Текст книги "Учебка. Армейский роман (СИ)"

Автор книги: Андрей Геращенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 48 страниц)

Глава тридцать седьмая
Украденная пилотка

^{Шкуркина вновь увезли в госпиталь. Эхо из прошлого – из-за Тищенко взвод на месяц лишили увольнений. Резняк предлагает сделать Игорю «темную», но его никто не поддерживает. Драка в туалете – кавказцы избили Петрова. Прапорщик Иванов. Как часовой не смог помешать прапорщику открыть склад. Игорь пробует взобраться на ящики, но падает на Стопова. Курсанты пытаются украсть пилотки, погоны и петлицы. Стопов получает погонами по лицу. Тищенко выносит две пилотки – для себя и Байракова. Байраков преподносит свою пилотку Гришневичу. Тищенко остается в дураках. Ночные работы на ЗАС-аппаратуре.}

После обеда Игорь замучился ходить по плацу. Едва передвигая ноги, он шел вместе со взводом в казарму. «Ну, ладно бы, участвовал я в параде на седьмое ноября. Так ведь это же сто процентов, что меня из-за роста не возьмут. И, к тому же, скорее всего, я в это время уже в госпитале буду, а может быть, даже дома. И зачем меня гонять? И Валика тоже, и Резняка? Или, может быть, Бытько пойдет на параде своим паралитическим шагом?» – раздраженно думал Игорь, старательно чеканя шаг.

Шкуркин во время строевой наглотался незажившим горлом холодного воздуха, и ближе к вечеру у него поднялась высокая температура, и курсанта вновь увезли в госпиталь.

В шесть часов вечера, как только Гришневич привел взвод в казарму, его вызвал к себе ротный.

Через полчаса сержант вернулся, испепеляющим взором обвел взвод и яростно заорал:

– Взвод, становись!

По лицу своего командира курсанты поняли, что дело неладно, и дружно бросились на центр кубрика, с грохотом сдвигая кровати, отшвыривая в стороны табуретки, а зачастую – и своих же товарищей.

– Равняйсь! Смирно! Всё – допрыгались! Знаете, что мне только что сказал майор Денисов? Не знаете? А вот что – с сегодняшнего дня второй взвод лишается всех увольнений! Я представляю, как сейчас обрадовались минчане. А знаете, почему? Потому что среди взвода нашелся один чмошник, который залетел в увольнении и не доложил об этом ни мне, ни дежурному по части. Если бы это было сделано вовремя, вполне возможно, что ничего такого бы не случилось. И как вы думаете – кто этот чмошник? – Гришневич зло обвел взглядом взвод и остановился на Игоре.

У Тищенко внутри все похолодело от страха: «Неужели пришла бумага? Неужели? А, может быть, это не обо мне? Тогда почему он так на меня смотрит? А может, он смотрит на Коршуна? Нет, он явно смотрит на меня! Что же делать?»

– Может быть, этот человек сам сейчас признается? – спросил Гришневич.

Весь взвод, проследив за взглядом сержанта, смотрел теперь на Игоря. Тищенко, будучи не в силах все это выносить, уже хотел, было, признаться, но Гришневич его опередил:

– Этот чмошник – Тищенко!

Слова сержанта, будто плетью, больно ударили Игоря. «Так я и знал… Так я и знал… Что же мне теперь делать? Что делать? Ведь взвод не простит – у нас почти одни минчане! А их дома ждут. А из-за меня теперь увольнений не будет», – в отчаянии думал Игорь.

– Курсант Тищенко!

– Я.

– Выйди из строя, боец!

– Есть, – Игорь понуро вышел на центр прохода.

– Посмотрите еще раз на этого чмошника! Благодаря этому «дембелю» ни вы, ни я, ни младший сержант Шорох целый месяц не сможем пойти в увольнение. Это называется – здравствуй, жопа, новый год! И зачем только, Тищенко, ты в наш взвод попал?!

– Хоть бы тябе и, правда, дамой атправили! То шынэль парэжыш, то в увальнении залятиш, – поддержал Гришневича Шорох.

«Но почему они так озлобились на меня? Почему? Ведь это могло случиться с каждым. У всех без исключения курсантов роты верхние пуговицы парадки стерты автоматами. Разве я виноват, что попался именно я, а не кто-нибудь другой? Черт, и почему я эту дурацкую пуговицу не перешил?!» – Игорь смотрел на взвод ничего не видящими глазами.

