Текст книги "Виновник завтрашнего дня (СИ)"
Автор книги: Арина Александер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 32 страниц)
Помня о предупреждении, предусмотрительно объехал коттедж со стороны гостевого домика. Машины Скибинского нигде не было видно, но осмотрительность ещё никому не навредила.
Открыв пассажирскую дверцу, осторожно взял на руки безучастную ношу и направился к боковому входу.
– Мать моя женщина! – встретили его возгласом, стоило переступить порог кухни.
От неожиданности вздрогнул, не зная, как реагировать на представшую перед ним дородную мадам, окруженную характерным ароматом пряных специй.
– Что случилось?
– Да так, – оглянулся назад, переживая, что в любой момент могут спалиться, – небольшая попойка. А вы, случайно, не Семёновна? – Вспомнил, как Седых просил вдруг чего обратиться за помощью к домработнице.
– Ага. А ты, новый начальник охраны, получается? – заметив его кивок, она проскользнула на лестницу и, не обнаружив препятствий, махнула рукой. – Пойдем, уложим бедолагу, пока никто не увидел… Эх, Владка-Владка, – вздохнула горестно, открывая дверь по-девчачьи уютной спальни. – Так и знала, что этим закончится.
– Что вы имеете в виду? – заботливо уложив девушку на кровать, Лёшка присел на край, решим отдышаться. Сердце так и грохотало в груди, не столько от быстрого бега, сколько от мчавшего по венам адреналина. Вся затея могла накрыться медным тазом, стоило Скибинскому проверить записи с камер видеонаблюдения.
– Так собаку её, приблуду, отравили вчера. Щенков должна была на днях привести. А наша-то, сердобольная, близко к сердцу взяла, ревела навзрыд. Предупреждала ведь, не приручай, добром не кончится. Эх-х-х… – вздохнула протяжно, укрывая Владу пледом.
– А кто отравил? – Лёшка смотрел на Владу, на тонкий изгиб бровей, длинные угольные ресницы и никак не мог представить её курящей травку.
– Или свои, или Каземировы, больше некому.
В этот момент Влада шевельнулась, вяло открыла глаза, всматриваясь в застывшие над ней лица, и следом счастливо улыбнулась, сосредоточившись на Гончарове.
– Лёшка-а-а-а, – прошептала заплетающимся языком, – родненький…
– Во дает! – рассмеялась Семёновна, всплеснув руками. – Кому что, а у этой одни парни на уме. Пьянь ты моя бедовая…
Она что-то говорила и говорила, но Влада её не слышала. Даже если бы захотела – не смогла бы. Ей снился такой умопомрачительный сон, что присутствие в нем Семёновны не лезло ни в какие ворота. Так и хотелось отмахнуться, прогоняя настырную. Вечно влезет не во время, что в прошлый раз, что сейчас.
– Лёшка-а-а… – пошатываясь, приподнялась на локте и, подтянувшись к расплывчатому объекту давних мечтаний, уткнулась холодным носом в горячую шею. Затем обняла, обхватив руками спину, и протяжно выдохнула, впитывая в себя сладковато-приторною смесь табака, кожи, и чего-то такого, ещё доселе неизведанного, дикого и одновременно манящего. Такой реальный сон и Лёшка такой… живой, что ли. Сильный, горячий, с трепещущей под губами венкой. Господи-и-и, как же хорошо. – Я так скучала по тебе, – прошептала едва внятно, но он понял. Смог разобрать, застыв на мгновение в кольце её рук, впервые позабыв, как дышать. – Так скучала… Только не исчезай, хорошо? Будь рядом. Мне без тебя так плохо.
Семёновна тоже, кажись, не дышала, боясь спугнуть момент, и во все глаза уставилась на него, не зная, как реагировать на подобные откровения.
Ещё никто и никогда не признавался ему в подобном. Да, была мать и сестра. Они по-своему, по-родственному скучали и любили его не смотря ни на что, но чтобы вот так, просто, не требуя ничего взамен… Чтобы до не пойми откуда взявшихся мурашек. Чтобы тепло и одновременно тесно стало в груди… По нему никто и никогда не скучал так сильно.
Глава 6
Проклинать весь мир, когда сидишь в обнимку с унитазом – бессмысленная трата времени, особенно, когда чувствуешь себя виноватой во всех смыслах. Кому в итоге сделала хуже? Правильно, себе. Найду не вернуть, а Скибинского против себя настроила. Уже дважды на этой неделе. Браво, потихоньку иду на рекорд.
В смежную со спальней ванную заглянула Семёновна.
– О, да Вы никак оклемались? – подстебнула, протиснувшись в приоткрытую дверь, и протянула таблетку «Аскофена». – Выпей! Одно другому не помеха.
Прекрасно зная возможности своего организма, противиться, и уж тем более ломаться не стала – без церемоний набрала в ладонь воды прямиком из крана и запила лекарство, едва не приплямкивая от облегчения.
А жизнь-то, кажись, налаживается. Правда, нихрена толком не помню, кроме офигенского сна. Вот где накрыло не по-детски. И главное, настолько реально, что до сих пор ладошки покалывало, а в носу стоял густой сигаретный запах.
От этой мысли заметно вздрогнула и под насмешливым прищуром Семёновны принялась обнюхивать свои волосы: неужели всё-таки курнула? Нее, я бы такое не забыла, ещё не настолько потеряла контроль.
После тщательного осмотра осталась довольной – что волосы, что одежда пахли любимыми духами без каких-либо следов никотина.
– Ты чё творишь? – рассмеялась Семёновна, наблюдая за мной.
– Да так, не обращай внимания. Кстати, – вернулась в комнату, – а как я домой попала? А то что-то с памятью моей сталось, – пропела, копируя Лещенко.
– Да ты что?! – всплеснула та руками, посмеиваясь. – Ох, Владка, и что мне только с тобой делать?
Блин, как-то стремно стало от такого вступления, аж передернуло.
– А что не так-то?
Только сейчас заметила на домработнице парадную униформу, накрахмаленный передник, красиво уложенные в высокую ракушку волосы, легкий макияж. Чувству, не к добру столь разительные изменения.
– Что не так? Ладно, – опустилась на кровать, похлопав возле себя ладошкой, – падай. Начну по порядку.
Заторможено присела рядом, благочинно сложив на коленях руки. Давай, Семёновна, жги, чего уж там, я готова к любой правде.
– Сегодня Виктории Сергеевне взбрело в голову устроить семейный ужин с привлечением Ангелины Павловны, Каземировых, Турских и новенького, возглавившего службу безопасности.
Я откинулась на спину, и накрыв лицо ладонями, протяжно застонала. Каземировы… Турские… только этого не хватало. А сестру Скибинского, Ангелину, так вообще на дух не переносила. Такая противная тётка.
– Потом…
Как это ещё не всё? Да мне хоть бы эту новость переварить. От одной мысли, что Олег тоже может заявиться – хотелось ругаться. Не то, чтобы он был так уж неприятен, просто открыто чувствовала его неравнодушие и прекрасно знала, что Вика, будь на то её право, уже давно бы поженила нас. Только вот хренушки. Я ещё не настолько выжила из ума, чтобы связать свою жизнь по чьему-то велению.
– …для всех – ты отравилась суши, поэтому осталась с ночёвкой у подруги, да и утром чувствовала себя плохо, – продолжила Семёновна, выразительно приподняв светлые брови. – Но это не значит, что у тебя получится избежать уготовленной участи. Пускай Павел Олегович и сделал вид, что поверил, но твое возвращение домой не прошло незамеченным.
А вот это уже интересно. Идея с отравлением, конечно, вызвала бурю негодования, но звучала уважительно. Не то, что напилась до потери памяти, устроив поминки какой-то там псине. Сразу чувствуется разница.
– Не помнишь? – улыбнулась Семёновна, прикусив губу. Да мне как-то похрен. Могу хоть сейчас пойти к Павлу Олеговичу и рассказать, как всё было. Чем не авторитет, блин, выискался. Как захочу, так и буду проживать свою жизнь. А если кому-то не нравится – его проблемы.
– Что? – буркнула, рассматривая ногти.
– Как к новенькому безопаснику цеплялась… – прыснула со смеху.
Да что же там такое?
– Не? А он, между прочим, только с утра появился и сразу поехал за тобой. На руках притащил домой, в постельку уложил. И слух, мол, отравилась, тоже он пустил. Не побежал сразу с докладом, а выждал, пока Павел Олегович сам не спросил. Так что смотри, не взбрыкни. Отравилась, значит, так и было. И в порядок себя приведи к ужину, – посоветовала, поднявшись. – Оденься поприличней, без всяких там мини-юбок и топиков. Через три часа нагрянут.
– Ага, – заверила, замотав головой, тут же скривившись от боли. Надо же, со мной впервые в жизни таскались на руках, а я упустила такой момент. Вечно всё, как не у людей. Зато у меня был такой сон… такой сон… просто улёт. В общем, как говорила Литвинова: «Я летаю, я в раю…». Если для того, чтобы настолько реально ощутить Лёшку надо напиться – в следующий раз обязательно нажрусь, только устрою так, чтобы никто не мешал. А то Семёновна…
Се-мё-ё-ёно-ов-на-а-а…
Сглотнула, прочищая пересохшее горло, и вытаращилась на искрившуюся весельем женщину, похолодев от кончиков ног до макушки.
– В смысле, цеплялась? – пропищала, покраснев.
Семёновна зашлась хохотом, приложив ладони к моим пылающим щекам.
– Ох, Владка, а говоришь, по девочкам… ой, не могу. К Гончарову-то нашему как заливала? Любимый мой, родной…
– Не надо мне тут ля-ля! – возмутилась, сбросив её ладони. – Я не говорила, что он любимый. Стоп!! А ты откуда знаешь? Он ведь… он ведь мне снился… – поникла, прикрыв рот ладошкой. Блин, ничегошеньки ведь не помню. То есть, помню, но ведь то был сон. – В смысле, Гончаров? – похолодела, а потом заметалась по комнате, схватившись за волосы.
– В прямом, – скрестила Семёновна руки под объемной грудью. – Во главе службы безопасности стал Алексей Гончаров, – пояснила не спеша, будто у меня проблемы с сообразительностью. – Сегодня приехал. Павел Олегович принял с распростёртыми объятиями. Говорили о чем-то в кабинете, потом смотрю, поехал с Ванькой куда-то. А оказывается, за тобой, пьянчугой эдакой. Господи-и-и, что ты ему только не наплела. А он, знай, сидит, как в сливах, и встать не может, и послать жалко.
Да прям так и послать!.. Как скажет ещё. Блин…
– Так я… думала… он мне приснился, – промямлила, замерев у дальней стены, и не придумала ничего лучшего, чем начать лупиться об неё головой, надеясь, что это тоже сон, я всё ещё сплю, да настолько крепко, что для пробуждения надо хорошенько увалиться.
– Не знаю, снился он или нет, но зажгла ты капитально, – выстрелила Семёновна контрольный в голову. – Кстати, тоже приглашен на ужин так что… – пригрозила пальцем, намекая на благоразумность, – держи себя в руках, ага?
– Ага… – прошептала, спустившись по стене на пол. Семёновна ушла, оставив меня вариться в собственном аду. Как же так, а? Вот это всё?.. Это было реально?
Шок! И это мягко сказано.
Не знаю, сколько я вот так просидела: зарывшись пальцами в волосы, уставившись в одну точку. Может, пять минут, а может, и пару часов. Сердце то пускалось вскачь, то замирало. Мне было радостно и ужасно стыдно. Больно, волнительно, тревожно. Я то дрожала, обнимая себя руками, то пылала, мечтая оказаться под прохладным душем. А стоило только поднапрячься, так вспомнилось и водные процедуры у Таськи, и упорное желание вырваться из удерживающих рук.
Дура! Надо было наоборот, обхватить его ногами и никуда не отпускать. Пьяным ведь всё простительно, да? А ещё говорят, что у пьяного на языке то…
А-а-а… Мамочкиии… Ну вот как пережить этот вечер да ещё сидя за одним столом? Проще застрелиться.
Получается, Лёшка, он… и есть тот профессиональный стрелок, о котором говорил Павел Олегович, и это он будет помогать Вике в его отсутствие?
– Боже-е-е, я сойду с ума. Как же так? Лёшка-Лёшка, ну почему именно ты? Почему-у-у…
Это было слишком. Во всех смыслах. Так облажаться могла только я. Конечно, сидел как в сливах. На больных ведь не обижаются. Представляю, какое произвела впечатление. Сразила наповал в прямом смысле.
– За что, Господи? – воздела к потолку руки, ударившись затылком о стену. – Где я согрешила, скажи?
Плачь не плачь, вздыхай не вздыхай, а дело сделано. Это ещё чудо из чудес, что до сих пор не вызвали на ковер. Конечно, ухмыльнулась, поднимаясь с одеревенелой задницы, им сейчас не до меня. Вся их тревога – сплошная показуха. Игра на публику.
Подождав, пока разработается онемевшая нога, подошла к зеркальному шкафу и принялась изучать его содержимое. Конечно, хотелось вырядиться в кожаные шорты и растянутую футболку, но не хотелось подставляться перед Лёшкой. Хватит, уже и так опозорилась. Нужно выбрать что-то неброское, сдержанное.
Остановив выбор на кремовых брюках и любимой белой блузке с воротничком-стоечкой, снова поплелась в ванную. Не стала баловать себя, нежась по полчаса в ароматной пене, а просто приняла контрастный душ, возвращаясь в привычное состояние.
Стоило посмотреть на свое отражение в зеркале, как занесенная с кисточкой рука тут же обессилено рухнула вниз. Для кого? Ради чего?
Забросила тени обратно в косметичку и глубоко вздохнула. Пора.
Осторожно, стараясь не привлекать к себе внимания, спустилась на первый этаж и, спрятавшись за огромным папоротником, стала изучать гостей.
Надо же, все такие пунктуальные, аж тошно. Олег с отцом беседовали с Викой у окна. Семейство Каземировых, в лице Юрия Николаевича и его жены Марины, бывшей топ-модели, трепались с сестрой Скибинского. Ванька, племянничек, сидел за столом и со скучающим видом мучил гаджет. А вот Лёшки с Павлом Олеговичем нигде не было видно.
Вика сегодня выглядела сногсшибательно. Ещё бы. То, с какой обворожительной улыбкой она порхала вокруг гостей, корча из себя хозяйку вечера, вызвало во рту горький привкус желчи.
Со стороны кабинета послышались приглушенные шаги и в ту же секунду мягко щёлкнула дверная ручка. Чтобы не гневить судьбу и не попасть под раздачу, быстро прошмыгнула за стол, наспех поздоровавшись со всеми. Сердце выносило грудную клетку, таранясь о ребра с такой частотой, что стало жарко. А может, и не сердце тому виной, а брошенный вскользь взгляд, который удалось поймать на себе, стоило Лёшке войти в гостиную вслед за Скибинским.
Мамочки-и-и, держите меня семеро. Как же он хорошо. Эта чёрная водолазка так и притягивали к себе взгляд. Увитые венами руки, с закатанными до локтей рукавами и бугрившиеся сквозь тонкую ткань мускулы едва не лишили меня сознания. Это они, родимые, несли меня в комнату. Обнимали, сжимали… направляли в лицо распылитель, собираясь утопить в ложке воды… Изверг. Я всё вспомнила. Пускай не так подробно, как хотелось бы, но было отчего вспыхнуть. Семь у восемь ему подавай. Ещё бы полное число «П» спросил, математик херов.
Пока я жарилась на раскаленной сковороде, не смея оторвать глаз от тарелки с ризотто, вокруг бурлила беседа.
Павел Олегович, оказывается, не просто так пригласил Лёшку, а чтобы представить всем как приближенное к семье лицо. Я не знала, куда деться, так как со всех сторон чувствовала на себе взгляды. Но тот, что был колючим и оценивающим одновременно, чувствовала больше всех. Кожа так и плавилась под его лучами, грозясь зажечься.
– Милая, ты хорошо себя чувствуешь? – забеспокоилась Ангелина Олеговна. – Что-то на тебе лица нет. Такая бледная.
