Текст книги "Учебка. Армейский роман (СИ)"
Автор книги: Андрей Геращенко
Жанр:
Военная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 48 страниц)
– Взвод, смирно! Равнение на-право!
Вновь грянул марш и курсанты, дружно повернув головы направо и перейдя на образцовый строевой шаг, лихо прошли перед трибуной. Игорь впервые так близко видел комбата и на этот раз капитан понравился ему больше. Лицо Томченко показалось Игорю уже не столько пропитым, а скорее пухло-добродушным. Но все же в облике командира оставалось что-то неприятное и отталкивающее. Игорь никак не мог понять, что именно ему не нравится, но, уже пройдя мимо трибуны с красной звездой и гербом СССР, догадался. Всему виной была улыбка Томченко. Она не была добродушной, так как казалась насквозь пропитанной презрением и высокомерием. «А, может, я нарочно к нему придираюсь, потому что у него отец – генерал?» – засомневался Игорь.
– Вольно!
Игорь едва расслышал взводного через оглушительный марш оркестра.
Пройдя плац, батальон без всякой остановки двинулся дальше. Возле казармы единая колонна распалась на три роты, которые вскоре, в свою очередь, рассыпались на взводы. Игорь думал, что сейчас его отпустят к матери, но всех повели в казарму.
Сдали оружие.
Сидя на табуретке, Игорь с сожалением думал о том, что мать и Славик совершенно зря его сейчас ждут, а он по чьей-то идиотской прихоти и неизвестно для чего должен торчать в казарме. Неожиданно сержанты начали проверять тумбочки и заправку кроватей. Замечания делали быстро и почти не следили, выполняют ли их курсанты. Впрочем, сержанты вполне могли быть уверены, что курсанты не посмеют их ослушаться, хотя, возможно, сделают все далеко не лучшим образом.
– Антон.
– Чего тебе?
– Почему это все так забегали? Смотри – и офицеры в казарму пришли. Уж не сам ли Томченко к нам в гости собрался?
– Его только здесь и не хватало. Дурак ты, Тищенко! Еще вчера говорили, что перед обедом родителей к нам в казарму пустят.
Лупьяненко оказался прав – через несколько минут появилась шумная, возбужденная толпа родителей. Было хорошо видно, что основная их масса находится в казарме впервые – очень уж старательно они вертели по сторонам своими головами. В центре этого «табора» шел Денисов и на правах командира роты взял на себя обязанности экскурсовода:
– Это спальное помещение нашей роты. Как видите, оно разбито на три кубрика. Пол у нас деревянный. У нас его не моют, как в других частях, а натирают полотерами при помощи парафина. Это и эстетичнее, и содержать такой пол в чистоте гораздо легче. Все курсанты распределены по взводам. С ними постоянно находятся рядом хорошо обученные сержанты, так что в расположении роты постоянно гарантирован порядок. Есть телевизоры. Курсанты могут их смотреть в свободное от службы время. Кроме того, гарантирован ежедневный просмотр программы «Время»…
– Гарантирован, как же… Попробуй не посмотри – сразу очки чистить улетишь! Да и подшиться еще надо успеть, – проворчал Игорь.
– Скажи спасибо, что хоть так можно смотреть. Могли бы вообще ничего нам не показывать. Кстати, ротный о «Служу Советскому Союзу» забыл упомянуть. Это ведь нам тоже «гарантировано», – тем же тоном откликнулся Лупьяненко.
Родители и курсанты уже увидели друг друга и «табор», не дослушав Денисова, начал разбредаться по рядам. Через считанные секунды рядом с ротным осталось всего несколько человек. Да и то остались не ради экскурсии, а для того, чтобы просить Денисова отпустить их детей в увольнение. Среди родителей было много военных в парадной и повседневной форме. «Специально одели, чтобы детей с собой забрать. Не откажут ведь коллеге в каком-то пустяковом увольнении», – догадался Игорь. Но не только поэтому пришли в форме родители-офицеры. Курсанты гордились своими отцами, сверкавшими ничуть не хуже их командиров. А многие отцы хотели просто поддержать моральный дух своих сыновей, и пришли в форме в знак солидарности. Елена Андреевна и Славик шли по центру казармы и никак не могли найти среди моря мелькающих фуражек Игоря, но Тищенко уже сам их увидел и негромко позвал:
– Мама, Славик! Я здесь!
Славик услышал голос Игоря и дернул мать за рукав:
– Мама, мама! Вон наш Игорь!
– Где? Не вижу.
– Да вот же он. В этом ряду. Пойдем быстрее к нему.
– Я здесь – проходите к моей кровати, – радостно позвал Игорь.
Елена Андреевна первой вошла в проход и поздоровалась. Курсанты дружно ответили и тут же забыли о ней, потому что вслед за Еленой Андреевной начали входить их собственные родители. И «здравствуйте» посыпались, как из рога изобилия.
– Вот тут я и сплю, – пояснил Игорь.
– Койка какая-то очень уж облупленная, – заметил Славик.
– Ясное дело – не дома. А вот это наша тумбочка – моя и Лупьяненко. Он через проход от меня спит. А еще дальше за ним – сержант Гришневич, наш замкомвзвода.
– А почему полосы на всех кроватях на одном уровне? – спросил брат.
– Так постоянно должно быть. Если только у кого-то криво – надо снова перестилать.
– Сынок, а белье вам часто меняют? Как с баней?
– Нормально. Раз в неделю меняют, когда по пятницам в баню ездим. Баня хорошая – городская. Мы ее просто как бы арендуем на это время. Только белье вечно не по размеру или рваное. Но это в порядке вещей, так что мы особенно не удивляемся.
– Ого, у вас и телевизор есть! – Славик только сейчас взглянул поверх кроватей.
В кубрике встречи родителей и курсантов проходили бурно, поэтому телевизор был едва слышен и Славик его сразу не заметил, а лекцию Денисова он пропустил мимо ушей.
– Есть и телевизор.
– Часто смотрите?
– Почти каждый день.
– Ого! И фильмы можно смотреть?
– Какие фильмы?! Полчаса программу «Время», да в воскресенье «Служу Советскому Союзу». Иногда, правда, очень редко, некоторые другие передачи, но тоже только в воскресенье. А фильмы мы почти никогда по телевизору не смотрим. Нам нельзя. Иногда сержанты для себя включают и можно послушать.
Игорь улыбнулся, вспомнив о том, что, уходя в армию, очень боялся, что в казарме не будет телевизора, и он ничего не сможет посмотреть. Но телевизор был, а посмотреть его все равно было почти нельзя.
– Игорь!
– Что?
– Там вроде бы кино какое-то ждет. Пойдем, посмотрим, – предложил Славик.
– Ты сбегай сам, а я пока с мамой посижу.
Славик вернулся через несколько секунд и возбужденно крикнул:
– Игорь, да ведь это фильм «Три мушкетера» идет! Уже вторая серия! Пошли, это ведь твой любимый фильм!
– Да не хочу я его смотреть. Я лучше с мамой поговорю.
Поначалу Игорь даже обиделся на Славика за это, что тот, вместо того, чтобы поговорить с братом, ушел смотреть фильм. Но потом простил Славику его эгоизм: «И что мне на него злиться – ведь у Славика сейчас совсем другая шкала ценностей. Для меня их приезд – событие, а для Славика – просто посещение брата. А «Д'Артаньян и три мушкетера» тоже не каждый день показывают. Тем более что фильм сейчас все равно закончится». Память не подвела Игоря – вскоре и в самом деле закончилась вторая серия, и Славик вернулся. Еще утром сержанты предупреждали, что на кроватях можно будет посидеть с родителями, и теперь Тищенко впервые за два месяца службы сидел на своей кровати днем.
– Я тут тебе кое-что поесть привезла. Поешь и в тумбочку себе положи, – мать начала распаковывать плотно набитую продуктами коричневую сумку, с которой Тищенко ездил не так давно в палаточный городок на берегу Западной Двины.
Конфеты и яблоки Игорь сразу же положил в укромный уголок сумки, а несколько пачек печенья засунул в вещмешок и вновь привязал его к решетке кровати.
– Я тут тебе ягод привезла. В этом году папа много собрал – мы в основном из них компоты делали и с сахаром перетирали. А варенье почти не делали. На вот, возьми – это банка с малиной, протертой с сахаром, а это черничный компот.
Игорь вспомнил свой завтрак перед строем и поспешно отодвинул банки:
– Спасибо, но пусть лучше у тебя пока побудут.
– А что такое, Игорек? – озабоченно спросила Елена Андреевна.
– Я лучше ими после обеда займусь, когда нас отпустят… Да и в тумбочке хранить нельзя.
– Хорошо – пусть побудут у меня. Да и не надо тебе аппетит перебивать – вначале лучше в столовой поешь.
– А ты что, ничего больше не привезла, что ли? – удивился Игорь, не думая о бестактности своего вопроса.
– Почему не привезла – привезла. Но ведь лучше ты горячее поешь. А то перебьешь себе аппетит.
– Знаешь, там так кормят, что при виде нормальной еды у меня в любое время суток аппетит есть. Кстати, ма, приходите вместе со Славиком к нам в столовую. Сказали, что в обед родителей пустят посмотреть. Наверное, сегодня бурду давать не будут, а ради такого случая что-нибудь получше на стол поставят.
– Даже не знаю… Стоит ли нам со Славиком туда идти? – засомневалась Елена Андреевна.
Ей казалось, что родители займут в столовой слишком много места и будут мешать курсантам. А мешать она почему-то не любила. Но тут в разговор вступил Славик:
– Как это не пойдем?! Надо обязательно идти. Мне ведь тоже в армию через шесть лет. Должен же я посмотреть, как солдат кормят.
– Конечно же, приходите! Вот увидишь, ма – туда все родители пойдут, – уговаривал Игорь.
Елена Андреевна видела, как сыну хочется, чтобы она пошла в столовую, поэтому она тотчас же согласилась.
Шли, как и обычно, под барабан, но впервые в сопровождении родителей. И впервые никто не орал на курсантов и не приказывал делать «раз» и делать «два». Команды отдавались офицерами четко и строго (но не строже, чем это было необходимо). «Опять офицеры лапшу вешают – что-то не видно было раньше, чтобы они нас в полном составе в столовую водили», – улыбнулся Игорь. Действительно, сегодня в роте были все до единого командиры взводов. А до этого офицер, ведущий строй в столовую, выглядел чуть ли не экзотикой. Но, в принципе, в этом не было никакой необходимости – сержанты и сами прекрасно с этим справлялись. В столовую вошли не как обычно – бегом, а шагом, причем с первой попытки.
Внутри все было, как обычно, только на каждом столе стоял полный комплект кружек.
– Хорошо, что присяга – хоть кружек теперь на всех будет хватать, – весело шепнул Игорю Лупьяненко.
– Если только их не заберут завтра назад, – ответил Тищенко.
– Разговоры! – крикнул Шорох, но, увидев, что на его окрик обернулись родители, улыбнулся и неуклюже пошутил:
– А то падавитесь ад балтавни.
На первое дали вполне приличный суп, но его почти никто не ел. Курсанты в предвкушении домашней еды намеренно старались оставлять побольше места в своих желудках. Но гречневая каша была вкусной, и почти никто не отказался от второго. Вместо надоевшего компота с бромом раздали хоть и изрядно разбавленный, но все же самый настоящий яблочный сок. К соку каждому курсанту дали по булочке. В соке и булочке заключалась вся «праздничность» обеда. Обедали дольше обычного, и Денисов самолично дал команду «Окончить прием пищи» лишь тогда, когда увидел, что почти все курсанты допили сок. Это произошло через десять минут после начала обеда. В другие же дни на обед отводилось не больше семи минут, и курсанты, наспех жуя пищу, уродовали свои желудки, причем без всякой пользы для кого бы то ни было. Игорь как-то неосторожно заявил Гришневичу, что если бы обедали не семь, а двадцать семь минут, да еще в сопровождении классической музыки, это было бы гораздо полезнее и приятнее. Гришневич, внимательно выслушав Игоря, поднял курсанта на смех:
– Ну, ты даешь, Тищенко! Если в армии душар начнут по полчаса кормить, да еще с музыкой… Это уже не армия, а дом отдыха будет. Может тебе, Тищенко, еще и салфетки положить, чтобы ты руки вытер? Га-га-га!
Тищенко подумал, что это было бы совсем неплохо, но этого не сказал, попытавшись лишь слабо защититься:
– Виноват, товарищ сержант. Я просто подумал, что может так в будущем будет?! Я просто читал, что так солдаты в ГДР едят.
– Ну, ты сравнил яйца с пальцами! То ж в ГДР! Страна маленькая, немцы – народ культурный. Обеспечить все гораздо проще. А у нас попробуй на весь Союз все это сделай. Никаких денег не хватит! Да может туфта все это – в газетах любят трепаться и всякую лапшу на уши вешать. Как будто бы ты не читал, что, к примеру, какой-нибудь рядовой Сиськин-Писькин вместе со своими командирами и друзьями отмечал в чепке день рождения. Самовар, конфеты… Да если все это и было, то только для того, чтобы сфотографировать. А ты – музыка! Ничего – скоро службу поймете, и вся эта дурь у вас из голов повыйдет!
«А может, и в самом деле, газеты врут про музыку? Бывает, что и не такое в «Служу Советскому Союзу» показывают», – засомневался Игорь и, в конце концов, согласился с сержантом.
Вместе со всеми встав из-за стола, Игорь попытался отыскать в толпе родителей мать и Славика, но увидел лишь брата, уже выходившего из столовой. Построились тоже без лишних криков и сразу же отправились в казарму.
Перед казармой Денисов построил роту и, прежде чем отпустить, объявил:
– В дальнейшем будет следующий распорядок дня: сейчас в каждом взводе офицерами, прапорщиками и сержантами будут определены лучшие курсанты, которые будут поощрены увольнениями за пределы части. Сразу хочу предупредить – из каждого взвода в увольнения будет отпущено не больше трети курсантов. Поэтому не должно возникать никаких недоразумений по этому поводу. Что будут делать остальные? Остальным мы тоже разрешим быть с родителями вплоть до ужина, но через каждый час они должны будут докладывать сержанту о своем местонахождении. Специально будет открыт актовый зал в клубе для того, чтобы вы могли посидеть там с родителями… Для увольняемых сообщаю – не позже, чем в двадцать два двадцать вы должны будете явиться в казарму и отметиться у дежурного по части. В увольнении вести себя соответственно, формы одежды не нарушать. О возможных замечаниях со стороны патруля незамедлительно доложить своему непосредственному начальнику сразу же по приходу в расположение. Спиртные напитки, естественно, ни в коем случае не употреблять! Чтобы не путаться, я сказал родителям нашей роты, чтобы они ожидали вас на спортгородке. Так что идите туда. Разойдись!
Уже в расположении Мищенко построил взвод и в свою очередь сообщил:
– Мы посоветовались с сержантом Гришневичем и младшим сержантом Шорохом и решили, что в увольнение пойдут: Сашин, Фуганов, Албанов, Каменев, Вурлако, Бытько и Байраков. Кого назвал – выйти из строя! Вам предоставлено право сходить сегодня в честь праздника принятия присяги в увольнение. Вот вам увольнительные записки и идите готовьтесь. Через полчаса вас осмотрит и проинструктирует старшина роты прапорщик Атосевич, а затем уже внизу – дежурный по части. Бытько!
– Я!
– Закрась кремом нитки на своих ботинках, а то их за километр видно.
– Как закрасить? – не понял Бытько.
– Ну не краской же акварельной! Закрась кремом – вымажи.
Игорь был неприятно разочарован тем, что распределение в увольнение уже состоялось, и он не попал в список. «Сашина, Фуганова и Албанова отцы в увольнение взяли – с ними все ясно. К Вурлако родители из Украины приехали, тоже нельзя было не отпустить. Бытько очко рвал перед сержантом… И с ним понятно. А вот почему Байракова и Каменева отпустили?» – с досадой размышлял Тищенко. Еще одной загадкой для Игоря было то, что Мазурин не попал в список. Это было настолько странно, что когда Мищенко распустил взвод, Игорь не выдержал и спросил:
– Слушай, Мазурин, а что это ты в увольнение не пошел? Ведь все военные своих детей забрали домой?
– Все, да не все! Мой отец сегодня в наряде, а мать… Она просила Гришневича…
– Ну и что?
– Что, что. Этот гандон сказал ей, что я плохо нес службу, а для увольнения у нас есть более достойные!
– Это кто более достойный – Фуганов, что ли?! – возмутился Игорь.
– Фуганов, например. Надо было ей сразу к Мищенко подойти, а теперь уже неудобно. Да и Гришневич может припомнить.
Гришневич не любил Мазурина, и это уже давно было ясно Игорю. Сержант в последнее время то и дело ставил его в наряды. Мазурин уже два раза сходил в наряд по роте и раз в столовую, в то время как Сашин – лишь один раз в наряд по штабу, считавшийся одним из самых легких. Большой любви к Тищенко Гришневич тоже не испытывал, но Игорь, хоть и с некоторой опаской, все же решил попросить увольнение:
– Товарищ сержант, разрешите обратиться – курсант Тищенко?
Казалось, что Гришневич знает, зачем пришел Игорь. Исподлобья глянув на Игоря, сержант хмуро произнес:
– Слушаю тебя.
– Товарищ сержант, ко мне мама и брат приехали.
– Хорошо, что приехали. Хочешь пойти к ним?
– Никак нет. То есть да… Они далеко ехали… не минчане… Товарищ сержант, а мне нельзя с ними в увольнение сходить? Город очень хочется посмотреть.
– Тищенко, а как ты думаешь – ты хорошо служишь?
– Не знаю. Наверное, не очень…
– Я тоже думаю, что не очень. А ведь ты сам слышал, что ротный говорил – в увольнение можно отпустить только треть взвода. А ты разве относишься к лучшей трети?
Игорь ничего не ответил.
– Ну, вот ты и сам, Тищенко, видишь, что в увольнение тебе пока рано. Ведь так?
Тищенко насупился и неожиданно резко спросил:
– Товарищ сержант, а разве Фуганов к лучшей трети относится?
– Во-первых, Тищенко, это не твоего ума дело. А, во-вторых… Я отвечу на этот вопрос: с Фугановым решал Мищенко, а не я. Я бы Фуганова не отпустил! И к тому же, Тищенко, я не имею права, и Мищенко тоже его не имеет, чтобы отпустить больше трети взвода. Мы уже треть отпустили. К тому же я тоже, наверное, право на увольнение имею? А, Тищенко?
– Так точно – имеете.
– Хорошо, что ты меня отпускаешь. Иди к своей матери и можешь побыть с ней до ужина. Только все время младшего сержанта Шороха держи в курсе того, где ты находишься. Все – иди!
Только тогда, когда Игорь уже отошел, он вспомнил о том, что на стрельбище стрелял лучше всех в отделении. «Вот дурак – почему я сразу не сказал?! А-а – черт с ним! Гутиковского и Улана ведь тоже не отпустили», – вначале терзался, а потом успокоил себя Тищенко. Игорь уже собрался, было, уходить, как вдруг увидел, что к Гришневичу подошел Кохановский со своими родителями. Кохановский тоже был у Гришневича далеко не на самом лучшем счету, поэтому Игорь был абсолютно уверен, что сержант откажет ему в увольнении. Родители Кохановского были одеты очень просто, и Игорь без труда понял, что они простые колхозники. Вся компания принялась улыбаться, но затем смех утих и, вначале Гришневич, а потом Кохановский и его родители стали какими-то хмурыми и озабоченными. «Вот и отказали», – подумал Игорь. Каково же было его удивление, когда Гришневич крикнул вслед уходящему Кохановскому:
– Но только чтобы ровно в половину одиннадцатого он был в казарме! И ни капли спиртного!
– Ой – да што вы, ен у нас не пьеть! А прыдем мы ящэ раньшэ – у нас поезд у палавине девятага, – заверила Гришневича мать Кохановского.
«Вот те на – и Коху отпустили! Может, мне тоже надо было маму попросить, чтобы она поговорил? Хотя Мазурина ведь не отпустили… Не угадаешь, какая сержанта муха укусит. А все же почему он Кохановского отпустил?» – Тищенко в глубоком раздумье направился на спортгородок. Прошло не больше десяти минут с того момента, как сержант отпустил взвод, а кроме Игоря в казарме больше никого из второго уже не было (не считая тех, кто готовился идти в увольнение).
Спортгородок, как, впрочем, и вся часть, был похож то ли на огромный, недавно разбитый цыганский табор, то ли на шумную, пеструю ярмарку. Отыскать нужного человека было не намного легче, чем иголку в стогу сена. Но все оказалось проще. Если для Игоря все вокруг казалось одинаковым, то Славик сразу же заметил курсанта, бродившего по городку. Приглядевшись, Славик узнал брата и громко его позвал:
– Игорь! Игорь!
Игорь услышал голос Славика, но, сколько не вертел по сторонам головой, все равно никак не мог увидеть своих. Славик крикнул еще несколько раз и, убедившись в бесполезности этого занятия, решил подойти к Игорю. Игорь, еще недавно слышавший голос брата, растерянно стоял посредине двух рядов спортивных снарядов и с досадой смотрел на часы: «Уже десять минут прошло, а я их никак не могу найти. Вроде бы рядом Славик кричал и вот опять ничего не слышно».
– Руки вверх! – неожиданно услышал Игорь голос брата.
– Наконец-то! А я вас ищу, ищу… Где вы пропадаете? – обрадовался Игорь.
– Эх ты – четыре глаза, а ничего не видишь!
– Да ладно тебе! А где мама?
– Она на скамейке с Мироненко сидит.
– С каким Мироненко? Со Славой, что ли?
– С каким Славой?
– Он тоже со мной служит, только в третьем взводе.
– Нет, не с ним. Но, наверное, с его родителями.
– С Ольгой Петровной?
– Да. Она у вас историю вела?
– Вела. А чего это они с вами сидят, а не с сыном? Или он тоже там?
– Говорю ведь, что нет. Его в увольнение отпустили, так он пошел в казарму готовиться. А они пока с нами сидят. Пойдем быстрее.
Мать и в самом деле разговаривала с родителями Мироненко. Игорь сразу же узнал полноватую фигуру Ольги Петровны, а вот отца Мироненко он видел впервые. Так уж получается, что обычно о втором секретаре райкома пишут в районной газете часто, а вот фотографий почти не помещают – обычно второй попадает в тень первого. Игорь хотел, было, сказать: «Здравствуйте, Ольга Петровна!», но потом подумал, что это будет невежливо по отношению к ее мужу, и ограничился одним лишь «Здравствуйте».
– Здравствуй, – едва заметно кивнул отец Мироненко.
Зато Ольга Петровна, увидев своего бывшего ученика, расцвела в улыбке:
– Здравствуй, Игорь. Ну, как тебе здесь служится?
– Ничего… Потихоньку.
– Что и говорить, Ольга Петровна, туговато ему приходится, – вмешалась в разговор Елена Андреевна.
– А что такое?
– Да все с носом мучается – кровь часто идет.
– Да, он у вас болезненным рос. Я помню, что у него еще в школе кровь шла. Но, может здесь окрепнет – все-таки свежий воздух, режим дня. Вон Симоров тоже был маленьким, да щуплым, а таким богатырем из армии пришел!
Кто такой Симоров, Игорь не знал, но в любом случае очень сомневался в том, что может придти домой «богатырем». На слова Ольга Петровны Игорь лишь криво усмехнулся и ничего не ответил. Это не укрылось от Мироненко, и он сказал, глядя куда-то в пустоту между Игорем и Еленой Андреевной:
– Если плохо будет, надо в санчасть обращаться. Там помогут. Военные врачи хорошие – не то, что гражданские!
Игорь вспомнил Румкина и опять скептически улыбнулся. Пришел Слава Мироненко, все переодевание которого заключалось в смене сапог на ботинки и снятии ремня:
– Я готов, мама. Дежурный по части разрешил идти.
– Ну что ж – пойдем. До свидания. Успехов тебе в службе, Игорь!
– Спасибо, Ольга Петровна.
Попрощавшись, семья Мироненко дружно направилась на КПП. Игорь с завистью посмотрел им вслед. Славик перехватил взгляд брата и спросил:
– Игорь, а тебя что – не отпустили?
– Не отпустили. А здорово было бы и нам так пойти!
– Неважно, сынок – не расстраивайся. Мы и здесь с тобой посидим. Нам ведь все равно никто мешать не будет.
– Да уж – через каждый час надо сержанту докладывать, – пробурчал Игорь.
– Опять? – всплеснула руками Елена Андреевна.
– Опять. И что за тупость такая!
– Ладно, Игорек, не ворчи. Это ведь всем делать надо. Раз такой порядок – надо его выполнять.
– Придумал дурак какой-то, а ты выполняй! – не унимался Игорь.
– Хватит ворчать, сынок. Лучше посмотри, что я тебе привезла.
Елена Андреевна достала все то, что Игорь не взял, когда они были в казарме. Все было очень вкусным, и Игорь, заметно подобрев, уже не ворчал на то, что нужно докладывать сержанту. К тому же после очередного доклада Шорох разрешил Игорю приходить не через час, а через два – ему и самому до смерти надоело выслушивать одно и то же от пятнадцати курсантов сразу. Пока Игорь разговаривал с мамой и Славиком, спортгородок как-то заметно опустел, и на нем почти никого не осталось.
– Слушай, сынок, кроме нас уже почти никого нет – только несколько человек. Может уже нельзя здесь сидеть, а? – начала волноваться Елена Андреевна.
Игорь и сам был удивлен не меньше и не очень уверенно ответил:
– Даже не знаю. С родителями разрешили до самого ужина быть.
Со скамеек поднялись последние родители и курсанты и медленно потянулись к выходу из части.
– Ой, Игорек, смотри – теперь уже все ушли.
– Мама, я совсем забыл – ведь клуб открыли. Туда все и пошли, наверное. Там не так жарко, – вспомнил Игорь.
В клубе было довольно много народа, но он, большой и просторный, легко вместил всю эту переговаривающуюся и чавкающую массу. Почти все курсанты что-то ели, и от этого клуб стал похож на столовую, с той лишь разницей, что каждый ел свое. Здесь же Игорь с удивлением увидел Каменева и Байракова. Тищенко прекрасно помнил, что Гришневич отпустил их в увольнение, и они давно уже должны были быть в городе. «Может, Гришневич передумал? Ну и козел же он в таком случае! А я еще злился, что им больше повезло. А с какой стати они должны были идти, а я – оставаться», – Тищенко с противоречивыми чувствами смотрел на своих сослуживцев.
– Ты нас в столовой видел? – спросил Славик.
– Тебя видел, а маму – нет.
– А мы тебя хорошо видели, – сказала Елена Андреевна.
– Ну и как тебе наша столовая?
– Скажу прямо – не очень. Посмотрела я на ваш праздничный обед – суп какой-то жидкий и, думаю, не слишком вкусный. Каша постная, хорошо хоть, что гречневая. Сок тоже вроде бы водичкой почти наполовину разведен. Ты говорил, что вам масло дают, но я его что-то не видела.
– Масло не в обед дают, а утром. А в обед должны в кашу класть, но я думаю, что почти не кладут, потому что повара разворовывают. К тому же сегодня сравнительно хорошо кормили – кашу гречневую не так уж и часто дают. Вот ты говоришь, что сок разбавленный, а нам его сегодня впервые дали.
– А так что, вообще ничего не дают? – не понял Славик.
Игорь улыбнулся и ответил:
– Почему не дают? Дают. Или компот из сухофруктов, или кисель. Да еще постоянно с бромом.
– А зачем с бромом? – спросил младший брат.
– Это я тебе как-нибудь потом объясню.
– Игорек, а вам всегда так мало времени на обед дают?
– Мама, да ведь сегодня присяга, поэтому времени нам еще сравнительно много дали. Обычно меньше. Когда встаешь, то еще на ходу выпиваешь кисель. А он еще и горячий – вечно в рот не взять.
– Не понимаю – зачем все это нужно?! Неужели нельзя на обед минут двадцать дать, чтобы все успели нормально поесть? Это ведь плохо на желудке сказывается, когда пища непережеванной проглатывается.
– Я уже говорил об этом, а мне сказали, что армия – не санаторий.
Елена Андреевна вздохнула и после некоторой паузы сказала:
– Да, армия – не санаторий! Как ты хоть себя чувствуешь, Игорек?
– Теперь будет легче – после присяги Вакулич обещал отвезти меня в госпиталь.
– Игорь, я все у тебя спросить хотел… Ты, когда знамя целовал, тебе не было противно? – спросил Славик.
– Ты это о чем?
– Ну… Каждый послюнит, а ты – целуй, – пояснил брат.
– Дурак ты, Славик, разве это может быть неприятно? Это ведь клятва и обычай такой – целовать знамя. Я про это даже не думал, когда целовал – есть там чья слюна или нет, не до того было. Знамя – символ армии. Да и в рот ведь его никто не засовывает, стараются одними губами касаться.
– Чтобы не заслюнявить?
– Опять ты за свое? Не поэтому! Потому, что уважительно относятся к знамени, вот почему! – Игорь уже начал раздражать излишний цинизм Славика.
– Не обижайся, Игорь. Я ведь пошутил, а ты всерьез принял. Как будто бы я не понимаю, – Славик уже и сам чувствовал, что сказал глупость.
– Видно не понимаешь, раз говоришь.
– Хватит дуться. Дай, я лучше твою фуражку померю, – попросил Славик.
– На. Только она у тебя с головы не свалится?
– У кого? У меня?! Смотри! – Славик напялил фуражку и гордо посмотрел на брата.
Фуражка и впрямь оказалась ему впору.
Посидев немного в холле, перешли в зрительный (а по совместительству и актовый) зал. Время летело незаметно, и солнце понемногу стало клониться к западу. Славик до отъезда домой хотел еще покататься на метро и немного погулять по городу, поэтому стал все настойчивее напоминать:
– Мама, уже половина седьмого. Скоро нам надо уже идти будет.
Игорь же, напротив, не хотел расставаться и с неудовольствием начал поглядывать на Славика. Наконец, после очередной реплики младшего брата Елена Андреевна решилась и несмело сказала Игорю:
– Наверное, сынок, мы потихонечку пойдем?
– Побудьте еще немного. Ведь до поезда у вас еще полтора часа времени есть.
– Надо ехать, сынок. Вдруг билетов не достанем – тогда придется всю ночь просидеть на вокзале.
– Да, Игорь – нам уже пора! – вмешался Славик.
Игорю страшно не хотелось, чтобы они уходили. Не хотелось вновь оставаться одному. Неожиданно всю свою досаду он выплеснул на Славика:
– Чего ты все время торопишься? Неужели нельзя с братом посидеть?! Я вас так ждал, а ты… Ну… и можешь катиться отсюда!
– Ну и покачусь! – обиделся Славик и решительно вышел из зала.
– Дети, что вы?! Перестаньте! Не так уж часто вы теперь видитесь, чтобы ссориться. Ты пойми, Игорек – Славик совершенно справедливо боится: а вдруг не сядем?! А если возьмем билеты и останется немного времени, так ведь мы никуда далеко не поедем – просто на метро пару остановок туда и назад. Не надо ссориться, – с волнением сказала Елена Андреевна.
Игорь видел, что мать расстроилась, и от этого ему самому стало досадно. Все вышло настолько глупо, что Игорь никак не мог простить себе этой выходки. Он вдруг себе отчетливо представил, как Славик ехал к нему в гости несколько сот километров, а Игорь совершенно зря его обидел.
– Я не знаю, мама, как это у меня вырвалось. Нервы сдают. Ты скажи Славику, пусть он на меня не обижается. Попроси его, чтобы он пришел попрощаться, а то как-то неудобно получается.
– Скажу. Ты держись тут, Игорек. Скоро тебе должны помочь. Я постараюсь приехать еще.
Игорь проводил мать до КПП и стал дожидаться Славика. Насупившись, брат медленно шел к Игорю, подталкиваемый Еленой Андреевной. Дойдя до Игоря, Славик хмуро посмотрел ему в глаза и подал руку:
– До свидания, солдат. Служи!
– До свидания. Ты не обижайся на меня, ладно?
– А я и не обижаюсь. На обиженных воду возят! – уже весело ответил брат.
Елена Андреевна передала Игорю пакет с оставшимися продуктами, поцеловала на прощание в щеку, и вскоре они вместе со Славиком исчезли за дверью КПП.
«Вот и уехали… А в город я так и не сходил. А вокруг все то же – забор, клуб, КПП и казармы. Как будто бы никто ко мне не приезжал, а то, что было – всего лишь мимолетный сладкий сон», – думал Игорь, не отрывая взгляда от захлопнувшихся дверей.
– Эй, Тищенко! Твои тоже уже ушли? – голос Лупьяненко вывел Игоря из задумчивости.
– Ушли… Только что.
– И мои ушли. Пойдем в казарму или посидим немного в траве?
– Давай лучше в траве посидим, а в казарму всегда успеем.