– За что ты залетел, знаешь? – спросил Гришневич.

– Так точно. У меня была верхняя пуговица потерта.

– Я не знаю, что там у тебя потерто – а в бумаге, что Денисову принесли, написано, что был задержан из-за нарушения формы одежды.

– Мы ведь присягу принимали – у всех такие пуговицы…

– Закрой рот, боец! Я тебе слова не давал! – взбешенный Гришневич подскочил к Игорю и несколько раз ударил его кулаком в грудь.

– Астарожна, а то Тищэнка у нас все врэмя балеет – ещо умрот этот «дембель»! – зло прокомментировал Шорох.

От обиды и унижения Игорю хотелось плакать, но он сдерживал слезы. Ему казалось дикой несуразностью то, что весь этот шум поднимается из-за одной единственной пуговицы. И впервые Тищенко подумал, что армия напоминает огромный сумасшедший дом: «Господи, разве они не понимают, что подняли скандал из-за ничего?! И ведь вовсе не потому, что меня не любят. Будь на моем месте любой другой, не Сашин, конечно, с ним бы поступили точно так же. Но ведь это глупо и абсурдно! Такое впечатление, что все они дружно сошли с ума». Тищенко смотрел на перекошенные злобой, казавшиеся ему безумными лица сержантов и ничего не слышал из того, что они говорили. Вернее, он слышал каждое слово, но это слово тут же вылетало из головы, уступая место следующему. «Сумасшедший дом! Сумасшедший дом!» – твердил себе Игорь, глядя на брызжущего слюной Гришневича. Тищенко все же смог сдержать слезы и, в конце концов, упрямство вытеснило обиду и страдание. Как кабан, затравленный тигром, нападает на своего врага, так и Игорь все больше и больше желал броситься на Гришневича и вцепиться ему в горло.

Медленно, очень медленно возвращался Игорь из глубин своей души к окружающей действительности.

– Это еще хорошо, что не я ему увольнительную выписывал! А Денисов меня вызвал и спрашивает:

– Кто Тищенко выписывал увольнительную.

– Он думал, что я и хотел меня наказать. А я ему сразу и отвечаю: «Вы, по просьбе старшего лейтенанта Вакулича.» Тут он и заткнулся! Только объявил, что взвод лишается на месяц увольнений. Может быть, это еще можно будет поправить – раз Денисов выписал увольнительную, то взвод наказывать нечего. Я поговорю с Мищенко – может, мы с ним что-нибудь сообразим. Ну что, Тищенко – хороший подарок ты взводу сделал?

– Н-никак н-нет, – дрожащим голосом сказал Игорь.

– Ну что же – пускай теперь тебе взвод спасибо скажет. Разойдись! Тищенко, почему ты мне не доложил о том, что залетел в увольнении?

– Боялся…

– Иди, о чем с тобой говорить?

Вначале курсанты молча разошлись по своим кроватям, но потом, словно снежный ком, стал нарастать возмущенный гул.

– Почему из-за этого чмошника я должен пропускать увольнение?! – возмущенно вопил Резняк.

– И я тоже?! Ну что, Тищенко, язык проглотил? – недовольно крикнул Петренчик.

– Чего вы на него наезжаете? На его месте мог бы быть любой из нас. В конце концов, это смешно – зачем такой шум из-за пуговицы устраивать?! Если кто и виноват в том, что мы больше в увольнение не пойдем, так это патруль и наш Денисов! Одни дураки придумали черт знает что, а другой дурак поверил и наказал Тищенко ни за что, ни про что! Ведь Тищенко абсолютно ничего не сделал – подумайте хоть об этом! – вступился за Игоря Доброхотов.

– Надо было поменьше таблом щелкать! Увидел патруль – сразу же бежать надо, а не стоять с раззявленным ртом, как ворона! – возразил ему Петренчик.

– Это был центр города. Куда же я мог побежать? – спросил Тищенко.

– Не знаю. В туалет! В магазин! В метро! Куда угодно!

– Так ведь я ничего не сделал! А если бы побежал, то патруль мог подумать, что я что-то сделал. Поймали бы, а потом сутки продержали.

– У тебя вечно сто отговорок – захотел бы и не попался!

