Текст книги "Суровая Проза, Трилогия(CИ)"
Автор книги: Андрей Бондаренко
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 42 страниц)
Минут через пятнадцать они вышли из пещеры.
Африканское янтарно-жёлтое солнышко, поднявшись над горизонтом, наяривало уже вовсю, обещая очередной знойный денёк. Рыжие лобо находились на прежних местах, только залегли на гребнях барханов, насторожённо вытянув остроухие морды в сторону входа в пещеру.
– Как дела, русские? – поинтересовался Маххамад-младший, сидевший на округлом красно-коричневом валуне и невозмутимо дымивший крепкой французской папиросой "Голтуз". – Придумали что-нибудь?
– А то, – горделиво усмехнулся Петров. – Обижаешь, бродяга пустынный. Конечно, придумали. Иначе и не бывает.... Дрыхнут все наши верблюды. Причём, без задних ног. То бишь, крепко-крепко. И, что характерно, проснутся только часов через пятнадцать-двадцать.
– Понятно. Догадливые.... Тогда, Тёмный, приступай...
Белов сделал несколько шагов к барханам, плавно развернулся в сторону ласкового утреннего солнышка, зажмурил глаза и, чуть-чуть задрав голову, принялся негромко и размеренно произносить цветастые и отрывистые фразы на арабском языке.
"Это не молитва", – прислушавшись, решил Лёха. – "И вообще, на первый взгляд, полная бессмыслица. Правда, достаточно певучая и однозначно-приятная для слуха. Наверное, некий древний код. Или же что-то аналогичное...".
Тёмный замолчал, а потом, поднеся ко рту сложенные рупором ладони, завыл.
Солнечное и безмятежное "сахарское" утро – плавно и торжественно – наполнилось светлыми и бесконечно-мечтательными звуками. Мечтательными и бесконечно-светлыми. Показалось даже, что одновременно с этими звуками – откуда-то с севера – прилетел свежий морской бриз, богатый на чуть горьковатые йодистые нотки...
Лобо, вскочив на ноги (то есть, на лапы), восторженно завертели рыжими головами по сторонам, смешно и жадно подёргивая чёрными треугольными носами.
"Расслабились, дурачки ушастые", – мысленно усмехнулся Петров. – "Позабыли, для чего пожаловали сюда. А также о том, что Мир, окружающий нас со всех сторон, коварен, неверен, жесток и изменчив...".
Неожиданно мелодия-тональность воя резко изменилась: от легкомысленной мечтательности не осталось и следа, лишь сплошная заполошная тревога – медленно, но верно преображавшаяся в один сплошной и безжалостный вселенский ужас...
Пустынные волки, словно бы получив чёткий начальственный сигнал-приказ, резко развернулись и дружно рванули прочь – прямо на ласковое утреннее солнце.
– Э-э, русский, – поднявшись с валуна, несколько раз сильно дёрнул за рукав пятнистой куртки Белова пожилой бербер. – Угомонись.... Эй! Они уже ушли. Прекрати глотку надрывать.... Ну, кому я сказал?
– А? Что?
– Ничего. Просто лобо убежали. Путь свободен. Можно выдвигаться на маршрут.
– Увы, но нельзя, – возразил Лёха.
– Почему?
– Потому. Наши верблюды спят. И проснутся, как я предполагаю, только часов через пятнадцать-двадцать.
– Ну, да, конечно. Запамятовал, – засмущался Маххамад-младший. – Старею, наверное. Ладно, подождём. Не вопрос..... Пошли-ка, соратники по ремеслу, в пещеру. У меня при себе имеется карточная колода. Сыграем во что-нибудь интересное и поучительное. Я, кстати, знаю несколько русских карточных игр. В частности, "буру", "секу" и "козла". Тряхну, так и быть, стариной...
Прошло ещё несколько суток. Зной, песок, вредные и капризные верблюды, плюющиеся во все стороны. Противный северо-восточный ветер, несущий целые тучи мельчайшего песка. Ночёвки в тесной палатке и у дымных костров, сложенных из «ароматного» верблюжьего навоза. Стойкая изжога от «ооновских» сухих пайков. Скорпионы и пауки, так и норовящие забраться под одежду. Серебристые и угольно-чёрные змеи, ползающие и тут и там. Ощущение грязного-грязного тела. Хроническая боль в пояснице. Распухший и онемевший кобчик. Романтика голимая, идеальная и законченная, короче говоря...
