Текст книги "Том 23. Письма 1892-1894"
Автор книги: Антон Чехов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 60 страниц)
1135. И. Л. ЛЕОНТЬЕВУ (ЩЕГЛОВУ)
9 марта 1892 г. Мелихово.
9 март.
Милый мой Жан, желание Ваше будет исполнено: я пошлю в «Неделю» рассказ * . И сделаю это тем более охотно, что сей журнал мне симпатичен. Передайте штурману, что я займу каюту в его судне не позже апреля.
Да, таких людей, как Рачинский, очень мало на белом свете. Я, голубчик, понимаю Ваш восторг * . После духоты, какую чувствуешь в среде Бурениных и Аверкиевых – а ими полон мир, – Рачинский, идейный, гуманный и чистый, представляется весенним зефиром. Я готов за Рачинского живот свой положить, но, милый друг… разрешите мне это «но» и не сердитесь – я не отдал бы в его школу своих детей. Почему? Я получил в детстве религиозное образование и такое же воспитание – с церковным пением, с чтением апостола и кафизм в церкви, с исправным посещением утрени, с обязанностью помогать в алтаре и звонить на колокольне. И что же? Когда я теперь вспоминаю о своем детстве, то оно представляется мне довольно мрачным; религии у меня теперь нет. Знаете, когда, бывало, я и два моих брата среди церкви пели трио «Да исправится» или же «Архангельский глас» * , на нас все смотрели с умилением и завидовали моим родителям, мы же в это время чувствовали себя маленькими каторжниками. Да, милый. Рачинского я понимаю, но детей, которые учатся у него, я не знаю. Их души для меня потемки. Если в их душах радость, то они счастливее меня и братьев, у которых детство было страданием.
Хорошо быть лордом. Просторно, тепло, никто не обрывает у двери звонка, но легко оборваться и из лордов угодить в консьержи или портье. Имение, сударь, стоит 13 тысяч, а я уплатил только треть. Остальное составляет долг, который долго, долго будет держать меня на цепочке.
Вот мой адрес: Ст. ЛопасняМоск. – Курск. дороги, село Мелихово. Это для простых писем и телеграмм.
Приезжайте ко мне, Жан, вместе с Сувориным. Сговоритесь с ним. Какой у меня сад! Какой наивный двор! Какие гуси!
Пишите почаще.
Поклон и привет Вашей радушной жене. Будьте, голубчик, здоровы и веселы.
Ваш А. Чехов.
Пришлите мне оттиск Вашей последней повести * .
Суворину А. С., 11 марта 1892 *1136. А. С. СУВОРИНУ
11 марта 1892 г. Мелихово.
Среда.
Труд рабочего обесценен почти до нуля, и потому мне очень хорошо. Я начинаю понимать прелести капитализма. Сломать печь в людской и сделать там кухонную печь со всеми подробностями, потом сломать в доме кухню и поставить вместо нее голландку – это стоит все 20 рублей. Цена двум лопатам – 25 коп. Набить ледник – 30 к. в день поденщику. Молодой работник, грамотный, трезвый и не курящий, который обязан и пахать, и сапоги чистить, и парники смотреть, стоит 5 р. в месяц. Полы, перегородки, оклейка стен – всё это дешевле грибов. И мне вольготно. Но если бы я платил за труд хотя четверть того, что получаю за свой досуг, то мне в один месяц пришлось бы вылететь в трубу, так как число печников, плотников, столяров и проч. угрожает никогда не кончиться на манер периодической дроби. Просторная жизнь, не замкнутая в четыре стены, требует и просторного кармана. Я Вам уже надоел, но скажу еще одно: семена клевера стоят 100 р., а овса потребно на семена больше, чем на сто. Вот тут и вертись! Пророчат мне урожаи и богатство, но на кой мне это? Лучше в настоящем пятак, чем в будущем рубль. Приходится сидеть и работать. На все пустяки нужно заработать по крайней мере рублей пятьсот. Половину уже заработал. А снег тает, тепло, птицы поют, небо ясное, весеннее.
