Текст книги "Учебка. Армейский роман (СИ)"

Автор книги: Андрей Геращенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 48 страниц)

Глава восемнадцатая
На стрельбище

^{Рота едет на стрельбище. Тищенко хочется собирать грибы. Зачем ротный осматривает зону огня в бинокль. Улан показывает лучший результат и надеется на поощрение. Как едва не подстрелили бабок. У Фуганова заклинило патрон. Тищенко – лучший в отделении. По мнению солдат бригады Фуганов, как сын прапорщика, должен быть стройным. Чистка автоматов. У Фуганова зажимает палец в нише приклада. Тищенко с Лозицким вновь делают боевой листок. Как Игорь обманул Бытько. У курсанта всегда есть личное время для стирки – ночь. Бытовая комната – самая шикарная в казарме.}

Первый день августа был серым и хмурым. С утра над городом бродили низкие, косматые тучи и даже гремел далекий, едва уловимый гром, но дождя все же не было.

После завтрака Гришневич весело объявил взводу:

– Сегодня поедем стрелять на стрельбище.

Предположения сержанта подтвердились. В девять часов в роту пришли все офицеры, и было объявлено построение для трех первых взводов. Подождав, пока в дверях появится ротный, капитан Мищенко четко подал команду:

– Равняйсь! Смирно! Равнение на право!

Отточенным строевым шагом Мищенко подошел к Денисову, приставил ногу и доложил:

– Товарищ майор, первый, второй и третий взвода построены для проведения плановых стрельб. Командир второго взвода капитан Мищенко.

– Вольно.

– Вольно, – продублировал команду Мищенко.

Ротный слегка кашлянул и неожиданно резко заговорил:

– Сегодня вы впервые едете на стрельбище. Каждый из вас выстрелит сегодня из своего автомата. Это необходимо сделать уже хотя бы для того, чтобы каждый из вас почувствовал свое оружие и был уверен, что оно не подведет в экстремальной ситуации. После присяги вы будете ходить в караулы, и там эта уверенность может здорово пригодиться. Всего вы сделаете по три одиночных выстрела…

«Маловато – в школе я и то шесть патронов выпустил», – удивился Игорь.

– Конечно же, все это будет проходить под контролем, и в момент стрельбы рядом с вами будет находиться офицер или прапорщик – скорее всего командир взвода. Предупреждаю – не надо нервничать. Спокойно ложитесь, спокойно, но не слишком долго цельтесь, спокойно нажимайте спусковой крючок. Все автоматы у нас в основном бьют по центру, но есть и несколько «под обрез». На них проставлена специальная маркировка. Все, кто носит очки, обязательно возьмите их с собой, чтобы не было заявлений: «Я мишень не вижу, товарищ майор». А теперь самое главное и, наверное, самое для вас интересное. В зависимости от результатов стрельбы лучшие во взводах и отделениях будут поощрены увольнениями, в которые они смогут сходить либо на присягу, либо в последующие недели. Поэтому старайтесь. Ваши увольнения – в ваших же руках. Результаты стрельб будут объявлены на вечерней поверке и будут также обязательно вывешены боевые листки с сообщениями о лучших и худших курсантах.

Подъехали грузовые машины, крытые брезентом. По их кабинам Игорь без труда узнал «Уралы». Заметив машины, Денисов закончил говорить и скомандовал:

– Рот-т-та! Нале-во! По машинам бегом марш!

Грохот сапог и лязг автоматов наполнил все пространство перед казармой. Каждый взвод садился в свою машину.

– Улан! – позвал Мищенко.

– Я!

– Залезь в кузов – там найдешь металлическую лесенку. Свесишь ее с борта.

– Есть.

Улан, используя свой баскетбольный рост, ловко перемахнул через борт и вскоре перебросил короткую металлическую лесенку, окрашенную в защитный зеленый цвет. Взбираться по лесенке было гораздо удобнее, и вскоре весь взвод оказался в машине. Вдоль каждого борта располагались две широкие, прочные скамьи. Чуть дальше, в глубине кузова между этими скамьями были переброшены скамьи поменьше, чтобы можно было посадить больше людей. Тищенко впервые узнал, что старшие по званию садятся у самых бортов, чтобы следить за порядком. По левому борту на самом краю сели Мищенко и Гришневич, по правому – Шорох. Каждому из курсантов хотелось сесть как можно ближе к открытому пространству, чтобы ехать с ветерком и иметь возможность осматривать город. Но таких мест было мало, а желающих – слишком много. Поэтому возникла небольшая заминка. Но, опасаясь взводного и сержанта, курсанты спорили вполголоса. В результате всей этой возни вслед за Шорохом сели Петренчик и Резняк, а за Гришневичем – Албанов. На первую поперечную скамейку – Байраков, Ломцев, Гутиковский, Лупьяненко и Тищенко. Остальным пришлось довольствоваться менее комфортными для обзора местами сзади. Игорь был доволен, что ему досталось такое удачное место – дорога обещала много интересного и увлекательного. В самом деле – что может быть приятнее свежих пейзажей за бортом грузовика, если до этого глаза в течение месяца видели одну и ту же картину – асфальт, столовую, казарму и баню в виде еженедельного развлечения. Ехать предстояло более часа, но это только радовало Игоря и остальных курсантов – представилась редкая возможность побездельничать, поглазеть по сторонам и поболтать с товарищами.

Простившись с казармой веселыми гудками, «Уралы» выехали за ворота части и повернули налево. Игорь впервые ехал в эту сторону и во все глаза смотрел на плавно проплывающую мимо бортов улицу Маяковского. Оказалось, что город в этом направлении становился все ниже и ниже и вскоре Минск уже мало чем напоминал столицу союзной республики. Небольшие деревянные домики чередовались с двухэтажными, покрытыми побелкой «сталинскими» домами. Прохожих тоже попадалось все меньше. Из всего этого Игорь сделал вывод, что, во-первых, часть находится ближе к окраине города, а, во-вторых, что Минск в некоторых направлениях был не таким уж и огромным. Во всяком случае, до вокзала тоже было не больше четырех-пяти километров. Всю дорогу Мищенко шутил с курсантами, вспоминая разные забавные случаи на стрельбищах. Однажды солдаты застрелили сбежавшего от хозяйки поросенка. Игорь был в не слишком хорошем настроении, поэтому история с поросенком произвела на него обратное впечатление. Он не увидел ничего смешного в убийстве несчастного животного и с досадой подумал о бестолковости стрелявшего солдата.

Машины еще раз повернули налево и вскоре выехали за город. Проехав немного по шоссе, «Уралы» въехали в лес. Лесная дорога по всем признакам была военной. Во-первых, перед ней висел знак, запрещающий въезд, во-вторых, попались всего две встречные машины и обе они были военными, а, в-третьих, асфальт был проложен совершенно особенно, как только он прокладывается при строительстве военных дорог. Со всех сторон над дорогой нависали ветви берез. Огромные, косматые лапы вековых елей иногда смыкались над машинами, и тогда казалось, что это лесные великаны хотят поймать в свои объятья дерзкую колонну. Но «Уралы» грозно и самодовольно двигались вперед, заставляя своим урчанием расступаться всех лесных великанов. Глядя на лес, Игорь вдруг совершенно неожиданно и очень сильно захотел сходить по грибы: «Как раз скоро первые должны повылазить, ведь недавно хороший дождик прошел. Вряд за два года придется. Если они только будут – эти два года. Может, уже в сентябре дома буду, тогда пойду в лес, и целый день стану грибы собирать. И даже не важно, найду или нет! Главное – подышать свободным лесным воздухом и вновь почувствовать себя человеком». Лес манил и притягивал к себе. Кое-где попадались небольшие полянки и на них росли огромные сосны, раза в три более толстые, чем их соседи, сжатые со всех боков своими конкурентами. «А ведь и деревья такие же, как люди – дай сосне свободу, она вырастет могучей и гордой, такой, что глаза будет трудно от ее красоты отвести. А посади ее в густом лесу – вырастет какая-нибудь замухрышка, которую и сосной-то назвать нельзя будет. Но, случись какой пожар или вырубка, останется эта сосна одна, и тогда держись лес – вырастет такой же могучий великан!» – в последние дни Игорь чувствовал себя плохо, и это отражалось на его мыслях – тянуло пофилософствовать, пусть даже с самим собой. По брезенту, аркой нависающему над курсантами, из-за поднявшегося ветра прокатилась легкая рябь, и Игорю показалось, что кузов и брезент – огромная глотка чудовища, поглотившая взвод и готовая вот-вот отправить его в самые недра своего чрева.

Въехали на стрельбище. Машины остановились и курсанты, получив приказ, принялись выпрыгивать наружу. Стрельбище оказалось большой, безлесной площадкой, похожей на обыкновенное колхозное поле, на котором лет пять ничего не сажали. Но высокой травы не было – она была вся скошена и собрана в небольшие стожки возле дороги. «Наверное, солдаты косили», – догадался Тищенко. Стрельбище со всех сторон было обнесено забором из колючей проволоки. В дальнем его конце, у самой стены чуть синеватого леса виднелись какие-то сооружения – не то бетонные, не то деревянные. Перед ними были укреплены мишени.

Денисов построил роту и объявил, что первым на огненную позицию идет первый взвод. На исходной стояли два незнакомых Игорю капитана и о чем-то разговаривали с Мищенко. Возле них стоял ящик с патронами и раскладной столик с кучей ведомостей. Ветер норовил выхватить бумажные листки и унести их прочь, поэтому Мищенко положил на ведомости свою полевую сумку. Ротный достал свой бинокль и принялся разглядывать в него мишени.

– Знаете, зачем Денисов в бинокль смотрит? – спросил у взвода Гришневич.

– Мишени проверяет, – ответил Байраков.

– Мишени тоже, но не все, Байраков, так просто. Там всякие грибники-ягодники могут оказаться. Хоть и стоит оцепление, но лишний раз проверить не помешает.

– Как папрут – чуть ли не на автамат! – добавил Шорох.

– Товарищ сержант, а разве стрельбище не огорожено? – с легким украинским акцентом спросил Вурлако.

– Огорожено, Вурлако, огорожено. Да только гражданские на это член ложили – дуракам закон не писан. Так что смотрите, когда будете стрелять, а то потом по трибуналам затаскают. Правда, в первую очередь не вас, а Денисова, Мищенко и тех двух капитанов, что рядом со взводным стоят. А потом уже и за вас возьмутся, – пояснил сержант.

С основной позиции раздались выстрелы. Стрелял первый взвод. Все дружно повернули головы в сторону стрелявших. Результаты сообщали почти тут же, поэтому можно было наблюдать за ходом стрельбы. Первый взвод стрелял ни шатко, валко – у одного было всего два очка, у другого – четыре, а у всех остальных – между десятью и семнадцатью очками. Только Симонов выбил двадцать. Пока это был лучший результат. «Как же у меня получится? В школе двадцать три выбил, а здесь может и меньше будет. Только бы не меньше всех, а то выбью два, как в первом взводе – все потом пальцем будут показывать: вон он, чмошник косой пошел», – чем меньше оставалось времени до стрельбы, тем больше нервничал Игорь, опасаясь сесть в лужу перед товарищами. Впрочем, подобными мыслями были озабочены почти все курсанты. Тищенко был еще в сравнительно неплохом положении – многие до сих пор еще ни разу не стреляли из автомата.

– Взвод! На исходную позицию становись! – скомандовал Мищенко.

Гришневич построил взвод и доложил:

– Товарищ капитан, второй взвод построен и готов к проведению учебных стрельб – заместитель командира взвода сержант Гришневич.

– Вольно!

– Напоминаю еще раз. Вызванные курсанты подходят к столу, там получают по три патрона, заряжают их в рожок и идут на исходную позицию. Затем по команде пристегивают рожки и, опять же, по команде, производят стрельбу. Вставать можно только по команде. Перед тем, как встать, каждый еще раз проверяет автомат и показывает мне рожок. Долго не цельтесь – иначе глаз устанет, и вы уже не сможете точно прицелиться, – вводную часть Мищенко счет вполне достаточной и начал вызвать курсантов:

– Бытько! Доброхотов! Вурлако! Гутиковский!

«Вызывает по списку первое отделение», – догадался Игорь.

Отстрелялась первая четверка. Уже приготовились к стрельбе Каменев, Ломцев, Лупьяненко и Петренчик. В это время Мищенко объявил результаты первой четверки:

– Бытько – семь, Вурлако – семнадцать, Гутиковский – двадцать одно, Доброхотов – двадцать. Хорошо стреляли! У Гутиковского пока лучший результат в роте. Вот только Бытько подкачал. Бытько!

– Я!

– Почему так плохо стрелял?

– Виноват, товарищ капитан. Наверное, плохо целился…

– А почему же ты так плохо целился?

– Виноват… Не могу знать…, – по уставу, а потому еще более глупо, бубнил Бытько.

Отстрелялось первое отделение. Меньше, чем у Бытько, не было ни у кого, лишь Сашин выбил почти столько же – восемь. У Туя было двадцать, но всех перещеголял Улан. Когда Мищенко узнал, что Улан выбил двадцать девять из тридцати возможных, его изумлению не было границ. Капитан даже попросил по телефону у солдат, устанавливающих мишени, перепроверить еще раз. Вторично убедившись в этой, почти невероятной для взвода связистов цифре, Мищенко довольно сообщил Денисову:

– Товарищ майор, мой взвод вторично рекорд ставит! Да еще какой! Вряд ли кто-нибудь больше моего Улана сможет выбить.

– Пожалуй, что так, – согласился Денисов.

– Я просто уверен!

– Улан! – позвал капитан.

– Я!

Денисов посмотрел на подошедшего курсанта и с улыбкой заметил:

– Что ж – молодец! Так держать!

– Есть – так держать! Служу Советскому Союзу! – на одном дыхании выпалил Улан и тоже расцвел счастливой улыбкой.

Когда курсант ушел, Денисов сказал капитану:

– Надо будет его отметить на вечерней поверке и о поощрении подумать.

Второе отделение с завистью посмотрело в сторону счастливчика. Игорь стрелял в последней четверке своего взвода.

– Тищенко! Шкуркин! Федоренко! Фуганов! Выйти из строя! Получить патроны.

Игорь вместе со всеми ответил «Есть» и вышел вперед, хотя выходить, собственно говоря, было уже неоткуда – весь строй состоял из четырех человек. Капитан с большими черными усами выдал Игорю три патрона, ярко поблескивающих желтым металлом и Тищенко встал на исходную. «Надо же, такая мелочь – кусок металла, железка какая-то, а ведь может запросто убить человека, оборвать жизнь какого-нибудь ученого или гения. Неужели ЭТО человек получил в награду за свой разум?!» – думал курсант, разглядывая три холодных патрона, лежащих у него на ладони. Вложив патроны в рожок, Игорь замер в ожидании команды.

– К бою! – наконец услышал он над ухом голос взводного.

Спокойно, как не раз отрабатывали в эти дни на стадионе с Гришневичем, Игорь взял автомат в правую руку, сделал шаг правой ногой вперед, опустился на левое колено, лег на левый бок и быстро перевернулся на живот, слегка разведя ноги в стороны. Примкнув магазин, Игорь посмотрел на товарищей. У Шкуркина и Федоренко все получилось нормально, а вот Фуганову еще три раза пришлось подниматься и вновь ложиться на траву. Большой вес и природная неуклюжесть Фуганова не позволили ему правильно выполнять команды и курсант постоянно, словно мешок с сеном, глухо падал вниз. В конце концов, у Мищенко лопнуло терпение, и он больше не стал поднимать Фуганова, видя, что это все равно бесполезно.

– Товсь!

Игорь снял автомат с предохранителя и поставил переключатель на одиночную стрельбу, передернул затвор и почти физически ощутил патрон, уложенный в патронник и готовый в любую минуту вырваться наружу. «Все же прав был Денисов, когда говорил, что нужно почувствовать свое оружие – я почти что чувствую этот маленький кусочек металла, который сейчас вонзится в мишень», – подумал Игорь.

– Огонь! – скомандовал Мищенко.

Почти сразу же после команды со стороны лежащего рядом с Игорем Федоренко раздалась короткая, резкая очередь. «Переключатель неправильно поставил», – догадался Тищенко. С ним самим был точно такой же случай в школе. Это было на военных сборах после девятого класса. Тогда Тищенко перенервничал и вместо одиночных выстрелов выпустил очередь. Но тогда он выбил двадцать три после второй, уже удачной попытки, а что получится в этот раз, Игорь не знал. Решив, что самое главное – не торопиться, Тищенко максимально собрался и настроился на стрельбу. Никто ведь в шею не гнал, а пример Федоренко Игоря кое-чему научил. Спокойно подведя мушку под самый центр мишени, Игорь плавно нажал на курок. Раздался резкий выстрел-плевок и в то же самое мгновение автомат дернулся и больно ударил Тищенко в плечо. Возможность отдачи Игорь совершенно выпустил из виду и теперь с досадой чувствовал все усиливающуюся боль в плече. Во время второго выстрела, вновь опасаясь удара приклада в плечо, Игорь занервничал и непроизвольно вздрогнул. Ствол дернулся влево и Тищенко понял, что пуля пошла явно не в десятку. Отдачи на этот раз он почти не почувствовал. Оставался последний патрон, и из него нужно было выжать массу возможного. Третий выстрел получился тоже вроде бы неплохо и Игорь, отстегнув магазин и еще раз, на всякий случай, нажав курок, хотел встать, совершенно забыв о том, что надо дождаться приказа. Но в этот же самый момент начал подниматься и Фуганов.

– Фуганов – лежать, пока другие стрельбу не закончат. Где доклад?

Игорь вспомнил, что нужно докладывать и громко крикнул взводному:

– Товарищ капитан, курсант Тищенко стрельбу закончил!

– Хорошо. Покажи магазин.

Игорь показал пустой магазин.

– Жди, пока другие закончат… Стоп! Прекратить огонь! – внезапно заорал Мищенко, посмотрев в свой бинокль.

Все в недоумении посмотрели на капитана.

– Там бабки какие-то. Не то грибы, не то ягоды собирают, – крикнул Денисову Мищенко.

Денисов принялся яростно махать руками, надеясь привлечь внимание старушек. Те увидели машущего руками Денисова и, и без того напуганные выстрелами, испугались еще больше. В результате этого незадачливые грибники принялись метаться перед мишенями не зная, куда им бежать.

– Уходите! Уходите в сторону! – пытался объяснить им Денисов.

Бабки, вместо того, чтобы последовать совету ротного, развернулись на сто восемьдесят градусов и что есть мочи припустили назад в лес.

– Тьфу ты, черт! Теперь жди, пока они уйдут. Не в спину же стрелять, – с досадой сказал Денисов.

Мищенко в это время дозвонился до солдат, сидевших в укрытии и пояснил им боевую задачу – изловить бабок и выпроводить их восвояси.

– Только аккуратно, ребята, – попросил в конце разговора капитан.

В общем-то, военные относились к гражданскому населению вполне корректно, но лишний раз напоминать о вежливости не мешало, особенно в такой стране, как наша.

После вынужденной паузы продолжили стрельбу. Вернее, ее продолжил один Шкуркин, у которого остался последний патрон. Остался патрон и у Фуганова, но его заклинило. Патрон пришлось доставать Мищенко. В ожидании команды «Встать» Игорь осмотрелся вокруг себя. В траве, справа от курсанта, ярко желтели латунные гильзы. Тищенко вспомнил, как боялся перед стрельбой, что вылетающие гильзы могут попасть в соседа или самого Игоря и ему стало смешно и неловко перед собой за эти страхи.

Уже начал стрелять третий взвод, а Мищенко все еще не говорил результаты стрельбы последней четверки. «Уж не засадил ли я все три пули в «молоко»? Может вообще мы все по нулям выбили?» – забеспокоился Игорь. Подождав еще минут пять, Игорь не выдержал и подошел к Гришневичу:

– Товарищ сержант, разрешите обратиться к капитану Мищенко?

– Во-первых, твой непосредственный начальник не я, а младший сержант Шорох, а, во-вторых, – что ты хочешь от взводного?

– Товарищ сержант, нам не сказали результаты стрельбы, – пояснил Тищенко.

– Кому не сказали? Вам ведь сказали.

– Никак нет – мне, Фуганову, Шкуркину и Федоренко не сказали.

– Раз не сказали – сейчас скажем.

Гришневич сходил к Мищенко, взял у него ведомости и зачитал курсантам:

– Значит так: Фуганов – пятнадцать. Ха, Тищенко – ты «очко» выбил! Молодец! Ну а у тебя, Фуганов, почему вдруг патрон заклинило?

– Не могу знать, товарищ сержант, – на лице Фуганова возникла обычная в таких случаях гримаса виноватого школьника.

– Чуть ли не Пьер Безухов – ему бы в кино сниматься, – сказал Игорь Антону.

– Не знаю, как Пьер Безухов, а вот на роль бегемота точно подошел бы, – усмехнулся Лупьяненко.

– Так ты не знаешь, Фуганов, в чем дело? – продолжал допытываться сержант.

– Не могу знать, товарищ сержант. Может быть автомат плохой?

– Автомат плохой? Рука у тебя просто на член похожа, а автомат тут не при чем! – безапелляционно заверил подошедший Шорох.

– Надо резче дергать затвор, Фуганов. Так, конечно, тоже может заклинить, но шансов на это гораздо меньше, – назидательным тоном отчеканил Гришневич, и Фуганов на этом был отпущен.

«А все же я неплохо выбил – лучше меня только Улан. И Гутиковский столько же, как и я. Но оба они из первого отделения, так что во втором мой результат – самый лучший. Денисов говорил, что лучших в отделениях поощрят – может и меня в увольнение отпустят?! Хорошо бы было! Да и написать в письме кому-нибудь тоже будет приятно, что увольнение за лучшую стрельбу в отделении получил. Если адрес Ольги узнаю, обязательно ей об этом напишу», – размечтался Игорь. Результатом он был доволен не столько из-за числа очков (он был не слишком высок и для самого Игоря), сколько из-за того, что все остальные стреляли хуже. Настроение Игоря заметно улучшилось, и он начисто забыл о тех мрачных мыслях, которые одолевали его по дороге на стрельбище.

Третий взвод ничем особенным не блеснул. Рысько выбил девятнадцать, Мироненко – шестнадцать, а остальные и того меньше.

– Все же мой Улан показал лучший результат среди всех трех взводов, – довольно заметил Мищенко.

– Молодец парень! – согласился Денисов.

– Так может и в батальоне он первый? Как остальные роты стреляли? – с надеждой спросил Мищенко.

– Скажи мне в любое другое время, что курсант, выбивший двадцать девять из тридцати, может быть не первым в батальоне – я бы ни за что не поверил! Но вчера стреляла третья рота. Там у них какой-то Соловьев выбил все тридцать! Представляешь?!

– Не может быть?! Неужели, правда? – удивился Мищенко.

– Правда. Вон прапорщик Козлов. Он там сам был и видел.

– Что – и в самом деле тридцать выбил? – спросил Мищенко уже у подошедшего Козлова, никак не желая поверить в такой результат.

– Выбил. Я сам мишень видел. Яницкий сказал, что сразу в отпуск этого бойца после присяги отпустит.

– В самом деле, в отпуск?! – на этот раз удивился уже Денисов.

– Не знаю, это конечно дело Яницкого – его рота, но я бы курсанта в отпуск за это не отпустил бы… – пожал плечами майор.

К ним подошел Федоров и вскоре оттуда раздался веселый смех. Обсуждали Молынюка, который из трех выстрелов два послал в «молоко», а один – в «десятку». Сержанты тоже собрались в свой кружок и курсанты на некоторое время были предоставлены самим себе. Все три взвода перемешались и то тут, то там собирались и вновь расходились небольшие группки, весело обсуждавшие все подробности стрельбы.

Перед отъездом в часть Денисов вновь всех построил и объявил, что к вечеру должны быть вывешены боевые листки с результатами стрельбы. Это известие обрадовало Лозицкого и Тищенко, так как обещало несколько часов относительно спокойной жизни, и мизерной, но все же свободы.

Назад ехали весело, много шутили. Сержанты и офицеры вспоминали курьезные случаи из своей службы и к концу пути повеселели даже те, кто не выбил ни одного очка.

На обед шли без обычной в таких случаях муштры и, самое главное – без барабана, к которому уже успели основательно привыкнуть. Когда рота уже поворачивала к столовой, несколько «дедов» (в основном азиатов) завопили истошными голосами, показывая на Фуганова:

– Э-ей! Фуганов!

– Фуганов, смотри сюда!

– Младший прапорщик Фуганов!

– Зачем такой жирный! Син прапорщик должен быть стройный!

Отец Фуганова служил в бригаде и порядком насолил крикунам. Поэтому теперь они старались на совесть, желая отплатить его сыну. Естественно, что трогать Фуганова было опасно, да и довольно затруднительно из-за того, что, во-первых, отца они все же боялись, а, во-вторых, за Фуганова отвечали сержанты и для того, чтобы избить курсанта, надо вначале было избить и их. А вот кричать и оскорблять можно было сколько угодно – если бы Фуганов и пожаловался, то все равно вряд ли смог бы точно опознать обидчиков, не зная их фамилий и места службы. Только сейчас Игорь начал понимать, почему в роте столько минчан: «А ведь Фуганова отец сюда устроил. Да и Сашина, Албанова, Мазурина тоже. У них у всех родители в армии служат. Да и другие в основном не просто так сюда попали. Наверное, больше половины взвода сюда при помощи добрых дядь призвалась. И плевали они на всякие там приказы. Мне бы тоже в Городке неплохо бы было. И маме не надо было бы целую ночь ехать – села в автобус и через полчаса в части».

За это время мать приезжала к Игорю еще раз. Это было двадцать восьмого июля. На этот раз уже без Славика. Второе посещение получилось почти точной копией первого, но вечер оказался смазанным – Гришневич поставил Игоря в наряд по столовой, и матери пришлось уехать раньше времени. Наряд расписали еще в субботу, но Тищенко постеснялся попросить, чтобы его заменили. Потом Игорь жалел об этот и решил, что в следующий раз он будет умнее.

После обеда вновь раздали автоматы. Игорь с раздражением было подумал, что будет строевая, но Гришневич приказал чистить оружие. Для чистки курсанты вынесли табуретки и расставили их двумя рядами на проходе. Вначале нужно было разобрать автоматы. Гришневич показал, как это делается, но Игорь и сам разбирал не хуже – школьные уроки начальной военной подготовки не прошли даром. Вызвав Федоренко разобрать для примера автомат, Гришневич разрешил сделать это и остальным. У Фуганова случилась очередная неприятность – его слишком толстый палец застрял в прикладной нише, где хранится капсула с шанцевым инструментом. Запихнул он его от души и теперь никак не мог вытащить. К тому же крышечка ниши сработала по принципу капкана. Все смеялись над Фугановым, и никто не хотел ему помочь. Игорь хотел уже придти на помощь несчастному, но его опередил Стопов:

– Што ж ты палец так сунув? Можыш и ногать вырвать!

– Сам не знаю, как-то так неудачно получилось, – смущенно пробормотал Фуганов.

– Ладно. Я счас эту крышку аттяну, а ты палец вынимай.

Стопов приподнял спичкой крышечку и палец Фуганова оказался на свободе.

– Спасибо, – поблагодарил Фуганов.

– Не за што. Больше так палец не суй! – с улыбкой, но вполне серьезно предупредил Стопов.

– Што у вас такое, Стопав? – спросил подошедший Шорох.

– Так – ничего страшнага – Фуганов палец прищэмил.

– Пакажи! – потребовал Шорох.

Фуганов продемонстрировал свой посиневший палец. Вокруг ногтя застыли небольшие кровяные капельки.

– Што ж ты, чама, руки суеш? Сматреть надо, Фуганов, а не рылам щолкать! – подвел итог младший сержант.

– Виноват, товарищ сержант – больше не повториться!

– А зачем тебе Стопав быв? – вдруг спросил Шорох.

– Он мне палец помог вытянуть, – растерянно ответил Фуганов.

– Я понимаю, што не член драчыть! Ты што, сам не мог это сделать?

– Виноват, товарищ младший сержант.

– Чама и есть чама! Выпалняй задачу дальше. И смотри, Фуганов – я насавым платком праверу.

Гришневич тоже грозил проверить носовым платком. Игорь достал из капсулы маленький ершик, прикрутил его к шомполу и принялся чистить ствол, покрывшийся слоем нагара во время стрельбы.

– Что ты делаешь? – спросил Лупьяненко.

– Как это что – ствол чищу!

– Гришневич же не так говорил.

– А как?

– Ершик вначале нужно бумагой обернуть, чтобы нормально почистить. А пустым водить все равно без толку.

– Я и не слышал. А где эта бумага?

– В оружейке, наверное.

– Пошли, возьмем.

– Пошли.

Игорь вызвался идти не столько потому, что хотел сделать для взвода доброе дело, сколько потому, что боялся остаться без бумаги.

– Если бумаги будет мало – наберем себе побольше, а остальное взводу отдадим, – поделился он своими мыслями с Антоном.

– Да успокойся ты – там ее столько, что не унесешь, – засмеялся Лупьяненко.

Бумаги и в самом деле было много – за решеткой оружейки стоял большой рулон, напоминавший увеличенный цилиндр, вывешиваемый в туалете. Да и бумага мало чем отличалась от туалетной – разве что была чуть темнее. Но главная трудность была в том, что рулон стоял за решеткой, а решетка была на замке. По коридору лениво прохаживался дежурный по роте – младший сержант Сапожнев.

– Товарищ младший сержант, разрешите обратиться – курсант Тищенко? – несмело спросил Игорь.

– Обращайтесь.

– Товарищ младший сержант, а вы что – оружейку уже закрыли?

– А что ж я, буду вас дожидаться, что ли? Что вам надо?

– Нам бы бумаги на взвод – автоматы чистить.

– Раньше надо было брать. Остальные уже давно взяли, а вас все нет!

В этот момент из туалета вышел Гришневич. Увидев своих курсантов, он спросил:

– Что такое? Уже почистили?

– Никак нет, товарищ сержант – мы за бумагой пришли, – пояснил Лупьяненко.

– Так возьмите в оружейке. Сапожнев, дай им бумаги. Берите сразу на весть взвод. Давно уже надо было придти – я ведь говорил.

Спорить с Гришневичем Сапожнев не стал и открыл оружейку. Отмотав ворох бумаги, Сапожнев бросил ее под ноги курсантами и недовольно проворчал:

– Слышали, что вам ваш сержант сказал – раньше надо было приходить!? Сегодня я добрый, но если вы и в следующий раз опоздаете – я вам ничего не дам, а просто в шею вытолкаю!

Отойдя на безопасное расстояние, Игорь насмешливо сказал Антону:

– Видел, как Сапожнев даже спорить с Гришневичем не стал?

– А ты думал! Ему по сроку службы спорить не положено. Все-таки он «свисток», а Гришневич – «черпак» как-никак, – Антон хитро подмигнул в ответ.

Раздав вместе с Лупьяненко бумагу взводу, Игорь вновь принялся за свой автомат. На этот раз Тищенко от души обернул ершик толстым слоем бумаги, да так, что шомпол едва вошел в ствол. Но после нескольких вращательных движений бумага слетела и застряла внутри автомата. Тищенко испугался, что не сможет достать ее назад, и быстро вынул шомпол. Но страх оказался напрасным – сняв ершик, Игорь довольно легко повыковыривал куски грязной, сбившейся в комки бумаги. Разобрав автомат, Тищенко прочистил все его внутренности. Но все же при тщательном протирании на бумаге всякий раз выступали едва заметные, предательские пятнышки грязи и смазки. «Если платком проверят, то точно скажут, что автомат грязный», – подумал Игорь и спросил у Лупьяненко:

– Слушай, как ты думаешь – Гришневич, в самом деле, может проверить носовым платком или просто пугает?

– А я почем знаю, что ему в голову придет. Стукнет моча – и проверит!

– Неужели ему платка не жалко?

– Вот дурак! Так ведь он не своим будет проверять, а возьмет у кого-нибудь.

– А если ни у кого платка не будет?

– Тогда подшиву чью-нибудь возьмет. Например, твою – у тебя материала много.

Слова Лупьяненко показались Игорю вполне убедительными, и он с неприятным предчувствием ожидал прихода Гришневича. Но вместо Гришневича пришел Шорох: