Текст книги "Суровая Проза, Трилогия(CИ)"

Автор книги: Андрей Бондаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 42 страниц)

"Стой!", – велел строгий внутренний голос. – "Вот же, оно – место, где недавно располагалась чёрная базальтовая скала с женским скелетом. Заросли цветущего чертополоха. Россыпь красно-белой гальки.... Хм. А там, где была скала, теперь растёт кустик с жёлтыми розами. Молоденький такой кустик. Симпатичный – до полного безумия...".

– Намекаешь, что именно под этим жёлтым кустиком моя Ванда и похоронена? – спросил – не пойми и у кого – Лёха. – И что теперь, сволочь, делать? Вырвать, не ведая жалости, розы и старательно копать сапёрной лопаткой? Старательно-старательно-старательно? Ну, чтобы убедиться в правильности этого предположения?

"Дурак ты, братец. Причём, законченный и махровый", – вальяжно усмехнулся голос. – "А ещё и молокосос неразумный. "Похоронена", понимаешь. "Копать".... Философией, что ли, заинтересовался бы на досуге. Занятная наука, доложу.... Ванда Паулс? Сердце подсказывает, что её больше нет. На этом Свете, по крайней мере. Извини.... Только, пожалуйста, не надо – прямо сейчас – заходиться в отвязанных рыданиях. Ни к чему. Не стоит...".

– Не буду, – пообещал Лёха. – Я, как-никак, «грушный» офицер, а не подросток сопливый и легкоранимый. Пока, по крайней мере.... Вот, выйду в отставку. Вернусь на Родину. Уеду к двоюродной прабабке – в заброшенную псковскую деревушку. Там и отплачу. И отрыдаю. Слезами злыми и хмельными...

Глава пятнадцатая

Легенда о гордой и легкомысленной чайке

Они подошли к компактному сборно-щитовому домику, где размещалось командование «ооновского» корпуса, почти одновременно. Причём, заранее не сговариваясь и с разных сторон. В руках у каждого находился тёмно-жёлтый пластиковый «файлик» с одиноким листом бумаги.

– Привет, Алекс, – неуверенно вильнув взглядом, поздоровался Подопригора. – Я, конечно, знаю о..., о Ванде. Прими мои искренние соболезнования.

– Принято, – вяло откликнулся Лёха. – Да, брат, не повезло нам с тобой. С женским полом, я имею в виду. Не повезло...

– Бывает.

– Это да. Бывает...

– С рапортом – к генералу? Об отставке?

– С ним самым, Горняк.... А ты?

– Аналогично.... Пошли? Или же сперва перекурим?

– Ну, его – в баню турецкую. Раз решение принято, то и не стоит тянуть с его практическим воплощением. А то сомнения всякие, навеянные дымком табачным, могут пожаловать.... Пошли. Потом перекурим. Уже после разговора с Палычем...

Они, оказавшись в узком коридоре-предбаннике, остановились перед неприметной светло-бежевой дверью.

– Ик-к-к.... Постучимся? – неуверенно икнув, предложил Сергей. – Или как?

– Мягкой задницей – о твёрдый дверной косяк, – невпопад отреагировал Петров. – Это в том глубинном плане, что не знаю. Так его и растак...

Дверь неожиданно и гостеприимно распахнулась, а звучный радушный баритон велел:

– Заходите, бойцы, раз пришли. Я нынче мирный и почти не кусаюсь. Плановый выходной взял...

Они вошли.

Громов, усевшись в массивное кожаное кресло, расположенное в дальнем торце длинного письменного стола, предложил:

– Выбирайте, господа офицеры, стульчики и рассаживайтесь.... Э-э, поближе ко мне. Серьёзный разговор, как-никак, намечается.... Не так ли? Хм.... А папочки свои жёлтенькие – на дальнем краю стола оставьте. К их содержимому мы вернёмся чуть позже. Обязательно.... Выпить, орлы, хотите? Типа – крепкого алкоголя?

– Так мы же, вроде, пока ещё на службе, – заторможено глядя на столешницу, вяло промямлил Подопригора. – Не положено...

– Во-во, на Службе. Золотые, мать его, слова.... А какая, коршуны залётные, у вас – на текущий момент – главная служебная обязанность?

– Родине служить! – вскочив на ноги и дисциплинированно вытянувшись в струнку, брякнул Лёха первое, что пришло в голову.

