Текст книги "Мать Сумерек (СИ)"
Автор книги: Анастасия Машевская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 34 страниц)
Бансабира согласилась снаружи – и распереживалась в душе: он и впрямь хорошо её изучил. Хорошо и заблаговременно.
Сагромах без труда прочел в изумрудных глазах приятное удивление и широко самодовольно улыбнулся. Живи сам и дай жить другому – вот единственная философия жизни, в которую верит его избранница. А раз так, ему, Сагромаху, подобная позиция тоже идеально подходит.
– Это все копии? – уточнила Бансабира, разглядывая четыре документа.
Сагромах кивнул: для каждого из них, и для лаванов с каждой подписывающей стороны. Удовлетворенная его ответом, Бансабира деловито кивнула, взяла перо (удачно, что Сагромах с бумагами по приезду нашел её именно в кабинете), окунула в чернильницу и добавила еще один обязательный пункт: поскольку неизбежно объединение домов (в виду того, что наличие двух разных наследников может со временем повлечь серьезные взаимные притязания и спровоцировать военные действия), следует также сменить знамена и гербы на новые, объединяющие символику обоих танааров.
Сагромах в очередной раз улыбнулся её проницательности (казалось бы, на этот раз ему удалось все продумать наперед). Между тем, Бану аккуратно подписала все бумаги прямо напротив заверения будущего супруга.
Увидев, как решительно Бансабира подписывает пергамент, Сагромах немного вздрогнул, попытался остановить: сначала её лаваны должны ознакомиться с текстом! Только когда законоведы проверят, что подвоха нет…
– Брось, – отмахнулась Бану, перебивая. – Я подписала за последнее время столько бумаг, что любую погрешность или подвох учую по запаху высохших чернил.
Закончив, Бану оглядела результат: под текстом соглашения после записи «Глава Лазурного дома Маатхас» значилось «Я, Сагромах», после записи «Глава Пурпурного дома Яввуз» стояло «Я, Бансабира». Ниже стояла подпись главы клана законоведов со стороны Маатхаса, и оставалось только послать за главой Яани, с чем Бансабира не стала медлить.
* * *
Когда лаван Яани, подтвердив подлинность и абсолютную законность предоставленных бумаг, подписал все четыре и с поклоном удалился из танского кабинета, Бансабира вгляделась на листок, не в силах осознать, что это правда. Растерянная, она, не сводя глаз с разложенных пергаментов, потерла губы бледными мозолистыми пальцами, будто это движение могло вернуть чувство реальности.
Сагромах наблюдал с самым настоящим умилением. Бану стояла, опустив голову, и тан не видел наверняка, но мог поклясться: её глаза сейчас блестят от слез. Любопытство брало верх. Маатхас подошел к женщине сбоку, положил на плечо тяжелую ладонь, заставляя повернуться.
С трудом проглотил ком в горле.
Маатхас переживал, когда мчался сюда, наскоро поручив Хабуру «заканчивать все». Его подстегивало письмо Бану, что ей более невыносимо его отсутствие. Оно окрыляло коня и бесстрашило Сагромаха. Но чем ближе становились ступени парадной лестницы чертога Яввузов, тем сильнее он понимал, что никаким трепетом не скрыть волнение. Он переживал, что, прочитав соглашение, Бану усмехнется ему в лицо. Скажет, что он ничего о ней не знает (и, не дайте Боги, окажется права), раз осмелился предложить подобный договор. Скажет, что, оказывается, он, Сагромах, не уважает её ни капли. Или вообще, что наличие подобного договора оскорбляет её чувства (вот тут бы Сагромах, пожалуй, вообще не поверил собственному восторгу).
Но все прошло изумительно. И то, что лаваны Яани, дальние родичи танши теперь жили в чертоге, тоже оказалось невиданной удачей. Судьба благоволила им. Судьба вознаграждала его, Сагромаха Маатхаса, за такое долгое, преданное и болезненное одиночеством ожидание. Вознаграждала всей их будущей совместной жизнью – и именно этим моментом.