Бледная?! Да я горю. Неужели не видно?
– А это последствия пищевого отравления, – вмешалась Вика, растянув губы в насмешливой улыбке.
– Ой, бедняжка. Я-то смотрю, ничего ведь не ешь. Плохо, да?
Что тут скажешь? Да, хреново. От ваших морд двуличных плохо. От поддельной заботы и фальшивого участия. Ещё и Лёшка, сидевший напротив, убивал в прямом смысле слова.
Оторвав от тарелки взгляд, мило улыбнулась.
– Нет, уже всё хорошо.
И посмотрела на Скибинского. Он задумчиво кивнул, мазнув по мне мимолетным взглядом, и возобновил разговор с отцом Олега, Владимиром Вениаминовичем. Я же говорила, пустое место.
Зато Олег смотрел в упор, буравя карими глазищами. Вот кто мог часами смотреть на меня не моргнув. Не знаю… как-то не по себе.
– А ты до сих пор занимаешься танцами или забросила?
Что за дотошная тётка? Мы чего сегодня собрались? Меня пообсуждать?
– Занимаюсь, иногда, – улыбнулась натянуто, снова почувствовав на себе обжигающий взгляд. Как же хотелось заглянуть в до боли знакомые глаза, не передать словами, но упорно смотрела на что угодно, лишь бы не на него.
– У неё сейчас другие увлечения, – никак не могла уняться Вика. – Состоит в обществе защиты животных.
– Ой, а я вчера смотрела ваше видео на Фейсбуке, – обрадовалась жена Каземирова. – Молодцы! Прижали Загорского к стенке, теперь не отвертится.
Не выдержав, всё же посмотрела на Лёшку, пытаясь увидеть в голубых глазах хотя бы капельку заинтересованности, но наткнулась на холодное безразличие.
Задело. При чем больно.
У меня ещё что-то спрашивали, я что-то отвечала, находясь в каком-то амёбном состоянии и единственное, чего мне хотелось больше всего – провалиться сквозь землю и никогда… никогда не показываться.
Немного успокаивало, что на Вику он тоже смотрел поверхностно, словно видел впервые. А вот она частенько останавливалась на нем. Будто между прочим, но меня её уловки так или иначе коробили. Старалась изо всех сил не смотреть на него, не слышать голос, не различать слова. Хотя, клянусь, чувствовала малейшее движение с его стороны. Вот он поправил пряжку старых, судя по всему, отцовских часов. Потом закинул руку на соседний стул, расслабленно откинувшись на спинку. Но я откуда-то знала, что вся эта расслабленность, показное внимание и интерес – всего лишь искусная маска.
Постепенно разговор перешел на политику, экономику, как внешнюю так и внутреннюю. Ангелина Олеговна, чтоб её… докопалась до Лёшки, пытаясь разведать, есть ли у него семья, живы ли родители, братья, сестры. Он вежливо и одновременно уклончиво отвечал на посыпавшиеся вопросы, желая избежать распространения никому не нужной информации. Да, есть мать, сестра. Живут далеко. Что ёще… да в целом больше и ничего.
– Семья – это хорошо, – одобрительно улыбнулся Павел Олегович, наблюдая за всеми. – Когда есть семья – мы сильны и непобедимы. Человек без корней – безликая масса. Нет смысла жизни. И пускай порой мы теряем частичку себя, но жизнь на этом не останавливается. А знаете почему? Потому что есть ростки. В семье один за всех и все за одного… Так ведь, Влада?
– А? – очнулась, подняв голову. Практически все смотрели в мою сторону. Все, кроме Вики. Она, пользуясь случаем, открыто изучала Лёшку. Делала то, что и в помине не должна была делать. – Да, Павел Олегович, – нашлась с ответом, и так гадко стало на душе, так пусто, одиноко, что ничего перед собой не видела, кроме всплывшего в памяти воспоминания: я, детсадовка сопливая, стою под окнами квартиры и за вафельный батончик караулю появление мамы. Было уговорено, что, если она появится на горизонте, я брошу камешек в окошко, предупреждая об опасности, пока они там… чёрт, лучше не углубляться. Только… поздно. Вспомнилось, как каждый раз после таких вот уединений Лёшка трепал меня по щеке, лохматил волосы, приговаривая, что я самая надежная хранительница секретов. А я, дурында, цвела и пахла, доверчиво заглядывая в самые красивые в мире глаза.
Всё, дошла до предела. Сил на показное равнодушие больше не осталось. В глазах темнота. То ли от нервного перенапряжения, то ли от упадка сил.
– Извините, – поднялась, слегка пошатнувшись. – Я поднимусь к себе. Спасибо за вечер.
– Ты хорошо себя чувствуешь? – обеспокоенный голос Олега заставил улыбнуться с огромной натяжкой.
– Да, всё хорошо.
– А тост? – вмешалась Вика, постукав краешком вилки о высокий бокал. – Мы собрались ведь не просто так.
Разве?
– С тебя пожелание, сестрёнка, – пристала, насмехаясь. – Давай, не стесняйся, продемонстрируй нам что-нибудь эдакое, незабываемое.
Честно? В тот момент все мысли бросились врассыпную. Да, я остра на язык, когда надо. Умею заковыристо ответить и завуалировано послать, но сейчас стояла и клипала глазами, подыскивая соответствующий текст.
Все ждали ответа. И он тоже. В какой-то миг я вскинула подбородок и с вызовом посмотрела на него. На этот раз в его глазах заиграл интерес. Я даже могла поклясться, что смогла различить подбадривающий, едва уловимый кивок.
Как же такая мелочь придала мне сил – не передать словами.
Подняв бокал, повернулась к Скибинскому и, нацепив на лицо дежурную улыбку, озвучила краткую версию полюбившегося со школьных времен стихотворения.
– Дай бог слепцам глаза вернуть и спины выпрямить горбатым. Дай бог быть богом хоть чуть-чуть, но быть нельзя чуть-чуть распятым. Дай бог не вляпаться во власть и не геройствовать подложно, и быть богатым – но не красть, конечно, если так возможно. Дай бог быть тертым калачом, не сожранным ничьею шайкой, ни жертвой быть, ни палачом, ни барином, ни попрошайкой. Дай бог всего, всего, всего и сразу всем – чтоб не обидно… Дай бог всего, но лишь того, за что потом не станет стыдно. [1]
Мда… никто не ожидал подобного. Все сидели с выражением не то осуждения, не то глубокой задумчивости. Один лишь Лёшка, впервые за весь вечер, открыто улыбнулся, подняв большой палец вверх.
Не помню, как оказалась в комнате. Помню только, как бешено стучало сердце, стоило прижаться разгоряченным лбом к прохладному окну.
Как же больно ранила его отстраненность и как возносила в облака элементарная улыбка. Хотелось показать, что я не пустоголовая мажорка, а всё та же прежняя Ладка. Что не смотря на прошедшие годы, ни капельки не изменилась. Я всё с той же жадностью ловлю каждый его вздох, каждое слово. Замираю от мимолетного взгляда и искренне надеюсь, что когда-нибудь на меня посмотрят с той же любовью, с которой я смотрю в ответ.
Долго сидела на подоконнике, всматриваясь в ночь, и не сразу заметила мелькнувший между деревьями силуэт. Приглядевшись, тихо охнула, узнав в нем Лёшку. Он прогуливался по мощеной дорожке, мелькая во тьме ярким кончиком сигареты, и периодически запрокидывал голову, рассматривая звёздное небо.
Какой же он всё-таки… Мой… Родной… Буквально приклеилась к стеклу, пожирая глазами широкий разворот мощных плеч и длинные спортивные ноги.
Как же здорово, что Павел Олегович поселил его в гостевом домике. Это увеличило мои шансы исправить первое впечатление и сделать всё возможное, чтобы обратить на себя внимание.
– Всё равно ты будешь моим, – пообещала пылко, поглаживая сквозь стекло мужскую фигуру. – Вот увидишь. Ты просто ещё не знаешь, насколько сильно я люблю тебя…
[1] стихотворение Евгения Евтушенко «Дай Бог»
