Текст книги "Учебка. Армейский роман (СИ)"

Автор книги: Андрей Геращенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 48 страниц)

Глава тридцать шестая
Пропавшие простыни

^{Пол, который плохо отмывается. Бытько жалеет свое мыло. Неудачная попытка поспать – Бытько забыл закрыть форточку и выстудил класс. Тищенко и Лупьяненко идут в «чепок», а Бытько боится, но просит принести что-нибудь поесть и ему. Шкуркин и Тищенко получают белье для взвода. Игорь взял у Черногурова две «нулевые» простыни и забыл про них. Не хватает двух простыней. Шкуркин дерется с Резняком, которому не хватило простыней. Конфликт исчерпан. В армии общие не только трусы, но, как оказалось, и котелки. Во второй роте все спокойно.}

Лупьяненко, Тищенко и Бытько, как не попавшие в караул, сидели в телеграфном классе и мыли полы. Тищенко в караул вообще не ставили, Бытько натер себе огромные мозоли, а у Лупьяненко была небольшая температура. Впрочем, никто из курсантов ничуть не жалел о том, что находится сейчас не в карауле, а в телеграфном классе. Полы мылись плохо. Пока были мокрые – казались частыми, когда же высохли – неумолимо, словно пятна на фотографии, начали проявляться грязные тряпичные разводы.

– Моем, моем, а никакого толка все равно нет, – растерянно проворчал Игорь.

– Надо лучше мыть. Раз грязно – значит плохо моем! – уверенно сказал Бытько.

– Ну, ладно – мы, может быть, и не очень хорошо моем, но ведь ты, Бытько, трешь эти доски так, словно хочешь заодно с грязью смыть и краску. Почему же и твой ряд точно такой же грязный, как и мой? – спросил Лупьяненко.

– Значит, я тоже плохо мою. Лучше нажимать надо и воду чаще менять, – угрюмо долдонил Бытько.

– Дурак ты, Бытько! Все здесь гораздо проще. В этом классе пол в последний раз неизвестно когда мыли. Сами вспомните – при нас его только подметали. Так что грязь уже настолько въелась, что ее мы и до завтра не отмоем. Вот эти полосы еще можно, наверное, вытереть, но из вмятин и трещин грязь и зубами не выесть! Надо что-то делать! – решительно сказал Тищенко.

– А может, бритвочками попробуем? – предложил Бытько.

– Ты что – двинулся?! Представляешь, сколько здесь надо лазить, чтобы все бритвочками отскрести? Это на неделю работы! – возмутился Лупьяненко.

– Может, с содой помыть? – предложил Игорь.

– С содой? С содой можно, только где ты ее найдешь? – поинтересовался Антон.

– В санчасти или в столовой, может быть, дадут…

– Догонят и еще раз дадут! Никто там нам ничего не даст.

– А если у Черногурова попросить?

– Он сейчас где-нибудь со взводом, наверное. Так что тоже отпадает.

– А может, с мылом помоем? – предложил Бытько.

– А что – хорошая идея! Мыло и в роте можно взять. А что, Бытько – у тебя мыло есть? – спросил Лупьяненко.

– Да, – сказал Бытько, но тут же поспешно замотал головой.

– Ну, ты даешь, Бытько – как будто какой-нибудь болгарин! Так есть у тебя мыло или нет? – спросил Игорь.

– Нет… То есть… Есть… Но уже кончилось…

Антон и Игорь дружно захохотали.

– Ну, ты и жмот, Бытько! А что же у тебя в ящике тумбочки в мыльнице лежит? Может быть, сахар? – давясь от смеха, спросил Лупьяненко.

– У м-меня?

– Ну не у меня же!

– Мыло. Но это по уставу положено. Если я его принесу, то что в мыльницу положу? И потом – почему именно мое мыло, а не твое или, к примеру, Тищенко?

– Да подавись ты своим мылом! Придется, Тищенко, нам своими запасами жертвовать.

– Пожалуй, – вздохнул Игорь.

У Игоря и у Лупьяненко в запасе было по три куска солдатского мыла, но отдавать всегда более неприятно, чем брать. К тому же Игорь был почти уверен в том, что хоть один кусок мыла у Бытько в запасе все же есть, и его до глубины души возмущала жадность товарища.

После короткого совещания в казарму отправился Лупьяненко. Антон принес половину куска солдатского мыла и курсанты принялись за работу. Бытько, с учетом его жадности, поручили самый тяжелый ряд – возле входной двери. По этому ряду больше всего ходили, и он был самым грязным.

Мытье пола с мылом превзошло самые смелые ожидания курсантов. За одну единственную помывку грязи исчезло больше, чем за весь предыдущий день.

– Здорово получилось – Гришневич не узнает класс! – весело сказал Игорь, довольный тем эффектом, который произвело мыло.

– Моя идея, – напомнил Бытько.

– А с этим никто и не спорит, – весело согласился Лупьяненко.

Хорошо было сидеть и ничего не делать в уютном классе. За окном начал накрапывать мелкий сентябрьский дождик.

– А представляете – наши сейчас стоят на постах и мокнут?! – поежился Лупьяненко.

– А за окном у первой роты строевая, – объявил Бытько, который залез на подоконник и теперь мог смотреть поверх закрашенного белой краской стекла.

– Куда ты лезешь с сапогами, мерин необъезженный?! Сейчас весь подоконник истопчешь! – возмутился Антон и стащил Бытько с окна.

Но как только Бытько оказался внизу, Лупьяненко сразу же занял его место.

– На меня орал, а сам тоже топчешь?! – возмущенно заметил Бытько.

– У меня ноги чистые, – отрезал Лупьяненко, не обращая на него никакого внимания.

Игорь тоже влез на окно и стал смотреть на строевую. Немного поворчав, Бытько присоединился к ним.

Перед учебным центром полным ходом шел строевой тренаж. Курсанты первой роты едва ли не в буквальном смысле повысовывали от усталости языки. Было невыразимо приятно наблюдать за ними из теплого, а самое главное – сухого класса. Игорь вдруг с удивлением почувствовал, что он не испытывает абсолютно никакой жалости к тем, кто сейчас на улице и смотрит на них лишь из простого любопытства.

Вскоре курсантов заметил сержант первой роты и во избежание неприятностей они решили спуститься вниз.

Некоторое время курсанты молча сидели на стульях. Наконец Лупьяненко не выдержал и сказал:

– Спать хочется.

– Ложись, да и спи – кто тебе не дает?! – предложил Тищенко.

– На полу, что ли? Или, может быть, на столе? – усмехнулся Антон.

– Ни на том и не на другом!

– Тогда на чем же?

– На самых обыкновенных стульях. Составляешь четыре-пять стульев вместе в ряд и спишь.

– Здорово придумал, Тищенко – давай так и сделаем! – обрадовался Лупьяненко.

– А что, если кто придет? – испугался Бытько.

– Да кто сюда может придти?! К тому же, мы закрыты изнутри. Пока откроем – успеем все стулья разобрать, – успокоил его Тищенко.

Стулья были точно такие же, как в любой средней школе. Поэтому спать на них было жестко и неудобно, вдобавок ко всему почти все они различались по высоте и места стыков больно резали тело.

После начавшегося дождя на улице резко похолодало и через час-другой все это стало ощущаться и в классе. Окна были еще не оклеены и в них сильно дуло. Игорь старательно поворачивался с бока на бок в течение двух часов, но так и не смог уснуть, а лишь отлежал все кости и едва не околел от холода. Не выдержав, Игорь вскочил на ноги и принялся ходить по классу, разминая застывшие члены. Вскоре его примеру последовал Лупьяненко:

– Чего не спишь?

– Заснешь ты в таком собачьем холоде! И чего так быстро похолодало?

– Щели в окнах большие и… Черт, смотри – Бытько к тому же еще и форточку не закрыл! – возмущенно крикнул Лупьяненко и принялся изо всей силы тормошить провинившегося товарища.

– А? Чего? Подъем? – сквозь сон забормотал Бытько.

– Подъем? Ха-ха-ха-ха! Конечно, подъем! – курсанты буквально попадали от смеха.

Бытько окончательно пришел в себя, сел и недовольно спросил:

– Ну, чего вы, дураки, ржете? И сами не спите, и другим не даете!

– Кого это ты дураками назвал, а?! – недовольно спросил Лупьяненко.

– Вас. Чего вы мне спать не даете?

– Да из-за тебя же, козел, мы и не спим. Почему ты форточку не закрыл, когда огрызки выбрасывал, а?

– Случайно. Забыл совсем о ней.

– Так вот – больше не забывай. Из-за тебя класс в вытрезвитель превратился. И с «дураками» поосторожнее будь. И как это ты, Бытько, умудрился в таком холоде уснуть?

– Хотел спать, вот и уснул. Раз вы не спали, значит, не хотели, – сделал вывод Бытько.

Форточку закрыли, но было уже поздно – температура в классе лишь немногим отличалась от таковой за окном. То ли от холода, то ли от безделья у курсантов неожиданно прорезался аппетит – вдруг выяснилось, что все трое вовсе не против чем-нибудь подкрепиться. Посовещавшись, решили, что есть только один выход – кому-то нужно идти в «чепок». Но это было опасно – в «чепке» запросто можно было встретить кого-нибудь из сержантов второй роты, которые могли рассказать об этом Гришневичу. Но, самое главное, было неизвестно, когда вернется уехавший в командировку Шорох. А, вернувшись, он, скорее всего, захочет посмотреть, чем занимаются остатки взвода.

– Да, в конце концов – а почему мы не можем сходить в «чепок»?! Свою работу мы выполнили, время есть – почему бы и нет? – решительно сказал Игорь. – Лупьяненко у нас старший – вот он и отпускает. А если Шороха встретим, то доложим, что все сделано. Так что надо идти и купить что-нибудь пожрать. Молоко и булки здорово было бы взять.

– То есть, ты хочешь здесь есть? – спросил Лупьяненко.

– Конечно. Зачем там лишний раз околачиваться, если здесь у нас шикарное помещение?! К тому же я думаю, что надо кого-то одного послать – зачем всем мелькать?!

– А кого пошлем? – спросил Антон.

– Да вот, хотя бы Бытько, – предложил Игорь.

– А почему это меня?

– А кого еще? Лупьяненко в казарму за мылом ходил.

– А почему не тебя?

– А потому, что я первый сказал. Купи там молока, булок, печенья – короче, там, на месте, сориентируешься, – Игорь говорил таким тоном, словно Бытько уже соглашался идти в чайную.

Лупьяненко молча отсчитал деньги и положил их перед Бытько. Игорь последовал его примеру.

Насупившись, Бытько некоторое время сидел за столом, затем вдруг отодвинул от себя деньги и заявил:

– А я не хочу есть! Поэтому и не пойду.

– Вот козел! – не выдержал Лупьяненко.

– Ты же только что хотел?! А как самому идти надо, так уже не хочешь?! – ехидно спросил Тищенко.

– Тогда хотел, а теперь не хочу! И дело вовсе не в том, что надо идти, – попытался заверить Бытько, хотя даже слепой бы увидел, что дело как раз в этом.

Трусость и нерешительность Бытько каким-то странным образом преобразились в упрямство, и Игорю и Антону так и не удалось уговорить его несмотря на все свои старания.

– Да пошел ты…! – в сердцах крикнул Лупьяненко и предложил Игорю сходить в «чепок» вдвоем, а Бытько оставить в классе.

Бытько неожиданно нагнал их в дверях и попросил:

– Купите тогда и мне что-нибудь, раз все равно в «чепок» идете.

– Ну, ты даешь, Бытько! – Игорь поразился наглости сослуживца.

– А вот это ты видел?! – Лупьяненко сложил пальцы в фигу и ткнул ею прямо под нос Бытько.

– Чего ты толкаешься? – обиделся Бытько.

– Это тебе ответ на твою просьбу. Мы будем пить молоко и есть булочки, а ты будешь свой член сосать! – злорадно сказал Антон и вышел из класса.

– Бывай, не кашляй! – добавил Игорь и громко хлопнул дверью.

– Видал скотину, а?! – возмущенно заметил Лупьяненко.

– Да он просто от страха потерял способность рассуждать. Смотри: он есть хочет, но боится. Это ведь сразу было видно. Кто же виноват, что он такой чмошник? Мне его даже жалко за такую убогость. Может, принесем ему чего-нибудь – пусть стыдно станет?!

– Пусть член сосет – ничего я ему не понесу! – решительно сказал Лупьяненко.

Курсанты купили по два пакета молока и по две булочки на каждого. Кроме этого Антон купил еще пакет и булку для Бытько.

– Что – передумал? – улыбнулся Игорь.

– Ничего я не передумал. Пусть жрет! Мы этим ему все его ничтожество покажем. Я всему взводу расскажу, как Бытько в «чепок» «ходил».

Тем не менее, Лупьяненко съел булку сам, а Бытько отдал лишь пакет. Бытько жадными глазами смотрел на булки, но их ему так никто и не дал.

– Ну что, Бытько, хорошее молоко? – поинтересовался Игорь.

– Хорошее.

– То-то! А если бы мы тоже все время пугались, то никакого молока сейчас бы не было.

– Я не пугался. Просто я и хотел, и не хотел одновременно. Вот мне и лень было идти. А раз вы пришли, то можно и выпить, – Бытько пытался спасти свою репутацию.

– Да кому ты лапшу вешаешь, мой родной?! Я тебя насквозь вижу! – насмешливо сказал Лупьяненко.

Обстановка стала все больше накаляться. Попахивало конфликтом, и Игорь видел, что Антон специально на это идет. В это время раздалось несколько настойчивых стуков в дверь.

– Шорох! – испуганно шепнул Игорь.

Курсанты поспешно спрятали пакеты в столы и сдули хлебные крошки. В дверь продолжали стучать.

– Иди, открой, а то еще подумает, что мы тут спали, – сказал Игорю Лупьяненко.

– Застегнув верхнюю пуговицу и крючок хэбэ, Игорь быстро подбежал к двери и открыл замок.

На пороге стоял Шкуркин.

– Откуда ты взялся? Тебя ведь только в субботу опять в санчасть забрали? – удивился Игорь.

– Температуру сбили и выписали. А вы что здесь делаете?

– Класс мыли. Только что из «чепка» пришли.

– Неплохо вы прохлаждаетесь. Мне Шорох сказал взять тебя и идти в казарму получать на взвод чистое постельное белье.

– Шорох уже приехал?

– Только что.

– А про нас он что-нибудь говорил? – поинтересовался Лупьяненко.

– Тебе и Бытько нужно все здесь доубирать, что еще не убрали. А потом сюда придет Шорох и проверит, как вы это сделали, – пояснил Шкуркин.

– Вот здорово, что мне сдавать ничего не надо будет! Смотрите – если Шорох что-нибудь найдет, придется вам до отбоя убирать, – обрадовался Игорь.

– Ничего, мы тогда ему скажем, что это ты тут убирал, – пошутил Лупьяненко.

– А я тогда скажу, что я самый маленький и вы с Бытько меня били и заставляли все делать. Серьезно! Только попробуйте на меня свалить! – тоже в шутку пригрозил Игорь.

Получение белья было гораздо более приятным занятием, чем мытье пола в классе, правда, если не брать в расчет, что класс уже помыт, а белье еще только предстояло получить.

Придя в казарму, Игорь первым делом доложил Шороху о том, что класс убран, а затем пошел к Черногурову. Каптерщик уже выдал белье всем остальным взводам, а вот выдавать второму отказался:

– Сейчас я новые простыни пересчитываю. Вот когда, где-то через полчаса, закончу, тогда и приходите.

– Говоришь, новые простыни получил?

– Да, совсем нулевые.

– Тогда выдай хотя бы мне две штуки.

– Ишь ты, какой шустрый!

– Жалко тебе, что ли?

– Да бери, бери. Голову мне уже задурил! Взял? Все, иди к себе в кубрик. Через, полчаса придешь опять.

Черногуров пометил себе в блокнот, что Игорь уже получил две простыни, а Тищенко, довольный своим приобретением, отправился в кубрик. Там не было ни Шороха, ни Шкуркина. Младший сержант уже ушел в учебный центр, а Шкуркин отправился покурить на улицу. «Это даже хорошо, что Шкуркина нет – а то обиделся бы, что я и ему новые простыни не взял. Да и Шорох бы возмутился, что я в первую очередь не о сержантах, а о себе позаботился», – подумал Игорь и спрятал простыни в тумбочку.

Через полчаса Тищенко и Шкуркин получили двадцать шесть комплектов постельного белья. Игорь к тому же взял себе наволочку и полотенце.

– Ну что – сразу на кровати разложим? – предложил Шкуркин.

– Не надо. Мы ведь не будем все это целые сутки сторожить! А так, скорее всего, сопрут чего-нибудь, а нам потом отвечай! – возразил Игорь.

Шкуркин охотно согласился, и курсанты разделили белье на две части. Игорь отдал Шкуркину тринадцать комплектов и столько же (но без двух простыней) взял себе.

Из учебного центра пришли Бытько и Лупьяненко. Но Шкуркин и Тищенко решили пока им ничего не выдавать, чтобы не путаться в дальнейшем.

– Ну, как Шорох уборку принял? – поинтересовался Игорь.

– В основном – нормально. Только подоконники были грязные – мы ведь забыли их вытереть, когда сапогами натоптали, ну да ничего – Бытько метнулся за водой и все вымыл, – весело сообщил Лупьяненко.

– Ну, ты молодец! – похвалил Тищенко.

– Надо же было как-то заставить его мое молоко отработать! – пояснил Антон.

За пять минут до ужина появился усталый, замученный наряд. Ломцев, Туй и Сашин даже не успели переодеться и пошли в столовую в парадке.

– Белье на взвод получили? – спросил Гришневич у Игоря сразу после ужина.

– Так точно.

– Тогда раздавайте. Чего ждете?

Тищенко и Шкуркин принялись раздавать «постельные принадлежности». Игорь отобрал Гришневичу лучший комплект. То же сделал и Шкуркин для Шороха. Все было хорошо до тех пор, пока дело не дошло до простыней. Игорь совершенно забыл про свои, взятые у Черногурова, и машинально положил на свою кровать еще две. Поэтому получилось так, что на кровать Резняка простыней не хватило.

– Эй, Тищенко, где мои простыни? – возмущенно завопил Резняк.

– Тихо, не вопи – сейчас разберемся, – растерянно пробормотал Игорь.

– Чего разберемся? Чего разберемся? Ищи мои простыни!

– Что это там за вопли? – спросил сержант, привлеченный криками Резняка.

– Товарищ сержант, они мне простыни не выдали! А я сдавал – как же мне теперь спать?! – Резняк без зазрения совести выложил все Гришневичу.

– Шкуркин и Тищенко – ко мне! – рявкнул Гришневич.

Игорь и Шкуркин с опаской приблизились к сержанту и вытянулись по стойке «смирно».

– Товарищи солдаты, где еще две простыни? – грозно прорычал сержант.

В ответ Шкуркин лишь пожал плечами, а Игорь заметил:

– Не могу знать. Я все свои тринадцать комплектов роздал. У Резняка кровать четырнадцатая по счету – там должен был Шкуркин раздавать.

Игорь вовсе не собирался сваливать всю вину на товарища – в этот момент он совершенно искренне думал, что прав, совершенно позабыв о двух припрятанных нулевых простынях.

– Мне все равно, какая она по счету! Через десять минут на кровати Резняка должны лежать две простыни! В крайнем случае, принесете свои. А потом все равно будете метаться, пока уже себе не найдете. А то до утра с очек не слезете, да еще и заплатите за эти простыни, – сержант воспринял случившееся слишком серьезно.

И тут Игоря прошиб холодный пот. Он неожиданно вспомнил о двух припрятанных нулевых простынях. Но говорить об этом прямо сейчас было бы большой глупостью. Шкуркин убежал от греха подальше «искать простыни», а Игорь все еще стоял перед Гришневичем, мучительно пытаясь придумать, как выйти из этого щекотливого положения.

– Я не понял, Тищенко – ты еще здесь?!

– Так точно. Я просто…

– Улетел отсюда, боец! Шкуркин уже выполняет задачу, а тебя это, может быть, не касается? Может, ты у нас «дембель»?! – Гришневич буквально побагровел от злости.

– Товарищ сержант, вчера, когда взвод был в карауле, я случайно спер две нулевые простыни… Может они подойдут? – Игорь поспешно выдал первое, что пришло ему в голову.

– Я сказал – улетел искать простыни! Мне все равно, где ты их найдешь! – рявкнул сержант, до которого так и не дошел смысл сказанных Игорем слов.

Между тем, сам того не зная, Игорь играл с огнем – в каптерке у Черногурова прапорщик Атосевич выявил недостачу нескольких новых простыней. И если бы до старшины роты дошла эта реплика курсанта, не миновать бы Тищенко участи складской мыши, «поедающей» колбасу, сыр и телевизоры. Но теперь Игоря больше всего заботило то, как с наименьшими потерями выпутаться из этого дела. Тищенко дрожащими руками вытащил из тумбочки простыни, подбежал к Гришневичу и доложил:

– Товарищ сержант, вот две простыни. Разрешите отдать их Резняку?

– Действуй, – смягчился сержант.

Тем временем у кровати Резняка запахло грозой. В окружении тесного круга курсантов Резняк агрессивно наскакивал на Шкуркина:

– Эй ты, чмо тупорылое – где мои простыни?! А?

– Что ты сказал? – разъяренно спросил Шкуркин и подскочил к Резняку.

– Я говорю – где мои простыни? Ищи! – упрямо повторил Резняк, но слегка попятился назад.

– Их нет. Может, они у Тищенко, – более спокойным тоном предположил Шкуркин.

– А я говорю – ищи! Или мне из-за такой чамы, как ты, без простыней стать? А может, тебе зубы во рту мешают? – вновь пошел в атаку Резняк, заметив, что Шкуркин немного остыл.

И тут Шкуркин взорвался по-настоящему. С перекошенным от злости лицом и горящими гневом глазами Шкуркин подлетел к Резняку, схватил его за хэбэ и рванул ткань на себя, да с такой силой, что несколько верхних пуговиц сразу же со звоном покатились по полу.

– Пусти, дурак! – взвизгнул Резняк и ударил Шкуркина по рукам.

– Щегол ты еще зеленый! Я на тебя член ложил, понял?! – Шкуркин с силой отшвырнул Резняка под ноги стоявшим в кругу курсантов Албанову и Байракову.

Резняк почти тут же вскочил. Раскрасневшись от злости и обиды, Резняк подлетел сзади к отвернувшемуся Шкуркину, дернул его за рукав и истерично завопил:

– Ты так, да?! Ты так?!

– Я ведь тебе уже сказал, щегол! А если будешь много дергаться, я тебе сейчас все твои мозги через уши повыбиваю! – пригрозил Шкуркин, резко обернувшись назад.

– Ладно, Шкуркин – иди своей дорогой, – негромко пробормотал Петренчик.

– Я уж как-нибудь без тебя разберусь, – огрызнулся Шкуркин.

«Черт, а это они из-за меня чуть не подрались. Если узнают, то я могу нарваться на крупные неприятности. Надо побыстрее отдавать простыни и сматываться отсюда», – решил Игорь и подошел к Резняку.

– Чего надо? – буркнул Резняк.

Ему было неприятно, что Тищенко мог видеть их драку со Шкуркиным.

– У меня тут две простыни завалялись. Раз уж тебе не хватило – бери, – пояснил Игорь.

– Две простыни? А может, это ты все перепутал, а сам на Шкуркина свалил? – подозрительно спросил Резняк.

– С чего ты это взял? Сравни – эти две простыни совсем из другой партии. Они нулевые, а остальные старые, – поспешно заверил Игорь.

– Да? Ну, может, и так…, – Резняк сделал вид, что нехотя согласился.

В конце концов, ему было абсолютно все равно, откуда взялись эти две простыни. Но они в любом случае были лучшими во взводе, и Резняка это полностью устраивало.

Для многих во взводе эмоциональный взврыв Шкуркина был неожиданным. Тищенко тоже не предполагал, что всегда спокойный и даже немного флегматичный Шкуркин может так уверенно противостоять обидчикам.

– Ну, што, Тищэнка, разабрались вы с прастынями? – спросил подошедший Шорох.

– Так точно, – ответил Игорь и подозрительно покосился на котелок в руках командира отделения.

– Тагда вазьми мой катялок и памой. У тябе ж бальшой опыт, да? – засмеялся Шорох.

Тищенко смеяться не хотелось и он, мрачно пробормотав себе под нос «есть», пошел в умывальник. Там Игорь открыл котелок и осмотрел его внутренности. И сам котелок, и ложка были покрыты засохшими остатками гречневой каши. «И почему бы в казарме горячую воду не сделать?!» – раздраженно думал Игорь, водя пальцами по жирным и холодным стенкам котелка. Остатки каши удалось отскрести, но жир остался почти нетронутым. Мало того, что он плотным слоем облепил пальцы курсанта, так еще и не думал покидать стенки котелка. Промучившись так минут с десять, Игорь почувствовал, что от холодной воды у него начинают неметь руки. Тогда Тищенко достал из кармана хэбэ старый подворотничок и принялся вытирать им жир. «Ничего, что не совсем гигиенично – зато жир вытру. А если Шороху не нравится подворотничок с гуталином, то пусть сам моет», – подумал Игорь. Вскоре котелок был чист, и курсант понес его Шороху. «А что, если бы я котелок не подворотничком мыл, а какой-нибудь портянкой?! Или вообще тряпкой, которой очки мыли? Неужели ему потом есть не противно? Нет, я бы свой котелок так не мыл», – размышлял Тищенко по дороге в кубрик.

Шорох скептически осмотрел котелок и, ничего не сказав о качестве помывки, приказал сдать его Черногурову в каптерку. «Так вот оно что – Шорох больше из этого котелка есть не собирается! Выходит, что все котелки в роте общие. Может и тот когда-нибудь тряпкой из-под очек мыли, в котором я кашу ел?! Хотя чему тут удивляться – если трусы являются общими для всего батальона, если не вообще гарнизона, то почему бы и котелкам не быть общими для всей роты», – решил Игорь.

Черногурова не оказалось на месте и Тищенко пришлось сбегать за ним в четвертый взвод.

После отбоя, как и обычно, сержанты вначале пели песни, а затем Алексеев с барабаном на шее ходил по казарме и гнусавым от отчаяния и унижения голосом ныл в такт своим шагам:

– Во второй роте все спокойно. Во второй роте все спокойно.