Минул полдень очередного походного дня. Приближался вечер. Тускло-жёлтое солнце уверенно направилось на запад.
Маххамад-младший, следовавший (как и всегда), во главе каравана, неожиданно остановил своего Султана и поднял вверх правую руку, подзывая к себе.
Они, обогнув "тягловых" верблюдов, подъехали.
– Рановато для ужина, – заметил Тёмный. – Впрочем, старина, если ты проголодался, то я с удовольствием составлю компанию. Не вопрос...
– Не будет привала, – отрицательно помотал головой бербер. – Видишь, впереди – чёрные скалы?
– Ага, есть такое дело. Скалистые все такие из себя. И внешне неприступные.... А что?
– Это – мираж. На самом деле там находится проход в искомый оазис Аль-Дуз.
– Понятно...
– А вон тот непривычно-высокий и извилистый бархан? – махнул рукой в сторону Лёха. – Тоже мираж?
– Нет, этот бархан – самый-самый настоящий. А прямо за ним, как раз, и расположен стационарный пост ребят из оазиса. Проход стерегут, суки рваные.... "Суки рваные" – одно из самых любимых выражений достославного генерала Ветра. Да и многих его подчинённых.
– Есть такое дело, не спорю.... Двигаемся вдоль бархана, а потом поворачиваем к чёрным скалам?
– Ты, русский, очень догадливый.... Всё, господа офицеры, быстренько "напяливайте" на себя "образы" канадских ботанов. То есть, учёных-зоологов. Ваш выход, клоуны "грушные".... Э-э, очки-то не забудьте на курносых носах разместить.... Ну-ка, посмотрите на меня. Нормальный вариант. Сойдёт...
Тёмно-рыжий бархан резко оборвался.
Караван, поменяв курс примерно на тридцать пять градусов, повернул к чёрным скалам. Володя – верблюд Лёхи – замыкал походную колонну.
– Стоять, твари! – рявкнул сзади (на дурном арабском языке), властный мужской голос, многократно усиленный мегафоном. – Стреляем при малейшем неповиновении! Слезть с верблюдов, гниды дешёвые! Быстрее, сукины дети! Ещё быстрее! Поднять руки над головами! Поднять, я сказал! Выше...
Глава тринадцатая
На верблюдах – люди как из стали
Петров и попытался слезть. По-честному. И руки вверх поднять.
Но одно очень плохо сочеталось с другим. Вернее, никак не сочеталось. То бишь, и слезть, и поднять. Практически невозможно – ежели попытаться всё это сделать одновременно....
Поэтому он и свалился с Володи – пошло, неловко и крайне неаккуратно: головой в песок. Семь раз описаться от смеха и не встать. Если, понятное дело, наблюдать за этим действом со стороны.
Наблюдать со стороны, как известно, это вам не пятидесятикилограммовые мешки с цементом ворочать...
Итак, значится, он спикировал с верблюда – головой в песок. И ударился темечком по-серьёзному, до острой боли. Да и цветастый шешем слетел с головы.
"Главное, братец, стони пожалостливее", – посоветовал опытный внутренний голос. – "И ладошками – бережно-бережно – голову ощупывай. Ещё – бережнее. Ещё – жалостливее.... Молодец, конечно. А теперь тошноту изобрази.... Э-э, только не переусердствуй. Как бы очочки с носа не свалились. Сломаются ещё, не дай Бог...".
– Опаньки! Кажись, повезло! Никак – европеец? – на классическом английском языке удивился хрипло-мужественный голос. – Или даже американец? Удача заскорузлая и капризная.... Ну-ка, поставили его на ноги! Обыскали.... Что там? Документы? Сюда! Твою мать.... Однако. Канадский профессор. Университет Квебека. Целевая научно-исследовательская экспедиция в рамках сотрудничества ЮНЕСКО с международными коммерческими структурами. Выигранные гранты и всё такое прочее..... Сильно заморочено. Не ожидал.... Развернули фигуранта мордой ко мне. Шементом....
Чьи-то сильные руки, грубо подхватив под мышки, подняли и развернули.
"Интересный такой типаж. Характерный", – с трудом разлепив ресницы, решил Лёха. – "Высокий. Широкоплечий. Седой. Уже за пятьдесят. В камуфляже. Из-под воротника пятнистой куртки выглядывает пурпурная футболка. Вооружён практически до самых коренных зубов. Ну-ну.... Холодные серо-водянистые глаза нордического типа. Длинный и породистый нос. Физиономия с кривым тёмно-бордовым шрамом на правой щеке. И армейская выправка – в движениях – чётко и однозначно ощущается.... Ага, на кисти правой руки имеется приметная татуировка: лучистое солнышко – на фоне некоего длинного набора букв и цифр – высовывается из-за горизонта. Ветеран французского Иностранного легиона, понятное дело. Солидно. Учтём на будущее...".
– Фернандо, Кочарян, к остальным двоим. Быстро у меня, оболтусы неповоротливые, – распорядился приметный тип. – Спеленать и обыскать. Шементом.... Ноль-первый, приём, приём, – поднёс к уху чёрный брусок коротковолновой рации. – Здесь ноль-третий.... Что? Да я это, я. Меченный. Меньше наркоты жрать надо. Особенно в неурочное время.... Да, зафиксировано нарушение.... Нет, ничего такого. Похоже, что какие-то канадские учёные из Университета города Квебека слегка заблудились в пустыне.... Что-что? Внедрёнка? Сомневаюсь.... Ладно, сами разберётесь, уже на месте. Высылай машину. Заодно и пересменок сделаем. Умаялся я что-то. Пусть Рыжий заменит.... Ага, понял. Роджер...
– Т-т-требую объяснений! – чуть подрагивающим голосом объявил Петров. – Я – п-профессор Бруно. И не п-потерплю такого хамского отношения к своей п-персоне. Требую незамедлительно с-с-связаться с канадским к-консульством...
– Молчать, ветошь штатская!
– Я не позволю...
Удар, удар, ещё удар.
"Тварь наглая и дешёвая", – подумалось. – "И защитные блоки, как назло, не выставить. И ударом на удар не ответить. Я же нынче – ботан беспомощный.... Больно-то как, мамочка моя родненькая. Нечего, господин Меченый, сочтёмся. Причём, в обязательном порядке.... Ага, кажется, и Артёма метелят. Следовательно, всё идёт по плану...".
– Ио-йо-йо! – послышался рядом боевой клич. – Йо-хо-хо!
– Володя, отставить! – приказал Лёха. – Отставить! Кому сказано?
Приказал и, получив очередной увесистый удар по голове, потерял сознание...
Первым очнулся живучий внутренний голос и тут же принялся надоедливо нашептывать: – «Если я, братец, слышен, значит, и ты ещё живой. Диалектика голимая и тупая. Ништяк, прорвёмся.... Э-э, не расслабляться, боец! У тебя же – задание генеральское, особой важности. Вот, когда выполнишь его – тогда.... В том смысле, что потом, вернувшись в „ооновский“ лагерь, расслабишься. В объятьях медноволосой и фигуристой мисс Ванды Паулс, ёжики колючие. Причём, по полной и расширенной программе.... Кстати, а что это ты Ванду – до сих пор – ещё ни того самого? А? Чего межуешься-то, парнишка, строя из себя скромника записного? Дурилка картонная. Барышня-то – в самом соку. Такую гладкую кралю по семь-восемь раз за сутки приходовать надо.... Чего-чего? Куда-куда пойти? Понял, не дурак. Замолкаю и ретируюсь...».
– Ага, пошёл-таки процесс, – где-то рядом радостно выдохнул Тёмный. – Ресницы, наконец, задрожали. Не иначе, мои пощёчины помогли.
– Господин генерал, профессор приходит в себя, – тут же доложил чей-то незнакомый бас. – Вас понял, жду. Роджер...
"Генерал? Что это значит?", – засомневался Петров. – "Откуда здесь, в тайном пустынном оазисе, взяться генералу? Может, "Генерал" – это чьё-то прозвище?
Лёха с трудом приоткрыл веки и усиленно заморгал ресницами: перед глазами плавала плотная серо-жёлтая муть, местами украшенная мелкими ультрамариновыми искорками.
– Как дела, напарник? – раздался над ухом заботливый голос Белова. – Как твоё самочувствие драгоценное?
