Текст книги "Виновник завтрашнего дня (СИ)"

Автор книги: Арина Александер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 32 страниц)

На языке разлился металлический привкус. Сволочь. И что тут ответить? Ну, вот что?! Сказать, правду, что мне всё равно? Тогда я открыто признаю нашу связь и подставлю Лёшку под очередной удар. Соврать?

– Для меня это не было секретом, – стойко выдержала хищный прищур. Хотела тоже попробовать кофе, но потом передумала. Боялась, что могу разлить, настолько сильно дрожали руки. – Павел Олегович не делал из этого тайну. Ты же прекрасно знал, как я отношусь использованию животных ради забавы, и ничего не сделал, чтобы предотвратить бой. Я и не догадывалась, что в тебе столько жестокости.

Олег снисходительно улыбнулся и, продолжая играть на моих нервах, принялся неспешно лакомиться заказанным десертом. Я смотрела на его тонкие губы, невыразительные черты лица, лоснящийся от пота лоб и едва сдерживалась, чтобы не уйти.

– А Павел Олегович знает, что Гончаров в прошлом трахал твою сестру? Думаю, что нет, иначе вряд ли бы подпустил к себе, – добил меня окончательно. Я несколько раз сглотнула, пытаясь протолкать застрявший в горле болезненный комок, и сжала кулаки, до крови впившись ногтями в ладони.

Не знаю, что отобразилось на моем лице, но Олег остался довольный. Юлить, отнекиваться, делать вид, что это неправда – было бессмысленно. Я выдала себя с потрохами. Но и он открылся, показал свое истинное лицо.

– Угрожаешь? – скрестила на груди руки, пытаясь унять грохочущее сердце.

– Боже упаси! Всего лишь предупреждаю.

Я решила играть в открытую, устав противостоять опытному игроку.

– Чего ты хочешь?

Олег вытер салфеткой губы, поправил воротник рубашки.

– Жениться на тебе хочу, – улыбнулся одними губами, глаза так и остались холодными.

На это заявление я отреагировала с завидной стойкостью. Не один день репетировала перед зеркалом отказ.

– Даже не мечтай, – отчеканила твердо и поднялась с углового дивана. В этот момент в кафе вошла Тася и, заметив, что я собираюсь уходить, вышла обратно на улицу. Хорошо, что получилось поговорить с глазу на глаз. Теперь я точно знаю, что он за человек.

– Ты отдана мне в залог, – пролетело от Олега, когда я повернулась к нему спиной. – Так что советую присматриваться к свадебным платьям уже сейчас.

Что?!! Какой, к черту, залог? Как я не набросилась на него – один только Бог знает. Хотелось впиться ногтями в язвительную ухмылку и стереть навсегда с лица, и пофиг, как это будет смотреться со стороны. Я буквально кипела от негодования, злости и ненависти. И пяти минут не прошло, а такое ощущение, будто по мне проехались катком, при чем, несколько раз подряд.

На улицу выскочила, как ошпаренная. Пришла в себя уже в машине от удушливого запаха роз. Рядом сидела Тася и сочувствующе гладила мое плечо, нарушая гнетущую тишину тяжкими вздохами.

Я схватила с заднего сидения злополучный букет и в сердцах вышвырнула в открытое окно, прямо на проезжую часть. Это мой ответ. Более наглядный.

Хорошо, что Павел Олегович на моей стороне и не смотря ни на что, всячески поддерживает. Но будет ли так и дальше? Поддержит ли, узнав о моих чувствах к Лёшке? Я не знала. Я уже ни в чем не была уверенна.

Глава 24

Лёшка достал зажигалку, щелкнул ею, прикуривая сигарету. Едва сдерживался, чтобы не поехать к Владке. Успокаивало лишь то, что не сама, что на людях, иначе бы точно плюнул на всё.

Думает, одной ей тяжко, одну её ломает? Его тоже ломало. Тоже крыло от невозможности увидеться. А когда наступала ночь, так вообще, хоть волком вой. Какие только мысли не приходили в голову. Никогда не думал, что настолько повернутый на сексе. Так и видел возле себя Некрасову, мягкую, чувственную, трепетную. Так и пожирал её, брал во всех возможных позах. Мало ему общения по телефону, мало слышать её голос и созерцать красивое лицо по видеосвязи. Душу её хотел. Тело. Чтобы сгорела в его руках, растворилась до последнего атома.

Еле доживал до утра, а потом выматывал себя в спортзале до тех пор, пока от усталости не начинало пошатывать. Только тогда можно было перевести дыхание. Тогда его мысли принимали более-менее человеческий облик, текли в нужном направлении, слушались команд. Но как же порой надоедало наступать себе на горло…

– Вот ты где! – на проходную металлопрокатного завода вышел Седых. – Там тебя уже все обыскались.

Лёшка хмыкнул, зажав сигарету уголками губ и закинув за голову руки, подставил лицо под легкий ветерок.

Жарко. Сейчас бы к морю, поплавать власть, поваляться где-нибудь в тени.

– Подождут. Олегович ещё не вышел?

– Не-а. Орет так, что на проходную слышно. Вениаминович тоже что-то возбухает. Дениска ему наш, видите ли, не нравится.

Лёшка хищно улыбнулся. Пускай хоть поубивают друг друга. Ему ещё проще. Чем больше конфликт между ними, тем больше шансов урвать Владу с минимальными потерями.

Со стороны казалось, что он наслаждается сигаретой, прикрыв от удовольствия глаза, но это было не так. Не стоило сейчас Ваньке видеть его глаза. В них не было ничего человеческого. Жестокость была. Ненависть и злоба – с недавних пор они с ним постоянно. А ещё… желание убить. Турского убил бы с колоссальным удовольствием. Как изнасиловавших Машку уродов убил, ни капли не заботясь о спасении души, так и Олега уничтожил бы. Сколько раз следил за ним через прицел винтовки? Не счесть. Одно нажатие на курок и препятствие устранено. Никто бы даже не узнал. Что-то, а заметать следы он умел.

Но не всё так просто. Скибинский в последние дни смотрел на него как-то иначе. Долго, изучающее. Вспомнилось, как рассматривал его рожу после столкновения с Максименко и хмурил высокий лоб. Казалось, в самую душу заглядывал, выворачивая наизнанку.

– Ты мне крёстника не тронь. Признаю, так не делается. Сам разберусь. А ты успокойся, понял?

Лёшка тогда едва сдержался, чтобы не вспылить и не выдать всю правду матку насчёт его нев**бенного родственничка, но титаническим усилием воли утихомирил задетую гордость. Рано ещё.

– Я не слышу, Алексей!

Ещё бы. Другого и не ожидал. Неприкосновенность Олега выдрачивала больше всего.

– Понял, – проглотил жгучую горечь, прожигая всё вокруг себя вышедшей из-под контроля ненавистью. – Как же не понять.

Олега трогать нельзя, но это не значит, что Максименко ничего не будет. Будет. Сам накажет. Да так, что ходить не сможет, ссать будет кровью, печень свою выплюнет, но ответит…

На телефон пришло долгожданное сообщение. Лёшка выбросил в урну окурок и только сейчас заметил, что вверху экрана висит ещё одно сообщение. От Влады. Невольно улыбнулся, читая её пылкое послание. Вот кто сдерживал его от опрометчивых поступков. Не Скибинский, не положение Олега, не риск быть убитым, а именно она и их совместное будущее. Если хотел видеть её в своей жизни – стоило действовать обдуманно и не вестись на поводу у эмоций.

Второе сообщение заставило моментально собраться и тут же набрать номер отправителя.

– Они ещё там? – спросил, заметив вышедшего на улицу Скибинского в окружении охраны.

– Только приехали. С полчасика будут точно.

– Хорошо. Я уже выезжаю… Павел Олегович, – обратился к мужчине, как только тот поравнялся с ним, – я вам ещё нужен?

Остановившись, Скибинский окинул его взглядом и промокнул носовым платком вспотевший лоб.

– А что такое?

– Мне нужно отъехать. Срочно.

– Если срочно, то дерзай. Только Алексей, – предупреждающе поднял указательный палец, тяжело опираясь на трость, – поаккуратней там. Без самоуправства. Вечером жду у себя, надо оговорить некоторые моменты относительно завтрашней поездки. И ещё, – добавил, поманив к себе Седыха, – сам не езжай, Ваньку с собой возьми.

Не стал ждать, пока Скибинский первым покинет территорию завода. Сейчас каждая минута на счету. И так потерял предостаточно времени.

– Куда едем? – запрыгнул к Лёшке в салон Седых, потирая руки. – Кому морду будем быть на этот раз.

– Ты, я смотрю, экстрасенсом заделался, – выехал в открытые ворота и, увеличив скорость до максимума, рванул в сторону города.

– Ну так, с кем поведешься. Так кого бить будем? Олежку или Максимова.

Гончаров хмыкнул.

– Олежка у нас с*ка неприкосновенная. Нельзя его трогать… Пока.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Ясно. Максимову, значит, не повезло.

Седых высунул в окно руку и, пропуская между пальцами потоки воздуха, некоторое время молчал. Потом посмотрел на сосредоточенный профиль Гончарова, собираясь озвучить то, о чем уже давно догадывался.

– Это из-за Владки, да? Весь этот гемор с Турским?

Лёха молча следил за дорогой, изредка присматриваясь к зеркалам. Устал отнекиваться. Ванька не дурак, в отличие от своего сказочного тёски. Много чего видел и подмечал.

– Из-за неё, – выдохнул, не поворачивая головы, только руль сжал сильнее. – П*здить будешь? – вспомнил их разговор в больнице.

– А нужно? – вопросом на вопрос.

Лёшка посмотрел на него, улыбнувшись.

– А это с какой стороны посмотреть.

– Вот и я о том же. Ты мужик взрослый, знаешь, во что ввязываешься. Если Олег всё-таки замешан в смерти Максима – есть шанс убрать соперника по-тихому.

– А если нет?

– Тогда трешняк начнется, Лёх. Олег Владку не отдаст, со Скибинским тоже не понятно. Сдал старик, при чем конкретно. Тебя вон в Москву отправляет к Варланову. Для чего? Потому что чувствует – не долго ему осталось. Вокруг одно шакалье. Так и ждут, когда можно будет засадить нож в спину. Поддержка ему нужна. Если сейчас посрется с Турскими – жопа наступит. За Вениаминовичем треть силы. Боюсь, как бы его нейтралитет не сменился заинтересованностью.

– Поживем – увидим, – ответил уклончиво Лёшка, и сам прекрасно понимая, чем попахивает болезненность Скибинского. Это как раз тот случай, когда ни деньги, ни власть не имеют значения. Слетал один в частную клинику, угрохал херовую кучу бабла, а оно вон как: и отдышка, и отечность ног, и давление зашкаливало. Ему бы после операции с полгодика посидеть где-нибудь на островах, без сплошной нервотрепки и мозгоклюйства. А не получалось. Хватит, уже оставил на месяц бизнес – друзья-приятели чуть не спустили его в унитаз, принявшись наводить свои порядки.

Впереди показалась гостиница, в которой, если верить присланной информации, Максименко отжигал сразу с тремя проститутками.

– Приехали? – выглянул в окно Ванька, отстегивая ремень безопасности.

– Угу. Так, Вань, ты на шухере.

Седому такой поворот не понравился.

– Я с тобой. Не хватало ещё, чтобы и второй глаз подбили. Олегович сказал подсобить, значит, так и будет. Мы своих в беде не бросаем.

Гончарову только и оставалось, что сдвинуть плечами. Как хочет. Если не сидится на жопе ровно – его проблемы. Он же привык свои проблемы решать сам. Решительным шагом вошел в вестибюль и, отыскав взглядом охранников, кивнул Ваньке следовать за ним.

Не успели секьюрити принять серьёзный вид, как им в руки вложили по объемному конверту.

– Мы тут слегка пошумим, – шепнул им Лёха, подмигнув. – А вы, соответственно, никого не видели, ничего не слышали.

Те изучили содержимое конвертов и, обменявшись жадными взглядами, понимающе закивали.

Лёха расстегнул отцовские часы, перевернул их циферблатом во внутрь и, обхватив ремешок пальцами, закрепил на поверхности сжатого кулака.

По крови разнеслась убойная волна адреналина. Три дня толком не ел и не спал, выжидая подходящего момента. Максимка-то оказался сцыклом, под стать своему хозяину, вечно не сам, вечно кто-то рядом. А тут такая удача. Секса ему захотелось, прям невтерпёж.

– А ты опасный человек, Алексей Игоревич, – восхищенно протянул Седых, поднимаясь с ним в лифте на последний этаж. – Всё продумал.

– Работа у меня такая, Вань. Каждая мелочь – на вес золота. Всех не переловишь, попрятались с*ки, а вот Максимова грех отпустить. Я ведь тоже умею передавать послание. И почерк у меня с детства каллиграфический.

Седой остался дежурить на этаже, а Лёшка пошел к указанному в сообщении номеру. Думал, придется пошуметь, выбивая тяжелую дверь, возможно, даже прибегнуть к помощи оружия, но против всех ожиданий дверь оказалась незапертой.

Каково же было удивление Максимова, когда одна из прошманде, собравшаяся оседлать его, истошно завизжала на весь номер, заметив Гончарова. За ней, крича не своим голосом и прикрывая руками сиськи, всполошились и остальные.

Лёшка кивком указал на дверь и они, уловив этот знак, со всех ног бросились из номера, сверкая на бегу голыми задницами.

В считанные секунды номер опустел.

– Что, не ждал? – начал наступать на СБшника, хрустя сжатыми кулаками. Как же они чесались загрубевшими корочками – не передать словами. Не успел Максименко вскочить на ноги, приняв оборонительную позицию, как Лёшка рванул к нему и, обхватив рукой шею, утопил мордой в подушку. – Не ждал… – навис над вырывающимся телом, надавив коленом на позвоночник. – Ну, извиняй, так получилось. Я по-простому, без сопровождения. Много времени не заберу.

С непередаваемым кайфом стащил Максимова за ногу с постели и, пока тот жадно хватал ртом драгоценный кислород, принялся избивать, приговаривая, где именно тот допустил ошибку.

– Передашь свому хозяину, – наносил удар за ударом, превращая лицо в кровавое месиво, – что я ср*ть хотел на его советы. А ты, гнида, теперь бойся своей тени. На мушке ты у меня. Ты и вся твоя п*здобратия. Один неровный выдох в мою сторону – и будете прохлаждаться в посадке. Один неровный выдох в сторону Влады – и что?.. Правильно, – увалил ногой в грудину, повторяя то же самое, что пытались сделать с ним, – тоже окажитесь в посадке. И пох** кто вы и под кем ходите. Ты меня понял? Сможешь передать?

Максимов что-то невнятно пробормотал.

– Что? Повтори, я не расслышал?

– С-с-смогу-у-у, – прохрипел, едва шевеля разбитыми в кровь губами.

– Молодец, – потрепал мужчину по щеке, удерживая на весу за волосы, после чего отшвырнул от себя практически бесчувственное тело и направился в ванную.

Как не старался бить аккуратно, а всё равно испачкался. Руки вымыл, а вот пиджак пришлось снять. Слишком яркими были пятна крови на бежевой ткани. С минуту смотрел на свое отражение, отмечая бледно-желтую отечность под левым глазом и рассеченную бровь. Смотрел и чувствовал умиротворение. Некое животное удовлетворение. Не потому, что был зверьем по природе своей, а потому, что привык платить сторицей за оказанное «добро».

Неспешно вытер руки, вернул на место отцовские часы и, окинув взглядом стонущее в болевом шоке тело, покинул номер.

Вот так будет с каждым, кто посмеет идти против него. Если убить нельзя – будет калечить, забивать до полусмерти, ломать ноги, ребра и позвоночники. Потому что теперь ему есть что терять. Потому что впервые за долгие годы у него появился смысл жизни.

Глава 25

Приехав домой, некоторое время сидела в машине, собираясь с мыслями. А домой ли я приехала? Нет. К абсолютно чужим людям, которые только и делают вид, что суют свои носы в мою жизнь и указывают, как должно быть лучше.

Разговор с Олегом выбил из колеи, спустил с облаков на землю. Болезненно так спустил, ощутимо. Пока ехала в посёлок, прозревала с его заявления и решала одну весьма сложную задачку: кто осмелился торговать мной и главное, за какие такие грехи?

Максим? Вот уже полгода как его нет в живых, да и относился он ко мне всегда ровно. Даже если допустить такой бред – всё равно не вязалось в голове. Во-первых – не имел права, а во-вторых – он ни разу не обмолвился о подобном в моем присутствии.

Павел Олегович? Вполне возможно. Он вообще настолько реалистично вжился в роль опекуна, что оставалось удивляться, как меня до сих пор ещё не посадили под замок. Да, он грозился выдать меня замуж. Я много раз слышала об этом лично, но он ни разу не указал на Олега. Потом… не маловажную роль сыграла и новость о том, что он оставил право выбора за мной. Когда Лёша рассказал об этом, я, признаться, сначала не поверила. Невиданная щедрость с это стороны. Но тот факт, что он сказал это при посторонних свидетелях – заставило принять очевидное: с моим мнением всё-таки считаются.

Оставалась только Вика. Эта может. Не единожды входила в образ Гузеевой, напаривая мне Турского. А после того, как влепила пощечину, заявляя, что с ним меня ждет райская жизнь – так вообще попала в чёрный список. Никогда не понимала, как можно ненавидеть родную сестру? Оказывается, очень просто. Когда тебя ненавидят настолько сильно, что даже не скрывают этого; когда перестают быть примером, опорой и частичкой души – тогда всё реально. Разница лишь в том, что я не желала ей зла. Она же…

Ладно, с ней и так всё понятно: решила изгадить мне жизнь в отместку за смерть мамы. Допустим. Но при чем тут залог? Что она могла попросить у Олега, пообещав меня взамен? Боюсь даже представить.

Не знаю, сколько бы ещё грузилась по этому поводу, но пришедшее на телефон сообщение заставило сбросить с плеч навалившееся депрессивно-угнетенное состояние и подскочить на месте, радостно завизжав на весь салон. В нем было всего три слова: «Жди, ночью буду», а у меня едва не сорвало крышу. Да какой там «едва»? Сорвало, и ещё как. Это же… Надо подготовиться, да? Хотя стоп!! А как он это представляет? Вокруг камеры. Со всех сторон ведется видеонаблюдение, плюс ко всему, в доме их тоже полным полно.

Мдаа, раскатала я губу. Прям разбежалась. Но и в лес ночью тоже не пойду. Не хватало ещё. А может… встретимся за периметром? Например, у Таськи? Блин, тоже не вариант. Гончаров просил не забывать о слежке. Вот засада-а-а-а. Как тут не сойти с ума? Я не знаю. И главное, как он планирует встретиться? Где? Когда? Во сколько? Нихрена ж не написал.

Элементарное сообщение, а я уже на седьмом небе от счастья. Пофиг, как оно всё будет, важно, что увидимся. От этой мысли стало так тепло и волнительно, что недавняя неразбериха с Олегом отошла на задний план. Потом. Всё потом. Мне бы набраться терпения и дожить до ночи, всё остальное неважно.

Ещё десять минут назад всё казалось серым и невзрачным, а тут одно сообщение – и мир снова заиграл красками. Снова захотелось петь и плясать, улыбаться и мечтать, строить планы на будущее и просто радоваться жизни.

Из машины вышла в приподнятом настроении, и сразу направились на кухню. Шутка ли, четыре часа дня, а я до сих пор ничего не ела. С утра кусок в горло не лез от волнения, а потом встреча с Олегом не особо способствовала аппетиту.

Только потянула на себя дверь, как услышала голос Скибинского. Вот те раз. Он сидел за столом и неспешно попивал травяной чай, общаясь с Семёновной. Я, может, и успела бы скрыться, но Семёновна, блин, глазастая, спалила меня.

– О, Владка, ты как раз во время. Я только соляночку приготовила, садись за стол.

Я и рада отказаться, не слишком хотелось кушать в присутствии Скибинского. Привыкла, что в основном ем одна. Но видимо моему желудку такое наплевательское отношение совсем не понравилось – он выдал настолько оглушающее урчание, что только глухой не услышал бы.

– Давай, давай, – поторопила Семёновна, ставя на стол тарелку с ароматным супом. – А то и так исхудала, смотреть жалко.

Ну да, по её понятиям, меня должно быть под семьдесят килограмм, а то и больше, чтоб было за что ухватиться, так сказать. А ещё она любила повторять, что мужикам нравится налитая грудь, а не обвисшее не пойми что «до пупа». Признаюсь, именно упоминание о груди заставляло меня питаться нормально. Хотелось выглядеть для кое кого не доской сороковкой, а такой себе сочной «дивчиной». Пришлось помыть руки и, поздоровавшись, взяться за ароматное блюдо.

Семёновна, оставшись довольной моим смирением, засуетилась у посудомоечной машины. Скибинский отложил газету и попросил ещё добавки чая.

– Как экзамен? – сосредоточился на мне, откинувшись на спинку стула. Так необычно видеть его на кухне, среди кастрюль, лопаток, специй. Сейчас это был не владелец сети казино, а обычный мужчина пенсионного возраста, зашедший на кухню перекусить под чтение городской прессы. Таким он мне нравился больше. Я могла не зажиматься перед ним, вести себя естественно, не огрызаться. Хотелось поскорее прояснить ситуацию, чтобы знать наверняка, кто передо мной: друг или враг, но пока решила повременить. Для начала стоило переговорить с Лёшей, а потом уже рвать и метать на все стороны.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Сдала на «отлично».

– Это последний?

– Нет, остался ещё один.

– Ясно, – затарабанил пальцами по столу, уверена, тоже испытывая неловкость. Я прекрасно помнила брошенные ему обвинения на дне рождения Олега. Да и до этого говорила предостаточно «лестного». Правда, он сам виноват. Если бы отпустил меня в свободное плаванье, ни у кого бы голова не болела.

– А потом чем планируешь заняться? После экзаменов?

Боже… Неужели у нас намечается что-то вроде нормального общения? Впервые с ним такое.

– Сначала поеду к тёте Любе на несколько дней, а то давно не была, а потом хочу куда-нибудь устроиться на лето. Деньги нужны всегда.

– Ну, с этим спорить не буду, – согласился Скибинский, поблагодарив Семёновну за чай, и снова переключился на меня. – Место уже нашла?

Я прекратила жевать, так и застыв с поднесенной ко рту ложкой. Точно снег выпадет.

– Куда меня могут взять без образования? Конечно в кафе или ресторан.

Скибинский поперхнулся. Семёновна метнулась к нему и быстро приподняла правую руку, посмотрев на меня с укором. Приехали, называется. А я-то в чем виновата?

– Что?!! Какое кафе? Ты на кого учишься?

– На эколога, – не поняла, куда он клонит.

– Вот и работу надо искать соответствующую. В кафе она устроится… Чтобы я больше такого не слышал.

– Так говорю же, мне ещё три года учиться…

Скибинский хлопнул ладонью по столу. Против всех ожиданий я даже не вздрогнула. Закалка, что тут ещё скажешь. Надолго же его хватило.

– А со мной поговорить не пробовала? Тебе опыт нужен. Практика. Чтобы после университета тебя любая фирма или госучреждение приняло.

– Вы не поняли, – я подалась к нему через стол, настроенная на схватку, – мне деньги нужны. Практики мне и в униве хватает.

– Не переживай, будут тебе деньги.

– Ага, знаю я эту схему. Мне чужого не надо.

Скибинский устало вздохнул. Вечно у нас так. А я уж, было, понадеялась.

– Я думал, десять лет под одной крышей сблизили нас, – сказал он с укором. – Неужели я до сих пор чужой для тебя?

Я сникла. Всё. Наелась. Понимаю, не только он сложный, я тоже не подарок. Но не я начала эту войну. Всё могло быть иначе, пойди он мне навстречу два года назад. Не захотел. Для него восемнадцать лет – не показатель достаточной взрослости. А что тогда показатель? Обиделся, что чужой для меня? Так я могу и не такое выдать. Меня родная сестра не воспринимает за родню, что уж тогда говорить о нем?

– Я уже взрослая, Павел Олегович и хочу жить отдельно. Я хочу не задыхаться, а дышать свободно. Не висеть у вас на шее мертвым грузом. – На глаза набежали непрошенные слёзы, пришлось взять себя в руки, дабы не расклеиться окончательно. – Я ценю вашу опеку, правда. Вы, Ваня… Вика – моя семья. Но я не чувствую себя её частью, понимаете? Не потому, что вы где-то меня чем-то обидели или обделили, а потому, что я изначально была чужой вам. Вас обязывает данное моей матери слово. Не надо. Хватит принимать за меня решения. Дайте мне возможность самой идти по выбранному пути.

Как же громко колотилось мое сердце. Казалось, его слышат все.

Семёновна перестала звенеть посудой. Павел Олегович задумчиво рассматривал узор на чашке, и на некоторое время вокруг нас повисла звенящая тишина.

Конечно, если бы не Лёша, я бы скрипя зубами ждала окончания учёбы и рта бы не раскрыла, требуя свободы. Сколько раз порывалась добиться понимания, и каждый раз наталкивалась на один и тот же ответ – нет. Но сейчас… сейчас всё изменилось. Я хочу видеться с любимым открыто. Хочу держать его за руку, целовать при всех, знакомить со всеми. А это возможно только при одном условии – если стану полноправной хозяйкой своей жизни, не иначе.

– Нет, Влада, – пригвоздил меня к стулу, хмурясь. – Пока не закончишь учёбу – никакой самостоятельности. Насчёт твоей свободы… – посмотрел прямо в глаза, и мне стоило немалых сил удержать рвущееся на волю недовольство. – Ты и так в ней неограниченна. Разве я хоть слово сказал, когда ты уходишь посреди ночи и приходишь под утро? Или когда уезжаешь с друзьями не пойми куда на пару дней?

Если бы не просьба одного человека сдерживать себя – я бы рассказала ему по чем в Одессе рубероид. А так пришлось прикусить язык. Забота заботе рознь и опека – так же. Я могла вот уже как два года жить отдельно и не знать такого головняка, как Турский.

– Вот видишь, – по-своему истолковал мое молчание Скибинский, – ты и сама всё понимаешь.

Угу, понимаю. И почему-то уверена, что скажи сейчас о своих чувствах к Гончарову – вся его добродушность и «вседозволенность» сменится на стальные решетки.

– Спасибо, Павел Олегович, – поднялась из-за стола, усмехнувшись. – Вы, как всегда, очень внимательны ко мне.

– Кстати, относительно денег, – спохватился он, пропустив едкое замечание мимо ушей, поднимаясь следом. – У тебя на счёту приличная сумма. Пользуйся ею. Это не подачка и не милостыня, а своего рода поощрение за высокие оценки. Мне всё равно, куда ты их потратишь. Можешь выбросить, а можешь копить на будущее. Твое право. Я просто ставлю тебя в известность.

После этих слов он ушел, а я так и осталась стоять посреди кухни, не зная, как реагировать на проявленную заботу. Казалось, я никогда не смогу понять его.

И снова американские горки, и снова скачок настроения. Голова буквально раскалывалась. Однако, оказавшись у себя в комнате, я столкнулась с очередной проблемой: оказывается, всё мое белье ничерта несексуальное. Знаю, что лучший наряд женщины – это его отсутствие, но не встречать же Гончарова голой. Хотя… я бы смогла. Я вообще барышня без комплексов. Смущение мне знакомо, но не в тех дозах, чтобы терять сознание или стыдливо опускать ресницы от естественной реакции организма.

Но когда увидела свои лифчики и трусики – едва не заплакала. Обычное белье, ни тебе соблазнительного кроя, ни полупрозрачных вставок, ни тесемочек, бантиков, шлеек и прочей новомодной «мурни». А мне хотелось выглядеть не хуже всяких там Сабин. Чтобы глядя на меня, у Гончарова не то что встал, а дым из ушей повалил.

В общем, осмотрев свое богатство и раскритиковав его в пух и прах, набрала Чистюхину и чистосердечно призналась, в чем суть проблемы. Слава богу, она не стала копать глубже, и так прекрасно зная, для кого весь этот переворот и предложила прошвырнуться по магазинам.

Мне дважды предлагать не надо. Спустя полчаса я уже ждала её в торговом центре и от нетерпения едва не притоптывала ногой. Тася приехала не одна, а в компании Ники и Карины. Ох, и дали мы жару. Давно я так не смеялась. Чего они только мне не советовали: начиная от полностью прозрачного белья и заканчивая огромными бабскими панталонами (даже не знаю, где они их нарыли). Мерили всё, что попадалось под руку, благо, времени было предостаточно.

В итоге все прикупили себе по два-три комплекта, а я так и не смогла определиться. То цены кусались, то моего размера не было, то ещё что-то. Так и блуждала из отдела в отдел, выискивая что-то эдакое, необъяснимое, но одновременно, особенное.

Долго слонялась от витрины к витрине, от манекена к манекену, пока в самом последнем магазине не заметила интересную модель.

– Вам помочь? – подошла продавец-консультант и, заметив мой выбор, одобряюще закивала. – Отличный выбор. И кажется, даже ваш размер. Примерите?

– Да.

Оставив девочек томиться ожиданием, нырнула в кабинку и, прикусив от нетерпения губу, принялась раздеваться.

Как только примерила бюстгальтер, уже знала – мое. А когда довершила образ трусиками – так вообще лишилась дара речи. Всегда считала, что красное белье – вульгарное. Как же я ошибалась. Это шикарный цвет, а вместе с тонким уплотненным кружевом получался ошеломительный эффект. Грудь не была передавлена или некрасиво выпячена. Она исправно «стояла», спрятавшись под полупрозрачную вышивку, и казалась ещё больше.

– Ну, как? – протиснулась в примерочную Тася и, увидев мое отражение, одобрительно присвистнула. – Ого, да ты, мать, настроена весьма решительно. Не боишься, что Олег узнает?

Я вздрогнула и тут же принялась суетливо снимать белье, вспомнив о Турском.

– Не боюсь. Пускай идет в задницу со своим предложением. Если он не понимает слова «нет» – его проблемы.

– Да, но… не нравится он мне. Он так смотрел на тебя сегодня, блин, аж мороз по коже, как вспомню.

Я пожала плечами и, пройдя на кассу, приготовилась расплатиться.

– Он всегда так смотрит. Ничего нового.

– Я не спец в этих делах, но скажу тебе так: он так просто не отстанет.

Получив покупку, мы немного задержались у кассы, обсуждая сегодняшний поход в кафе.

– Я не знаю, почему он ко мне прицепился. Ведь есть девушки, готовы горло друг дружке перегрызть, лишь бы выйти за него замуж. Почему я?

Чистюхина прикусила фалангу пальца, что делала крайне редко. В основном это означало, что она в глубокой задумчивости.

– Нравишься ты ему, значит, – произнесла в итоге, оставив несчастную конечность в покое. – В его возрасте мужчины начинают задумываться о семейном уюте, детях. А ты пускай и отбитая напрочь, но всё же красивая.

– Ну, спасибо тебе, Тася, – пробормотала под громкий хохот. – Умеешь ты поддержать.

Чистюхина повисла у меня на шее, грозя повалить на пол, и взъерошила волосы.

– Не переживай, Владусь, что-нибудь придумаем. На худой конец, завалит его твой Леон-киллер и дело с концом.

Вот тут мне стало не до смеха. Чего-чего, а становиться причиной чьей-то смерти я вовсе не собралась. Сегодня Лёшка тоже обмолвился насчёт убийства. Неее, мне такой расклад совсем не по нраву.

– Да я шучу, Влад, ты чего? – прекратила смеяться Тася, заметив, как я побледнела.

Конечно, кто ж спорит. Только в каждой шутке, как говорится… Не дай Бог, одним словом.

Потом мы все вместе пошли в кафе, заказали огромную пиццу и ещё немного поболтав, разъехались по домам. Девочки поехали наряжаться в клуб, я помчалась готовиться к встрече с Гончаровым.

И ведь понимала, что слишком много требую от него. Что вынуждаю рисковать, подставляться, но ничего не могла с собой поделать. Я нуждалась в нем посекундно. Казалось бы, я так долго жила без него, что там каких-то четыре дня разлуки. Нифига. Для меня это самая настоящая вечность.

Домой вернулась в диком волнении. А когда увидела возле гостевого дома внедорожник Гончарова – так вообще едва устояла, чтобы не броситься на его поиски.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Дверь в кабинет Скибинского была плотно заперта, значит, он был занят и не исключено, что рядом с ним в этот момент был Лёшка. Воровато осмотревшись по сторонам, подкралась к кабинету и, прижавшись ухом к двери, постаралась определить, есть он там или нет.