– Гы-гы-гы! – жизнерадостно заржал генерал. – Хорошая шутка. Козырная. Молодец, старший лейтенант. Хвалю.... Только нужен ты нашей милой и славной Родине – как прошлогодняя заскорузлая и вонючая портянка. Ваша главная сегодняшняя служебная обязанность, – назидательно поднял вверх толстый указательный палец, – беспрекословно выполнять приказы высокого и непогрешимого руководства. Мои, то бишь.... Понятно излагаю? Молодцы, сообразительные. Тогда – приказываю. Открыть минибар, встроенный в боковую стенку вон того книжного шкафа (код цифрового замка: 17-07-АБ-63), достать оттуда алкогольные напитки, фужеры и лёгкую закуску.... Горняк, выполнять! А ты, Алекс, садись. В ногах, как известно, правды нет. Но нет её и выше. Так, только срам один.... Гы-гы-гы! Отставить – пошлые шуточки...

Подопригора отправился к минибару (к тайному минибару, о существовании которого – до этого момента – старшие лейтенанты ничего не знали), а Петров опустился на стул и, мельком оглядевшись по сторонам, отметил: – "Что-то в обстановке кабинета неуловимо изменилось. Ну, нет, понимаешь, былой генеральской строгости.... В чём тут дело? Ага, старенькая шестиструнная гитара лежит на журнальном столике. Именно она, выбиваясь из армейского "образа" пышным ярко-жёлтым бантом на чёрном грифе, и вносит в общий облик данного помещения определённую штатскую легкомысленность.... Да и Виталий Палыч, определённо, сегодня какой-то не такой: расслабленный, печальный и слегка смущённый. Старательно прячет, конечно, эту свою нетипичную смущённость за классическим казарменным юмором и напускной бравадой. Но плохо, честно говоря, это у него получается. Да и, похоже, он сегодня уже прикладывался к бутылке...".

Вернулся Горняк, методично расставил на столешнице высокие бокалы и тарелочки-вазочки с нехитрыми закусками. В завершении процедуры водрузил – между бокалами и вазочками-тарелочками – литровую бутылку с шотландским коллекционным виски.

– Разливай по сто пятьдесят, – нервно дёрнув правой полуседой бровью, велел генерал-лейтенант. – Ну, выпьем, орлы "грушные", за.... Не знаю, честное слово, за что. Давайте, просто так жахнем...

Они и жахнули, зажевав благородный напиток жареными орешками кешью и слегка прогорклыми чипсами.

Громов сразу же загрустил, впав в состояние глубокой и устойчивой задумчивости.

– Виталий Палыч, – минуты через три с половиной напомнил о своём существовании Подопригора. – Кха-кха. Тут такое дело...

– А, что? – встрепенулся генерал. – Это вы, ребятки.... Да, дела наши делишки, скорбные насквозь. Всё понимаю, сам через это прошёл. Сам. Прошёл.... Людочка, моя первая жена, погибла. Я тогда тоже старшим лейтенантом был. То есть, служил. Находился в своей первой заграничной командировке, в одной южной и очень беспокойной стране. А она спортсменкой была, гоняла на мотоцикле по кругам гравийным. Мастер спорта СССР. Насмерть разбилась, будучи на четвёртом месяце беременности. Бывает.... Я потом, где-то через полтора года после этого, даже песенку сочинил. Подай-ка, Алекс, гитару.... Спасибо. Это её гитара. Людочкина. До сих пор всюду вожу с собой. Ну, как талисман. Слушайте, бойцы...

Умело взяв несколько аккордов, Громов запел:

Солнышко – встаёт в дали печальной.

Солнышко – пророчит добрый путь.

Мы уходим, как и обещали.

Завтра мы придём – куда-нибудь.

А Тянь-Шань – такие злые горы.

А за ними лишь – Такла-Макан.

Затянулись что-то наши сборы.

Всё святое – за тебя – отдам.

Солнышко – так звал её когда-то.

Солнышко – светлее на Душе.

Что с ней стало? Кладбище, ребята.

Мотоцикл завис на вираже.

Мотоцикл завис, Душа зависла.

Значит, телеграмма не придёт.

Листья – словно чьи-то злые письма.

И герань – на тумбочке – цветёт.

Мы придём всегда и неоткуда.

Всё святое – за тебя – отдам.

Всё Контракт, суровая паскуда.

Впереди – сплошной Такла-Макан.

Солнышко горит – как над оконцем.

И патронов ровно – два рожка.

Миражи. И солнышко смеётся

До конца...

– Интересуетесь, наверное, что было дальше? – аккуратно прислонив гитару к стене, коротко усмехнулся Виталий Палыч.

– Ага, интересуемся, – с трудом сглотнув слюну, подтвердил Петров. – Как и полагается.

– Переживал, конечно. Диким ночным волком выл. Взял трёхмесячный отпуск. Пил запоем. А потом, отвыв и отпьянствовав по полной программе, вновь вернулся в славные Ряды. Служил. Дослужился до генеральских лампасов.... Личная жизнь? Через некоторое время после гибели Людочки встретил другую женщину – очень тихую, спокойную, хозяйственную и домашнюю. Женился. Уже долгие годы живём, что называется, Душа в Душу.... Только, вот, детишек Бог не дал. Знать, так предначертано. Бывает.... Так как, ребятушки? Может, выпишу вам по трёхмесячному отпуску? А, Горняк?

– Извините, товарищ генерал-лейтенант, но мимо. Ухожу.

– Понятно.... Алекс?

– Извините, Палыч. Но не смогу остаться. Никак. В том смысле, что за себя не ручаюсь. В арабском плане. Теперь мне в любом бербере и бедуине смертный враг будет мерещиться. Кровавой и бессмысленной хренью может всё закончиться.... Оно кому-нибудь надо?

– Не надо, – согласился Громов. – Всё понял. Не вопрос.... Но, надеюсь, господа – пока ещё действующие "грушники", – вы не будете возражать против моего последнего "командирского слова"?

– Не будем.

– И на том – большое человеческое спасибо. Уважили, беркуты степные, старика.... Ладно, расскажу вам, так и быть, одну весьма поучительную и насквозь "грушную" байку. Глядишь, и пригодится когда-нибудь. Типа – для общего интеллектуального развития правой выпуклости мозжечка. Гы-гы-гы! Отставить.... Значится, жила себе поживала в морском порту датского города Копенгагена чайка по имени...э-э-э, кажется, "Джонатан Ливингстон".... Ага, вроде бы так её (в том смысле, что его), звали.... Причём, эта чайка непросто так жила, а состояла на Службе. То есть, своевременно извещала местных и пришлых моряков о грядущей непогоде. Когда приближался очередной сильный шторм, то этот самый Джонатан начинал над волнами низко летать и орать – со всей своей дури – противным и утробным голосом, мол: – "Ждите, люди, непогоду! Не выходите – ни в коем случае – в открытое море!". За это мудрый, дальновидный и справедливый смотритель маяка чайку регулярно кормил (в меру, конечно же), мороженой рыбой, а также старательно отгонял от её (его?), гнезда голодных кошек, наглых мальчишек и прочих коварных недоброжелателей.... Не жизнь, а малина спелая, образно выражаясь. Живи себе и в ус не дуй. Служба, одним словом.... Нет же, начал наш молоденький и легкомысленный Джонатан задумываться о потаённом смысле жизни, мол: – "Свободы катастрофически не хватает. Рыба – мороженная, да и маловато её будет, честно говоря. Маловато, мать его!".... Короче говоря, дождавшись хорошей погоды, неблагодарная чайка поднялась на крыло и улетела на северный архипелаг Шпицберген. А там – лафа полная и необузданная. Раздолье бесконечное и бескрайнее. В смысле, свободы – хоть задницей ешь. Ну, и рыбы разной свежей, понятное дело, без счёта.... Обожрался наш глупый Джонатан халявной рыбёхой до полной и нескончаемой невозможности, да и пристроился покемарить на ближайшей базальтовой скале. Тут-то он и подкрался к Ливингстону – белый и пушистый песец.... Понимаете, бойцы отважные, о чём я вам толкую? Гы-гы-гы!

– Угрожаете, наверное, – тоскливо предположил Петров.

– Ничуть не бывало, – заверил Виталий Палыч, подпустив в глаза характерной "ленинской" хитринки. – Просто знакомлю вас с азами классической армейской философии, и не более того.... Вы же, родные, не предатели подлые, а дисциплинированные резервисты? Правильно я понимаю ситуацию? Ведь, резервисты?

– Резервисты, – тяжело вздохнув, подтвердил Подопригора. – Всё понятно. Без вопросов.

– Вот и замечательно. Понятия – "действующий резерв" ещё никто не отменял. Верно? Как и условный сигнал – "три зелёных свистка". Не говоря уже о дежурной кружке сладкого чая, щедро сдобренного радиоактивными нуклидами – для особо забывчивых и непонятливых.... Гы-гы-гы! Мать его.... Ладно, наложу на ваши рапорта по визе положительной. Двигайте ко мне свои жёлтенькие папочки с заявлениями.... Ага, пошёл процесс выхода на гражданку. Пока только предварительный. А окончательно уже в Москве белокаменной оформитесь. Как и заведено. Держите бумажки с моими красивыми генеральскими подписями. Не нужно благодарностей, дезертиры.... Утречком отправлю вас вертолётным бортом в здешнюю столицу. Там ребята хваткие, в Марсель "на раз" перебросят. А оттуда уже и до столицы нашей нежной Родины – рукой подать. Давай-ка, Тёмный, набулькай ещё по "соточке".... Ну, за милую и щедрую Родину.... С чего – начинается Родина? С картинки в твоём букваре. С хороших и верных товарищей, живущих в соседнем дворе.... Ну, в чём дело? Подпевайте, бойцы в отставке. "Грушные" резервисты хреновы...

В Марселе они (уже, понятное дело, переодевшись в цивильное), приземлились в тринадцать ноль восемь.

– Самолёт на Москву вылетает завтра, в семь тридцать утра, – объявил встречавший их прыщеватый молодой человек – третий атташе российского Посольства.

– Нормальный вариант, – равнодушно хмыкнул Горняк. – Могло быть и хуже. В том плане, что завтра – это вам не послезавтра.... Ну, и что нам делать до завтрашнего утра?

– На сей счёт никаких инструкций не получал. Делайте, что хотите. Только местных законов не нарушайте.

– А по сопатке, гнида худосочная, давно не получал? – ласковым голосом поинтересовался Петров.

– За что это? – искренне удивился юнец.

– Во-первых, за отношение напыщенное и высокомерное. Причём, к заслуженным бойцам, увенчанным наградами боевыми. А, во-вторых, морда лица у тебя, молокосос, избыточно-довольная и неприлично-лощёная. Словно бы с самого раннего утра любимую собачку французского Президента поимел во всех мыслимых и немыслимых позах. Включая, понятное дело, откровенно-извращённые, мать его растак...

– Гы-гы-гы! – развеселился Подопригора. – Молодец, Алекс. Так его, крысу канцелярскую.... Кстати, юноша со взором горящим, а ты нам, случаем, ничего передать не забыл? Важного-важного такого?

– Ах, да, извините, – вконец засмущался третий атташе и достал из внутреннего кармана безупречно-чёрного пиджака два маленьких светло-лиловых конверта. – Держите, господа офицеры. На каждом из них конкретная фамилия начертана. Так что, разберётесь. Не маленькие. А в конвертах находятся пластиковые карты банка Barclays Group с вашими "ооновскими" гонорарами.... Что, уважаемые "грушники", подобрели? Физиономию мне бить не будете? И на том, как говорится, спасибо.... Отдыхайте и отрывайтесь, дяденьки-военные, ни в чём себе не отказывая. Но, как уже было сказано выше, не нарушая местных законов и норм приличия...

И "дяденьки-военные" проследовали "отдыхать и отрываться". То бишь, добрались на такси до центра города и, щедро расплатившись с шофёром, отправились гулять по Марселю, беззаботно перемещаясь между пляжами, кафешками, забегаловками и ресторанчиками.

"Симпатичный такой городок, ничего не скажешь", – поделился своими ощущениями – через несколько часов – опытный внутренний голос, много в чём разбирающийся. – "Расположился-вытянулся длинными ярусами на покатых прибрежных холмах. Архитектура достаточно своеобразная: современные высотные "модерновые" здания очень даже гармонично соседствуют со старинными домами и величественными католическими соборами. Морской порт, вообще, отпад полный: двух и трёхмачтовые яхты под белоснежными парусами, неприметные грузные буксирчики, обшарпанные рыболовецкие шхуны, океанские трудяги-сухогрузы, элегантные туристические лайнеры и портовые краны, краны, краны – всевозможных форм, расцветок и размеров.... А, вот, городские пляжи, увы, откровенно подкачали. Больно уж узкие и каменистые. Хотя пляж "де ла Баттри" вполне даже и ничего. В том плане, что сгодится. Из нетленной серии: – "Третий сорт – не брак...".... Главная городская магистраль – длиннющий бульвар Ла-Канбьер, тянется от Старого порта строго на восток. Симпатичное такое местечко – шумное, славное, многолюдное и отвязано-пёстрое. Слегка напоминает наш легендарный Невский проспект в летнее время. Только на Ла-Канбьер гораздо больше негров и всяких там прочих смуглолицых мулатов-мулаток.... Местная кухня? Совершенно ничего особенного. В том плане, что сплошные дары моря: мидии, сваренные в луковом бульоне с добавлением провансальских пряностей, да рыбные блюда под соусом или же поджаренные с анисовым ликёром. Отмечу, пожалуй, только "буйабес" – густую-густую и очень ароматную уху, сваренную из нескольких видов рыб. Достойная такая штуковина, спора нет. Пальчики оближешь.... Вино и пиво? Да, неплохое вино. И вполне даже приличное пиво...".

Ещё они – совершенно случайно – встретили двух знакомых польских офицеров, возвращавшихся в "ооновский" корпус из планового двухнедельного отпуска. Выпили, конечно, за встречу, покурили, поболтали. Как и полагается.

Потом наступил вечер. Подопригора и поляки, предварительно пошептавшись, прошествовали в ближайший элитный бордель – с визитом вежливости к местным барышням облегчённого поведения.

А Петров, всегда презиравший шлюх любой природы и породы, отправился в район Старого порта. Высмотрел крохотную уютную бухточку, не отягощённую народом, и уселся, свесив ноги вниз, на тёплую поверхность столетнего бетонного пирса, щедро покрытую-усыпанную зарослями тёмно-фиолетовых лишайников и многочисленными извилистыми трещинами-трещинками.

Сидел себе, легкомысленно болтая ногами, курил и задумчиво щурился на идеально-ровную морскую гладь, украшенную малиново-янтарным закатным маревом.

Сперва один сидел, а потом в компании с облезлым бродячим псом, которого ещё днём накормил сосиской в тесте. Накормил и – вместе с Горняком – отправился на пляж, а пёс, благодарно тявкнув на прощанье, направился в противоположную сторону. И, вот, теперь они – совершенно случайно – встретились на берегу крохотной безлюдной бухточки. Бывает. Наш с вами Мир, мои господа и дамы, он очень тесен – до полной и нескончаемой невозможности. По крайней мере, временами...

Пёс, доверчиво положив свою лохматую голову на человеческие колени, беззаботно дремал. А Лёха, болезненно вздыхая, тихонько – словно колыбельную – бормотал под нос:

Зелёная поляна,

Как в сказке – Недотрога.

Рассвет ещё в дороге,

И Тени мирно спят.

На облаках огромных

Тихонько дремлют Боги.

Их храп красив и нежен,

Как лапы у котят...

Когда, сдвигая Тени,

По небу солнце мчится,

И раненой волчицей

Душа моя хрипит,

Тогда, уже под вечер,

Всегда и непременно,

Фантом Любви приходит,

Со мною говорит...

Фантом – Любви ушедшей,

Чья смерть – подобна крику...

Зелёная поляна

Вновь ягоды полна.

И Тени, без обмана,

Кусают землянику.

Любви сгоревшей Тени,

Ушедшей – навсегда...

Наступил поздний осенний вечер. Поздний вечер поздней питерской осени.

В топке камина, загадочно мерцая и таинственно подрагивая, дотлевали последние аметистовые угли. На широкой каминной полке, свернувшись уютными мохнатыми клубочками, тихонько посапывали уставшие за долгий день Кукусь и Аркаша.

За окнами – время от времени – глухо "бухало", эта переспевшая жёлтобокая Антоновка, прощаясь с русской осенью, покорно падала в пожухлую траву.

Тихонько потрескивали, печально истекая расплавленным воском, короткие и длинные свечи. Деревенский дружеский вечер, наполненный – до самых краёв – интересными разговорами, и без свечей? Не смешите меня, пожалуйста. Такого, просто-напросто, не бывает...

– Вот, собственно, и вся история, – задумчиво вздохнув, подытожил Виталий Палыч. – В том смысле, что больше ничего интересного, примечательного и заслуживающего вашего внимания за время той командировки не случилось.

– А что дальше сталось с этими девятью "грушниками"? Где они сейчас? – заинтересовалась Сашенция. – То есть, с восьмью? – влюблено посмотрела на Сомова. – Про одного из них я всё знаю. Всё-всё-всё...

– Завтра расскажу, – заразительно зевнув, пообещал генерал-лейтенант в отставке. – С утречка проснёмся, встанем, умоемся, плотно позавтракаем и отправимся за грибами. А потом, когда вернёмся домой, то вы, молодёжь, будете чистить и жарить добычу, а я, соответственно, развлекать вас рассказами.... Договорились? Вот, и ладушки.... А на завтрак мы домашних пельменей отварим. У меня их налеплено – практически без счёта, вся морозилка битком забита. Вчера полдня лепил-старался. Видимо, предчувствовал, что целая куча гостей появится на пороге моей скромной избушки.... Пельмени, кстати, вещь очень удобная, практичная и универсальная. Из них даже можно варить отличный фрикадельковый супчик. Рецепт, друзья мои, наипростейший. Первым делом, кипятим воду. Потом тщательно очищаем пельмени от "кожуры", бросаем искомые фрикадельки в кипяток и добавляем заранее обжаренные лук и морковку. Можно – для пущего эффекта – сыпануть вермишельки. Или, к примеру, яичной лапши. На любителя.... Правда, ведь, ничего сложного? Гы-гы-гы! Шутка такая, понятное дело.... Пётр, мы с тобой ляжем спать на втором этаже. И котов прихватим с собой. Чтобы супругам Сомовым никто не мешал. Молодожёны, как-никак. Вдруг, им захочется всякими сексуальными вольностями-шалостями позаниматься? Дело-то насквозь молодое. Настоящей жаркой Любви, как известно, и беременность одного из партнёров помехой не является. Гы-гы-гы.... А ещё надо будет перед сном, когда окончательно дотлеют все угли, загрузить в камин партию свежих дровишек, чтобы дом чуть-чуть протопить с утра. Предусмотрительность – дело такое, правильное насквозь...

Глава шестнадцатая

Тихая охота

Наступила ночь. Кирпичная кладка камина исправно, ни капли не жадничая, отдавала накопленное тепло. В доме пахло сушёными полевыми травами, свежевымытым деревянным полом, сосновой стружкой, колодезной водой, яблочным вареньем и милым деревенским уютом.

Как в такой пасторально-идеальной обстановке можно было не заняться всякими (по выражению генерала Громова), "сексуальными вольностями-шалостями"?

Занялись, понятное дело, не без этого. Причём, со всем пылом, жаром и усердием. А потом, слегка подустав, уснули – практически сразу и одновременно. Крепко-накрепко обнявшись, как и полагается любящим друг друга супругам...

Спалось – просто замечательно.

Сперва Сомову снилась только всякая малозначимая ерунда – крупные желтобокие яблоки, гроздья ярко-красной калины, чёрно-белые хулиганистые котята, бойкие лесные синички и завлекательные эротические сценки. А потом пришёл-вернулся он, вчерашний загадочный сон.

Мрачный и приземистый средневековый замок на крутом и высоком обрыве, иссиня-чёрные грозовые тучи, неподвижно застывшие на западе, серо-свинцовые морские волны, сердито и настойчиво бьющиеся об изломанные светло-жёлтые скалы.

Из молочно-белой туманной дымки, опоясывающей нижний ярус замка, показались-замелькали непонятные грязно-серые пятна.

"Никакие это и не Привидения", – сообщил через минуту слегка разочарованный внутренний голос. – "И даже, увы, не благородные Призраки.... Так, лишь какие-то непонятные худосочные солдатики. Только, ясен пень, средневековые. Одни одеты в грубые кожаные камзолы, оснащённые частыми прямоугольными железными вставками, а другие красуются в бесформенных светло-серых кольчужках. На головах – разномастные шлемы. Да и вооружены ребятишки – кто во что горазд: мечи и кинжалы в деревянных и кожаных ножнах, массивные чёрные копья, грубые рогатины, самодельные луки, неуклюжие арбалеты.... Какой это век? Трудно сказать однозначно. Может, шестнадцатый. Может, начало семнадцатого. Точнее, извини, не определить.... Воины – по двум узким тропам, огибающим обрыв с разных сторон, – неторопливо спускаются к гавани. Лица у всех очень хмурые и серьёзные – до полной и законченной невозможности. С такими характерными физиономиями, однако, не выходят на лёгкий утренний променад. Не иначе, намечается некое важное дельце, связанное с бряцаньем оружия. Не исключено, что и кровавое.... Так-с, а это кто у нас такой?".

К краю обрыва, вальяжно нависавшего над морскими безбрежными просторами, подошёл и остановился высокий бородатый мужчина, облачённый с ярко-выраженным налётом экзотики: длинная клетчатая юбка, из-под которой выглядывали голые волосатые ноги в уродливых войлочных ботах, суконный балахон с неряшливыми прямоугольными заплатами, мятая широкополая шляпа с обтрёпанным фазаньим пером. На правое плечо незнакомца был наброшен – с помощью широкого кожаного ремня – непонятный продолговатый предмет: мохнатый, оснащённый многочисленными трубками и трубочками разной длины.

"Эге, братец, да нас с тобой занесло (во сне, понятное дело), в средневековую Шотландию!", – обрадовался непредсказуемый внутренний голос. – "Юбка на мужике – это, гадом буду, классический шотландский килт. А на его правом плече висит волынка, то бишь, местный легендарный музыкальный инструмент.... Что ещё интересного? В высоких кустах боярышника прячется, наблюдая за волынщиком, молоденькая деваха: стройная, фигуристая, с длинными светлыми волосами, в средневековом дворянском платье.... Наблюдает за волынщиком? Ну-ну. Она на него пялится с нескрываемым отвращением. Вернее, с откровенной и лютой ненавистью. Буквально-таки прожигая гневным взглядом.... Ага, на горизонте появились грязно-бурые паруса. Волынщик явно насторожился. Или же погрузился в тяжёлые и неприятные раздумья? Бывает, конечно.... Из-за дальней изломанной скалы высунулся-выглянул некий средневековый пожилой гражданин. Средневековый? Собственно, не очень. В современном офисном дорогущем костюме. Тысяч на десять-двенадцать американских баксов потянет, никак не меньше. Краснощёкий и упитанный дяденька, черноволосый и кучерявый, с пышными ухоженными усами. На широком носу наличествуют стильные очки в позолоченной оправе. А на мизинце правой руки экстравагантного типа наблюдается золотое колечко с приличным брильянтом на энное количество карат. Этакий "Шеф" из знаменитого мультфильма про отважного капитана Врунгеля. Ну-ну.... Дяденька тоже смотрит на волынщика с ненавистью? Не сказал бы. Скорее, уж, с бытовой неприязнью и откровенным недоверием...".

Раздался назойливо-громкий перезвон.

"Ну, вот, опять не дали досмотреть интересный сон", – искренне огорчился капризный внутренний голос. – "Это здешний дачный будильник, блин горелый, вовсю надрывается. Сволочь голосистая.... Значит, шесть утра. Надо, братец, просыпаться. Как говорится, рота – подъём! Труба зовёт...".

Сомов, протянув руку, торопливо нащупал ладонью старенький будильник, стоявший на колченогой табуретке, и нажал указательным пальцем на круглую кнопку. Противное треньканье стихло.

– Мяу! – принялся старательно дублировать замолчавший будильник Аркадий, спустившийся со второго этажа. – Мяу!

– Что в переводе с кошачьего языка означает: – "Хозяева, морды наглые и легкомысленные, просыпайтесь. Пора кормить любимца семьи сытным и вкусным завтраком, а после этого – без промедлений – выдвигаться на сбор осенних отборных грибов...", – прокомментировал Пашка.

– Может, любимый подполковник, ещё немного поспим? – не открывая глаз, предсказуемо заныла Александра. – Хотя бы часика полтора, а? Куда, спрашивается, спешить? Сам же вчера говорил, что кругом полное безлюдье, спровоцированное поздней осенью. Значит, и конкуренция – как класс – отсутствует...

– Во-первых, никогда не следует – без веских на то причин – отказываться от ранее намеченных планов. Примета плохая. Во-вторых, существует мудрая народная пословица-поговорка, мол: – "Кто рано встаёт, тому Бог грибов даёт...". В-третьих, "утренние" грибы, они гораздо симпатичнее и крепче "дневных". В них гораздо меньше влаги, червяков и слизней. В-четвёртых, скоро, наверняка, Палыч с Петькой спустятся. В-пятых, наш котёнок, судя по всему, ужасно проголодался. Слышишь, как нетерпеливо и гневно мяукает? Или просится на утреннюю прогулку, типа – по нужде? Мы же его "туалетный" лоток с наполнителем дома оставили.... Короче говоря, глупые споры и неуместные возражения отменяются. Рота – подъём! Оправляться, умываться, одеваться, строиться!

– Хорошо, сейчас.

– А я уже встал. Догоняй, красотка беременная...

Сомов в темноте – наугад – напялил на ноги низко-обрезанные валенки сорок пятого размера, обнаруженные ещё вчера под кроватью, и набросил на плечи старенькую фуфайку, снятую с вешалки.

"Правильно, дружище. Нечего потакать капризным и ленивым девчонкам", – поддержал сонный внутренний голос. – "Сбор грибов – дело серьёзное, краеугольное и глобальное, нетерпящее лёгкомысленного отношения...".

Пашка, слегка пошатываясь со сна, прошёл в другую комнату, ладонью нашарил на стене выключатель и надавил пальцем на единственную клавишу. Под потолком неярко загорелась маломощная электрическая лампочка.

Он подошёл к ещё тёплому камину, сложенному из тёмно-терракотовых кирпичей и, привстав на цыпочки, наполовину выдвинул из "гнезда" тугую чугунную задвижку. После этого достал из бокового кармана фуфайки коробок со спичками, нагнулся, поджёг спичку, коротко чиркнув по коробку, и поднёс её к краю свёрнутой в трубочку бересты. Ещё через пятнадцать-двадцать секунд дружно, с радостным потрескиванием, занялись сухие берёзовые и ольховые дрова, предусмотрительно загруженные в топку камина с вечера.

– Мяу! – жалостливо напомнил о своём существовании проголодавшийся Аркадий.

– Мау-у-у! – требовательно поддержал его серо-дымчатый Кукусь, взявшийся не пойми и откуда.

– Уже иду, ребятки! – долетел из спальни звонкий голосок Сашенции. – Потерпите немного. Сейчас я вас накормлю. Сейчас-сейчас.... Подполковник, принеси, пожалуйста, свежей воды из колодца. Договорились?

– Всенепременно. Уже бегу, королева моего глупого и доверчивого сердца.

– И мы с Горынычем-младшим уже спускаемся, – известил звучный баритон Громова. – Доставай, Сашутка, пельмени из холодильника.

– Будем варить фрикадельковый супчик?

– Гы-гы-гы! Хорошая шутка, наш человек. Повезло охламону Сомову – несказанно...

Через час с небольшим, покончив со всеми утренними делами, включая выгул котов, плотный завтрак и переодевание в удобные походные одежды, они покинули гостеприимную дачу.

– Мяу, – пожаловался из-за закрытой входной двери Аркашка.

– Мау-у-у, – мрачно продублировал Кукусь.

– Мы скоро вернёмся, ребятки, – берясь за ручку плетёной корзины, заверила Александра. – Даже соскучиться не успеете. Одна нога там, а другая, как говорится, уже здесь.

– Мяу.

– Мау-у-у...

– Ну, не можем мы прихватить вас с собой, деятели хвостатые, – подключился Виталий Палыч. – Один ещё мал. А второй, наоборот, избыточно активен и не дурак поохотиться. В лесу же заблудиться – раз плюнуть.... За мной, грибнички!

Задняя сторона дачного участка не была огорожена забором, сразу же за бревенчатой банькой начинался смешанный лес: берёзы, осинки, заросли ольхи и ракиты, молоденькие сосёнки и елочки.

Тонкая розовая нитка ранней зари робко и просительно теплилась на востоке. Блёклые утренние звёзды, прощая всем и вся, нежно умирали на западной части небосклона. Было прохладно, но не холодно: плюс семь-восемь градусов, при полном отсутствии ветра.