Читаю пропасть. Прочел «Легендарные характеры» Лескова, «Русское обозрение», январь. Божественно и пикантно. Соединение добродетели, благочестия и блуда. Но очень интересно. Прочтите, если не читали. Прочел опять критику Писарева на Пушкина * . Ужасно наивно. Человек развенчивает Онегина и Татьяну, а Пушкин остается целехонек. Писарев дедушка и папенька всех нынешних критиков, в том числе и Буренина. Та же мелочность в развенчивании, то же холодное и себялюбивое остроумие и та же грубость и неделикатность по отношению к людям. Оскотиниться можно не от идей Писарева, которых нет, а от его грубого тона. Отношение к Татьяне, в частности к ее милому письму, которое я люблю нежно, кажется мне просто омерзительным. Воняет от критики назойливым, придирчивым прокурором. Впрочем, шут с ним!
Когда Вы ко мне приедете? До Благовещения на санях или после – на колесах? Мы почти совсем кончили с уборкой; не готовы только полки для моих книг. Когда выставим рамы, начнем красить всё заново, и тогда дом примет весьма благоприличный вид. Летом сделаем ватерклозет.
В саду липовые аллеи, яблоки, вишни, сливы, малина.
Вы как-то писали, чтобы я дал Вам сюжет для комедии. Мне до такой степени хочется, чтобы Вы принялись за комедию, что я готов отдать Вам все сюжеты, какие у меня только есть в голове. Приезжайте, потолкуем на свежем воздухе.
Будьте пока здоровы и благополучны. Поклон Вашим. Это хорошо, что Алексей Алексеевич уехал в деревню.
Ваш А. Чехов.
В редакцию «Всемирной иллюстрации», 12 марта 1892 *1137. В РЕДАКЦИЮ «ВСЕМИРНОЙ ИЛЛЮСТРАЦИИ»
12 марта 1892 г. Мелихово.
В Редакцию «Всемирной иллюстрации»
Имею честь препроводить рассказ «В ссылке» * для напечатания его во «Всемирной иллюстрации». Мой адрес для простой корреспонденции: Ст. Лопасня Моск. – Курской дор., Антону Павловичу Чехову. Гонорар же прошу выслать по следующему адресу: Москва, Миусское училище близ Триумфальных ворот, Ивану Павловичу Чехову, для передачи мне.
С почтением
А. Чехов.
12 марта
1892 г.
Ясинскому И. И., 12 марта 1892 *1138. И. И. ЯСИНСКОМУ
12 марта 1892 г. Мелихово.
12 марта.
Здравствуйте, Иероним Иеронимович! Сегодня я послал во «Всем<ирную> иллюстрацию» рассказ * и таким образом, стало быть, сдержал обещание, которое Вы взяли у «Медведя» за обедом * .
Две Ваши книжки (кроме третьей, полученной мною в Петербурге) уже украшают мою библиотеку * ; благодарю. Сердечно благодарю и за Ваш щедрый отзыв обо мне в «Труде» * .
Теперь просьба. Если можно, скажите редакции «Всем<ирной> иллюстрации», чтобы мне выслали гонорар вперед. Так как в рассказе немножко больше полулиста, то я имею полное право попросить рублей сто. (За обедом у вас было поставлено так: 20 коп. за строчку.) Я бы не беспокоил Вас и, вообще говоря, авансов не люблю, но если бы Вы знали! Ах, если б Вы знали! Я купил себе имение. То есть не купил, а приобрел, так как заплатил только одну треть стоимости, остальные же две трети пошли в долг и будут погашены, вероятно, чрез посредство благодетельного аукциона. Меня теперь одолевают целые тучи плотников, столяров, печников, лошадей, алчущих овса, а у меня, как говорят хохлы, денег – чёрт ма! Крохи, оставшиеся после покупки, все до единой ушли в ту бездонную прорву, которая называется первым обзаведением. 70 верст от Москвы, 20–25 от Серпухова и 9 – от ст. Лопасни Моск<овско>-Курск<ой> дор<оги>. Это близко. Малороссия – тю-тю! Измена!
Мой адрес для простой корреспонденции: Ст. Лопасня Моск. – Курск. дор. Гонорар же пусть вышлют по такому адресу: Москва, Миусское училище близь Триумфальных ворот, Ивану Павловичу Чехову, для передачи мне.
Я уже совсем выбрался из Москвы. Живу на лоне природы и ем по шести раз в день. Встаю в 5, ложусь в 10–11. Если бы не каторжная мысль, что для посева мне нужно купить овса больше чем на 100 руб. (клеверу я уже купил на 100), то жилось бы мне сносно.
Простите, что я беспокою Вас поручением. Если Вы найдете его неудобным, то пренебрегите им.
Желаю Вам всего хорошего.
Ваш А. Чехов.
Как здоровье Бибикова? *
Ежову Н. М., 15 марта 1892 *1139. Н. М. ЕЖОВУ
15 марта 1892 г. Мелихово.
15 марта.
Господа и госпожи из «Сев<ерного> вестника» поступили с Вами очень некрасиво * . Черти поганые! Не работайте больше у этих облезлых философов, и я тоже работать не буду * . По одному тому, как они обошлись с Вами, с новым сотрудником, можно судить, что журнал их пропадет и никакого толку из него не выйдет.
Вашим успехам в петербургском свете очень рад * . Если бы Вы спросили моего совета, то я рекомендовал бы остановиться на «Петерб<ургской> газете». За что Вы и Александр Семенович бросили ее? Посердились – и будет * . Я ничего не имею и против «Петерб<ургского> листка», но, по-моему, положение беллетриста в «Петерб<ургской> газете» гораздо определенней, уже по одному тому, что беллетристику «Газеты» читают.
Будьте здоровы.
Ваш А. Чехов.
Суворину А. С., 17 марта 1892 *1140. А. С. СУВОРИНУ
17 марта 1892 г. Москва.
17 март.
Сегодня Алексея, человека божия. Поздравляю Вас с ангелом.
О скандале в Вашем доме узнал из газет * . Какая досадная неприятность! Это убыток тягучий, длительный; он будет изводить Вас лет 20, так как публика лет 20 будет помнить об обвале. Это, конечно, сущие пустяки, ибо не единым домом сыт будет человек, но как жаль, что Вы теперь в Петербурге и должны входить во все эти подрядчески-скучные дрязги, которые чужды Вам и не нужны. Ах, голубчик, если бы Вы могли взять отпуск! Жить в деревне неудобно, началась несносная распутица, но в природе происходит нечто изумительное, трогательное, что окупает своею поэзией и новизною все неудобства жизни. Каждый день сюрпризы один лучше другого. Прилетели скворцы, везде журчит вода, на проталинах уже зеленеет трава. День тянется, как вечность. Живешь, как в Австралии, где-то на краю света; настроение покойное, созерцательное и животное в том смысле, что не жалеешь о вчерашнем и не ждешь завтрашнего. Отсюда издали люди кажутся очень хорошими, и это естественно, потому что, уходя в деревню, мы прячемся не от людей, а от своего самолюбия, которое в городе около людей бывает несправедливо и работает не в меру. Глядя на весну, мне ужасно хочется, чтобы на том свете был рай. Одним словом, минутами мне бывает так хорошо, что я суеверно осаживаю себя и вспоминаю о своих кредиторах, которые когда-нибудь выгонят меня из моей благоприобретенной Австралии. И поделом!
Художник, продавший мне Мелихово * , покупает дачу в Феодосии.
