Текст книги "Виновник завтрашнего дня (СИ)"
Автор книги: Арина Александер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 32 страниц)
– А ты вообще помалкивай! – озверел Скибинский, жестом указав заткнуться. – Как знал, что надо присматривать.
Лёшка откровенно прибалдел от такого разгоняя. Не то, чтобы испытал сострадание, просто понял, что и до него дойдет очередь.
– Вы даже договориться не смогли нормально, – продолжил Скибинский, периодически поглаживая левую грудину.
– Эта с*ка всё подстроила, – огрызнулся Олег, зыркая исподлобья. – Отец никогда бы не принял такое решение без вашего ведома. Все, кому не лень, узнав о вашем отъезде, спешили вставить нам палки в колеса, вон, – кивнул на Гончарова, – не даст солгать.
Были моменты, Лёшка не стал отрицать. Но ситуация с припрятанным вагоном алюминия и рядом не стояла с мелкими, ничего не значащими набегами местных отморозков. С теми разговор был прост – пуля в лоб и никаких тебе проблем, а вот ссора с Гордеевым попахивала крупными разборками. Все знали об этом, но никто не стал рвать задницу, пытаясь договориться. Наоборот, Олег в тот же день настроил против себя Вадоса, чем ещё больше усугубил положение.
Громкий хлопок об столешню заставил говорившего оборваться на полуслове.
– Да вы вообще от рук отбились? Устранить он собирался. Если убивать всех, кто не устраивает – не останется тех, с кем можно будет вести бизнес. Для начала надо думать мозгами, Олег, а потом уже размахивать пушкой.
– А вот тут я не соглашусь! Гордеева нужно было сместить ещё при прошлой поставке. Мы с отцом создали новою схему транспортировки, более надежную. На юге полным полно людей, способных гарантировать неприкосновенность товара и надежность доставки. Если бы вы прислушались ко мне ещё в феврале, тогда бы никто не пострадал.
Скибинский откинулся на спинку кресла, не сводя с Олега жёсткого взгляда.
– Только попробуй ещё раз накосячить, – пригрозил указательным пальцем, – клянусь, перечеркну нашу дружбу. Так и передай отцу при встрече.
Не выглядел Скибинский идущим на поправку. Скорее ослабленным, бледным, с часто вздымающейся грудью. Появившаяся отдышка свидетельствовала то нехилой нагрузке на прооперированное сердце. Ему бы пройти полный курс реабилитации, под присмотром специалистов, а не лупашить об стол со всей дури.
Вскоре, после ухода Турского, дошла очередь и до Вики. Ей тоже прилетело за проявленный непрофессионализм и временное помутнение рассудка. Она сначала опешила, никак не ожидая «общественной порки», но когда под конец и ей указали на дверь, раздраженно выдохнула, удивляясь столь явно продемонстрированному недоверию.
После её ухода Скибинский переключился на Гончарова, уперев в мужчину изучающий взгляд.
– И до тебя дошла очередь, – подмигнул, продолжая наблюдать за его лицом.
Лёшка никак не отреагировал на проявленное дружелюбие, готовясь к серьёзному разговору. Повисшее в воздухе напряжение так и звенело в ушах, заставляя держать себя в тонусе.
– Сначала я хочу поблагодарить тебя за оказанную помощь. Ты не разочаровал меня, и вовремя продемонстрировал свои навыки.
– Я рад, что смог помочь, но… как видите, проблем от этого не убавилось.
– Ну, это уже как посмотреть. Только спасение Влады чего стоит, своей жизнью рисковал, между прочим. Я так и не отблагодарил тебя тогда.
От одного упоминания имени девушки в Лёшкиной груди разлилось уже ставшее привычным тепло. Не нуждался он в благодарности. Ни к чему она. Действовал чисто на инстинктах, пытаясь защитить невинную жизнь.
– Мне девчонку вверила её мать, попросив не только приютить, но и стать опекуном. Я переживаю за неё не меньше, чем за внука. И пускай ещё ни разу не пришёл с ней к общему знаменателю, всё равно отвечаю за каждый её шаг и любой поступок. Твое участие в её жизни не могло меня не порадовать. Ты и в Александровке оказался под рукой, и в клуб подоспел вовремя… Ничего не хочешь мне сказать?
Судя по хищному прищуру – от него ждали объяснений.
Приплыли…
Каждое слово Скибинского играло на натянутых нервах, заставляя чувствовать себя словно под микроскопом. Эти слова резонировали в воздухе, словно предупреждая. Он всего лишь строил догадки, предполагал, требовал откровений, а Гончаров жалел лишь об одном – что нельзя закурить.
С мрачной усмешкой поправил пряжку отцовских часов, выигрывая время. Скибинский не тот человек, с которым можно поюлить. Это тебе не Седых. В морду не дашь и на место не поставишь. Почему-то был уверен, что старик в курсе всего и даже больше.
Он вхож в его дом, пускай и изредка, но сидит за его столом, общается с его семьей. По-любому о нем наведены справки ещё в первый день приезда.
Хреново.
Хреново, что подыграл Вике, не раскрыв сразу всю правду.
– Зачем? Разве есть то, о чем вы не знаете? – произнес непринужденно, стойко выдержав колючий взгляд.
– Верно, я знаю о тебе всё.
– Тогда вы должны быть в курсе моего знакомства с Викой в прошлом.
– В курсе и если честно, не обрадовался. Не люблю, знаешь ли, когда меня держат за дурака.
Странно, но в этот момент ничего не испытывал. Даже недавнее напряжение куда-то испарилось. С самого первого дня давила на него эта недосказанность. Вроде, и ничего страшного. Уж он-то точно не сделал ничего запрещенного, наоборот, прикрывал и семью, и бизнес, но… всё равно чувствовал себя паршиво.
– Для меня прошлое – всего лишь прошедшее время. Думаю, вас неплохо держали в курсе всего происходящего здесь.
– Даже не сомневайся, – потер задумчиво подбородок Скибинский.
Как же вовремя он съехал. А если бы начал жить отдельно с первых дней – так вообще было бы зашибись.
– Тогда не вижу смысла что-то рассказывать.
– Мог бы сразу сказать, что знакомы, – укололи его хмуро, тем самым сбросив с плеч огромную глыбу. Оказывается, старик не был в курсе их амурной связи.
– Вы правы, мог бы. Но лично для меня Виктория Сергеевна – абсолютно чужой человек на данном этапе. Не вижу смысла акцентировать на этом внимание. Но если я где-то перешел черту и позволил себе лишнее – скажите об этом прямо.
Говорил монотонно, без каких-либо намёков на объяснения. Начни сейчас объясняться, значит, начать оправдываться, признать за собой вину. Так нет её, вины. Смело посмотрел в блеклые глаза, прекрасно зная, что в этом вопросе он чист на все двести процентов.
Скибинского такой ответ устроил. Гончаров прошел проверку. Прискорбно, не поставил в известность сразу, но, судя по доложенной о нем информации, с Викой у него действительно ничего не было.
– Что касается Влады, – продолжил, незаметно напрягшись, – можете верить, можете нет, но я, как и вы, в ответе за неё. Мы жили в соседних дворах, ещё малышкой её помню. С сестрой в один детсад ходили, и в школе одной учились. Проблемная только она у вас, – не получилось сдержаться, улыбнулся.
– Что есть, то есть, – крякнул Скибинский, рассмеявшись, и бросил на него цепкий взгляд. Молодец, не спасовал. Хорошо, если действительно так. У парня немало заслуг, чтобы сейчас перечеркнуть их из-за наездов Олега. Пока его всё устраивало, ну а дальше… время покажет. – Ладно, – дал понять, что вопрос закрыт, – если только дружеская забота – тогда не имею ничего против.
Лёшка выдержал его взгляд, не дрогнув ни одним мускулом.
А дела-то хреновые. Зря не съехал сразу же. Интересно, Скибинский сам что-то учуял или кто-то помог?
– Семёновна сказала, ты переехал на днях. Что-то не так? – словно прочли его мысли.
– Да нет, всё хорошо. Вы вернулись, больше нет смысла находиться рядом, да и с города мотаться туда-сюда накладно.
– Смотри, тебе виднее. Настаивать не стану. Ну а с нашим делом как? – налил из графина воды и залпом осушил почти полный стакан. Дышал тяжело, с одышкой. – Есть зацепки?
– Пока никаких. Но с уверенностью могу сказать – это не Бекирский и не Сосновский. Если бы сразу после обстрела начал – результат не заставил себя ждать, а так… спустя полгода, попробуй связать концы. Тут любой может попасть под подозрение и каждый подозреваемый – оказаться невиновным.
– Ищи, Алексей. Я себе слово дал – пока не узнаю фамилию заказчика – не успокоюсь. Та с*ка по-любому среди нас. Найдешь – за мной не заржавеет.
Оставив Скибинского и дальше разбираться с накопившимися делами, решил заглянуть на кухню и выпросить у Семёновны чашечку крепкого кофе.
Пускай и пришел в себя после недавнего разговора, но мысли всё равно беспокойно теснились в башке, грозясь разнести её нахрен. Ещё и бессонные ночи давали о себе знать, выливаясь под утро адскими головными болями.
Чего только не перепробовал: и спал одновременно с двумя, и боксировал по полночи – безрезультатно. На сон-то клонило, но стоило закрыть глаза – как сразу представлял Владку.
Удалось ей затронуть его, всколыхнуть похороненную под толстым слоем скептицизма человечность и так пройтись по нервам, что те до сих пор дребезжали, не имея возможности успокоиться.
Стоило миновать длинный коридор, как со стороны кухни послышалось громыхание популярного в 80-х хита Мадонны «La Isla Bonita». Видать, Семёновна ударилась в ностальгию, решив стряхнуть стариной.
Какового же было его удивление, когда вместо пятидесятилетней домработницы увидел свой ночной кошмар.
Влада настолько ушла в себя танцуя, что не заметила его присутствия, а он так и замер в дверях, поглощая с жадностью отточенные движения. Упади на голову кирпич – и то не был бы так шокирован, нежели от созерцания соблазнительных ног. Это такой удар под дых, что едва не согнулся пополам, изнывая от мучительно желания перехватить, прижать к себе разгоряченное тело и ещё раз насладиться его манящей податливостью.
Как бы не упирался, не кричал и не доказывал всем вокруг – а всё же затронула его сердце. Не сейчас, когда влекла своей юностью, и не в клубе, когда льнула к нему, опаляя жаром сексуального тела, а ещё в далеком прошлом, когда с особым блеском в глазах обещала ждать из армии.
Будто одурманенный следил за каждым взмахом точеных рук, водопадом струящихся по плечам шелковистых волос, ритмичным скачком упругой и такой манящей груди, и чувствовал себя конченым извращенцем.
Нельзя. Запретная она. Во всех отношениях запретная. Но связь, протянувшаяся между ними, имела на этот счёт свое виденье. Она противилась его приказам, рвала на части, заставляя вестись на поводу у первобытных инстинктов и коварно, неумолимо подталкивала к самому краю бездны.
Влада не видела его, отдавшись во власть знаменитого хита. На рабочем столе царил разгром, повсюду просматривались белесые следы рассыпанной муки, а ей хоть бы хны. На лице застыла отстраненная улыбка, подол просторного платья то взлетал выше колен, оголяя нежную кожу бедер, то падал вниз, до самого пола. Она была такой… неземной, дикой, необузданной и до мучительной дрожи ранимой.
Ни от одной девушки ещё так не плыл, не мучился так и не изводился. Теперь на собственной шкуре прочувствовал, каково это, хотеть кого-то и знать, что вам не быть вместе. Он желал ту, которую нельзя получить, и сходил с ума, не зная, как быть дальше.
Казалось, вот же она, только протяни руку. Позови, она тут же откликнется, позабыв о причиненной им боли. Почему-то был уверен в этом на все сто процентов. Его Ладка такая, не сможет долго таить обиду, как и он сам.
Непроизвольно улыбнулся. Даже не понял, с каких это пор она стала «его». Точно слетел с катушек, по-другому никак не назовешь. Не Владку надо гнать в шею, а его, больного на всю голову придурка.
Опомнился уже на улице. И как только не спалился?
От досады саданул ногой по скату и, сцепив от боли зубы, запрыгнул в салон внедорожника. Какого хрена? А если бы кто-то увидел? Ладно, девчонка, ни ума, ни фантазии, но он-то? Он? Здоровый взрослый мужик, а ведет себя…
Так! Всё, проехали. Язвительно усмехнувшись, передернул плечами, сбросив с плеч случайные чувства. Вот так-то лучше. Узнал прежнего себя.
– Алё! Вань, – набрал лысого, вылетев в распахнутые ворота, на ходу посигналив охране, – давай нажремся?.. Когда? Да хоть бы и сегодня вечером…
Седых был только «за». Давно подбивал Гончарова на дружеские посиделки, и вот, наконец-то дождался.
– Только клубас выбери поприличней, и желательно, с отдельными випками, – попросил напоследок, предвкушая возможность расслабиться. Если и после этого не отпустит, тогда точно хана ему, в самом прямом смысле слова.
Глава 15
Должен ведь быть какой-то способ?
Неужели нет лекарства от любви? Хоть какого-то? Кроме яда, конечно.
Пробовала гулять до утра – бестолку. Напиваться – ну так себе: пока в крови гуляет градус – пока и хорошо, а потом… такие качели, что проклинаешь всех, кто попадется под руку и в первую очередь себя. И только звонок от куратора, пригрозивший лишить меня стипендии, заставил опомниться и взяться за ум.
Господи, что со мной? Разве так можно? Чем не беда – послал на три буквы любимый человек. Пха! Честно? Было обидно и больно, но – это же Лёшка. Нечего удивляться.
Казалось, знала его всю жизнь, и любая реакция с его стороны была ожидаемой. Ну не тот он мужчина, чтобы бросаться в распростертые объятия, стоит только вильнуть задом. Не в моем случае, так точно. Уже привыкла, что невезучая. Невезучая и… упрямая.
Знаю, сама виновата. Насильно мил не будешь, но блин, проще поверить в инопланетян, чем в невозможность влюбить в себя Гончарова.
– Вот что бывает, когда связываешься со старшим на пятнадцать лет мужиком, – приправила кровоточащую рану Таська, решив таким образом «поддержать» меня. – А ты, давай, пироги ему пеки, стелись красной дорожкой, унижайся. Слушай, Лад, я всё понимаю, любовь и всё такое. Я поддерживала тебя, как только могла. Но она односторонняя, понимаешь? Тебе популярно и доходчиво объяснили, что не волнуешь ты его, не влечешь, а ты опять за свое: Лёшка-Лёшка, Лёшка-Лёшка, сколько можно? У тебя гордость-то есть?
Гордость? Эм… Это когда ставят себя превыше чувств? Или наоборот?
– Не-а, не имеется такое счастье.
– Во дае-е-ет, – треснула она себя по лбу, а потом и меня. – Я херею с тебя, мать.
Да, я потерянная в этом плане. По мне плачет дурка, но ничего не могу с собой поделать. Соглашаюсь с каждым её словом, но продолжаю упорно гнуть свое.
С появлением Гончарова – всё приобрело смысл. Это как… мечтать о чем-то настолько сильно, а потом, в один прекрасный день, получить желаемое. Разве можно от него отказаться? Вы бы отказались? Я точно нет.
Сидя на парах, только то и делала, что думала, как покорю его, влюблю в себя. Пускай только выпишется из больницы – я ему такой взрыв мозга устрою, ещё бегать за мной будет.
Чтобы там Таська не застегивала и как бы я не соглашалась с её доводами, у меня был железный аргумент: будь он стопроцентно равнодушный к моим чарам – вряд ли бы приехал той ночью в клуб.
Только благодаря этой мысли и держалась на плаву, склеивая разбитое сердце. И как бы не вопрошал разум держаться от него подальше – сердце упёрто рыло себе яму.
Однако… пока я, влюбленная по уши идиотка, разрабатывала очередной план Барбаросса – Гончаров взял и съехал.
Ушел. Вот так просто, не объяснившись и даже не попрощавшись. Реально поставил жирную точку. Безмолвно. Не матерясь. Не призывая к благоразумию и не угрожая. Он просто спокойно собрал вещи и смылся. Эта новость настолько подкосила меня, что я на целый день выпала из жизни и тупо просидела в комнате, уставившись в одну точку.
Как излечиться от него, избавиться от губительной тяги?
Болело не только сердце, а и всё тело. Душа болела. Оказывается, и она может выть, разрывать тебя на части, и тихо скулить, зализывая полученные раны.
Можно что хочешь говорить, но иногда наши поступки красноречивее слов. И то, как Лёшка подставился под пулю, перекрылось отнюдь не грубыми матами, а вот таким безмолвным пренебрежением.
Мои шансы и так были равны нулю, а теперь и подавно ушли в минуса. Это был крах. Всему. Все мои надежды рухнули в одночасье. Оставалось смириться с горькой правдой и признать правоту Семёновной: видимо я действительно неопытная «сцикуха», неспособная затащить в свои сети понравившегося мужчину. Нет у меня ни опыта, ни сноровки. Так, детсадовские попытки привлечь к себе внимание с помощью нелепых советов.
Пора признать поражение и свернуть удочки. Мужчина, которого я воспела в мечтах, даже и не думал реагировать на меня, и не нуждался в моей любви от слова «совсем».
Снова почувствовала себя никому не нужной, оставленной, безликой. И если раньше я мечтала о Лёшке как о чем-то эфемерном, далеком и невозможном, то сейчас, почувствовав тяжесть его тела и жар его кожи, не знала куда деться от проснувшегося желания познать его всего.
Днем училась, общалась с друзьями, выполняла обязанности волонтера в обещанном Загорским приюте, а вот ночью… изнывала от желания, загибаясь от разрушающего изнутри страстного огня.
Каково это, принадлежать ему всецело? Быть под ним, над ним; чувствовать его в себе; плавиться от прикосновения сильных рук к оголенной коже? Узнать бы… хоть на мгновение…
– Секса тебе не хватает, – подытожила Тася, общаясь со мной по телефону. – Словно бабка семидесятилетняя, ей-богу, – рассердилась, услышав мой тихий вздох. – Да тебе стоит пальцем пошевелить – и любой парень у твоих ног, а ты всё никак не очнешься! Так, Некрасова, – перешла в наступление, – давай, дуй ко мне, организуем выход в свет, а то что-то давно не выгуливали тебя.
Так и знала, что этим всё закончится.
– Только не в клуб, Тась. Павел Олегович приехал и…
– И что? На цепь посадил? – подколола, рассмеявшись.
– При чем тут это? Просто я тут такое узнала…
Пришлось рассказать об угрозе замужества в случае залета. А у меня этих залетов… друг за дружкой. Стремновато, если уж на то пошло.
– Ты шутишь?! – воскликнула Тася шокировано. – Да я на твоем месте!.. Замуж, видите ли, грозятся выдать… Да кто он такой? Влад, пошли всех на хрен и дело с концом.
Я молчала, устав объясняться. Да и смысл? Всё равно не поймет. Тася классная подруга, грех жаловаться, но у нас разное окружение. Она свободная птица и родители её живы, поддерживают во всем, я же… действительно посаженная на цепь.
– Владусь, ты это… давай завязывай тупить, хорошо? Не хочешь в клуб – приезжай ко мне домой. Посидим вдвоем, как в старые времена, помнишь? Пицца, кока-кола, фильмец. Только не замыкайся в себе, мне от этого не по себе.
Что-то не особо и хочется. Позавчера виделись на дне Рождения Ники, да и в университете повсюду вместе. А с другой стороны… пятница, вечер, что я теряю?
– Хорошо, через час буду, – пообещала, махнув рукой на предостережения Семёновной. Таська права: пошли они все лесом. – А ты комедию подбери, – попросила, параллельно дописывая курсовую.
Поговорив ещё несколько минут и обсудив грядущую сдачу проекта, Тася взялась за организацию посиделок, а я поспешила в ванную ополоснуться перед поездкой. С одеждой не замарачивалась: раз никого больше не будет, можно одеться попроще. Выбор пал на свободные светлые брюки и шелковую майку нежного кремового оттенка.
Думала, удастся проскользнуть незамеченной, да не тут-то было. Мало того, что Павел Олегович находился у себя в кабинете, по привычке приоткрыв дверь, так ещё и с сестрой столкнулась на лестнице.
– Ты куда это, на ночь глядя? – набросилась, поравнявшись со мной. Какие же мы всё-таки с ней разные. И дело не во внешности. На душевном уровне чужие. Даже зов крови не улавливается.
– За кудыкины горы, – огрызнулась, продолжая свой путь.
– Как знаешь, – усмехнулась, провожая меня долгим взглядом. – Чтобы потом не рыдала крокодильими слезами.
– А то что? Пожалеешь? – наиграно испугалась. Уже и забыла, каково это, иметь сестру. А о жалости и участии и говорить нечего. – Уверена, – бросила колко, – ты приложишь максимум усилий, чтобы так и было…
– Влада! – громыхнуло из кабинета, заставив меня подскочить на месте. – Иди сюда!.. Немедленно!
Ну вот. Как не одна, так другой. Вика насмешливо хмыкнула, распаляя ещё больше. Ну уж нетушки, на этот раз не на ту напали. Хватит. Время дрожащей от страха дурочки давно прошло.
– Добрый вечер, – перешагнула порог, став посреди комнаты, и посмотрела с вызовом в нахмуренное лицо. Это наша первая встреча со вчерашнего вечера.
– Я смотрю, – окинул меня с ног до головы, – недавний случай в «Ажуре» тебя ничему не научил.
О, вы глубоко ошибаетесь. Научил. И не только. Ещё и глаза открыл.
– Вокруг тебя сплошные неприятности, – заиграла заезженная пластинка, которую я тут же наплевательски перебила.
– Ошибаетесь, Павел Олегович, – сверкнула глазами, начиная закипать. Вспомнились предупреждения Семёновной и… прощай здравый ум. – Это вокруг вас и ваших темных делишек сплошные неприятности. Меня едва не убили, я постоянно под надзором, постоянно лишенная свободы. Знаете, – и не думала останавливаться, наплевав на его затвердевшие скулы, – будь моя мама жива или знай, кому вверяет меня – никогда бы не обратилась к вам. Уверенна, не такой жизни она для меня хотела. И я не собираюсь жаться по углам, лишая себя свободы из-за ваших бандитских разборок.
Как же меня колотило. Голос дрожал, в ушах – частая пульсация перепуганного сердца, ладошки вспотели. Пофиг. Достало всё.
– Ах, да, – обрушила новую порцию ошеломляющих откровений, наплевав на последствия. – Не советую активничать по поводу моего замужества – не имеете права. Никто не имеет. Печетесь о моей судьбе? Тогда оставьте в покое, не доводите до крайностей, а ещё лучше – держитесь на расстоянии. Я ни за что не поверю, что важна для вас. Так мои шансы выжить увеличатся в разы. А уж если некуда растрачивать наигранную опеку – присмотритесь к своей невестке. Уж слишком она неприкаянная в последние дни. А мне нотации читать не надо. Не маленькая.
Во мне проснулся спящий вулкан и начал потихоньку бурлить, раскаляя застывшую магму. Выскочив от Студинского, чуть не сбила с ног Вику. Так и знала, что будет подслушивать. На её побледневшем лице застыла не то удрученность, не то растерянность.
Вот так, сестрёнка. Я тоже многое вижу и многое замечаю. Тебе полезно понервничать, а то совсем зазналась.
Впопыхах села за руль и, не разбирая дороги, помчалась к Чистюхиной. Адреналин гулял в крови, подбадривая и внушая уверенность в правильности поступка. Может, и не сойдет с рук подобное своеволие, но в любом случае пускай знают – я больше не намерена прогибаться под их семейку.
– Что с лицом? Кто обидел мою Владюшку? – засюсюкала Тася, впуская меня в квартиру спустя двадцать минут.
– Да так, высказалась кое-кому, отвела душу.
– И кому это ты испортила настроение? – позвала за собой на кухню, вручив картонную коробку с горячей пиццей.
– Олеговичу, – вздохнула приговорено. Отчего-то была уверенна – ответ последует незамедлительно.
Тая прихватила газировку, поп-корн, и прошла в гостиную, разместив всё на журнальном столике.
– Забей, – посоветовали мне беспечно, протягивая кусочек грибной пиццы. – Хуже всё равно не будет, а так хоть выговорилась. Я вообще удивляюсь с твоего терпения. Чтобы вот распоряжаться чужой жизнью?.. Это уже перебор.
Она в шоке, а каково мне? Я и сама офонарела, узнав об уготовленной участи в случае непослушания. У нас так-то двадцать первый век, а не средневековье.
Мы расселись на диване и, скрестив по-турецки ноги, принялись уплетать тесто, наплевав на позднее время. На огромной плазме шла моя любимая комедия «Простушка», на душе, не смотря на отголоски пережитого адреналина, воцарился хрупкий мир. Мы рассуждали о жизни, строили планы на будущее, мечтательно вздыхали и периодически взрывались громким хохотом, представляя себя на месте главной героини.
Не обязательно пить что-нибудь спиртное, чтобы провести хорошо вечер. Не обязательно примерять на себя маску сумасбродной девчонки, чтобы скрыть накопившуюся боль. Не обязательно лезть из шкуры, чтобы кому-то понравиться. Надо просто быть самой собой. Не перекраивая и не ломая внутренний мир в угоду безразличного к тебе мужчины.
Так и уснули на диване, не досмотрев до конца фильм. Впервые за долгие месяцы на меня снизошло умиротворение и душевное спокойствие. И было так до тех пор, пока ближе к четырём часам на наши головы не обрушился настойчивый телефонный звонок.
– Владусь, – затормошила меня Тася, тыча в лицо мой айфон. – Это тебя.
– Выключи, – отмахнулась, накрыв голову декоративной подушкой.
– Даже если это Гончаров?
Я выхватила из её рук гаджет, едва не свалившись с дивана. Точно Лёшка. Это… нихренасе! Вроде пила одну газировку.
– Алло? – прохрипела севшим голосом, не веря своим глазам. Все установки послать придурка при встрече моментально испарились. Какой там? Да я свое имя забыла, не то, что заученную на память мантру. Сердце бешеными толчками качало кровь, едва не разрываясь от счастья.
– Эм… – замялись на том конце связи, – Влада?
– Да-а-а… – растерянно посмотрела на Тасю. Голос принадлежал отнюдь не Гончарову. – А… где Алексей? – похолодела, подумав о плохом.
– Кто там? – подсела поближе Чистюхина, поправляя одежду.
– Да подожди ты! – отмахнулась от неё расстроенно, вскочив с дивана.
– Влада, тут ваш… парень… кхм… пьяный в дюпель. Вы бы приехали, забрали его, а то нам закрываться пора, сами понимаете.
У меня вся жизнь пронеслась перед глазами. Всего лишь?! Лёшка-а-а…
– Ну, так как? Вы приедете? Или хотя бы скажите адрес…
– Нет, нет, – затараторила испуганно, мчась в прихожую. – Я скоро буду. Ой, подождите! А куда ехать-то?
– На Луначарского, клуб «Скорпион». Знаете?
– Знаю, – закивала головой, словно он может видеть. Это не так уж и далеко. – Я скоро буду, подождите, пожалуйста.
Тася нагнала меня у входной двери, спросонья спотыкаясь на ходу.
– Что случилось?
– Лёшка мой напился до потери памяти. Надо забрать.
– Стоп!.. Не поняла!.. Ты куда собралась? – сонно проследила за моими поспешными движениями, обняв себя за плечи. – За ним, что ли?
– Угу, за ним.
– Влад, ты что? Очнись! Он ведь снова пошлет тебя. Потом плакать будешь.
– Нет, Тась, не буду, – распахнула дверь, выскочив на площадку. – На этот раз всё будет иначе.
– Тогда я с тобой.
– Я сама! Если что – позвоню.
Оставив позади пережитую боль и горькую обиду, я снова летела на губительное пламя. Обожженные крылья решительно несли меня к цели, наплевав на предостережения разума. Снова.
Не знаю, почему позвонили именно мне. Как получилось, что именно меня определили в категорию его «девушки». Но в одном я была уверенна точно – если сейчас поддамся на уговоры запоздало проснувшейся гордости и откажусь от предоставленного шанса, то никогда не прощу себя.
