– Как скажете, Павел Олегович, – беспрекословно повиновался тот, бросив на меня насмешливый взгляд. Не столько держал, сколько облапал. Козёл.
Я всё ещё не пришла в себя, продолжая бурно дышать. Скибинский молчал, рассматривая меня таким взглядом, будто впервые видел. Согласна, я тоже от себя не ожидала.
– И правда прыгнула бы? – нарушил тишину, заметив, как я покосилась на оставленную приоткрытой дверь.
– Где Лёшка? – пошла в наступление, отдышавшись. Если он ещё до сих пор не выучил меня – очень жаль. – Что вы с ним сделали?
Ненависть и отчаянье, клокотавшее внутри, не позволяло проявлять дипломатию, рассуждать здраво. Сильнее сжала кулаки, собираясь любой ценой вырваться из посёлка, и Скибинский заметил этот жест.
– Настолько сильно любишь, что готова свернуть себе шею?
– А вы ещё сомневаетесь?
– Жаль… – прозвучало с осуждением. – Я думал, ты благоразумней будешь. Признаюсь, порой даже восхищался тобой. Мне нравилась твоя целеустремленность, взгляды на жизнь. Те позиции, которые не менялись не смотря ни на что. Я видел твое будущее. Знаешь, такое светлое, незапятнанное. С мужем-инженером, например, и небольшим двухэтажным домом на окраине. Ты – такая себе деловая женщина, вся в работе, и одновременно, разнеженная любовью к любимому мужчине и детям, которые у тебя непременно будут. Ты всегда хотела быть независимой, самостоятельной и я восхищался твоим рвением, смелостью, неподкупностью. Тебе было плевать на мои деньги и возможности. И я втайне радовался этому. Ты первая, кто не воспользовался мной в целях наживы… Я уважал тебя, Влада.
Последнее он произнес с сожалением, вызвав першение в горле. Сжалось оно, борясь с непрошенными спазмами, не желая демонстрировать подточившую меня слабость. Тон, которым он говорил, был не столько обвиняющим, сколько по-отечески разочарованным. Он давил на меня, призывая одуматься, напоминал о моих планах, мечтах, пытался вернуть в действительность, которая без Гончарова уже не имела смысла.
– Выбрав Гончарова, ты обрекаешь себя на опасность, – продолжил, поглаживая набалдашник трости. При этом глаза, не смотря на усталость, цепко следили за мной, словно боясь, что я в любой момент могу взбрыкнуть, шуганув в окно.
– Я обречена на неё с того дня, как приехала сюда.
– Брось, Влада, всё мое окружение знает, что ты под моей опекой и никто не причинит тебе зла. Люди считают нас родственниками и…
– Люди ошибаются.
Я перебила, он недовольно пождал губы.
– Хорошо, признаю, я тоже способен принести проблемы, но признай, что за десять лет с тобой не произошло ничего криминального, не считая перестрелки в «Аисте», и то, там произошло стечение обстоятельств.
– Угу. А Лёшка просто так, ни за что словил вместо меня пулю. Короткая же у вас память, – усмехнулась презрительно. – Если бы не он, я бы сейчас была мертва. А вы бы на моей могиле сказали: это было недоразумение, всего лишь «стечение обстоятельств».
– Ты права, но…
– Я выбираю ЕГО. Как бы не сложилась моя жизнь – я хочу быть с ним.
В носу защипало. Прогоняя непрошеные слёзы, бросилась к шкафу и достала спрятанную шкатулку.
– Вот, здесь все те деньги и украшения, которые вы мне дарили. Я и к рублю не притронулась. Слава Богу, учусь на бесплатном. А ещё, – высыпала перед растерявшимся мужчиной содержимое шкатулки, – тут чеки, на все те покупки, что я вынуждена была сделать. Я их обязательно со временем оплачу. Не хочу быть должной.
– Влада! – По лицу видно, шокирован. – Даже не думай. Знаю, я не пример для подражания, но всё, что бы я тебе не дал или не дарил – было от чистого сердца.
Я рассмеялась.
– От чистого сердца? Не смешите. Вам на меня плевать. Хотите сказать, что нет? Вы верны лишь данному слову, но вам глубоко фиолетово на мои чувства. Вы мне не отец, чтобы вот так вмешиваться в мою жизнь.
– Но и не враг. Прекрати враждовать со мной.
Я упала перед ним на колени и с мольбой посмотрела на строгое лицо. Хрупкая надежда шевельнулась в груди, заталкивая гордость глубоко-глубоко.
– Тогда скажите, что Лёшкой? Где он сейчас? Прошууу…
Скибинский недовольно поджал губы, поднимаясь.
– Он жив. Этого должно быть достаточно.
– И всё? Вы издеваетесь?! – заорала истошно, вскочив на ноги, и от собственного крика зазвенело в ушах. – Я спрашиваю: что вы с ним сделали?
– Ничего из того, чтобы он не заслужил. И скажу тебе так – он ещё легко отделался.
Я застыла, чувствуя, как по спине пробежал тревожный холодок. Броня. Непробиваемая, нерушимая. Никогда между нами не будет понимания. Скибинский нервно тер грудину, шумно дыша. Видимо, накатил очередной приступ. А мне похер. Ожесточилась с ним, плевать хотела. Мне тоже больно.
– Можешь быть свободна, – выдохнул рвано, хватая ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.
Не поняла. Он сейчас о чем?
– Я серьёзно. Хотела свободы – получай. Можешь идти на все четыре стороны. Больше ты не имеешь к моей семье никакого отношения. Дерзай. Посмотрим, насколько тебя хватит.
Зря он так. Разве ещё не понял? Да я землю буду грызть, подыхать – а не приду. Принципиально.
– Кстати, – достал из кармана брюк мой телефон и швырнул на кровать. – Надеюсь, ты не пожалеешь.
Он вышел, а я так и осталась стоять недвижимо, уставившись на смартфон. Это что сейчас было? Благословение или намек на то, что по-любому приползу обратно?
К черту. Чтобы меня не ждало впереди – тут я не останусь.
На дрожащих ногах нашла свой боевой рюкзак и стала поспехом собирать вещи, параллельно пытаясь дозвониться к Гончарову. Противный голос в динамиках уведомлял, что на данный момент, вызываемый вами абонент, находился вне зоны действия сети. Это какой-то трындец. У меня пожизненно так: если в одном удачи, так в другом обязательно ж*па.
С собой прихватила самое важное и только на первые дни. Документы, мамины серьги забрала вместе со скрепленными чеками, всё остальное оставила. Ключи от подаренного Фольксвагена бросила на тумбочку и, потерпев очередное фиаско с попыткой дозвониться Лёшке, вызвала такси.
Ну вот и долгожданная свобода. Если честно, страшно. Не так всё представляла. И радоваться бы… да что-то не очень. До последнего не хотелось ссориться со Скибинским, расставаться вот так, врагами. Но у меня не было выбора. Прояви покорность, склони голову – и всё… о Гончарове можно забыть.
Переодевшись в практичные джинсы и немаркую футболку, понеслась к воротам, то и дело оглядывалась, ожидая погоню. Господи, помоги. Только бы выбраться из этого дома, унести ноги как можно дальше. До сих пор не верилось, что Скибинский отступил, что сдался, в конце концов.
Караулившая у ворот охрана, с каменными лицами молча расступилась, пропуская меня на улицу. И хотела спросить, может, знают, где Гончаров, но передумала. Всё равно ничего не скажут – это же очевидно.
Покусывая по старой привычке фалангу указательного пальца, нервно расхаживала вдоль ограждения, вздрагивая от каждого шороха. Казалось, сейчас откроются ворота, являя спохватившегося Скибинского и меня в который раз упекут под замок.
Но время шло, никто за мной не гнался, никто даже не смотрел в мою сторону. Неожиданно меня осенила мысль – Седых. Его же вызвали к Скибинскому. Кто-кто, а он по-любому должен быть в курсе. Отойдя от охраны как можно дальше, набрала его номер и приготовилась ждать соединения. Тут хотя бы шли гудки.
Я была настолько взвинчена, что даже не обратила внимания на прозвучавшей на том конце связи женский голос.
– Ваня, – обрадовалась, почувствовав облегчение, – пожалуйста, скажи, где Лёшка. Я уже не знаю, что и думать. Скибинский…
– Что?! Да пошла ты знаешь куда со своим Скибинским? – разорвало динамик.
Я офонарела.
– Какой, нахрен, Лёшка? У меня парня избили до полусмерти. В реанимации сейчас, понимаешь?