Получил письмо от Жана Щеглова, где он, говоря о Рачинском, восторженно восклицает: «Богатыри не мы!» * Я ответил ему на это, что Рачинского, как идейного и хорошего человека, я уважаю и люблю, но что детей своих я в школу к нему не отдал бы. Рачинского я понимаю, души же детей, которые учатся у него, мне не понятны, как потемки. Когда в детстве мне давали религиозное воспитание и я читал на клиросе и пел в хоре, все умилялись, глядя на меня, я же чувствовал себя маленьким каторжником, а теперь у меня нет религии. Вообще в так называемом религиозном воспитании не обходится дело без ширмочки, которая не доступна оку постороннего. За ширмочкой истязуют, а по сю сторону ее улыбаются и умиляются. Недаром из семинарий и духовных училищ вышло столько атеистов. Мне кажется, что Рачинский видит у себя только казовую сторону, но понятия не имеет о том, что делается во время спевок и церковнославянских упражнений.
Будете писать комедию? Когда? И когда выйдут в свет Ваши рассказы? Всё это мне до крайности любопытно. Если напишете комедию, то обязательно приеду в Петербург на репетиции. Теперь я безбоязненно могу шататься семо и овамо [1]1
туда и сюда ( церк. – слав.).
[Закрыть], ибо корни мои, державшие меня на одном месте, уже подрублены. А нет ничего любопытнее, как вертеться около чужой беды, т. е. ходить на репетиции чужой пьесы.
Я написал Жану Щеглову, чтобы он приехал ко мне весной вместе с Вами. Когда будете ехать ко мне, спишитесь с ним, буде это Вам угодно.
Желаю Вам здравия. Анне Ивановне, Насте и Боре большой поклон.
Ваш А. Чехов.
Авиловой Л. А., 19 марта 1892 *1141. Л. А. АВИЛОВОЙ
19 марта 1892 г. Мелихово.
Ст. Лопасня, 19 март.
Уважаемая Лидия Алексеевна, рассказ Ваш, если хотите печататься в иллюстр<ированных> журналах, можно послать в «Север» или во «Всемирн<ую> иллюстрацию». В первом редактирует Вл. Тихонов, во второй, кажется, Ясинский. Оба люди доброжелательные и внимательные.
Ваш рассказ «В дороге» * читал. Если бы я был издателем иллюстр<ированного> журнала, то напечатал бы у себя этот рассказ с большим удовольствием. Только вот Вам мой читательский совет; когда изображаете горемык и бесталанных и хотите разжалобить читателя, то старайтесь быть холоднее – это дает чужому горю как бы фон, на котором оно вырисуется рельефнее. А то у Вас и герои плачут, и Вы вздыхаете. Да, будьте холодны.
Впрочем, не слушайте меня, я плохой критик. У меня нет способности ясно формулировать свои критические мысли. Иногда несу такую чепуху, что просто смерть. Если желаете обращаться в иллюстрированные редакции через меня, то я продолжаю быть к Вашим услугам. Только не адресуйте Ваших рукописей на Лопасню, а то они до лета пролежат в Серпухове вместе с другими заказными письмами и бандеролями, которые давно уже ждут меня там. Заказные письма адресуйте так: г. Алексин. Тульск. губ. М. П. Чехову. Брат бывает у меня каждую неделю – письма в Алексине не залежатся.
Ваше письмо огорчило меня и поставило в тупик * . Вы пишете о каких-то «странных вещах», которые я будто бы говорил у Лейкина, затем – просите во имя уважения к женщине не говорить о Вас «в этом духе» и, наконец, даже – «за одну эту доверчивость легко обдать грязью»… Что сей сон значит? Я и грязь… Мое достоинство не позволяет мне оправдываться; к тому же обвинения Ваши слишком неясны, чтобы в них можно было разглядеть пункты для самозащиты. Насколько могу понять, дело идет о чьей-нибудь сплетне. Так, что ли? Убедительно прошу Вас (если Вы доверяете мне не меньше, чем сплетникам), не верьте всему тому дурному, что говорят о людях у вас в Петербурге. Или же, если нельзя не верить, то уж верьте всему, не в розницу, а оптом: и моей женитьбе на пяти миллионах, и моим романам с женами моих лучших друзей и т. п. Успокойтесь, бога ради. Если я недостаточно убедителен, то поговорите с Ясинским, который после юбилея вместе со мною был у Лейкина. Помню, оба мы, я и он, долго говорили о том, какие хорошие люди Вы и Ваша сестра… Мы оба были в юбилейном подпитии, но если бы я был пьян как сапожник или сошел с ума, то и тогда бы не унизился до «этого духа» и «грязи» (поднялась же у Вас рука начертать это словечко!), будучи удержан привычною порядочностью и привязанностью к матери, сестре и вообще к женщинам. Говорить дурно о Вас да еще при Лейкине!
Впрочем, бог с Вами. Защищаться от сплетен – это всё равно, что просить у жида взаймы: бесполезно. Думайте про меня, как хотите.
У меня только одна вина. Вот она. Когда-то я получил от Вас письмо, в котором Вы делали мне запрос по поводу идеи какого-то нестоящего моего рассказа. Будучи тогда с Вами мало знаком и забыв, что Ваша фамилия по мужу – Авилова, я забросил Ваше письмо, а марку прикарманил – так я поступаю вообще со всеми запросами, а наипаче же с дамскими. Потом же в Петербурге, когда Вы намекнули мне насчет этого письма, мне вспомнилась Ваша подпись, и я почувствовал себя виноватым.
Живу я в деревне. Холодно. Бросаю снег в пруд и с удовольствием помышляю о своем решении – никогда не бывать в Петербурге.
Желаю Вам всего хорошего.
Искренно преданный и уважающий
А. Чехов.
На конверте:
Москва, Плющиха, собств. дом Б. А. Страховой для передачи Лидии Алексеевне Авиловой.
Гуревич Л. Я., 19 марта 1892 *1142. Л. Я. ГУРЕВИЧ
19 марта 1892 г. Мелихово.
Ст. Лопасня, 19 март.
Уважаемая Любовь Яковлевна! Газетную и журнальную беллетристику провинциальные газеты перепечатывают обыкновенно, не спрашивая авторского разрешения * . По крайней мере, перелистывая в Петербурге эти газеты, я находил в них почти все свои рассказы. Не разрешать провинциальным издателям печатать значит входить с ними в длинную, скучную и бесполезную переписку, так как провинция не имеет никакого понятия о литературной собственности и авторском праве, и перепечатку чужих повестей и постановку на сцене чужих пьес искренно не считает правонарушением.
Издательница «Орловского вестника» прислала мне в январе или в феврале письмо * , в котором просила меня разрешить ей перепечатать «Жену». Чтобы не входить в дальнейшую переписку, составляющую и с практической, и с юридической точек зрения одну только пустую формальность, я ответил ей, что она и в настоящем, и в будущем, до самого страшного суда может перепечатывать все мои произведения, не утруждая себя перепиской со мной. Вместе с тем я сделал оговорку, что она может перепечатывать только в том случае, если для этого достаточно одного только моего разрешения. Ответа своего буквально не помню, но смысл его передаю Вам верно.
Сделал я оговорку в надежде, что издательница «Орл<овского> вестника» – человек деликатный, знакомый с литературными приличиями и что она обратится к Вам, теперь же вижу, что я поступил опрометчиво и неосторожно.
Неужели она печатает «с согласия автора»? Ах как это пахнет кулачеством!
Во всем этом я еще не успел разобраться и еще не уяснил себе, насколько я виноват в огорчении, причиненном Вам перепечаткою «Жены». Думаю, что вышеписанная оговорка снимает с меня если не всю, то хотя половину моей вины. В другой раз буду осмотрительней.
Если летом – в июле или в августе – будет у меня что-нибудь начато или задумано, то в октябре или ноябре пришлю Вам рассказ * , если, разумеется, он будет годен. Желаю Вам всего хорошего. Михаила Ниловича * сердечно благодарю за поклон и в свою очередь прошу Вас поклониться ему и пожелать всего хорошего.
Уважающий А. Чехов.
Чехову Ал. П., 21 марта 1892 *1143. Ал. П. ЧЕХОВУ
21 марта 1892 г. Мелихово.
21 март. Ст. Лопасня.
Пожарный Саша! Твой журнал получаем * и с восторгом прочитываем биографии великих брандмайоров и списки пожалованных им орденов. Желаем, Сашечка, и тебе получить Льва и Солнца * .
Мы живем в собственном имении. Как некий Цынцынатус * , я провожу всё время в труде и кушаю хлеб свой в поте лица * . Мамаша сегодня говела и ездила в церковь на собственной лошади; папаша вывалился из саней – до того был стремителен бег коня!
Папаша по-прежнему философствует и задает вопросы вроде: зачем тут лежит снег? Или: почему там есть деревья, а здесь нет? Читает всё время газеты и потом рассказывает матери, что в Петербурге учреждается общество для борьбы с классификацией молока * . Подобно всем таганрожцам, неспособен ни к какой другой работе, кроме как возжиганию светильников. С мужиками говорит строго.
Получили от дяди благолепное письмо с поздравлением и с удостоверением, что «Иринушка плакала» * .
Ну-с, что касается моих денежных делов, то они весьма плохи, ибо расходы по имению вдесятеро превышают доходы. Вспоминаю Турнефора: родить надо, а свечки нету * . Так и я: сеять надо, а семян нету. Гусям и лошадям кушать нада, а стены дома не помогають. Да, Сашечка, не одна Москва деньги любить.
Пруд находится в саду, в 20 шагах от дома. Глубок, 6 аршин. Что за вдовольствие наполнять его снегом и предвкушать то время, когда из недр его будет выплескиваться рыба! А канавки?.. Разве копать канавки менее приятно, чем редактировать «Пожарного»? А вставать в 5 часов с сознанием, что тебе никуда не нужно идти и что к тебе никто не придет? А слушать, как поют петелы, скворцы, жайворонки и синицы? А получать из иного мира кипы газет и журналов?
Но, Саша, когда мое имение будет продано с аукциона, я куплю в Нежине дом с садом и буду жить там до глубокой старости. Не всё еще потеряно! скажу я, когда в моем имении поселится чужеземец.
Ты поступишь подло и гнусно, если летом не приедешь к нам, дабы хотя один день пожить жизнью Цынцынатуса. На днях бок о бок со мной было продано хорошенькое именьице за 3 тысячи. Дом, службы, сад, пруд, 50 десятин… Вот бы тебе! Сколько малины, клубники!
Сегодня я и Мишка, бросая снег в пруд, вспоминали, как ты пел Бесчинскому: «На́ум, На́ум, ферка́че» * и т. д. Какой ты был умный, Саша!
Вид моих сараев весьма наивен.
Будь здрав. Кланяйся Наталье Александровне и своим пуэрам [2]2
мальчикам ( лат. puer).
[Закрыть]. Что голова у Михайлы? Прошла или всё еще в струпьях? Если что, пусть Нат<алья> Алек<сандровна> подробно мне напишет: я дам совет (бесплатно).
Твой Цынцынатус.
2-й номер «Пожарного» составлен лучше, чем 1-й * .
Родственникам твоим весьма лестно, что ты ведешь дело вместе с графом и помещаешь портреты князей. Кланяйся, душенька, их сиятельствам и попроси у них рублик на братство, душенька.
Что мне заплатит граф, если я пришлю пожарный рассказ? Даст 100 руб.?
