Текст книги "Мать Сумерек (СИ)"
Автор книги: Анастасия Машевская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 34 страниц)
– Госпожа, – начал Гистасп, выпрямляясь. Он выглядел как обычно, но в серебристых глазах Бансабира читала изумление даже большее, чем отражалось в лицах остальных солдат: а что, собственно говоря, тут делает Черный тан со своими людьми?! Гистасп явно хотел бы спросить, но вслух пока поберегся:
– Рады, что вы в добром здравии и вернулись, наконец, на ро…
Бансабира на ходу стянула кожаные перчатки, не глядя бросила в руки Лигдама, направляясь к огню. Тот, не ожидая и немного отвыкнув, едва поймал.
– Раду опять отлынивает? – обронила тану. За её спиной спешивались подданные Черного дома вместе с главой.
– Эм… – улыбнулся альбинос, уставившись на Вала. Тот вытаращил глаза, будто понятия не имел, что происходит, и тоже заявил:
– Эм…
Бансабира чуть вздернула брови, нарочно делая вид, будто поражена, какими окружена идиотами. Но вслух смолчала.
Начались спешные приготовления к ночлегу.
– Тан Дайхатт, – поклонился Гистасп, опомнившись, что черных следует поприветствовать. Пока все они между собой раскланивались, Бану быстро оценила обстановку:
– Теплый плащ мне кто-нибудь взял?
– Конечно, – отозвался оруженосец с некоторой обидой.
– Поставьте шатер, – кивнула Бану, располагаясь на придорожном бревне, которое приволокли к биваку в роли лавки.
– Уже, – то ли с гордостью, то ли с чувством недооцененности ответил тот же Лигдам. Бану взвилась, расстегнула легкий плащ, в котором странствовала по Ласбарну, впихнула в руки оруженосца.
– Гистасп.
Есть разговор, безошибочно распознал мужчина. Прочистил горло и шагнул в шатер следом.
– Тану, – позвал Дайхатт. Он все-таки не какой-нибудь бродяга и не следует им пренебрегать, успел подумать Аймар.
– Не сейчас, – женщина не обернулась, откинула полог и исчезла за ним. Приятно снова побыть в шатре. Шатры всегда тонизируют, вдруг подумала Бану.
Убежище оказалось много меньше того, которым танша пользовалась в годы Бойни. Но все необходимое было, включая крошечный стол в полметра площадью с горящей лампадой на нем и пару низких походных табуретов. «Значит, отыскали компромисс между легкостью и необходимостью», – одобрила Бансабира действия подчиненных.
Жестом указала на соседний стул. Гистасп расположился. Танша ощупала оценивающим взором: в ожидании госпожи оброс, и белёсая щетина делала его похожим на старика. Нахмурилась.
– Ты бледнее обычного.
– Зачах совсем без вас, – сокрушенно повинился Гистасп, однако Бансабира не разделила его невозмутимый настрой.
– Со здоровьем все в порядке?
– Да, – кивнул мужчина. – Просто легкая утомленность. Я, знаете ли, становлюсь староват для бесконечных и беспричинных порой скитаний.
– Поменьше жалуйся, – одернула Бану, и Гистасп даже улыбнулся. Кажется, будто все, как надо. – Давай к делу, что там стряслось в чертоге?
– Отан удумал воспользоваться старинным правом узурпации танского кресла.
– Чего? – Бансабира приобрела такое выражение лица, будто внезапно узнала о существовании еще пятнадцати братьев и двенадцати сестер. – Что за право такое?
– Ну … право узурпации, – протянул Гистасп. – Таном можно стать тремя способами: по назначению предшественником; путем голосования всех членов клана в случае, если прямые наследники скончались; и через убийство действующего тана в открытом поединке, свидетелем которому должно быть не меньше пятисот человек.
– Бред, – дослушав, резюмировала Бансабира.
– Бред-то бред, но старинный закон не запрещает в случае, если стороны не могут сражаться сами из-за ран, временного отсутствия в чертоге или лишком юного возраста, воспользоваться силой представителя.
Показано 9 из 67 страниц
◄ 1 2… 7 8 9 10… 66 67 ►
– То есть Отан выбрал парня, который в мое отсутствие и в отсутствие большей части личной охраны, должен был отвоевать танское кресло для Адара?
Гистап ответил взглядом: именно.
– И ему удалось?
– Видите ли, номинально кресло пытался занять не Отан, а Адар, так как именно он – сын Сабира Свире… – Гистасп встретил строгий взгляд зеленых глаз, и закончил кратко. – Нет.
Бансабира чуть подняла подбородок, поощряя рассказ.
– Отан выбрал из собственных телохранителей отменного бугая, чтобы разбить вашего представителя, но вызвался Шухран Двурукий, и все обошлось. Вообще, полез Русса, но я позволил себе отстранить его.
– Неужели? – слишком уж дико звучала подобная возможность.
– Ну… – Гистасп смущенно почесал челюсть, – все же знают, что я нередко представляю ваши интересы, поэтому ко мне прислушиваются, даже Русса.
– Прислушиваться – не подчиняться, – разумно заметила Бану.
– Я попросил Тахбира вмешаться, – честно сознался альбинос. – К тому же, Адара бы всяко не поддержали остальные члены клана. А Тахбир в это время был по вашей воле управляющим регентом.
Хорошо.
– Я также взял на себя смелость, – продолжил генерал, – отправить Отана в темницу. Казнить его мы не решились, но и оставить дальше делать что вздумается, не смогли.
Бансабира не отозвалась на это. Поразмышляв еще пару минут, поинтересовалась состоянием Шухрана. Пара сломанных ребер и шрам, перечеркнувший лоб (благо, оба глаза остались при нем! – заявил Гистасп) – в остальном обошлось.
– Похоже, это поветрие – ломать нынче ребра, – протянула Бану. Гистасп хотел было полезть с вопросами, но по лицу госпожи понял, что не время.
– Ну а ты? – спросила Бану. – Как самочувствие?
– Все в порядке, я ведь говорил уже.
– И в чертоге все хорошо? Нет ничего, о чем мне следует знать?
– Есть одно обстоятельство, – промолвил Гистасп и затих. Бану напряглась, явно требуя продолжения. – Раманин Джайя, – осторожно протянул альбинос. Бану подняла бровь: вот уж чьем имя не ожидала услышать сейчас. – Раманин затеяла путешествие по Ясу, чтобы познакомиться со всеми. Сейчас она гостит у вас.
Бансабира по-настоящему изумленно выпучила глаза.
– Гостит у меня – без меня? – уточнила она. – Я правильно поняла?
– Точно. Тахбир… ахтанат Тахбир, – поправился Гистасп, но Бану махнула рукой: условности неуместны, – принял её, как смог, со всеми почестями.
Хотя, если быть честным, подумал альбинос, принять принял, а потом оставил на попечение Дана Смелого. Большей частью все оставшееся время жители чертога выхаживали его, альбиноса, особенно с тех пор, как Гистасп, открыв глаза и услышав новости, заявил, что лично поедет встречать таншу.
Обо всем этом Бансабире не следует знать.
– Что, интересно, Тахивран надеется найти, прикрываясь таким идиотским способом? – процедила Бану. – Свою переписку с Шаутами и Каамалами?
– Что? – не понял Гистасп.
– Ничего, – отрезала танша. – Еще что-то?
Генерал призадумался.
– Нет, – ответил твердо.
– Совсем? – посмотрела на генерала испытующе и тяжело.
– Ну… – сейчас или никогда, решился альбинос. – Вообще-то, есть одно дело… Клянусь, госпожа, – с горячностью заговорил он, глядя прямо в глаза, – я расскажу, все как есть, но, если позволите, чуть позже. Несколько дней отсрочки, я ручаюсь, не повлекут серьезных последствий.
В лице Бансабиры впервые вспыхнул неподдельный проблеск интереса. Кажется, она догадывается, о чем речь.
– Дело касается кого-то из моих родных? – неопределенно уточнила танша.
Гистасп кивнул. Иттая, сообразила Бану. Стало быть, бросилась к нему на грудь с признаниями? Или что-то другое? Ну да ладно, о главном она знает, а детали и впрямь ничего не изменят. Если Гистаспу нужно время, чтобы сознаться во взаимном интересе к сестре госпожи, пусть себе нахрабрится.
– Позволите спросить, – начал Гистасп осторожно.
Насчет Дайхатта, мгновенно предположила Бану.
– Где меня носило, что я делала, и какого черта за мной увязался Дайхатт, я тебе потом расскажу.
Гистасп удовлетворенно кивнул. Бансабира поднялась из-за стола и пошла на улицу.
– Вели приготовить побыстрее ужин, – громко велела она. – Я голодна.
«Еще бы».
– Э, госпожа, – напоследок окликнул Гистасп, когда Бану замерла, отодвинув полог и осматривая подчиненных. – А что тан Дайхатт? – потише спросил альбинос.
– А что тан Дайхатт? – громко повторила Бану, оглянувшись на генерала через плечо. – Он не мой поданный, и волен делать, что на ум придет. Вы еще не перезнакомились? – крикнула Клинкам Богини и бойцам из числа Пурпурных.
– Тану? – обернулся Вал, мгновенно взявший руководство людьми и их знакомством в свои руки. Чего еще было ждать.
– Ты и Варн, зайдите ко мне, – мотнула головой, указывая на шатер и исчезая за пологом. Правда, мимолетно успела выхватить из толпы придирчивый взгляд Аймара, которому явно было, что ей сказать. Сейчас лучше держать его подальше.
– Уже сообразили, кто есть кто?
Гистасп запоздало поднялся, опираясь на столешницу, но по командному жесту сел обратно. Неловко и неуклюже завалился, как если бы полдня пешком топал, недовольно отметила Бану, присаживаясь.
Двое вошедших остались стоять. Бансабира существенно понизила голос:
– Варн – десятый номер из сто десятого поколения.
– О, – съехидничал над числами Гистасп. Бансабира даже взглядом не удостоила.
– Он заменит Юдейра.
Вал и Гистасп переглянулись с серьезными лицами и перевели взгляды на Бану.
– После ужина введите его в курс наших дел и объясните, где и каким образом возглавить разведку. Должна сказать, Варн, моя разведка – лучшая в стране, и я надеюсь на тебя. Варн – во многом лучше Юдейра и лишь немного уступает Рамиру, но он не знает остальных людей. Вал, тебе придется помочь им познакомиться, провести его через весь Яс, если понадобиться, через все бордели и кабаки, чтобы собрать остальных. Всех, кто будет отказываться признать его, убивайте нещадно. Мы не можем знать наверняка, кому и как много известно. По-хорошему, – вдруг призадумалась Бану, окидывая Варна взглядом, – тебе бы надо вовсе сколотить собственную шпионскую братию, а остальным вырезать кишки. Но беда в том, что немало отличных осведомителей уже не один год трудятся во вражьих кланах, и от них был бы отличный толк, будь они у тебя под рукой.
Варн, среднерослый, худощавый и жилистый, совсем еще молодой и обросший щетиной брюнет, чуть склонил голову.
– Я, конечно, не так хорош, как Рамир Внезапный, у меня нет ни его опыта, ни связей здесь, ни мастерства…
– Но у тебя есть время, – перебила Бану. – Время, которого у Рамира не было.
Варн поклонился.
– Я справлюсь.
Бансабира даже не сомневалась: Варна взрастил Астароше, а тот был весьма неплох в прошлом.
* * *
Варн, Вал и Гистасп уединились в шатре генерала. Альбинос переступил порог, дождался, пока полог опуститься за последним вошедшим и едва не свалился на землю. Вал вовремя подхватил. Варн выпучил глаза в немом вопросе. Вал качнул головой и потащил мычащего от боли Гистаспа к ложу.
– Отдохните пока, генерал. Мы сами справимся.
Гистасп только кивнул.
– Прислать кого-нибудь?
– Лигдама, если он пока не нужен тану, – прохрипел Гистасп, покрываясь испариной.
Вал нахмурился: рядом с таншей никогда не знаешь, когда Лигдам окажется занят. Вал сделал знак Варну:
– Надо горячей воды и …
– Вал, – одернул Гистасп сквозь зубы, раздражаясь от боли. – Просто сделайте так, чтобы тану не узнала.
Брюнет поглядел на генерала и, не меняясь в лице, вывел нового товарища на улицу. Варн не задавал вопросов, но Вал коротко пояснил: незадолго до отъезда Гистасп был тяжело ранен, сейчас ему трудно даже стоять на ногах. Его отговаривали от поездки, но генерал слишком беспокоился за тану.
– Если мне возглавлять разведку, нужны все детали, – ответил Варн.
Вал поджал губы. Он, конечно, прав. И он не Юдейр, который изначально был никем и с которым можно было не церемониться. Что из себя представляет этот парень Вал затруднялся сказать на вскидку.
* * *
Когда сгустилась ночь и таны, перебросившись парой фраз, выставили патруль, Бансабира кликнула Лигдама. Взяла лук и велела оруженосцу собрать по колчанам ребят не меньше двухсот стрел. В трехстах шагах есть роща, самое время поупражняться в темноте, как положено.
Вал порадовался этой новости, которую узнал от перехваченного Лигдама: можно всерьез и обстоятельно поговорить с Варном – в шатре Вала и Гистаспа, тут же решили все трое. Последний всю беседу пролежал пластом, давая измученному телу отдых. В любом случае, если танша принялась за ночные упражнения, ранний выход с утра не светит, будет время поспать.
* * *
Дайхатт навязался проводить тану Яввуз до границ дома её деда, и Бану не смела останавливать. Надо всерьез, всерьез подумать, как сохранить его тридцать тысяч у себя «в тылу». Он начал их беседу во главе колонны с фраз неугасимых благодарностей за спасение. Интересовался, чем может отплатить, что обязан сделать. Бансабира, мгновенно сообразив, попросила огласки. Будет весьма неблагодарно с его стороны допустить, чтобы её имя трепали в непотребных россказнях, будто бы она скиталась с ним, Дайхаттом, в одиночестве, поправ собственное достоинство, по каким-то тривиальным причинам.
Аймар согласился.
Они шли на северный северо-запад, делая небольшие петли, чтобы двигаться вдоль рек и иметь постоянный доступ к пресной воде, рыбе и возможности освежиться и смыть дневной пот. Телохранители в такие моменты нагого уединения стерегли госпожу с особым рвением. Впрочем, самой Бансабире это казалось излишним: ничего ведь необычного у неё под одеждой все равно не сыщется.
Её больше беспокоило наличие гистасповских гвардейцев. Мысль, что он как-то узнал или предугадал, что танша будет с Дайхаттом, выглядела абсурдной. А значит, это его собственное охранение. Нет ничего удивительного, что один из четырех генералов армии держит вокруг себя штат телохранителей. Больше того, он обязан быть охраняем днем и ночью, ибо его жизнь как полководца имеет высокую ценность. Но Бану с трудом могла бы припомнить хотя бы раз после завершения Бойни Двенадцати Красок, когда возле Гистаспа было больше двух подчиненных. Зачастую, когда речь шла о сопровождении танши, он вовсе полагался на мечи её окружения.
Сегодня, окидывала Бану взглядом солдат пурпурного дома на биваках, при нем целая кавалькада охраны, существенно превышающая её собственную. Стало быть, окончательно перестал доверять кому бы то ни было. И ведь явно не без причин! Даже для альбиноса цвет его лица противоестественно белый, а на биваках он оставляет её обедать или ужинать в обществе Дайхатта, говоря, что не может мешать беседе танов, или ссылается на усталость и возраст и уходит спать раньше других.
Бансабира пробовала спрашивать в лоб и не получала ничего вразумительного. Оставалось только приглядываться и словить «за руку» на вранье. В конце концов, почему ему вообще понадобилось встречать её лично? Наверняка попросту хотел сбежать из чертога.
* * *
Чтобы минимизировать время, проводимое в компании Дайхатта, Бансабира велела пурпурным скакать день напролет, практически не давая отдыха. Гистасп, услышав приказ с самого утра, мученически сжал зубы. Ему и так седло обходится недешево: рваная рана в полбедра, хоть и прихватилась снаружи, невыразимо ныла внутри и явно требовала длительного восстановления. Но шансы сводились к нулю: позволить госпоже усомниться в его, Гистаспа, ценности из-за ранения, которое он сам не сумел предотвратить, однозначно было плохой идеей. Бансабира Яввуз – из тех людей, которым практически незнакомо сострадание. Она не пожалеет, она вытрет ноги о чужую слабость и пойдет дальше – с тобой или без. Если подумать, вдруг осознал Гистасп, загоняя коня и закусывая от боли губы, его танша всерьез похожа на Время: никого не ждет и мало с кем считается.
* * *
Ночью Бансабира снова спустила с тетивы двести стрел, и поняла, что отвыкла от такого их количества. Мало, мало уметь в бою стрелять без промаха: кожа пальцев должна быть огрубевшей достаточно, чтобы стрелять долго. Что ж, теперь у неё полно времени, чтобы снова обрести завидную привычку неутомимости. Ей предстоит с самого начала создать генералов, построить убежище, определить союзы и подготовить разведку.
А до тех пор, пока все получится, можно пожить, как тану высокого дома – не считаясь с чужими прихотями и не давая себе воли.
* * *
После третьего совместного дня пути, Дайхатт не выдержал и, когда все устроились на ночлег, ввалился в шатер танши до того, как она пошла пускать стрелы. Пора закончить смехотворный разговор.
Он размашисто шагнул к пологу, оттолкнув выставленных на стражу Ниима и Маджруха. Бансабира, сообразив, в чем причина возни снаружи, велела охране оставить тана в покое и отойти от шатра на сто шагов.
– Тан, – начала Бану, едва он вошел, – если снова пришли спрашивать, чем можете отблагодарить…
– Хватит, Бану, – жестко оборвал Дайхатт, стремительно приближаясь к столу, за которым танша сидела, даже не пытаясь делать вид, будто чем-то занята.
Такого выпада она не ждала.
– Тан Дайх…
– Прекрати, – прошипел мужчина. – Той ночью…
– Какой ночью? – ледяным тоном осведомилась Бансабира, приняв самый высокомерный вид.
– Бану!
– Наймите триста бардов, заставьте их спеть по всему Ясу, что должны мне одну жизнь, и, когда я услышу эти пения в тавернах родного танаара, я рассмотрю ваше предложение, Аймар.
– Пока эти остолопы доберутся до севера…
– Я не буду торопиться с выбором, – пообещала Бану.
– Вы и так не слишком спешите! – наорал Дайхатт, и с последним шагом встал к Бану вплотную. Схватил за плечо, потянул вверх, заставляя встать. Навис над женщиной и зашипел:
– Подумайте уже, наконец, головой, – призвал он. – Наши две армии составляют треть сборного воинства всей страны. Мы могли бы установить гегемонию нашего общего дома над всем Ясом, имея такой надежный оплот на севере, и не менее надежный на юге. К тому же, на вашей стороне Иден Ниитас и Каамал…
– Каамал… – попыталась влезть Бану.
– Не волнуйтесь, – еще жарче зашептал мужчина, – я помогу вашему сыну стать единственным претендентом на кресло тана Серебряного дома, – твердо и скоро пообещал Аймар, обжигая дыханием край уха Бансабиры. Та содрогнулась всем телом: что б его! Как только пронюхал?! Она одернулась от мужчины, непроизвольно зажав ему рот свободной ладонью. Аймар скосил глаза вниз, на женские пальцы, запутался: то ли она намекает на что-то, то ли смеет затыкать.
– Не говорите таких вещей вслух, – прошипела в ответ Бансабира, приподняв голову, чтобы смотреть Аймару прямо в глаза.
Тот, усмехаясь, выдохнул, пощекотав при этом Бансабире ладонь – дыханием и неприбранной щетиной. Осторожно отвел женскую руку от губ, не забывая при этом другой удерживать второе плечо Бансабиры.
– Выдайте одну из кузин за Раггара, – зашептал совсем заговорщески, – чтобы обезопасить границы своего и Сиреневого дома. Я женю младшего брата на одной из оставшихся водных девчонок Ранди Шаута, чтобы её правящий брат сидел смирно. И тогда никто, никто, Бану, – он был уже более, чем убедителен, – во всем Ясе не устоит против нас и не помешает нашему счастью.
– И вы всерьез считаете, – с чувством запротестовала Бану, – будто военно-политическое господство сделает меня счастливой? – спросила танша, просто чтобы хоть что-то противопоставить в споре.
Ведь, как ни посмотри, Дайхатт во всем прав.
– Я правильно вас понял? Вы хотите сказать, что ничего, кроме этого господства, нам не светит? Что сейчас, как и тогда, в ночь, за которую извиняться стоило не мне, а вам, у вас не сводит огнем внутренности?
– Какое это имеет значение? – Бансабира попыталась вырваться.
Аймар вообще не потрудился отвечать: притягивая женщину, сделал шаг навстречу, обхватил могучими руками, выбивая из легких воздух, немедля, прошелся языком по губам и скользнул внутрь.
И тут же получил толчок ладонями в грудь.
– В моей жизни уже был человек, который добивался от меня, чего хотел, подобным способом, – поведала Бансабира, отступая. – И сейчас мы страшные враги. Если вы пришли за этим, уходите.
– Тану…
– Я не могу запретить вам сопровождать меня, но выгнать из своего шатра вполне в состоянии, – пригвоздила Бану.
Вот оно что… Дайхатт по привычке прошелся языком по зубам, не размыкая губ, будто счищая остатки вкусной еды. Отступил от женщины на полшага, ощупал взором с головы до пят.
– А вы та еще дрянь.
– Стараюсь.
Повисло напряженное молчание.
– Если надумаете подтвердить свое предложение, пришлите гонцов, когда закончите с бардами, – решила, наконец, Бансабира.
Перспектива, видимо, показалась Аймару настолько мрачной, что он достал из-за пояса, со стороны спины, кинжал. Бану рефлекторно сделала шаг назад, молниеносно обнажив из-за рукава узкий клинок ласбарнской работы. Но, как выяснилось, Дайхатт вытащил оружие невысвобожденным и протягивал сейчас рукоятью вперед.
– Я пришел, чтобы сказать, что еще до рассвета отправлюсь в свои земли. Поэтому, прощаясь, попрошу подумать в последний раз. Не дать мне ответ, а подумать, – тут же уточнил тан. Потянулся к Бансабире, сокращая расстояние меж ними, взял за руку и вложил в ладонь кинжал в ножнах.
– Кинжал сделан из особого вида черной стали, которым дом Дайхатт славен на всю страну и даже соседние континенты. Вероятно, вы знаете, как тщательно мы оберегаем секрет изготовления нашего оружия, перенятый из старинных техник Мирассийской империи, и знаете, как высоко оно ценится. Этот я хочу отдать вам, – он оголил клинок почти на два дюйма. Сталь блеснула темным, почти до синевы черным огнем в отблеске одинокой лампады на столе, и тут же померкла, снова укрытая в ножнах.
– Как вы там говорили на острове? – продолжил мужчина, не сводя с Бану напряженного взгляда. – Да направит ваши руки и ум Великая Мать Сумерек.
Не давая женщине ответить, Дайхатт повернулся спиной, с достоинством расправив плечи, будто нарочно подставляясь под удар. Вздернул голову – одернул полог и исчез в темноте ночи. Бансабира запоздало выглянула на улицу, но часть лагеря, которую составляли поданные Черного дома, уже собралась и ждала команды выдвигаться. Дайхатт накинул поданный Атти плащ, оперся на луку и взлетел в седло. Атти перевел глаза на таншу и вежливо кивнул с полными намека глазами.
Когда раздался топот, Бансабира склонила голову и едва слышно, в полголоса, выдохнула:
– Пусть.
* * *
Расставшись с Дайхаттом, Бансабира на следующем выходе с бивака сделала движение головой, призывая Гистаспа занять место во главе колонны. Тот к вопиющему изумлению танши заявил, что и в арьергарде ему хорошо живется. Бансабира посмотрела так строго, что тот прижух, явно уловив во взгляде интонацию: «Что за бред?!».
* * *
За ужином четверного дня Бансабира сидела у костра среди своих, болтая на разные темы, которые подавали ребята. Было прохладно. Они проходили вплотную к границам Идена Ниитаса, поднимаясь вдоль рубежей на север. С местных речек вечер напролет дул неутомимый ветер, заставлявший Гистаспа плотно-плотно кутаться в плащ.
Бану соскучилась по ним – потешным охранникам, любимому генералу, славному оруженосцу.
Белобрысый Ниим совсем оброс в ожидании госпожи и теперь напоминал одуванчик. Выходец из многодетной семьи, Ниим никогда не был баловнем, умел делать любое дело быстро и в самый короткий срок, но до наступления этого срока предпочитал, чтобы его не трогали ни по каким вопросам. Науку кулачных боев Ниим постиг с детства: то отбиваясь от старших братьев и сестер, то защищая младших. Пару раз Бану даже шутила, что в свое время воин сбежал в академию Бирхана потому, что дома его все достали. Ниим отшучивался. Он не то, чтобы сбежал, но в академию и впрямь притопал своими ногами и несколько дней простоял под воротами, требуя, чтобы его приняли учиться «драться как настоящие мужчины на коне». Семья у него была, в общем, дружная, но бедная, и единственная измочаленная судьбиной кобылка никак не могла стать боевым товарищем.
Взвесив за и против, мальчонку за ухо втащили в стены академии. В тот же день он впервые самостоятельно влез на лошадь, и был при этом до того полон энтузиазма, что вскоре достиг выдающихся успехов. Стремясь стать мастером конного боя, Ниим многое упускал в овладении луком и копьем и, когда подошел срок, ему отказали во вступлении в гвардию «меднотелых». Видеть наперед никогда не было его сильной стороной, признал тогда Ниим, пожав плечами, зато, наконец, добился, о чем мечтал с детства – попал в кавалерию дома Яввуз. В годы Бойни блондин достаточно поднаторел, компенсировав все воинские недостатки. Когда война закончилась, и, вернувшись, все они ненадолго разъехались повидаться с семьями (у кого были), Ниим узнал, что братьев и сестер у него заметно убыло. Не стало от тягот военного положения и матери. Отец, как мог, вел хозяйство, несколько еще не пристроенных в брак детей помогали. Ниим попытался поучаствовать тоже, но танша совсем не отпускала его от себя. Поэтому он навещал семью теперь только раз в месяц, и, привычному к военному искусству Нииму, так нравилось больше.
Теперь, когда Ниим не был занят чем-то важным, как вот сейчас, он любил поваляться на траве, закинув руки за голову. Молча, обсасывая стебелек или, если ситуация позволяла, болтая на пустячные темы, рассказывая какие-нибудь истории из прошлого, какими все они постоянно делились с таншей на биваках.
У Ри, «рыжего доходяги», как окрестили его свои, тоже было полно таких историй. Правда, не из военной академии. Ри был вынужденным лазутчиком, партизаном и сиротой. Отца он не помнил – он умер первым, – мать скончалась, когда Ри было тринадцать. Ему достался в заботу восьмилетний брат, но в возрасте одиннадцати мальчишка погиб, переходя реку. Ри на силу пережил утрату. С ним не было никаких чудес: с такими же оборванцами, как он сам, Ри мотался по танаару, разбойничал и мародерствовал. Этого в свое время в какой-то из вылазок, приметил Гистасп. Покойный Свирепый как-то поручил альбиносу разобраться с беспорядками к югу от чертога, и, встретив «рыжую напасть», Гистасп быстро смекнул, что Ри неплох. Он приволок Ри к Сабиру и порекомендовал «выбить всю дурь из бедовой головы, но жизнь сохранить: рукастые до меча мужчины в годы войны особенно как нужны». Сабир кивнул, велев Гистаспу самому «уладить это».
В конечном счете, Ри не стал ни «меднотелым», ни каким-нибудь элитным бойцом, но в походе был быстро определен Гистаспом в стражники у танского шатра. Там, на страже тайн Бану, его когда-то и заприметил Вал. Вопреки взаимным опасениям, Бану и Ри моментально нашли общий язык. На деле они мало разговаривали, но понимали друг друга порой без слов вообще: каждый видел в глазах другого схожую судьбу скитальца.
Ри вскоре стал одним из самых надежных товарищей. Бану знала, что сразу после бойни он в чертоге сблизился с девушкой по имени Айлэн и – это было известно со слов Серта, Вала и из собственных наблюдений в Орсе – никогда ей не изменял. Бансабира давно была в курсе: «Ри» – лишь обрывок от настоящего имени бойца, но, похоже, только Айлэн и знала его целиком.
С Маджрухом было проще и яснее: он был когда-то наследником одного из хатских семейств, но, вот незадача: с мечом Маджрух сызмала управлялся стократ лучше, чем с деньгами. Разговоры о связях не любил, выгодный брак, запланированный родителями ради увеличения состояния, когда мальчику было два, с детства его пугал. Так что к одиннадцати годам отец Маджруха принял решение завещать все младшей дочери, которой благосостояние дома было дороже «нелепых мальчишеских подвигов». Поскольку из семьи хатов попасть в армию можно было только рядовым, Маджрух, поборов гордость, пошел добровольцем, когда занялась Битва Розы и Бирюзы.
А сейчас, улыбнулась Бану, он здесь, прошел в её охране с мечом наголо всю Бойню, ни разу не пожаловался, был самым настоящим мастером боя и, несмотря на происхождение из богатой семьи, спокойно сносил все тяготы военного времени. О том, чтобы вернуться в теплый кров по возвращении на север Маджрух в свое время даже не заикнулся.
Не все рождаются там, где им следовало бы, размышляла Бану. Но предначертание, отпущенное Праматерью, настигает всегда. Она, Всеединая, всегда приходит за воинами, даже если те прячутся в домах купчих, в лесах, в сараях среди свиней. Она всегда приходит за купчими, даже если они рождаются в сословии жрецов. Она всегда забирает жрецов, даже если на роду им было написано вести войска. И когда Праматерь является за тем, что взрастила из щедрот своих, рука Её протянута так, что отказать невозможно.
Бансабира слушала болтовню Лигдама, обводя взглядом отряд. Было бы здорово увидеть среди остальных Серта, но этот, Бану была уверена, пользуясь относительным спокойствием ситуации, наверняка подался в дом родителей. Его отец – Бансабира знала наверняка – прошел всю Бойню сотником Сабира Свирепого, а мать вместе с младшим сыном примкнула в последние годы к подразделению генерала Видарны и к концу войны была десятницей. Сейчас эта достойная женщина во многом за заслуги Серта имела двух помощниц по дому, а время, освобожденное от хозяйства, посвящала военной академии Яввузов. Узнав о её судьбе, Бансабира по возвращении в чертог быстро отрядила женщину к Бирхану, в помощь Адне и другим наставницам женских подразделений.
Жаль, что Серта нет. Он – душа компании, с ним пурпурные и выходцы из Храма Даг перезнакомились бы за просто так, словно само собой. А теперь сблизить и знакомить старых товарищей и вновь прибывших придется Валу и ей. Лучший способ, пожалуй, напиться, но сейчас Бансабира не хотела рисковать, да и рассиживаться в чужих землях желания не возникало: как бы хорошо ни было на югах, дома надежнее.
Гистасп, вопреки известной привычке оставаться с Бану в любом деле, пока не прогонит, пожелал уйти спать пораньше. Они с Валом занимали один шатер (а теперь и Варн присоединился к ним). Бану махнула рукой с безразличным выражением на лице.
Очередной порыв ветра был совсем умеренным, но едва Гистасп встал, зашатался. В глазах померкло, он вцепился в раненую ногу, чтобы боль не дала ему потерять сознание. Ощутив невыносимо острую вспышку, генерал заставил себя распрямиться и шагнуть дальше. Когда скрылся за пологом, Бансабира стерла с лица расслабленно-задумчивое выражение; не поворачиваясь, потянула к себе за ворот сидевшего рядом Вала:
– Что у Гистаспа с ногой?
Тот озадаченно развел руками.
– Вал, – также не оборачиваясь произнесла танша.
– Командующий на колено жалуется вот уже месяц, – быстро соврал боец.
– На колено, говоришь? – Бану обернулась с легким подозрением в глазах. – И что говорят лекари?
– Ну… прописали ему какие-то притирания. Я особо не разбираюсь! – пылко заверил Вал.
– Ммм, – чуть разочаровано протянула Бану, отпустив одежду бойца. – Да, сколь нас ни учи, а врачевание требует совершенно особых знаний и мастерства. Не находишь?
Вал находил, и с готовностью принялся рассказывать об одном знакомце из числа лекарей:
