Текст книги "Дом на улице Гоголя (СИ)"

Автор книги: Анна Эрде

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 31 страниц)

Они отстояли. Чтобы отстроиться заново, Наташа надумала расстаться с «Изумрудными слёзами», на этот раз уже, вероятно, навсегда. Однако Сергей сказал категоричное «нет» – сам решил возвести дом, на свои средства. К сентябрьскому приезду Наташи сруб первого этажа был почти полностью собран из венцов, и брёвна, доставленные с Алтая, расточали лиственничный дух по всему двору. Запахи дубов и лиственницы соединялись, не убивая друг друга. Загряжск тоже не остался в стороне. Сумма, выделенная местными властями, заметно не сказалась на общих расходах, но зато программа, под которую из городского бюджета были выделены деньги, называлась красиво: «Восстановление здания, имеющего культурно-историческое значение».

Четырнадцатого апреля две тысячи седьмого года по коридорам двадцать третьей загряжской школы разгуливали празднично одетые немолодые люди, оживлённо разговаривали, громко смеялись, то и дело вскрикивали: «Танька! Танька Терехова пришла!» или что-то ещё в таком же роде. За дверью с табличкой «Кабинет литературы» и приколотым листом картона, на котором красовалась огромная надпись «10 б» и ниже: «1967 год», находились пять или шесть женщин полуторобальзаковского возраста, тоже радостно возбуждённых, вскрикивающих и смеющихся.

– Сегодня ожидается общий сбор, как в восемьдесят седьмом. Помните, как мы тогда хорошо посидели?

– Мишка Подпоркин приехал! Я вчера с ним по телефону полчаса проговорила.

– И Валька Горшков будет!

– А Юлька Астахова придёт? Кто-нибудь сообщил ей о встрече?

– Когда Галка Криваго явится, надо будет у неё насчёт Юльки спросить – они же теперь подружки.

– Это на какой же они почве сдружились? Астахова же, вроде, в секте какой-то.

– Да ты что?! Наша Джульетта – и в секте?

– Видела я прошлым летом Джульетту вашу пенсионерскую, – заговорила женщина, во рту которой не хватало двух передних зубов. – Идёт: юбка чуть ли не по асфальту тащится, на голове платок старушечий. Что же ты, говорю, с собой сделала, Астахова? Посмотри, говорю, на кого ты похожа. А она смеётся: я, грит, когда надо, по последней парижской моде наряжаюсь, и поверь, грит, по сути это мало что меняет. Она всегда с лёгким прибабахом была.

– Ой, девчонки! – включилась в разговор дородная женщина, к которой здесь обращались как к Оле Назаровой, хотя уже почти сорок лет она носила другую фамилию, и Олей её давно никто не называл, всё больше Ольгой Ивановной величали. – Давайте в такой день не будем никому косточки перемывать.

– Насчёт секты не знаю, – включилась в разговор женщина с туго навитыми кудряшками на голове, – а вот знаете, девчонки, что мне вчера по телефону Валька Горшков сказал? Я ему говорю: «Что же ты, Валюха, не женишься-то никак? Седой уже как лунь, а всё женихаешься». А он мне серьёзно так: «Я Джульетту жду. Она о Герасиме тоскует. Ничего, подожду, мне теперь спешить некуда ».

И тут же все подскочили, кинулись обнимать очередную «девчонку», вошедшую в школьный кабинет с красивым букетом цветов.

– Галка! Галочка Криваго!

Никто не заметил, когда в их бывший десятый «б' зашла нынешняя старшеклассница. Девочка то и дело порывалась что-то сказать старушкам, пришедшим на сороковую годовщину выпуска, но никто не обращал на неё внимания. Неумеренное возбуждение пожилых дам вдруг сменилось тихой печалью: они заговорили про умерших одноклассниках. Славка Андрейченко... цирроз... артист – это профессиональное...

«Ну, теперь это надолго, их покойников мне не переждать – вон какие старые. Наверное, половина класса у них уже поумирало», – подумала ученица одиннадцатого класса и направилась к двери, так и не выполнив задания пригласить десятый «б» шестьдесят седьмого года на торжественную часть встречи выпускников. Она уже взялась за ручку двери, когда за её спиной прозвучало:

– Кто-нибудь из наших был на похоронах Герасима?

Девочка резко развернулась, её вмиг побелевшее перепуганное лицо теперь привлекло всеобщее внимание.

– Ты что-то хочешь сказать? – спросила дородная женщина.

– Я... Вас приглашают в актовый зал, – с трудом шевеля губами, сказала девочка.

– Погоди-ка. – Дама в парике, которую тут называли Галочкой, обняла старшеклассницу за плечи. – Ты чего так испугалась? – спросила она, когда остальные женщины вышли из класса.

– Мне показалось... Я уже поняла: вы про какого-то другого Герасима говорили, про своего.

– Как тебя зовут?

– Катя. Бортникова Катя, одиннадцатый «а».

– С твоим Герасимом случилась беда, Бортникова Катя?

– Да, Серёжку исключили из школы, он куда-то пропал, его родители темнят, я ничего не понимаю, а он ни в чём не виноват, я точно знаю, что он вообще ни при чём, – выпалила она и разрыдалась.

– Так Герасим или Серёжка? Что-то я не пойму, Юля.

– Серёжка Герасимов, сокращённо – Герасим. И я не Юля, а Катя.

– Разумеется, ты не Юля, – Женщина неожиданно молодо рассмеялась. – Просто день сегодня такой – время перемешалось... Впрочем, тебе это не интересно. Давай сбежим с торжественной части и поищем местечко, где можно посекретничать. Я знаю один тайный закуток, не уверена, что он сохранился, но в наше время там было уютно.

– Под лестницей, на подоконнике? – вытирая слёзы, спросила Катя.

– Под лестницей. На подоконнике, – легко вздохнув, ответила немолодая женщина, которую только что называли Галочкой.