Текст книги "Учебка. Армейский роман (СИ)"

Автор книги: Андрей Геращенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 48 страниц)

– Тьфу, параша какая-то, неужели кроме этого говна здесь и пожрать нечего?!

После этой фразы Алексеевич обвел взглядом посетителей и порядком удивился тому, что последние не только не поддержали его «вполне справедливое» недовольство, но и высказали явную неприязнь к фразеологии студента. Денисов и Тищенко готовы были сквозь землю провалиться от стыда. Но самым поразительным было то, что Алексеевич так и не понял, что был, мягко говоря, «не слишком вежлив». Из-за этого Денисова и Тищенко пробрал такой хохот, что у них едва не лопнули животы. Игорь был доволен, что получил Алексеевича в попутчики – все-таки веселее с ним.

Сидеть пришлось не слишком долго – вскоре всех опять выгнали из комнаты: построили в две шеренги в коридоре.

– Купцы приехали! – пронеслось по рядам.

Все с любопытством уставились в сторону «купцов» – двух офицеров ВВС. Один из них достал список и объявил:

– Сейчас я буду называть ваши фамилий. Кого назову, отвечайте «я» и стройтесь у противоположной стены.

– А откуда вы? – послышался чей-то несмелый вопрос.

– Кто там такой шустрый? А впрочем… Из Уфы мы – авиация.

Офицер достал список и принялся зачитывать фамилии:

– Волчков! Иванов! Коваленко! Гнетин! Шалко!

– Я! – Андрей переглянулся с товарищами, как-то криво улыбнулся, пожал на прощанье руки и встал у противоположной стены.

Тищенко и Алексеевич напряженно ожидали продолжения списка: никому из них не хотелось попасть в такую даль. Но в эту партию студенты не попали, и их вновь отправили на нары.

Так ушли еще несколько партий.

В четвертой назвали Алексеевича, и Тищенко остался один. Однако ненадолго – вскоре и он в составе своей команды спускался вниз по лестнице. В сутолоке построения Игорь услышал от «купцов» лишь два слова – «связь» и «Минск». Тищенко обрадовался – Алексеевич тоже попал в Минск (правда, в артиллерию) – значит, они могут оказаться в одном поезде.

На улице стоял погожий июньский день – в небе не было видно ни единого облачка. Несмотря на то, что солнце стояло высоко, жары почти не ощущалось – дул легкий ветерок, ласково шелестевший в кронах тополей, стоявших у бетонного забора военкомата. Игорю казалось, что призыв как-то нереален, что в солнечный летний день ничего не может измениться в спокойной и размеренной жизни студента. Сегодня вообще все было иначе, чем представлял себе призывник. Игорь почему-то думал, что будет плохо спать последнюю ночь дома, но спал, как убитый. День призыва тоже вставал в воображении совсем иным: дождливым, сырым и мрачным.

«Купцы» и их «товар» расположились кружками на скамейках, в больших количествах сооруженных во дворе. Едва усевшись, призывники (из той команды, куда попал Тищенко) вопросительно уставились на офицера и младшего сержанта, приехавших за ними, время от времени, оглядываясь на забор, за которым толпились провожающие. Офицер перехватил их взгляды, понимающе переглянулся с младшим сержантом, и оба заулыбались. Осмотрев ребят, офицер начал знакомство с будущими сослуживцами:

– Служить вы будете в столице Белоруссии, городе-герое Минске. Часть наша располагается в черте города, часть учебная – готовит специалистов по обслуживанию средств связи. Мое звание – капитан, фамилия – Николаев. Я командир одного из учебных взводов, а это – младший сержант Сапожнев, командир второго отделения моего взвода. Мы радиотелефонисты, а, еще у нас в роте готовят телеграфистов, радистов. Вы тоже многие к нам в роту попадете, так что, может, вместе служить придется.

– А в увольнения часто пускают?

– Увольнение заслужить надо. До присяги вообще только на территории части будете, ну а после, если не будет замечаний по службе – раза два в месяц сходить можно. Минск хороший город, большой – это вам не лес какой-нибудь, есть где отдохнуть. Повезло вам, ребята. Вы, так сказать, попали в интеллигентные войска. Другие на учениях по грязи ползают, на морозе мерзнут, а связист установил связь и в машине ее поддерживает, а в машине – сухо и тепло, да и чисто к тому же.

Капитан рассказывал так увлеченно, что Игорь заранее обрадовался, попав в связь. Офицер сразу понравился Тищенко своей приветливостью и открытостью, а если учесть, что Николаев носил точно также же очки, как и Игорь, станет понятно, почему положительный образ капитана прочно укрепился в сознании студента. Кто-то из призывников первым решился на вопрос:

– Товарищ капитан, а можно к забору сбегать, там отец должен мне продукты передать?

– Подожди. Сейчас список составим, вы мне военные билеты сдадите и потом по очереди к родным сходите. Кто из вас хорошо пишет?

Желающих не нашлось. Тогда капитан протянул листок и ручку первому попавшемуся призывнику и тот принялся писать, спрашивая у всех фамилии. Наконец, все было записано, и Николаев разрешил идти к забору. Ходили по очереди, по три-четыре человека.

Выпало идти и Тищенко. Игорь шел вдоль забора, стараясь различить в бурлящей толпе своих.

– Игорь!

Тищенко сразу узнал мамин голос и остановился. С той стороны к забору подошла Елена Андреевна. Вслед за ней пробралась и тетя Оля.

– А где Славик? – спросил Игорь.

– Заболел наш Славик, у него температура поднялась – тридцать девять. Пришлось скорую на квартиру вызывать. Укол сделали, так ему вроде легче стало – с ним сейчас Ирина сидит.

– И чего это у него вдруг?

– Я даже не знаю, его два раза стошнило.

– А вы давно под забором ждете?

– Да нет, не очень – чуть больше часа, надо было со Славиком решить, вот мы и задержались.

Елена Андреевна буквально разрывалась между детьми – с одной стороны нужно было проводить Игоря, а с другой, она ни на минуту не забывала о заболевшем Славике. Елена Андреева уже давно заметила в толпе призывников сына, который казался ей на фоне остальных каким-то особенно хрупким и маленьким.

– Сынок, вам сказали, куда вы едите?

– Да, все очень хорошо. Я попал в Минск, в учебку связи – буду связистом. Видишь… Все хорошо… И даже близко… И в Белоруссии останусь.

– Хорошо сынок, хорошо так, что просто лучше не бывает. Да что поделаешь – раз призвали, надо служить. Ты, как только приедешь, сразу же письмо домой напиши – что, где и как там у тебя.

– Напишу, как приеду – сразу напишу.

– И нам в Донецк напиши, мы ведь ждать все будем, – включилась в разговор тетка.

– Напишу, тетя Оля.

– Сынок, я тут тебе поесть купила. Возьми на дорогу.

– Да зачем столько, спасибо. У меня там еще на месяц еды хватит – полный пакет!

– Ничего, поешь. Лучше пусть останется, чем голодный будешь сидеть. А чем вы до Минска добираться будете?

– Точно не знаю, говорили, что вроде бы поездом вечерним.

– Да, точно, есть такой поезд в восемь с чем-то, наверное, вы на нем и поедете.

– Наверное…

– Смотри, ваш офицер, кажется, всех собирает. Беги, Игорек.

Игорь посмотрел в сторону скамеек. Там действительно собралась почти вся их команда, и Николаев что-то нервно объяснял обступившим его призывникам. Игорь хоть и не хотел отходить от забора, но на всякий случай решил узнать, в чем там дело:

– Ладно, мама, я побежал. Я еще к вам подойду где-нибудь через часик.

Оказавшись на месте, Игорь понял причины недовольства капитана. Во-первых, очередность посещения забора очень скоро перестала существовать, а во-вторых, многие задерживались слишком долго, заставляя товарищей идти на различные уловки: некоторые под предлогом поиска товарищей шли к забору и точно так же не возвращались, другие перелазили забор и беседовали на «вольной» территории. Когда возле Николаева осталось сидеть меньше четверти призывников, терпение капитана лопнуло и он, при помощи Сапожнева, принялся собирать людей. Тищенко подошел в тот момент, когда капитан отчитывал невысокого, но коренастого темнобрового парня:

– Фамилия?

– Калинович.

– Почему был за забором?

– Товарищ капитан, так ведь девушка моя пришла – ну что нам, через забор разговаривать, что ли?! Я больше не буду перелазить.

– Смотри у меня, Калинович, еще одна такая выходка и ты вообще больше к забору не подойдешь! Ты понял?

– Понял.

– Если понял, то сядь, посиди на скамейках. Отдохни, остынь от своей встречи.

– Да я, вроде, не устал.

– Не рассуждай, Калинович, а выполняй.

Театрально вздохнув, Калинович с унылым видом поплелся на скамейки. Вскоре Сапожнев вновь установил очередность, и отлучки к забору продолжились.

Игорю еще довольно долго надо было ожидать своей очереди, поэтому он принялся рассматривать двор военкомата. После полудня жара начала понемногу спадать, но Тищенко не стал снимать свою старенькую белую кепку с полиэтиленовым козырьком и надписью «Рига», так как она служила не столько защитой от жары, сколько скрывала лишенную волос голову. От нечего делать, Тищенко стал рассматривать соседние команды в надежде отыскать своих однокурсников. К своей радости, среди одной из команд Тищенко заметил Шалко. Шалко был не более чем в десяти метрах, поэтому Игорь не стал спрашивать разрешение у Николаева, а, выждав удобный момент, незаметно проскользнул вперед.

– Как дела, Андрей?

– Это ты?! Хорошо, что подошел, мы минут через десять уезжаем.

– Ну, и куда ты едешь?

– Вроде бы в Уфу. А ты?

– А я в Минск, в учебку связи. Кстати, ты Алексеевича не видел?

– Нет, а что?

– Он тоже в Минск попал.

– В связь?

– Нет, он в артиллерию. Надо бы мне его найти – наверное, вместе в поезде поедем.

Разговор прервал какой-то лейтенант – «купец» Шалко:

– Приготовиться к отъезду. Через пять минут к воротам подадут автобус, и мы уедем на железнодорожный вокзал.

– Давай прощаться, Игорек, а то мне ехать уже пора.

– Ну, давай, через два года увидимся. Не забывай институт. Письмо мне домой напиши, оттуда мне в часть переправят.

– До свидания, ты тоже меня не забывай.

Еще через несколько минут автобус увез Шалко, и Игорь вернулся к своим скамейкам.

От нечего делать, призывники начали знакомиться друг с другом. Каждый старался найти себе товарищей, сходных с ним самим темпераментом, интеллектом и интересами. Игорь не любил слишком шумные компании, поэтому его внимание сразу же привлек паренек, тихо сидевший далеко в стороне от общей массы. Тищенко решил познакомиться с ним, чтобы хоть как-то скрасить свое одиночество. Подсев к парню, Игорь негромко заметил:

– Жарковато сегодня. Интересно, когда мы в Минск приедем? Я слышал, что утром?!

В ответ – молчание. Игорь продолжил более настойчиво:

– Слушай, ты из Витебска?

– Не-а. Я из Шарковщинского района, учусь в Витебске.

– А где учишься?

– В ветеринарном.

– А факультет?

– Ветеринария.

– Слушай, может, ты Игоря Жалейко знаешь? Он тоже первый курс закончил, двадцать четвертого ушел. Он тоже из ветеринарии.

– А какой он из себя?

– Небольшого роста, но плотный. Он из Городка. Не знаешь?

– Нет, у нас много людей учится, разве всех запомнишь.

– Меня зовут Игорь, а тебя?

– Саня, фамилия – Валик, а твоя?

– Тищенко.

– А ты где учишься?

– В пединституте, на биофаке, я тоже один курс закончил. После института буду учителем химии или биологии.

Знакомство состоялось, и Игорь с Саней решили скрепить его совместным полдником. Выуживая из-под скамейки пакет с продуктами, Тищенко увидел еще один, наполненный копченой рыбой. Игорь никак не мог припомнить, откуда взялся второй пакет, но, в конке концов, решил, что это мать передала ему в прошлый раз через забор, поэтому с легким сердцем принялся делиться рыбой с Валиком. Пережевывая пищу, Тищенко глазел на стройку, развернувшуюся во дворе военкомата. Несколько солдат, измазанных штукатуркой и краской, неторопливо бродили по крыше небольшого недостроенного здания, время от времени, лениво укладывая кирпичи. Делали они это с большой неохотой и только тогда, когда наверху показывалась фуражка какого-нибудь офицера. Как только фуражка исчезала – исчезали и строители, спешащие укрыться от жары и работы. Игорь улыбнулся и сказал Валику:

– Смотри, а солдаты особенно не перерабатываются, хитрые.

– Не дураки, наверное! Это же не стройбат – так просто, из части взяли ремонтировать.

– Ничего себе ремонтировать. Им ведь всю крышу делать.

Беседу прервал голос капитана Николаева:

– Засиделись вы, ребята. Надо бы размяться немножко.

Кто-то из призывников весело ответил:

– А что, можно и размяться! Вы нас только к забору отпустите.

– Раз можно, значит – будем разминаться. Сапожнев!

– Я!

– Отведи людей к гаражам. Покажи кое-что из строевой, походите там немножко.

– Есть. Строиться!

Все нехотя поднялись. Сапожнев спросил у Николаева:

– Товарищ капитан, а с забора отозвать?

– Не надо, пусть постоят. Они недавно туда ушли. Немного походите, ты других отпусти.

Сапожнев кивнул и скомандовал:

– В две шеренги становись.

Строились долго.

– Напра-во! Шагом-марш!

Колонна двинулась к гаражам. Там начались всевозможные «выходы из строя», «повороты» и прочая строевая суета. Через некоторое время самому Сапожневу надоела эта канитель и, назначив старшего, он уселся на скамейку, велев отрабатывать строевые приемы самим. Походив таким же образом еще минут двадцать, все понемногу начали бурчать, недовольно поглядывая на других призывников, преспокойно занимающихся своими делами. Сапожнев хотел, было сделать внушение и усилить темп занятий, но, заметив подзывающий жест Николаева, повел всех во двор. К забору больше никто не попал – раздалась команда: «Приготовиться к посадке в автобусы». Призывники дружно принялись собирать свои сетки и пакеты. За воротами ожидали два желтых «Икаруса». Среди толпы провожающих Игорь увидел своих и помахал им рукой.

На железнодорожном вокзале призывников почти сразу же отвели в зал ожидания, располагавшийся на втором этаже. Над входом в зал висела довольно странная табличка «зал ожидания для военнослужащих». Можно было подумать, что военнослужащие ожидают иначе, чем гражданские. Впрочем, за исключением одного прапорщика, в зале сидели только гражданские. Прибывшие призывники заняли добрую половину мест. Многие тотчас же бросились к телефонам, чтобы позвонить домой и сообщить о месте будущей службы. Возле телефонных будок выстроились длинные очереди. Время от времени вспыхивали ссоры. Для того, чтобы пресечь крики и шум, Николаев предупредил, что «в случае продолжения бардака» посадит всех на стулья и никому не разрешит звонить. Это возымело действие, и шум понемногу утих. Тищенко звонить было некуда, поэтому он со скукой разглядывал до боли знакомый витебский вокзал. Сидеть на одном месте надоело и, чтобы размяться, Игорь стал прохаживаться у лестницы под предлогом ожидания телефонного разговора. Прямо над лестницей висела репродукция картины, на которой были изображены запорожцы, пишущие письмо турецкому султану. Игорь вспомнил «письмо Рейгану» и улыбнулся, затем подошел к мраморным перилам лестницы и с высоты второго этажа принялся разглядывать людей, суетливо снующих внизу. Переведя взгляд на потолок, Игорь невольно залюбовался огромной ажурной люстрой, подвешенной на десятиметровую высоту. Трудно было понять, сделана ли эта люстра из стекла, хрусталя либо пластмассы, но в любом случае она имела весьма респектабельный вид. «Да, умели раньше делать, не то, что сейчас», – подумал Тищенко. Мраморные перила тоже носили на себе печать Аполлона. Причем искусство это было полностью народным: вся поверхность мрамора была испещрена самыми разнообразными надписями: «Коля-79!», «Петя и Юра 1961», «ДМБ – 73». Автографы «великих людей» время от времени чередовались с нецензурной, но, в буквальной смысле, вырезанной из мрамора бранью. На вокзале было жарко и душно. Горло у Тищенко уже давно пересохло, и он захотел выпить чего-нибудь освежающего. Рядом находился небольшой буфетик, и Игорь купил себе бутылку лимонада. К бутылке дали одноразовый картонный стаканчик. Игорь не любил эти стаканчики, считая, что они приносят государству убыток. К тому же Тищенко никогда не бросал использованные стаканчики куда попало, чего нельзя было оказать о других, поэтому Игорь с неприязнью смотрел на горы стаканного мусора, в изобилии валявшегося у стоек буфета. Старушка в грязно-белом халате довольно быстро убирала брошенные стаканчики, но столь же быстро возникали горы новых.

Скомандовали взять вещи и выходить на третью платформу. Игорь сходил за своим пакетом и вместе с остальными вышел на переходной мост. Идя по мосту, Игорь смотрел на медленно катящийся поезд и думал о том, что в большой жизни ровным счетом ничего не изменилось – как обычно, люди едут по своим делам: кто в гости, кто в командировку, и абсолютно никому нет дела до того, что через пару часов Игоря увезут в загадочный Минск, в котором Тищенко еще ни разу не был. Глядя на улыбки зевак, праздно разглядывающих призывников, Игорь почувствовал зависть, к которой примешивалась некоторая доля досады по поводу такого распределения ролей. Тищенко понял, что ему гораздо больше хочется стоять у ограждения моста, нежели идти по нему. Но у Игоря никто не спрашивал, чего он хотел, а чего не хотел, и Тищенко подавил в себе небольшое проявление малодушия. На перроне всех построили, и Николаев стал инструктировать:

– Отправление в двадцать один двадцать. Поедем в тринадцатом вагоне. Надеюсь, что среди вас суеверных нет?! Вагон общий. У нас примерно половина билетов – в другой половине будут гражданские. К гражданскому населению проявлять уважение и такт: в вагоне не материться и не шуметь. За распитие спиртных напитков виновные будут строго наказаны. При посадке не толкаться. С перрона никуда не расходиться. Кто желает, после посадки можно выйти и перекурить и, если кого провожают, попрощаться с родными и друзьями. Разойдись?

Подошел поезд. Игорь никогда не любил толкаться и зашел внутрь в числе последних. Почти все полки были заняты, но на каждой было не более одного человека, что приятно удивило Игоря – он привык к тому, что в общем вагоне обычно не то, что сесть – стать нормально трудно. Но весь железнодорожный опыт Игоря сводился к, хотя и многочисленным, но довольно однообразным маршрутам «Городок-Донецк» и «Донецк-Городок», поэтому ему казалось странным, что столь привычная во время путешествия к югу давка куда-то исчезла. Наконец, и Игорь отыскал себе свободную полку. Она была верхней, но Тищенко этому только обрадовался: во-первых, он любил ездить на верху, а во-вторых, верхняя полка гарантировала личное обладание ею. Оставив на полке в качестве опознавательного знака свой пакет, Игорь вышел на улицу.

На перроне толпилось много призывников, окруженных плотными кучками друзей и родителей. В метрах пяти от себя Игорь увидел Алексеевича. Рядом с Андреем стояла его девушка и однокурсница Наташа Гончарова. Они о чем-то оживленно переговаривались. Через несколько минут к Алексеевичу подошел его отец и Андрей принялся с ним прощаться. Игорь с завистью посмотрел на Алексеевича и взглянул на часы. Часовая стрелка приближалась к девяти. Тищенко начал беспокоиться: «Интересно, почему это их нет так долго?». Но не прошло и минуты, как на перроне появились мать, Славик, Ирина Сергеевна и тетя Оля.

– Чего вы так долго, ма?!

– Мы вначале к Анне Николаевне зашли. Славику врача вызывали, он ему укол сделал. Славик полежал немножко и, как только спала температура, захотел идти тебя провожать.

– Тебе что, Славик, делать нечего? Лежал бы потихоньку, раз болеешь.

– Скажешь тоже, лежал бы! Не для того я из Донецка приехал.

На перроне показалась запыхавшаяся Анна Николаевна:

– А вот и я, Игорек. Я так быстро, как твоя мама, ходить не умею – ноги уже старые стали, так что я немного задержалась.

Раздался протяжный крик:

– По ваго-о-о-нам!

После крика прокатился настоящий шквал прощальных восклицаний и поцелуев. Заходя в вагон, Игорь обернулся и увидел Алексеевича, застывшего в поцелуе с Наташей. Придя в свое купе, Тищенко сразу же вскарабкался наверх и высунулся в открытое окно. Поезд тронулся и медленно пополз вдоль перрона, надрывно грохоча своими стальными мускулами. Игорь увидел маму, которая грустно смотрела ему вслед. На ее щеках едва заметно поблескивали слезы. Все остальные дружно махали на прощание. Игорь следил за ними до тех пор, пока провожающие не скрылись за поворотом. В уголках своих глаз Тищенко почувствовал влагу. К горлу подкатился комок, и Игорь с трудом сдержал свою слабость.

Мало-помалу призывники повеселели. То из одного, то из другого купе раздавались озорные шутки, и вскоре Игорь заметно приободрился и переключил свое внимание на вагон. Только сейчас он с удивлением заметил, что в одном купе с ним едут Николаев и Сапожнев. Сапожнев перехватил взгляд Тищенко и спросил:

– Ну что, повеселел немного?! А то с таким видом ехал, будто бы на расстрел.

– Повеселел вроде…

– Ты витебский?

– Учился просто, а так я из Городка.

– А где учился?

– В пединституте.

– А я технологический в том году закончил. Сам из Витебска. Вот за вами приехал, заодно и дома побывал.

В разговор вступил Николаев:

– Два года – это совсем мало. Вон раньше по двадцать пять служили. У нас учебка хорошая, вот получишь, как Сапожнев, младшего сержанта, а там еще выше – вот и служба пойдет. Хочешь быть сержантом?

Игорь не задумывался над подобной перспективой, поэтому в ответ лишь неопределенно пожал плечами.

– Ну, это ты зря. Любой солдат должен стремиться в генералы.

В подобных разговорах прошло около часа. Затем Николаев и Сапожнев улеглись на полки и быстро уснули. Игорь тоже начал было дремать, но проснулся от чьего-то настойчивого постукивания. Открыв глаза, Тищенко увидел Алексеевича.

– Слазь, Игорек, побазарим немножко.

Игорь обрадовался однокурснику и быстро спустился вниз. Чтобы не будить «начальство», студенты сели в соседний отсек у бокового столика.

– Откуда ты, Андрюха?

– Я в соседнем вагоне еду. Решил к тебе зайти, посмотреть, как ты устроился.

– Да ничего вроде бы, на верхней полке вполне удобно.

– Завтра приедем в Минск, и начнется служба.

– Интересно, Андрей, а, правда, в армии такая сильная дедовщина, как говорят?

– Еще хуже. Ты знаешь, как переводят по сроку службы?

– Куда переводят?

– Ну, например «черпака» в «деда» или «соловья» в «черпака»?

– Нет. А эти, как их… черпаки и… соловьи, их так по периодам службы называют?

– Да. Только пришел – «салабон», через полгода «соловей», еще через полгода – «черпак» и, наконец, последнюю четверть службы – «дед».

– А как переводят?

– Просто. Снимут штаны и по заду пряжкой от ремня как заедут! Из «салабона» в «соловьи» шесть раз, из «соловья» в «черпаки» – двенадцать, а из «черпака» в «деды» – восемнадцать, но чисто символически.

– Что это значит?

– Бьют не «черпака», а какого-нибудь «салабона», а «черпак» кричит вместо него.

Разговор призывников с интересом слушали две девушки, сидевшие рядом. Иногда они о чем-то переговаривались, и заливалась веселым озорным смехом. Подобных рассказов было около десятка, и Игорь лег лишь во втором часу, на всякий случай, попрощавшись с Алексеевичем – утром можно было и не увидеться.

С непривычки спать на голой полке было неудобно, и Игорь долго ворочался в поисках удобного положения. Собственно, сном это состояние назвать было нельзя, скорее какое-то полузабытье, в котором прошла почти вся ночь. По-настоящему Игорь уснул лишь под утро.