Текст книги "Виновник завтрашнего дня (СИ)"

Автор книги: Арина Александер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 32 страниц)

– Лёх, что случилось? – как только выбежали на берег, Русый нагнал его и, поравнявшись, обеспокоено смерил взглядом. – Я же вижу, что у тебя башка в последние дни какой-то хренотой забита.

– Тебе показалось, – выдохнул сквозь стиснутые зубы, перехватив оружие.

– Ага, показалось. Лёх, не дури, мне ты можешь сказать. Вика бортонула? Не пишет, да?

Лёшка заиграл скулами, едва сдерживаясь, чтобы не послать куда подальше чересчур неугомонного друга.

– Так забей, братан. Все они одинаковые, когда рядом. Сначала слезливо клянутся ждать, а потом…

– Вика не такая, – огрызнулся, не допуская в подсознание отравляющие мысли. Стоило только раз предположить и всё… назад пути не будет. Знал свои замашки на счёт этого. Потом уже ничем не искоренить.

– Ага, не такая, – хмыкнул Русый, словив на себе полыхающий взгляд. Достало, что уже вторую неделю Гончаров был сам не свой, начал бросаться на пацанов, замкнулся, обозлился. – Вон у Васютина девушка замуж выскочила, хотя и приезжала почти каждую неделю. Так он знаешь что? В самоволку подался, придурок. Сейчас на «губе» прохлаждается. Говорю тебе, от баб одно зло. Ими пользоваться надо, но никак не любить.

– Если ты сейчас не заткнешь свой хавальник, – процедил Лёха сквозь стиснутые зубы, – я тебе его закрою. При чем надолго. – И так едва соображал, а тут ещё Русый подливал масла в огонь, испытывая нервы на прочность.

– Дебил, ты, Лёха, – прошептал ему в спину Руслан, начав отставать, – ой и дебил…

***

Апрельские нормативы не прошли бесследно. Восемь человек, после незапланированной переправы через речку, слегли с воспалением легких. Остальная часть – отделалась легкой простудой. Не миновала сия участь и Лёшку.

Всё началось с элементарного першения в горле, потом появились боли, и в итоге, при очередном обращении в госпиталь, на одном из осмотров у него диагностировали шейную кисту, и не абы где, а на сонной артерии. Как объяснили в госпитале, это особенный случай. Один на миллион, с*ка. Никогда не чувствовал себя настолько «особенным».

Сказать, что охренел – ничего не сказать. В голове сразу сотни вопросов, на которые ни одного толкового ответа. Переохлаждение, колоссальные сверхнагрузки, эмоциональное истощение. Хрен знает, что из этого сыграло решающую роль, но когда его собрались в срочном порядке оперировать – реально очканул.

– Такая операция не может пройти без присутствия кого-нибудь из родных, – изучая результаты Лёшкиных анализов, выдал хирург. – Кто-то обязательно должен быть. Отец. Мать. Решай.

– Только мать, но… – потер ладонями лицо, собираясь с мыслями. – У неё больное сердце. Не хочу тревожить.

– Ты отдаешь отчёт насколько всё серьёзно? – разозлился хирург, треснув папкой об стол. – Это не прыщ на носу выдавить! А если что-то пойдет не так… Нее, парень. Так не пойдет. Я под трибунал не хочу. Или сам поставишь в известность, или это сделаю я. Решай!

Пришлось звонить. Так как дома телефона не было, набрал соседку, тёть Свету и, услышав знакомый голос, попросил позвать мать. Конечно, её могло и не оказаться дома, всё-таки пятница, весна в самом разгаре, дача, огороды, но Надя подлетела к трубке за считанные секунды, обрезав все пути к отступлению.

– Привет, мам, – начал издали, решив сначала разведать обстановку. – Как вы там?

– Ой, сынок! – протянула радостно, – Да хорошо всё. Потихоньку. А ты как? Что-то случилось?

Бывало, что звонил. Редко, но всё же так было проще. Письмом не передашь интонацию голоса, не заиграешь болезненной хрипотцой. В письмах одни дежурные фразы, а при общении вживую можно уловить много оттенков, как вот сейчас. Сразу заподозрила неладное, стоило услышать привычное «мам».

