Текст книги "Мать Сумерек (СИ)"
Автор книги: Анастасия Машевская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 34 страниц)
– А я хочу, чтобы никакие бури, вроде Бойни Двенадцати Красок, больше не угрожали спокойствию дома Яввуз. И для этого мне нужны два тана. За одного выйду я, за другого – Иввани.
Сив сглотнула, прижав ладонь к горлу.
– Один из них, я так понимаю, – осторожно предположила женщина, – тан Маатхас.
На лице Бану ничего не отразилось, и Сив не нашла ничего лучше, как продолжить:
– А второй кто?
Бансабира вдруг перевела на собеседницу вдумчивый взгляд: «Ты ведь и так знаешь».
– Ты не посмеешь, Бану! – взвилась Сив. Подскочила, уперев ладони в стол. – Нет! Даже не думай!
– Ну, больше думать и впрямь нет смысла, я уже все решила, – сообщила Бану. – Брака не избежать. Или Иввани выйдет за врага, или за старика.
– Сагромаху немногим больше тридца…
– Для Иввани – это почти втрое старше, – напомнила танша.
Действительно, на миг задумалась Сив, как бы ни был привлекателен Маатхас, иметь в мужьях дряхлого старика, когда тебе самой едва стукнет тридцать – незавидная для женщины участь. Но спать с врагом, к тому же южанином!..
– Да какая разница?! – с новой силой набросилась Сив. – Отец Дайхатта убил моих сыновей! Ты же сама мать, Бану!
– Мать, у которой отняли дитя через месяц после родов, потому что требовалось вести военную кампанию. К тому же, – рассуждая, продолжала Бану, – нынешний Черный тан, как я слышала, совсем не похож на предыдущего.
– И тем не менее, он убил моего мужа! – гаркнула Сив.
– Предыдущий тан Дайхатт умер от руки моего отца, который отомстил за твоего мужа и сыновей. Но это не стало поводом для Аймара всадить мне нож в сердце из мести за отца, хотя за последнюю пару месяцев он имел сотню шансов сделать это с успехом.
– Бансабира!
– Прошлое должно оставаться в прошлом, Сив. На войне всегда кого-то убивают, но когда закончилась Бойня, нет смысла помнить былые обиды.
– И поэтому ты вернулась из своего храма спустя десять лет, чтобы обезглавить Шаутов? – цинично спросила женщина. – Потому что не помнила былых обид?
Бансабира скрипнула зубами: не время внимать подобным доводам рассудка.
– Когда я вернулась, Бойня цвела пышным цветом, так что я со своей местью не опоздала в отличие от тебя.
– Ба…
– К тому же, – повысила голос Бансабира, – я уже сказала, за твоих мужчин отомстил мой отец. И сейчас речь не о том, как еще ты можешь отомстить Черному дому. Твой род лаванов Яани, как опытнейших законоведов посоветовал мне Вал. Поэтому ты здесь.
Сивари нахмурилась, стараясь хоть как-то складывать слова, которые слышала из уст племянницы, в некий смысл. Её девочку, её звездочку Иввани хотят отнять? Так что ли?!
– Видишь ли, оба тана, Черный и Лазурный, претендуют на меня. И я достаточно хорошо знаю обоих, чтобы сказать наверняка: ни Дайхатт, ни Маатхас не согласится на госпожу танской крови.
Поскольку у меня нет единокровных сестер, а, хоть руки у меня и две, в брак я могу пообещать только одну, ничего не остается, как взять опеку над Иввани на себя.
– Что? – выдохнула Сив. Она что, нарочно дозирует каплю за каплей свои отвратительные решения?!
– Ты откажешься, – методично продолжала Бану, игнорируя одинаково свирепое и отчаянное состояние родственницы. Но если хочешь добиться цели, порой, нужно быть безжалостнее любого Бога.
– … от дочери в мою пользу, – говорила тану. – Пусть лаваны Яани подготовят все необходимые документы, по которым ты передаешь попечительство над Иввани мне, главе дома Яввуз, с тем, чтобы я могла присвоить ей полноправный титул танин.
– Я не стану отказываться от дочери! – заорала в конец взбешенная Сив.
– Разумеется, – повествовала Бансабира, – на ваших отношениях это никак не отразится. В общем-то, её вообще можно не посвящать в некоторые детали нашей договоренности. Но это я оставляю на твое усмотрение. Главное, сообщи ей о предстоящем замужестве и, пока не называя имен, внуши, что её избранник-тан – супруг, которого следует почитать. В случае, если Иввани выкинет что-то непредвиденное, будучи в браке, мы не только лишимся союзника, но и наживем врага. Поэтому, прежде, чем казнить за измену в подобной ситуации, я отдам вас обеих на поругание всему черному воинству.
– БАНСАБИРА!
– Мы с Дайхаттом пропишем это в условиях брачного договора. Не переживай, ответные меры безопасности для Иввани я тоже предусмотрела. Теперь осталось только переговорить с самим Аймаром, и его орда на нашей стороне, – улыбнулась Бансабира, будто вообще не замечая, что в зале есть кто-то, кроме неё.
– Ты издеваешься, да? – слезно выдохнула женщина.
– Мне пришлось родить сына от Нера Каамала – какие уж тут издевательства? – философским тоном заметила Бансабира.
* * *
Сив пыталась спорить еще почти четверть часа. Но несгибаемая твердость Бансабиры опять позволила ей устроить все по-своему. Теперь главное, чтобы Дахйатт ничего не узнал раньше времени и не отказался приехать погостить.
* * *
В просторном покое, совмещающем богатую спальню и кабинет, было тепло. В глубоком боковом алькове справа на возвышении стояла старинная дубовая кровать, способная вместить на своих перинах и четырех крупно сложенных мужчин. Тяжелый лазурного цвета балдахин был собран под гардинами, как подбитый к реям парус. В противоположном конце комнаты недалеко от камина, горевшего сейчас едва-едва, на другом возвышении был установлен стол длиной в пять с половиной локтей с тонко выделанными резными бортиками. Стулья, приставленные к столу со стороны стены, имели до того высокие резные спинки, что, кто бы на них ни сел, над головой оставалось еще, по меньшей мере, развернутое дубовое навершие шириной в пол-локтя. По другую сторону тоже пустовало пару сидений, более скромных, но тоже отлично сработанных.
Перед камином, ближе к двери, во всю оставшуюся ширину стены было расставлено бюро с множеством книг, свитков, писем, принадлежностей, ценных вещей, семейных реликвий. Удлиненные стреловидные окна напротив входа выводили на юг, отчего практически весь день в кабинете царствовало солнце. Несмотря на массивную мебель и более скромные хранилища для одежды и прочих мелких предметов, покой казался просторным: его размеры воистину впечатляли, а солнечный и даже лунный свет, проникая внутрь, отражался от светлых выкрашенных стен, мерцал на складках балдахина и занавесок, добавлял помещению тон не только величия, но и волшебства.
– Что еще? – мужчина напряженно изучал предоставленные бумаги. Огни свеч тенями дрожали на смуглых гладко выбритых щеках. Маатхас поскреб одну, вглядываясь в строчки внимательнее.
– Несколько бытовых вопросов, – Хабур почесал надлобие. Он сидел напротив, за тем же столом, и держал перед собой ворох каких-то бумаг. Что-то, пробегая глазами, передавал тану – в этих делах Сагромаху следует участвовать напрямую – что-то убирал в конец стопки, понимая, что с подобными мелочами разберется и сам.
– В поселениях на юге танаара из-за таяния и летних дождей затопило несколько деревень. Нужно отправить несколько каменщиков и плотников, и как-то еще помочь. В целом, все понятно, но без твоего дозволения мне не развернуться.
Маатхас протянул руку, принял пергамент, не глядя расписался, налил сургуча и поставил печать.
– Дальше.
– Гурт прислал вести от Каамалов, – Хабур протянул записку. Маатхас не принял, запрокинув голову, и сделал жест повеления: «Читай!».
– Похоже, Яфур всерьез давит на Яввуз, чтобы утрясти её брак с Дайхаттом. Не удалось выяснить точно, но, судя по всему, воздействует на таншу или через членов семьи, или через её связи с другими танами. Кроме того, Яфур снова заслал гонцов к Раггарам, и на границах Золотого и Пурпурного домов уже было несколько мелких стычек. Если так дальше пойдет, начнутся серьезные волнения между Раггаром и Яввуз. Будет конфликт, а кому оно надо? Не дай Праматерь, старый Ниитас помрет до той поры, снова весь север перевернётся из-за атак с юга.
Маатхас медленно покачал головой, соглашаясь с доводами Хабура.
– Еще пишет, что отношения Яфура и Этера накалились: между отцом и сыном нет былого понимания.
– Мало нам Шаутов было с этой проблемой, – протянул Сагромах.
– Но ведь распри в Алом доме нам на руку? – уточняюще спросил Хабур.
– В Алом – да, – согласился тан. – А Серебряный уже хочется заткнуть и не сомневаться в нём.
– У Энума Ниитаса, – продолжил Хабур, коротко кивнув, – все-таки родилась внучка.
– Еще одна? – Маатхас поднял удивленное лицо. Хабур дрогнул бровью:
– Трудно сказать. С их закрытыми границами новости едва выдерешь, – процедил мужчина. – Та же или новая – без понятия.
– Понятно. Что у Дайхатта?
Хабур замялся.
– Аймара не было в чертоге несколько месяцев, – осторожно начал он. – Но недавно там появилась пара его подручных, которые, кажется, уверяли, что вскоре тан вот-вот явится с Бану Яввуз.
Маатхас, было, отвлекшийся, снова вздернул голову:
– И? – смотрел, сузив черные глаза, которые утратили всякую смешинку.
Давно уже утратили, вдруг осознал Хабур, глядя на молочного брата.
Маатхас постарел. Он все еще был в цвете лет, зрелым, исполненным силой мужчиной – но где-то глубоко внутри. Ибо снаружи Сагромах выглядел утомленным, печальным и растерянным. Он многие вещи стал делать, не думая, с того дня, как вернулся из столицы, где его, не объясняя ничего, покинула Мать лагерей. Она обещала послать за таном, едва вернется в чертог – Хабур знал, но как-то комментировать или что-то советовать не решался.
Его, Маатхаса, годы проходят, частенько думал Хабур. И у него все еще нет ни сына, ни дочери, которые могли бы подхватить из рук отца выпадающий меч правосудия. Сколько еще можно ждать тану Яввуз? Вся семья настойчиво требовала от Сагромаха «жениться уже на ком-нибудь попроще» или хотя бы узаконить кого-нибудь из бастардов. Но Маатхас был непреклонен, и Хабур не торопился подливать масла в огонь.
Он был ненамного старше Сагромаха, хотя и поседел совсем рано. Уже в тридцать его виски были белы, а в тридцать пять до цвета северной пустоши выцвели и усы. И тем не менее, он был Сагромаху старшим товарищем, и чувствовал, что, если не поддержит, Маатхас сломается. Либо сдастся, либо отчается до того, что его будет больше и не узнать. И если всеми остальными Маатхасами Лазурного чертога двигала забота о клане, он, Хабур, мог попросту заботиться о человеке, вскормленном молоком его родной матери. О человеке и только о человеке.
Именно поэтому он уповал, чтобы надежда Сагромаха не оказалась иллюзией и не разбилась о правду склочного и неуправляемого характера Бану Яввуз. Потому что, если Праматерь позволит, она окажется женщиной, способной заботиться о других. По крайней мере, на войне так во многом выглядело.
– Их видели в столице, – подтвердил Хабур. – Но в чертоги они вернулись порознь.
Маатхас напрягся:
– Откуда знаешь?
– Ты сам оставил в её окружении несколько доверенных ребят. Да и … Не пойми неверно, отдай я его в первую очередь, ты бы не уладил все остальные дела, – протянул Хабур и, отложив кипу пергаментных листов, достал из-за пазухи конверт за пурпурной печатью с головой волка. – Гонец доставил незадолго до того, как я явился.
Значит, мгновенно сообразил Сагромах, брат наскоро подбил пачку вопросов, чтобы, когда Маатхас уедет из чертога, совсем уж не запустить.
– Чего медлишь? – спросил и вырвал из рук молочного брата конверт. Оглядел – печать цела. Большинство его писем Хабур вскрывает, не заботясь о тайне донесений: доверие ему Сагромаха было поистине безразмерным. Но на этот раз Хабур самоустранился от участия, и Сагромах, отчетливая понимая причины, был признателен.
– Можешь не уходить, – буркнул Маатхас, разворачивая конверт.
Быстро пробежал глазами. Оживился, зажегся, схватившись, как сухой осенний лист, по краям и высохшим жилам которого побежала искра.
– Мне нужен тот плащ, конь и пять человек охраны из лучших конников. Доделай остальное, – Маатхас подпрыгнул, даже не раздумывая. Но Хабур его удержал:
– Ты не можешь являться по первому её зову, – качнул седой головой. – И тем более, не можешь рисковать, выезжая всего с пятеркой людей, особенно после новостей, что на границе с Раггарами у них не спокойно.
– Какое мне дело до Раг…
– Мало ли, что может случиться, Сагромах. Тебе нужно нормально собраться и выехать в удобное время.
– Мне нужно, Хабур, – Сагромах в ответ взял брата плечи и чуть тряхнул, – чтобы я поскорее внес ясность. Потому что отношения вроде наших особенно плохи тем, что затягивают. Я уже почти привык быть ей союзником, чаявшим большего, но потерпевшим неудачу и смирившимся с ролью верного друга. А мне не это нужно. Я хочу быть с ней иначе, и если не переговорю сейчас…
– Она была с Дайхаттом…
– Седло – не постель, – заметил Сагромах. – Вместе путешествовать не значит вместе спать. К тому же – это ведь Бану, – он улыбнулся краем губ, убеждая брата, но в душе всковырнулся червь сомнения. Хабур-то не знает, но «это ведь Бану» была сама готова сблизится с ним, Маатхасом, на памятном пикнике. Кто знает…
А, бред! – Сагромах тряхнул густогривой головой. Единичный случай ничего не значит и ни о чем не свидетельствует. Не он ли подвел к тому, что Бану первой дотронулась до него? Не он ли ждал, надеялся и не верил, что это вообще возможно?
– Са, – просто позвал Хабур, как звал брата с мудренным именем, когда оба они были детьми.
– Да-да, – раздраженно протянул Сагромах. – Займись подготовкой отъезда. Как только, так сразу. И обязательно пусть соберут тот плащ.
Хабур смотрел вслед мужчине, проходящему сквозь входную дверь в кабинет-спальню. Даже самые влиятельные из людей, одолеваемые серьезным чувством, превращаются в непослушных юнцов, готовых срываться по первому зову милой, и по настойчивому – сердца.
* * *
Возвращаясь с рыночной площади, где казнили родственников Отана, Бану, раскачиваясь в седле рядом с Тахбиром, велела ему конфисковать особняк убитых… и отвести в качестве резиденции для нескольких капитанов из числа подданных Сиреневого танаара, которые после окончания Бойни пошли с её армией на север по той или иной причине. Общим счетом к сегодняшнему дню в её танааре было около шестисот сиреневых бойцов, так что шесть сотников с сопровождением с легкостью могли бы там разместиться. Заблаговременных планов на особняк у танши не было, а вот сейчас стало очевидно, как использовать его наилучшим образом. На его основе можно будет открыть хороший торговый дом, в котором будет гостевое крыло для торговцев из танаара деда. Крепкие отношения с Ниитасами особенно важны, пока Иден не помер.
Тахбир кивнул, пообещав заняться вопросом.
Когда делегация Яввузов спешивалась во внутреннем дворе донжона, Бану придержала Иввани за плечо и попросила пойти с ней. В кабинете окинула девчонку взглядом: обещала стать красоткой. Не миловидной, как Иттая, не хорошенькой, как Ниильтах, и даже не сдержанно привлекательной как сама Бану. Иввани росла красавицей, и Бану с удивлением обнаруживала, что кузина напоминает ей раманин Джайю: стройная, тонкокостная, с черными волосами до осиной талии, только глаза голубые, как у большинства Яввузов. Грудь высокая и небольшая, как утренние пряники, которые выпекала Адна, пока жила в чертоге.
Кажется, для Адны скоро сыщется новое занятие, прикинула в уме Бану.
– Тану?
Голос звонкий и совсем еще девичий. Она будто нарочно создана для Черного дома, вдруг улыбнулась Бансабира.
– Хочешь, чтобы и тебя так называли?
– В смысле, – не поняла девчонка, – таншей?
– Точно.
– Хочу, конечно, – молодое, с персиковой кожей лицо засветилось. Живая, чертовски живая и юная. И вместе с тем, пока еще куда скромнее Бансабиры.
– Я научу тебя.
Иввани зацвела, как самый гордый гиацинт. Так легко еще управлять её желаниями. Если уж вопреки Бану Сив будет препятствовать объединению с Дайхаттом, против воли единственной дочери, скорее всего, не пойдет.
– Я сделаю, все, что нужно!
– Усердно тренируйся. Это главное для начала, – Бансабира подошла к сестре вплотную. Хоть она и достаточно рослая, но ниже Бансабиры почти на полголовы. Интересно, выросла ли она, Бансабира, с тех пор, как вернулась в Яс? Похоже, все-таки вытянулась на дюйм или около того.
Танша положила ладони на плечи брюнетки, заставив ту поднять лицо навстречу госпоже:
– Быть тану – значит, всегда носить с собой ножны или, по крайней мере, нож.
– Я поняла, – с готовностью отозвалась девушка.
Бансабира мягко улыбнулась и кивнула: это все, сестра может идти.
* * *
Шухран поймал выпад Иввани и отвел с легкостью. Он всегда сражался двумя мечами и с первого дня воинской опеки над Иввани заставлял её делать то же.
– Давайте еще раз, танин.
Попробовали снова. Шухран методично, раз за разом заставлял Иввани отрабатывать три простых приема. Девчонка обливалась потом, но не достигала успеха. В отличие от Шухрана, она всерьез развита только на правую руку. В очередной раз обезоружив девчонку, Шухран сделал подсечку и повалил на землю. И вдруг, глядя сверху-вниз, протягивая руку, чтобы помочь встать, внутренне содрогнулся. В который раз за то время, пока тренирует её?
– Шухран? – недоуменно позвала Иввани, когда, протянув, было, руку, мужчина одернул её обратно.
Бансабира приметила заминку и подоспела вовремя.
– Передохни, – сказала телохранителю. Подняла ученический меч, вложила в руки кузины, велела нападать. Четверть часа Бансабира «пританцовывала» вокруг сестры, проверяя, требуя, оценивая, подначивая. Что-то есть, сказала она Шухрану. Не так уж плохо для тринадцати лет, уверенно похвалила танша, не имея на деле никакого представления, насколько должна быть сильной танин этого возраста, если не выросла в Храме Даг.
– Поди распорядись собрать вещи, Иввани. Мы уедем на какое-то время.
– Мы с тобой, сестра? – заинтересовалась Иввани. Бану в душе усмехнулась: да, на это она и рассчитывала. Не видевшую ничего, кроме чертога, девчонку из хорошего рода легко соблазнить приключениями.
– Да, – улыбнулась Бансабира. – Мы с тобой. Предупреди мать.
– Ага-ага, – бросила Иввани, хватая свое оружие. На ходу поклонилась Шухрану – тот улыбнулся – и побежала вверх по боковым лестницам, в замок, собираться.
– Я не сильно понимаю в людях, тану, но, кажется, вы влияете на неё.
Именно, вздернула голову Бансабира. В отличие от Ниильтах и Иттаи, Иввани познакомилась с Бансабирой, когда ей было десять или около того. Грозная, и вместе с тем полная благородства и достоинства тану Яввуз, всего лишь восемнадцатилетняя тогда глава целого северного клана, стала для девочки примером. Казалось бы, она, Бансабира, не делала ничего особенного. Но это отсутствие особых усилий, нацеленных на воспитание кузины, принесло неожиданный результат. Став примером, Бансабира добилась того, что Иввани начала стремиться во всем походить на таншу: также держаться, также есть, ходить, говорить, также смотреть и вздергивать голову. Она сама когда-то насмелилась заявиться к Бану с вопросом, почему других её кузин генерал Гистасп тренирует, а её нет. Ей ведь уже двенадцать, и пора бы…
– А она – на тебя, – внезапно строго одернула Бансабира, прямо посмотрев на мужчину, и Шухран заметно напрягся. – Не вздумай сказать, что вздрагиваешь от её присутствия, потому что она нравится тебе. Мне и без этого хватает проблем с сестрами.
Шухран уставился на Бансабиру с до того диким выражением на лице, что становилось ясно: с предположением Бану промазала.
– Госпожа Иввани просто ребенок, – отозвался Шухран вслух. Бану вопросительно выгнула бровь, и Шухран объяснил. – Просто… у той девочки тоже были голубые глаза.
Теперь изумилась Бану:
– И ей тоже было тринадцать? Ты серьезно?
– Насиловать женщин – одно, но малолетних девчонок – совсем другое.
– Думаю, ты рассуждаешь так, потому что твой командир – я. То есть женщина.
– Или потому, что потом та девчонка бросилась со стены.
– Забудь, – велела Бану. – Спирай все на меня. Это был мой приказ, и ты выполнял его, как положено солдату. Тебе не в чем себя упрекать, – Бансабира чуть улыбнулась. Но тон этой улыбки было не распознать.
* * *
– А куда мы едем? – спросила Иввани, взбираясь на коня.
– В военную академию. У меня назрел разговор с Бирханом, да и тебе надо подучиться кое-чему.
Бану окинула девицу оценивающе:
– Думаю, в первую очередь поувереннее сидеть в седле. Ничего, прокатимся туда-сюда, обживешься на коне.
Бансабира завела поводья влево, разворачивая коня, прицокнула и поддала пятками, пустив шагом. Таким темпом путь до академии займет полтора дня. Но Бану не даст Иввани такой роскоши: после первого же привала перейдут на рысь.
* * *
Бансабира отрядила Иввани на смежное попечение Бирхана и Адны. Адна оставалась ответственной за обучение женских подразделений, которые со все большей натяжкой можно было называть тайными. Бансабира бы с радостью забрала Адну обратно в чертог, вдруг поняла танша. Но пока бывшая кухарка не сможет встать вровень с настоящими тысячниками, дорога в родные стены ей заказана. Главное, чтоб дел не наворотила, шепнула Адне на ухо Бану, когда обнимала женщину в приветствии. Та тем же шепотом сказала, что всегда внимательна в отношении с мужчинами, и отстранилась, приветствуя танин.
В ответ на растерянный взгляд кузины, полный вопросов и изумления, Бансабира сообщила, что Иввани придется пожить здесь немного.
– Я приеду за тобой сама, – пообещала Бану и отослала Адну заниматься устройством девчонки.
Чуть позднее высказала Бирхану, зачем вообще приволокла сюда Иввани и чего хочет. И чтобы поменьше скидок на то, что девчонка танских кровей. Это прикладывается само по себе, когда от природы умеешь смотреть свысока. А затем и объяснила, зачем явилась на самом деле. Бирхан слушал внимательно, не веря своим ушам.
– И что я должен для этого сделать? – спросил он, прочистив горло, когда Бану, наконец, изложила предложение.
– Поделиться какой-нибудь своей внучкой.
* * *
Бансабира осталась у Бирхана на несколько дней: прежде всего, посмотреть, как пристроились Клинки Богини, что она привезла из Храма Даг, в качестве наставников для академии. Понаблюдать за тренировками, поощрить личным присутствием «меднотелых». Ну и заодно поддержать какое-то время Иввани, впервые оторванную от дома.
* * *
– Давненько я не был тут, – шепнул Маатхас, оглядывая высоченные своды донжона фамильного чертога Яввузов. Хабур не отозвался, спешиваясь следом. Все дела в чертоге он передал управляющему и родне Сагромаха, ибо последний так нервничал, что отпускать его в одиночестве Хабур попросту побоялся.
Их встречал Серт, убеждавший, что за таншей уже послали.
Маатхас кивнул. Быстро подоспел Гистасп, который, завидев тана, улыбнулся до того радушным образом, что Сагромах даже вздрогнул. Что это он затеял? Обернулся на Хабура – вроде спокоен, как всегда, но глаза, так хорошо знакомые глаза, сейчас были хитрющие.
Не к добру, конечно. Но подозревать Хабура в чем бы то ни было, как, впрочем, и Гистаспа, Маатхас не мог.
Вопреки тревожным ожиданиям гостя, приняли тана со всей учтивостью и поистине соседским радушием, как если бы всю жизнь Маатхасы и Яввузы прожили в смежных не наделах, а комнатах.
Когда разместили тана и его свиту, накормили ужином, застелили свежие хрустящие простыни в отведенных спальнях, Хабур и Гистасп нашли друг друга – встретились во взаимном поиске в коридоре нижнего этажа, соединяющего крылья чертога. Гистасп предложил пройти в Малую залу: там им вряд ли помешают и едва ли в чем заподозрят. Подумаешь, два приятеля встретились выпить вина или пива, пока их сюзерены, наконец, успокоились и не заваливают трудяг работой. Какие тут умыслы?
И тем не менее, умысел был самоочевиден.
– Ты поговорил с ним? – спросил Гистасп в лоб.
Хабур кивнул, насупив седые брови.
– Раза три заводил речь. Ты?
Гистасп, вздохнув, отвел глаза: шанса поговорить о браке Бану с Маатхасом не представилось. Кто ж знал, что он, Гистасп, будет ранен, а танша вернется в Яс с Дайхаттом?
– Скорее, она поговорила со мной, – сообщил Гистасп и потянулся за бокалом с вином. – Главное, убедить Сагромаха действовать максимально решительно.
Хабур насупился еще сильнее, так что кустистые белёсые брови почти вплотную сошлись над переносицей.
– Дайхатт?
Гистасп безмятежно поглядел на собеседника поверх бокала.
– Он твердо намерен жениться на ней.
– Я слышал, – начал Хабур, проявляя при этом невиданные для себя успехи в такте, – они вместе путешествовали.
Гистасп коротко рассказал, что был ранен и доставил этим неудобства танше. Так что знает, по сути, не больше самого Хабура.
– Но то, что я успел увидеть и то, что услышал от танши, убеждает меня, что, если мы не поможем им с решением сейчас, Черному хватит ума прийти в Лазурный танаар с ордой, лишь бы добиться своего.
Хабур вскинул брови.
– Никто из нас, – тихо и невзрачно закончил Гистасп, явное имея в виду в первую очередь солдат и офицеров танаара, – не хочет другого тана.
– Никто из нас не хочет другой тану, – поддержал Хабур, имея в виду тоже в первую очередь, армию. В конце концов, все Лазурные подданные, прошедшие Бойню Двенадцати Красок вблизи генеральского шатра, знали, что иначе быть не должно, и на каждом совете в чертоге те из них, которые допускались до собраний, составляли оппозицию родственникам Сагромаха, убеждавшим его «покончить уже с этой идиотской затеей и жениться ради наследников, а не ради союза, который и без того существует». Ведь жена ради наследников – это дело женского статуса, а Бану Яввуз – это вопрос танской чести и воинской верности.
* * *
Записка от Серта застала её за пятым ужином в академии. А ведь она планировала пробыть здесь недели две. Но заставлять ждать больше нельзя.
* * *
Таммуз долго перебирал в голове, как лучше ему воспользоваться сложившейся у Красной Башни ситуацией. Об отрядах врага, расставленных вдоль северной части осадного кольца, он знал и из доклада разведчика на совете Сарвата, и из личного письма о том, что ждут – его. Вариантов было немного: «посыльный отца», некий Змей, весь срок его, Таммуза, пребывания в Адани поддерживал сообщение и всячески снабжал молодого царевича новостями и подсказками. О продвижении в Ласбарн с определенными целями Змей тоже ему сообщал без малого год назад и уже тогда уповал на «помощь достойного Далхора, оказавшегося в стане врага».
Именно поэтому, размышлял дорогой Таммуз, Змей расставил со стороны подхода подкреплений, отборные части своих голодранцев, как цветные клетки на доске. Таммуз взрослел, читая свежие хроники с запахом едва впитавшихся чернил в царской библиотеке о битвах отца, включая случившуюся при горе Хадо, когда на подступах к занятому лагерю оборонявшиеся скахиры заняли «шахматную» позицию.
Он знал, как эту «сетку смерти» прошел его отец, Стальной царь, с минимальными потерями, как прорвался в лагерь врага и победоносно водрузил далхорские флаги. Поэтому теперь в подобном жесте со стороны Змея Таммуз отчетливо видел стремление всеми силами помочь завоевать доверие Салинов.
Что ж, если все так, прикидывал царевич, значит, в отличие от предателя-отца, этот Змей воистину не лишен дальновидности. В конце концов, ему, Таммузу, именно Змей передал послание о смерти Халия.
Воодушевившись, Таммуз собрал военный совет на подступах к оборонительным позициям врага и раздал указания. Большинство командиров, наущенных родственниками из приближения царя, соглашались действовать согласно приказам: сгноить далхорского мальца против Даната – ничего не стоит. Так что вопреки ожиданиям, серьезного сопротивления Таммуз не встретил. Но куда большее удивление ждало его к ночи: все хитроумные маневры, продуманные до мелочей, дали совершенно невиданный результат. Одна за другой, рушились позиции врага под атакой аданийских подкреплений: предводители стратегических точек покидали посты, отступая вместе с солдатами вглубь кольца. То ли сдаваясь, то ли заманивая.
На страх и риск, положившись на удачу, Таммуз продвинул вверенное подкрепление вглубь. Как бы он ни ненавидел аданийских выродков, ему нужна армия, чтобы отомстить за себя и сестер. И другой у него пока нет, так что стоило её поберечь.
Воодушевленные отступлением противника, аданийцы приободрились и даже исполнились решимости одним ударом вытеснить врага, разбив кольцо вокруг Красной Башни. Испугавшиеся силы организованного царского воинства, ласбарнцы охотно пропускали аданийцев вперед, и вскоре осаждающие войска отошли на пару лиг, освободив проход к Башне. Опытные командиры, в памяти которых еще отчетливо вспоминался опыт войны с Орсом, заподозрили неладное. Так просто сдать крепость, которую перед этим держали мертвой хваткой несколько недель? Что-то стряслось с вражеским командиром? Или войска оказались измотаны? Или все дело в отсутствии единства меж командиров ласбарнского отрепья? Или неприятель оказался неготов к длительным и терпеливым маневрам вроде осад, имея за плечами лишь опыт разбойничьих скитаний меж песков?
Версии сыпались одна за другой. Таммуз делал внимательное, вдумчивое лицо, слушая замечания, и внимал советам – стал действовать осторожнее, продвигаться медленнее, приказал выставить собственный лагерь, обнести частоколом, еще сильнее усилить дозоры и к освобожденной башне не соваться – мало ли, вдруг и правда западня, и там все уже давно вырезаны?
Озвучив сие страшное предначертание, Таммуз приказал ждать.
* * *
Подходить к Башне еще ближе, не понимая, чего хотят ласбарнцы – крайне опасно, говорили одни его советники, пока тянулось ожидание неизвестно чего.
Стоило действовать немедленно – нагнать отступивших, пока они не разбежались совсем, и разбить наголову, чтобы впредь было неповадно никому из кочевников лезть к аданийцам. И без того наилучший момент контроля инициативы уже упущен! – сетовали другие.
Таммуз, наблюдая, улыбался в душе и молчал. Главное – не запустить разногласия совсем до крайности, а так пусть себе бранятся, как склочные бабы: тогда в момент, когда перед лицом опасности Таммуз отдаст приказ, все они – одни утомленные ожиданием и рвущиеся в бой, как кони с привязи, другие исполненные решимости, что настал их час – вздрогнут и отправятся за победой.
И, судя по всему, идти придется именно за ним, со вздохом ужаса и сожаления осознали командиры и советники молодого царевича. Таммуз предпринял активные шаги, чтобы наладить связь с запертыми в крепости, отослал провиант. К этому времени войска Даната сумели пробиться к прибывшему подкреплению, чтобы соединиться. И принесли удручающую весть: лорд Данат смертельно болен.
Страшные язвы в горле мешали генералу дышать и глотать все сильней. И Таммуз уже готов был поверить в само провидение, подсказывающее, что он на верном пути, если бы в один день в его шатре не появился гонец врага, одетый в аданийскую форму с сообщением от Змея: до того, как Данат умрет, имеет смысл встретиться за тайными переговорами.
