Текст книги "Учебка. Армейский роман (СИ)"

Автор книги: Андрей Геращенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 48 (всего у книги 48 страниц)

– Нашел, Тищенко! – радостно воскликнул Антон и извлек из-под ветки найденную на ощупь оправу.

– Фу, слава Богу! – обрадовался Игорь.

– Только они какие-то странные, – неуверенно сказал Лупьяненко, рассмотрев оправу поближе.

– Не мои, что ли?

– Да твои, только…

– Что «только»? – забеспокоился Игорь.

– Они немножко деформировались.

– Поломались, что ли?

– Да. На, смотри, – Антон протянул Игорю очки.

Оправа представляла собой столь жалкое зрелище, что от былой радости Игоря не осталось и следа. Одна дужка была напрочь обломана и исчезла где-то среди травы, другая вместо горизонтального положения находилась в вертикальном. Правой линзы не было вовсе, а левая сохранилась лишь наполовину.

– Что же я теперь буду делать? – растерянно спросил Игорь.

Он тут же вспомнил о безуспешных попытках Столярова заказать себе новые очки.

– Как же это так получилось? – сочувственно спросил Гутиковский.

– Даже не знаю… Скорее всего, тогда, когда мы с Коршуном боролись, они упали и потерялись. Я хотел поднять, а он меня повалил, козел, в это время! – предположил Игорь.

– Что же ты, Коршун, очки Тищенко растоптал, а? – озадаченно спросил Лупьяненко.

– Да не топтал я ничего! Он сам, наверное, на них наступил, а теперь на меня сваливает. К тому же, сам, как зверь, на меня бросался – в такой суете можно было и разбить. Жаль, конечно, что все так закончилось…, – смутился Коршун, вначале пытавшийся оправдываться.

– Жаль? Конечно, жаль! Я без очков плохо вижу, а новые, знаете, как в нашей части трудно выписать?! Говорил я тебе, дай подниму! – возмущенно сказал Игорь.

– Да я и не слышал ничего – честное слово! Чего уж теперь – все равно ничего не исправишь. А если бы даже и я – разве специально? Так уж получилось, – вновь принялся оправдываться Коршун.

Игорь в ответ лишь с досадой махнул рукой и пошел к казарме, где уже начиналось построение на ужин.

– Слушай, Тищенко, а ты совсем ничего без очков не видишь? – виновато спросил догнавший его Коршун.

– Вижу, но слишком расплывчато. Например, теперь я даже не могу различить, где стоит наш взвод, – проворчал Тищенко.

– А зачем тебе видеть – иди с нами рядом, мы тебя и приведем, – предложил Лупьяненко.

– Ну, спасибо – утешил, – криво усмехнулся Игорь.

– Ха, Тищенко, где твои очки?! – удивленно спросил Резняк, когда курсанты встали в строй.

– Да вот, у Коршуна сегодня немереная сила проявилась… Он со всеми боролся, вот и Тищенко досталось, – ответил за Тищенко Лупьяненко.

– Ну, Коршун – ты Рембо! А может, со мной хочешь побороться? – предложил Резняк.

– Ничего я не хочу – отстань! – Коршун отодвинулся в сторону.

В это время по всему взводу прокатилось известие о том, что Коршун разбил Игорю очки и со всех сторон сразу же посыпались шутки и неприятные для Игоря вопросы. Но почти тут же пришел Гришневич и тем самым спас Игоря от чрезмерной назойливости его товарищей.

После ужина Тищенко, Лупьяненко и Туй решили сходить в санчасть к Доброхотову, которого недавно положили туда со стертыми в кровь ногами.

– Будем у Гришневича отпрашиваться? – спросил Туй.

– Зачем? Он может и не отпустить, так что не стоит. Быстро сходим и запросто к программе «Время» успеем. Еще только двадцать пять минут девятого. Тищенко, ты готов? – Лупьяненко явно не хотел ставить сержанта в известность, что они собираются навестить Доброхотова.

– Готов. Может, еще и Сашина возьмем?

– Сашина? Да ну его на хер! Зачем он нам нужен – только всю дорогу плакать будет, что от сержантов может попасть, – Антон решительно воспротивился предложению Игоря.

– И чего ты его так не любишь, словно второй Шорох?!

– А за что мне его любить – нытик и доход? Только благодаря своему папочке и держится! – проворчал Лупьяненко.

– Слушай, а ты ему не завидуешь? – прищурился Игорь.

– Я? Ему? Нечего мне ему завидовать! Хватит трепаться – уже половина! Пошли, раз решили, – Лупьяненко первым поднялся с табуретки.

На улице было уже совсем темно.

– Ну, как твое зрение? – поинтересовался Туй.

– Вижу кое-что. Но ночью без очков почему-то гораздо хуже, – подумав, ответил Игорь.

– Так ведь днем ты еще в очках был? – засмеялся Антон.

– Дурак ты, Лупьяненко, если думаешь, что я этого не помню! В казарме ведь светло – вот у меня и есть с чем сравнивать, – обиделся Игорь.

– Это, может быть, еще и оттого, что твои глаза пока к темноте не привыкли. Я, например, сейчас тоже не очень хорошо вижу, – предположил Туй.

– Давайте, учите меня, биолога, как глаза к свету привыкают, – насмешливо ответил Игорь.

– Как же – би-о-ло-га! Один курс с коридором проучился и уже биолог, – парировал Туй.

Перед санчастью курсанты остановились и, не зная, что делать дальше, начали нерешительно переглядываться и подталкивать друг друга к двери. Первым не выдержал Лупьяненко:

– Ну, что вы встали, как бараны?! Надо внутрь идти.

– Вот ты и иди, – предложил Туй.

– А почему это я? Пусть Тищенко идет.

– Я не могу – у меня зрение плохое. Вдруг там какой офицер или сержант – будет неудобно, если я ему честь вовремя не отдам, – поспешно сказал Игорь.

– Ну, тогда ты, Туй!

– А почему я? Я тебе первым предложил.

– Ты ведь ефрейтор.

– Ну и что? Какая разница?

– Большая. Офицеров там сейчас, скорее всего, нет – какой идиот будет до половины девятого в части сидеть, а вот сержанты из нашей роты вполне могут быть. Если будут, то ты скажешь, что, мол, сержант Гришневич отправил нас проведать своего товарища. А ты – ефрейтор Туй, старший команды, – изложил свой план Лупьяненко.

Туй согласился и первым вошел внутрь.

– Ефре-ейтор? – насмешливо сказал Игорь Антону.

– Лучше иметь дочь проститутку, чем сына-ефрейтора! – хмыкнул Лупьяненко, напомнив сколь старую, столь же и идиотскую армейскую шутку.

– Ну, что вы застряли? – высунулся через приоткрытую дверь Туй.

– Идем, – заверил Тищенко и вошел в санчасть.

Внутри в полутемном коридоре никого не было, и Лупьяненко несколько раз громко кашлянул, чтобы привлечь хоть чье-нибудь внимание. Коридор ответил звонким эхо, а затем установилась та же гробовая тишина. Курсанты просидели так еще минут с пять.

– Может, уже пойдем? Все равно никого нет – наверное, в это время в санчасть нельзя приходить…, – Туй не договорил, потому что в коридор по лестнице, ведущей со второго этажа, спустился фельдшер.

Младший сержант вначале оглядел пришедших курсантов с головы до ног, а затем недовольно опросил:

– Ну, чего надо? Эпидемия поноса пробрала?

– Нет, мы к своему другу пришли. Товарищ младший сержант, вы не могли бы его позвать? – попросил Лупьяненко.

– А… А в какой он палате?

– А мы не знаем – мы в первый раз к нему пришли, – пояснил Антон.

– Не знают они… А кто за вас должен знать? Делать мне больше нечего, кроме, как какого-то «духа» ходить искать!

– Он вообще-то уже «свисток», – шепнул Игорь на ухо Тую, но вслух говорить не стал, чтобы не раздражать фельдшера.

– А чего вы так поздно притащились? Не могли вообще среди ночи заявиться?!

– У нас очень мало свободного времени – только после ужина и можем. Товарищ сержант, позовите его, пожалуйста, – еще раз попросил Антон.

Умышленная ошибка в звании и уважительный тон Лупьяненко понравились фельдшеру, который был всего на призыв старше курсантов и он согласился:

– Ладно. А как его фамилия?

– Доброхотов.

– Ждите – сейчас позову.

Фельдшер ушел наверх, а курсанты присели на стулья, на которых обычно больные дожидались приема у врача.

Минуты через три появился Доброхотов. Он был одет в короткие, едва доходившие ему до щиколоток синие больничные штаны и такую же синюю и короткую пижму. Короткая одежда выпячивала напоказ худобу Доброхотова настолько, что можно было даже уловить некоторое сходство между ним и Алексеевым.

– Привет? Что это вы тут делаете? – удивленно спросил Доброхотов.

– Ясное дело, что не стулья носим! К тебе в гости пришли, – немного грубовато, но тепло ответил Лупьяненко.

– Привет. Ну, как ты тут? – вступил в разговор Игорь.

– О, и Тищенко здесь! Спасибо, что пришли. А я потихоньку болею, но скоро должны выписать.

– Как твои ноги – затянулись? – сочувственно поинтересовался Туй.

– Почти, – ответил Доброхотов и, вытащив ногу из тапка, продемонстрировал уже затянувшиеся многочисленные шрамы от мозолей.

– И как это тебя угораздило? – удивился Игорь.

– Помнишь – на той неделе марш-бросок был?

– Ну.

– А я еще накануне в умывальнике в обед перед строевой в сапог воды набрал, вот и натер ногу. Мне бы надо было не бежать, а с тобой и Сашиным остаться…

– Так зачем же побежал?

– Сержант тебя вечно шлангом обзывает. Я подумал, что он и мне так скажет, и не решился подойти, – пояснил Доброхотов.

– Не захотел, чтобы шлангом называли, зато в санчасть угодил! – с легким раздражением сказал Игорь.

Тищенко не понравилось высказывание Доброхотова, которое он счел для себя немного оскорбительным.

– Кстати, Тищенко, а где твои очки? Снял?

– Плакали мои очки – их Коршун разбил.

– Коршун? Как же это получилось? – Доброхотову было скучно в санчасти, и он был рад любой взводной новости.

Курсанты наперебой принялись рассказывать своему товарищу про валку деревьев и последующие «гладиаторские» бои.

– Как же ты теперь будешь? – спросил у Игоря Доброхотов.

– Да уж как-нибудь. Завтра, может, вообще в госпиталь уеду. Там тогда и очки сделаю.

– А с кем ты в госпиталь собрался?

– С Вакуличем. Он, вроде бы, должен уже завтра появиться.

– Ты в этом уверен?

– Мне так Жолнерович вчера сказал, когда я приходил. А что? – забеспокоился Игорь.

– Вакулича завтра может и не быть. Сегодня Жолнерович в разговоре с Румкиным чуть ли не матом его крыл – говорил, что с сегодняшнего дня Вакулич опять себе командировку у Томченко выбил.

– Надолго?

– Вроде бы говорили, что на две недели…

– Черт – что же мне теперь делать?! – спросил Игорь.

– А что ты хочешь – очки сделать? – спросил Доброхотов.

– Нет. Меня должны в госпиталь на обследование положить. Прямо завтра могли бы, если бы этот козел не уехал!

– Так тебя уже положить должны?

– Ну да…

– Тогда слушай сюда: сегодня Жолнерович двух курсантов из третьей роты вместо Вакулича в госпиталь возил. Им тоже надо было ложиться. Хоть он и ругался, что больше за Вакулича делать работу не собирается, ты все же попробуй к нему завтра подойти – может, что-нибудь и получится? – посоветовал Доброхотов.

– У них, наверное, число госпитализации стояло, а меня ведь в любой день можно везти – скорее всего, Жолнерович не захочет и скажет, чтобы я Вакулича дожидался, – неуверенно покачал головой Игорь.

– Попытка – не пытка! Подойди, а там видно будет. Я здесь одно понял – если сам не пошевелишься, никто о твоем здоровье не позаботится. А если ты все время мямлить будешь – просидишь здесь до самого выпуска! И так уже октябрь начался. Так что бери завтра Жолнеровича за рога! – решительно сказал Доброхотов.

Пока Лупьяненко и Туй рассказывали Доброхотову последние взводные и ротные новости, Тищенко, откинувшись спиной на холодную стену, размышлял над полученным советом. «В сущности, Доброхотов прав – я ничего не потеряю в любом случае. Надо завтра обязательно подойти к Жолнеровичу, хотя, как пить дать, он меня прогонит и никуда одного не повезет. Вот если бы еще кого в госпиталь везли – у меня бы точно шанс появился. А вдруг Гришневич узнает, что Вакулич в командировке и никуда меня после завтрака не отпустит? А я вот что сделаю – скажу, что меня завтра везут ложить. Гришневич, конечно, меня с говном смешает, если я назад приду, и потом больше не отпустит. Но придется рискнуть. В крайнем случае, скажу, что число перепутал. Или, что, опять же, Вакулича неожиданно в командировку отправили и все отменили», – Игорю показалось, то он разработал неплохой план действий, сулящий при определенной доле везения успех.

– Эй, Тищенко! Ты что – уснул? – Туй толкнул Игоря в бок.

– А?

– Я говорю – ты уснул?

– Нет. Просто задумался.

– О манде задумался, товарищ солдат? – под общий смех спросил Лупьяненко.

– При чем тут это? Чего вы приколебались?!

– А того приколебались, что уже надо бежать в казарму – на часах без пяти девять! Можем на программу «Время» опоздать, – пояснил Лупьяненко.

– Так чего же мы тогда сидим – побежали! – встрепенулся Игорь.

Все засмеялись еще громче.

Быстро попрощавшись с Доброхотовым, курсанты помчались в казарму.

Оставалась всего одна минута, когда они, тяжело дыша, влетели в кубрик. Вся рота уже сидела перед телевизором.

– Где это вы были? – недовольно спросил Гришневич.

– Сапоги внизу чистили, – ответил Туй.

– А почему так тяжело дышите?

– Мы баловались, товарищ сержант, – быстро нашелся Лупьяненко.

– Балавались, тваю мать! Табе, Лупьяненка, ужэ баб давно пара щупать, а ты все балуешся! – Шорох был явно не в духе.

– Товарищ младший сержант, так ведь здесь нет баб! – не удержался Лупьяненко.

– Закрой рот, баец! – взорвался Шорох.

– Улетел смотреть программу «Время»! – рявкнул Гришневич.

Часа в два ночи Игорь проснулся от настойчивых толчков в плечо.

– Тищенко, Тищенко, просыпайся! Слышишь? – Лупьяненко уже начал терять терпение.

– У? Куда? – сквозь сон испуганно пробормотал Игорь и с грохотом вскочил с кровати.

Ему показалось, что объявили тревогу.

– Тише ты, придурок! – Антон испуганно оглянулся на койку Гришневича – не разбудил ли Тищенко сержанта.

Но там было все спокойно, а Игорь тем временем окончательно пришел в себя:

– Уже пойдем?

– Да. Ты, идиот, чуть сержанта не разбудил! Дал бы раз в пятак! – разозлился Лупьяненко.

– Да ладно тебе. Мне просто какой-то сон приснился, что тревога, – смущенно оправдывался Тищенко.

Все это началось еще с прошлого вторника. Тищенко и Лупьяненко купили в «чепке» две банки тертых яблок и булочки, но съесть не успели – надо было бежать на построение на обед. Пришлось на первое время спрятать все в тумбочке. Но всю среду еда простояла нетронутой – незаметно съесть ее было просто невозможно. Долго держать все в тумбочке было опасно – Игорь еще слишком хорошо помнил, как ел перед строем печенье. Тогда Лупьяненко предложил съесть яблоки ночью в сушилке, когда все сержанты будут спать. К тому же в сушилке, по мнению курсантов, можно было почти не опасаться случайного визита (курсанты совершенно упустили из виду, что там любит поспать дежурный по роте!). Ночное пиршество понравилось обоим, и они повторили его в ночь с четверга на пятницу, захватив с собой и Туя. Сегодня же ночное чревоугодничество обещало быть предельно роскошным – ко всем троим в выходные приезжали родители и привезли множество вкусных вещей, которые до поры, до времени с определенной долей риска хранились в вещмешках (их могли проверить в любой момент).

Стараясь как можно меньше шуметь, Тищенко вытащил из тумбочки заранее приготовленный пакет с провизией, а Лупьяненко, постоянно оглядываясь на спящего сержанта, пошел будить Туя. Вскоре все и всё были в сборе и курсанты, крадучись, отправились в сушилку.

Эта ночная процессия в одних трусах и майках с пакетом в руках показалась стоящему на тумбочке Петрову до того странной, что он открыл от удивления рот и, не мигая, удивленно смотрел на курсантов.

– Ну, чего уставился – закрой рот, а то муха влетит! – недовольно сказал Лупьяненко.

– А куда это вы? – Петров, наконец, обрел дар речи.

– На кудыкину гору!

– Я – внутренний наряд, потому и спрашиваю! – ответил Петров, обиженный пренебрежительным тоном Лупьяненко.

– А меня не трахает, какой ты там наряд – внутренний или наружный! – грубо отрезал Антон.

– Зачем ссориться? Слушай, Петров, а кто сейчас по роте дежурит? – Тищенко решил взять на себя миротворческую миссию и перевел разговор на другую тему.

– Бульков.

– А где он сейчас?

– А я потому и спросил, куда вы идете, чтобы предупредить – он скоро проснется, – обиженно пояснил Петров.

– Скоро – это когда? – уточнил Лупьяненко.

– Через час, может чуть раньше, – ответил Петров Игорю, словно это Тищенко, а не Лупьяненко, задал ему вопрос.

– За час успеем? – спросил Туй.

– Конечно, успеем! Да мы за полчаса успеем! – пообещал Лупьяненко.

– Что успеете? – насторожился Петров.

– Чего надо, того и успеем! Пошли! – Лупьяненко решительно дернул Игоря за рукав хэбэ.

В сушилке было темно и Тую пришлось изрядно повозиться, чтобы отыскать выключатель на ощупь. Наконец, свет загорелся.

– Давайте быстрее, а то я спать хочу. Поедим и сразу назад! – торопил Лупьяненко.

Но ни Туй, ни Тищенко тоже не собирались долго задерживаться в сушилке, поэтому просьба Лупьяненко была явно излишней.

Игорь открыл две рыбные консервы «Ставрида в масле», купленные в «чепке», Туй нарезал хлеб, и курсанты приступили к трапезе. Торопясь быстрее в постель, они глотали рыбу почти не пережевывая. «Хорошо, что в консервах она такая мягкая – а то желудок совсем бы посадил», – подумал Игорь. Тищенко, как, впрочем, и остальные, хорошо понимал, что ночные ужины здоровья не добавляют, но, тем не менее, считал, что уж лучше есть так, чем не есть вообще. Покончив с консервами, курсанты принялись за огурцы и яблоки. Фрукты запивали самым настоящим лимонадом. Было что-то удивительное в таком ночном «ужине», тем более, что он был «нелегальным» и курсанты, почти не сговариваясь, решили повторить то же самое и на следующую ночь.

– Если только, конечно, не проспим, – заметил Туй.

– Не проспим – не бойся. Я ведь все три раза вас будил, так что и завтра не просплю, – заверил его Лупьяненко.

В это время дверь сушилки резко распахнулась, и в дверном проеме показался заспанный Бульков. Курсанты, словно приклеенные к табуреткам, растерянно застыли на своих местах. Они думали, что Бульков сейчас закричит и выгонит их из сушилки. А если он к тому же разбудил бы Гришневича, то дела курсантов выглядели бы совсем безнадежно. Но Бульков, не сказав ни слова, захлопнул дверь и ушел.

– Фу ты, черт – я думал, что залетели! – шумно выдохнул воздух Туй.

– Я тоже, – призвался Игорь.

– Чего же он ничего не сказал? – как бы у самого себя спросил Туй.

– Он просто хороший парень. Недаром же его Гршненвич и еще некоторые сержанты недолюбливают. Что ему – жалко, что ли? Вот он, наверное, и решил – пусть едят, – предположил Тищенко.

– Скорее всего, Бульков просто ничего не понял, потому что рожа у него какая-то слишком заспанная была. А в сержантскую доброту я что-то не очень верю, – скептически сказал Лупьяненко и покачал головой.

– Да говорю тебе – он хороший парень! – начал настаивать Игорь.

– Может быть… Только как бы этот хороший парень завтра обо всем Гришневичу не сообщил, – мрачно предположил Антон.

– Как бы там ни было, а надо все это убрать и идти спать. Или вы здесь до утра сидеть будете? – пробормотал Туй, сметая в кучу хлебные крошки.

Наскоро убрав в сушилке, курсанты отправились с небольшими интервалами друг за другом в кубрик.

Тищенко шел последним, поэтому вначале заглянул в умывальник – теперь можно было сказать, что возвращается из туалета. Петрова на тумбочке уже не было – его сменил Хусаинов. Подмигнув Хусаинову, Игорь отправился спать.

– Лупьяненко, ты спишь? – спросил Игорь соседа, укрывая голову одеялом.

Антон еще не спал, но ему было лень отвечать Игорю, потому что он уже начал погружаться в сон.

Эпилог

– Ро-т-та, подъем!

«Боже, неужели это никогда не закончится – хоть бы один день встать по человечески!» – раздраженно подумал Игорь, напяливая на ходу хэбэ.

Утренний осмотр прошел без особых проблем, и рота под барабан отправилась в столовую.

После завтрака Игорь нерешительно подошел к Гришневичу:

– Товарищ сержант, мне надо в парадку переодеться – разрешите приступить, пока здесь Черногуров?

– Зачем это? Опять в госпиталь?

– Так точно.

– Слушай, Тищенко, ты уже целый месяц меня этими сказками кормишь! А сам сейчас проболтаешься часа два-три в санчасти и придешь назад. Что – не так?!

– Никак нет.

– Чего же ты в тот раз не уехал?

– Машины не было…

– Ладно – иди! Но не дай Бог не уедешь! – хмуро предупредил Гришневич.

Игорь едва успел застать Черногурова на месте – каптерщик уже закрывал дверь на замок.

– Подожди, Черногуров, мне надо парадку взять – я в госпиталь сейчас поеду, – попросил Игорь.

– Начинается! Ты и тогда парадку взял, а не поехал, и мне из-за тебя пришлось из учебного центра в казарму тащиться. Сегодня тоже так будет?

– Сегодня? Сегодня уеду. Да что вы все – сговорились, что ли?!

– Кто это – «все»?

– Ты, Гришневич. Разве я виноват, что не уехал? Вдруг сегодня опять машины не будет – при чем тут я?!

– Вот и я говорю – опять из-за тебя придется в казарму тащиться. Давай быстрее, мне некогда тебя ждать, – проворчал Черногуров, но парадку все же выдал.

Переодевшись, Тищенко сдал хэбэ и принялся собирать в пакет «личные вещи»: зубную щетку, мыло и пасту.

В начале десятого Игорь открыл двери санчасти.

– Товарищ капитан, тут еще кто-то пришел! – услышал Игорь реплику фельдшера, едва только переступил порог.

– Ты к кому, боец? – сразу же спросил Жолнерович.

– Я? К Вакуличу, – растерялся Игорь.

Он не ожидал такой быстрой встречи с капитаном.

– Его сегодня не будет.

– А когда он будет?

– Я сам, боец, не знаю, когда он будет!

– А как же я?

– А зачем ты пришел? Заболел? Да ты с пакетом…

– Товарищ капитан, меня должны были в госпиталь на обследование положить, а теперь… Даже и не знаю, что мне делать.

– Тебя Вакулич должен был везти?

– Так точно.