Лёшка набрал в легкие побольше воздуха, собираясь выдать новость об операции, как на заднем плане послышался нетерпеливый голосок:

– Мам, дай мне! Я тоже хочу с ним поговорить.

– Да подожди ты! Думаешь, у него есть время слушать твои басни!

– Ну, ма-а-аммм!

– Не мамкай! – оборвала чересчур резко, но Маша продолжала настаивать, требуя трубку.

Лёшка с улыбкой прислушивался к их перепалке, мечтая поскорее оказаться дома. Но то, что последовало потом, заставило пошатнуться, судорожно хватая ртом воздух. Всего лишь два слова «Вика» и «свадьба» оглушили похлеще рупора, вызвав в ушах противный писк.

– Что она сказала? – переспросил неожиданно севшим голосом. – Мам, я жду! Что там с Викой?

Послышался такой шумный вздох, что даже у него повеяло холодом. А может то и не холод вовсе, а самое что ни на есть горькое разочарование, заставившееся встрепенуться всеми группами мышц.

Запрокинув голову, бессмысленно рассматривал потолок, уже зная наперёд, что сейчас будет. И так всё понял. До крови прикусил нижнюю губу, сжав свободную руку в кулак и со всей дури засадил в хлипкую перегородку между кабинками.

– Лёш, сынок, – начала она тихо, – тут такое дело… – замялась, видимо, подбирая слова. А что их там подбирать? Как не скажи – всё равно паршиво. Оберегала, как только могла. Врала при каждом звонке, в каждом письме, боясь, что может наломать дров, а Машка, зараза малая, взяла и всё испортила.

Дальше была обычная рутина. Таких историй за одиннадцать месяцев службы наслушался предостаточно, но никогда бы не подумал, что с ним произойдет то же самое.

– … две недели назад свадьба отгремела. – От каждого слова в груди жгло неимоверным огнем. Специально не перебывал, смакуя подробности. Каждое слово отпечатывалось в памяти, пульсировало в ушах и пронизывало сердце мучительной болью. – Сынок, клянусь, я и предположить не могла. Каждое утро видела её на остановке, иногда пересекались по вечерам. Всегда приветливая, внимательная. В общем, если бы не увидела своими глазами – ни за что бы не поверила. Лёш, ты там? Алё?!.. Только не сглупи, сынок. Ты меня слышишь?

Сглупить? Да нет. Может, попервой и натворил бы делов, но только не сейчас. Не в его положении.

Слизал с содранной костяшки кровь, чувствуя, как бешено колотится сердце. Странно, но именно солоноватый привкус во рту привел в чувство, заставляя взять себя в руки.

– Слышу, – выдохнул вымучено, прижавшись лбом к прохладному пластику. Горло словно цепями окольцевало, а перед глазами роились белые мушки. От него ждали ответа. Обещания, что всё хорошо и он его дал. – Не переживай, всё будет хорошо. – В свете грядущей операции пообещал скорее себе, нежели ей. – Правда, мам. Не бери близко к сердцу.

– Это ты не бери, – тихо всхлипнула Надя. Пускай и не довелось пройти через подобное, но прекрасно чувствовала его состояние. Может, и к лучшему, что узнал, будучи вдали. – Будет в твоей жизни ещё не одна девушка. В сто раз лучше и краше. На одной Вике мир клином не сошелся…

Она ещё что-то говорила, успокаивала, наводила примеры, а у него уже возникло жуткое желание напиться. Бездумно смотрел перед собой, смакуя разлившуюся во рту горечь, привыкая к её вкусу и запаху.

– Ладно, мам, мне пора, – покосился сквозь стеклянную дверь на притихшего Руслана, понявшего всё по одному только взгляду, и быстро попрощавшись, повесил трубку. Чего звонил? А не важно. Дай Бог, всё и правда обойдется малой кровью.

***

– Недельки хватит? – докапывался Русый, продолжая терроризировать и без того вялый мозг.

Гончаров улыбнулся, сделав вид, что прикидывает в уме.

– Мало, что ли? – рассмеялся Кохнович, заметив, каким голодным взглядом он проследил за двумя прошедшими мимо девушками. – Нее, Лёх, не гони. Неделя – максимум. Я и сам кроме баб сейчас ни о чем не могу думать, но Толян, ты же понимаешь: свято место пусто не бывает.