Сколько … лет! Сколько лет он ждал его, и идеальнее бы не придумал. Потом, конечно, будет день торжественнее, величественнее. Бансабира будет в каком-нибудь роскошном пурпурном платье, а не в военных штанах и походной тунике, как сейчас. Он, Сагромах, будет облачен в дорогой лазурный плащ, отороченный песцом или горностаем, а не как сейчас, в измятой белой рубахе, оттеняющей смуглую кожу, черные в беспорядке волосы и обескураженные происходящим глаза. Рядом будут их семьи и друзья – люди, которые искреннее порадуются и посмеются: стоило ли так тянуть? Разве не ясно было всем – бесчисленным охранникам, командирам, генералам, советникам, молочным братьям и сестрам и кому-то там еще – к чему Бансабиру и Сагромаха вело провиденье?
Тогда, в тот торжественный день, их имена будут славить, на них возложат надежды, которые вряд ли под силу воплотить хоть кому-нибудь. Будет еще труднее справляться с чувствами и …
Сагромах положил ладонь Бансабире на щеку, еще немного приподнимая её лицо: воистину довести женщину до трепетной дрожи лишь поступком стократ сложнее и ценнее, чем подарить тысячу ночей.
– Еще остаются какие-то условности, – заговорил Сагромах севшим голосом, неотрывно глядя Бану в глаза, – но это уже не имеет значения, Бану. Мы женаты.
И тут же засмеялся: право, Бану так трогательно и так забавно вздрогнула от его слов. Попыталась отстраниться, будто убежать. Трусиха! Ничего. Сагромаху удалось приучить таншу к собственным чувствам, не за один год, но удалось. Значит, и теперь все будет хорошо.
Тан приобнял Бану свободной рукой, наклонился и неторопливо поцеловал – передавая, насколько можно, всю глубину чувств и легонько царапая отросшей в пути щетиной.
* * *
Таяла осень, и на севере неуклонно холодало.
Но на памяти всех подданных Пурпурного дома, никогда в родных землях не было так тепло.
С началом ноября, всячески напутствуя, Бансабира и Сив отдали Иввани Дайхатту, повторно прибывшему в чертог Яввузов. Договор был давно подписан и оставалась торжественная церемония. Жрецы осветили брак, родственники воссели за свадебный стол. Сагромах расположился рядом с Бану – если не на правах мужа, то уж точно жениха. Хотя об их брачном соглашении было, насколько возможно, широко объявлено.
Дайхатт и Сагромах обменялись взаимными взглядами – при первой встрече, затем в середине праздника. Дайхатт прибыл за ночь до свадьбы, и в паре скупых фраз мужчины решили, что свои вопросы они обсудят позже, когда всем будет не до них.
Например, сейчас, деловито кивнул в сторону выхода Дайхатт. Он вышел первым, Сагромах, чтобы не привлекать внимания танши, которая как раз отвлеклась на разговор с новобрачной, чуть позже.
Встретились на лоджии. Дайхатт стоял, распрямившись, и глядел в ночное небо. Под одной его рукой стоял бронзовый кубок с вином, который тан прихватил с собой из главной залы. Широкой ладонью он накрыл сосуд, будто опираясь на него. Сагромах, подойдя ближе, бросил взгляд на напряженную кисть будущего свояка. Ситуация мало приятная, и, что еще хуже, лишь первая в череде бесконечного множества их неминуемых встреч.
Сагромах тоже устремил в ночь задумчивый взгляд. До них доносились звуки празднования – весьма сдержанного, ведь роскошную свадьбу тан Дайхатт брал на себя хотя бы для того, чтобы как можно большим подданным представить новую тану Дайхатт, – долетали змеящиеся отсветы факелов, ложась на плечи, тенями облизывая крепкие мужские спины.
Рядом с Аймаром Сагромах как никогда остро чувствовал моложавость соперника. Никогда бы не подумал, что до тридцати и после тридцати могут так различаться. Но все выглядит правильным: Аймар моложе и женат на более юной из сестер. Маатхас мудрее и берет в супруги ту, что умнее и опытнее. И ведь все равно … Маатхас поджал губы: жаль, что он старше Бану так на много. Невероятная удача, что, имея шансы выбирать по всей стране, Бансабира предпочла его. Он вполне мог бы сгодится Бану в отцы, а по стечению обстоятельств, становится мужем.
– Думаю, нашей встречи в любом случае было не избежать, – обронил Маатхас.
– Точно, – скупо и дергано отозвался Аймар. – Если б Бану не отыскала этот выход, на твою свадьбу я бы явился без приглашения и во главе армии.
Сагромах качнул головой, поджав губы: палец Дайхатту в рот не клади. В годы Бойни с меньшим Дайхаттом он не пересекался, и ничего, кроме как о горячности молодого тана, Маатхас про Аймара не знал.
– Я рассчитывал поступить также, – ответил он деловито, и вдруг, как со стороны услышал, что говорит интонациями танши. – Бану, – вдумчиво протянул Сагромах. – Вы легко держитесь накоротке.
Аймар хлебнул вина и снова принялся вдавливать кубок в парапет. Это возвращало его в чувство.
– А как еще нам держаться? Её сын – мой двоюродный племянник, а сестра – моя жена.
– А я буду твоим свояком совсем скоро, – напомнил Сагромах. Неважно, с какими намерениями с ним хотел переговорить Аймар и хотел ли он вообще разговаривать (глядя на то, как нарочито пытался собеседник смять бронзовый сосуд, Сагромах на сей счет уверен не был), но сам тан Лазурного дома надеялся свести их враждебность к перемирию.
– Не торопись. Она показывала тебе наш договор?
– Да.
Сагромах отозвался коротко. Он был недоволен, когда несколько дней назад прочел условия альянса севера и юга. Но так он, во всяком случае, узнал, какие цели преследует Бану, и, недолго думая, согласился быть на её стороне. Без этого договоренность Бану и Аймара распадется, и тот и впрямь заявится на их свадьбу с ордами. Сейчас поддержать Дайхатта было лучшим решением. С тем, что настанет потом, потом Сагромах и будет разбираться.
– И ты согласен? – спросил Аймар, явно тяготясь возникшей паузой.
– Как видишь.
Аймар снова поднес к губам кубок, жадно припал, но уже через пару глотков влага закончилась. Мужчина чуть приподнял сосуд, встряхнул, ловя последние капли. Яды Шиады! Он с трудом сдержался, чтобы, замахнувшись, не бросить кубок куда подальше. Но он не один, и не даст заносчивому северянину думать, будто тот хоть как-то может бахвалиться победой.
– Это не твоя победа, Сагромах, – пригвоздил Аймар.
Сагромах так не считал, но спорить не стал:
– Это её выбор.
Аймар обернулся, пристально глянул на Сагромаха, и дальше говорил уже не столь взвинчено.
– Что ж, тогда пусть наградят тебя Боги терпением и мудростью, чтобы быть супругом Матери лагерей, Маатхас.
– Я знаю её едва ли не с рождения, Аймар. Не надо давать мне советы.
– Её или о ней? – ехидно оскалился южанин, поглядев на Маатхаса. Мужчины были примерно одного роста, так что смотреть в глаза получалось естественно.
– Не вздумай обидеть её, Сагромах, – Аймар не мог этого не сказать. – В конце концов, Бану мне теперь сестра.
– Иввани мне тоже, – Сагромах клацнул зубами. А что еще он мог ответить?! – Лучше беспокойся о ней. Твоя жена слишком юна, думаю, ей будет страшно и холодно уснуть в день свадьбы одной. А пока ты болтаешь со мной, так и случится.
– Я поимел десятки девственниц. Не надо давать мне советы, – повторяя недавний тон собеседника оскалился Аймар.
Сагромах, не ответив, пошел к двери, за которой скрывался проход, соединяющий лоджию и главную залу.
– Неужели не станешь возмущаться моей грубостью? – попытался намеренно подначить Дайхатт.
Сагромах остановился на полпути, обернулся, заставил себя улыбнуться как можно непринужденнее.
– Лучше вернусь к Бану. Время позднее, а я, в отличие от тебя, предпочитаю, чтобы моя женщина не засыпала в одиночестве.
У Дайхатта конвульсивно дернулись мышцы лица. Он безжалостно смял кубок в руке, как если бы тот был из сырой глины, клацнул зубами – но сдержался. Не дождавшись более развернутой реакции, Сагромах вернулся в зал.
* * *
Иввани ловила глазами Дайхатта все то время, которое он проводил не рядом с ней. Он определенно был совершенным, самым распрекрасным и чудесным из мужчин.
Когда Аймар оборачивался к ней и что-нибудь спрашивал, девушка непроизвольно придвигалась чуть ближе, чтобы поймать кожей его дыхание. Когда звал, чтобы сказать что-либо, Иввани откликалась живо, сверкая влюбленными глазами. Когда отвлекался, чтобы поговорить с Бану, следила за ним непрерывно, безотчетно облизывая губы и впервые испытывая непонятные ей желания. Когда якобы случайно касался руки, Иввани таяла перед ним, как ночь под натиском рассветных лучей.
