Текст книги "Собрание сочинений. Том 2. Иван Иванович"
Автор книги: Антонина Коптяева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 27 страниц)
Уже июль голубел над тайгой. Горячие наступали дни. Взбрызнул землю короткий дождь – и сразу распушились цветущие травы на речных лугах, на островных полянах. Медведь прошлепал по мокрому песку, оскользаясь на круче берега, поднялся в заросли ивняка и пошел косолапо нырять в сочком пырее, перевитом викой, разукрашенном синими и лиловыми колокольчиками, белыми и медово-желтыми кашками, щекотно задевающими черный кончик поднятого носа. С шелестом раздаются зеленые волны травы, местами вымахавшей в рост человека. Путаясь в травах, шагает по прохладно-влажной земле медведь – хозяин и уже не хозяин. Шум людских поселков выживает его из долин рек, по которым в июне валом идет в верховья рыба – кета, и горбуша, и тучная от жира чавыча. Рыбаки-артельщики вытесняют рыбаков-медведей. Но случается: идет таежник, и вдруг поднимется навстречу из травы, из кустарников крутолобая голова на покатых мощных плечах, злобно сверкнут зеленоватые глазки… И зачастую оба с ревом мчатся в разные стороны, перепуганные насмерть.
– Многие из наших охотников уйдут на фронт, и опять звери будут подходить к поселкам, – сказал Никита с печалью.
Иван Иванович удивился тому, как вырос и украсился молодой город Укамчан за последнее время. Теперь он выглядел настоящим областным центром. Но и здесь все напоминало о войне, к тому же чувство горькой утраты не покидало доктора, и он грустил…
– Вас не узнать! – сказал ему Логунов, когда они после хлопот и беготни по учреждениям снова встретились в порту перед посадкой на пароход.
Иван Иванович был в форме военного врача. Логунов – в форме старшего батальонного комиссара.
Совсем не узнали они Дениса Антоновича Хижняка, подошедшего к ним, тоже в военном костюме, вместе с Никитой. Лишь вздернутый нос да синие глаза остались у него те же.
– Что произошло с вами? – недоуменно хмурясь, спросил Иван Иванович и рассмеялся: – Чуб! Да-да-да! Как это вы расстались со своим рыжим коком?
– Вот так и расстался! – Хижняк снял фуражку и провел ладонью по цепко-шершавой коже бритой головы, светлой по сравнению с загоревшим лицом. – Не полагается пехотному фельдшеру трясти в строю чубом.
Все четверо присели рядом на ступени набережной, отвоеванной для порта у крутого подножия гор, окружающих бухту Глубокую. Мрачными глыбами дико-пустынного камня поднимаются горы побережья. Свирепые ветры выдувают их беспрестанно: зимой с материка, летом с моря. Только искалеченные лиственницы без макушек, с ветвями, опущенными к земле, словно шпалеры, зеленеют кое-где среди скал. В глубине береговой подковы, за желтой каймой песков, намытых морскими приливами, стоят одиночками обломанные ветлы. Выше – сплошные ступени крыш, поднимающихся на взгорье, за которым раскинулся Укамчан.
Незабываемые, дорогие сердцу картины!
Пронзительно кричали чайки. Темная лоснящаяся голова нерпы без плеска плавно поднялась из глубины у самого причала порта и застыла на месте. Нерпа стояла в воде, прислушиваясь к шуму на каменной, совсем недавно возникшей террасе, выбитой в сплошных скалах: внимание тюленя привлекла масса людей, двигавшихся по берегу сплошным потоком.
Грянул оркестр, и нерпа исчезла. Солнце ушло далеко за полдень, туда, где виднелись ворота в море… Ослепительно сверкающая полоса тянулась от него, как дорога, через всю бухту.
Океанский пароход высился у причала черно-красной громадой. Его еще не перекрасили в защитный цвет войны. Но шли к нему люди в военном и пестро одетые провожающие: мужчины, женщины, дети.
Потом над портом вздохнула и широко разлилась песня:
На рейде большом легла тишина,
А море окутал туман…
Вечер и правда был прекрасный. На рейде вздымались могучие корпуса вновь подошедших кораблей, прошумел и опустился гидросамолет, а на сушу уже надвигался прилив. Вместе с приливом наступала песня:
Прощай, любимый город,
Уходим завтра в море.
И ранней порой
мелькнет за кормой
Знакомый платок голубой.
– Добрая песня! – заключил Хижняк, грустно помаргивая синими, как море, глазами. – И спели добре. Наташка моя уже знает эту песню.
– Счастливый ты человек, Денис Антонович! – сказал Логунов.
– Очень счастливый, – подтвердил Хижняк горячо. – За то и иду.
– Выходит, мы все такие, – отозвался Иван Иванович и после небольшого молчания: – Во всяком случае, жизнь у нас богатая!
Они снова умолкли, а над портом росла и крепла новая песня.
1949