– Я… я… – не нашлась что сказать, растерявшись. Ничего не понимаю. – Как в реанимации?
– У него мать больная, сердце слабое, а вы… Твари, вот кто вы, ясно?
И отключилась. А меня основательно накрыло, столкнув в самую пучину отчаянья. Это что же получается: если Седых в больнице, то что тогда думать за Лёшку?
Подъехавшее такси заставило действовать на эмоциях, даваясь хлынувшими слезами. Да что же это такое! Куда идти? Что делать? К кому обратиться за помощью?
Хотела узнать, в какой Седых больнице, но мои звонки постоянно сбрасывали, пока и вовсе не отключили телефон. Зашибись.
– Куда едем? – проник сквозь панику голос водителя.
Куда? Не знаю. Но с чего-то ведь нужно начинать? Буду искать по больницам, другого выхода нет.
– Давайте в центральную больницу, а там будет видно.
Машина плавно покатилась по поселку, ненадолго задержавшись на постовом контроле и набрав скорость, рванула в город. Я прижалась лбом к прохладному стеклу, глотая солёную влагу, и тихо молилась. Только один раз была в церкви, на крещении Егора, и никогда не принадлежала к истинно верующим, а как только случилась беда, так сразу вспомнила о Боге. А больше-то не к кому обратиться, не у кого попросить помощи.
Тот, кто верит – поймет. Кто ни разу не был в отчаянии – посчитает пустой тратой времени. Но я была готова ухватиться за любую надежду, за любую помощь, пускай даже высшую, космическую.
Резкий маневр в сторону откинул меня на спинку заднего сиденья, вынуждая недоуменно уставиться сквозь лобовое стекло.
– Можно поаккуратней!
– Извините. Тут урод какой-то берет на обгон. С самого поселка как пристроился сзади, так и сидит на хвосте.
Я обмерла, наблюдая, как чёрный Хаммер борзо вырвался вперёд и, отъехав на приличное расстояние, к моему ужасу неожиданно развернулся, став поперек дороги.
– Пожалуйста, не останавливайтесь, – вцепилась ногтями в спинку переднего сидения, узнав внедорожник Турского.
– Так что я могу сделать, – начал сбавлять скорость водитель, останавливаясь. – У них вон, – ткнул пальцем в стекло, – танк, а не машина. Куда мне с ними тягаться.
– Пожалуйста… – вцепилась за дверную ручку, похолодев. – Давайте сдадим назад?
– Я тебе не Шумахер! – ударился в панику. – Ты посмотри, что у них в руках!
Такси остановилось в нескольких метрах от Хаммера и я замершем от страха сердцем увидела Турского в окружении вооруженных мужчин. Нет! Нет! Только не он!
Олег шел сам, оставив сопровождение у внедорожника.
– Умоляю… помогите, – выдавила сипло, почти не слышно. Голос куда-то пропал, сев глубоко в груди. – Это ужасный человек. Он убийца.
Последние слова замерли на губах, связав всё внутри в мёртвый узел. Водитель зомбировано поднял руки вверх, уставившись в дуло нацеленного на него пистолета, а меня бросило в пот. Не опуская ствол, Олег хищно улыбнулся, подошел к пассажирской двери и спокойненько так открыл её, нацелившись уже в меня.
– Ну что, невестушка, выходи? Конечный маршрут как-никак.
Глава 35
– Квартира без ремонта, но это не помеха. Нравится?
Я оторопело проследила за тем, как Олег расстегнул на рубашке верхние пуговицы, освободился от их обхвата на запястьях и деловито закатал рукава. Я даже не пыталась рассматривать предоставленное им жилье.
– Нет, – остановилась у двери, не собираясь идти дальше. Знаю, бежать бессмысленно. Олег весьма красноречиво продемонстрировал свою готовность к любым сюрпризам, оставив в подъезде и на улице по несколько человек, словно я не хрупкая девушка, а заядлая террористка.
– А должна понравится. Она твоя. Я купил её полгода назад, да всё не было возможности подарить. Сначала похороны Максима, потом болезнь Скибинского, а теперь вот… – Острый кадык нервно задергался. Я поняла, кого он умел в виду. Хоть и пытался говорить сдержанно, а свирепо стиснутые челюсти были красноречивее любых слов. – В общем, ты поживешь здесь некоторое время, пока я не решу некоторые вопросы. Скоро у тебя будет всё, Влада. Всё, что пожелаешь. Тебе лишь нужно сказать «да».
Несколько секунд я стояла с открытым ртом. В голове не укладывалось просто. Чего он добивается? Ещё десять минут назад приставлял к моему виску ствол, потом грубо вытащил из машины, практически приволочив сюда за волосы, а теперь ждет от меня согласия? Щас! Да будь он самым последним мужчиной на Земле – мой ответ НЕТ.
Видимо, эти мысли отобразились на моем лице, так как Олег в мгновение ока сократил разделяющее нас расстояние и больно схватил меня за локоть.
– Ничего, скоро ты научишься ценить меня. Тебе неоткуда ждать помощи. Скибинский отказался от тебя, ну а Гончаров… Судя по тому, что он ещё до сих пор в подвале – его или грохнули, или оставили подыхать.
Я вырвала руку. Как в подвале?
Смотрела на Турского и пыталась понять, насколько он говорит правду. Всем осознанием пыталась уцепиться за малейшие признаки лжи, но всполошенные сомнением сердце уже начало отравлять мысли. Не мог Скибинский так просто взять и отпустить меня, быстро поменяв позицию в отношении Лёши. Не в его правилах. Он был уверен, что я вернусь. Почему? Возможно, потому что не к кому будет пойти?
Голые стены волнообразно покачнулись, начав ссужаться вокруг меня в тесную барокамеру. Ни вдохнуть, ни выдохнуть. Грудная клетка сжалась до размеров горошины, спровоцировав нехватку воздуха.
– Да ладно, малыш, невелика потеря, – продолжил издеваться Олег, изобразив сострадание. Я и хотела ответить, но язык не слушался. Чувствовала давление со всех сторон и медленно умирала от мысли, что Гончарова и, правда, нет в живых.
Зажмурилась, неимоверным усилием воли прогоняя губительное состояние. «Держись, Влада, ему тебя не запугать. С Лёшкой всё хорошо. Его нельзя так просто убить. Есть Шамров, Варланов. Прислушайся к сердцу, что ты чувствуешь?».
– Я знаю, что он жив, – начала отступать к двери, тем самым давая понять, что не собираюсь тут оставаться.
– Не понял, куда это ты собралась? – рушил за мной, правда, не резко, а вполне себе спокойно, прекрасно зная, что никуда я не уйду. – Ты разве ещё не поняла? Отныне ты со мной.
Я посмотрела в его жестокие глаза, борясь с накатившей паникой.
– Меня будут искать.
Олег прицокнул языком и протяжно выдохнул, сокрушительно качнув головой.
– Никто тебя здесь не найдет. По крайней мере, в ближайшие дни. Хочешь, – наступал до тех пор, пока я не вжалась в дверь, – я поделюсь с тобой своими планами?
– Мне пофиг на твои планы. А знаешь почему?
Он насмешливо приподнял бровь, мол, давай, удивляй. Посмотрим, на что ты способна.
– Ты уже труп, – бросила ему в лицо, потеряв стойкость. У всего есть придел, та граница, когда ломаешься. Олег рассмеялся, тем самым ещё больше ввергая меня в отчаянье, в непроглядную безнадежность. Плевать он хотел на мои угрозы.
– Лёшка убьет тебя, понял?
– Это мы ещё посмотрим. Я бы на твоем месте учился быть вежливым с будущим мужем, иначе мне придется применить силу.
– Отпусти меня, прошу, – предприняла последнюю попытку достучаться.
– Всё, Влада, нагулялась. Я слишком долго ждал тебя.
– Ты рехнулся? Я не буду с тобой, – заорала, сорвавшись. Видимо, у меня никогда не было даже самого элементарного чувства самосохранения, потому что только смертник мог наброситься на врага с кулаками.
Меня в тот же миг грубо схватили и потащили на второй этаж. Все попытки вырваться, хоть как-то укусить, засадить коленкой в пах оказалась безрезультатными, особенно когда Олег позвал на помощь одного из своих громил. Тот в считанные секунды заломил мне руки и, перекинув пручающееся тело через плечо, легко взбежал по лестнице.
Оказавшись брошенной на огромную кровать, пружинисто вскочила на ноги, приготовившись защищаться. Вошедшего следом Олега лишь позабавила моя реакция. Черт, и под рукой ничего нет. Но против всех ожиданий он остался стоять в дверях, злобно зыркая на меня исподлобья.
– Советую пересмотреть свое поведение, – сказал с ухмылкой. – Мне бы не хотелось портить твою красоту. Но если ты хотя бы ещё раз взбрыкнешь или попытаешься сбежать, проявив непослушание – мне без разницы, как я буду трахать тебя: сам или в присутствии своих людей. Я ясно выражаюсь?
У меня на затылке зашевелились волосы. Мразь. И он ещё надеется на мое согласие?
– Я не слышу?!
– Ясно, – прошептала, обхватив руками коленки.
– Вот и славно. Кстати, телефон отдай!
Пришлось отдать. На моих глазах была изъята симка, а сам смартфон беспощадно выброшен в окно. После этого Турский оставил меня в покое, пообещав наведаться позже. Когда его шаги стихли, я бросилась к окну и сдавленно застонала: кругом, куда не глянь, возвышались строительные краны. Напротив красовались ещё три высотки. Одна – полностью завершенная, остальные – в процессе. Я знала этот район. Вполне себе оживленное место. Днем. И то, мои вопли вряд ли бы кто-то услышал среди всеобщего шума. Я уже молчу про двадцать пятый этаж и полное отсутствие соседей.
Вернулась к кровати и как подкошенная рухнула на жесткий матрас. Накатила разрушающая апатия. Почему разрушающая? Потому что лишила сил на противостояние. Вернись сейчас Турский и воплоти в реальность произнесенную угрозу – даже не противилась бы. Когда подключенный к аппаратуре человек умирает, на мониторе появляется сплошная ровная линия. У меня так же. Виски пульсировали адской болью, однако в голове – вот такая прямая с одним единственным именем «Лёшка».
***
Организм требовал отдыха, но я так и не уснула. Высоко в небе светило солнце, намекая на обеденную пору, а моя апатия сменилась решительным настроем выстоять и не позволить Турскому осуществить задуманное. Я не та, кто забьется в угол и будет шарахаться от собственной тени. Хочет, пускай зовет своих шавок, вяжет меня, насилует, но я никогда не буду с ним добровольно.
Но не смотря на боевой запал, меня замучила неизвестность, я всё так же изводила сердце, прислушиваясь к ощущениям, и в итоге дошла до той кондиции, когда не знаешь, что и думать. Я то ревела белугой, полностью разочаровавшись в жизни и окружающих меня людях, то смахивала слёзы, и металась по квартире в поисках хотя бы какой-то щепки, с помощью которой смогла бы не подпустить к себе Олега.
На втором этаже было три комнаты: ванная, та спальня, в которой стояла кровать и ещё одна, будущая то ли детская, то ли гостевая. Потеряв всякую надежду, без особого интереса открыла в неё дверь, да так и застыла на пороге. Прямо по центру комнаты стоял огромный стенд, к которому в хаотическом беспорядке были пригвождены… МОИ фотографии.
Охренеть!!! Он точно болен. С упавшим сердцем подошла ближе и принялась внимательно изучать снимки. Вот мне вручают аттестат об окончании школы, а вот тут – я на днюшке Таси два года назад пьяная в хлам… Я у могилы матери этой весной… я на море в купальнике… в обнимку с Найдой. Воспоминание о любимице вызвало щемящую боль. Я так и не узнала, кто приложил руку к её смерти.
Боже, сколько же тут фотографий?! Штук сто, как минимум. Пьяная, трезвая, накрашенная, зареванная, голая… Стоп! Голая? Пришлось снять снимок и внимательно присмотреться к запечатленному моменту. Это же примерочная торгового центра! В руках красный бюстгальтер… Как так? За мной в тот момент никто не следил, разве что… с камер наблюдения.
Олег был в курсе всей моей жизни. Всех значимых событий. Он знал о каждом моем шаге. Однако постаралась вспомнить хотя бы какой-то намёк на нездоровый интерес и нервно сглотнула – ни разу такого не было. По крайней мере, до появления Гончарова.
Прижавшись ладонью к губам, начала медленно отступить к двери и неожиданно громко вскрикнула, почувствовав под ногами что-то мягкое. Отпрянув, увидела засохшую салфетку, при чем не одну. Смутная догадка блеснула молнией, вызвав рвотный рефлекс, словно я присутствовала при этом кошмаре вживую. Он др*чил на меня, следил за каждым моим шагом на протяжении долгих лет, а я даже не подозревала. Было такое чувство, будто меня уже изнасиловали.
С первого этажа послышались быстрые поспешные шаги. Господи, Олег…
Первой мыслью было броситься обратно, притвориться спящей, но чтобы это дало? Врать я всё равно не умею. И так догадается, что исследовала квартиру.
Каждый шаг – удар сердца. Казалось, прошла целая вечность, пока он поднимался по лестнице. Не выдержав, вышла к нему навстречу, скрестив на груди дрожащие руки.
– Ты больной на всю голову, – процедила презрительно, став у двери.
Олег как ни в чем не бывало улыбнулся, смерив меня взглядом и молча прошел в спальню, ту самую, где стояла кровать. Боже, а я ещё лежала на ней. От нахлынувшего чувства омерзения аж передернуло. Под мышкой у него была кожаная папка, и мне кажется, я даже знаю, что от меня сейчас потребуют.
– Какой есть. Думаешь, Гончаров не др*чил на тебя? Это нормальная реакция, Ладусь. Особенно, когда не можешь трахнуть.
Я против воли покраснела.
– Да брось, – похлопал ладонью по матрасу, приглашая составить компанию, – не нужно смущаться. Ты уже немаленькая, прекрасно знаешь, что к чему.
И тут меня осенило: он ведь не в курсе моей поездки в Москву! Знал бы – сразу рассказал Павлу Олеговичу. Видимо, что-то случилось, раз он решился открыться именно сейчас. Это не спасало ситуацию, но я могла сыграть на этом и выиграть хотя бы немного времени.
– Ты бы мог утолять свое желание с другими женщинами. – Вспомнила всех Лёшкиных баб и свою ревность на тот момент.
– Нет, Ладусь, я не такой. Я – верный. Разве ты ещё не поняла?
– Не называй меня «Ладусь»! – огрызнулась, так и оставшись стоять в проходе. Хрен я к нему подойду после увиденного.
– Хорошо, – раскрыл папку, – потом поговорим на эту тему, а сейчас ты подпишешь вот это свидетельство. – Тон вкрадчивый, я бы сказала, лестный. Разговаривал, будто с полоумной. Движения плавные, нерезкие. Усыпляющие бдительность.
– Даже не надейся.
Олег вздохнул, устало потер глаза.
– Ты же понимаешь, что «да» – это так, формальность. По-сути, ты уже моя жена. Нам даже в ЗАГС не нужно идти, – принялся вводить в курс дела, кайфуя от моего ступора. – Но, свадьбу всё-таки придется сыграть. Для публики, так сказать. Я же должен как-то продемонстрировать обществу принадлежность к семейству Скибинских. А ты мне в этом поможешь.
– Я Некрасова и не имею никакого отношения к этой семье.
– Знаю. Но ты сестра Вики. А Вика у нас кто? Правильно, невестка Павла Олеговича.
Я ухмыльнулась.
– И что? Ты забыл о Ване. Он – наследник всего состояния. При чем тут я?
Олег насмешливо фыркнул.
– При том, любимая, что сразу после смерти Скибинского Вика останется сам на сам с многочисленными врагами вашей семейки. Она не выдержит. Их или убьют, или сделают так, что она сама отдаст всё. Как думаешь, к кому она обратиться за помощью? – воскликнул насмешливо, ввергая меня в шок. – Конечно же к мужу сестры. Мы ведь станем одной семьей, одним целым. Пока Ванька окончит школу, выучится в университете, знаешь, сколько воды утечёт? Мальчик ведь может и не пойти по стопам деда. Жизнь настолько коварна, – прицокнул языком, сокрушительно качая головой. – Сегодня ты перспективный парень, отличник в школе, спортсмен, а завтра… наркоман, например.
Поверить не могу. Пускай мне было пофиг на Вику, но за Ваньку реально ужаснулась.
– Как ты можешь такое говорить?!
– Я? – удивился обижено, словно я взъелась на него необоснованно. – Я всего лишь предупреждаю. Жизнь… она такая, коварная.
– Я не выйду за тебя при любом раскладе.
Он снисходительно улыбнулся.