Текст книги "Суровая Проза, Трилогия(CИ)"

Автор книги: Андрей Бондаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 42 страниц)

– Большое спасибо, – поблагодарил Лёха. – Ты, мисс Паулс, отличный боевой товарищ.

– Стараюсь быть полезной...

Раздалось рассерженное пиликанье.

– Слушаю вас, Виталий Палыч, – поднёс к уху чёрную коротковолновую рацию Горыныч. – Так точно! Никак нет.... Старшим по "песчаному катаклизму" генерал Смит назначил старшего лейтенанта Петрова.... Вас понял. Виноват. Лично проконтролирую.... Разрешите, всё же, передать аппарат Алексу? Понял.... Петров, держи. Высокое начальство тебя жаждет...

Общение с генерал-лейтенантом Громовым длилось не более пяти-шести минут. То есть, генерал-лейтенант – азартно и со знанием дела – давал ценные указания, а подчинённый покорно молчал и, что называется, старательно впитывал.

– Ну, и? – выдержав короткую паузу, поинтересовался Палыч. – Что скажешь?

– Всё понял, – заверил старший лейтенант. – Выполню – от и до.... Что, конец связи? Без вопросов. Роджер...

Вернув рацию Горынычу, Лёха сообщил:

– Виталий Палыч уже в курсе произошедшего. Более того, рвёт и мечет, устали не зная. А так же строго-настрого запрещает – отправляться на поиски пропавшего вертолёта без чёткого разрешения здешнего метеоролога, так его, морду очкастую, и растак. Знаю я эту редкостную канцелярскую крысу. Перестраховщик махровый и законченный. Пока ветер не станет слабее тридцати метров в секунду, разрешения не даст. Мол, смертельно опасно для членов спасательной команды.

– Что будем делать? – поинтересовался Леон.

– Во-первых, тщательно готовиться к предстоящему рейду по пустыне. Это касается и джипов, и запчастей к ним, и продовольственных припасов, и дельного набора медикаментов. Во-вторых, надо определиться – какой из "корпусных" докторов отправится с нами. Можно, в конце-то концов, и двоих прихватить с собой. Лишним, чай, не будет. В-третьих, будем терпеливо ждать улучшения погоды...

И офицеры принялись готовиться и ждать. Сутки, вторые, третьи.

И всё это время (не считая, конечно, перерывов на краткий сон), Ванда была с ними. Помогала регулировать двигатели джипов, так как прекрасно разбиралась в машинах. Рассказывала о всяческих особенностях пустынных миражей. Давала советы по оказанию первой медицинской помощи людям, страдающим от обезвоживания и истощения.

А ещё, когда удавалось уединиться, они с Лёхой целовались, говорили о Любви и строили далёко-идущие планы...

Утром четвёртого дня – с момента падения вертолёта – погода, наконец-то, улучшилась. Сила ветра упала до двадцати восьми метров в секунду. И главный метеоролог «ооновского» корпуса (редкостная канцелярская крыса), дал-таки официальное разрешение на отправку спасательной группы.

Они выехали на двух мощных армейских джипах, оснащённых здоровущими специализированными колёсами.

Погода улучшилась? Ха-ха-ха.

Весьма сомнительное и спорное утверждение. Если, конечно, не сказать большего.

Знойный злой ветер по-прежнему нёс целые тучи мельчайшего песка. Нёс и бросал. Нёс и бросал. Широкие "дворники" джипов еле-еле справлялись с очисткой лобовых стёкол. Ещё было очень жарко и душно. Мощные автомобильные двигатели, постепенно нагреваясь, урчали хрипло, устало и надсадно. А все члены спасательной команды потели практически безостановочно. Всё потели и потели. Потели и потели...

– Ну, и амбре здесь стоит, – ловко управляясь с автомобильной баранкой, брезгливо морщился Горыныч. – Никогда не думал, что молодые и здоровые люди могут так паскудно смердеть. И, самое обидное, что и я в их числе. Типа – самый натуральный и позорный пустынный скунс.... А ещё и ни фига не видно, куда едем. Сплошная серая муть впереди. А по небу быстро-быстро передвигаются тёмные облака. Только это совсем даже не дождевые тучи, а, наоборот, песчаные. Состоящие, понятное дело, из многих-многих тонн пустынного песочка.... Хорошо ещё, что бортовой компьютер пока пашет исправно и правильное направление указывает. Тьфу-тьфу-тьфу, конечно.... Ладно, прорвёмся. Не впервой...

