Текст книги "Мать Сумерек (СИ)"
Автор книги: Анастасия Машевская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 34 страниц)
– Русса же бастард.
– Не совсем.
Маатхас вскинул лицо, слегка потянув Бану на себя.
– Что это значит?
Бансабира изучающе поглядела на мужчину – изнурительно долго. Потом поднялась и достала из секретера стола широкий свиток.
– Подойди, – мягко позвала тана, разворачивая пергамент. Маатхас приблизился, наскоро прочел записи и уставился на танскую печать Яввузов.
– Сив, мать Иввани, происходит из лаванов. Они подготовили бумагу сегодня утром.
Маатхаса, судя по выражению лица, мало занимала родословная невестки дома Яввуз.
– Это как понимать, Бансабира? Ты признала его законным братом?
– Нет, конечно, – невозмутимо отозвалась танша. – Там сказано совсем другое.
– Что его «родство с покойным таном Сабиром Яввузом, – начал зачитывать текст Сагромах, – по прозвищу Свирепый, не подлежит ни сомнению, ни обсуждению, и потому, при утрате прямого наследника по своей линии я, действующая тану Бансабира Яввуз, признаю Руссу Яввуза законным преемником».
Сагромах несколько секунд кусал губы, потом оглянулся на Бану, стараясь спрашивать сдержанно. Конечно, ему приходило в голову,
что в брачном договоре Бансабира попросит его не лезть в дела Пурпурного дома (и себя наверняка ответно ограничит во влиянии на Лазурный дом, с усмешкой сообразил тан), но чтобы настолько радикально выглядели её решения, и предположить не мог.
– Объяснишь?
Причина. Это же Бану, у неё всегда на все есть причина, сказал себе Сагромах. Сейчас все прояснится.
– Конечно, – учтиво согласилась танша, обошла стол, забрав у Маатхаса пергамент, и расположилась в кресле. – Мои бесконечные странствия показали одно: мне часто не сидится на месте, а мои силы, как бы ни были хороши, всего лишь силы одного отлично обученного бойца, не более. Я могу придумать миллионы причин сгинуть где угодно и когда угодно. И что случится с танааром тогда?
Маатхас прочистил горло и свел брови: к чему ведет? Как ни посмотри, есть у Бану эта привычка – начинать объяснение проблемы с невиданно далекого угла. Оценив ситуацию, тан сел напротив.
– Чтобы удержать Дайхатта и убедить его держаться моей стороны, я узаконила права Иввани как единокровной танин. Даже если теперь Аймар отвернется от затеи союза, у родственников Иввани на руках вторая копия документа, и мне уже не отвертеться от опекунства над ней. Значит, кто бы ни стал её мужем, с моей смертью он вполне может претендовать на власть в чертоге через детей Иввани.
Бансабира усталым жестом потерла шею.
– Предположим, эту проблему я смогу решить, как в свое время её решил отец с Тахбиром – заставив подписать бумагу, что никто из её потомков по девятое колено не имеет прав на танское кресло чертога. Но остается Адар. Адар обещан зятем в дом Ниитас. Я не знаю, Сагромах, насколько известна ситуация в стране, но мои связи с Сиреневым танааром – это попросту приятельские отношения с дедом. Энум, брат моей матери, похоже, ненавидит нас обоих. Иден помрет – в этом году или следующем, уже не подгадать, и Энум возглавит Сиреневый чертог.
– Ну, – Маатхас не удержался от смешливого замечания, – Иден довольно противный старикан. Уверен, он доживет до свадьбы своей правнучки и Адара элементарно из вредности.
Бансабира оценила, чуть улыбнувшись. Маатхас воспрял: все лучше, чем ничего в тревожное время.
– Даже если так, опасность остается прежней: когда Адар станет родней Ниитасам, Энум всерьез захочет через него прибрать к рукам если не весь надел, то хотя бы власть над тем, кто его возглавит. И всяко расстарается, чтобы этим человеком стал Адар. Гайер … Гайер несчастный ребенок, появившийся с одной целью, из-за которой родня его отца в лице Этера жаждет сгноить мальчика.
– Странно слышать подобное от тебя, – с болью в голосе произнес Маатхас. Бану поняла его печаль верно.
– А как иначе. Наличие у женщины ребенка не делает матерью. Я ведь не знала его никогда. Сейчас он почти перестал шарахаться от меня, это правда, но ведь и я, – Бану спрятала лицо, опустив голову, – едва-едва начинаю без опаски брать его на руки. А он уже большой. Кажется, – хохотнула женщина, – он растет куда быстрее меня.
Сагромах не перебивал: хорошо, что она вообще разговаривает и пытается улыбаться. Прошедшие два дня наедине на Бану страшно было смотреть – так изводилась.
– Ниитасы, Каамалы, Дайхатт или еще кто – найдется немало тех, кто позариться на чертог Яввузов, воспользовавшись путем, который я же и показала – наследование. Знаешь, какой парадокс? – размышляя, спросила танша. – Я старалась всеми силами защитить танаар и свою семью, а в итоге ослабила. Сестер вынуждена выдавать за врагов, братьев отсылать куда попало, а все потому, что, полагаясь на связи и умения Храма Даг, сама я слишком уязвима. Мой наставник говорил, что суть победы в том, чтобы не дать победить себя, но мне больше это не удается.
Маатхас с пониманием качнул головой:
– И поэтому ты выходишь за меня?
– Да, – Бану не лукавила. – Ты не дашь победить меня.
Это прозвучало как вызов, брошенный лицом к лицу, взглядом – глаза в глаза. И Маатхас принял его, с достоинством кивнув.
Не желая растягивать момент, Бансабира вернулась к разговору.
– Русса – единственный, в ком я не сомневаюсь. Кресло танов Яввуз маячит перед ним с раннего детства, а он только и делает, что охраняет сидящего на нем и смотрит тому в глаза, как виноватый пес.
– Ему есть, за что просить прощения, – чуть жестче, чем ожидалось, ответил тан.
– Все допускают ошибки. Он не уберег ни меня, ни отца, и теперь уж …
– Разве это не доказывает, что он попросту ни на что негоден?!
Бану оторопела. Набрала в грудь воздуха.
– Я верю, что он окажется в этом смысле не хуже Ула. В любом случае, Сагромах, это временная мера. Как только у нас появится ребенок, я при тебе сожгу этот документ.
– А вторая копия?
– Сам сожжешь.
Сагромах кивнул. В лице явно читалось облегчение. Он поступил правильно, да: ей всегда нужно давать время для объяснения, если уж он, этакий болван, не способен видеть также далеко вперед.
– Тану? – постучал Гистасп. – Я зайду?
– Да, – тут же отозвалась женщина. – Что у тебя?
Гистасп, одетый в походную форму времен Бойни Красок, приветственно кивнул Сагромаху и доложил, что с Гайером все в порядке, а Этер весь вечер обхаживает Иттаю.
– Не возьму в толк, ведет себя так, словно она и впрямь понравилась ему.
Бансабира качнула головой и махнула рукой:
– Да десять раз. Просто Этер или подлый, как змея, или тупой и неугомонный, как бык весной. Яфур наверняка сказал ему сидеть смирно, но он, похоже, намерен сыграть по-своему. Выбрал и теперь надеется не оставить мне вариантов, кроме его свадьбы с Иттаей или публичного скандала. Тц.
Гистасп в лице не изменился, но в душе знатно хохотнул: похоже, подобное решение брачного вопроса весьма популярно в последнее время.
– Раз он так рвется испортить мне жизнь, – вдруг жестко заявила Бану, – не откажусь от отве…
Все трое в комнате обернулись на странный хруст за окном. Учитывая расположение танской спальни на четвертом этаже чертога, любое подобное обстоятельство было неожиданным и тревожным.
Никто не издал ни звука. Гистасп первым сделал осторожный, бесшумный шаг к окну. Бансабира остановила жестом. Тихонечко потянула из-за рукава туники узкий нож, так что и намека на шелест слышно не было. Зато за окном что-то опять проскрежетало – совсем тихо и коротко.
Маатхас, в эти дни тоже предпочитавший не расставаться с оружием, высвободил меч. Звук, с которым острие покидало ножны, заглушил недовольное цоканье за окном, зато утяжелившийся вздох в повисшей следом тишине уловили все.
Гистасп положил ладонь на рукоять кинжала за поясом, облизал губы. Внешне бесстрастный, внутренне, он подобрался, взведясь, как пружина, чтобы быть готовым к любому броску сейчас: грудью перед на защиту танши, к окну с клинком наголо – в атаку, и даже к Маатхасу, если вдруг окажется каким-нибудь немыслимым образом, что он имеет какие-нибудь тайные связи с Каамалами и намерен навредить госпоже.
Бросок действительно случился – в отворенное навстречу летнему ночному ветру окно влетело что-то тяжелое. Повинуясь рефлексам, все трое на мгновение оглянулись на безвестный презент. По одному шлепку танша поняла, что именно упало на пол.
Бансабира кивком велела Гистаспу осмотреть сверток, а сама кошкой приблизилась к ставням, прижимаясь спиной к стене. Гистасп развернул брошенную голову, сдержал рвотный позыв и, приподняв за волосы, показал Бану. Серого лица не узнавал никто.
Маатхас помрачнел окончательно. Бансабира перехватила нож удобнее, чтобы наверняка, с одного удара, всадить в гортань – спереди или сбоку.
И даже успела поймать момент, когда звук её дыхания слился с чьим-то еще.
Отчаянно знакомым дыханием и запахом кожи.
Мужчина забрался на окно, подтянувшись и закинув на проем ногу. Собрался в мгновение ока и спружинил на каменные плиты пола. В проеме окна мелькнул трос, видать каким-то образом закрепленный на парапете выше. Должно быть, Вал все предусмотрел.
Бансабира стояла, не шевелясь. Казалось, даже сердце в её груди затихло не на шутку. Только когда Маатхас, опомнившись, шикнул «Бану!», танша опомнилась и кинулась перед ним, загораживая незваного гостя.
Тот был укутан в воинское одеяние, схожее с формой Храма Даг, но все-таки отличное от неё. Голова путника была покрыта такой же черной повязкой, а еще одна до самых глаз скрывала лицо.
– Бану, – обескураженно выдохнул Маатхас, но Бансабира вместо ответа обернулась к гостю. Надень он хоть что, даже обмотайся цельным шатром, она узнала бы его безошибочно. Судорожно вздохнув, Бансабира обняла мужчину одной рукой. Незнакомец отреагировал молниеносно, ответив тем же, склонился лицом к танскому плечу. По тому, с каким упоением он втягивал запах госпожи и с каким остервенением сжимал в объятии, было очевидно, как долго оба ждали этой встречи.
– Бансабира, – «да что же происходит в твоей жизни?!» – мысленно проорался Сагромах.
Это отрезвило.
Бану, заерзав, высвободилась из объятий, отступила на полшага, а потом с силой толкнула гостя в грудь.
– Где тебя носило столько времени?!
– Хм, в двух словах не расскажешь, – отозвался гость, и теперь этот голос узнал и Гистасп.
– Так ты жив, Юдейр, – самоочевидно проговорил генерал. Названный стащил с головы обе повязки и демонстративно глубоко вздохнул. Всегда ухоженный, сейчас он выглядел всклокоченным, как загнанный зверь.
– Ты, к моему удивлению, тоже, Гистасп.
Узнав, что перед ним Юдейр, Маатхас невольно вздрогнул: он прекрасно помнил немного напуганного и слегка заносчивого мальчонку, который повсеместно кланялся танше и был предельно вежлив со всем старшим командованием.
– Ну что ты, если нашей госпоже хватает терпения сносить одного из нас, то жив и второй. Грехи у нас общие, – с легким изяществом поехидничал Гистасп.
– Я спросила, где ты был, Юдейр?! – гаркнула Бану, напоминая о себе. – Я пол-Ласбарна исколесила…
– Да-да, он говорил, что вы искали меня, тану. Гор, – уточнил сразу, как увидел перемену в лице тану.
– Снова он.
– В компании кучки головорезов он разграбил одну из солевых шахт, куда меня едва-едва пригнали рабом, – без запинки солгал Юдейр. – Мне не сняли серьгу, не знаю, как так свезло. Он признал её, ну а дальше, слово за слово… В конце концов, я же переписывался с ним время от времени вместо Рамира, чтобы наверняка удерживать поводья разведки.
Тысяча мыслей пронеслась в голове танши.
– Так, – отогнала она их все, чтобы обдумать или спросить чуть позже. – Перво-наперво, чья это голова? – ткнула пальцем за спину, где Гистасп, сидя на полу и сдерживая рвотные позывы, заворачивал обратно дарованное Юдейром подношение.
Последний ловко прояснил ситуацию:
– Без понятия.
– Что? – Маатхас побледнел от абсурда. – То есть это такой приветственный жест, что ли? – вся его галантность и воспитанность вдруг развеялись под натиском необъяснимых обстоятельств.
– Я, возвращаясь, много времени просидел в кустах вдоль дорог. Пограбил, – честно и самодовольно сообщил Юдейр совершенно не похожим на себя тоном. Видел же прекрасно, как изводится Бану, ожидая его рассказ, но намеренно не торопился. – В южных приграничьях вашего танаара, госпожа, на дороге к Раггарам увидел этого вот, да и подстрелил. На плече у него была белая повязка парламентера и камзол с гербом Каамалов, и я справедливо подумал, что никто в Пурпурном чертоге, во всяком случае, еще полгода назад, не стал бы иметь дел с Золотым домом, к тому же через людей Льстивого Языка. Вы, кстати, знаете, что у вас там крайне неспокойно? – вдруг посуровел Юдейр. – Я даже в какой-то момент подумал, что, может, вы как раз знаете, и потому послали этого олуха с письмом каким. Поэтому, когда понял, что намертво – я ему под гортанью пробил – решил привезти голову. Чтобы если что важное, вы были в курсе. Если надо, мои ребята доставят наверняка.
Юдейр зашелся красноречием и никак не затыкался, словно не замечая, как меняется лицо Бансабиры.
– Между прочим, – внезапно опомнился Юдейр, – скажите спасибо Праматери, что как-то мне удалось отнять на дороге приличный двуручник, а то я бы в жизни эту голову не приволок. А тащить тело, даже имея лошадь, значит, замедлится.
– Лошадь? – уточнил Маатхас.
– Я воспользовался его же, правда пришлось оставить в городе, чтобы подобраться к чертогу более или менее незамеченным. Спасибо, – вдруг обронил блондин, взглянув на генерала. – На патруле парапета сегодня когорта ребят под рукой знающего человека. Я взобрался без помех. Вот, – Юдейр достал из-за пазухи выкраденное у покойного гонца Каамалов письмо для Аймара и протянул Бансабире.
– Чуть позже, по дороге к чертогу, я кстати встретил еще одного гонца и тут тоже стрелял наверняка, мало ли. Но это оказался Ри, – Юдейр оглянулся на Бану. – Думаю, вы понимаете…
Бансабира отошла от разведчика. Глубокая складка залегла промеж бровей. Надолго повисла пауза.
– Понимаю, – медленно кивнула танша. – Но страшно зла, – зашипела Бану. – Ри совсем не заслужил умереть от руки соратника, и к тому же без возможности защитить свою жизнь.
Юдейр прокашлялся, нахмурился, не зная, как объясниться.
– Тану, простите, пожалуйста. Я и подумать не …
– Куда ты дел тело? – строго спросила женщина.
– Ну как куда, – Юдейр вдруг замямлил.
– Куда?
– Сбросил на окраине леса.
– Стало быть, его уже разодрали и растащили, – вздохнула Бану. – Далеко от чертога?
– Не очень, – прикинул Юдейр.
Бансабира молча кивнула, зашагав по покою туда-сюда. В голове колотило в один висок и давило глаза. Ей определенно надо поесть и поспать.
Танша остановилась у стола.
– Гистасп, перво-наперво, скажи, пусть принесут еды. Потом найди Лигдама, и идите вдвоем к Тахбиру. Лигдам заберет и приведет ко мне Гайера, по дороге отыскав Раду, а ты поговоришь с Тахбиром и Итами. Сначала сделай все, как полагается, и повежливей. Затем скажи, чтобы зашли ко мне, я улажу остальное. Сам тем временем передашь управляющему, чтобы немедленно начинал подготовку к свадьбе. Начать нужно с приглашения жреца. Са, – обернулась на возлюбленного, – двери в ближайшем храме всем открыты. Может Хабур это устроить?
Маатхас кивнул: конечно.
– Тогда дальше, Гистасп, ты пойдешь к Иттае. Полагаю, она еще не в курсе, что все заинтересованные стороны согласились на этот брак. Сообщишь как можно скорее и в присутствии Этера.
– Чтобы он наверняка завелся? – уточнил Сагромах.
– Точно. Он кинется писать отцу, насколько был прав на мой гнилой и продажный счет, и как же я недостойна воспитывать единственного внука Яфура Каамала. Это письмо мы и перехватим. Надо чтобы ты, Сагромах, тоже написал письмо – Дайхатту. Скажи, что перехватил вот это послание Этера, и что, не услышав от меня вразумительного ответа на свое предложение, ты, к сожалению, вынужден покинуть Пурпурный чертог из-за неотложных дел в собственном танааре и всерьез опасаешься, как бы Этер не выставил меня вон из собственного дома. Пусть перехватом письма и сообщением Дайхатту займется Махран.
– Будет лучше, если в таком случае письмо доставит человек тана Маатхаса, – разумно заметил Гистасп.
– И то правда, – признала Бану.
– Можешь не тревожиться, – тут же откликнулся Сагромах.
– Думаете, Дайхатт отзовется? – Гистасп выглядел несколько озадаченным.
– Уверена.
Генерал кивнул.
Что ж, если Черный тан затягивал с ответом Бансабире из принципа, чтобы не являться по первому зову, то сейчас причина и впрямь выглядела убедительной – насильственная узурпация. К тому же, с Бану можно договориться, а вот Этер, если заграбастает орду Яввузов в свои руки, близко к рядам не подпустит его, Дайхатта.
– Что до тебя, – Бану обернулась, а Юдейр выпрямился, подобравшись. – Отправляйся к Валу, объясни ему, где оставил Ри, сопроводи, если потребуется. Пусть возьмет сколько нужно людей, но, если от тела что-то осталось, привезет в чертог.
Юдейр скрипнул зубами: тот факт, что из всей охраны тану о его действительной судьбе знал именно Вал, Юдейра раздражало страшно. Давние обиды въедаются в душу тем сильнее, чем отчаяннее он за них держатся те, кому больше почти не за что.
– Как прикажете, – буркнул Юдейр, коротко поклонился и вышел.
– Остается только спровадить Этера, – напомнил Маатхас.
– О, это не проблема, – ответил за Бану Гистасп. – Как только я сообщу в его присутствии, что женюсь на Иттае, он взведется и кинется к танше и к Тахбиру, выяснять, что к чему. А потом седлает коней, озлобленный, как демон.
Бансабира усмехнулась.
– Воистину. Я отказываюсь отдать Иттаю ему, наследнику одного из двенадцати танских домов Яса, выдавая за ни мало незнатного Гистаспа. Такого оскорбления Этер не стерпит.
– А, может, и Яфур, – напомнил Маатхас.
Бану пожала плечами: а, может, и Яфур. Выбирать-то всяко не приходилось.
– В любом случае, проблем станет больше. К сожалению, как ни крути, в отличие от сыновей, Яфур, при всех многочисленных недостатках, всерьез озабочен вопросами чести. Так что подобное решение может не на шутку раздраконить его.
Мужчину переглянулись: это не приходило в голову, но, кажется, противоречий не возникало ни у кого.
– Тогда за дело, – подбодрился Маатхас. Гистасп чуть наклонил голову и молча вышел. Сагромах исчез из покоя следом. Бансабира подошла снова к окну: продольная черта меж бровей так и не изгладилась.
* * *
Все произошло, как Бану и предвидела. Перехватить сообщение, написанное Этером для Дайхатта, оказалось легче, чем представлялось – помогали родные стены и верные люди. Маатхас и Хабур не подвели, выполнив все в точности. Сагромаху нравилось «быть в деле», чувствовать себя деталью, без которой весь сложный механизм взаимодействий попросту бы не сработал. Тахбир и Итами тоже повели себя согласно тому, как предвосхитила танша. Итами была всерьез разочарованна и даже раздражена, до неё уже дошли слухи, что Иввани, дочь Сив, Бансабира признала своей подопечной на правах единокровной родственницы, а, значит, следовало ожидать, что припасла для малолетки хорошее будущее. Её же старшенькой, практичной и смышлёной Иттае достался безродный солдат. Тахбир был в суждениях мягче – и с Бану, и с Гистаспом, когда тот, повинуясь указу, пришел просить позволения на брак. А Бансабире, когда они с Итами явились уточнить, не обезумел ли Гистасп, улыбнулся открыто и добродушно: вступить в брак по любви – благословение богов, не меньшее, чем иметь мать.
В конце концов, только одно обстоятельство Бансабира предугадать не смогла – восторженную, умилительную и очень шумную реакцию Иттаи, когда та услышала о предстоящей свадьбе. И судя по тому, как натянуто рассказывал об этом Гистасп, кузине вполне удалось обескуражить маститого генерала.
* * *
Этер, узнав, чуть не пришиб Гистаспа, а потом вовремя сообразил, что тот человек подневольный и явился к Бану. Судя по всему, ему причитается Ниильтах, заявил он с порога. Но Бансабира с разочарованной физиономией качнула головой: увы, к сожалению, Ниильтах не слишком умна, чтобы однажды стать таншей целого надела.
– Вот и я о том! – рассвирепел Каамал. – Поэтому я и сосредоточился на Иттае!
Бансабира сдержанно объяснила: кузина всерьез влюблена в Гистаспа, и он, Этер, будет попросту до горестного несчастен с женой, которая сохнет по кому-то еще.
Этер покраснел от злости: да разве жена из Яввузов ему нужна для счастья? И разве сама Бану не была влюблена в какого-то там недоумка, когда вышла за его покойного брата Нера?
Бану в ответ лишь попросила прощения – со всей скромностью и без капли раскаяния.
– Но одна из моих троюродных сестер с радостью составит вам пару, – поделилась новостями Бану.
– Что?! – Этера накрыло с головой.
Бану повторила: внучка её дальнего родича Бирхана готова составить Этеру партию. Мужчина в ответ не удержался: размашисто шагнул к невестке и наглым образом схватил за грудки, вздернув вверх.
– Что ж, по крайней мере я выдернул из твоих загребущих лап тридцать дайхаттовских тысяч. Мы с Аймаром двоюродные братья, можешь не сомневаться, даже если возьмешься все отрицать – он поверит мне. И до отца я тоже однажды досту…
Этер не договорил: вошедший Маатхас опрометью кинулся к Бану и, ничего не выясняя, всей тяжестью натренированных рук со вздувшимися венами, обрушился на Каамала. Этер с первого удара отлетел на несколько шагов. Прыжком Сагромах настиг обидчика и с безумными глазами готов был ввязаться в драку.
– Са, прекрати! – бросилась Бансабира, обхватив возлюбленного со спины за обе могучие руки. – Остановись, пожалуйста! Сагромах!
Багровый, с бешеной ненавистью в глазах, Маатхас рвался из рук Бану, налетая на Этера. Впрочем, тот не нуждался в опеке и, едва улучив момент, на который Бану удалось задержать Маатхаса, от души кинул кулак в ответ. Угодил Сагромаху аккурат под ребро. Того сотряс спазм, дыхание сбилось, но уже через несколько секунд гнев взял верх над чувствами. Маатхас отследил яростное метание сердца в груди: этот выродок поднял руку на Бану!
– Сукин сын! – проорал Маатхас в совершенно неуправляемом состоянии и толкнул локтем женщину, чтобы отошла хотя бы на пару шагов.
Бану послушно отступила: делать сейчас что-то все равно бесполезно.
– Сукин сын! – заходясь, твердил Маатхас, нанося и получая удары.
Это затянулось на несколько минут.
– Са, – с нежностью в голосе позвала Бану, предпринимая последнюю попытку и заранее зная, что та обречена на провал. «Это ради тебя же» – мысленно отозвался Маатхас. Он уже покостерил на чем свет стоит мужчин, которые охраняли Бансабиру прежде. Он на днях сказал ей в лицо, что все они были ничтожны и жалки, раз теперь она стесняется шрамов. И что теперь?! Он сам будет, как те, никчемные и бесполезные недоноски?!
У Этера были разбиты губы, и явно грозило наплыть в скором времени несколько сочных гематом по всему телу. У Маатхаса начинал заплывать глаз.
– Стража! – Бану сделала единственное, что осталось. На её счастье, каким-то таинственным чудом у двери покоя оказался Раду. Увидев его, Бансабира облегченно выдохнула: уж этот разнимет.
И действительно, Раду, а вслед за ним и Шухран с Атамом, который присоединился к отряду танши уже на исходе Бойни, ввязались в разборку двух мужчин. Растащили по сторонам. Атам скрутил со спины Маатхаса, Шухран ограничивал действия тана спереди, готовый в любую минуту кинутся на помощь любому из товарищей. Раду, неодолимый и могучий, как судьба, мертвой хваткой вцепился в Этера: ладно Сагромах, тот может только накостылять Каамалу, на тану он в жизни не замахнется. А вот деверь у танши та еще сволочь.
– Тан Маатхас, ахтанат Каамал, – со всей строгостью позвала Бану, понизив голос. – Вы в своем уме?
Сагромах почувствовал в груди легкий укол совести, который, впрочем, быстро заглох под натиском сакральной убежденности в собственной правоте.
– Раду, – скомандовала танша. Тот натянулся, как тетива, готовый к спуску в любой момент. Наконец, он пригождается, как стоило бы!
– Слушаюсь, тану!
– Проводи танов на воздух и приведи в чувство.
– Не смей меня трогать! – мгновенно ощетинился Этер. – А я был прав, ты та еще шлюха, Бану.
– Ах ты! – не нашелся словами Маатхас, готовый уже сорваться в любую площадную брань.
– Можно я ему вдарю? – спросил и Раду.
– С кем ты наспала Гайера?! С Руссой? Со своим оруженосцем? Солдатская дрянь!
Бансабира побелела.
– У Гайера внимательные глаза твоего отца и тупой подбородок твоего брата, – шепнула танша, подходя к обидчику ближе. Раду напрягся больше, понимая, как безумит близость врага, и ожидая от Этера чего угодно. Тот тоже почувствовал, как сильнее разбухли и без того вздувшиеся, налитые мышцы на руках Раду, стесняя его, Каамала, движения. – Если ты настолько слеп и глуп, чтобы не видеть этого, одной Праматери известно, в какое дерьмо ты сведешь танаар, когда возглавишь его.
Этер понял намек безошибочно: на этот раз он действительно дернулся не к Маатхасу, а к Бану, но Раду не подвел, уперевшись в пол ногами. Каамал рвался отчаянно, рычал, разве что не бросая пену с губ, но Раду был Раду. Вновь обретая спокойствие, Бансабира оглядела гиганта с долей восхищения в глазах. Он и правда становится бесполезен вне боевых условий: гаснет, хиреет, начинает пить, шляться по бабам, делать сущую ерунду и говорить тоже, но в бою всегда преображается мгновенно. Вспоминая весь свой прошлый лагерь, собранный за годы Бойни Двенадцати Красок, Бансабира думала, что если кто и был дитем Шиады, избранником Матери Войны среди всех её людей, то именно Раду.
Маатхас повел плечами, скидывая руки Атама.
– Я сам выйду.
Уловив крайнюю степень его недовольства, Бану передумала.
– Останься.
Сагромах замер. Оглянулся на Бану, ощущая, как дико бьет кровь по ушам, и во взгляде мужчины танша не могла прочитать, понимает ли он хотя бы, кто перед ним стоит. Когда ярость захватывает Сагромаха, он становится воистину неуправляем и страшен.
– Я тебе все это вспомню, сучка, – вырываясь, хрипя, пообещал Этер. – Вот увидишь.
Раду больше не стал слушать: заломил руки Каамала окончательно, выбил ногой под колено, и навалился всем недюжим весом, усаживая Этера на колени. Что бы ни было, оскорблять Мать лагерей не позволено никому.
Шухран и Атам помогли Раду выволочь Этера.
– Похоже, просить его передать Яфуру мой поклон, бессмысленно, – выдохнула тану разочарованно в спину удалявшейся охраны. Сагромах стоял недвижно. Он по-прежнему был облачен в шелковую синюю безрукавку, и Бансабира видела, как подрагивали от напряжения загорелые, затянутые вдоль тела руки со сжатыми кулаками и вздувшимися венами.
– Са, – позвала Бансабира тише и ласковее, чем умела еще неделю назад, делая шаг навстречу. Все в груди объяло трепетом: кажется, первый раз за неё вступился мужчина.
– Тварь! – не своим голосом рыкнул тан и обернулся. – Гнусная тварь!
– Сагромах, – Бансабира застыла.
– Зачем ты позволила его увести?! – крикнул он на неё. – Я бы вышиб из него всю дурь и без помощи Раду! Или ты теперь всегда будешь встревать?!
– Сагромах, – жестче одернула Бансабира. Тон жениха совсем ей не нравился.
– Это не раздор двух танов, это спор двух мужчин, и не надо вмешивать в это охрану! Я обязан и, демоны и духи, я хочу защищать тебя и твои интересы!
– Тогда почему ты не сообразил, что если Яфур откажется от нашего союза, Гайеру в жизни не унаследовать Серебряный дом?!
– Да причем тут…
– При том, Сагромах. Мы уже обсуждали, зачем мне другие таны, – сказала размеренно и строго. – Или думаешь, что сможешь в одиночку заменить мне и Каамала, и Дайхатта, раз мешаешь достичь договоренности с обоими? – Бансабира посмотрела надменно.
Тан вздрогнул.
– Если бы один человек мог заменить мне мир, если бы в силах одного человека было помочь мне добиться желаемого, я бы никогда не рассталась с наставником, – холодно заключила тану. – Но я здесь, потому что мне нужны многие люди вокруг. И если тебя это не устраивает, ты волен поступать, как вздумается. В конце концов, мы еще не женаты, можешь передумать.
Сагромах вознегодовал.
Рассвирепел так, что кровь ударила в голову, навалилась на глазные яблоки, выдавливая. Все его существо источало угрозу, и, хотя Бану и держалась невозмутимо, в душе ей было не по себе.
– Как это понимать?! – женщина не успела опомниться, как её схватили за плечи. – Да сколько можно, Бану? Разве я не говорил?! Не смей недооценивать мои чувства!! Да что мне сделать, чтобы ты, наконец, признала и услышала меня, Бану?!
Танша сглотнула: тан попросту взмолился. В ярости и бешенстве, он взмолился. Потому что она доконала его, замучила, как старая, ноющая и без конца кровоточащая рана. Но отступать поздно.
– Для начала привести себя в порядок: тебе нужна помощь, глаз отек, – Бансабира вскинула руки, и Маатхас отпустил. – Подумай над нашей свадьбой Сагромах, я не буду ни в чем тебя винить, если ты передумаешь. Ты друг и союзник Пурпурного дома, можешь рассчитывать на любую помощь в этих стенах. Так что отдай приказ любому, о тебе позаботятся. А у меня накопилось немало дел.
– Бансабира, – он потянулся за ней, но женщина не остановилась, уходя.
Воспитанная Гором, Бану, как и он, трусила, перед любым натиском чувств – и чужих, и собственных.
Когда хлопнула дверь её кабинета, Сагромах закрыл лицо ладонью. Наплывающий синяк пульсировал тупой обжигающей болью, с припухшей губы медленно, по капле, сочилась кровь. Это хоть немного заглушало дикую, обжигающую, как горячий свинец, досаду и обиду. На неё. На себя. Он ведь сам на днях говорил себе, что главное – не допускать разборок под её крышей. Ему ничего не мешало дождаться отъезда Каамала и устроить засаду за городом.
Став Матерью лагерей, Бансабира обрела огромное множество сподвижников. Тех, кто шел изначально из выгоды, мало-помалу пронзало чувство искренней симпатии или преданности. Немало сегодня находилось людей, готовых ради Бану на подвиги.
А, значит, тех, кто ненавидел её, намного больше.
И, значит, теперь всегда, когда она будет засыпать в его руках, придется следить, чтобы она закрывала глаза на ночь. Осторожность, осмотрительность, страх – сколько спутников у его Бану. Что ж, лучшее, что можно делать в такой ситуации – не создавать проблем и решать те, что есть. Пока она разбирается с союзами, Сагромах обещал устроить свадьбу. И пусть Бансабира выдумывает, что хочет. Все решено.
* * *
Маатхас вздернул голову, ощутив, как кровь снова ударила в закрывшийся от отека глаз, шагнул к выходу, полный решимости к действию. И едва успел отскочить от открывшейся двери: вошел с поклоном Лигдам, за ним семенил еще кто-то.
– Тану распорядилась, чтобы я привел к вам лекаря.
В душе Маатхаса сначала замерло, потом потеплело. Злится, но любит. Женщины!
