Текст книги "Мать Сумерек (СИ)"
Автор книги: Анастасия Машевская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 34 страниц)
Триумф был близок.
Она отозвала ото всех прочих задач Руссу и Раду – с этого дня всякий раз, когда Гайер будет отправляться в Серебряный танаар, им надлежит хранить его безопасность и наставлять в искусстве войны. В помощь Бану отрядила еще сотню отборных «меднотелых». Потом написала длинное сообщение свекру, в котором сообщила, что Гайер будет проводить у деда только весенние и осенние месяцы. Отправить мальчика прямо сейчас нельзя, ребенок еще мал и его следует попросту подготовить к тому, что теперь полгода он будет жить не дома. А до той поры эскорт, который был прислан Яфуром за мальчиком, может расположиться в чертоге на правах почетных гостей.
* * *
Теперь Гайер находился при Бану неотлучно. Вместе с Шиимсагом и Шинбаной он путешествовал с матерью и отчимом.
Сагромах был великолепным отцом. Заботливым семьянином, который, с одинаковой любовью относясь ко всем трем детям, собственным примером приучил Гайера с теплом относиться к матери. Гайер полюбил Сагромаха как родного, по-настоящему. С малых лет не было никого, кого бы мальчик звал папой, но с Сагромахом у ребенка получалось легче, чем можно было предположить.
Танша, в свою очередь, тоже по-другому взглянула на старшего сына. Появление детей от любимого мужчины сделало Бану добрее и мягче, и теперь ее сердце раскрывалось и для мальчика, который столь долгое время был чужим. Поэтому, когда она прибыла в чертог из Гавани Теней, Гайер на правах старшего из детей и единственного, кто пока умел ходить, вбежал в раскрытые объятия матери, обхватив её шею крепкими руками. Сагромаха Гайер откровенно любил сильнее, но теперь и Бану стала не только «госпожа» или «тану-мать», но и просто «мам».
Бану с трудом верила, но именно Сагромах добротой и опытом прожитых лет слепил их семью в единое целое. День за днем Бансабира брала мужа за руку, ощущая, как необъятное тепло разливается в груди и заполняет до пальчиков ног. Ночь за ночью она откидывала голову ему на плечо, когда Сагромах обнимал жену сзади, и пыталась привыкнуть к ощущению, что все хорошо, которому прежде не доверяла никогда. И тем сильнее становилась её любовь к Сагромаху, чем больше была благодарность.
Когда иссякло лето, и настал срок Гайеру покинуть родителей, Бансабира вызвалась отвезти его сама. Маатхас поразмыслил и сказал, что, похоже, самое время воспользоваться предложением погостить у старого тана. Ребенку будет намного легче проститься с родителями там, нежели заведомо ехать непонятно куда в столь нежном возрасте.
Встретив их на пороге чертога, Яфур не протестовал. Одиночество снедало тана, и вся былая злоба выходила на нет перед властью, как он думал, судьбы.
Оставляя сына на чужбине, над которой Гайер однажды возвеличится, Бансабира могла утешиться: наконец-то. Наконец-то их с Сабиром Свирепым замысел начинал сбываться.
Глава 10
Шиада поцеловала в лоб ребенка, не по годам рослого.
– Будь хорошим мальчиком, Идгар, – попросила сына. Хотя мальчишке, нареченному в честь деда, едва минуло пять, он имел рост восьмилетнего ребенка. – И послушным принцем. Обещаешь?
– Да, мама, – улыбнулся ребенок.
– И я тоже буду послушной, – сказала девочка рядом с Идгаром. Трехлетняя, не такая рослая как брат, девочка смотрела на мать удивительно ясным взором. Она была не похожа на малышку Тайрис, и потому в ней Шиада смогла со временем найти утешение потерянному много лет назад счастью.
– Конечно, радость моя, – Шиада поцеловала и её.
– А ты едешь на тот остров? – в отличие от мальчика, который по-прежнему прокатывал «р», девочка все звуки говорила четко, не запинаясь. Хотя, конечно, смешные детские слова у неё были в избытке. Особенно, если учесть, что, наделенная даром всевиденья, маленькая Лиадала нередко придумывала собственные, чтобы называть вещи и людей, которых не видели другие. Никто, кроме мамы. Мама видела все то же самое, может, лишь чуточку меньше, верила всем рассказам дочери безоговорочно и потому с первых дней оставалась для малютки самым дорогим другом.
– Точно.
– Где есть такая волшебница?
– Ага, – улыбнулась Шиада, пожимая маленькие девичья ладошки.
– И там живет Богиня?
Шиада усмехнулась – светло и открыто:
– Богиня живет вот здесь, – и коснулась рукой худенькой детской груди.
– А когда я туда поеду? Ты же говорила, я смогу сама все там посмотреть?
– Ты сможешь. Однажды ты будешь заботиться обо всем том острове, а пока будь хорошей принцессой, люби папу, деда и брата, Лиадала.
– А ты? – погрустнел ребенок. – Тебя я тоже хочу любить.
Шиада не смогла ответить и просто прижала маленькое тельце к своему плечу так крепко, как смогла. Потом отстранилась от девочки и поднялась на ноги.
– Отец, – кивнула она Удгару, и они обнялись тоже.
– Я провожу тебя, – Агравейн опередил жену с прощаниями и подал руку. Шиада вложила свою, и Агравейн, подтянув Шиаду ближе, приобнял за талию.
Король и королева вышли из парадной залы, где всегда прощались: с Шиадой перед отъездом на Ангорат, с Агравейном, перед его отбытием к Ургатским племенам в степи, с ними обоими, когда королевская чета выезжала всем двором с посещением двенадцати княжеств. И как обычно всякая торжественность спала, уступив место напряжению.
Вокруг этой поездки Шиады на Ангорат было особенно много ссор. Они шли в молчании по коридорам с регулярно расставленной стражей. По твердости пальцев на талии и поверх ладони, Шиада без всяких жреческих умений понимала, насколько Агравейн зол и обижен. Чтобы рождение Лиадалы не стало поводом для сплетен, он раз за разом ездил на Ангорат с ней и в роковую ночь очередного летнего солнцестояния почти собственноручно отдавал Шиаду Артмаэлю. С тех пор он все сердцем, до горячности возненавидел обоих. И вместе с тем, не мог отказаться от Шиады несмотря ни на что.
Ребенок, зачатый якобы королем и королевой на Ангорате в Нэлейм, мгновенно был признан священным, и Агравейн принял девочку, как свою. Девчушка была хорошенькой, смышленой, и не знала никакого другого отца, кроме короля Архона. Она с чистым сердцем подходила к Агравейну, раскрывая ручки в крохотном объятии, забиралась к нему на руки или на колени. А раньше, когда едва-едва начинала ходить, с широкой и почти беззубой улыбкой Лиадала нетвердо перебирала ножками по направлению к огромному мужчине, который, проникшись, сгибал-разгибал пальцы в призывающем жесте. Совсем рядом с «отцом» она обычно падала и, чтобы не свалиться окончательно, смеясь, хваталась мелкими ручонками за толстый ширококостный палец Агравейна. Тогда он её и полюбил. Когда увидел, что этой крохе для того, чтобы стоять на ногах, достаточно просто держать его за палец.
Супруги шли молча. Агравейн тяжело дышал и поджимал губы. Потом не выдержал и, оглядевшись, резко дернул на себя, развернув жрицу лицом.
– Зачем ты едешь туда? – Агравейн навис, как возмездие Богов. – Зачем, Шиада? – прошипел он, больно встряхнув.
Он не хотел, чтобы стража, расставленная чуть поодаль от места, где они замерли, стала свидетелем семейной склоки, но сдерживаться не было сил.
Шиада давно не злилась на подобные выпады Агравейна и привыкла к синякам от его хватки, которые нередко возникали после ночных утех в порой весьма неожиданных местах. Руки у Агравейна и впрямь сильны, и сам он, весь, как есть в его недюжий рост, чудовищно силен. Шиада почти примирилась с этой мыслью. Ведь именно такой воин и должен стоять во главе веры, которую она хранит.
– Таков уговор, Агравейн, – попыталась она объяснить мягким тоном. – Агравейн, – позвала снова, ласково погладив мужа по щеке свободной рукой. Тот одернулся, как от раскаленного железа.
– У тебя уже есть от него дочь! – болезненно, почти со слезами в голосе прошипел Агравейн. – Зачем, Шиада?! – сдавил её руку еще сильнее, так что Шиада сцепила зубы.
Агравейн облизнулся и, не удержавшись, прижал Шиаду. Вплотную, сжимая обеими руками тонкую талию и узкие плечи. Согнулся в три погибели и поцеловал рыжую макушку.
– Ты же знаешь, как я слаб перед тобой, – шепнул он.
– Агравейн, – нежно позвала женщина, обхватив могучую мужскую талию в ответ.
– Не уезжай, – попросил король. – Разве мало было того, что я отдал тебя ему четыре года назад?
Шиада отстранилась.
– Агравейн, хватит об этом, – подобных разговоров она выслушала немало. – Я еду не к Артмаэлю, я уезжаю на обряд Наина Моргот и потому, что срок Матери Сумерек непременно обязана проживать на Ангорате. Нелла предупредила об этом с самого начала.
– Нелла, Нелла, – Агравейн разозлился. Он отпустил жену и зашагал туда-сюда. – Всегда ты слышишь только её приказы! А если она скажет тебе вступить в Нэлейм, ты ведь непременно послушаешься, так? – он подлетел к Шиаде и снова навис, пугая одним видом.
Шиада вздохнула.
– Каждый год, Агравейн, происходит одно и то же. Прекрати уже закатывать эти сцены. В конце концов, ты всегда находил, в чьих объятиях утешиться в мое отсутствие.
– А не должен был! – гаркнул Агравейн и, снова схватив Шиаду за плечо, тряхнул.
Шиада клацнула зубами.
– Клянусь, любовь к тебе оказалась самым непростым испытанием, – призналась жрица.
– Тебе ли на это жаловаться! Я все время вынужден помнить о том, что делю жизнь не с женщиной, а с жрицей!
– Не ты ли просил этого у храмовницы? – Шиада вскинула голову, чтобы хоть немного сократить расстояние между ними. – И не потому ли она была против, чтобы мы жили как супруги, что я – жрица? Агравейн, знаешь почему жрицы не вступают в брак? Кроме меня, конечно, – усмехнулась Шиада.
– Обещаны Богам? – эту байку король выучил давно и накрепко.
– А почему мы обещаны Богам?
Этот вопрос был новым и застал Агравейна врасплох.
– Потому что жрицы не способны сделать счастливым никого из людей.
Шиада выдернула руку из хватки мужа, ощущая, как саднит там, где он хватал. Отвернула лицо. В тени дворцового перекрытия, в коридоре, было видно, сколько печали затаилось и в черных, и в янтарных глазах. Любовь неизменно оказывается испытанием, когда к ней примешивается требование собственности.
– Пойдем, – позвал король, подав руку. Бессмысленно ссориться. Сколько раз он уже скандалил, даже угрожал. Шиада все равно всегда уезжала на священный остров к осени. С той только особенностью, что чем больше он настаивал, чтобы королева осталась в Аэлантисе, тем чаще просыпался в страхе, что именно сейчас Шиада сбегает вместе с дочерью из дворца и уже – бесповоротно. Когда любишь того, кто обладает силой, неизменно приходится с ней считаться.
Они достигли конца коридора и выбрались на свет парадного крыльца. Эскорт из королевских гвардейцев и великолепный белоснежный конь лучшей архонской породы уже ожидали. С появлением королевской четы все сопровождающие королеву охранники склонились в молчаливом почтении. Агравейн подвел жену к скакуну. Поцеловал, не скрываясь: он всегда и всем показывал, как важна для него эта женщина. Обнял.
– Я люблю тебя, Шиада, – шепнул.
– Я тебя тоже, Агравейн, – все печали обострялись – и прятались в углы перед осенней разлукой из года в год. – И ты еще не знаешь, но от тебя у меня уже тоже есть дочь.
Агравейн отстранился и с немым вопросом всмотрелся в лицо жрицы из-под насупленных бровей: что?
– Спроси лекарей или отца. В конце прошлой недели они подтвердили. Я убеждена, что это девочка, и она твоя. Уже почти два месяца как твоя.
Агравейн всмотрелся еще внимательнее: нет, Шиада никогда не стремилась ему врать. Или вообще кому бы то ни было врать. Он взял в ладони женское лицо, ища в нем глазами ответы на вопросы, которые вихрем ворвались в голову: почему она ничего не сказала сразу? Почему отец все скрыл? Неужели Шиада, выносившая за свою жизнь троих, поняла свое положение только к концу второго месяца? И как она могла совершить такую глупость, не сказав ему, если теперь, вернувшись с животом к середине зимы, может стать темой сплетен? Пусть бы и знали все, что королева покидает Аэлантис только на осеннюю пору и никаких других отцов у ребенка не может быть.
Шиада улыбнулась, слушая внутреннюю отповедь мужа. Потом чуть развернула лицо и поцеловала одну из обнимавших рук.
– Встреть меня сам зимой, – она отстранилась, освобождаясь от объятий. – Я замерзну без тебя за столько ночей.
Сердце короля дрогнуло. Он с щенячьей грустью в глазах подсадил жрицу в седло и на прощание поцеловал женскую руку. Одними глазами король пообещал, что зимой непременно будет у озера. Всю зиму перезимует там, если нужно.
* * *
Артмаэль подал Шиаде руку на другом берегу Летнего моря. Он улыбнулся мягко, почти незаметно, но крепко сжал женские пальцы.
– Госпожа, – в присутствии еще пары встречавших жриц он был вежлив. Момент, когда они останутся наедине наступит еще нескоро, и Артмаэль давно привык отводить Шиаду сначала к Первой среди жриц, потом на какой-нибудь обряд, если возникала необходимость, и только затем в её собственный маленький домик, где сможет хотя бы улыбнуться шире положенного.
Так вышло и в этот раз. Шиада прибыла в час почитания Илланы, и Нелла должна была совсем скоро начинать обряд в священной роще. Потому Артмаэль безмолвно отпустил руку жрицы и, уступив дорогу, пошел следом.
Заняв положенное место в центральном кругу рощи, Шиада огляделась. Она торжественно приветствовала Неллу, подмечая мысленно, что та по-прежнему величественна, как и пять, и десять лет назад.
«Скажешь тоже, – донесся до сознания Шиады старческий смешок. – Я все жду, когда ты займешь мое место, но сторонники веры в Праматерь в Этане все еще не едины сердцем, и ты по-прежнему должна возвращаться в Архон. Ты же поторопишься?».
«Потороплюсь. Хоть в чем-нибудь» – пообещала жрица.
Когда обряд иссяк, Шиада смогла подойти и поздороваться со всеми, кого увидела в начале встречи, но не могла поприветствовать должным образом.
Сайдр, верховный друид с не первой проседью, обнял жрицу тепло. Так странно, думала Шиада. Ей всегда казалось, что Сайдр, которого прочили в друиды, когда её самой еще и на свете не было, одного с ней поколения. Но ведь на деле он почти одного возраста с её первым мужем, Берадом Лигаром.
О последнем Шиада вспоминала иногда – чаще всего в день поминания Тайрис, но иногда и просто так. Когда вспоминала о дочери, когда приносили вести о болезнях в стране, когда Агравейн впадал в безумство ревности.
А вот и Гленн, приметила жрица и на этот раз сама широко раскрыла объятия:
– Светел твой день, новый глава храма Илланы, – улыбнулась она сердечно. – Как ты?
– Необычно, – честно признался друид.
Из-за спины Шиады приблизилась Нелла.
– Поскольку никаких новых дел Вторая среди жриц более не поручала охраняющему брату, я сочла возможным выдвинуть его в числе претендентов на руководство храмом после кончины предыдущей главы.
– И как видишь, кому-то пришло в голову, что я справлюсь с храмом жизни, – Гленн развел руки. Шиада засмеялась глазами: справишься.
«Ну, поскольку больше нет никого, кто ждал бы меня в Этане, мое место и впрямь здесь», – грустно поведал Гленн.
«Здесь место всех жрецов, – отозвалась Вторая среди жриц. – И всех, кто слишком много страдал от людей».
– Шиада? – позвал мужской голос из-за спины храмовницы. Нелла оглянулась, и Растаг тут же спросил:
– Позволите?
Нелла отступила на шаг, пропуская мужчину вперед.
– Праматерь, Шиада, – выпалил Растаг, заключая сестру в объятия. – Я пять лет с тобой не говорил!
– Но ведь виделся каждую осень, так что не жалуйся, – усмехнулась женщина.
– Да-да, ворчи, милая, – посмеялся Растаг, растирая загрубевшими ладонями сестринскую спину. – Ну, все хотел спросить эти годы: каково это, быть королевой?
Шиада, чуть отстранившись, приобрела растерянный вид:
– Честно сказать, не очень себе представляю, – призналась она.
Растаг изумился, но с казать ничего не успел.
– Ну ладно, – вмешалась Нелла. – У вас еще будет время. Идем, Шиада. Надо поговорить.
Они вышли из центра рощи и двинулись по тропам к домику храмовницы. Мужчины позади в едином движении поклонились вслед.
Уединившись, храмовница перво-наперво расспросила у преемницы о состоянии дел в Аэлантисе, в Архоне. Спросила, известно ли Шиаде что о судьбе Тройда и Иландара. В отличие от первых вопросов, на последний у Шиады ответы были скупые и обрывочные.
– Айхас передавала кое-какие вести из переписки с отцом, – сказала Нелла, выслушав Шиаду. – Тоже мало сведений, но, кажется, что-то идет на лад. Радует хотя бы, что христиане снова перестали убивать друг друга по всем углам. Или хотя бы по некоторым.
– Иландар платит дань Архону. Им сейчас не до войны: мне кажется, теперь иландарцы засевают столько, сколько никогда прежде.
– Вполне возможно, – Нелла придирчиво ощупала взглядом жрицу. – Не сожалеешь?
– О судьбе страны? Нет. Все, что меня с ней связывало, давно мертво: мать, отец, Тайрис. Единственное, что я должна была сделать там – привезти Растага на Ангорат. Остальное оказалось лишено всякого смысла.
– Многое на расстояние видится иначе, не так ли? – Нелла очевидно не ждала ответа, и Шиада промолчала.
– Когда обет молчания для Растага закончился, первое, что он спросил у меня – что происходит с его семьей. С герцогами Мэинтар. У меня не нашлось ответа тогда и нет его теперь. С твоим отъездом из Иландара связь с ним оказалась почти утраченной.
– А как же Тройд? Он тоже с нами в родстве, через него можно…
Нелла закачала головой, вынуждая Шиаду замолчать.
– Посмотри на меня, Шиада.
– Я смо…
– Посмотри на меня, – настойчиво потребовала храмовница с особыми интонациями и, вглядевшись, Шиада не удержала всхлип.
– Совсем не та картина, что ты видела на обряде, правда? Завесный плащ чар обладает удивительной силой, милая, но, когда наступает час снять его, от правды не скрыться, – обронила Нелла.
Шиада приложила руку к губам и подошла к старой жрице со сморщенным лицом. Ей ведь через пару лет исполнится уже семьдесят! – вдруг с ужасом осознала Вторая среди жриц.
– Вот именно. Между нами сорок лет разницы, к сожалению. И на деле на моей коже куда больше морщин и пятен, чем видят остальные, а мои волосы уже давно белы, как снег, хотя остальным и кажется по сей день, будто седина перевивает выцветающую, но еще черную копну. Знаешь ли ты, Шиада, сколько надо сил, чтобы, прожив жизнь, надевать день за днем завесный плащ?
Шиада, закусив дрожавшую губу, посмотрела женщине в глаза – и вдруг отшатнулась, когда поняла, что всегда могущественная Первая среди жриц ссохлась от лет и теперь смотрит на преемницу снизу-вверх. Молодая женщина не выдержала и упала перед храмовницей на колени, взявшись за подол её платья. Прикрыв рот рукой, Шиада, сдержала порыв расплакаться.
– Ну-ну, не стоит, – на плечо младшей из жриц легла сухая и теплая ладонь. – Я еще не умираю.
– Но время… – Шиада подняла глаза на храмовницу.
– Время еще есть. Но больше я не могу знать наверняка, как много. И потому…
Шиада замерла, предчувствуя требование почтенной.
– И потому ты должна послать за Лиадалой.
Шиада спрятала прекрасное лицо в ладони, другой все еще цепляясь за подол храмовницы. Нелла молчала. Она знала, что больше Шиада не позволит себе неподчинения. И вместе с тем горе её воистину велико, и чтобы пережить его, хотя бы смириться с тем, что придется его пережить, нужно время.
– Ей же всего три, – шепнула жрица у ног храмовницы.
Нелла не отозвалась, и Шиада подняла на неё глаза:
– Пойми правильно, о, всеблагая. Когда ты привезла меня на Ангорат в мои пять, очень быстро обнаружилось, почему обучение лучше начинать позже. Я выросла среди волшебства и очень долгое время не могла увидеть в таинствах таинств, находя их чем-то обыденным и ежедневным.
Нелла степенно кивнула: действительно, она знала эту часть взросления Шиады, как никто. Ребенок, искренне воспринимавший волшебство и чародейство как часть общей реальности взрослых людей, измучился, пытаясь принять безыскусную правду обычного мира.
– Что же будет с ней?
Нелла вздохнула.
– Да, я тоже думала об этом не один день, – признала жрица, отходя от преемницы. – Но как когда-то ты смогла постичь разницу между Ангоратом и Этаном, так сможет и она.
Шиада обернулась на храмовницу, не вставая с пола.
– Мне пришлось для этого прожить пять лет с христианином!
– Но она не ты, – улыбнулась Нелла, присаживаясь в свое кресло. – Её встретили семь Небесных Стражей, она священное дитя, да. Но её путь не обязательно должен совпадать с твоим. Период её юности выпадет на твое владычество, Шиада. И в отличие от меня, которая была тебе незнакомой теткой, ты приходишься Лиадале кровной матерью. Это ничто не заменит.
– Незнакомой матерью! – горько вскрикнула Шиада.
– Шиада, – мягко позвала Нелла тоном, в котором слышалось, как много ей известно. – Завеса острова открыта для тебя всегда, когда ты пожелаешь. Ты прекрасно знаешь, что не должна раз за разом переплывать Летнее море, чтобы оказаться здесь.
– Знаю. Как знаю и то, что сколь бы ни использовала Завесу, когда Лиадала окажется здесь, её свяжет обетом молчания, и у неё не будет прав видеть меня чаще, чем на всеобщих обрядах. Да она даже не сможет присутствовать толково ни на одном, Нелла! Она же такая кроха, – слезы все-таки потекли по щекам женщины.
– Тогда я даю тебе слово, что до пяти лет она будет находиться среди воспитывающихся жриц, но сама не начнет обучение, как таковая. Тем не менее, если она будет здесь, я смогу приобщить её к тому, что нужно усвоить обязательно, и когда ей настанет срок начать обучение, возможно, ей будет легче, чем в свою пору приходилось тебе.
Шиада кивнула, закрыв глаза. Она и впрямь более не могла отказывать храмовнице, которую не только почитала, но и любила. Или наоборот? Разве не гналась она сама за дочерью, которую сможет посвятить Праматери? Разве не бросила она на алтарь этой жертвы любовь Берада, любовь Агравейна, отцовские чувства и права Артмаэля?
Жрица перевела дух и поднялась на ноги:
– Агравейн очень боится, что я уйду от него, забрав Лиадалу с собой, и запрусь на острове безвозвратно. В конце концов, я родила ему законного сына, как обещала, и теперь могу жить своей жизнью.
Нелла кивнула:
– Ты действительно можешь. Но хочешь ли?
Шиада смолчала.
– А когда человек по-настоящему не хочет, – улыбнулась Нелла, – его никто не заставит. Если Агравейн так боится потерять вас обеих, пусть привезёт Лиадалу сам и заберет с острова тебя. Напиши ему об этом своей рукой.
Шиада кивнула и, будто опомнившись, поклонилась в глубоком почтении.
– Светел твой день, Первая среди жриц.
– Богиня в каждом из нас, в сердце и разуме, на земле и на небе.
* * *
Добравшись до домика, Шиада нашла в нем Артмаэля. Она замерла на пороге, велев прислуживающей жрице снаружи никого не пускать. Дверь позади женщины закрылась, а Шиада по-прежнему стояла, не двигаясь. По одному её взгляду друид понимал, что переменилось нечто важное.
– Мне… мне не до этого сейчас, прости, – она наконец, сделала шаг внутрь здания из пары небольших комнат.
– Не до чего? – Артмаэль даже немного оскорбился. Он и так исправно ждет её каждый раз, а теперь у него отнимают и это?
– Прости, – Шиада прикрыла лоб рукой, провела по волосам, на которых все еще оседал толстый слой дорожной пыли.
Жрица прошла дальше, к дальней стене её маленького убежища, и села за стол. Оперлась локтями на столешницу, потерлась щекой о собственное плечо.
– Что стряслось? – Артмаэль присел на колено на пол рядом с женщиной, которая снова уронила лоб на руку. Шиада не сразу совладала с голосом, но, наконец, нашлась.
– Лиадала, – объяснила она, и Артмаэль все понял. – Подождешь, пока я напишу, чтобы её привезли?
– Конечно, – Артмаэль одновременно вздохнул и попытался ободряюще улыбнуться. Он отступил и сел на кровать. Шиада надолго замерла перед чистым листом пергамента, которые всегда в небольшом количестве приносили в дома Первой и Второй из жриц. Спустя несколько минут она потянулась за пером, и снова застыла с инструментом в руках, не зная, как начать.
Как набраться мужества и отбросить сомнения, чтобы начать.
– Мне выйти? – спросил, наконец, Артмаэль. Шиада, вопреки его ожиданиям, качнула головой отрицательно.
«Если ты уйдешь, – безотчетно она ответила мысленно, – я вообще не соберусь».
Артмаэль улыбнулся, зная, что жрица не смотрит.
* * *
Когда с письмом было покончено, жрица отдала его в руки жрицы, стоявшей снаружи в качестве сегодняшней помощницы с наказом доставить королю Архона незамедлительно. Закрыв дверь домика, Шиада уткнулась в неё лбом, закусив губы.
– Ши… – Артмаэль ничего не успел спросить.
– Артмаэль, – выпалила жрица. – Можешь… меня обнять?
Друид посмотрел ей в спину с сочувствием, немного хмурясь, с неконтролируемым теплом в глазах.
«Конечно» – подумал он, подлетая сзади и обхватывая женщину со спины. Шиада мгновенно вцепилась в обвившие руки, и сползла на пол в немом рыдании.
– Ну ты чего? – Артмаэль тут же развернул женщину к себе лицом, и Шиада упала на мужскую грудь, зарыдав в голос.
– Ей же всего три, Артмаэль!
– Тише, тише, – друид поймал её лицо в ладони принялся большими пальцами стирать горячие, как солнечные лучи за окном, слезы. – Тише, – он утирал капли одну за другой и, наконец, прижался к губам женщины в приветствии, от которого воздерживался так долго.
Шиада замерла, попыталась отвернуться, но уже совсем скоро со всей глубиной чувств отвечала на ласку, обхватывая ладони Артмаэля на своих щеках собственными.
Артмаэль повалил Шиаду на пол почти сразу, и жрица, хоть бормотала что-то насчет того, что с дороги, и заплакана, и нехороша, едва ли была против.
* * *
Шиада лежала на твердом деревянном полу, теребя завитой кончик длинных медных волос. Нагая, белоснежная, по-прежнему привлекательная и желанная, как редкая из женщин. Артмаэль, тоже обнаженный, сидел в шаге от её головы и разглядывал вожделенное тело, смакуя. Он проникся к жрице, когда ей было пятнадцать, а сейчас ей без двух тридцать, и мало, что изменилось с тех пор.
– У нас будет еще одна девочка, – голос Шиады прорезал тишину. Артмаэль вздрогнул, словно вырванный из измышлений о красоте женщины.
– Уверенна?
– М-м, – подтвердила жрица.
– Я рад, – Артмаэль улыбнулся.
Она отпустила прядь волос и протянула вверх руки. Артмаэль понял смысл жеста, подался вперед и наклонился, подставляясь объятию. На этот раз Шиада сама начала поцелуй.
– Я скучала, – поведала жрица, отстранившись и посмотрев в темно-ореховые глаза любовника.
Артмаэль отозвался взглядом: тоже.
Брак с Агравейном оказался сложнее, чем ей казалось, и как только вожделенный наследник Тандарионов был рожден, Шиада позволила себе вернуться в сладкие объятия друида. Ей нужна была дочь, твердила она Агравейну. Нужна следующая Вторая, а затем и Первая среди жриц. Она помогла Агравейну исполнить его долг перед родом, теперь он должен осознать ситуацию и не препятствовать тому, чтобы Шиада исполнила свой.
Агравейн с трудом примирился тогда, прибыв на Ангорат в один из Нэлеймов вместе с женой. Вышло не сразу, и Шиаде пришлось возвращаться на остров три священные свадьбы подряд, чтобы зачать Лиадалу. Агравейн сходил с ума от ревности, но терпел, сжимая зубы до того, что те начинали крошиться. От злости он бросался во все объятия и лез под все юбки, которые находил в поле зрения в надежде вызвать ответную ревность у Шиады, но королева выглядела абсолютно бесстрастной к похождениям мужа. Мысль, что ей просто нет до него дела, ввинчивалась в голову Агравейна ржавым гвоздем, и он изо всех сил драл её, из висков, из темени, из сердца, когда сомнения закрадывались и туда.
Агравейн страдал.
Наконец, желанная девочка появилась на свет, и король Архона перевел дух. Хвала Праматери, больше эта пытка не повторится. Казалось, все и впрямь пошло на лад. Он не сразу смог мягче относиться с Шиаде в постели, просто потому что, срывая злобу на служанках и придворных, никогда не сдерживался и зверел в полную силу. И когда Шиада просила его о нежности, Агравейн начинал орать, что она сама виновата в том, как он себя ведет. Она одна повинна в том, что происходит!
Шиада терпела в ответ, сознавая правоту короля, убеждая их обоих, что её связь с Артмаэлем закончена с рождением Лиадалы. Но чем больше проходило времени, тем очевиднее для жрицы становилось, что к Артмаэлю её влек не только долг. В одну из ночей, когда Агравейн, хлопнув новой тяжелой дверью их спальни, ушел развлекаться со шлюхами, Шиада не выдержала. Накинув на голое тело плащ, взяв посох, подаренный Неллой, надев браслет, дарованный Таланаром, она прочитала несколько сложных молитв, вошла в транс и – протянула вперед немного трясущуюся руку. Решимость сделать то, что задумала, дрогнула под натиском сомнения. Шиада встряхнула головой и, распознав краем уха знакомый хруст, потянула Завесу междумирья. Неважно, как долго она будет идти, рано или поздно, она выйдет в нужном месте.
Однажды она уже дошла, куда было нужно, и все обошлось. Всего за несколько часов. Если повезет, Агравейн, как всегда перепившийся до забвения собственного имени в компании боевых товарищей и разгульных женщин, вернется только через сутки, а то и двое.
Артмаэль в ту ночь, как обычно, спокойно спал в своем доме в чаще Матери Сумерек и, узрев Шиаду, сначала воспринял её за морок. Наверняка что-то случилось, что-то произошло, встревожился друид. Это, должно быть Лиадала, не так ли? – кинулся он расспрашивать жрицу. Шиада молча мотнула головой и шагнула вперед. Ощутив на губах прикосновение холодных пальцев, Артмаэль вздрогнул и понял, что перед ним не призрак.
– Можно, – Шиада в смущении закусила краешек губы, глядя мужчине прямо в глаза, – мы не будем разговаривать?
С тех пор это превратилось в традицию. Шиада почти всегда начинала их встречи с характерного «Можно?» или «Можешь?». И приходила так часто, как Агравейн покидал дворец, будь то короткие выезды в Ургатскую степь к вождям племен для переговоров или такие вот спонтанные выходы по кабакам.
Очень скоро о тайных встречах Шиады и Артмаэля узнала Нелла – по инициативе их самих. Храмовница никак не осуждала происходящего, только замечала, что подобное использования величайшего таинства мироздания, доступного человеческому роду, было сродни кощунству. Хотя, если вспоминать, что любовь и есть самое бесценное таинство из всех, то встречи Шиада и Артмаэля мгновенно выглядели оправданными.
Где-то между такими встречами Нелла воспользовалась заклинанием связывания с кровным родственником, хорошо известным Шиаде еще с юности. В ту ночь королеве Архона явился морок Неллы Сирин, назидательно заметивший, что о будущем стоит заботиться и радеть много ответственней, и что нельзя ни в коем случае пренебрегать жреческим долгом.
Объяснять суть послания Шиаде необходимости не было. О том, что она сама стала заменой другой женщине, бывшей некогда Второй среди жриц, Шиада забывала крайне редко. А раз так, сказала она Артмаэлю в следующую встречу, следует добиться появления еще одной девочки. Мало ли что, в самом деле. Артмаэль известие воспринял с энтузиазмом: разрывать их соитие всякий раз, когда до вершины оставалось последнее мгновение, было воистину невыносимо.