Почти через сутки после старта, на тёмно-тёмно-багровом рассвете, они въехали в район предполагаемого падения вертолёта.

Неожиданно песчаная буря прекратилась. Ветер стих. Грозные тёмно-серые тучи осыпались на землю десятиминутным песчаным "дождём" и прекратили своё существование. Даже рассветная заря постепенно поменяла свой траурно-угрожающий тёмно-багровый цвет на оптимистический светло-светло-жёлтый.

– Останавливаемся и вылезаем наружу, – скомандовал Петров. – Передохнём. Посовещаемся.

– Чудеса в решете, мать их растак, – покинув джип, сладко потянулся Горыныч. – Ещё двадцать минут назад вокруг был ад кромешный, а сейчас, наоборот, благодать Божья. В том смысле, что окружающий воздух – амброзия сплошная. Пахнет летним разнотравьем, колодезной водой и опавшими осенними листьями.... Как такое может быть, а? Мы же находимся в самом центре африканской Сахары.... Может, кроме "оптических" миражей существуют ещё и "ароматические"? Надо будет потом проконсультироваться по этому поводу у одной симпатичной и высокоинтеллектуальной барышни. Если, понятное дело, ревнивый старший лейтенант Петров не будет против.... Что будем делать дальше?

– Как это что? – удивился Пашка Сомов. – Конечно же, следовать указаниям учёной мисс Паулс. То бишь, внимательно присматриваться к окружающей нас местности. Внимательно, с недоверием и долей здоровой подозрительности.

– А ты, Сом, оказывается, очень рассудительный молодой человек. Не удивлюсь, если через какое-то время ты перейдёшь на работу в российскую милицию. Например, в славный уголовный розыск.

– Что в этом такого? Я ещё в младших классах средней школы мечтал – стать знаменитым и умелым сыщиком. Типа – российским комиссаром Мегрэ.

– Оставить посторонний трёп, – велел Лёха. – Достаём бинокли из футляров и приступаем к наблюдениям. А потом, ясный пенёк саксаула, делимся ими друг с другом...

Через десять минут Горыныч сообщил:

– Упавшего вертолёта нигде не наблюдаю, хоть убей. А на западе чётко просматривается фигура гигантского каменного сфинкса, только полупрозрачная и словно бы уползающая от нас.

– Ага, даже слегка подрагивает – словно кусок фруктового желе, случайно упавший на пол.... Не думаю, что за этим сфинксом "прячется" что-либо. Хотя, чисто на всякий случай, потом и туда наведаемся.... Меня же гораздо больше интересуют вон те древние почерневшие развалины. Вдруг, это мираж? Всякое бывает. Надо будет их "проверить" с помощью лазерного прибора милейшей мисс Паулс.... А ты, Сом, будущий гениальный сыщик, что высмотрел?

– Склон.

– Что – склон?

– Очень странный склон, – указал рукой на северо-восток Пашка. – Видите? Цвет у него очень, уж, необычный. Светло-серый, с характерными чёрными точками.... Что это за вкрапления такие, а? Чёрная приморская галька? Откуда ей здесь взяться? Странность странная...

Джипы остановились, не доехав до подозрительного склона порядка семидесяти пяти метров (по крайней мере, так это смотрелось). Офицеры покинули машины.

– Сейчас мы проверим, как работает эта "усиленная лазерная указка", – достав из внутреннего кармана камуфляжной куртки серебристый цилиндрик, пообещал Петров.

Он, вытянув правую руку вперёд, плавно перевёл крохотный чёрный тумблер в рабочее положение. Через секунду из торца цилиндрика "выскочил" тонкий светло-голубой луч. Выскочил и упёрся в серо-чёрный склон...

Последовала яркая ультрамариновая вспышка, заставившая людей прикрыть глаза ладонями. Ещё мгновение. И странный холм исчез, словно бы растворился в окружающем их воздухе...

– Лишь грязно-жёлтые пески вокруг, – восхищённо прокомментировал Сом. – Сработала-таки хитрая аппаратура медноволосой и умненькой мисс Паулс.... А что это за железка торчит из одинокого тёмно-рыжего бархана? Это же.... Это же винт вертолёта, занесённого песками по самую крышу кабины. За мной!

Они, не жалея рук и сил, откопали вертолёт за неполный час. Откопали, вскрыли заклинившую дверку и обнаружили внутри восемь уже начавших разлагаться трупов, а так же двоих выживших – Никоненко и Романова.

Никон был в сознании и даже пытался улыбаться. А Роман пребывал в бреду горячечном.

Санькой занялся пожилой доктор-поляк. А Никоненко, вволю напившись чуть подслащённой воды и жадно вдыхая относительно чистый воздух пустыни, приступил к печальному повествованию:

– Неожиданно началась песчаная буря. Забарахлил двигатель. Перестал работать хвостовой винт. Пришлось совершить вынужденную, достаточно жёсткую посадку – сплошные ушибы, вывихи и переломы. Рации не работали, видимо, из-за сильных геомагнитных аномалий, сопровождавших бурю.... Песчаные высокие воронки начали бодро терзать беззащитную железяку. Взбесившийся ветер всё дул и дул. Внутри вертолёта было темно, очень душно и жарко. Наружу не выйти. Вскоре навалилась колючая жажда.... Потом (ход Времени уже не ощущался), начали умирать люди. От жажды, жары, ушибов-переломов и общей слабости характеров. Один, второй, третий, четвёртый.... Да и Романов надумал концы отдать. Пришлось вмешаться. По щекам лупил. Ножом зубы разжимал, чтобы последний глоток воды влить. На ухо всякую чушь нашептывал. А ещё я ему на сломанную голень шину самодельную наложил.... Почему сам не сдох? Наверное, из-за природного упрямства российского. А ещё и пивка хотелось. Очень-очень-очень.... Как можно помереть, когда ещё не всё пиво на этом Свете выпито? Чушь полнейшая и гадкая. Не, ребятки, без меня...

Странно и нетипично завершилась эта история с упавшим вертолётом.

Алексей Никоненко – разгильдяй, регулярный нарушитель воинской дисциплины и, в общем-то, человек в ГРУ случайный, вышел из ситуации с честью. В том смысле, что полежал двое суток в "корпусном" госпитале, а после этого снова заступил на службу. Причём, именно в вертолётную "штурмовую команду". Молодец, одним словом.

Потом даже коротенькую песенку – по мотивам этого происшествия – сочинил. Мол, не один в один, а чисто по перенесённым ощущениям и переживаниям:

Под небом голубым,

Так трудно – умирать.

И ждать, что смерть – сейчас придёт,

Как избавленья – ждать...

Воды лет сто, как не было, так нет.

Гангрена – ставка – только полчаса.

Паскудный, жёлтый, ветреный рассвет

Уже терзает – эти небеса...

Не будет нынче вертолёта, брат.

Сказал мне доктор и пилу достал.

Да и наркоза тоже – как бы – нет.

Зато какой – сиреневый рассвет...

Ты потерпи, солдат?

И я – терпел.

Часа, наверно, два.

Потом – не помню.

Каюсь, виноват.

Но визг пилы мне всё напоминал -

Крепись, солдат...

Потом был – Кремль.

И важный генерал

Красивый орден – долго мне вручал.

И говорил – о к Родине любви.

И о врагах, растоптанных в пыли...

Бывает всё на Свете, пацаны.

И даже то – чего не снилось им,

Девчонкам нашим – гордым и простым,

Под небом тем, бесспорно, голубым...

А, вот, Александр Романов – образцово-показательный служака и любимчик высокого руководства – подкачал...

Глава восьмая

Романов

После успешного окончания средней школы Александр Романов, поразмышляв на досуге, решил немного повременить с поступлением в институт. Мол: – «Женщинами, как известно, становятся в постели, а мужчинами – в армии...». Мудрость такая народная, заслуживающая уважения. Почему же к ней не прислушаться, если, во-первых, «мудрость», а, во-вторых, «народная»?

Мать, будучи женщиной нервной, трепетной и впечатлительной, тут же разнервничалась и ударилась в слёзы. А отец, наоборот, жизненный выбор сына неожиданно одобрил, заявив:

– Оно, Сашок, лишним не будет. Как я понимаю.... Что частенько говорит с телевизионного экрана наш обожаемый и импозантный Премьер-министр? Мол: – "Только здоровый дух предпринимательства может вывести российскую экономику на качественно-новый уровень. Поэтому Правительство (и я лично), возлагаем особую надежду на малый и средний отечественный бизнес...". Понимаешь, сына? На бизнес! А что такое, если зрить в корень, современный российский бизнес? Это, образно выражаясь, дикие и первобытные тропические джунгли, в которых каждый – сам за себя. Или же большой аквариум, в котором – помимо мирных рыбёшек – плавает целая куча злобных акул, барракуд и прочих вечно-голодных зубастых хищников. Зазевался на мгновенье, утратил бдительность, и всё – сожрали, имени-фамилии не спросив.... Как молодой человек, пороха не нюхавший и выросший в тепличных условиях, может стать успешным бизнесменом? В нашей современной России, я имею в виду? Никак, ясное небо над головой. То есть, он будет – на короткое время – считаться бизнесменом. Но, не более того. Достанут, порвут, всё отнимут, сожрут, унизят и даже "спасибо" не скажут. Диалектика и естественный отбор (по старику Дарвину), в действии.... А в российской армии много чему полезному можно научиться. Например, ладить с непосредственным начальством. Завоёвывать хорошее отношение со стороны старослужащих и сержантов. Верховодить ровесниками. Выполнять полученные приказы "малой кровью". Эффективно приспосабливаться к изменяющейся обстановке. Качественно маскироваться и прятаться. Совершать хитрые обходные манёвры, причём, как тактические, так и стратегические. Планировать и прогнозировать ближайшее и отдалённое будущее. Уметь вовремя отступить, не впадая при этом в пошлую панику. Ну, и другому прочему.... Крепкая жизненная школа, короче говоря. Ничем не хуже всяких и разных зарубежных Университетов. Да и времени занимает гораздо меньше.... Высшее образование? Во-первых, всему можно научиться – при должном желании – и самостоятельно. Чего только нет в нынешнем Интернете. И всевозможные учебники, и креативные труды-теории, и видеосъёмки лекций самых знаменитых и известных профессоров. Учись, бродяга, не хочу. Причём, именно тому – чему хочешь.... Во-вторых, сейчас практически любой диплом (самый-самый настоящий и подлинный), можно купить. Без всяких вопросов, были бы деньги. Бумажка, она бумажка и есть.... Ещё дам один дельный совет. Положенный Законом год отслужи в общем порядке, особо не высовываясь. А потом оставайся-ка ещё годика на два-три – по Контракту...

– Что ты такое говоришь-то, отец? – возмутилась Санькина матушка. – Чему учишь сына?

– Хорошему учу, не сомневайся, мать.... Конечно, и за полноценный год можно приобрести полезные навыки. Но, желательно, не останавливаться на полпути. Серьёзные дела, они не терпят суеты и спешки.... Так что, Сашок, ты в военкомате сразу же, не откладывая, сообщи, мол: – "Я паренёк физически-подготовленный, интеллектом не обиженный, алкоголя и наркотиков не употребляю, не курю и, вообще, насквозь положительный. Более того, имею устойчивое желание – послужить Родине и по Контракту. Поэтому прошу – направить меня в "настоящие" войска...". Я имею в виду ВДВ, морскую пехоту и различные подразделения специального назначения. Не пожалеешь, сынок. Если даже потом и не надумаешь открывать собственный бизнес, то работу денежную и престижную завсегда найдёшь. Крепкие профессионалы, они нынче в цене...

Санька последовал отцовскому совету и – по большому счёту – никогда об этом не пожалел.

В районном военкомате к нему, как и предполагалось, отнеслись серьёзно и – после успешного прохождения медкомиссии и развёрнутого собеседования-тестирования – направили проходить срочную службу на секретный объект – "А-314".

Солидный бетонный забор с несколькими рядами колючей проволоки по верхнему торцу. Двухстворчатые металлические ворота, выкрашенные в благородный (для тех, кто понимает, конечно), тёмно-зелёный цвет. Серьёзное КПП, мрачные усатые часовые в пятнистом камуфляже с короткоствольными автоматами наперевес. Несколько двухэтажных кирпичных длинных казарм, трёхэтажное кубическое здание "головного офиса". Гравийный плац для построения личного состава. Прямоугольный щит, на котором – казёнными чёрными буквами – значилось: – "Полковая разведка".

– Какого полка – разведка? – заинтересовался Санька.

– Какого надо, – криво усмехнулся широкоплечий прапорщик Савельев, встречавший их команду. – Много будешь знать, боец, быстро состаришься. А после этого – раньше отведённого природой срока – займёшь вакантное место на ближайшем сельском кладбище.

– Разрешите, товарищ прапорщик, задать ещё один вопрос.

– Разрешаю. Спрашивай, товарищ новобранец.

– Вот, эти два кривых шрама на вашем мужественном лице...

– На физиономии, боец. В армии лиц нет. Окромя вышестоящих, понятливые ёжики.... Ясно излагаю?

– Так точно! А, всё-таки.... Где вы заработали-получили такие классные шрамы? На ученьях? В реальном бою?

– Много дурацких вопросов – в своё время – задавал. Вот, и заработал. Гы-гы-гы! – племенным жеребцом заржал прапорщик. – Прекращай, боец, заниматься ерундой. Служи честно и тупо. Со временем всё сам поймёшь. А если не поймёшь, то и говорить не о чем. Все недогадливые, они на гражданке обитают. Типа – цветастые галстуки носят и модные штаны, зарабатывая гнойный геморрой, просиживают на скучных и бесконечных совещаниях.... Устраивает такая завидная доля?

– Никак нет!

– Одобряю, боец. Свободен. Служи...

Он и служил, больше не задавая вопросов. Никаких. А, зачем, собственно? Ведь, сказано было чётко, мол: – "Всё сам поймёшь. Со временем...". Санька был очень терпеливым человеком, да и в своей сообразительности никогда не сомневался.

Служба оказалась разнообразной, разносторонней и интересной. Регулярные стрельбы практически изо всех видов огнестрельного оружия. Обучение искусству обращения с оружием холодным. Всякая экзотика в ассортименте – луки, арбалеты, пращи, японские метательные звёздочки, прочие хитрые штуковины и приспособления. Многокилометровые марш-броски – и в противогазах, и без них. Занятия по карате-до, дзюдо и боевому самбо. Минирование и разминирование. Теоретические основы комплексной диверсионной деятельности. Особенности проведения жёстких допросов в условиях активных боевых действий. Яды и противоядия. Уменье загримироваться с помощью подручных средств. Ну, и многое другое, включая экспресс-метод постижения английского разговорного.... А, вот, никаких нудных политинформаций и занятий по строевой подготовке в "А-314" не проводили. Ни единого разочка.

– И это, безусловно, правильно, – понимающе хмыкал Санька. – Зачем дельному боевику сдалась вся эта дурацкая и показушная лабуда? Наше дело солдатское – сидеть в глубоком окопе (или там на комфортабельной базе), и дожидаться условного сигнала – "три зелёных свистка". А потом, дождавшись, следовать вперёд и вверх – за воинской славой, новыми званиями и разлапистыми орденами. Не жалея ни чужих жизней, ни своей. Всё легко и просто: как из штурмовой рогатки – увесистым стальным шариком в глаз – взрослого медведя пристрелить...

За две с половиной недели до выхода Приказа о плановой демобилизации, во вторник (день приёмов по личным вопросам), он отнёс подполковнику Шмарову, командиру «А-314», заявление. Мол, так и так: – «Хочу продлить службу в Рядах на контрактной основе...».

– Молодец, боец, – одобрил Шмаров. – Всё правильно понимаешь. Мол, "службу в Рядах...". А в каких Рядах-то?

– В правильных Рядах, господин подполковник! – вытянувшись в струнку, браво гаркнул Санька.

– Уверен – в правильности?

– Так точно! Уверен! На все сто!

– Ну-ну. Верю, – скупо улыбнулся командир в/ч "А-314". – Накладываю, Романов, на твоё заявление визу. Положительную, ясный перец. Считай, что ты уже в славных Рядах.... Контракт? Не забивай себе голову всякой ерундой ерундовой.

– Есть – не забивать! Разрешите идти?

– Куда? В казарму?

– Так точно!

– Это, боец, полностью исключено. Извини. Личные вещи и прощанье с друзьями-товарищами по службе? Позабудь, забей и пренебреги. Не до того нынче.... Посиди пока в "предбаннике". Когда образуется попутная оказия, я дам соответствующую команду. Вот, держи конверт. Передашь его...э-э-э, командиру подразделения – по месту прибытия.... По глазам вижу, что тебе очень хочется спросить о содержимом данного конверта. Хочется, но колется. То бишь, строгая армейская дисциплина, крепко въевшаяся – за год безупречной службы – в подкорку головного мозга, препятствует этому.... Я прав, служивый?

– Так точно. Препятствует.

– Ладно. Так и быть. Пойду на незначительное нарушение строгих служебных инструкций. Приоткрою – слегка – завесу над военной тайной.... В этом конверте, Романов, находится твоё "Личное дело": разноплановые характеристики, результаты психологических и спортивных тестов, подробное бытовое досье, врачебная карточка, ну, и так далее. Включая текст Контракта со всеми твоими реквизитами. Подпишешь, когда окажешься на территории нового объекта. Как и предписывают строгие служебные инструкции.

– Как же так? – опешил Санька. – Получается, что вы заранее знали, что я...м-м-м, приду с заявлением?

– Знал, конечно, – невозмутимо улыбнувшись, подтвердил Шмаров. – Офицер ГРУ, он обязан многое знать. А о своих непосредственных подчинённых – всё и вся досконально. Включая мысли, желания, сомнения, мечты, а также содержание регулярных эротических снов.

– ГРУ?

– Ага. Главное разведывательное управление Генерального Штаба Вооружённых Сил Российской Федерации. Сокращённо – ГРУ ГШ ВС РФ. Доволен, боец? Всё, свободен. Служи...

К вечеру Саньку доставили на военный аэродром. Пятичасовой перелёт, суточный марш-бросок на пятнистых "Уралах" по дремучей сибирской тайге, и он – в компании двух десятков других будущих "грушников" – прибыл на секретный объект – "А-14".

Здесь тоже обучали всякому и разному, но уже гораздо более серьёзно, целенаправленно и вдумчиво. К прежним предметам-наукам добавились психология и поведенческая логика. А к английскому языку – испанский и французский.

Ещё через девять месяцев начались регулярные рабочие командировки. Сперва в пределах Отечества – Дагестан, Чечня, Ингушетия. Потом география поездок слегка расширилась – Санька (уже в звании лейтенанта), побывал в Абхазии и Южной Осетии. После этого пришёл черёд дальнего зарубежья – Никарагуа, Сальвадор, Афганистан.

Старший лейтенант Романов – дисциплинированный, безропотный и идейный служака – был на высоком счету у начальства: его уважали, регулярно поощряли, ставили в пример другим и даже (по-тихому, сугубо кулуарно), предрекали большое будущее. Большое – в плане скорой и успешной воинской карьеры...

В госпиталь к раненому Роману генерал-лейтенанта Громова пустили только на пятые сутки.

Медицинская палата на четыре койки, три из которых пустовали. А на четвёртой лежал...

– Что это с ним? – удивился Палыч. – Осунулся до полной невозможности. Даже нос слегка заострился. Чёрно-сизые круги залегли под глазами. Бледный-бледный. И взгляд какой-то пустой, равнодушный и отсутствующий. Натуральный "человек-в-футляре".... Привет, боец болезный! Как самочувствие?

– М-м-м-м-м...

– Да что происходит-то, в конце концов? А, док?

– Сильнейший нервно-обсидиальный синдром, сопровождаемый полной апатией, – охотно пояснил пожилой врач. – Достаточно редкое явление, между нами говоря. Особенно в профессиональной армейской среде.

– И как вы собираетесь его лечить?

– Предлагаю – незамедлительно отправить приболевшего офицера на Родину, подальше от этих знойных и гиблых мест. Гиблых – для нервной системы этого конкретного пациента. Воспоминания, воспоминания. Глушить их надо, глушить. Пока не поздно.... Мы, психиатры, считаем, что в определённых случаях именно воздух Родины является самым лучшим и эффективным лекарством...

– Не вопрос, сделаем, – обрадовался Палыч. – Организуем экстренный вывоз в Россию. Ну, и поместим...э-э-э, пациента, как вы выразились, в отличный профильный санаторий. Расположенный, например, в Западной Сибири.

– Почему – в Сибири? – заинтересовался доктор.

– А там "открытого" песка нет. Совсем. Сплошная тёмно-зелёная тайга, наполненная живительным птичьим щебетом. Следовательно, и воспоминания о недавнем происшествии "заглушаться" сами собой.

– Одобряю. Вы всё очень верно и правильно понимаете, господин генерал.

– Должность у меня такая.

– Не надо – в профильный, – неожиданно подал голос больной. – Не надо. Ради Всевышнего...

– Почему – не надо? – насторожился Громов. – Что, Саня, ты имеешь в виду?

– Дайте мне лист бумаги и ручку, – отстранённо глядя в сторону, попросил Романов.

– Зачем?

– Рапорт хочу написать. Об отставке. Не могу я больше. Отпустите, пожалуйста, Палыч...

Надломилось что-то в старшем лейтенанте, короче говоря. Провести долгое время в знойном и тесном плену, без воды, среди разлагающихся трупов, это, доложу я вам, совсем и не шутка. В том смысле, что дорогого стоит...

Вот, у Романова – в результате всего пережитого – и произошёл психический срыв-сдвиг по фазе. Неслабый такой, по полной и расширенной программе.

К этому "сдвигу" мы ещё вернёмся. Обязательно.

Только чуть позже...

Глава девятая

А вон там – седые генералы...

Спасательная команда доставила в «ооновский» лагерь двоих выживших и восемь трупов.

Через полтора часа прилетели и генералы.

Объявили траур. Ну, и понятное дело, "особый режим". Типа – на всякий пожарный и экстренный случай, как и полагается...

На следующее утро, сразу после завершения завтрака, состоялось общее построение списочного состава корпуса (за исключением тех, кто в плановом порядке нёс боевое дежурство). Вернее, что-то вроде траурно-похоронного митинга.

Сперва Виталий Палыч, хмуро глядя в сторону, сказал несколько дежурных фраз в чисто философском ключе – о превратностях злокозненной Судьбы и о высокой миссии воинского братства.

Потом слово взял Фрэнк Смит.

Генерал Смит был уже достаточно пожилым человеком, поэтому его сразу же пробило на слезливую сентиментальность: сплошные перлы о священном рыцарском долге и о цене, которую всем нормальным людям (то бишь, бойцам), приходится платить за достойное выполнение вышеозначенного долга. О непомерно-высокой цене...

В конце речи старичка потянуло на воспоминания о своей славной армейской юности, которые (вполне прогнозируемо), завершились декларированием следующего стихотворного текста:

Смерть пришла из ниоткуда.

Просто проходила мимо.

Огонёк наш увидала.

И на ужин заглянула.

Просто проходила – мимо...

Говорят, страшнее нету

Смерти, что проходит мимо.

Что зовёт неотвратимо

В Край Несбывшихся Надежд,

Всем подмигивая – криво...

И тогда она пришла.

Хмуро дунула на угли.

За собою позвала.

Мы ушли за нею – в джунгли.

За собою – повела...

Джунгли – страшная планета.

Сорок пацанов – в пути.

До десятого рассвета

Только трое добрели.

Джунгли – страшная планета...

Молодыми уходили.

Не считая вовсе дни.

Месяц – в зеркале обычном

Лишь седые старики.

Молодыми – уходили...

Сорок лет прошло.

Всё помню.

Каждый шорох – в этих джунглях.

Каждый крик и каждый вздох свой.

И предсмертный хрип друзей.

Что поделать, коль солдату

В этой жизни достаётся,

Позабыв о страхе смерти,

Только честь свою спасать.

От Судьбы и от начальства.

От предательства и страха.

От себя и от безумства.

Только – честь свою – спасать...

После трескучего траурного салюта, произведённого, как и полагается, из винтовок М-16, восемь чёрных мешков с трупами сослуживцев торжественно загрузили на борт «ноль-один».

Ещё через пару-тройку минут вертолёт взлетел в небо и взял курс на средиземноморское побережье.

Печальная церемония была завершена, служивый люд принялся разбредаться – кто куда: одни проследовал на вверенные объекты, другие – в жилые палатки.

– А мы? – спросила Ванда.

– Может, братья и сёстры, в столовую заскочим? – предложил Егор Леонов, находившийся после недавнего происшествия с тремя успешно-застреленными диверсантами на заслуженном "больничном". – Лично у меня, когда нервничаю или, к примеру, сильно волнуюсь, аппетит зверский просыпается.

– Принимается...

Они шагали между идеально-ровными рядами пятнистых палаток, и Лёха ворчливо бормотал под нос:

– А седовласый генерал Смит, оказывается, пиит завзятый. Да, дела-делишки. Кто бы мог подумать. Джунгли, блин горелый, понимаешь, страшная планета. Ну, надо же, придумщик мечтательный...

– Не нравится – придумай лучше, – отстранённо улыбнувшись, посоветовала Ванда. – Ворчун белобрысый.

– Давно уже всё придумано. Года три c половиной тому назад, по аналогичному скорбному поводу.

– Так зачти. Если, конечно, не замучен стеснительностью излишней.

– И зачту, не вопрос. Только, извини, на русском языке. Слушай.... И когда торжественно, печально, под оркестр гроб тот понесли, стало скучно, вдруг, необычайно. Мы ушли.... Мы ушли в тот сумрак тёмно-синий. В те кусты – сплошная бузина. Помянули над чужой могилой, как ты и просил – тебя.... А вон там – седые генералы. Надрываются, весь белый Свет любя. Похрен. Наливайте, братцы, снова. За – тебя.... Ну, как?

– Внушает...

– А можно и мне маленькой скромной виршей отметиться? – помолчав с минуту, поинтересовался Леонов. – Тоже на русском, понятное дело? Спасибо, друзья боевые, за оказанное доверие. Итак.... Вы – психолог? Да, ладно. Вы – клоун из бродячего цирка. В детстве вас видел на арене. Помню.... Что вам надо? Я искренне не лезу в бутылку. Просто оставьте меня в покое.... Как это – поздно? Упал вертолёт, там были люди, которые мне дороги. Да, я печален, и застрелить готов любого, кто станет на моей дороге к моргу, где они лежат – мёртвые – все.... Я клянусь, что буду спокоен. Пистолет отдам без боя, вовсе.... Пропустите, пожалуйста, доктор. Я посмотрю только, как они там – мои Дикие Гуси...

– Аж, до слёз пробрало, – жалостливо шмыгнула носом Ванда. – Шагаем, пииты в погонах. Шагаем...

Они, набрав на пластмассовые подносы всякой съедобной разности, расположились за дальним столиком.

– Эх, помянуть бы ребят по-человечески, – вздохнул Леонов. – В том плане, что выпить – по сто положенных грамм.

– Не вопрос, как вы, господа военные, любите говорить, – извлекая из своей объёмной дамской сумочки маленькую плоскую бутылку, хмыкнула Ванда. – По сто грамм, к моему большому сожалению, не получится. Двести пятьдесят разделить на три, это будет...

– По восемьдесят три, запятая, и три в периоде грамма на брата, – подсказал Петров. – Ну, и на сестру.... А что это за напиток?

– Виски – "Белая лошадь". Сгодится?

– Она ещё спрашивает. Срочно освобождаем бокалы от пошло-приторного апельсинового сока и наполняем их по-настоящему благородным напитком.

Они освободили и наполнили. А после этого, молча, и без тостов, выпили. Потом наспех закусили и помолчали...

– А что это, Леон, ты в последнее время такой задумчивый и слегка заторможенный? – спросил Лёха. – Ходишь, как в воду опущенный. В том глубинном смысле, что словно бы стукнутый пыльным мешком из-за угла. Причём, точно по темечку.... Случилось что?

– Случилось..., – тяжело вздохнул Егор.

Вздохнул, а после этого подробно, ничего не утаивая, рассказал о неожиданных и кровавых событиях, произошедших на днях в узкой песчаной лощине, расположенной недалеко от приснопамятного Чёрного ущелья. О троих насквозь-непонятных деятелях в светло-бежевых тюрбанах, застреливших уважаемого Аль-Кашара, и о связанном Артёме Белове. О своих метких выстрелах и об отрезанной рогатой голове инкуба, найденной в брезентовом рюкзаке с приметной эмблемой. О странной реакции Аль-Салони и о последовавшей затем драке-схватке, закончившейся смертью молодого бербера. О своём осторожно-взвешенном решении (чисто на интуиции), "замести следы" и о встревоженных многознающих генералах, тут же вылетевших (с неожиданными пустынными трофеями), на некую тайную "столичную базу".