– Да не парься ты, – парень поправил берет, не выпуская из виду девчонок, – если сказал, в деле, значит, в деле. Надо с матерью объясниться, решить некоторые вопросы. Потом – я полностью в твоем распоряжении.

Руслан не стал настаивать. Лёшкиному слову он верил, просто всё настолько серьёзно, что лишний раз перестраховаться не помешает. Тем более, кто знает, что там за страсти с Некрасовой. Весь путь домой, пока тряслись в поезде, Руслан промывал другу мозги. Не дай Бог попрется выяснять отношения. Лёха тогда обиделся, заявив, что нихрена. Даже если захочет – гордость не позволит. Только, сказано это было в пьяном угаре и сопровождалось таким взглядом, что Русый засомневался.

– Смотри, Лёха, билеты уже куплены, Толян надеется на нашу помощь. Я тоже дал слово. Не вздумай дурконуть.

– Да сколько можно, а? – вспылил он, закинув спортивную сумку на плечо. – Харе причитать. – Хотел добавить, что и так тошно, но промолчал.

Русый примирительно поднял руки, давая понять, что тема закрыта.

– Слушай, давай вон тех цып возьмем в оборот, – кивнул на приглянувшихся ему девчонок. Те расхаживали вдоль автобусной остановки, периодически бросая в их сторону заинтересованные взгляды.

Кохнович даже плечи расправил. А что? Девчонки симпотные, они тоже не уроды. Разве что чуток помятые после поезда, зато здоровенные, широкоплечие, подтянутые. Чем не красавцы?

Алексей после операции и душевных терзаний снова ожил, вернулся в привычный форму, правда, трёхсантиметровый вертикальный шрам на шее ещё играл багровым контрастом по сравнению с загорелой кожей, но выглядел не так устрашающе, как было попервой. Да и не важно это. Куда важнее, что выстоял. Что не опустил руки и смог быстро вернуться в строй.

Хотя, бесспорно, все те события по-своему перекроили его внутренний мир. Где-то надломили, где-то ожесточили. С виду посмотришь – всё тот же Лёшка Гончаров, а копнешь глубже – можешь заблудиться в сгустившихся сумерках.

Было в его глазах что-то такое, тяжелое что ли, испытывающее. Русый и сам порой ежился под таким взглядом, понимая, что полтора месяца – недостаточный срок для реабилитации. Как бы Гончаров не храбрился, как бы не отшучивался и хорохорился, а порой всё же палился, уходя ненадолго в себя.

– Чур, моя темненькая, – незаметно кивнул на брюнетку Русый, направляясь к остановке.

– Да мне как-то пофиг, главное, чтобы дала.

Прозвучало грубо, но именно такой позиции придерживался с недавних пор. И пока Кохнович заливал к девчатам, набиваясь «в друзья», Лёшка оценивающе «прощупывал» светленькую, наигранно смущающуюся под его голодным взглядом.

В меру короткий сарафан призывно оттопыривался на упругой заднице, длинные ноги блистали ровным загаром, а третий размер сисек обещал поистине райское наслаждение. Красотка вызывающе вскинула голову, разбросав по плечам белокурые локоны, а потом призывно улыбнулась, будучи в курсе своей неотразимости. Тёмненькая тоже не отставала, уже во всю заливая с неугомонным дружбаном.

Казалось, сам воздух вокруг них вибрировал от накопившейся за долгие месяцы неизрасходованной сексуальной энергии и девчонки, ведомые чисто животным инстинктом, попали в их действующее магнитное поле, сразу заискрившись в ответ.

Весна ли тому виновница или у них на лбу было написано, что затрахают до смерти, хрен его знает, но слово за слово, шутка за шуткой и уже через две минуты они знали их имена, а ещё через пять было договорено о встрече в «Питоне».

Подъехавшая «5» гостеприимно распахнула двустворчатые двери, зазывая пассажиров воспользоваться её маршрутом. Лёшке было совсем в другую сторону но, поддавшись опьяняющему чувству легкого возбуждения, впрыгнул в автобус вместе со всеми.