– Да что ты с ним разговариваешь?! Ему все равно в увольнения ходить не надо – что ему с этого запрета?! – вновь вступил в разговор Резняк.

– Ты, Резняк, уже два раза в увольнении был и к тому же в нормальном увольнении – дома. А я еще ни разу – этот раз можно не считать, все равно в госпитале просидел, – тихо сказал Тищенко.

– А зачем тебе увольнение? Ходить по городу и членом груши околачивать?! – ехидно спросил Резняк.

– Ко мне мать время от времени приезжает. Я бы тоже не отказался в увольнение сходить.

– Ну вот – теперь и сам не пойдешь, и мы из-за тебя тоже в казарме сидеть будем! На тебя мне наплевать, а вот взвод жалко! – презрительно процедил Резняк.

– Разве я виноват, что у нас в армии такая тупорылая система – коллективная ответственность? Пусть бы меня одного наказали! Хотите – я даже схожу и попрошу об этом ротного? – предложил Тищенко.

– Конечно, сходишь! Но ты нам зубы не заговаривай – здесь дело не только в этом. Денисов, скорее всего, тебя просто выгонит, вот и все. Наверное, придется тебе темную делать?! – Резняк с трудом удерживался от искушения наброситься на Игоря.

– Как хотите, – холодно ответил Игорь и уставился в окно.

– Что – стыдно глаза поднять?! Так сделать тебе темную? – наседал Резняк.

– Я уже сказал – как хотите, – безразличным голосом повторил Тищенко.

Резняк принял безразличие за самоуверенность и подумал, что Игорь надеется на помощь Курбана:

– И на своего чурбана не надейся – он далеко, а мы рядом!

– Ни на кого я не надеюсь. Отстань – и без тебя тошно! – Игорь с тоской взглянул на пушистые белые тучки, неторопливо проплывающие над городом.

– Ну что, ребята – сделаем ему темную? – поинтересовался Резняк у обступивших их курсантов.

– Все равно уже поздно. Да и залетать за него не хочется, – проворчал Байраков.

– Еще и в самом деле умрет – потом отвечай за него! – поддержал Петренчик.

– Ну, а ты как думаешь? – спросил Резняк у Гутиковского.

Гутиковский пожал плечами и ответил, как самый настоящий дипломат:

– А что я? Я, как взвод.

– Взвод решил, что будем делать! – нажимал Резняк.

– Никто еще ничего не решил! И вообще – мне надо идти стирать пилотку, – решительно сказал Гутиковский и, не желая никуда вмешиваться, поспешно ушел в умывальник.

– Ладно – поцелуйте зад этому чмошнику за то, что он сделал! А я ему прощать не собираюсь! Ничего, как-нибудь рассчитаемся, Тищенко, – пообещал Резняк, недовольный тем, что его предложение не встретило должной поддержки.

Все кончилось гораздо быстрее, чем Игорь мог предположить в самом начале. По лицам курсантов он понял, что его никто особенно не осуждает и бить не будут. Но это было еще хуже – если бы побили, хоть немного уменьшилась бы вина за запрет увольнений.

Совершенно разбитый и расстроенный Игорь поплелся в умывальник. Кожа на лице горела от избытка эмоций, все еще продолжающих терзать курсанта и Игорю хотелось скорее добраться до воды. Подставив лицо под холодную, освежающую струю, Тищенко услышал какой-то странный шум и крики, раздающиеся из туалета. «Наверное, какая-нибудь драка. И нос в чужое дело совать не хочется, и в туалет зайти надо!» – с досадой подумал Игорь и нерешительно открыл дверь в туалет. Возле писсуара стояли Петров, Абилов и Брегвадзе.

– Ну, чито, Пэтров – я вэдь тебя прэдупрэждаль?! А?

Петров пробормотал что-то нечленораздельное.

Брегвадзе несколько раз ударил его кулаком в грудь. Петров не устоял на ногах и, облокотившись о стену, едва не упал в писсуар. Брегвадзе схватил его за хэбэ, вновь поставил на ноги и нанес еще несколько ударов. Петров даже не пытался защищаться, жалобно бормоча что-то невразумительное, и время от времени, словно марионетка, бестолково махал руками.

– Э-е, хватит, а не то он умрет от страха, – остановил Брегвадзе Абилов.

– Ничэго, нэ умрет! – ответил Брегвадзе и уже, было, занес руку для очередного удара, но тут заметил Тищенко.

