Текст книги "Учебка. Армейский роман (СИ)"

Автор книги: Андрей Геращенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 48 страниц)

– Товарищ сержант, курсант Тищенко прибыл из увольнения! За время увольнения происшествий и замечаний не было!

Сержант молчал.

– Товарищ сержант, меня просто в госпитале врач задержал. У меня и запись на обратной стороне увольнительной есть, – поспешил добавить Игорь.

– Ясно. Раз в увольнении было все в порядке, то проходи. Мы как раз уставы изучаем.

«Все – теперь остается только надеется, что бумага от патруля не успеет придти», – подумал Игорь, сев за свой стол.

– Кстати, Тищенко, а ты там в госпитале Шкуркина не видел? – минут через десять спросил сержант.

– Нет… А что?

– Его после обеда забрали и, похоже, что положили, – пояснил сержант.

«Довел ты все-таки парня, гад!» – подумал Игорь и понял, почему сержант не обратил внимания на опоздание из увольнения – он просто был озабочен тем, как бы Шкуркин не рассказал кому-нибудь из врачей о беспрерывных нарядах.

Дождавшись окончания занятий, Игорь подбежал к Лупьяненко и тут же спросил:

– Что такое случилось со Шкуркиным?

– По-моему что-то с гландами. У него температура высокая была, по-моему, вот Вакулич и увез его после обеда на скорой в госпиталь.

– Это все из-за нарядов, которыми его Говнище замордовал, да? – предположил Игорь.

– Скорее всего, что так. Я вообще удивляюсь, что он столько продержался, – согласился Лупьяненко.

Незаметно подошла ночь. Игорь, полный ярких впечатлений, спал плохо и неровно. Едва он уснул в очередной раз, как сразу же увидел сон. Тищенко почему-то переходил железнодорожные пути, за которыми находился какой-то вокзал. Нужно было обязательно попасть на этот вокзал, но путей было не меньше семи и вдалеке почти по каждому из них мчались поезда, которые, словно циклопы, слепили Игоря своими единственными глазами-прожекторами. Игорь побежал, чтобы не попасть под безжалостные металлические колеса-жернова. Но почти на каждом шагу попадались коварные, лязгающие стрелки, старающиеся схватить своей мертвой хваткой курсанта за ноги. Засмотревшись на очередную стрелку, Игорь зацепился за рельс и упал навзничь на шпалы. Боковым зрением он увидел, что на него неумолимо надвигается многотонная, зловеще-черная масса локомотива, скорее злобного духа, нежели машины, построенной человеком…

«Тьфу ты – ну и дрянь же приснилась!» – зло подумал Игорь после того, как проснулся, не выдержав кошмара. Немного придя в себя, курсант взглянул на часы – стрелки указывали полночь. Вспомнив все перипетии дня, Игорь уснул. Теперь он спокойно спал до самого утра, так как его мозг излил всю свою энергию в прошедшем кошмаре и теперь впал в полулетаргическое торможение…

Глава тридцатая
В клубе

^{Тищенко под командой ефрейтора Туя отправляется в клуб. Старший лейтенант Лозанкин и «свисток» Маметкулов. Что, по мнению Маметкулова, рвал Туй, чтобы стать ефрейтором. Тищенко съедает лишнюю порцию за столом наряда. Покраска дверей. Наркоманы поневоле. Маметкулов воспитывает Туя и одалживает часы у Тищенко. Тищенко съел порцию сержанта Ярова, но все обошлось. Ночная разгрузка картошки.}

После завтрака сержант построил в кубрике взвод и объявил:

– Сегодня от нашего взвода пойдут два человека в наряд по клубу. Кто желаем сам?

При этом Гришневич почему-то пристально посмотрел на Игоря. «Чего он на меня уставился – ведь знает же, что меня приказали пока в наряды не ставить?!» – недовольно подумал Игорь и отвел взгляд в сторону. Но у сержанта на этот счет было другое мнение:

– В наряд по клубу пойдут: курсант Тищенко и…

Тищенко с таким выражением лица посмотрел на сержанта, что-то поспешил пояснить:

– Тищенко, чего ты сделал такое грустное рыло? Во-первых, наряд по клубу гораздо легче, чем по столовой или по роте, а во-вторых, он не суточный, а только часов до семи-восьми вечера. Так что никаких проблем со сном не будет. Да и особенной работы там вроде бы нет… Кто хочет в клуб вместе с Тищенко?

– Давайте я пойду?! – неожиданно для всех предложил Туй, поддавшись на рекламу Гришневича.

– Хорошо. Так и решим: старший – ефрейтор Туй, его дневальный – курсант Тищенко. Идите в клуб и ждите там, на первом этаже. Придет старший лейтенант Лозанкин и поставит вам боевую задачу. Вам все ясно?

Так точно, – ответил Туй.

Тищенко промолчал – ему с самого начала не нравилось это задание. Но на молчание курсанта Гришневич не обратил абсолютно никакого внимания и увел взвод в учебный центр.

– Ну что – пойдем в клуб? – спросил ефрейтор.

– А разве у нас есть другие варианты? – вопросом на вопрос ответил Игорь и они пошли в клуб.

В клубе еще никого не было, и курсанты без дела слонялись по первому этажу. Лишь в одиннадцатом часу пришел плотно сложенный, черноволосый старший лейтенант.

– Наверное, это Лозанкин, – шепнул Игорь Тую.

Ефрейтор подошел к старшему лейтенанту, приложил руку к пилотке и доложил:

– Товарищ старший лейтенант, наряд по клубу прибыл в ваше распоряжение. Старший наряда – ефрейтор Туй.

Оглядев наряд с ног до головы, Лозанкин «поставил задачу»:

– Значит так, Туй – вы должны вымыть нижний и верхний этажи и покрасит двери. Идем, я покажу, а то вы мне накрасите!

Лозанкин повел наряд куда-то в боковой проход, в конце которого находились одна за другой две двери. Их и нужно было покрасить. Услышав про покраску, Тищенко хотел побыстрее начать работу. Игорю с детства нравилось все красить – старые вещи и предметы на глазах оживали и получали вторую жизнь. Человек же помогал им в этом, словно был самым настоящим волшебником.

– А где нам краску и кисти брать? – спросил Туй, которому вообще ничего не нравилось, но не подавал виду.

– Хороший вопрос. Зайдите в радиорубку, когда помоете полы. Там найдите Маметкулова. У него и возьмете банку белой краски и кисти.

Как фамилия того, кто в радиорубке? – переспросил Игорь.

– Маметкулов. Да вы его быстро найдете – он сегодня только один в радиорубке будет. Предупреждаю – службу нести бдительно и прилежно. Отлучаться только на обед. Покраску закончить сегодня. В случае чего за все спрошу с тебя, как со старшего! – последнюю грозную фразу Лозанкин адресовал Тую.

– Есть, – поспешно ответил ефрейтор.

Лозанкин ушел, и Игорь плюхнулся на один из стульев, намереваясь немного подремать.

– Ты чего? – удивился Туй.

– Ничего. Садись – немного поспим. Куда торопиться – все равно никого нет, – пояснил Игорь.

– Надо пол мыть.

– Успеем еще.

– Не успеем. Надо еще двери покрасить. Я ведь старший наряда, а не ты. В случае чего мне попадет, а не тебе.

– Вот пристал! Ста-а-р-ший он, видите ли! – недовольно передразнил Игорь.

– Вставай, Тищенко! Пойдем пол мыть, а то еще и в самом деле не успеем! – настаивал ефрейтор.

– Ладно, черт с тобой! – Игорь нехотя поднялся и с большим сожалением оглянулся на стул.

– А где нам ведра и тряпки взять? – задумался Туй.

– Во-во. Можно сказать, что ничего не нашли, – обрадовался Игорь.

– Надо поискать где-нибудь, – возразил Туй.

– И чего ты такой неугомонный?! – в сердцах воскликнул Тищенко.

– Не знаю. Пойдем в подсобку, может там чего-нибудь хранится?

В маленькой подсобке оказалась целая куча тряпок и не меньше десяти ведер.

– Ух, ты – да этим инвентарем можно весь батальон вымыть! – воскликнул Игорь, удивленный увиденным.

– Во-во! А ты еще говорил, что скажем, будто ничего не нашли. Представляешь, как бы нам попало?! – назидательно заметил Туй.

Взяв по ведру и тряпке, курсанты вышли из подсобки. Игорь о чем-то вспомнил и вернулся. Вскоре из подсобки раздался страшный грохот, словно Тищенко намеренно решил перевернуть все вверх дном. Но шум продолжался недолго, и Тищенко вышел из подсобки с двумя щетками в руках:

– Держи одну, ефрейтор – подметать пол ведь тоже чем-то надо.

Туй мыл второй этаж, а Игорю достался первый. Лестницу решили вымыть вместе. Вначале Игорь мыл не очень старательно и лишь перемещал грязь с места на место. Там, где Игорь начинал, пол уже высох, но на нем чуть ли не рельефно проступали те же грязевые пятна, только уже в других местах. Раздосадованному курсанту пришлось возвращаться и начинать все сначала. Теперь он работал более старательно, и грязи почти не оставалось. Для полной чистоты можно было вымыть еще один раз, но это было бы уже слишком – трижды мыть пол тогда, когда за тобой никто не следит.

Закончив с мытьем полов, курсанты отправились на поиски Маметкулова. От главного холла на втором этаже в обе стороны отходили небольшие коридорчики. Курсанты свернули в один из них и начали читать таблички на дверях.

– Библиотека, комитет комсомола, – бормотал себе под нос Игорь.

– Вот радиорубка, – перебил его Туй, занимавшийся изучением противоположной стороны.

Переглянувшись, курсанты в нерешительности остановились возле двери.

– Ну что – надо ведь кому-то войти?! – первым нарушил молчание Туй.

– Надо. Вот ты и войди, – предложил Тищенко.

– А почему именно я, а не ты, например?

– А хоть бы потому, что ты ефрейтор и старший наряда.

– Вот я, как старший и посылаю тебя туда.

– Не пойду я… Ладно, пошли вместе.

Туй согласился и, постучав, они потянули ручку дверей радиорубки на себя. В уши сразу ударила музыка, извергаемая двумя тридцатипятиватными колонками. Игорь слышал ее еще за дверью, но вначале подумал, что играет радиорепродуктор. В комнате никого не было видно, и курсанты нерешительно топтались у порога.

– Што вам здэс нада? – спросил вошедший за ними невысокий, узкоглазый азиат.

– Нам нужен Маметкулов, – пояснил Игорь.

– Зачэм тэбе Маметкулов, а?

– Старший лейтенант Лозанкин сказал, чтобы мы у него…, то есть у тебя краску взяли – двери красить. Да и вообще надо, чтобы он нам все поподробнее рассказал.

– А вы кто такой?

– Мы наряд по штабу.

– А-а. Ясно. Я и ест Маметкулов. Пойдем за краска, – азиат выключил магнитофон и повел курсантов на первый этаж.

Вначале Маметкулов долго и путано пояснил, как надо красить дверь, а затем открыл какую-то кладовку и выдал наряду банку белой краски и две изрядно облысевшие кисти. Подавая кисти, Маметкулов обратил внимание на лычку Туя:

– Ты сколко в армия?

– Почти два с половиной месяца, – искренне признался курсант.

– Ц-ц-ц… Только два месяц. Совсем дух, а уже ефрейтор! Наверное, очко рвал? Да, зома? – насмешливо спросил Маметкулов, который тоже был ефрейтором.

– Почему рвал? Ничего я не рвал! Я ведь не сам – в штабе присвоили. И не только мне одному, – обиделся Туй.

– Э-е! Какой штаб?! Твой сержант тебя в список писал, вот штаб тебе лычка и дал – как будто я не знаю!

– Но ты и сам ефрейтор! – возразил Туй.

– Это совсем другой дело, зома! Я прослужил намного болшэ тебя и этот лычка честно получил.

– Да я тоже вроде бы не крал это звание! – в голосе Туя появились стальные нотки.

– Э-е, зома, а чего ты крычишь, а?! – недовольно спросил Маметкулов и подскочил к курсанту.

– Я просто так говорю, а не кричу, – Туй не хотел связываться с Маметкуловым.

– А то смотри у мэня! Я не стану терпет, чтобы дух так со мной говорил! Приступайте к работа! – Маметкулов многозначительно взглянул на курсантов и ушел в радиорубку.

Маметкулов был такого же роста, как и Игорь, но немного плотнее.

– Вот доход – еще и указывает! – недовольно проворчал Тищенко.

– Ему по сроку службы положено. К тому же ты ведь и сам слышал, что Лозанкин нас именно к нему отправил, – Туй неторопливо взболтал краску, открыл крышку и сунул в дырку кисть.

Кисть была широкая и, вытаскивая ее назад, Туй измазал краской все пальцы. Увидев это, Игорь поспешил «застолбить» вторую, более узкую и аккуратную кисть:

– Раз ты ту взял, я эту возьму. Давай ты изнутри дверь будешь красить, а я снаружи?

– Давай, только, как мы будем с двух сторон красить из одной банки?

– Я сейчас полулитровую банку с подоконника принесу, ты мне туда и отольешь.

Игорь принес банку и получил свою долю резко пахнущей краски. Туй работал быстрее, потому что захватывал своей кистью гораздо большую площадь дверей, зато Игорь красил куда более аккуратно и тщательно. К тому же с широкой кисти краска постоянно сползала Тую на руку, а вот руки Тищенко были почти чистыми. Тем не менее, работа продвигалась далеко не так быстро, как этого бы хотелось курсантам. Так и не закончив покраску дверей, они ушли на обед.

Рота уже пообедала, и Игорь быстро определил, что на столе наряда остается лишняя пайка. На всякий случай он переспросил у допивавшего свой чай Калиновича из третьего взвода, который был дневальным по роте:

– Слушай, все поели?

– Не знаю… Вроде бы все…, – не совсем уверенно ответил Калинович.

– Да, наверное, все – наряд по роте поел, мы с Туем поели! Вроде бы больше никто не должен придти?! – настойчиво предположил Игорь.

– Ну, тогда все, наверное! Неужели ты такой голодный?! – Калиновичу надоели вопросы Игоря.

– Как будто бы ты сытый! Дело не в голоде – зачем пайке зря пропадать?! – обиделся Игорь.

Калинович ушел, и Игорь, немного поколебавшись, принялся за вторую порцию. Он уже допивал компот, как вдруг появился сержант Яров с красной повязкой дежурного по роте на правой руке. В душе Игоря зашевелились какие-то неприятные предчувствия. Они оказались не напрасными: Яров подошел к столу наряда с явным намерением пообедать. Не найдя своей порции, он вопросительно посмотрел на курсантов:

– Товарищ сержант, здесь стояло только четыре порции, – поспешно соврал Игорь, не выдержав слишком пристального взгляда Ярова.

– Никак не могут столы по человечески накрыть – вечно чего-нибудь не хватает, – буркнул Яров и посмотрел по сторонам, желая как можно быстрее выйти из этого неловкого положения.

Едва не захлебнувшись компотом, Тищенко выскочил из-за стола и, ничего не говоря ожидавшему его Тую, поспешил к выходу. «Сейчас остановит меня Яров и заставит искать ему пайку! Сейчас… Нет, вроде бы тихо. Надо быстрее отсюда уходить, пока Яров ни о чем не догадался!», – думал Игорь по пути к выходу. Все понявший Туй побежал вслед за Игорем. На улице шел дождь, но Игорь не собирался задерживаться в столовой и сразу же пошел в клуб. Немного подумав, Туй последовал за ним.

– Ну что, Тищенко – хорошо тебе дополнительная пайка пошла? – полушутливо, полуукоризненно спросил ефрейтор, отворачивая лицо от жестких дождевых струй.

– Пайка-то пошла неплохо, да вот со временем может быть не совсем хорошо. Если, конечно, Яров узнает, что было пять порций, а не четыре.

– Конечно же узнает!

– Как? Ты думаешь, кто-то помнит, сколько накрывали?! Могли ведь и в самом деле только четыре порции накрыть?!

– Могли, но только Яров узнает обо всем гораздо проще, чем ты думаешь.

– Как?

– Калинович видел, как ты чужую пайку съел, или слышал, по крайней мере – ты даже базар какой-то совершенно лишний устроил!

– Ты думаешь, что Калинович меня заложил? Мы ведь земляки – вместе из Витебска призывались. Думаю, что никаких закладываний не будет!

– Да я просто уверен, что он заложит! Ты заметил, что в последнее время Калинович и Яров частенько вместе?

– Ну и что?

– А то, что они немного сдружились между собой, и Калинович, скорее всего, расскажет обо всем Ярову. Причем не потому, что захочет тебя заложить, а потому, что они приятели.

– Ну, так что уж теперь делать – пайку назад не вернешь?! А так хоть поел нормально.

– Поел он нормально! Вот увидишь – сегодня вечером тебе эта пайка боком вылезет! – подытожил Туй, когда курсанты подбежали к клубу. Едва они поднялись на крыльцо, как дождь почти тут же закончился.

– Вот так всегда. Пока шли – на головы лил дождь, когда пришли – перестал, – недовольно пробурчал Игорь, входя в клуб.

Вновь принялись за двери. Но какая-то непонятная серо-голубая краска, до этого покрывавшая двери, здорово просвечивала через только что нанесенный слой белой.

– Придется несколько раз красить, а то старая краска будет просвечиваться. Давай подождем, пока двери обсохнут, и покрасим еще раз, – предложил Тищенко.

Туй согласился, и они уселись на подоконник окна, выходящего прямо на плац. Там вновь усиленно проводился «строевой тренаж».

– Хорошо все же, что мы не попали на строевую, а сидим здесь! – обрадовался Тищенко, глядя на усталые лица курсантов второго взвода, который ходил коробкой сразу под окнами клуба.

– Эгей! А шито это вы так плохо работаете? – спросил неизвестно откуда взявшийся Маметкулов.

– Почему плохо? Просто ждем, чтобы краска на двери немного подсохла, и можно было красить во второй раз, – пояснил Игорь.

– Э-е, не трахай мозга! Надо быстро работать, а то не успеете! – недовольно сказал Маметкулов.

Тищенко промолчал, а Туй вообще отвернулся и начал смотреть в окно. Это вывело из себя маленького и тщедушного Маметкулова и он, подскочив к Тую, дернул ефрейтора за руку и зло прошипел:

– Я кому говорю?! Думаешь, если лычка ест, можно в окно смотрет, да?

– Ничего я не думаю, – удивленно ответил Туй, несколько ошеломленный натиском Маметкулова.

– Тогда беры и крась, ну! – Маметкулов еще раз дернул Туя за руку.

Туй взял в руки кисть и начал красить дверь. Краска ложилась плохо, потому что первый слой еще не засох.

– Я ведь говорил, что надо подождать! – не выдержал Тищенко.

– Тебя, очки, не спрашивают! Беры тожэ кист и помогай ему! Ну!

Пожав плечами, Игорь все же подчинился.

– Вот так и делайте. Я приду и проверю – чтобы к концу наряда вес двер был покрашен. А не то…, – Маметкулов хотел сказать что-нибудь впечатляющее, но так ничего и не смог придумать и ушел, сообразив к тому же, что он не прав.

Едва только Маметкулов скрылся из поля зрения, Игорь сразу же бросил кисть и уселся на прежнее место.

Туй продолжал красить.

– Да перестань ты – все равно это все бестолку будет, пока дверь не подсохнет, – недовольно сказал ему Игорь.

– А если этот опять придет?

– Ну и черт с ним! Он, по-моему, и сам понял, что надо вначале подождать, а уже потом опять красить.

– Что же он нам этого не сказал?

– Не «дух» все-таки. Надо свою репутацию поддерживать. Да и к тому же если он и придет, мы все равно услышим и вновь начнем красить.

– Услышим, как же! В этот раз мы услышали? Нет! – недовольно пробурчал Туй, но красить все же перестал.

Дверь сохла медленно, и курсанты с отрешенными лицами часа два сидели на подоконнике. Маметкулов пока не появлялся. Бездельничать, в сущности, было бы очень и очень неплохо, если бы не одно «но» – краска воняла столь сильно, что у курсантов начали болеть головы.

– Так и токсикоманами можно стать, – раздраженно заметил Игорь.

Ему казалось, что мельчайшие частицы краски проникли в самый мозг и буравят его во всех возможных направлениях. Открытое окно было тоже далеко не самым лучшим решением – после дождя здорово похолодало, и курсанты оказались перед довольно сложной дилеммой: что выбрать – запах краски или промозглый холод. Дилемму они решали с переменным успехом для каждой из двух составляющих. Если очень уж одолевал запах, они открывали окно на полную мощность, если же становилось слишком холодно – закрывали его вновь.

– Сколько там время на твоих «золотых»? – спросил Туй.

– Уже седьмой час…

– Может, в казарму сходим?

– А как же быть с дверью? Она скоро подсохнет…

– Вернемся перед ужином и докрасим. Я уже околел совсем!

– Ну, пошли, если так, – согласился Тищенко, который и сам уже не меньше Туя выбивал зубами барабанную дробь.

В казарме курсанты увидели взвод, занятый редким для себя занятием – препровождением свободного времени. После холодного клуба, пропитанного запахом краски, казарма казалась более привлекательной, и Туй ни за что не хотел возвращаться назад, мотивируя это тем, что наряд и так закончится через полчаса. Тищенко же, еще раз взвесив все «за» и «против», решил не искушать судьбу и отправился в клуб один.

«Вот козел – остался, а мне за него теперь нужно отдуваться! А если не пойти, то еще хуже может быть», – раздраженно думал Игорь по дороге в клуб.

Дверь он красил быстро, желая поскорее «отбыть номер». Вновь пришел Маметкулов, посмотрел по сторонам и удивленно спросил:

– А гдэ ефрэйтор?

– Он в казарме остался.

– А что – я разве отпускал?

– Он сказал, что наряд уже кончился, – ответил Игорь.

Тищенко закапал себе краской лицо, и это не добавило ему теплых чувств в адрес Туя. Игорь решил не выгораживать ефрейтора, потому что тот бросил его одного.

– Ещо десят минут до конец наряда. Гдэ он сейчас?

– В казарме, наверное…

– Иды и приведы его сюда! Стой – сначала докрас. Я буду вас ждать в радиорубка.

Игорь быстро закончил работу и пошел за Туем. Туй вовсе не горел желанием идти к Маметкулову и набросился с упреками на Игоря:

– А зачем ты ему сказал, что я ушел в казарму?

– А что я должен был сказать?

– Ну, сказал бы, что я вышел… в туалет, к примеру.

– Туалет в клубе есть… К тому же он долго со мной сидел, – соврал Игорь.

Ему уже не хотелось вести Туя в клуб, но и отвечать за двоих при возможной случайной встрече с Маметкуловым Игорь тоже не собирался.

– Слушай, Туй, давай так – в наряде мы были вместе, значит и говорить с Маметкуловым тоже пойдет вместе?

– Но…

– Ты хочешь, чтобы он Гришневичу настучал или встретил бы нас с дружками где-нибудь за углом?

Последний аргумент показался Тую наиболее убедительным и, вздохнув, ефрейтор вслед за Игорем поплелся в клуб.

– Я шито? Я… Меня можно не слушать и пробросить, да?! Чего ты моличиш? – Маметкулов сразу же набросился на Туя, едва только курсанты переступили порог радиорубки.

– Я думал, что наряд уже кончился, – как-то невнятно пробормотал Туй и попятился назад.

– Кончился? А он почему пришел? – Маметкулов показал на Игоря.

Тищенко молча наблюдал за происходящим.

– Меня просто на работу отправили, – попытался обмануть Туй.

– Какой работа? Он мне все сказал – у тебя никакой работа не был, ты просто не пошел! Ты думал, что Маметкулов дурак? Я еще говорю – он мне сказал, что у тебя никакой работа не был, – Маметкулов вновь показал в сторону Игоря.

«Вот недоумок узкоглазый – теперь Туй подумает, что я его просто сам заложил!» – недовольно подумал Тищенко и поспешил внести некоторую ясность:

– Я только сказал, что ты решил, что наряд уже кончился.

Маметкулов не обратил на слова Игоря никакого внимания, потому что полностью сконцентрировался на Туе. Лицо ефрейтора выражало полную подавленность, и даже некоторый страх, чем хозяин рубки не преминул воспользоваться. Маметкулов действовал по принципу «куй железо, пока горячо» и не сбавлял натиск, тонко уловив психологическое состояние Туя:

– Как ты стоишь, боец?!

Туй недоуменно пожал плечами и взглянул на потолок.

– Ты сюда смотри, в мой глаза! Прими стойку «смирно», «душара»!

Туй нехотя вытянулся.

– Ноги вместо! – заорал окрыленный Маметкулов и ударил Туя по сапогам.

Туй приставил ногу и, отбросив последние сомнения, принял почти идеальную строевую стойку.

Выше подбородок! – Маметкулов добавлял последние кирпичи к зданию своей психологической победы.

Туй подчинился, окончательно потеряв способность сопротивляться. Все это начало раздражать Тищенко. Раздосадованный безволием товарища, Игорь больше всего хотел сейчас заехать сапогом в рожу Маметкулову, но его сдерживали опасения неприятных последствий. Но все же Тищенко нарочито отошел подальше от Маметкулова и, став к нему вполоборота, принялся небрежно пялиться в окно, всем своим видом показывая независимость поведения. Но Маметкулов был слишком поглощен Туем и вновь не обратил на Игоря никакого внимания. Победно взглянув на ефрейтора азиат принялся напыщенно пояснять Тую «смысл службы»:

– Зачэм так делат?! Я не дурак – я сам был «дух»! Так шито я все это знаю. Шитобы в этот радиорубка попаст, я много бегал. Теперь живу здэсь нормално. Правда в казарма еще и тепер мозга трахают, но скоро ужэ приказ и год позади. Ладно – сегодня я тебя прощаю. Можэш идти!

Переглянувшись, Туй и Тищенко направились к выходу.

– Постой, зома, шито это у тебя на рука? – остановил Игоря Маметкулов.

– Часы. Мне их дед подарил, – неохотно пояснил Тищенко.

Ему не нравилось подозрительное любопытство Маметкулова.

– Дай пока поносит, зома, а? – неожиданно попросил Маметкулов, подтвердив, в сущности, опасения курсанта.

– Они ведь мне и самому нужны – может, завтра в наряд пойду. Да и в увольнении без часов нельзя, – уклончиво ответил Игорь.

Отдавать часы Маметкулову в его планы никак не входило.

– А что – часто в уволнение бываешь? – спросил Маметкулов, уводя разговор в сторону.

– Недавно был.

– Давай так – ты мне даш толко на несколко дней. Мнэ очэнь надо! А потом я тебе отдам?

Маметкулов сказал это так искренне, что Игорь сразу же ему поверил и отдал часы, взяв обязательство в их возвращении по первому же требованию курсанта. Маметкулов заверил Тищенко, что все будет в порядке и курсанты пошли в казарму.

– Плакали твои часы – зачем ты их только ему отдал? Неужели ты не понимаешь, что он тебе их не вернет? – спросил Туй, глядя Игорю прямо в глаза.

– Почему это не вернет – вернет?! Я почти на все сто процентов в этом уверен.

– Что ж – посмотрим.

– Посмотрим, – согласился Игорь.

На самом же деле Тищенко и сам стал сомневаться в искренности Маметкулова, едва только вышел из клуба. Туй же лишь усилил сомнения курсанта. «А что, если этот чертов чурбан и в самом деле не отдаст часы? И зачем я ему их отдал – сказал бы, что не могу и все дела?! А Туй тоже хорош – сам едва в радиорубке в штаны не наложил, а меня поучает насчет часов». Только Игорь об этом подумал, как Туй вновь насмешливо сказал:

– Я бы ни за что просто так часы не отдал! Ну, ты даешь!

– Может быть. Зато ты по стойке «смирно» перед «свистком» стоял, – в отместку огрызнулся Тищенко.

– Я не знал, что он «свисток». Ты ведь тоже вначале думал, что он «черпак» или «дед», – сконфуженно оправдывался Туй.

– Не знал? Он ведь в конце сам сказал, а ты все равно продолжал стоять! – со злобным торжеством заметил Игорь.

Туй обиделся, и больше они на эту тему не разговаривали.

До ужина оставалось совсем немного времени, но в этот момент к Игорю подошел Лупьяненко и озабоченно передал приказ сержанта:

– Гришневич требует тебя к себе. Так и сказал: «Как только Тищенко появился – сразу его ко мне!»

– Интересно, зачем это я ему понадобился? – удивленно спросил Игорь.

– Я точно не знаю. Они там вместе с Яровым сидели и про какую-то пайку говорили. Ты иди быстрее, а то Гришневич сегодня не в духе – Фуганов на физо никак не мог через коня перепрыгнуть.

– Ясно. А где они сейчас? – спросил Игорь.

– В соседнем кубрике – на кровати Ярова сидят, – пояснил Антон.

С недобрыми предчувствиями подходил Игорь к расположению третьего взвода. По пути он раза три обругал себя за проявленную во время обеда жадность, но было уже поздно.

– А-а, Тищенко! Ну-ка, иди сюда! – приказал Гришневич, увидев подошедшего курсанта.

Игорь нерешительно подошел к кровати и доложил:

– Товарищ сержант, курсант Тищенко по вашему приказанию прибыл!

– Как там дела в клубе? Никаких происшествий не было?

– Никак нет – наряд прошел нормально. Мы с Туем красили двери.

Тищенко понимал, что разговор о клубе всего лишь прелюдия, и вскоре Гришневич спросит о главном. И сержант не заставил себя долго ждать:

– Слушай, Тищенко, а сколько паек ты съел в обед?

«Наверное, Калинович уже обо всем Ярову рассказал», – подумал Игорь и решил не отпираться:

– Две.

– Хорошо хаваешь, Тищенко! А ты знаешь, что из-за этого сержант Яров остался без пайки и вынужден был идти просить себе обед?! Хорошо у нас получается – «дух» по две пайки рубает, а сержант-«черпак» не может пообедать. Что, Тищенко – нюх теряешь?! Или, может быть, тебе двойную пайку в санчасти прописали, а?!

– Виноват, товарищ сержант. Я думал, что никто больше не придет, и эта пайка все равно пропадет. И к тому же после меня еще одна пайка оставалась – я не знаю, кто ее взял!

– Никакой там больше пайки не оставалось – ты при мне последнюю доедал! – раздраженно сказал сидевший рядом Яров.

– Виноват, – пролепетал Игорь.

– Так что же будем делать, а? Или ты решил стать таким же толстым, как и Фуганов? – язвительно спросил Гришневич.

– Никак нет. Но немного поправиться мне бы не помешало, – попытался улыбнуться Игорь.

Но эта его улыбка лишь вывела Ярова из себя. Подскочив к Игорю, Яров негромко, но отчетливо произнес:

– Еще раз повториться – морду набью!

Почувствовав всю серьезность происходящего, Тищенко перестал улыбаться и растерянно взглянул на Гришневича.

– Что, Тищенко – обидел ты сержанта Ярова?! А ведь он и в само деле может тебе морду набить. И я ему мешать не буду, а скорее даже помогу. Понял?

– Так точно, – хмуро ответил Игорь.

– Тогда улетел отсюда, чтобы я тебя не видел! – прикрикнул сержант.

– Есть, – ответил Игорь и поспешил выполнить приказание, не желая испытывать сержантское терпение на прочность.

После ужина Игорь собирался написать письмо домой, но его планам было не суждено сбыться – в половине девятого в роту пришел майор Денисов, построил личный состав и объявил:

– Первый, второй и третий взвода сейчас отправляются на разгрузку картошки. Сержанты идут вместе со своими взводами. Пришло шесть машин – по две на каждый взвод. Каждый взвод будет заполнять свое хранилище, так что сразу будет видно, кто как работает.

– Товарищ майор, а мы разве успеем до отбоя – уже без двадцати девять? – засомневался Гришневич.

– Послушай, Гришневич – можно подумать, что ты первый месяц в армии?! Не успеем до отбоя – будем разгружать дальше! Хоть всю ночь!

– Понял. Разрешите выполнять? – недовольно спросил сержант.

Ему было неприятно, что Денисов отчитывает его при подчиненных.

– Выполняйте.

Построив взвод перед казармой, Гришневич повел его к овощехранилищам, не дожидаясь остальных.

– Чего это мы раньше всех поперлись – больше всех нам надо, что ли? – недовольно пробубнил Кохановский.

– Ну, ты и дурак, Коха! Сказано ведь – на наш взвод две машины. Раньше закончим – раньше ляжем спать, – пояснил Байраков.

– Рты закрыли! – прикрикнул шедший в арьергарде Шорох.

– Кто это там рот разевает? Сейчас он у меня будет за четверых работать!

Грозное предупреждение Гришневича возымело свое действие, и до самых хранилищ в строю было слышно лишь прерывистое дыхание курсантов да топот сапог. Овощехранилища располагались сразу за столовой. Возле одной из машин, до верху заполненных картошкой, стоял толстый прапорщик с болезненным, отечным лицом. Он быстро «поставил задачу» прибывшему взводу, и вскоре курсанты уже вовсю бегали с металлическими решетчатыми ящиками от машины к специальным отсекам внутри хранилищ и обратно. Кохановского, Бытько и Фуганова Гришневич отправил наверх, чтобы они наполняли ящики картошкой и подавали их с машины вниз. Остальные брали ящики, несли их к лестнице, ведущей вниз, и ставили на специальный металлический желоб. По желобу ящики со страшным скрежетом и грохотом съезжали вниз. Внизу их принимали Тищенко и Резняк и передавали курсантам другой половины взвода, которые и высыпали их в дощатые отсеки. Ящики были большими и достаточно тяжелыми, и минут через тридцать курсанты заметно сбавили темп от усталости. Чтобы исключить возможность уклонения от работы, Гришневич спустился вниз, а Шороха оставил наверху.