– Оплачиваем проезд, солдатики! – замаячила дородная кондукторша, хмурясь от их хохота. Расположившись в самом конце, они то и дело ржали, внаглую обнимая девушек за тонкие талии.

Кохнович достал деньги, расплатившись за всю компанию, и задорно подмигнул женщине, как только та полезла в объемный передник за мелочью.

– Девушка, сдачи не надо, – расплылся в улыбке, отчего пятидесятилетняя «девушка» расцвела прямо на глазах и благосклонно проплыла в начало автобуса.

Юля, та, что тёмненькая, уже в открытую зажимались с ним, благо, автобус был практически пустой. А вот Лёха, не смотря на жуткою ломоту в яйцах, невольно приуныл. Они как раз проезжали центральную площадь, утопающую в каштаном цвету и само собой вспомнилось, как гуляли здесь с Викой, поедая мороженное или катались на колесе обозрения, целуясь, как ненормальные. Мдаа, вдали всё-таки было проще.

Почувствовав едва ощутимое прикосновение к плечу, повернулся к девушке, вопросительно приподняв бровь. На довольно симпатичном личике со вздернутым носиком читался открытый интерес. Ну вот, сейчас начнутся расспросы. А девочка-то максимум на недельку. Не хотелось, чтобы потом лила слёзы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Ладно, народ, до вечера, – подхватил сумку, вовремя заметив шедшую навстречу «9». Если сейчас выйдет на остановке, то успеет перехватить и тогда не придется тащиться через весь город.

– Давай, до вечера, – разорвал засос Русый, протягивая руку.

– Пока, Лёш, вечером увидимся, – попрощалась Оля, поправляя волосы. Кажется, кого-то этой ночью ждет умопомрачительный секс. Главное, не забыть запастись резиной.

Вскочил на задние двери в самый последний момент, и то, если бы одна из пенсионерок не предупредила водителя подождать.

– Спасибо, бабуль, – улыбнулся пожилой женщине, присаживаясь на заднем сидении.

– Да не за что, милок! – проворковала та ласково, возобновив прерванное общение с таким же божьим одуваном.

От быстрого бега и волнения от предстоящей встречи легкие разрывали грудную клетку, норовя не выдержать бурлящего в крови адреналина.

Ударившись в ностальгию, рассматривал сквозь стекло весенний город, понимая, что не год прошел, а целая вечность. Армия не только воспитала стойкость духа, но и ожесточила. Шлифонула оставшуюся с юности шероховатость, придав былой мягкости строгость. Откалибровала некоторые взгляды на жизнь и заставила посмотреть на неё совсем под иным углом.

Вместо того, чтобы пройти мимо, поперся в соседний двор. Ну и зачем, если вот так подумать? Не мог ответить. Тупо стоял под Викиным балконом и заглядывал в окна. Много раз снился этот момент: он приходит из армии, стоит у подъезда, бросает мелкие камешки в окно, и она, услышав, выглядывает на улицу, радостно завизжав на весь двор…

В сердцах сплюнул, высказав тем самым полное пренебрежение к проявленной слабости, и быстро пошел домой, подальше от соблазна швырнуть в ненавистное окно огромным булыжником.

Некоторое время стоял под дверью, прислушиваясь к едва различимым звукам. Решив сделать сюрприз, не стал звонить, ставя в известность. Хотелось вот так, трахты-барахты, внезапно. С замиранием сердца нажал на дверной звонок, сжимая в руках шлейку, и отошел в сторону, прекрасно зная, что первым делом мама посмотрит в глазок.

– Кто там? – прозвучало приглушенно, вызвав учащенную пульсацию.

– Водоканал! Проверка счётчика. – Как не пытался придать голосу суровые нотки этакого усатого дядьки, всё равно засмеялся.

– Сколько можно! – психанули за дверью. Послышался щелчок замка, обитая дерматином дверь медленно приоткрылась, являя рассерженное лицо.

– В прошлом месяце только проверяли… Ой!!! – вскрикнула, застыв на пороге мама и распахнув настежь дверь, всплеснула испачканными в тесто руками. – Алёшкааа!..

А он уже сам бросился к ней, заключил в мощные объятия, закружив над полом. Она плакала и смеялась, умоляя поставить на ноги, и в то же время крепко прижималась к груди, цепляясь за сильные плечи. Ещё не успела увидеть шрам, в спешке обнимая родную частичку, ругая, что не предупредил, она бы встретила, приготовила любимые блюда. Когда же спохватилась, переживая, что испачкала камуфляжную форму, так и остолбенела, пораженно уставившись на шею.

– Это… – запнулась, прикоснувшись к шраму дрожащими пальцами, – это что такое, Лёш?

Ну вот. Не долго музыка играла, недолго пел аккордеон. Вздохнув, он шагнул в квартиру, вбирая в себя родной запах. Как же здорово оказаться дома. Говорят, дома и стены лечат. Дай Бог, чтобы это оказалось правдой.

– Неудачно побрился, – отмахнулся, надеясь, что прокатит.

– Чем? Топором?

– Почти.

Прошмыгнуть в свою комнату не получилось – Надя перекрыла путь к отступлению, требовательно уперев руки в бока.

– Лёш, мне не до смеха. Откуда шрам? Подрался? Это из-за неё, да? Из-за Вики? – бросилась в плач, заламывая руки. – Я так и знала, что что-то произошло. Чувствовала…

Лёшка вновь обнял её, поглаживая дрожащие плечи.

– Мам, Вика тут ни при чем. Не плач.

Пришлось усадить родительницу на диван и, скрипя сердцем, рассказать о кисте, операции, благоразумно умолчав о риске. Ни к чему волновать её лишний раз. Живой ведь – всё остальное не важно.

Бедная женщина сидела ни жива ни мертва, боясь лишний раз пошевелиться. В таких же серых, как и Машки, глазах читалось одновременно и безграничное осуждение и колоссальное облегчение.

– В общем, – закончил рассказ, как можно беспечней улыбнувшись, – всё обошлось. Нарост удалили, анализы хорошие. Через полгода придется повторно пройти обследование, так, чисто для подстраховки. Мам, да не переживай ты так, всё плохое осталось позади.

Она покачала головой, не разделяя его веселья.

– Как же так, Лёш? Ты там… совсем один… а мы тут, ни сном, ни духом, – расплакалась, представляя тот ужас.

– Мам, ну сколько можно? Ты радоваться должна, а не слёзы лить, – пересел к ней поближе, взяв за руку.

– А ты повода не давай – и не буду лить. Подожди-подожди, – прикрыла рот ладошкой, распахнув заплаканные глаза, – так ты поэтому звонил, да? А мы тебя так поддержали, называется!..

Пришлось успокаивать, объясняя одно и то же бесчисленное количество раз: всё хорошо, операция пустяковая, ему похрен на Вику, у него свои планы на жизнь. Было ли больно? Ни капельки. С чего она вообще взяла, что он грузился по этому поводу? Да плевать он хотел на Некрасову с высокой колокольни. Ага.

– А Машка где, – решил сменить тему, воспользовавшись паузой.

– Так на хореографии. Скоро придет. Вот радости-то будет, она так ждала тебя. Кстати, кушать хочешь? – засуетилась вокруг, то ласково касаясь волос, то с тревогой заглядывая в глаза.

– Хочу, – вздохнул с облегчением. – Голодный, как волк.

Комната встретила его в том же состоянии. Казалось, никто в неё не заходил, ни к чему не прикасался. Всё на своих местах. Даже оставленная на столе книга по технологии машиностроения так и осталась нетронутой, напоминая о былой жизни и таких смешных надеждах.

– Мам, я через неделю уезжаю, – огорошил родительницу, решив не откладывать в долгий ящик предстоящий разговор.

– Как? Почему? Куда? – посыпались вопросы, на которых заведомо были заготовлены ответы.

– Сначала в Москву, а там будет видно, – присел за стол и втянул в себя аромат приготовленных на пару вареников с картошкой.

– Ничего не понимаю. А как же твои планы насчёт охраны?

Лёшка снова ударился в объяснения, рассказывая об армейском друге, его брате и заманчивой перспективе быстро стать на ноги.

– Ты думаешь, в жизни всё так просто? – Надя достала очередную порцию вареников, и внимательно посмотрела на сына, удивляясь, насколько изменилось его мышление. Будто и её Алёшка, а с другой стороны… Даже манера речи поменялась. Сейчас, когда перестала плакать, а руки почти не дрожали, смогла рассмотреть произошедшие в нем изменения.

Возмужал – бесспорно. На руках виднелись загрубелые от постоянного отжимания на кулаках мозоли. Стал ещё выше и шире в плечах. Не смотря на двадцать два года, в уголках глаз залегли мелкие морщинки. Он говорил, что в армии слыл отличным стрелком и что практически не расставался со снайперской винтовкой. Видимо, эти морщинки стали результатом частого прищура. Но именно в таких родных голубых глазах больше всего присутствовало отчуждение. Точно! Больше всего изменился взгляд. Ещё и шрам этот… чтобы не говорил, а тут нужно время. К такому не возможно привыкнуть за полчаса. Видно, что зашивал профессионал, так как шрам получился ровный, аккуратный, но всё равно в венах стыла кровь, стоило представить, через что он прошел в одиночку из-за нежелания тревожить её.

Лёшка горько усмехнулся, наколов на вилку вареник. Рассматривал его с минуту, а потом откусил небольшой кусочек, прикрыв от наслаждения глаза.

– Я не думаю, а знаю. – И раньше не витал в облаках, и сейчас не страдал подобным. – Но и здесь не останусь. Не хочу.

– Если ты переживаешь из-за Вики…то она уехала сразу же после свадьбы, – поспешила проинформировать Надя. Вдруг передумает уезжать?

– Мам, я принял решение ещё в армии. Тут нет перспектив. Абсолютно. Я обещаю помогать и приезжать как только будет возможность. Но вначале придется туго, сама понимаешь.

– А ведь год назад тебя всё устраивало, – возразила, хотя знала, что так и будет. Многие после армии уезжали в большие города в поисках лучшей жизни. Просто не успела подготовиться. Неделя – это ведь так мало.

– Да, устраивало, – возобновил прием пищи, глотая, практически не пережевывая, – раньше меня многое устраивало. Сейчас же многое изменилось и я – в том числе…

Дождавшись из школы танцев Машку, завалился спать. Всё-таки бессонная ночь в поезде дала о себе знать. Но вздремнуть так и не дали. Новость о его возвращении облетела их микрорайон с завидной скоростью и уже к вечеру к нему стали наведываться сначала одноклассники, а потом и одногруппники из техникума.

Пока с каждым переговорил – на часах натикало девять.

Более-менее пришел в себя после контрастного душа. Машка повсюду следовала по пятам, рассказывая о своих приключениях, и настолько запудрила мозги, что едва не опоздал в клуб. Зато какими же здоровскими были ощущения на коже от обычной футболки и потертых джинсов. Сразу почувствовал себя иначе, более привычней. Теперь осталось дело за малым: чтобы слегка отросли волосы – и вообще будет зашибись.

За прошедший год в «Питоне» ничего не изменилось. Та же барная стойка, те же девочки-официантки, та же сцена, на которой практиковались выпускники местного кулька.

Русого заприметил ещё издали: мастер обольщения во всю развлекал девушек, не упуская возможности сканировать помещение на наличие дополнительных знакомств.

Лёха сразу оценил старания Ольги привлечь его внимание, хотя это было лишним. Днем нравилась больше. Сейчас вечернее платье выглядело чересчур вульгарным, а яркая помада скорее отталкивала, нежели привлекала и никак не вязалась с образом будущей учительницы младших классов.

На небольшом круглом столике уже стояли водка, закуска, вино и разломанная на мелкие кусочки шоколадка. Не смотря на то, что опоздал всего лишь на десять минут, Русый уже был изрядно поддат. Пришлось поддержать его, опрокинув в себя сразу несколько стопок, отмечая долгожданный дембель, а в перерывах между тостами обнимать разомлевшую от выпитого спиртного Ольгу.

– Лёх, – потянулся к нему Кохнович, указав пальцем за спину, – там одна девушка на тебя полвечера пялится. Не знаю, может знакомая. Ты посмотри, а то мало ли.

Честно? Пофиг, кто там мозолил его спину, но вскоре интерес всё же взыграл, заставив неспешно обернуться. В глазеющей на него девушке признал Наташку Нестеренко. Викина подруга подпирала барную стойку, потягивая через трубочку разноцветный коктейль, и заметив, что он узнал её, кивнула в направлении выхода.

Насмешливо хмыкнул, даже не пошевелившись. Чем не подруга. Нечего им обсуждать. Но всё же не выдержал, достал сигареты и, сославшись на перекур, пошел следом за Нестеренко. Руслан не стал навязываться, сразу поняв что к чему, и попытался перебрать на себя недовольное возмущение Ольги, заверив, что Гончаров скоро вернется.

Наташка поджидала за углом, съежившись под моросящим дождем и обхватив дрожащими пальцами тонкий фильтр, выдыхала в ночь сигаретный дым.

– Не знала, что ты пришел, – обняла себя одной рукой, наблюдая за ним из-под опущенных ресниц.

Лёшка спокойно прикурил, смерил её взглядом, отмечая, что кто и изменился за прошедший год, так это бывшая девушка Топольского. Словно не он служил, а она. Измученная, блеклая.

– Сегодня приехал, – затянулся, небрежным жестом стряхивая пепел. Внешнее спокойствие трещало по швам, стоило представить, чем тут они занимались с Некрасовой в его отсутствие. Уже понял, что все те писанные для него мемуары были сплошной ложью. Так, чисто для отвода глаз.

– Лёш, я насчёт Вики хотела поговорить…

– А вот это лишнее, – перебил, сверкнув глазами.

– Может и так, – согласилась, выбросив сигарету в урну. – Не мое это дело, да и ничего уже не вернуть. Но я хочу, чтобы ты знал: Вика… она… правда ждала тебя.

От этих слов Гончаров рассмеялся, громко, буквально до слёз. Наташа обижено поджала губы, подождав, пока его веселье угаснет и выкрикнула запальчиво:

– Ты ничего не знаешь. У неё зимой мамка заболела, бабушка умерла, было очень тяжело. Пришлось вернуться в «Оскар».

Частыми затяжками Гончаров пытался перебить разлившийся во рту привкус горечи.

– …а Максим… он хороший. Организовал ей полную неприкосновенность. Он был как-то связан с Калугиным. Сначала они просто общались. Никаких намеков. А потом…

– А потом бабло и перспектива красивой жизни сделали свое дело, – продолжил он презрительно, выбросив окурок. Тема с «Оскаром» стала последней каплей. Он-то думал, там любовь накрыла неожиданно. Всякое бывает. А оно всё намного прозаичней. Вот откуда и пышная свадьба и переезд в другой город. – Всё понятно. Передашь своей подруге от меня самые наилучшие пожелания.

– Лёш, у неё выбора не было, жизнь матери реально висела на волоске, – выкрикнула Наташка ему в спину. Он уже собрался уходить, но последние слова заставили обернуться.

– Я понимаю, Наташ. Правда. Она свой выбор сделала. А дальше – каждый сам за себя.

Вернувшись в клуб, наклонился к Оле, собираясь поскорее перейти к кульминации вечера.

– Пойдем? – прошептал на ухо, накрыв широкой ладонью обнаженное плечо. Хватит с него на сегодня.

– Как, уже? – всполошился Руслан, выпустив из объятий Юлю. – Только начали.

– Русый, я пас. Извиняй. Потом пересечёмся. Юля, – как можно мягче пожал протянутую ручку, – был рад знакомству. Ещё свидимся.

Кохнович пожал плечами. Он-то прекрасно понимал, откуда подул сей ветер перемен. Главное, что уходит с Ольгой. Пускай снимет накопившееся напряжение и выпустит пар, а всё остальное они обсудят и завтра без лишних ушей.

***

– Сама живешь? – поинтересовался Лёшка, переступив порог двухкомнатной квартиры.

Оля бросила ключи на тумбочку и принялась расстегивать босоножки.

– Нет, с мамой. Она сейчас на дежурстве в больнице.

Лёшка и себе снял обувь, и не успела девушка выпрямиться, прижал её к стене, припав к губам в жадном, затяжном поцелуе, поддев свободной рукой тонкую резинку трусиков.

Ничуть не удивился обнаруженной там влажности и, сделав несколько уверенных движений по выбритому наголо лобку, нырнул двумя пальцами между складок, лаская сочившееся смазкой лоно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Не помнил, как добрались до её комнаты, как за считанные секунды освободились от одежды. Помнил только яркую вспышку, когда раскатал по вздыбленному до боли члену презерватив и с глубоким стоном вошел в податливую плоть, едва не кончив от первого толчка.

– Да-а-а… – выдохнул рвано, принявшись остервенело вколачиваться в охающую под ним девушку. То, что ей нравилось – было бесспорно. Комната в считанные секунды наполнилась громкими стонами и хлюпающими от обильной смазки, звуками.

Одноместная кровать ещё не испытывала на своем веку ничего подобного. Трахались ненасытно и самозабвенно, во всех мыслимых и немыслимых позах с такой страстью, что пружины под ними протестующее гудели, а шаткие ножки скреблись по полу, не на шутку переполошив соседей снизу.

Оля, конечно же, оказалась не девочкой, да и он был далеко не мальчиком. Нравилось, что без стеснения брала в рот, позволяя нырять в самую глотку, и призывно раздвигала бедра, требуя ответной ласки.

Она, как и он, была ненасытной. То ложилась на спину, то ставала на четвереньки, а то и запрыгивала сверху. Полная грудь с торчащими сосками так и мелькала перед лицом, выпрашивая внимания. И он набрасывался на неё, посасывая затвердевшие крупные горошины, чувствуя, как в такт языку вокруг его члена ритмично сокращались стенки влагалища.

Этим безумным соитием он выжигал из сердца воспоминая о той единственной, что научила любить, а потом так подло предала, в который раз доказав – настоящей любви нет и никогда не было.

– Просыпайся! – кто-то тряс его за плечи, параллельно стягивая одеяло. – Ты меня слышишь? Вставай! Скоро мама придет.

Спросонья открыл один глаз, привыкая к утренним лучам, и потянулся, едва не развалив и без того шаткую кровать.

– Какого хрена?

– Ты оглох? Я говорю, проспали, мама на подходе! – Оля вскочила с кровати, подняла с ковра вещи и швырнула ему в лицо, после чего принялась собирать использованные презервативы.

Лёха сверился со временем, отмечая восемь часов и поднявшись с подушки, огляделся по сторонам. Обрывки вчерашнего вечера заполнили мозг, возвращая к житейским реалиям. Так и хотелось спросить: «Раз уж такая правильная, какого хрена притащила к себе?».

Не на того напала. Если думает, что он подастся панике, принявшись в спешке собирать барахло – то глубоко заблуждается.

Первым делом надел трусы, потом раздражающе медленно расправил носки, стряхнул джинсы.

– Ты чего сиськи мнешь? – вернулась в комнату Оля, и схватив его за руку, всё-таки заставила подняться с кровати.

– А чего мне спешить? Может, я хочу познакомиться с будущей тёщей?

Нужно было видеть её лицо… Не сдержавшись, рассмеялся, натаскивая на мускулистый торс белую футболку.

– Да ладно, не парься. Сейчас уйду.

Всё же пришлось ускориться. Не хотелось ввязывать девчонку в неприятности. В коридоре Оля замешкалась, собираясь поцеловать на прощание.

– Встретимся сегодня? – повисла на шее, соблазнительно облизав губы.

Лёшка расцепил её руки и медленно опустил вниз.

– Ты для начала определись, кто ты по жизни: хорошая девочка или…

Продолжить не позволила проведенная вместе ночь. Всё-таки ему попалась первоклассная наездница. Выжала из него все соки, выпив до последней капли. Ничего не имел против давалок. Просто… с недавних пор стал презирать двуличность.

Её глаза наполнились слезами, а по лицу пошли красные пятна негодования.

– Козёл! – грюкнула дверью, вытолкав его из квартиры. – Видеть тебя больше не хочу!

Лёха с минуту постоял на площадке, ничуть не жалея о сказанных словах, и не дожидаясь лифта, спустился на улицу по ступенькам, тем самым удачно разминувшись с Олиной мамой.

Спрятав руки в карманах джинсов, неспешной походкой пошел в направлении дома и забурился в себя, вспоминая Наташкины слова.

Зря ввязался в разговор. Теперь только хуже стало. Ещё раз убедился: незнание – великая сила. От него не только сон крепче, но и жизнь, оказывается, проще.