– Чито ты хотел? – спросил грузин.

– Ничего, я просто так зашел, – пояснил Игорь.

– Тогда иды в кабина и дэлай свое дэло.

– Я и иду.

– А ты иды и помни, о чем мы с тобой говорили, – зло прошипел Брегвадзе, схватил Петрова за шею и швырнул по направлению к двери.

У Петрова упала на пол пилотка, и когда он склонился над ней, Абилов заехал ему сапогом под зад. Кавказцы засмеялись. Размазывая слезы, Петров выскочил из туалета.

– Куда бежишь? Мой табло, чтоби незаметно било, – Абилов догнал Петрова и заставил помыть лицо под краном.

Безволие и покорность Петрова привели Игоря в бешенство, и он недовольно покосился на кавказцев, когда проходил мимо них по коридору. Тищенко поразило то малодушие, с которым Петров принимал все удары и пинки. «А он совсем тряпка, я бы если и не дрался, то уж что-нибудь резкое хотя бы сказал», – подумал Тищенко.

Когда Игорь вернулся в свой кубрик, весь взвод уже выстроился на проходе. Тищенко, встреченный испепеляющим взглядом Гришневича, быстро встал рядом с Валиком в конце строя. Гришневич объявил приказ:

– По распоряжению майора Денисова несколько человек отправляются на вещевой склад в распоряжение прапорщика Иванова, где будут производить уборку складского помещения. Предупреждаю – если кто залетит на воровстве, то минимум целую неделю проведет в нарядах! По этому поводу меня только что специально предупредил ротный. Если очень уж что-нибудь понравится, можете взять. Например, пилотку для меня. Но, не дай Бог, с ней залетите! В общем, делайте все с умом и сообразно с «боевой обстановкой». Прапорщик Иванов – человек крутой. Служба у него хорошая и терять он ее не хочет – так что если залетите, вас, скорее всего, будут бить, возможно, ногами. В склад пойдут: Байраков, Петренчик, Каменев, Гутиковский, Стопов, Лозицкий, Тищенко, Валик и Федоренко. Федоренко!

– Я.

– Поведешь людей к складам. Там найдешь прапорщика Иванова и скажешь, что вы прибыли в его полное распоряжение. Только обязательно уточните, что вы из второй роты, а то вечно Денисова склоняют, что наша рота от работ отлынивает. Все понял, Федоренко?

– Так точно.

– Тогда действуй.

– Становись. Напра-во! На выход строиться марш! – четко скомандовал Федоренко.

– Ну, ты, Федор – молодец! Тебе только сержантом и быть, – засмеялся на улице Байраков.

– Какой уж из меня сержант, – смущенно улыбнулся Федоренко, но было видно, что слова Байракова пришлись ему по душе.

В парке двери всех складов оказались наглухо закрытыми, и кроме часовых нигде не было ни малейших проявлений жизни.

– М-да уж… И где его искать – этого Иванова? – задумчиво пробормотал Федоренко.

– Надо за складами посмотреть – пусть кто-нибудь сходит, – предложил Байраков.

– Гутиковский, сходи, глянь, а? – попросил Федоренко.

– Почему обязательно я, а не кто-нибудь другой? – недовольно спросил Гутиковский.

– А почему должен идти кто-то другой? – вопросом на вопрос ответил ефрейтор.

Гутиковский лишь пожал плечами в ответ.

– Вот видишь – так любой может сказать. Сходи, раз уж я на тебя первого посмотрел.

– Ты – старший, вот и сходил бы.

– Мне нельзя – я ведь должен доложить. А вдруг, пока я буду ходить, придет Иванов – кто ему тогда доложит?

– Да хоть я.

– Ты? Да ну тебя… Короче, Гутиковский – чего ты ломаешься?! Ты идешь или нет? – Федоренко начал терять терпение.

– Ладно, Гутиковский – не строй из себя неизвестно что! Посмотри за тем складом, а я за этим гляну, – поддержал ефрейтора Петренчик.

Гутиковский неохотно поднялся и медленно побрел за склад, бурча себе под нос что-то о ефрейторах, которые «стали считать себя чуть ли не сержантами». Но, сколько курсанты не старались, отыскать Иванова им так и не удалось.

– Что будем делать? – спросил Байраков.