– Неважно, Тёма. Мутная пелена перед глазами. В ушах беспрерывно звенит – тоненько и паскудно. Голова тяжеленная. Шею ломит. Подташнивает, словно беременную гимназисточку...
– А я, вроде, и ничего. Так, только синяками и ссадинами отделался. Но сюда был доставлен с завязанными глазами.
– Где мы сейчас находимся? Как считаешь?
– Похоже, что в пещере. То бишь, в подземной тюрьме. Нары. Ведро с водой. Мятая алюминиевая кружка. В дальнем левом углу вырублена "туалетная" дырка, соединяющая это пещерное ответвление с нижним подземным горизонтом.
– Понятно.... Помоги, пожалуйста, мне сесть. И подай кружку с водой, в горле пересохло.... Спасибо, хороша водица. Холодная, по крайней мере.... А где наш Маххамад-младший?
– Не знаю. Он же – бербер. По крайней мере, так считается. Определили, наверное, в другую тюремную камеру, предназначенную для местного населения.... А верблюда твоего, Алекс, эти ублюдки застрелили. Он решил заступиться за тебя. В атаку пошёл. Одному облому в камуфляже копытом в лоб заехал. А высокого типа со шрамом на физиономии даже попытался укусить за плечо. Вот, и словил автоматную очередь...
– Жаль, – расстроенно поморщился Лёха. – Хорошие у Володи были глаза. Умные и лукавые. Чисто "путинские".... Что у нас с численным составом противника?
– На сторожевом посту четверо дежурили. Здесь ещё шестерых видел, когда сняли повязку с глаз. Общее количество, судя по всему, не превышает двадцати-тридцати человек. То бишь, бойцов.
– Нормальный вариант. Прорвёмся.
– Это точно.... Кстати, без сознания, брат, ты провалялся несколько часов. Так что, нынче у нас – ночь...
Постепенно противный звон в ушах стих, голова перестала кружиться, зрение полностью восстановилось, и Петров внимательно огляделся по сторонам.
Они находились в каменной, почти квадратной камере: метров пятнадцать-восемнадцать квадратных, тусклая светло-жёлтая лампочка под потолком, нары в два ряда, узкий столик между ними, низенькая дверь, рядом с дверью – решётка из толстых железных прутьев вполовину стены. Вдоль решётки (по низу), была закреплена широкая деревянная полка, а в дальнем левом углу разместилась "туалетная" дырка.
Тёмный (в полном соответствии с рабочим планом, заранее разработанным на такой случай), поднялся на ноги, подошёл к решётке и, крепко ухватившись ладонями за её прутья, прокричал – нервным и жалостливым "ботаническим" фальцетом, на английском языке – в серо-жёлтую полумглу:
– Дежурный! Эй, дежурный! Отзовись! Ну, пожалуйста...
– Чего надо, гринго? – неохотно отозвался сонный бас.
– Я не "гринго", а канадский подданный.
– А какая разница?
– Очень большая. Канада, она очень лояльно и толерантно относится ко всем арабским странам и режимам.
– Как – относится?
– Лояльно и толерантно. То есть, миролюбиво.
– Ага, кажется, понял.... Чего надо?
– Доктора. Профессору Бруно плохо.
– Кха-кха, – Лёха старательно изобразил рвотные позывы. – Кха-кха-кха-кха...
– Вы не сомневайтесь, – продолжил лицедействовать Белов. – Компания, на которую мы работаем, богатая. Все расходы возместит и оплатит.
– Богатая, говоришь?
– Очень, – подтвердил Белов. – Доктора позовите. Пожалуйста...
– Хорошо, я сейчас свяжусь с командованием, – помолчав пять-шесть секунд, сжалился бас. – Подождите, канадцы, немного.
Невидимый дежурный коротко доложил (очевидно, по рации), о сложившейся ситуации, а завершив разговор, успокоил:
– Генерал уже на подходе, и доктор – с аптечкой – вместе с ним.
– Генерал, мать его, – тихонько пробормотал Петров. – Непонятки продолжаются. Как бы ни расстреляли, в горячке. Генералы, они ребята скорые – на расправу кровавую...
В помещении, примыкавшем – посредством решётки – к их тюремной камере, загорелась длинная секция «дневного» света.
– Пластиковые стулья, прямоугольный стол со стопкой бумажных листов, несколько шариковых ручек, – запечалился Тёмный. – Скорее всего, сейчас будет проведён допрос, сопровождаемый оформлением официального протокола.... Как думаешь, Алекс, генерал-то чей будет? Неужели, "цэрушный"?
– Скоро узнаем, – невесело хмыкнул Петров. – Палыч, кстати, ни о чём таком не предупреждал...
Послышался тихий, едва слышный скрип дверных петель, и в помещение за решёткой вошли двое.
"Тьфу ты, мать его! Чтоб вас всех – долго, да по-разному!", – в сердцах возмутился Лёха. – "Изощрённый маскарад какой-то, право слово...".
Один из посетителей – статный, высокий и широкоплечий – был облачён в классическую генеральскую форму "английского образца". Однако в его внешнем облике наблюдались сразу три ярко-выраженные странности. Во-первых, генерал был до неприличия молод, лет двадцати шести-девяти от роду. Во-вторых, его мундир был без всякой меры украшен множеством самых разнообразных и разлапистых орденов – такое впечатление – всех стран и народов. Даже звезда "Героя России" – рядом с двумя американскими орденами "Пурпурное сердце" – наличествовала. В-третьих, глаза вошедшего были излишне светлыми, почти белыми, и блестели очень уж тревожно и беспокойно.
Второй гость (среднего возраста, с аккуратным тёмно-коричневым чемоданчиком в руках), был, наоборот, худеньким, щуплым и низкорослым. На его узких рахитичных плечах гордо красовался белый медицинский халат, а на голове – докторская шапочка того же цвета. И всё бы ничего, но и халат, и головной убор данного комедийного персонажа были щедро разрисованы – во всех мыслимых и немыслимых местах – чёрной фашисткой свастикой.
"Похоже, что он воспользовался обыкновенным школьным фломастером", – предположил Петров. – "Бутафория подростковая, мать её! И эти многочисленные ордена, и фашистская свастика.... А глаза-то у врача – тоже с явной "сумасшедшинкой". Только совсем с другой, без характерных следов частого употребления сильнодействующих наркотических средств. Скорее, если вдуматься, данный хиловатый субъект похож на среднестатистического учёного-фанатика – из низкопробных голливудских боевиков...".
Вольготно расположившись на пластиковом стуле и небрежно бросив на столешницу прозрачную пластиковую папку с какими-то документами, широкоплечий молодой человек – с видимым удовольствием – представился:
– Генерал Томас Бридж. Руководитель "пустынной" службы МИ-6. Прошу любить и жаловать. Мать вашу...
– Профессор Бруно, Университет канадского города Квебека, – слабым и болезненным голосом отрекомендовался Лёха. – Извините, что сижу. Болен. Головокружение. Слабость. Тошнота.
Про себя же он отметил: – "Одного из руководителей настоящей сегодняшней Secret Intelligence Service так и зовут. То есть – "Томас Бридж". О чём это говорит? Вполне возможно, что этот тип с орденами на широкой груди, действительно, когда-то имел прямое отношение к МИ-6. Или же и сейчас имеет, так как многие высокопоставленные деятели английской Secret Intelligence Service всегда славились своей ярко-выраженной склонностью к масштабным лицедействам. Взять, к примеру, того же знаменитого Сиднея Рейли ...".
– Сидите, сидите, мистер профессор, – разрешающе махнул рукой самозваный генерал. – Сейчас вас осмотрят. Ну, а я подстрахую ситуацию. Как и полагается. Чисто на всякий пожарный случай, – достал из кобуры на поясе компактный чёрный пистолет и демонстративно – с громким характерным "щелчком" – снял его с предохранителя.
– Доктор Йозеф Геббельс, – просунув длинный нос между толстыми прутьями решётки и горделиво улыбнувшись, сообщил узкоплечий тип в белом халате. – Посмотрите на меня, профессор. Округлите, пожалуйста, глаза. А теперь, наоборот, прищурьте...
– Вы, что же, док, даже в камеру не пройдёте? – удивился-возмутился Тёмный.
– Очень надо, – презрительно фыркнул странный доктор. – Знаю я вас, узников. Только и мечтаете, что вцепиться безвинному эскулапу в глотку. Как, например, ваш коллега-профессор из соседней камеры.
– Профессор Жак Курье, пропавший в Сахаре много лет тому назад?
– Он самый...
– Отставить – пустые разговоры! – нетерпеливо прикрикнул "подземный" Томас Бридж. – Ты.... Как там тебя?
– Жервилль, – смущённо шмыгнул носом Белов.
– Отошёл, Жервилль, в сторону. К "очку". А ты, лекарь, приступай к выполнению своих прямых обязанностей.
– Как скажете, могучий экселенц, – отвесил картинно-вежливый поклон Геббельс. – Итак, профессор Бруно, округлите, пожалуйста, глаза. А теперь, наоборот, прищурьте. Неплохо.... Медленно поднимите вверх правую руку. Опустите. Поднимите левую. Опустите.... Встаньте. Согните правую ногу в колене. Держите навесу, не опускайте. Теперь резко взмахните правой рукой.... Ай-яй-яй. Упали. Ничего страшного. Вставайте.... Плохая у вас физическая форма, профессор. Просто отвратительная для такого относительно молодого человека. Такое впечатление, что все ваши мышцы находятся в зачаточном состоянии. Зарядку надо делать по утрам. Фитнесом заниматься. Регулярно посещать бассейн и теннисный корт.... Что же касается вашего сегодняшнего состояния. Совершенно ничего страшного и фатального. Лёгкое сотрясение головного мозга, и не более того. Принимайте вот эти тонизирующие пилюли (пару-тройку таблеток в сутки), и всё пройдёт, – положил на деревянную полку, прикреплённую к решётке, плоскую картонную коробочку.
– Что-нибудь наркотическое? – недоверчиво хмыкнул Петров.
– Вас это смущает?
– Конечно.
– Бросьте. Ваш коллега Курье тоже сперва кочевряжился и физиономию воротил на сторону. А теперь – ничего. Регулярно употребляет и даже добавки просит.... Ассистент Жервилль, подойдите сюда. Передайте пилюли мистеру Бруно.... Спасибо. Проглотите, профессор, одну. Сразу полегчает. Обещаю.
– У меня сильная аллергия на многие виды лекарств...
– Глотай, гнида очкастая! – недвусмысленно направив пистолет на Алекса, рявкнул генерал Бридж. – Быстро у меня! Пристрелю мерзавца.... Вот, молодец. Послушный. Запей водичкой.... А теперь поговорим о деле, – вытащил-вывалил из пластиковой папки паспорта и прочие документы, изъятые у пленных при недавнем задержании. – Причём, – грозно нахмурился, – от этого разговора зависят ваши жизни. Или же, наоборот, смерти.... Итак, вы представляете в Сахаре интересы не только Квебекского Университета, но и крупной международной медицинской корпорации "Психогенетика"?
– Да, это так, – поправив на носу "профессорские" очки, важно подтвердил Лёха. – Нам поручено...
– Отставить! Мне плевать, что вам там поручено.... Интернет утверждает, что у корпорации "Психогенетика" существует так называемый "Страховой фонд", из которого финансируются различные "профсоюзные" проекты для нужд трудового коллектива: медицинские, пенсионные, спортивные, благотворительные и так далее.... Это правда?
– Правда. Годовые траты упомянутого вами фонда составляют свыше пятнадцати миллионов канадских долларов в год. Оплачивается, например, лечение сотрудников корпорации, попавших в серьёзные автомобильные аварии. А ещё выделяются значительные финансовые средства на...
– Отставить! Надеюсь, что щедрая корпорация "Психогенетика" не пожалеет трёх-четырёх миллионов долларов на выкуп двух своих сотрудников?
– Мы, так сказать, сотрудники, прикомандированные Университетом Квебека...
– Тем не менее, – нервно задёргал правой щекой руководитель "подземной" МИ-6. – Не пожалеет?
– Я, честное слово, не знаю. Пробовать надо.
– Ладно, попробуем. Завтра снимем видеосюжет (с вами, господа, в главных ролях), и переправим его в Канаду.
– Какой – видеосюжет?
– Молчать, ботан недоделанный! Какой надо, такой и снимем. А кто будет умничать и задавать глупые вопросы – по сусалам получит. Или же наш докторишка напичкает упрямца, меры не зная, всякой и разной гадкой химией.
– Напичкаю, – мерзко ухмыльнувшись, заверил Геббельс. – Экселенц, а можно задать нашим...э-э-э, нашим гостям один вопрос?
– Задавай. Разрешаю.
– Господа зоологи, а зачем вам понадобились беременные самки lobo desierto? Интересно же...
– Конечно, ради подвижных желёз их гипофизов, – со знанием дела пояснил Тёмный. – И, вообще, мы с профессором Бруно – не совсем зоологи. Так как проводим масштабные исследования и в области психиатрии. Наша университетская лаборатория работает с маньяками. Хотим создать вакцину, способную "превращать" маньяков в нормальных людей. То есть, возвращать им человеческий облик.
– Серьёзно? – искренне удивился "пустынный" врач. – Я сам когда-то интересовался этой, безусловно, неординарной тематикой. Даже готовился к защите докторской диссертации. Но потом – по ряду объективных и субъективных причин – был вынужден отойти от дел.... И что современные психиатры думают о маньяках? В частности, на какие "виды и подвиды" их подразделяют?
– На "властолюбцев", "сластолюбцев" (они же – "гедонисты"), "каннибалов" и "миссионеров". Последние интересуют нас больше всего. Эти маниакальные убийцы считают себя мстителями. Или же судьями, очищающими наш бренный и многогрешный Мир от всяческой "человеческой грязи и скверны"...
– Стоп-стоп. Вы, что же, относите любого мстителя к разряду маньяков? Извините, но категорически не согласен. Вот, в далёком босоногом детстве я смотрел немецкий фильм – "Апачи". Там бледнолицые переселенцы, науськанные подлым главарём, перебили большое индейское племя: и мужчин, и женщин, и стариков, и подростков, и даже маленьких детишек. А Ульзана – вождь племени, случайно оставшийся в живых, – начал мстить жестокосердным бледнолицым. Причём, на мой частный взгляд, совершенно по делу.... Он, что же, был маньяком?
– Я тоже в детстве смотрел этот замечательный фильм, – понимающе улыбнулся Белов. – Нет, отважный и благородный Ульзана, слава Всевышнему, маниакальными наклонностями не страдал. Да, он мстил, безжалостно убивая своих кровных врагов. То есть, подлого главаря и его не менее подлых прихвостней.... Но разве он обидел хоть одного белого ребёнка? Хоть одну бледнолицую женщину? Или же старика?
– Да нет, вроде.
– А потом, как я помню, Ульзана, прервав процесс мщения, ускакал в прерию?
– Так всё и было. Прервал и ускакал.
– В том-то всё и дело, уважаемый доктор.... А что вы думаете – по поводу графа Монте-Кристо? Ну, того самого, из одноимённого романа великого Александра Дюма? Кем он был?
– А что тут, спрашивается, думать? – высокомерно передёрнул узкими плечами Геббельс. – Конечно же, благородным мстителем.
– Ой, ли?
– Кем же тогда? Неужели, законченным и безжалостным маньяком?
– Очень похоже на то, – подтвердил Тёмный на голубом глазу. – Вот, вы сами посудите.... Эдмона Дантеса подло подставили, и он на долгие-долгие годы попал в тюрьму. Сидел там, размышлял, терялся в догадках. А потом, когда подвернулся счастливый случай, успешно сбежал из тюрьмы, разбогател, заделался высокородным графом и узнал имена коварных "подставщиков".... И что же дальше? Разработал наш благородный граф Монте-Кристо целый комплексный план отмщения и, в конечном итоге, воплотил его в жизнь. Причём, до конца. Со всеми фигурантами разобрался по полной и расширенной программе, ни разу не притормозив. Замечу, что и всем ближайшим родственникам обидчиков досталось от него: и положение в обществе потеряли навсегда, и доброе имя, и капиталов лишились.... Резюмирую. "Нормальный" мститель, он всегда действует прямолинейно. Наметил, к примеру, семь-восемь жертв и давай их убивать: лично, призвав на помощь верных друзей, или же обратившись к услугам профессиональных наёмников. Одного прикончил, второго, третьего, четвёртого, а после этого, вдруг, остановился. Мол: – "Праведный гнев в моей груди уже больше не клокочет. Хватит крови. Поскачу-ка я в прерию – подбивать промежуточные жизненные итоги...". И, обратите внимание, про родственников своих обидчиков "правильный" мститель практически никогда даже не вспоминает.... Маньяк же – совсем другое дело. Он и остановиться не может. И "ближний круг" своих жертв всегда, как правило, держит в уме....
– Отставить! – мельком взглянув на циферблат наручных часов, занервничал Томас Бридж. – Болтуны выискались. Языки, что называется, без костей.... Вынужден вас покинуть, господа ассистенты, профессора и доктора. Пришло время принять...э-э-э, некоторые лечебные препараты. А вы трепитесь, трепитесь. Обсуждайте ваши важные научные проблемы. Не возражаю. Всех благ. До завтра...
«Пустынный» генерал, громко пукнув на прощание, ушёл, а Белов и Геббельс продолжили – с видимым удовольствием – жаркие дискуссии на различные психиатрические темы.
"Смотри-ка ты, как хорошо Артёмка подготовился к выполнению этого особо-важного задания", – одобрил Петров. – "Чешет, как по писанному. Молодчина...".
Минут через двадцать он решил, что пришла пора приступить к следующей фазе операции. Решил и, соответственно, приступил. То бишь, грохнулся с нар на каменный пол, закатил глаза, выгнулся крутой дугой и забился в отчаянных конвульсиях.
– Профессор, что с вами? – бросился на помощь Тёмный. – А, ведь, предупреждали, что у него сильнейшая аллергия на многие виды лекарств. Нет же, глотай, глотай. Узурпаторы.... Да помогите же, ради Бога! Пока он себе язык не откусил. Мне одному не справиться...
– Что делать? – запаниковал "пустынный" доктор. – Охранник! Ко мне! Отпирай дверь!
– Дык, не положено...
– Молчать! Отпирай!
Треск ключа, торопливо поворачиваемого в замочной скважине. Противный скрип ржавых дверных петель. Шум шагов. "Цок" отпираемой защёлки на медицинском саквояже.
– Ты держи профессору ноги, а ты – голову, – велел Геббельс. – Сейчас я ему вколю дозу стимулятора...
Прошло ещё пять-шесть секунд. На каменном полу лежали два неподвижных тела.
– Минут пятнадцать будут без сознания. Может, и все двадцать, – констатировал Белов. – Свяжем?
– А чем, собственно? – болезненно поморщился Лёха. – Подручными средствами? То бишь, предварительно порвав их собственные куртки на полосы? Не будем, пожалуй, рисковать. Да и времени нет. Кончаем...
Противный хруст, сопровождавший процесс "скручивания" шейных позвонков. Второй...
Прихватив трофейное огнестрельное оружие, пару ножей (из ножен охранника и докторского саквояжа), а также увесистую связку ключей, они вышли из тюремной камеры и прошли метров семьдесят – по подземному коридору – направо.
– Помещение, аналогичное нашему, – остановившись, хмыкнул Петров. – В том смысле, что бывшему нашему. Дверь, решётка, тусклая лампочка, узкие нары.... Эй, узник, отзовись.
– Чего надо? – поинтересовался тусклый равнодушный голос. – Спать не мешайте, ироды...
– Свободы, морда, хочешь? Я кстати, обожаю сладкий кленовый канадский сироп. Очень-очень-очень.
Активно зашевелился комок каких-то неаппетитных тряпок, и вскоре из него выбрался, неловко соскочив с нар, худенький человечек: пожилой, совершенно седой, бородатый, с измождённым бледным лицом, облачённый в совершенно-невероятные лохмотья.
Соскочил и потерянно забормотал:
– Ч-что, ч-что вы с-сказали?
– То и сказал. Мол, обожаю сладкий кленовый канадский сироп. Очень-очень-очень... Ась?
– М-мне его д-давали в-вместе с м-материнским м-молоком, – произнёс нужный ответ человечек, после чего, облегчённо вздохнув, плавно опустился на каменный пол камеры и, обхватив голову ладонями, тихонечко зарыдал.
– Э-э, старина Курье, – забеспокоился Лёха. – Что с тобой?
– Д-д-д.... Д-двенадцать л-л-л...
– Отставить – заикаться!
– Есть! – рыданья дисциплинированно стихли. – Я девять лет провёл в этой пустыне. Даже на полтора месяца больше. Сперва был в плену у берберов. Продали туаренгам-шептунам. Те – ещё кому-то. Извините, не помню. Регулярно били и издевались.... Потом, с полгода назад, оказался здесь, в Аль-Дузе. Устал очень. Измучился. Да и надежду на освобождение практически похоронил...