Текст книги "Учебка. Армейский роман (СИ)"

Автор книги: Андрей Геращенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 48 страниц)

В казарме Игоря заинтересовал какой-то нервный спор, доносившийся с тумбочки дневального. Выглянув из кубрика в проход, Игорь увидел, что на тумбочке стоит Аскеров и с едва заметной улыбкой что-то поясняет стоящему возле него Сапожневу. Игорю даже было показалось, что они мирно разговаривают, как вдруг он явственно услышал нервный крик Сапожнева:

– Стань по стойке смирно, солдат! Ты ведь дневальный!

– Я и стою! – невозмутимо ответил Аскеров.

Это было почти открытое неповиновение сержанту. Игорь стал с интересом наблюдать за происходящим. Сапожнев был самым нерешительным из всех сержантов, и сейчас это было хорошо заметно – он явно растерялся и не знал, как себя вести в возникшей ситуации. Аскеров же, напротив, с нескрываемым торжеством смотрел на сержанта.

– Ты станешь или нет?! – нервно спросил Сапожнев.

– Стану, если так хочешь! – улыбнулся Аскеров, но все же вытянулся по стойке «смирно».

– Так-то, – облегченно сказал Сапожнев и отошел от тумбочки.

– А тэпер мэне можна стать, как раньше? – спросил у него Аскеров.

– Можно. Главное, чтобы ты свои обязанности выполнял, – сказал ему Сапожнев и, недовольно взглянув на Игоря, пошел в свой кубрик.

– Молодец ты, однако – смело с сержантом говорил! – похвалил Игорь Аскерова.

– А ты думаль! Чито мэне сержант, он еще молодой – только полгода служит!

– Скоро уже год будет, – поправил Тищенко.

– Э-е! До приказ еще дожить надо. Скоро и мы «свисток» будем, – философски заметил Аскеров.

– Будем, – согласился Игорь.

После ужина рота гудела, как растревоженный улей. Ажиотаж поднялся из-за привезенных шинелей. Атосевич вместе с Черногуровым еще только пересчитывали в каптерке привезенные шинели, а по роте уже прокатился слух о том, что шинелей хватит далеко не всем. Опасаясь, что слухи окажутся верными (благо, за долгую службу старшего сержанта таких примеров было предостаточно), Щарапа заявил, что третий и пятый взвода будут получать шинели первыми. Его охотно поддержал Дубиленко. Гришневич, Петраускас и Миневский слегка поморщились, но открыто возражать не стали. Тем не менее, едва Атосевич высунулся из каптерки и спросил о том, как лучше выдавать шинели, Гришневич, как ни в чем не бывало, заявил:

– Лучше всего вначале первому, потом второму и так далее…

Щарапа и Дубиленко недовольно переглянулись, но тоже, в свою очередь, промолчали. Атосевич согласился с предложением Гришневича и принялся выдавать шинели первому взводу. Щарапа успокоился быстро, а вот Дубиленко продолжал нервничать – до пятого взвода шинели могли и не дойти. «Ну и выскочка этот Гришневич – на полгода меньше прослужил, а уже свои права качает! Хотя я тоже почти таким же был в свое время. Но все же шинелей моим может и не хватить», – недовольно подумал Дубиленко, и раздраженно сказал старшине роты:

– Товарищ прапорщик, а позже не могли эти шинели привезти?! Уже скоро отбой!

– Дубиленко, что ты все бурчишь, как мешок с говном?! Ты что – плохо поспал?! – удивленно спросил Атосевич.

– Хорошо я спал!

– Тогда в чем дело?

Дубиленко промолчал, не зная, что сказать в ответ. Атосевич вновь было занялся выдачей шинелей, как вдруг Дубиленко решился выяснить интересующий его вопрос:

– Товарищ прапорщик, а если которому взводу не хватит – завтра получать? Или шинелей пока больше нет?

– Так вот ты о чем! Да не трясись ты за эти шинели – я привез на каждого! Так что и твоим достанется.

– Под самый отбой…

– Сегодня их надо обязательно подрезать, а погоны и петлицы можно и завтра пришить.

– Так, когда же они будут шинели подрезать, если их еще только после девяти выдадут?

– Во-первых, выдадут быстрее, а во-вторых, сегодня обойдемся без вечерней прогулки и…

– Программы «Время»?

– Нет, как раз программу «Время» смотреть будем! Пусть берут шинели себе на колени и подрезают во время просмотра.

– Будут отвлекаться. Так наотрезают, что потом никто не исправит!

– Ничего – каждый из них будет делать для себя и сделает нормально.

– Но…

– Я тебе говорю! И вообще, Дубиленко, надоел ты мне со своими разговорами – иди лучше делом займись!

– Я и занимаюсь. Надо ведь обо всем узнать, – едва заметно огрызнулся Дубиленко, но на всякий случай отошел подальше.

Раздача продвигалась быстро. Дело значительно облегчило то, что накануне Атосевич собрал списки с размерами верхней одежды на каждого курсанта и по этим спискам привез шинели. Каждый получал то, что заказывал вчера. Шинели были разложены на несколько больших куч, в зависимости от размера, и отыскать необходимую было довольно легко. Впрочем, Атосевич лишь внес это «рационализаторское» предложение, а всю работу выполнял Черногуров, взмокший от напряжения. Наконец, каптерщик не выдержал и попросил Атосевича дать ему кого-нибудь в помощь. Атосевич прислал Рахманкулова и Сидорова из пятого взвода. «Дружески» подтолкнув их коленом под зад в раскрытую дверь каптерки, старшина роты вошел вслед за ними и объявил:

– Работаете старательно и активно. Чем быстрее вы работаете, тем быстрее вы и ваш взвод получаете шинели!

С помощниками дела у Черногурова пошил гораздо быстрее, и Игорь быстро получил свою шинель сорок шестого размера. Шинель оказалась длинным пальто из плотной ткани с начесом, мышино-серого цвета.

– А у немцев такого цвета хэбэ в войну было. И зачем только они его серым делали? Ведь в зеленом гораздо легче замаскироваться?! – удивленно сказал Игорь, разглядывая шинель.

– Это смотря когда маскироваться, – возразил Лупьяненко.

– Например, летом.

– Если летом, то в сером хэбэ, конечно, хуже. А вот весной и осенью, когда грязь и распутица – пожалуй, даже лучше.

– Все равно зеленое хэбэ лучше.

– Зачем же тогда немцы серое делали?

– Откуда я знаю! Может потому, что с зеленой краской были проблемы…

– Ну, ты сказал – это только у нас в Союзе проблемы с краской бывают! В довоенной Германии, как в Греции – все было! – усмехнулся Антон.

– Ну, может быть, традиция такая была, – неуверенно сказал Игорь.

– Так, орлы – нечего зря языками чесать! Про немецкую армию потом поговорите. А сейчас приступайте к подгонке шинелей. Всем вам они чуть длинноваты – так специально сделано, чтобы можно было их подрезать…, – Гришневич замолчал, решив, что лучше построить сразу весь взвод, чем распинаться перед двумя курсантами.

Собрав аудиторию побольше, сержант повторил то же, что сказал Лупьяненко и Игорю, а затем продолжил:

– Подрезать лучше всего хорошими ножницами или бритвочкой. После подрезки от нижнего края вашей шинели до пола должно быть ровно двадцать сантиметров. Ни больше, ни меньше – ровно двадцать! Смотрите, чтобы края тоже ровными были. Вначале все хорошенько отмерьте, а затем уже режьте. Чтобы до завтра шинели у всех были подрезаны, потому что в баню мы должны ехать в шинелях. Когда подрежете, смотрите, чтобы не кудлатился край. Если он кудлатится – обожгите спичкой. Разойдись!

Лупьяненко и Тищенко с видом заправских портных сняли друг с друга мерку и отметили, где нужно отрезать каждому из них. Лупьяненко сделал Игорю четкую и хорошо заметную отметку кусочком мела, а вот Тищенко нарисовал на шинели товарища какое-то бесформенное белое пятно.

– И что это такое? – недовольно спросил Лупьяненко.

– Метка.

– Это фигня, а не метка! Трудно было нормальную нарисовать?! И где теперь мне отрезать, если тут не черта, а пятно? Перемеряй… или как?

– Не надо тут ничего перемерять! – Игорю было лень начинать все сначала, потому что он хотел быстрее закончить свой разговор с Лупьяненко и заняться собственной шинелью.

– А где же мне тогда резать?

– По центру пятна, наверное…, – не совсем уверенно ответил Игорь.

– А если будет высоко или низко?

– Да ровно будет – чего ты трясешься?! – все тем же тоном сказал Тищенко.

– Ты точно по центру отмерял? – спросил Антон, заподозривший по голосу Игоря что-то неладное.

– Говорю тебе – режь по центру! – разозлился Тищенко.

Ему было неприятно, что Лупьяненко устроил чуть ли не допрос. Антон больше ничего не оставалось, как последовать совету Игоря. Тем временем Гутиковский уже подрезал свою шинель и передал ножницы Лупьяненко. «А что, если сейчас у Лупьяненко короче или длиннее, чем надо, получится? Если длиннее, то не страшно – можно еще раз подрезать. А вот если короче…», – у Игоря похолодело внутри от одной этой мысли. Ведь если Антон отрежет короче, ничего уже нельзя будет исправить, и он во всем обвинит Тищенко. Пока Лупьяненко кромсал шинели, Игорь совершенно успокоился: «Ну и что, если даже и на пару сантиметров короче будет?! Кто там будет линейку приставлять?! А пятно в любом случае не шире трех сантиметров. Так что все должно получиться нормально». Завершив подрезку, Лупьяненко облачился в шинель и потребовал от Игоря, чтобы тот произвел замер расстояния от нижней полы до пола. Было всего на сантиметр короче, чем нужно.

– Хорошо отрезал – так и надо! – похвалил проходивший мимо Гришневич.

– Ну что – убедился, что фирма веников не вяжет?! – торжествующе спросил Игорь у Антона.

– Ладно – твое счастье! – картинно буркнул Лупьяненко, но не выдержал и расплылся в довольной улыбке.

– То-то же! Давай сюда ножницы.

Взяв ножницы, Игорь нашел метки и начал резать шинель, старательно следя за своими движениями.

– Ха-ха-ха! Ну, ты даешь! – засмеялся Лупьяненко.

– Ты чего? – удивился Игорь.

– Чего ты такую рожу скорчил?

– Какую еще рожу?

Лупьяненко в качестве образца скорчил гримасу, и Игорь тоже засмеялся:

– Неужели у меня такая рожа?

– Именно такая.

– Гм, даже не знал. Это всегда так бывает – кто язык высовывает, кто гримасы корчит. Во время большой сосредоточенности на какой-нибудь работе человек уже не следит за мимикой своего лица и мышцы живут как бы сами по себе…

– Ты мне прямо лекцию читаешь.

– Почему лекцию – просто пояснил, – смутился Игорь и вновь принялся за шинель.

Закончив с подрезкой, Тищенко облачился в шинель и попросил Антона оценить свою работу. Лупьяненко несколько раз обошел вокруг Игоря и смущенно заметил:

– Что-то мне не нравится, а вот что – не пойму.

– Может, плечи висят или она мне слишком большая?

– Да нет – что-то другое.

– А как я низ подрезал – нормально?

– Вот я про низ и говорю.

– Что такое с низом? – с некоторой тревогой спросил Тищенко.

– Может, мне кажется, но, вроде бы, шинель немного коротковата, что ли… Может, это потому, что ты в тапках стоишь? Обуй сапоги.

Игорь натянул сапоги и с волнением стал ожидать приговор, который должен был вынести его товарищ. Лупьяненко несколько раз обошел вокруг Игоря и не совсем уверенно сказал:

– Спереди вроде бы нормально, а вот сзади явно коротко. Шинель должна до сапог доходить, а у тебя не доходит чуть ли не на целый коробок.

– Что-о-о?! Как же ты мерил?! – Игорь прогнулся и посмотрел на себя со стороны.

Шинель почти касалась сапог, что и не преминул радостно отметить Тищенко:

– Смотри – а ты говорил, что на коробок! Может, еще и не так страшно?

– Это потому, что ты согнулся. Выпрямись.

Игорь выпрямился.

– Ну, вот видишь – опять сантиметра три-четыре не хватает. Не коробок, конечно, но все равно здорово заметно.

– Как же ты мне мерил? Я ведь тебе по человечески, а ты?! – обиженно спросил Игорь.

– Я тебе спереди мерил. Спереди у тебя хорошо, а вот сзади ты слишком много отрезал, – Лупьяненко тоже начал переживать за Игоря, потому что в отличие от последнего воочию мог лицезреть брак.

– Померь линейкой, – попросил Тищенко.

Впереди до пола было ровно двадцать сантиметров, а вот сзади – целых тридцать.

– Как же ты резал-то, а? – растерянно спросил Лупьяненко.

– Я? Я… Я даже сам не знаю… Как же это получилось, а? – Игорь не менее растерянно смотрел на Антона.

«Как же это получилось? Я вроде бы все так старательно делал», – Игорь еще и еще раз вспоминал все малейшие подробности и вдруг понял, почему испортил шинель. «Резал я от края до края, а середина была без отметки. Вот я и залез вверх, потому что шинель криво лежала на коленях. Поэтому я и не заметил, что закосил отрез, тем более что потом вышел точно на вторую метку», – догадался Тищенко.

– А что это ты шинель так коротко отрезал? – спросил подошедший Туй.

– Так получилось, – не очень охотно ответил Тищенко.

Игорю почему-то казалось, что если не говорить вслух о том, что шинель короткая, то сержант может этого и не заметить. Поэтому курсант не хотел поднимать лишний шум. Но было уже поздно. Вслед за Туем подошли Ломцев, Гутиковский, Каменев и Доброхотов. Вперед протиснулся привлеченный шумом Резняк. С минуту он смотрел то на шинель, то на Игоря, затем злорадно улыбнулся и издевательски заметил:

– Ну ты и чама, Тищенко! Надо же было додуматься так сделать! Ну, ты и чама!

Игорь был совершенно подавлен и на оскорбления Резняка не обратил никакого внимания. Он попросту их не слышал. Вместо него ответил Доброхотов:

– Чего ты, Резняк, радуешься? У товарища несчастье, а ты вместо того, чтобы посочувствовать, еще и насмехаешься!

– Это кто мне товарищ? В гробу я видел таких товарищей! – Резняк недовольно подошел к Доброхотову.

– Как бы то ни было, а смеяться над чужой бедой не стоит, – спокойно ответил Доброхотов.

До Игоря постепенно дошел смысл слов, сказанных Резняком. Тищенко хотел тоже сказать что-нибудь обидное в ответ, но внезапно его охватила какая-то странная апатия, и Игорь безвольно опустился на табуретку, не зная, что делать дальше. Вокруг него с каждой минутой нарастал ком сочувствующих и просто любопытных курсантов. Каждый норовил подать какой-нибудь совет, но Тищенко никого не слушал и безразлично смотрел на пол. Появился Гришневич, заинтересовавшийся необычным скоплением в своем кубрике:

– Что это у вас тут за сборище? Вы уже подготовили шинели или как?

– Смирно! – запоздало скомандовал Гутиковский.

– Вольно. Что за сборище? – переспросил сержант.

Курсанты расступились в стороны и дали ему дорогу. По их взглядам, перебегающим от сержанта к Тищенко и назад, и по тому, что Игорь остался сидеть, несмотря на команду Гутиковского, Гришневич понял, кто является эпицентром всеобщего внимания.

– Тищенко, вообще-то курсантам полагается вставать, когда в кубрик входит старший.

– Виноват, – пробормотал Игорь и медленно поднялся с табуретки.

– А что, собственно, тут у вас случилось?

– Да так… ничего особенного. Я вроде бы шинель чуть-чуть короче, чем надо, подрезал, – уклончиво пояснил Тищенко.

Ему хотелось как можно дольше избежать непременного объяснения с Гришневичем. Сержанта же психологическое состояние Игоря не интересовало и, почувствовав что-то неладное, Гришневич недовольно приказал:

– Что это значит – чуть-чуть? А ну-ка, покажись!

Игорь продемонстрировал шинель.

– Ну что ж – впереди вроде бы терпимо. Линейкой измеряли?

– Да – ровно двадцать сантиметров, – поспешно ответил Игорь.

– Так и надо. А ты говоришь, что коротко. Подожди-ка, а что это у тебя сзади? А ну, повернись!

Игорь повернулся, и глазам сержанта открылся брак. Гришневич несколько минут молча смотрел на шинель Игоря. В кубрике установилась гнетущая тишина, предвещающая что-то грозное и недоброе.

– Эт-то что т-такое? – Гришневич начал заикаться от волнения.

Игорь молчал, вжав голову в плечи.

– Это называется чуть-чуть? Трындец! Полный трындец! Здравствуй, жопа – новый год! Пальтишко, твою мать! Пальтишко! Смотрите – боец себе пальтишко сделал! – обратился Гришневич к курсантам и несколько раз прокрутил Игоря вокруг оси.

Сержант сделал это столь грубо, что Тищенко едва не упал на пол.

– И что же теперь, Тищенко, ты будешь делать? – спросил сержант, перестав вертеть Игоря.

– Не знаю. А так нельзя ходить?

– Ты долбанулся, душара! Да ты…, – сержант выдал такую нецензурную тираду, которая сделала бы честь любому зеку-рецидивисту.

Суть ее сводилась к тому, что ходить в такой шинели нельзя, и Игорю нужно искать какой-нибудь выход.

– Эта шинель пропала – все! Но ведь в чем-то ходить надо? Значит, тебе нужно что-то делать.

– Может быть, я пришью кусок? Он у меня остался, – предложил Игорь.

– Заткни этим куском свое очко! Как же ты его пришьешь? Все равно видно будет!

– А я аккуратно пришью…

– Видел я, как ты погоны шил. Все, Тищенко – шинель ты испортил! А это, если я не ошибаюсь, больше ста двадцати рублей… А еще надо учесть, что шинель приведена в негодность из-за твоей халатности – значит, можно и пятикратном размере все взыскать! Вот придет завтра прапорщик Атосевич – мы с ним это и решим.

Игорь не мог понять, говорит сержант серьезно или же просто его пугает. У курсанта все похолодело внутри от мысли о возможности заплатить полтысячи рублей, да еще неизвестно за что.

– А откуда мне взять такие деньги – я ведь служу, а не работаю? – чуть слышно пробормотал Игорь.

– А это уже никого не касается: если не можешь заплатить ты – придется заплатить за тебя твоим родителям. Им на работу вышлют из штаба соответствующий запрос. И пошлют в военкомат, чтобы потом не сказали, что ничего не получали. Понятно?

– Так точно.

– У тебя что, боец – деньги лишние?

– Никак нет.

– Тогда быстро пробеги по взводам и посмотри – может быть, поменяешься с тем, кому нужна более короткая шинель. Хотя с кем ты можешь поменяться? – Гришневич безнадежно махнул рукой.

– А если с Рахманкулавым с пятава взвода? – предложил Шорох.

– Точно – Рахманкулов маленький, может ему это «пальто» и подойдет!

Гришневич позвал старшего сержанта Дубиленко и коротко изложил ему ситуацию.

– Ну, ты даешь, боец! Кто это тебя так надоумил? – Дубиленко снисходительно похлопал Игоря по плечу.

– Да это он сам до такого додумался. Вроде бы и не дебил – в институте учился, а вот надо же… Я вообще в последнее время убедился, что эти студенты не такие уж и умные. Может, чего-нибудь посоветуешь? Надо ведь что-то делать! – Гришневич вопросительно посмотрел на Дубиленко.

– Что же тут сделаешь? А пришить нельзя?

– Да ну – ничего хорошего из этого не выйдет! Может, на чью-нибудь шинель поменять, кто меньше Тищенко?

– Да таких почти нет…

– А твой Рахманкулов?

– Рахманкулов? Не знаю… Он хоть и меньше Тищенко, но гораздо плотнее. Да он, может, и не захочет, а настаивать тоже нельзя, – Дубиленко идея Гришневича пришлась явно не по душе.

Старший сержант уже жалел о том, что вообще подошел и впутался в эту историю. Отказать в помощи было нехорошо, но обижать своих из-за курсантов Гришневича Дубиленко тоже не собирался. Гришневич все по его лицу и сразу же приказал Игорю:

– Иди в пятый взвод и поговори с Рахманкуловым. Может, он согласится, и вы поменяетесь шинелями.

Игорь в сопровождении Лупьяненко, Туя, Гутиковского и Дубиленко отправился в кубрик пятого взвода.

– Эй, Рахманкулов – иди сюда! – позвал Дубиленко.

Ничего не подозревающий Рахманкулов вытянулся перед старшим сержантом и вопросительно посмотрел на стоящих за его спиной курсантов второго взвода.

– Вот тут у Тищенко кое-какое дело к тебе есть – поговори с ним. Если согласишься – сделай, как он просит, если нет – не делай. Я тебя не заставляю – помни об этом!

Отделавшись таким образом от Тищенко, Дубиленко куда-то ушел, а Рахманкулов подошел к Игорю:

– Чего ты хотел?

– Понимаешь – я шинель слишком коротко обрезал?! Может быть, поменяемся – тебе, может быть, моя шинель в самый раз будет?

– Зачем мне свой шинэл менять?! Мой хороший шинэл, новый!

– Так ведь и моя не старая! Может, тебе будет как раз?

– Нэт, нэ буду! – упрямо возразил Рахманкулов.

– Да ты посмотри сначала, а потом уже говори! – разозлился Лупьяненко.

– Что смотри – не надо смотри! У меня и свой шинэл хороший!

– Что же мне делать? Посмотри, пожалуйста? – чуть не плача попросил Игорь.

На последнее Рахманкулов все же отреагировал и согласился посмотреть. Тищенко несколько раз повернулся вокруг своей оси, но Рахманкулов лишь отрицательно помотал головой:

– Шинэл короткий. Мне не надо!

– Да ты примерь – может нормально будет?! – предложил ему Лупьяненко.

Благодаря стараниям Лупьяненко Рахманкулова удалось одеть в злополучную шинель. Она оказалась ему почти в пору, и у Игоря даже затеплилась надежда, что ему удастся уговорить Рахманкулова на обмен. Но хитрый киргиз попросил принести линейку. Кто-то из его взвода измерил расстояние от края шинели до пола и заявил, что оно равно двадцати двум сантиметрам.

– Ну, вот видишь, Рахманкулов – тебе почти нормально! А у Тищенко до пола целых тридцать сантиметров. Помоги человеку – поменяйся с ним! – попросил Лупьяненко.

– Нэт, нэ буду! Шинэл короткий! Мой нормалный – я ещо нэ рэзал.

Рахманкулов не поддавался ни на какие уговоры, и Игорь почти возненавидел это узкоглазое, толстое, упрямое лицо в таких же толстых и упрямых очках. Лупьяненко стал напирать на Рахманкулова более активно, но подошедшие курсанты из пятого взвода вступились за киргиза. Драться было бесполезно и, самое главное, абсолютно бессмысленно. Так ни о чем и не договорившись, курсанты побрели в свой кубрик.

– Ну что – видели Рахманкулова? – спросил Гришневич.

– Видели. Он не хочет меняться – ему тоже на два сантиметра коротко. Но всего два сантиметра… Почти незаметно, а у меня целых десять…

– А он свою шинель еще не обрезал? – спросил Игоря Гришневич.

– Никак нет.

Немного подумав, сержант послал Гутиковского за Рахманкуловым.

– Что же ты, Рахманкулов, не хочешь с Тищенко шинелью меняться, а? – спросил сержант, когда Гутиковский привел киргиза.

– У меня есть мой шинэл, мнэ его шинэл не надо, – Рахманкулов подозрительно покосился в сторону Тищенко.

– А может, все-таки поменяешься? – более настойчиво предложил сержант.

В это время мимо проходил Дубиленко. Улучив момент, Рахманкулов заорал на весь кубрик, привлекая внимания своего сержанта:

– Товарыш старшый сэржант, можно мой шынэл оставить?

– Что значит – можно оставить?! Если не хочешь – не меняйся! Что тут у вас? – Рахманкулов добился своей цели – Дубиленко вошел в кубрик.

– Да вот… Твой Рахманкулов не хочет меняться – очень жадный, – улыбнулся Гришневич, в душе недовольный приходом Дубиленко.

Старший сержант быстро смекнул, в чем дело и поспешно спросил у Рахманкулова:

– Так ты будешь меняться с Тищенко или нет?

– Мнэ мой шынэл нравица.

– Тогда иди в свой кубрик – скоро отбой.

– Ест, – Рахманкулов не заставил себя долго ждать.

С его уходом у Игоря испарились последние надежды на более благоприятное завершение событий. Немного постояв для приличия, Дубиленко ушел к себе, довольный тем, что помешал Гришневичу отобрать шинель у Рахманкулова.

– Видишь, как я для тебя стараюсь?! Ты мне, в принципе, на хер не нужен, но ведь ты мой курсант! – самодовольно сказал сержант.

Игорь ничего не ответил и лишь вопросительно смотрел на Гришневича в ожидании дальнейших указаний.

– Ну, што ты рот раззявив, чама – думай, што будеш делать дальшэ?! – вновь подключился к разговору Шорох.

– А что ему делать? Надо шинель искать – больше ничего не остается!

Но Шорох воспринял предложение Гришневича довольно скептически:

– Нада то нада, да разве этат, тьфу ты, сможэть?

– А что ему остается? Тищенко, сможешь себе шинель достать?

– А где ее можно достать?

– У нас, слава богу, ещо две роты есть – во и думай! – Шорох испытывающее взглянул на курсанта.

– Украсть, что ли? – не понял Игорь.

– А мы тебе этого не говорили! Ты думай, думай! Ночь длинная. А шинели во всех трех ротах выдавали, – настойчиво намекал Гришневич.

– Там же дневальные! Еще поймают… не буду я ничего красть! – тихо, но решительно сказал Игорь.

– Красть не будешь? А шынэль портить будешь? – разозлился Шорох.

– Ладно – оставим это! Надо что-то самим думать. Во-первых, он все равно слишком бестолковый и ничего не сможет сделать, а во-вторых, там и в самом деле дневальные. Это не в бригаде, где можно полроты под носом у спящего вынести.

– А можа, правда, у брыгаде? – загорелся Шорох.

– Да ну – курсантов не отправишь, а самим тоже идти неудобно.

– Ро-т-та, отбой! – проорал дневальный.

– Второй взвод – отбой! – крикнул Гришневич.

Все уже лежали в постелях, и Игорь после команды сержанта тоже начал раздеваться.

– А чего это ты, Тищенко раздеваешься? А? – недовольно спросил Гришневич.

– Так ведь вы сами команду «отбой» дали.

– Я подал команду взводу, а не тебе! Сейчас садись и пиши письмо домой о том, что ты испортил новую шинель. Пиши, чтобы выслали из дома сто двадцать рублей. Долго я буду ждать?!

Тищенко достал из тумбочки ручку и принялся за письмо.

– Да смотри – я проверю, написал ли ты про шинель! – пригрозил Гришневич.

«Неужели эта свинья и в самом деле будет читать мое письмо? Хотя, кто его знает – от таких можно всего ожидать. Лучше напишу», – решил Игорь и в самом конце письма написал про шинель. Правда, в письме он спрашивал не столько про деньги, сколько о том, можно ли купить шинель?

– Написал? – нетерпеливо спросил сержант.

Гришневич и сам уже был не прочь лечь спать, и ему надоело ждать, когда Игорь закончит.

– Написал.

Сержант не стал читать письмо и лишь приказал утром бросить его в почтовый ящик. «И на том спасибо», – подумал Игорь и, спрятав подальше отрезанный кусок шинели, лег спать. Несмотря на беспокойный вечер, Игорь почти сразу же уснул.