– Не знаю, когда ты в свой госпиталь попадешь. Вакулич, твою мать, совсем о своих больных не думает – одни командировки на уме! Так что не знаю – скорее всего, я тебе ничем не помогу.

– Товарищ капитан, а не могли бы вы меня отвезти?

– Я? А где твои документы?

– В кабинете у Вакулича.

– Вакулич пока еще без кабинета – он у нас общий. А решение о госпитализации есть?

– Есть. В медицинской книжке записано. Возьмите меня, а то когда еще Вакулич приедет?!

Жолнерович на минуту задумался, а затем раздраженно ответил:

– Жалко мне вас, боец, понимаешь?! Просто по человечески жалко! С Вакуличем ты и в самом деле можешь в госпиталь вообще не попасть. Ладно – если я твои документы найду, то захвачу с собой – мне двух человек из бригады нужно в хирургию везти.

Игорь ожидал оглашения результатов поиска.

– Что-то пока нет. Фельдшер!

– Я.

– Посмотри в шкафу, фамилия Ти…

– Тищенко, – подсказал Игорь.

– Фамилия – Тищенко.

Книжку все же удалось отыскать.

Пришли оба больных из бригады, и теперь оставалось лишь подождать козелок.

– Правда, я тебе ничего не гарантирую – с местами там тяжело. Но, может быть, что и получится, – пояснил Игорю Жолнерович.

Капитан позвонил в парк и по разговору Игорь понял, что козелок приедет через полчаса. Тищенко надоело сидеть в полутемной санчасти, и он вышел на освещенное утренним солнцем крыльцо. День выдался погожим и теплым. «Может, в учебный центр сходить и попрощаться со взводом? А вдруг назад приеду – потом засмеют! Нет, не стоит», – подумал Игорь и ощутил, что в глубине души он не очень-то опечален предстоящим расставанием. «Жалко будет с Лупьяненко и Туем расставаться, ну, может быть, еще с Сашиным и Доброхотовым… А с остальными… А с остальными все равно! Во всяком случае, с Резняком точно расставаться не жалко», – думал Игорь, глядя на лениво кружащиеся багряно-красные листья, потихоньку слетающие с росшего рядом с санчастью большого, раскидистого клена. Пробегая взглядом по столовой и складам, Игорь день за днем вспоминал три с лишним месяца, проведенные в части. Гражданская жизнь и институт казались такими далекими, словно после призыва прошло не меньше двух лет.

Подъехал козелок. Из санчасти вышел Жолнерович, сказал Игорю садиться в машину, а сам вновь скрылся за дверью. Вскоре он вышел оттуда в сопровождении какого-то прапорщика и двух младших сержантов из бригады с перевязанными руками.

– Давай после госпиталя в ЦУМ заедем? – попросил прапорщик.

– Давай, все равно время будет, – согласился Жолнерович.

Заурчав, козелок тронулся с места, проехал мимо столовой и учебного центра. Игорь взглянул на окна, за белой краской которых был скрыт от посторонних любопытных взглядов второй взвод.

Открылись ворота КПП, и козелок выехал на улицу Маяковского, но тут же свернул в переулок – Жолнерович захотел сбегать в магазин, стоящий сразу за забором части. Пока капитан ходил за покупками, Игорь еще раз оглянулся на казарму. Ее старая стена из пурпурного кирпича почти сливалась с багрянцем осенней листвы стоящих возле забора деревьев. У Игоря неожиданно появилось ощущение, что он провел здесь едва ли не половину своей жизни, и вместе с тем Тищенко хотелось побыстрее уехать, чтобы хорошо знакомое здание окончательно исчезло из вида. «Кажется, все!» – подумал курсант.

А юркий козелок тем временем мчал Игоря по залитым солнцем улицам Минска навстречу неизвестности.

Тищенко еще не мог знать, что он уже никогда не увидит второй взвод второй роты отдельного батальона связи особого назначения.

^{15 ноября 1989 года – 16 января 1992 года г. Витебск – г. Городок – д. Холомерье}

^{Обработано: апрель-июль 2008 года г. Витебск}