Текст книги "Учебка. Армейский роман (СИ)"

Автор книги: Андрей Геращенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 48 страниц)

Тем временем Албанов и Байраков начали просить у капитана разрешение сходить в общежитие и позвонить домой. Капитан не разрешил. Дождавшись, пока капитан отойдет подальше, Байраков и Албанов попросили о том же у Федорова, ни сном, ни духом не ведавшего о предыдущем разговоре. Федоров оказался человеком более демократичным и отпустил находчивых курсантов. Рысько из третьего взвода вместе с опомнившимися Сашиным, Петренчиком и Каменевым попытались, было, последовать их примеру, но Федоров их не отпустил. «Можно подумать, что звонить могут отпустить половину взвода. Надо быть дураком, чтобы подойти второй раз, да еще и вчетвером… Хотя за спрос не бьют – а вдруг бы и отпустил, все равно ведь рядом», – Тищенко мысленно оценил действия товарищей.

Албанов и Байраков вскоре вернулись и сообщили, что оба телефонных аппарата все равно поломаны. Их возвращение видел капитан. Подойдя к курсантам, он нервно спросил:

– Я ведь запретил вам идти звонить – по какому праву вы ушли в самовольную отлучку?!

– Нам разрешили, – буркнул Байраков.

– Кто?

Байраков с надеждой посмотрел на Федорова. Старший прапорщик уже все понял, и ему больше ничего не оставалось, кроме как смущенно ответить вместо Байракова:

– Товарищ капитан, это я виноват – они мне не сказали, что вы им запретили идти.

– Эх вы… Разве так… Чтобы это было в последний… Приступить к работе! – капитан тоже почувствовал себя неловко и так и не сказал ничего вразумительного.

Игорь внимательно наблюдал за всем происходящим, и больше всего его поразило лицо Албанова. Если Байраков то белел, то краснел от волнения, то на лице Албанова не дрогнул ни один мускул. Казалось, что оно вытесано из камня. «Ну и нервы же у Албанова – его ничем не прошибешь!» – удивился Тищенко.

Когда Игорь копал очередную ямку, откуда-то из-за общежитий донесся приглушенный звук репродуктора-усилителя:

– Пятнадцатая, шестнадцатая – возле щитов с орденами комсомола. Построились? Хорошо. Завтра вы впервые войдете в учебные классы нашего техникума. Но где-то числа третьего мы выезжаем в колхоз. С собой иметь…

– Так здесь что – техникум? А почему негры и арабы ходят? – удивленно спросил Игорь.

– Это общежития БПИ. А за ними – какой-то техникум, – авторитетно пояснил Лупьяненко.

Звук усилился, и Тищенко без особого труда различал все, что там говорилось. Выступали ветераны техникума, родители поступивших, администрация.

– Словно у нас на присяге, – заметил Тищенко.

– Ну, ты сравнил! Они ведь на свободе! А я бы сейчас в колхоз тоже съездил бы. А ты? – Антон весело посмотрел на Игоря.

– Само собой – еще спрашиваешь!

Курсанты уже здорово устали и никто не хотел копать последний ряд ямок. То тут, то там раздавались возмущенные реплики о том, что и так проработали уже половину воскресенья, а по уставу воскресенье является выходным днем. Сержанты отнеслись к этому как-то пассивно и не одергивали недовольных, потому что ими и самим хотелось быстрее в казарму – срывалось воскресное увольнение. Капитан пару минут поразмышлял о проблеме «пряника и кнута» и не без колебаний решил остановиться на первом. Особо отличившимся курсантам было обещано увольнение. Несколько человек сразу же бросились к лопатам, остальные же начали работать лишь потому, что просто последовали чужому примеру. Игорь знал почти наверняка, что не получит никакого увольнения, но копать старался – было уже ясно, что эта ямка будет последней, а значит, закончив ее, можно будет отдыхать на траве.

Подождав, пока все выкопают до конца, капитан попросил Федорова:

– Постройте личный состав.

Федоров построил и капитан объявил:

– За хорошую работу личному составу…

– Второго и третьего взводов, – подсказал Федоров.

– Второго и третьего взводов объявляется благодарность!

– Служим Советскому Союзу, – нестройно пробормотали курсанты.

Игорь подумал, что сейчас капитан заставит ответить их, как положено, но тот ограничился лишь тем, что недовольно промямлил что-то нечленораздельное.

– Товарищ капитан, а как быть с увольнениями? Может прямо сегодня? – спросил кто-то из третьего взвода.

– Мы еще посоветуемся со старшим прапорщиком Федоровым и сержантами, и потом они вам все объяснят, – уклончиво ответил капитан.

По «личному составу» пронесся вздох разочарования, – курсанты начали подозревать, что их просто надули.

Вскоре вновь подошли машины и курсантов отвезли назад в казарму. Вопрос об увольнениях так и остался открытым, из-за чего все дружно потешались над Стоповым, принявшим слова капитана за чистую монету, и работавшим в последние четверть часа не хуже бульдозера.

– Ящо можэт и пайду, когда решат! А вы – так точна не пайдете! – философски парировал Стопов и, в сущности, он был прав – главное было в том, что капитан его все же отметил, а увольнение еще можно было попросить (или аккуратно потребовать) при первом же удобном случае.

После обеда второй взвод поджидал очередной сюрприз – в роту пришел Атосевич и приказал Гришневичу выделить человека для охраны только что припаркованной у казармы техники – нескольких кунгов на базе «Урала» и «Газ-66».

– А что значит – для охраны? – недоуменно спросил Гришневич.

– То и значит – нужно охранять технику, вот и вся задача! А то до вечера ее могут по частям разобрать.

– А почему именно мой взвод?

– Потому, товарищ сержант, что так решено – я не обязан перед вами отчитываться! – Атосевич, не привыкший к возражениям, начал терять терпение.

– Но…

– Вы будете выполнять приказ?!

– Так точно. Сколько надо человек? – понуро спросил Гришневич.

Ему было неприятно, что Атосевич так разговаривает с ним в присутствии курсантов:

– А с чем он будет – со штык-ножом?

– Он будет в снаряжении часового – и автомат, и боевые патроны.

– А как же он будет один без смены стоять? – удивился сержант.

– Ничего, не умрет – через часика четыре, может пять, технику уберут в парк. Хотя… Ладно, Гришневич, выдели двоих – пусть посменно ходят.

– А оружие где сменщик держать будет?

– Можно в оружейке.

– Значит каждые полтора часа ее закрывать и открывать?

– Тогда вот что – пусть держат оружие при себе – головой за него ответят! А сейчас быстро выделяй людей и пришли их к оружейке – я их там проинструктирую…

– Есть.

Гришневич начал мысленно перебирать курсантов. Курсанты тем временем настороженно ждали решения своего командира. Никому из них не хотелось, проработав половину воскресенья на ямах, другую половину проторчать с автоматом возле казармы. Наконец Гришневич огласил приговор:

– Коршун и Кохановский – в распоряжение прапорщика Атосевича! Шагом марш к оружейке!

– Иди, Стасик, тащи службу! – «тепло» напутствовал Коршуна Резняк.

Коршун ничего не ответил, а вот Кохановский что-то недовольно пробормотал в ответ.

– А ты чего, чмошник, хавальник раззявил?! – возмущенно заорал Резняк, подскочил к Кохановскому и заехал ему сапогом под зад.

Удостоверившись, что Гришневич куда-то ушел, Кохановский схватил Резняка за рукав хэбэ с явным намерением расправиться с обидчиком. И он непременно бы это сделал, если бы не Петренчик, Байраков и Каменев, подскочившие к Кохановскому сразу с трех сторон. Петренчик просто грубо толкнул Кохановского плечом, а Каменев с ехидной улыбкой взял его под руку и спросил:

– Что, Коха, на подвиги тянет? Слишком здоровый стал?

– А чего он? Я его трогал?! – все так же возмущенно спросил Кохановский, но все же отступил на шаг назад, учтя превосходство противника в численности.

– Все нормально, Коха – иди и неси службу, а об остальном не беспокойся, – насмешливо сказал Байраков и подчеркнуто аккуратно развернул Кохановского лицом к оружейке.

Резняк при этом издевательски засмеялся:

– Иди, иди, а то Коршун все патроны заберет! Ха-га-га!

Кохановский ничего не ответил и пошел к оружейке, как-то обреченно вжав голову в плечи.

– Еще дергается, чмошник! Надо ему темную устроить – да, Тищенко?! – спросил Резняк, заметив, что Игорь смотрит прямо на него.

– Это твое дело, – спокойно ответил Тищенко, но в душе испугался, что с ним сейчас будет то же, что и с Кохановским.

– Ясное дело – мое! Не у тебя же спрашивать! – самодовольно сказал Резняк и с демонстративной надменностью отвернулся в сторону.

Но Тищенко был только рад такому исходу.

Через минут пятнадцать после ухода Кохановского и Коршуна Атосевич объявил, что сегодня фильм будет демонстрироваться за территорией части в кинотеатре «Знамя».

– А где этот кинотеатр? – спросил Игорь.

– Как его Атосевич назвал? – уточнил Лупьяненко.

– Кинотеатр «Знамя».

– «Знамя»?

– Ну да.

– «Знамя»… Даже не знаю… Не могу вспомнить. Может где-нибудь в новостройках.

Лупьяненко считался во взводе одним из знатоков минских кинотеатров и Игорь удивился тому, что его товарищ на этот раз оказался не на высоте.

Первым на пост Атосевич отправил Коршуна, а Кохановский с грустным видом и полным боевым снаряжением вернулся в кубрик взвода.

– Чего ты такой печальный, Коха – ведь не ты на пост пошел, а Коршун?! Еще неизвестно, сколько вам там стоять, но ты теперь почти в любом случае простоишь меньше, а? – спросил у него Лупьяненко.

– Еще спрашиваешь – вы в кино идете, да еще в город, а я, как дурак, буду здесь сидеть, – со вздохом ответил Кохановский.

– А ты и есть дурак – надо было службу лучше тащить! – насмешливо сказал Резняк.

Кохановский промолчал.

Тогда в разговор вмешался Каменев. Подмигнув Резняку, он с издевкой спросил у Кохановского:

– Коха, а ты разве не дурак – как сам думаешь?!

– Да ну вас! – угрюмо ответил Кохановский и пошел к своей койке на противоположную сторону кубрика.

– Он не дурак – он просто чмошник! – нарочито громко сказал ему вслед Петренчик, и они вновь дружно засмеялись втроем вместе с Резняком и Каменевым.

Если раньше Кохановский яростно огрызался, то теперь в нем словно что-то надломилось, и он все чаще начал уступать своим недругам.

Тищенко с большим неудовольствием наблюдал за ростом влияния Байракова, Албанова, Петренчика, Каменева и Резняка на курсантов взвода. Особенно Байракова. Если Резняк и был внешне самым наглым, то все же был просто скандалистом, а вот Байраков, чаще оставаясь в тени, все больше оказывал влияние на жизнь взвода. Достаточно сильные позиции были и у Ломцева, Шкуркина, Федоренко, Вурлако, Улана и некоторых других, но каждый из них был как-то сам по себе и реального противовеса «пятерке Байракова» не было. Правда в последнее время Шорох и особенно Гришневич стали недолюбливать слишком активного курсанта. И Гришневичу, и Шороху не нравилось то, что Байраков уже пару раз пытался подчеркнуть свое особое положение. Гришневич оба раза отправлял после этого Байракова в два подряд наряда по роте, и курсант стал действовать гораздо хитрее и осторожнее. Внешне он почти льстил сержантам, за глаза же обзывал их последними словами. Видимо, кое-что дошло и до Гришневича, и тот как-то предупредил Байракова:

– Смотри, боец – за длинный язык можно почки потерять…

Не на шутку испуганный Байраков заверил сержанта, что все это ложь его недоброжелателей, а вечером того же дня устроил Фуганову, Бытько и Валику чуть ли не допрос. Те, естественно, все отрицали и в итоге этого «гнилого» разбора Байраков пообещал, глядя куда-то в потолок:

– Если найду стукача, то все зубы повыбиваю!

Все трое стали тут же уверять Байракова в своей ненависти к сержанту, и все это вызвало у Игоря какое-то неприятное чувство гадливости.

Байраков хотел поговорить и с Сашиным, но так и не решился этого сделать. К тому же в случае чего за Сашина горой встали бы не только отец-майор и Гришневич, но и Петренчик, что в планы Байракова тоже не входило.

«А ведь Байраков больше рисуется, чем ищет стукача. Он не дурак, и прекрасно понимает, что все его реплики о сержантах, как, впрочем, и мои, и любого другого, мог запросто случайно подслушать кто-нибудь из сержантов и даже сам Гришневич. К тому же Байраков не случайно выбрал тех, кто послабее – чтобы не произошло осечки. Он и ко мне мог бы приколебаться, если бы не мой конфликт с сержантом – подумал Игорь. Тищенко испытывал к Байракову сильную антипатию после случая с котелками, а последние события еще больше укрепили эту его установку.

Роту построили в том же порядке, в каком водили в баню и строй начал переходить улицу Маяковского через открытые ворота КПП. При этом курсанты несли непременные красные флажки впереди и позади строя. Кинотеатр «Знамя» оказался гораздо ближе, чем могли предположить Тищенко и Лупьяненко – всего в каких-нибудь ста пятидесяти метрах от части во дворе девятиэтажек, стоящих на другой стороне улицы Маяковского прямо напротив штаба. Издали кинотеатр снаружи здорово напоминал большой деревянный сарай и несколько разочаровал курсантов.

– Ну и кинотеатры же у вас в Минске! У нас даже в Городке лучше, не говоря уже о Витебске, – насмешливо сказал Игорь.

– А ты их хоть видел – минские кинотеатры?! – зло спросил его Лупьяненко.

– А чего их видеть – вот он передо мной, кинотеатр «Знамя»!

– Да это какой-то левый кинотеатр, полуподпольный…

– Какой же он полуподпольный – вон и афиши, и название кинотеатра написано?!

– Да нет у нас больше таких забитых кинотеатров – это только здесь, потому что на окраине! Недаром же я про него за всю свою жизнь ни разу не слышал. А в самом городе хорошие кинотеатры – «Беларусь», «Москва», «Мир», да все и не перечислишь! – Лупьяненко говорил со страстью, способной убедить даже камень.

Тищенко с самого начала верил Антону, но просто не подавал виду – ему доставляло удовольствие играть на патриотических струнках горожанина.

Билеты покупал кто-то из сержантов, предварительно собрав со всех по двадцать копеек. Внутри кинотеатр был более уютным, но все же и здесь хранил печать патриархальности – колоритно выделялись стены из широких досок, покрашенных в желтый цвет. Вместе с деревянными полом и потолком они образовывали небольшое фойе. В этом фойе курсанты ожидали начала сеанса. Гражданских было совсем мало.

– Похоже, что «Знамя» большой популярностью не пользуется, – заметил Игорь.

– Окраина. Хотя странно – здесь поблизости других кинотеатров нет, могло бы и побольше народа придти, – задумчиво ответил Лупьяненко.

Все сомнения курсантов разрешились бы очень быстро, если бы они знали, что «Знамя» не обычный гражданский кинотеатр, а специально построенный для жильцов небольшого военного городка, расположенного напротив части. Поэтому и был он таким маленьким и непритязательным, поэтому и было в нем немного народа – почти весь городок знал, что сегодня приведут солдат, и никто в кинотеатр особенно не стремился – всегда лучше сходить на сеанс, где посвободнее. Немногочисленные же гражданские были в основном случайно забредшими из соседних с городком гражданских домов – благо, городок не был отделен, как обычно, забором от остальной застройки. Но всего этого Игорь и Антон не знали, да и не могли знать, потому что пришли сюда впервые, а сержанты раньше про «Знамя» не рассказывали (не потому, что это было тайной – просто здесь редко бывали).

Наконец открыли двери и все вошли в зрительный зал. Показывали «Игру в четыре руки» с участием Жана Поля Бельмондо. Фильм Игорю понравился уже тем, что позволил хоть на час забыть о службе и перенестись в веселый мир комедии.

Выходя на улицу, Тищенко почувствовал, что от его былого пренебрежения к кинотеатру не осталось и следа. Наоборот, Игорь сейчас с симпатией посмотрел на здание: «Ничего, что он такой неказистый – зато кино посмотрели. А так сидели бы за забором». И Игорь ощутил в глубине души благодарность к тем людям, которые построили кинотеатр. Назад вернулись быстро.

День уже близился к концу, как вдруг после ужина пропал Вурлако. То есть его просто никто не мог отыскать, хотя он зачем-то понадобился Гришневичу. Игорь вообще заметил, что по какому-то странному «закону подлости» сержанту всегда был нужен именно тот курсант, который вдруг отлучался по своим делам. Вурлако нигде не могли найти, и Гришневич уже собрался, было, построить взвод, как вдруг Бытько вспомнил, что слышал разговор Вурлако и «дедов» хозвзвода после обеда. Они уговаривали Вурлако придти к ним после ужина, а затем, Бытько не расслышал. Тут же подвернулся и проходивший мимо Мархута из третьего взвода, сообщивший со своим обычным глупым выражением лица о том, что «деды» хозвзвода только что повели Вурлако вниз. Гришневичу связываться с «дедами» не хотелось, но надо было идти за курсантом (а вдруг того повели вниз, чтобы просто избить за какой-нибудь прошлый конфликт). Мысленно матеря Вурлако последними словами, Гришневич, взяв с собой Ярова и Шороха, поспешили на улицу. Возвратились они минут через пятнадцать, но уже с Вурлако.

– Вурлако, кто тебе разрешил без моего разрешения выходить на улицу?! – спросил Гришневич у курсанта, когда они пришли в свой кубрик.

– Виноват, товарищ сержант – ребята просто попросили, чтобы я помог им сделать машину. Земляки – разве я мог им отказать?!

– Да и к тому же «деды», да?

– И это тоже…

– Все это нормально, но только запомни, Вурлако – такие вещи в обход сержанта не делают. Ясно?

– Так точно.

– Ты ведь сам чувствуешь – раз ты старше большинства взвода, я и относился к тебе по другому… Думаю, что ты это чувствовал?

– Так точно.

– Чтобы так было и дальше, ты не должен этим злоупотреблять и припухать. Иначе можно так же сделать, как и со Шкуркиным.

– Виноват, товарищ сержант – это больше не повторится! – поспешно заверил Вурлако, не желавший лишних осложнений.

– Так что, сержант – дашь ты нам этого бойца или нет? – нетерпеливо спросил один из подошедших хозвзводовских «дедов».

– Как ты сам – поможешь им? – спросил у Вурлако Гришневич.

– Можно и помочь, чего уж там, – ответил курсант.

– Только это, сержант… Мы, может быть, немного задержимся, и он минут на двадцать-тридцать на отбой опоздает, – уточнил «дед», обрадованный всеобщим согласием.

– Ладно. Но только не позже – может придти дежурный по части и проверить, – предупредил сержант.

«Дед» заверил, что «все будет в лучшем виде» и увел Вурлако делать машину.

Коршун и Кохановский почти весь день проторчали возле казармы, потому что технику перегнали в парк лишь за полчаса до отбоя.

– Ну, как было в наряде, Коршун? – весело спросил сержант.

– Так оно ничего, только замерзли – были бы в бушлатах или шинелях – было бы здорово, – в тон ему ответил Коршун.

– Это точно – в карауле надо в шинелях стоять. Прапорщик Атосевич обещал выдать их на этой неделе. Так что, Коршун, скоро в карауле исчезнет последняя для тебя неприятность, и ты сможешь тянуть службу предельно бодро и бдительно!

«Вот и лето закончилось; уже осень – скоро шинели получим», – подумал Игорь, вспомнив, что на календаре уже первое сентября.

После отбоя Тищенко было интересно, когда же вернется Вурлако, но Игорь устал за день и уснул, не дождавшись его возвращения.

Глава двадцать девятая
Увольнение

^{Неожиданное увольнение. Тищенко ищет госпиталь. Везде впервые – в городе, в метро, на площади Якуба Колоса, возле монумента Победы. За одной стойкой с милиционером. Стереофильм в кинотеатре «Мир». Очки для просмотра слишком хрупкие. Тищенко отказывает девушке в помощи. Патруль. Нарушение формы одежды. Настроение Тищенко резко портится. Ссора в троллейбусе. Шкуркина снова забрали в госпиталь.}

Второго сентября сразу после завтрака в роту позвонил из санчасти Вакулич и сообщил, что Тищенко надлежит прибыть в парадной форме, о чем и сказал курсанту Гришневич. Игорь знал, что, скорее всего, Вакулич повезет его в госпиталь для сдачи анализов. Получив у Черногурова парадку и слегка подгладив ее в бытовке, Игорь пошел в санчасть. Взвод уже минут пять назад ушел в учебный центр.

Несмотря на то, что был уже десятый час утра, на крыльце санчасти почти никого не было, если не считать какого-то худого солдата, который, опустив голову вниз, сидел, облокотившись на перила ограждения. Заслышав шаги Игоря, солдат поднял голову, и Тищенко сразу же узнал Столярова. Столяров был без очков и Игоря, скорее всего, не узнал, потому что вновь равнодушно опустил голову вниз.

– Кто спит – встать! – шутливо скомандовал Игорь.

Столяров вздрогнул и испуганно приподнялся. Но потом, узнав Игоря, опять сел на место.

– Ты что – тоже в госпиталь едешь? – спросил у него Тищенко.

– Не знаю…, – пожал плечами столяров.

Ответ показался Игорю странным, и он задал «наводящий» вопрос:

– А почему ты в хэбэ, а не в парадке?

– А почему я должен быть в парадке?

– В госпиталь, наверное, только в парадках ездят?! Как же ты в таком виде поедешь?

– Мне вначале надо еще узнать – повезет меня Вакулич или нет. Если повезет – я сбегаю в казарму и переоденусь, – пояснил Столяров.

«Пошел бы сейчас и переоделся, а то жди потом тебя!» – недовольно подумал Игорь и уже собрался, было, высказать эту мысль Столярову, но в это время на крыльце появился Вакулич.

– Ты уже здесь? Хорошо. Сейчас решим, что нам делать дальше.

Все это Вакулич говорил Игорю. На Столярова же старший лейтенант не обращал никакого внимания, словно бы того не было вовсе. Столяров, несколько раз намеренно «влезавший в кадр», не выдержал и спросил у Вакулича:

– Товарищ старший лейтенант, а как же я?

– А-а, это ты, Столяров…, – Вакулич сделал вид, что впервые заметил курсанта, хотя тот минут с десять вертелся у него под носом.

– Так что мне делать? – переспросил Столяров, несколько вдохновленный тем, что на него обратили внимание.

– Что делать, что делать… Я не знаю, что тебе делать! У них сейчас там ремонт, да и очки в окружном госпитале просто так не выписывают – пока закапают, пока то, се… это большая морока! С тобой как-нибудь в другой раз…

– Как же я буду без очков? Меня и в наряды ставят, а я плохо вижу…

– Картошку в пальцах видишь? Вполне можешь чистить. Тебя ведь не в снайперы посылают!

– Вы врач и должны мне помочь! – раздраженно сказал Столяров.

Для кроткого и забитого Столярова произнесенная им фраза была весьма смелой и неординарной. Вакулич, сделав нарочито удивленное лицо, спросил с едва скрываемой усмешкой:

– А ты еще и грубить можешь, оказывается? А, Столяров?

– Я не грублю. Разве врач не должен помогать? – обиженно спросил курсант.

– А я разве тебе не помогаю? – усмехнулся Вакулич.

Но уже было ясно, что старший лейтенант начинает терять терпение. Столяров промолчал. Вакулич, обиженный такой черной неблагодарностью послал вконец расстроенного Столярова на три буквы и прогнал назад в казарму. Потом посмотрел на Игоря и задумчиво пробормотал:

– Так… А что же мне с тобой делать?

– То есть? Вы ведь сами позвонили, чтобы я сюда пришел?! – удивился Игорь.

– Позвонить-то я позвонил, но вот какое дело – машины нет, а тебя одного мне специально везти не хочется, – пояснил Вакулич.

Надувшись, Тищенко отвернулся в сторону и молча ожидал окончательного решения старшего лейтенанта. Вакулич молчал. Игорь не выдержал и спросил:

– Товарищ старший лейтенант, мне теперь, выходит, как и Столярову – в казарму идти?

– Сейчас вместе пойдем.

– ??? – Игорь во все глаза смотрел на Вакулича.

Он решительно не мог понять старшего лейтенанта. Ясно было только одно – Вакулич не шутит, потому что врач решительно пошел по тротуару, не оглядываясь на Игоря. Теряясь в догадках, Тищенко поспешил вслед за Вакуличем. Курсант никак не решался спросить о цели этого визита, но Вакулич все понял по его глазам и пояснил:

– Хочу у Денисова взять для тебя увольнительную. Не велика ты птица, чтобы из-за тебя мне через весь город тащиться – доедешь сам. Или, может быть, тебя такой вариант не устраивает?

– Никак нет – устраивает, даже очень устраивает! – поспешно сказал Игорь, в душе раз десять прокричав «Ура!».

«Ну и молодец Вакулич – лучшего и пожелать нельзя! Получу увольнительную и в город – в кино схожу, мороженого поем, в метро покатаюсь!» – вариант с увольнением открывал перед курсантом невиданные возможности и Тищенко едва удерживал распиравшую его со всех сторон радость.

– Чего ты так обрадовался – Денисов еще может и не даст увольнения, – слова Вакулича холодным душем окатили курсанта, и он с замиранием сердца проводил взглядом врача, скрывшегося за дверью канцелярии, где находился Денисов.

Вакулич долго не возвращался. «Черт, наверное, Денисов не хочет давать увольнительную», – подумал Игорь. Через несколько минут Вакулич вышел, но уже вместе с Денисовым. Весело разговаривая о каких-то «Жигулях», они прошли рядом с Игорем, даже не взглянув в сторону курсанта. Они уже отошли метров на десять вдаль по коридору, и Игорь растерянно поплелся им вслед. Но ротный прекрасно видел Тищенко. Закончив разговор, он неожиданно развернулся и сказал:

– Увольнение заканчивается в пятнадцать ноль ноль. В это время ты обязательно должен быть в своем взводе. Еще раз проверишь свой внешний вид и потом пойдешь к дежурному по части. Если он найдет недочеты в форме одежды – быстро исправишь и вновь к нему, если не найдет – сразу едешь в госпиталь. Все остальное тебе расскажет старший лейтенант Вакулич.

Попрощавшись с врачом, Денисов вышел из казармы.

Игорь так ничего и не сказал ротному в ответ, потому что не смог найти подходящих для этого случая слов. Вакулич начал подробно инструктировать Тищенко:

– Сегодня твоей задачей будет сдача анализов в лабораториях, и обязательно сними ЭКГ. Помнишь, как надо добираться?

– Да, – ответил Игорь, но это прозвучало, как «не знаю».

Уловив в ответе курсанта некоторую неуверенность, Вакулич вновь подробно рассказал, как доехать до госпиталя и в самом конце повторил несколько раз:

– Запомни самое главное – госпиталь находится на улице Варвашени. Это хорошо известная улица и любой встречный всегда тебе укажет, как туда проехать. Если ты все же запутаешься с транспортом.

– А как быть с прополисом и спиртом? – спросил Тищенко, видя, что старший лейтенант едва ли о них помнит.

Так оно и оказалось – недоуменно посмотрев на Игоря, Вакулич вопросительно прищурил глаза и спросил:

– С каким прополисом?

– Как с каким? С тем, что мне мать привезла.

– А, ну да… Это тебя хирург просил…

– Не хирург, а ухогорлонос. Это не для него, а для меня, чтобы лекарство сделать, – пояснил Игорь.

– Это такой старый врач?

– Да.

– Сегодня ничего не получится – он теперь по понедельник выходной. В следующий раз ему все завезешь, когда будешь результаты анализов забирать. Собирайся быстрее, а то время идет.

– А увольнительная?

– Вот, держи – я совсем забыл, что тебе не отдал…

– А я уже в принципе готов, только пакет сейчас из тумбочки возьму.

– Тогда иди к дежурному по части, а я в санчасть пойду. Если у тебя что-то не получится в госпитале, то по приезду зайди в санчасть. Если все будет нормально – заходить не надо, хотя… зайди, книжку ведь все равно надо назад принести. Где она у тебя?

– Во внутреннем кармане, рядом с военным билетом.

Оглядев себя с ног до головы в двух зеркалах в бытовке, Тищенко не обнаружил никаких изъянов и со спокойным сердцем спустился на первый этаж, где размещался дежурный по части. Дежурил старый и чрезвычайно занудливый прапорщик из первой роты. Выведя Игоря на улицу и поставив по стойке «смирно», он раз пять обошел курсанта в надежде отыскать хоть какие-нибудь огрехи. Но все было в порядке. Вернее, почти все. Недовольно покосившись на пуговицу, основательно потерявшую свой рельефный рисунок от массированного трения об автомат во время присяги, прапорщик провел для Тищенко экспресс-инструктаж:

– В увольнении вести себя достойно и бдительно. Формы одежды не нарушать – не расстегиваться. Не забывай о правильном и своевременном отдании чести. Ни в коем случае не потеряй увольнительную записку. Если будут какие-либо замечания от патруля – доложишь сразу по прибытии. Жду тебя не позже трех часов дня.

Наконец получив «добро» дежурного по части, Игорь со странным чувством открыл дверь КПП. Оказавшись по другую сторону забора, Игорь вначале даже растерялся, остановившись в двух метрах от КПП: он не слышал ничьего приказа и впервые оказался один на один с почти полуторамиллионным городом. Неожиданная свобода оказала на Тищенко слишком сильное воздействие, и курсант в первый момент начисто забыл все, о чем ему недавно говорил Вакулич. Забыл о транспортных маршрутах, забыл названия улиц и едва ли не саму цель поездки. Из КПП вышел Креус и, бегло взглянув на Игоря, перешел по переходу на другую сторону улицы. Это вывело Игоря из оцепенения, и для начала он решил отойти от КПП подальше, а потом уже спокойно поразмыслить над своими дальнейшими действиями. Еще четверть часа назад предстоящая дорога не вызывала у Игоря никаких сомнений, теперь же долгий путь с многочисленными пересадками казался курсанту не проще полета на Луну и Тищенко весьма смутно представлял, что будет делать дальше.

Подошла «пятерка» и Игорь доехал на ней до Ульяновской. Перейдя через небольшую площадь, Игорь заглянул в тот же киоск, к которому он когда-то подходил при самой первой поездке в госпиталь. Газеты в Минске раскупают рано, но все же Тищенко удалось кое-что купить.

Дальше Игорь добирался на автобусе. Проезжая по городу, Тищенко увидел за окном неширокую реку, одетую в простую, но аккуратную бетонную набережную.

– Свислочь совсем обмелела – давно такого жаркого лета не было. Уже сентябрь начался, а дождя все нет и нет, – сказал один пожилой пассажир своей спутнице.

«А ведь за нашей частью тоже Свислочь протекает», – вспомнил Игорь и стал вглядываться в таблички на домах. По ним он понял, что после моста через Свислочь Ульяновская закончилась и началась Первомайская. Автобус повернул влево, провез Игоря по улице Змитрука Бядули и выехал на улицу Козлова. Здесь Тищенко увидел трамвайные пути и, вспомнив, что последний отрезок дороги к госпиталю обычно проделывали на трамвае, вышел из автобуса. Трамвай пришлось ждать довольно долго, к тому же Игорь не знал, на каком номере ему нужно ехать и сел в первый же попавшийся, подошедший к остановке. Но ему повезло, потому что трамваям больше ничего не оставалось, кроме как везти Игоря к госпиталю – других боковых ответвлений просто не существовало. Сидя на мягком сиденьи, курсант неожиданно для себя задремал.

Открыв глаза, Игорь испугался, что уже проехал госпиталь и быстро посмотрел в окно. Это была улица Варвашени, но вот где был госпиталь, Игорь не знал и на всякий случай вышел на ближайшей остановке. Местность была незнакомой, и Тищенко поспешно спросил у проходившей мимо молодой женщины:

– Скажите, пожалуйста, а госпиталь отсюда далеко?

– Госпиталь?

– Да. Там еще телезавод «Горизонт» находится напротив ворот, – добавил Игорь, считая, что гражданский человек может и не знать о военном госпитале.

– Это вам надо было не здесь сходить, а на следующей остановке.