– Может, назад в казарму пойдем и скажем Гришневичу, как было дело? – предложил Федоренко.

– Зачем? Чтобы еще что-нибудь там делать? Сегодня день теплый – можно и здесь посидеть. А Гришневичу скажем, что Иванова ждали, – старался убедить Байраков.

– Кто это тут меня ждал? – спросил незаметно подошедший высокий и вместе с тем грузный прапорщик с красным, мясистым лицом.

Федоренко быстро построил людей, подошел к Иванову, отдал честь и доложил:

– Товарищ прапорщик – мы прибыли в ваше распоряжение для работы на вещевом складе. Старший команды – ефрейтор Федоренко.

– А «мы» – это кто?

– Второй взвод второй роты, – уточнил Федоренко, испугавшись, что чуть, было, не забыл о наказе сержанта.

– Значит, на вещевом складе? Пошли со мной, – заулыбался прапорщик.

Ему казалось забавным, что курсанты учебки так тщательно выполняют требования уставов. Команды, присылаемые из бригады, обычно поясняли своими словами цель прихода и их старшие никогда не строили для доклада своих людей по стойке «смирно».

Вещевой склад оказался в глубине парка – рядом со складом артвооружений. Иванов распечатал двери и начал, было, открывать навесной замок, весивший не меньше двух килограммов, как тут к нему подошел часовой:

– Товарищ прапорщик, а у вас есть разрешение вскрывать хранилище?

– Да пошел ты, боец, на хер, – спокойно, не поднимая головы, ответил Иванов.

– Товарищ прапорщик, если у вас нет разрешения от начальника караула, я не разрешу вам вскрывать склад.

– А что же ты мне сделаешь – из автомата застрелишь? Так ведь ты и стрелять-то толком не умеешь! Твой пост – склад артвооружения. Так?

– Ну.

– А это двери вещевого склада. Уже не твой пост. Так что иди отсюда, боец и неси свою караульную службу, а не пудри мне мозги!

Часовой, совершенно сбитый с толку, некоторое время постоял возле дверей, затем махнул рукой и со словами: «Что мне – больше всех надо, что ли?!» пошел в сторону артскладов.

Прапорщик открыл склад и, перед тем, как впустить туда курсантов, прочитал короткую, назидательную инструкцию:

– Внутри много предметов, которые стоят неустойчиво. Поэтому ни в коем случае не балуйтесь и не толкайте друг друга, потому что могут обвалиться ящики и поразбивать вам руки, ноги, головы, а может, и члены. Тогда останетесь без наследства.

Прапорщик подмигнул, и курсанты весело рассмеялись. Затем лицо Иванова стало серьезным, и он решительно заметил:

– Предупреждаю насчет воровства – не дай Бог кто-то что-то возьмет! Я лично проверю каждого пред выходом на улицу. И запомните, мужики, если только что найду – предупреждаю заранее, что буду бить по-настоящему. Потом можете жаловаться, куда хотите – я скажу, что пресекал разворовывание воинского имущества. Всем понятно?

Курсанты молчали. Перемены в лице и тоне прапорщика были столь разительны, что Игорь и его товарищи удивленно переглянулись между собой.

– Я спрашиваю – всем понятно?

– Так точно, – не сговариваясь, ответили курсанты.

– Хорошо. Тогда заходите, – более мягким тоном сказал Иванов и пригласил курсантов внутрь преувеличенно широким жестом.

Склад снизу до верху был завален всевозможными ящиками, образовавшими в дальнем углу настоящий вещевой Тянь-Шань. Но и в остальных местах склада высота поставленных друг на друга ящиков была не меньше двух-трех метров.

– Ну, как – нравится порядок? – спросил прапорщик.

– Да уж, товарищ прапорщик – здесь только в прятки играть, – заметил Байраков.

– Вот мы и будем наводить порядок. Ваша задача – немного расчистить проход. К тому же среди этих ящиков по всему складу валяются котелки и противогазы. Их нужно собрать и снести вот в эти два пустых ящика, что стоят у дверей. Рассредоточьтесь так, чтобы вы смогли осмотреть весь склад. Ефрейтор!

– Я, – отозвался Федоренко.

– Расставляй своих людей.

– Есть.

Федоренко распределил курсантов по складу. Лозицкий, Стопов, Валик, Тищенко и сам Федоренко отправились в дальний угол, а остальные исчезли среди лабиринта ящиков.

С трудом перелезая через завалы ящиков и всякой вещевой мелочи, курсанты пробирались в противоположную сторону склада. Валику вскоре надоел весь этот альпинизм, и он остановился на полпути к цели, заявив, что будет искать котелки и противогазы здесь. И в самом деле, заглянув в одно из больших ответвлений, Валик обнаружил там целую рассыпь котелков, которых было не меньше сотни.

– Да, работы здесь хватит. Может ты, Тищенко, ему в помощь останешься? – предложил Федоренко.

Но Игорь тотчас же с негодованием отверг это предложение ефрейтора. У Тищенко проснулся чисто спортивный интерес, и к тому же он не привык останавливаться на полпути. В этот момент Игорь больше всего в жизни хотел влезть на самый верх Джомолунгмы из ящиков и поэтому ни за что не согласился бы остаться с Валиком. Поскольку никто не хотел оставаться, Федоренко пришлось остаться самому. Стопов тоже вначале хотел составить компанию своему другу, но потом в нем, очевидно, проснулся тот же азарт, что и в Игоре, и он решил продолжить путь.

Добравшись до цели, курсанты увидели огромную груду ящиков, вздымающуюся до самого потолка.

– Ну что – залезть? – спросил Игорь у своих спутников, которые с задранными вверх головами разглядывали «вершину».

– Я думаю, что не стоит. Они там, скорее всего, стоят не очень-то и устойчиво, – предположил Лозицкий и для подтверждения своих слав несколько раз толкнул ящики на уровне своего роста.

– Ерунда – я легкий! Это, во-первых. А во-вторых, не надо просто изо всей силы толкать, – возразил Игорь.

– Как хочешь – не мне ведь лезть, – пожал плечами Лозицкий.

«Метров пять до самого верха будет – если упаду, можно все, что угодно, поломать», – подумал Игорь и после недолгой, но жестокой борьбы страха и азарта поддался второму чувству и осторожно полез вверх. Он уже преодолел больше половины и лишь тогда оглянулся вниз. Задрав головы, Лозицкий и Стопов с интересом следили за Тищенко. Тем временем ящики вначале незаметно, а затем все более ощутимо начали раскачиваться из стороны в сторону, грозя рухнуть вниз.

– Подержите ящики, – попросил Игорь, опасаясь, что сейчас все это шаткое сооружение рухнет вниз.

– Как же мы подержим, если не достаем до тебя? – спросил Лозицкий.

– А вы просто упритесь в основание руками – они тогда меньше шататься будут, – посоветовал Игорь.

Поначалу Тищенко намеревался влезть ногами на самый верхний ящик и там продемонстрировать свою ловкость, но зыбкость опоры заставила его отказаться от своих первоначальных намерений, и Игорь решил просто посмотреть, что делается наверху.

– Одного только не пойму – как сюда все это затащили?! – с искренним удивлением воскликнул Игорь.

– Наверное, как-то затащили, раз эти ящики здесь – не сами же они пришли, – философски заметил Стопов.

Игорь уже почти достиг вершины, но в этот момент его увидел Иванов:

– Эй, боец! Тебе что – жить надоело?! А ну, слазь оттуда! – крикнул прапорщик и немного погодя выругался, увидев, что Тищенко и не думает подчиниться его приказу.

Игорь же на самом деле и рад был бы слезть, но от неожиданного окрика прапорщика он сделал неосторожный взмах руками и ящик, служивший опорой, начал угрожающе крениться в сторону.

– Слазь, я тебе говорю!

– Товарищ прапорщик, так ведь все равно надо как-то сюда лезть.

– Слазь, говорю – без тебя обойдемся!

– Я не могу – они, кажется, сейчас упадут, – побледнев, сказал Игорь и в тот же момент полетел вниз.

Следом за ним посыпались ящики, напоминая своим падением самый настоящий горный обвал. Лозицкий успел отскочить в сторону, а вот Стопов как раз всем телом встретил летящего Игоря, и они вдвоем упали на пол. Рядом, чуть не раздавив их обоих, упал огромный ящик.

– Стопов, ты оказался тут как нельзя более кстати! Если бы я в другое место упал – точно переломал бы все руки и ноги, – сказал Игорь, потирая здорово ушибленное колено.

– Да уж. Только ты мне своим локтем чуть зубы не повыбивал! – недовольно проворчал Стопов.

– Ну что, твою мать, разбил свою дебильную башку? – донесся раздраженный вопрос Иванова.

– Никак нет, товарищ прапорщик – все нормально, – ответил Игорь, с трудом превозмогая боль.

– Ну, раз говоришь, значит, нормально. А ящики целы? – спросил прапорщик.

– Так точно – целы, – ответил Игорь и лишь после этого осмотрелся.

У самого большого ящика оторвалась крышка, а еще у одного треснула одна из досок боковой стенки и оттуда посыпались петлицы.

– Ох, ты, смотрите – петлицы! – обрадовался Стопов.

– Петлицы, это хорошо, но посмотрите, что в большом ящике! – воскликнул Тищенко и показал на рассыпавшиеся пилотки.

– Бог дал, можно и воспользоваться, – заметил Стопов и принялся примерять пилотку себе по размеру.

– А вдруг отберет? – спросил Лозицкий и кивнул в сторону прапорщика.

– Да не пойдет он сюда! – возразил Игорь.

– Почему это?

– Да потому, Лозицкий, что ему нет никакого интереса через все эти завалы ломиться. Для этого у него такие бойцы, как мы, есть. А вот у дверей, когда всех проверять начнет, и в самом деле отобрать может.

– Надо же ему в курсе быть, что у него на складе делается. Придет и увидит, что ящик разбился, и мы пилотки взяли.

– Он мог и без нас слететь. К тому же мы можем часть пилоток и вокруг разбросать: мало ли когда он упал и куда эти пилотки завалились. Надо следить за порядком, а не устраивать такой бардак!

План Игоря всем понравился и вскоре курсанты, взяв себе по пилотке, разбросали еще несколько штук на окружающие их ящики. Тем временем из любопытства на шум начали собираться остальные курсанты. Первыми пришли Валик и Федоренко, чуть погодя – Байраков и Каменев.

– Вы, словно мухи на мед, слетелись, – заметил Игорь, когда вновь пришедшие с радостными восклицаниями обступили ящик с пилотками.

– А что тебе, собственно говоря, не нравится? Может быть, мы должны были спросить у тебя разрешения? – недовольно откликнулся Байраков.

– Я просто так сказал. Подозрительно, что мы все в одном месте собрались, – пожал плечами Игорь.

– Не бойся, возле прапорщика все время Петренчик и Гутиковский работают, и он все время только тем и занят, что следит, чтобы они эмблемки из ящиков не сперли.

– Там эмблемки? – спросил Тищенко.

– Да. Два ящика.

– А здесь петлицы. Игорь показал на треснувший ящик, и тут в каждом проснулся дух мародерства и воровства. Курсанты принялись придирчиво осматривать каждый ящик, пытаясь залезть внутрь. Но открытыми были лишь ящики с эмблемками и погонами. Взяв себе «каждой твари по паре» из обнаруженного ассортимента, курсанты начали думать, как бы вынести все это за ворота. В конце концов, решили рассовать петлицы и эмблемки по карманам, а погоны и пилотки затолкать в сапоги, а пока сложили все «награбленное» возле одного из ящиков.

Перед самым концом работы к Игорю подошел Байраков и попросил:

– Слушай, Тищенко, возьми к себе в сапог и мою пилотку с погонами.

– А ты сам почему не хочешь себе взять?

– Понимаешь, у меня сапоги очень туго сидят – будет слишком заметно. А у тебя есть небольшой промежуток между ногой и сапогом. Кроме того, так будет гораздо надежнее – обе твои ноги получатся одинаковыми. А если только в один сапог пилотку положить, ноги будут разными и Иванов сразу все поймет.

«Вот скотина – хочет, чтобы я вынес пилоту! А если меня поймаю, то он ведь уверен, что я его не заложу – значит, мне попадет, а он будет не при чем. Послать его подальше? Черт, а эта история с увольнением? И так минчане на меня искоса поглядывают. От Байракова во взводе многое зависит, может и вынести ему эту пилотку? Но только это надо так сделать, чтобы он подумал, что я действительно поверил в то, что пилотка ему в сапог не лезет», – решил Игорь.

– Ну, чего ты молчишь? – нетерпеливо спросил Байраков.

– Думаю. А вдруг ты хочешь меня подставить? Почему бы тебе две пилотки в сапоги не всунуть – тоже незаметно будет?

– Да ведь я уже говорил – у меня сапоги в облипку, а у тебя место еще есть. Зачем же мне тебя подставлять? Мне пилотка нужна, а не твой залет! – разозлился Байраков.

– Даже не знаю…

– Если боишься, то так и скажи.

– Конечно, боюсь – не тебя ведь бить будут! Ну, да ладно – уговорил, пронесу, – выдержав паузу, согласился Тищенко.

– Давно бы так. Я знал, что ты мне поможешь, – улыбнулся Байраков и похлопал Игоря по плечу.

Тищенко ненавидел эту нахальную, самоуверенную улыбку, но все же улыбнулся в ответ.

Курсанты рассовали по укромным местам пилотки и все остальное и отправились на «таможню». Петренчик и Гутиковский уже поджидали их по другую сторону ворот. Когда до прапорщика осталось не больше пяти метров, Федоренко не выдержал и остановился.

– Ты чего? – удивился Стопов.

– Я? Я ничего. У меня что-то пилотка в сапоге сползла – надо поправить. А ты иди – не останавливайся. Я потом подойду.

Но Стопов уже смекнул, что его, как подопытного кролика, хотят отправить первым, и тоже остановился. Следом за ним шел Игорь.

– Ну что, Тищенко – может быть, ты рискнешь? – шепнул Байраков.

– Не хочу – у меня целых две пилотки. Я лучше посмотрю, как другие пройдут, – решительно возразил Игорь.

– Ну, тогда ты, Стоп, давай. Чего ты сцышь?!

– Видя, что Стопов колеблется, все остальные пришли на помощь Байракову и все-таки уговорили первого рискнуть.

– Чего это вы там, как говно в забившемся очке, застряли? – Иванов заподозрил что-то неладное.

– Иду, товарищ прапорщик, – поспешно заверил Стопов и несмело пошел к выходу.

Прапорщик, настороженный непонятной нерешительностью курсантов, дотошно прохлопал Стопова с ног до головы и выудил таки у него из рукавов два погона.

– Это что такое, боец, а?! – грозно спросил прапорщик.

– Это? Погоны. В магазине просто нет, а мне очень надо на парадку, – лепетал Стопов, и было видно, что он говорит первое, что пришло ему в голову.

– В магазине, говоришь, нет? А ведь это для хэбэ погоны, как же ты их на парадку нашил бы? – побагровел прапорщик.

– Виноват, товарищ прапорщик. Я их в темноте перепутал. Они лежали в углу – я думал, может, кто выкинул, а мне пригодятся. А если нельзя, так я сейчас на место положу, – «включил дурака» Стопов.

– Так ты думал, что кто-то новые погоны выкинул?

– Я? Нет… Я по ошибке…

– По ошибке? – зло ухмыльнулся Иванов и вдруг резко ударил Стопова погонами по лицу.

Видимо, он попал по глазам, потому что Стопов вдруг отшатнулся и, схватившись руками за лицо, скорчился от боли.

– Я вас предупреждал – ничего не брать! Он перепутал! Положить на место! Бегом! – заорал на Стопова прапорщик и бросил ему в лицо погоны.

Стопов подобрал погоны и, все еще держась за глаза, побежал назад. Валик, Лозицкий и Федоренко, напуганные происшедшим, поспешно достали из сапог пилотки и погоны и выбросили их в ближайший проход между ящиками. Байраков и Тищенко решили все же рискнуть. Но если у Байракова в сапогах были лишь погоны и петлицы, то у Игоря – целых две пилотки.

– Чего вы там копаетесь? Может тоже что-нибудь с собой захватили? Не дай Бог я еще у кого-нибудь что-то найду – прибью на месте! Хватит с вами цацкаться! Вы все равно по-хорошему не понимаете.

Дрожа от страха, к прапорщику подошел Валик.

– И чего это наш Валик так дрожит – все равно у него только петлицы и эмблемки остались? – шепнул Игорь на ухо Байракову.

– Риск все-таки есть…

Валик прошел досмотр успешно и со счастливым лицом уже поглядывал внутрь склада с улицы. Игорь с помощью Байракова договорился, что пойдет последним, и теперь с горечью смотрел на товарищей, ожидавших его по ту сторону «таможни». Окончив повторный осмотр Стопова, Иванов позвал Игоря: