Текст книги "Виновник завтрашнего дня (СИ)"
Автор книги: Арина Александер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 32 страниц)
Глава 7
– Ну ты, Некрасова, и дае-е-ешь, – протянула обалдело Чистюхина, нанизывая на вилку кусочек пирожного. Мы сидели в студенческой кафешке и обсуждали мою «прибабахнутую любовь». – Влюбиться в старпера – это ж надо додуматься. Да вокруг тебя парней – хоть отбавляй. Выбирай любого.
– Да тише, ты, – зашипела, оглянувшись по сторонам. – Чего орешь, как ненормальная?
Тася поперхнулась и зашлась кашлем, насмешливо тыча в меня пальцем. Я обижено размазывала по тарелке крем-брюле, не соглашаясь с определением «старпер». Ещё чего. Да мужчины в таком возрасте… эм… как его… в самом соку, о! Что мне взять с одногодок, если я по уши втрескана в Гончарова? Пофиг на разницу в возрасте. Если любишь – разделяющие года не помеха.
– Я ненормальная? – прокашлялась Тася и подалась ко мне через круглый столик. – Я?! А кто тут у нас влюбился в фотографию? Это ж надо додуматься…
– Ничего подобного, – начала оправдываться, жалея об излишней болтливости. Но меня тоже можно понять! Я нуждалась в откровении и надеялась на понимание с сочувствием, но никак не на стёб. – Я его, знаешь, со скольких лет люблю?
– И со скольких же? – сощурилась, раздражая ещё больше. Так бы и треснула по башке.
– С пяти!
– Ох, ничё себе! Тогда да, это любовь, конечно. Потом он уехал, а ты, как в бразильском сериале, мечтала о нем все дни напролет, – рассмеялась Таська, продолжая прикалываться. – А затем, в один прекрасный день, увидела его фотографии и потекла, да?
– Ну, допустим, – согласилась, ничуть не обижаясь. Если что, такое общение у нас в порядке вещей.
– А он всё не едет и не едет… а ты извелась, бедняжка, измучилась.
– Коза, – рассмеялась, качая головой.
– Ну, а что, Лад? – вздохнула Тася, поднимаясь со стула. – Ладно, возраст, я всё понимаю, но… – взяла меня под руку, направляясь к выходу, – где его искать-то теперь? Это ненормально – любить вот так, на расстоянии. Так вся жизнь пройдет мимо, а ты так и состаришься целкой. Ты хотя бы номер его пробей у Машки, – сокрушалась искренне, и я, наконец, увидела в её глазах долгожданное участие.
Что же, вот и наступил момент истины. Я ведь не сказала самого главного.
– Тась, тут такое дело… – потащила её к ближайшему окну, наплевав на пару, – Лёшка сейчас со мной… то есть, – треснула себя по лбу, заметив, как Тася непонимающе округлила глаза. – Короче, это он приводил меня в чувство у тебя дома.
Чистюхина оцепенела, беззвучно матерясь. Мимо нас спешили на лекцию студенты, а мы так и стояли у окна, не сводя друг с друга глаз.
– Ты хочешь сказать, что тот… что он…
Я улыбнулась с её реакции. Да, есть от чего потерять дар речи. По глазам её блядским видела, что не смотря на жуткий бодун сумела таки разглядеть Гончарова как следует.
– Угу. Он и есть.
– И что? – просипела, и схватив меня за локоть, потащила в туалет. Ясно, на последнюю пару Тася точно не собиралась. – Намекнула, что к чему?
– Ты что? Да я два дня от шока отходила. Тась, – заломила руки, захныкав, – я такая дура. Такого ему наплела, будучи в коматозе. Он теперь шарахается от меня, как от прокаженной.
– Скажешь ещё! – не согласилась подруга, сочувствующе поглаживая мои плечи. – Разве такое бывает? Да на тебя даже у меня слюнки текут, а то у мужика не встанет. Ты что?
Ага, легко говорить. Просто она ещё не в курсе его связи с Викой.
– И вообще, – возмутилась она обижено, – давай, выкладывай всё по порядку, а то я что-то запуталась.
Оу, а вот тут самое интересное и, к сожалению, не менее печальное.
Я начала с самого начала, ещё с тех далеких времен, когда Лёшка только начал встречаться с сестрой и закончила нашими днями, упустив некоторые моменты и, конечно же, поделилась подозрениями насчёт Вики.
– Да ладно, Лад! Не верю я, что спустя пятнадцать лет там остались ещё какие-то чувства, – заверили меня пылко. – Это же мужчины. Гордость, знаешь ли, великая сила. А, судя по тому, что ты мне тут понарассказала, твой Лёшка не настолько простодушен.
– Да? Зато я вижу, как она смотрит на него! Хорошо, я всё понимаю: это жизнь и Вика не обязана вечно скорбеть по мужу, но блин, не так быстро. Максим, он… так любил её, буквально боготворил. Да он смотрел на неё так… не могу передать. И Вика рядом с ним была другой, а сейчас…
– А сейчас, – Тася спрыгнула с подоконника и, стряхнув меня за плечи, заставила посмотреть в глаза, – ты не будешь жевать сопли, а сделаешь всё возможное, чтобы завоевать его. Говоришь, поселился по соседству? Так не тупи, включай мозги: соблазняй, кокетничай, почаще мелькай перед глазами, побольше откровенного барахла. Запомни, мужики любят глазами.
– Ты же говорила, что он старпер? – благодарно улыбнулась, почувствовав облегчение. Как же я нуждалась в такой поддержке.
– Так кто ж знал, что он настолько секастый, – закатила глаза Тася, облизавшись. – Слушай, может и мне найти себе папика? – и тут же отпрыгнула, прыснув со смеху. – Говорят, старый конь борозды не портит.
– Таська!!..
***
Цель намечена, план расписан по пунктам, только… всё оказалось не так уж и просто.
В начале недели, как и было оговорено ранее, Павел Олегович укатил в Израиль. Я даже всплакнула при прощании в аэропорту. Всё-таки, как бы он не бесил меня, не злил – это я жила в его доме на протяжении долгих десяти лет. Это я уплетала его хлеб за столом и ездила на подаренной именно им машине. Да, порой нам не хватало элементарного взаимопонимания, так, где ж его взять? У меня, понимания этого, с сестрой родной не было, не то, что с чужим дядькой.
Взгрустнула. Не на отдых ведь оправлялся, а на серьёзную операцию. Эх, его бы деньжищи с возможностями да моей мамуличке… жила бы сейчас с родительницей и ни о чем не заботилась. Хотя… хм… тогда бы я вряд ли встретилась с Лёшкой.
Не хочу внедряться в размышления, что в каждом плохом есть что-то хорошее. Бред это всё. И в том, что мама умерла так скоропостижно – не могла разглядеть положительных сторон. Кто успел потерять родителей, тем более в детском возрасте, тот поймет.
– Влада, пообещай, что будешь максимально благоразумной! – потребовал Павел Олегович при прощании. И так посмотрел, что ляпнуть абы что и уж тем более соврать было ох как тяжело.
– Я постараюсь, – единственное, что могла пообещать искренне. – А вы пообещайте поскорее вернуться. Мне вас будет очень не хватать.
Он мягко улыбнулся, погладив мои волосы, в сотый раз обнял Ваньку, кивнул Вике и в окружении охраны поднялся на борт бизнес-джета. И так мне тогда стало грустно, что слёзы сами собой заструились по щекам, давая понять – ничто не будет так, как прежде.
В этом я убедилась сразу же по возвращению домой.
Ко мне, без всякого на то согласия, был приставлен здоровенный качок. На вопрос, какого хрена, мне великодушно объяснили: для охраны моей «драгоценной» тушки. Оно, конечно, понятно, что для охраны, но с какого перепугу?
Да если меня выкрадут и потребуют выкуп – мне станет жалко тех несчастных. И не потому, что их будет ждать расплата, а потому, что за меня никто и ломаного гроша не даст.
В общем, появление этого «паштета» меня изрядно выбило из колеи. Мало того, что он сопровождал меня в универ, так ещё и привозил после пар обратно. А это, знаете ли, уже ни в какие ворота. Может для кого это и статусно, но не для меня. Я чересчур остро реагировала на подобное вмешательство, и едва не рвала на себе волосы, злясь на всех подряд.
Напав на Вику с требованиями немедленной капитуляции качка, в ответ получила ошеломляющий факт – оказывается, пока не вернется Скибинский, нам всем придется жить под присмотром СБшников.
Зашибись.
К кому-то, значит, приставлен самый обалденный мужчина в мире, а ко мне – некий Павел. Нормально, да? Разве тут не будешь возмущаться? Несправедливо.
А тут ещё и Таськины наставления не давали покоя. Я уже реально извелась.
Мало того, что начала бегать по утрам, умышленно пробегая как можно ближе к гостевому дому, так ещё и тряслась как Бобик, вырядившись не по сезону в легкий спортивный костюм. Хотелось ведь как лучше, а получилось… в общем, слегла на неделю с простудой, да такой, что было стыдно показаться из дому, не то, что Гончарову. Чихала так, что слёзы на глазах выступали, а нос стал таких размеров, что у алкашей, наверное, и то меньше.
Таська ржала с меня, как потерпевшая, обвиняя в неадекватности, а мне было обидно до слёз. Лёшка уже трижды заглядывал к нам, и я трижды упустила данные богом моменты, обложившись у себя в комнате носовыми платками.
Одним словом, бедося.
И ведь мог бы, хотя бы ради приличия, наведаться, так нет же. Ни разу не заглянул, ни разу не поинтересовался. Неужели так сложно?
Не знаю. Это такие муки.
Хорошо, что под конец апреля весна настолько вступила в свои права, что лишний раз не щегольнуть короткой юбочкой считалось бы за грех. И что? Максимум, чего я добилась, столкнувшись на днях с объектом давних грез – это услышала в свой адрес настоятельную рекомендацию «прикрыть задницу, пока не простудила кое-что посущественней».
И главное, у Пашки челюсть отвисла практически до асфальта, когда увидел меня во всей красе, а Лёшке хоть бы хны, даже не посмотрел, как следует. Так, мазнул взглядом и отвернулся, продолжая инструктировать заступившую на смену охрану.
О каком соблазнении может идти речь, если за прошедшие две недели мы виделись всего два раза? Иногда я просиживала у окна до полуночи, в надежде увидеть его хотя бы издали, а иногда и до утра. Вот и всё. А Тася говорит: «Почаще мелькай перед глазами». Намелькаешься тут.
***
Эмоциональные качели, на которых то взлетала ввысь, то падала на самое дно, привели к тому, что под конец недели я захандрила.
И куда только девался непобедимый и ничем непоколебимый настрой заполучить Гончарова? А лопнул он как мыльный пузырь. Не то, чтобы опустила руки, но состояние было сродни этому.
За три недели, что Лёшка прожил со мной, казалось, бок о бок, я так ничего о нем и не узнала, кроме того, что он профессиональный киллер и призван на помощь Вике. Не густо.
О том, чтобы хоть как-то приблизиться к нему – не могло быть и речи. Если он и бывал в гостевом домике, то только ради сна. Всё остальное время проводил если не в казино, то на остальных объектах и хуже всего было понимание, что рядом с ним, в процентах девяносто из ста, постоянно находилась Вика.
Именно её присутствие в его жизни довело меня до потери аппетита, бессонницы, проблем с учёбой и полнейшей апатии.
Лучше бы я и дальше жила прежней жизнью, не зная, каково это, вдыхать его запах, прикасаться к сильному телу, чувствовать под пальцами горящую кожу. Пускай эти ощущения были мимолетными, но они настолько запали в душу, что порой становилось страшно.
А когда вчера ночью он приехал домой не один, а в компании роскошной мадам – я зашлась истерическим хохотом.
Дожилась.
Мне не было больно. Отнюдь. Смеялась от мысли, что это не Вика будет согревать его постель и искренне жалела, что сестра не увидела сие зрелище. Вот бы где я злорадно кайфонула. Пускай не думает, что в одну и ту же реку можно войти дважды. Хренушки. Пока она там марафетилась и разодевалась в пух и прах, Лёшка коротал ночи в объятиях знойных красоток хладнокровно реагируя на её старания.
Однако… и мое веселье не длилось долго. Я же не дурочка и не идиотка, и прекрасно понимала, чем они там занимались. Тогда меня и швырнуло с небес на землю с такой силой, что стало нечем дышать: как сидела на подоконнике, там и рухнула на пол, больно ударившись коленками.
Ревность. Жгучая, разрушающая, уничтожающая. Как же я не хотела её испытывать. А она всё лезла и лезла, отравляла и отравляла, забирая по частичкам душу, разъедала сердце.
Какие же это адские муки.
Я бы всё отдала, лишь бы оказаться на месте той незнакомки. Хотя бы на одну ночь. И не ради секса, нет. Ради возможности просто побыть рядом.
Меня разрывало на части от мысли, что кто-то другой, а не я, дышит им в этот момент, смотрит открыто в глаза, слышит низкое звучание голоса, целует вертикальный шрам на шее. О, моя фантазия не знала ни границ, ни сострадания. Она быстро и безошибочно дорисовывала интимные подробности, черпая нужные кадры из просмотренных с Таськой ради прикола порно фильмов. И это было жестоко.
Я трогала себя руками, исследовала, представляя, что это не мои пальцы сейчас ласкают затвердевшие соски, а Лёшкины, и такое желание пронзало низ живота, что хоть на стенку дерись. Но я так ни разу и не довела себя до оргазма. Не потому, что не умела или относилась к самоудовлетворению, словно к чему-то постыдному. Нет. Просто считала это неправильным.
Я хотела принадлежать только одному мужчине. Подарить свое тело только ему одному и свой первый оргазм хотела испытать тоже только с ним. Мне хотелось остаться чистой, никем не тронутой только для него одного. Хотелось, чтобы он был первым во всех смыслах.
С каждым прожитым днем, минутой и секундой, моя любовь крепла в разы и одновременно изнывала, задыхалась, мечась взаперти, будто загнанный зверь. А вместе с ней, не имея возможности выговориться, открыться, изнывала, исходила кровью израненная я.
Выходные прошли, будто в бреду. Семёновна едва не силой заставила проглотить овощной омлет и насильно влила приготовленный лично для меня фруктовый кисель. Я и сама понимала, что надо вытаскивать себя из этого состояния, но как? Напиться? Не поможет. Проверено. Забить на учёбу и бесконечно тусить в клубах? Ещё чего. Мне мое будущее и независимость от Скибинского важны ничуть не меньше, чем любовь к Лёшке.
А может… наведаться на могилу к матери, выговориться, облегчить душу? Тем более, что потом и к Машке получится заглянуть.
Решено. В понедельник еду в родной город. Главное, ускользнуть от Пашки. Мне претила сама мысль, что он попрется за мной к матери и будет созерцать накопившуюся в душе исповедь. Не хочу, чтобы Вика узнала о моей слабости, а Лёшка – тем более. Это сугубо личное. То, на что никто пока не имел права.
Глава 8
Осуществить задуманное помог Арсений. Как только позвонила ему и рассказала о поездке, он тут же вызвался подсобить, подключив к операции по «запудриванию мозгов» Павла самую красивую девушку потока – длинноногую блондинку Нику.
И как бы Тася не призывала следовать разработанной стратегии по соблазнению неприступного во всех смыслах «самца», я вынуждено нарушила некоторые её пункты.
На смену привычной, едва прикрывающей задницу юбке, пришли удобные джинсы, на ногах красовались ничем неприметные кроссовки, а на плечах от резких порывов ветра вздувалась самая обычная джинсовка.
Казалось, даже небеса благоволили мне. С самого утра зарядил проливной дождь, так что моя «спецодежда» ни у кого не вызвала подозрения. Вика уехала на комбинат ещё с первыми лучами солнца, сославшись на приезд какого-то опупенного делового партнера, а вот Лёшка… Лёшка, на удивление всех и вся остался дома. Только вместо того, чтобы проваляться в постели, наслаждаясь долгожданным отдыхом, он какого-то хрена выперся на улицу и, окинув меня с ног до головы колючим взглядом, выдохнул в атмосферу густое облако сигаретного дыма.
Закон подлости, не иначе.
Значит, вчера, позавчера и поза-позавчера он не мог так покурить, провести меня долгим, пристальным взглядом до самой машины, а сегодня – пожалуйста. Я едва выдавила из себя элементарное «Доброе утро». А когда он ответил чуть хрипловатым после сна голосом: «И тебе того же» – позорно споткнулась.
Между лопаток жгло невероятно. Еле сдержалась, чтобы не обернуться и не оценить произведенный фурор. Наверное, лыбился на все 32. Да и Пашка подозрительно хрюкнул, правда, тут же взяв себя в руки. Супер. Умею я привлечь внимание, ничего не скажешь.
Только сев за руль смогла перевести дыхание, скинув с плеч скопившееся напряжение.
Всё будет хорошо. Никто ничего не заподозрит. Не зря же я вчера во всеуслышание заявила, что сегодня после пар намечается факультатив, так что буду поздно. Никаких проблем не должно возникнуть в априори.
Как и было оговорено раннее, я, следуя тщательно разработанным Сеней указаниям, припарковалась на стоянке возле университета и как ни в чем не бывало пошла на пары.
Чтобы лишний раз не палиться, пришлось прошмыгнуть в главный корпус, подождать Нику и, дав ей четкие наставления, выждать, пока её одетая в прозрачный дождевик фигурка не замаячит перед внедорожником Павла.
Что она там ему плела, я уж не знаю, но, пользуясь трехминутной заминкой, бросилась обратно на улицу к поджидающему за углом Мироненко.
– Привет, Сень, – запрыгнула в его Мазду, вытирая с лица дождевые капли.
– Ну, привет, – заулыбался довольно. – Погнали?
– Погнали, – выдохнула облегченно, радуясь положенному началу.
Чтобы не подставляться самой и не подставлять Пашку, мы договорились съездить по-быстрому. Три часа на дорогу, два часа в гостях, и три часа на обратный путь. И если мне будет чем заняться, то Сене придется коротать время в одиночку. Некрасиво получается. Он ради меня организовал своего рода побег, а я собиралась бросить его пускай и не в большом, но всё же чужом городе. Не по– дружески как-то.
– Слушай, – осенило меня вдруг, – а поехали к Машке вместе? Так и мне будет спокойной и для тебя время пролетит незаметней.
Сенька сразу же согласился, добавив, что если Машка такая же красотка, как и я, то он не против обзавестись новой подружкой. Я же в свою очередь поспешила предупредить, что Маша мне как сестра и я не позволю ему запудрить ей мозги.
В милых, ничего не значащих перебранках так и прошел путь до города. В одиннадцать часов мы остановились у городского кладбища. Дождь давно перестал, ему на смену выглянуло теплое солнышко и над землей, прогретой яркими лучиками клубился легкий туман.
Сеня, было, вызвался пойти за компанию, но я попросила подождать в машине и он, пользуясь случаем, разложился на переднем сидении, укрывшись прихваченным из дому пледом.
Помню, как боялась приходить сюда по началу. Стоило ступить на усеянную густой травой землю, как становилось нечем дышать, горло разъедала горечь, а грудная клетка сжималась до тех пор, по не превращалась в сдавленную со всех сторон плоскость.
Сейчас всё иначе. Я более-менее смирилась с утратой родительницы, научилась бороться со слезами, разглядела в вездесущей тишине не только грусть и печаль, но и умиротворение. Да, как бы дико не звучало, но только здесь я могла успокоиться, прислушаться к собственным мыслям, выговориться.
– Здравствуй, мама, – присела на корточки у гранитной плиты, с любовью оглаживая высеченные в камне до боли родные черты. – Как ты тут? Соскучилась?.. Я тоже соскучилась, – улыбнулась мягко, уже не плача. Прошли те времена, когда сидя на лавочке, могла часами рыдать, сокрушаясь над своим одиночеством. Сейчас всё иначе. Вместо слёз – долгие монологи. Вместо горьких улыбок и причитания «почему?» – тихая грусть и смирившаяся боль. – Я сделала кое-что плохое, – опустилась на край плиты, сметая ладонью прошлогодние листья. – Ну, как плохое… смотря с какой стороны посмотреть. Ты точно бы обрадовалась, узнав, что твоя Ладка-Мармеладка влюбилась. Да, можешь себе представить? Влюбилась. При чем сильно, мам. Настолько, что если он сейчас исчезнет – жить без него не смогу. Но… ты даже не догадываешься, в кого именно. – Подтянула к подбородку согнутые в коленях ноги и, обхватив их руками, отстраненно посмотрела вдаль. – Помнишь Лёшку?.. Он ещё жутко раздражал тебя?.. Вот в него и влюбилась. Видишь, как сложилось… ты переживала за Вику, а оказывается… следовало переживать за меня. Не знаю, как это произошло… С детства ли воскресло это чувство или недавно накрыло, не могу сказать, но… полюбила того, кто ещё ни разу не посмотрел на меня, как на женщину. Мой разум смеется надо мной, мам, насмехается в открытую, обвиняя в глупости, а вот сердце… ему достаточно самой малости – его присутствия рядом, даже если «это рядом» означает холодное отчуждение. Это такое безумие… – рассмеялась, вытирая катившиеся по щекам влажные дорожки, – самое настоящее помешательство. Я уже смирились, что никогда не увижусь с ним… и тут такая встреча. Мам, я тогда была сама не своя, но именно в тот момент, обнимая его, была самой счастливой. Я постоянно повторяю себе: «Ты для него никто, всего лишь напоминание из прошлого, маленькая девочка, неожиданно повзрослевшая. Только и всего», но мне плохо… так плохо, что не знаю, как быть. Это и есть любовь, мам? Когда радуешься от понимания, что дышишь с ним одним воздухом, когда смотришь в глаза и медленно умираешь от невозможности произнести «люблю» – это она и есть?.. – сглотнула болезненную колкость, глядя на копошившихся в траве солдатиков. – Никогда бы не подумала, что любовь может быть настолько многогранной. В ней столько горечи, столько отравляющего душу яда и одновременно… она сама жизнь…
Легкий ветерок шевелил волосы, играл с одинокими елями, перебирал длинными ветвями росшей у могилы берёзы, навевая воспоминания из прошлого.
В них мы пекли знаменитые некрасовские вафли на школьный ярмарок. Ругались за первую двойку и потерянный бант. Смеялись над сочинением «Когда я выросту – стану космонавтом». Мама тогда ухахатывалась до слёз, представляя меня в космосе, а мне было радостно, что смогла рассмешить её. Мы даже песни пели одни и те же, при чем, начинали одновременно, ни с того ни с сего, и следом замирали, удивленно уставившись друг дружке в глаза…
Так и сидела на прохладной плите, улыбаясь драгоценным воспоминаниям и перебирала на запястье крошечные звенья серебряного браслета, подаренного мамой на десятилетие.
Хорошо, что приехала, что выговорилась, вернула давно утерянное чувство легкости и умиротворения. Реально вздохнула на всю мощь легких, сбросив с плеч давящую тяжесть.
Казалось, время остановилось, но когда посмотрела на часы – тихо ахнула, обнаружив, что прошло почти два часа. А ведь ещё надо наведаться к Машке и успеть вернуться в универ.
Зато Сеня выспался после очередной бессонной ночи и теперь во всю потирал заспанное лицо, пытаясь взбодриться.
– Всё? – поинтересовался, как только я подсела к нему в салон.
Просто и кратко. Без всякой соли на раны и искреннего сочувствия. Не нуждалась я в нем, что раньше, что сейчас.
– Ага, теперь поехали к Машке, только Сень, предупреждаю, без наглёжа, хорошо? Держи свои пошлые шуточки при себе!
– Обижае-е-ешь, – протянул хрипло, разворачиваясь в направлении города. – Ты ещё не знаешь, насколько твой дружбан умеет быть воспитанным. Мы не только гуляем до утра да девок трахаем.
– Да Вы что?! – наигранно удивилась, параллельно выполняя обязанности штурмана. – Тогда удивите меня, Арсений Викторович, потому что до сих пор за вами числились только эти два качества.
Мироненко принялся наигранно возмущаться, дескать, сколько лет дружим, а я так и не разглядела в нем истинного джентльмена, и посоветовал прикупить очки, а я впервые за долгое время хохотала до колик, чувствуя, как легко и радостно становится на сердце.
– Кто там? – послышалось за дверью. Ничего не меняется, всегда один и тот же вопрос. Я обхватила руками купленный в кондитерской торт и подмигнула Арсению, намекая подыграть.
– Открывайте, полиция! – пробасил он, придав ещё большей густоты низкому голосу. Я ударила его коленкой под зад, покрутив у виска пальцем.
Сенька только хотел возмутиться, недовольно потирая ушибленное место, как тётя Надя распахнула дверь, видать, рассмотрев нас в глазок. Ясный пень, какие из нас менты, когда в одной мордашке точно признала подружку дочери, а вторая, патлатая, с серёжкой в ухе, вряд ли от мира сего.
– Владочка, вот так сюрприз! Проходите, проходите, – поманила в прихожую, распахнув объятия. – Выросла-то как! Красавица!
– Здравствуйте, тёть Надь! – обняла в ответ, предварительно вручив Арсению сладкое. – Простите, что без предупреждения.
– Да ты что? Мы всегда рады гостям. Проходите, не стесняйтесь. А это кто? – кивнула на Мироненка, лукаво сверкнув серыми глазками. – Неужели парень?
Мы одновременно выкрикнули «Нет!» и зашлись громким смехом.
– Это мой друг, Арсений. Приехали вместе. А Машка дома? – выглянула из-за неё, рассматривая квартиру.
– Дома. Кофе закончился, пошла в магазин, скоро должна вернуться. Пойдемте на кухню.
Сеня изъявил желание покурить, видимо, чувствуя себя слегка не в своей тарелке и вручив мне обратно торт, поспешил на улицу.
Я прошла на кухню, присаживаясь на мягкий уголок, и принялась наблюдать за суетливыми движениями Лёшкиной мамы.
– Рассказывай, давай, – потребовала мягко, расставляя на столе чашки, – как поживаешь? Исхудала, смотрю.
– А-а-а-а, так пустяки, – отмахнулась, не горя желанием затрагивать болезненную тему, хотя на языке так и вертелась новость о Лёшке. Нельзя. Да и не имела я права лезть в его жизнь настолько глубоко.
– Неужели влюбилась? – продолжая изучать мое мгновенно покрасневшее лицо, подытожила тёть Надя и улыбнулась, сообразив, настолько точно попала в цель. Знала бы она, ещё в кого – вообще бы грохнулась в обморок.
Я опустила глаза, испугавшись. Ведь если она так с ходу раскусила мою тайну, что тогда говорить о Лёшке?! Вот засада-а-а-а… А я ещё удивляюсь, отчего он морозиться. Да у меня на любу написано: «трахни меня».
– Да нет, с чего вы взяли?.. – принялась разглаживать на скатерти несуществующие складки.
– Ага, расскажешь кому-нибудь другому. А у меня, знаешь ли, двое детей и уж что-что, а различить влюбленный блеск в глазах могу безошибочно. Ну и, кто он? Если, конечно, не секрет.
Получите-распишитесь. Что тут ещё скажешь? Отнекиваться? Бессмысленно, и так сидела красная, как маков цвет.
– Эм… тёть Надь, вы чего? Нет никакой влюбленности. Это… от быстрой ходьбы… ага.
А тёть Надя, знай, только посмеивалась, рассматривая меня ещё пристальней, и игриво выгибала бровь, давая понять, что ни капельки не верит моим нелепым объяснениям. Я задумчиво смотрела в окно и, делая вид, что выглядываю Машу, отвечала на дежурные вопросы о Вике, учёбе, жизни в целом, взамен задавая такие же.
Слава Богу, в прихожей послышались шаги и спустя минуту на кухню влетела визжащая на всю квартиру Машка.
– Владка!
– Машка!
– Почему не позвонила!?
– А я сюрприз решила сделать!
Мы скакали в объятиях друг друга, словно школьницы и взахлеб рассказывали друг дружке последние новости.
– Эй, козочки, вы бы посторонились! – шутливо шикнула на нас тёть Надя, когда мы едва не впечатали её в стенку. – А ещё лучше, берите вон торт и бегом в комнату. И Арсения прихватите! – крикнула вдогонку. – Сколько парень будет мерзнуть на улице.
При имени Арсения Машка сразу навострила уши, и выглянуло в окно.
– Это твой, что ли?
Что значит «мой»? Как такое вообще можно предположить?
– Нет, это друг. Се-ня! – свесилась с подоконника, зазывая в квартиру. – Иди к нам!
– Ага, друг. Рассказываешь тут сказки.
– Маш, я серьёзно. Сенька – одногруппник, приехал со мной… э-э… за компанию, чтобы не было в пути скучно.
– Ну да, так мы и поверили, правда, мам?
Подружка практически светилась весельем, а завидев Мироненка, аж засмущалась, кокетливо опустив густые ресницы. А Сеня-то, Сеня… вот где перья распустил, едва не раскланиваясь в приветствиях. Жаль, Чистюхина не видела. И что самое интересное, Гончарова сразу позабыла про недавние наезды, да и Сеня как-то поутих, вел себя заторможено и не сводил с Машки светившихся живым интересом глаз. А что? Она у меня красивая, стройная, с длинными волосами и изумительными серыми глазками. Арсений то и дело замирал на полуслове, наблюдая за её реакцией.
Разговориться, в принципе, получилось. Постепенно, слово за слово, улыбка за улыбкой и Машкина комната взорвалась громоподобным хохотом. Пускай и не получилось посекретничать по душам, но я была рада, что друзья нашли общий язык и уже сейчас перебивали друг друга, спеша поделиться смешными историями.
– Маш, нам пора, – поднялась с дивана спустя два часа. Как же быстро летит время.
– Как, уже? Вы ведь только приехали? – расстроилась она, не понимая, в чем причина столь поспешного отъезда. А для меня даже лишние полчаса промедления подобны смерти. Если я не выйду из университета в четыре часа – не поздоровиться в первую очередь мне.
– Прости, Машуль, но я ненадолго. В следующий раз обещаю погостить подольше.
– Хорошо, – улыбнулась, обнимая на прощанье сначала меня, а потом и опешившего Арсения, – ловлю на слове.
Я же искренне понадеялась, что в скором времени Павел Олегович приедет домой и моя жизнь если не вернется в прежнее русло, то хотя бы не будет нуждаться в присутствии телохранителя.
– Я и не знал, что у тебя есть настолько классная подружка, – подытожил Сеня, как только мы вышли из подъезда. – Дашь номер?
– А самому попросить слабо?
Впервые за пять лет дружбы Арсений порозовел. Здоровый бугай, а ведет себя, словно подросток. Куда подевался знаменитый Казанова, привыкший получать желаемое за считанные минуты? Вот не думала, что его так накроет. Даже не знаю, давать номер или нет. Для начала стоило убедиться в серьёзности намерений, а то я его знаю.
– Не дам, Сень, прости. Маша… она… классная девчонка и пережила ужасные вещи. Если реально понравилась – запоминай адрес и сам протаптывай дорожку, добиваясь внимания, как положено. Если просто для галочки в послужном списке – заруби себе на носу: Машку в обиду не дам.
– Понял, не дурак, – поднял ладони вверх, успокаивая разнервничавшуюся меня и присмотрелся к высотке, запоминая расположение домов. Вот так, а то попривыкали тут.
Мы шли к машине, и не сразу обратили внимание на подошедшего мужчину в деловом угольно-чёрном костюме, с аккуратненькой гарнитурой в правом ухе.
– Владислава Сергеевна? – обратился ко мне, перекрывая дорогу. И не понятно, то ли уточнял, проверяя, то ли уверенно подзывал. Я недоуменно притормозила, вскинув на него пытливый взгляд. Сеня тоже подошел поближе, рассматривая нарисовавшегося незнакомца. Прикид его, скажу сразу, наталкивал на мысли об агентах ФБР.
– Да, это я.
– Меня прислал Алексей Игоревич…
Я пораженно уставилась в тёмные глаза, чувствуя, как по позвоночнику пробежал холодок. Лёшка он… Как? Мы ведь всё продумали. Достала телефон – чисто. Ни пропущенных звонков, ни сообщений. Да и времени ещё в запасе. Как же так?
– А Пашка где?
– С сегодняшнего дня Павел больше не работает на Викторию Сергеевну, – выдали мне спокойно и указали рукой на припаркованный возле Сениной Мазды тонированный внедорожник. – Пойдемте, я отвезу вас домой.
– Влада, проблемы? – Сеня заслонил меня собой, недовольно скрестив на груди руки. Мой новый надзиратель даже бровью не повел, продолжая прожигать во мне дыры. Вылитый Терминатор, блин. Аж мурашки по коже.