Аймар был зол и с трудом мог сдерживать себя, чтобы не сорваться – на девчонке, Маатхасе или ком-то из своих. А лучше на Бану – все ведь из-за неё! Он заставлял себя вслушиваться в речь жены, чтобы хоть как-то отвлекаться от бушующего пламени внутри. Заговаривал с Бансабирой всякий раз, как удавалось, исключительно на зло Сагромаху. Наклонялся к уху танши и что-то говорил, безудержно хохотал над собственными шутками, жадно пил вино из кубка – делал все, чтобы казаться непристойно счастливым в день собственной свадьбы.
И когда стало совсем невмоготу находиться на этом сборище и дальше, Аймар кивнул Бану.
* * *
Иввани нарядили откровенно, почти призывно, в тонкое кружево длинного обтягивающего платья без рукавов. Девочка переминалась с ноги на ногу, ежилась, говорила служанкам, что холодно. Те, хихикая, только отвечали, что это ненадолго, и что супруг её непременно согреет.
Когда супруг вошел, Иввани втянула воздух до того судорожно, что получился всхлип – взволнованный и истеричный. Аймар скинул тяжелый пояс, стянул расшитую тунику через голову, как если бы это была походная рубаха, латанная десятки раз. Вид у него был совершенно неприветливый, и по одному его появлению Иввани поняла, что все как-то необратимо изменилось.
– Иввани, – она в последней надежде трепетно дернулась на голос, зовущий по имени.
Аймар приблизился к жене вплотную, нависая намеренно грозно, чтобы отпугнуть, разочаровать, заставить её убежать в дальний конец комнаты, сжаться и заскулить.
Но Иввани и правда чем-то походила на Бану. Ничего страшного, говорила она себе, Бансабира бы точно не испугалась. Что бы тут ни было, Бансабира бы не испугалась, твердила про себя девушка, едва ли представляя правду. Ничего такого страшного не будет. В их договоре прописано, что Аймар должен обходиться с ней, Иввани, хорошо.
О записи в договоре прекрасно помнил и Дайхатт. Он тяжело дышал, сжимал челюсти и смотрел на Иввани сверху-вниз такими глазами, будто во всем была виновата она одна. И разве ошибался? Если бы её просто не существовало, Бану не сыграла бы с ним в эту игру обманутого союзом ухажера! Ох, если бы эта девчонка вообще не появилась на свет! …
Не удержавшись, будто влекомый яростью, Дайхатт качнулся вперед и больно схватил Иввани за плечи. Сдавил едва ли не до треска в костях. Девчонка пискнула, заставляя себя смотреть Аймару в глаза. Хотя, видит Праматерь, именно сейчас больше всего захотелось зажмуриться и убежать куда-нибудь. Куда угодно! Лучше всего к маме. Залезть, как встарь, к ней под одеяло, и крепко заснуть.
Но над ней, пугая, нависал Аймар, и Иввани не знала, что вообще надо делать.
Делать ничего не пришлось. Аймар, наконец, взял себя в руки, встал к жене вплотную, склонившись, коротко поцеловал в губы.
– Ложись спать.
Она едва успела вздрогнуть от его прикосновения, а он уже отступил.
– Но, – неразборчиво шепнула девица, потянувшись рукой вслед отвернувшемуся мужчине.
– Что «но», Иввани? – Аймар сел на кровать и снял высокие сапоги из выдубленной кожи.
Вопрос застал врасплох. Сущность возражения девчонка всерьез затруднялась сформулировать.
– Я … подумала, – попыталась она, поскольку Аймар всем видом показывал, что ждал ответа. – Мы ведь же… – окончательно стушевалась и спрятала лицо за распущенными волосами, опустив голову, – женаты. И должны…
– Иметь наследника, – жестко оборвал Аймар, поднявшись с ложа. Он опять подошел к девушке, приподнял лицо за подбородок. – Так торопишься с этим? – заглянул в глаза.
Иввани отвела глаза, не зная, что сказать, что сделать, и почему вообще он не доволен сим обстоятельством.
– Но мне казалось, любой мужчина хочет…
– Запугать и изнасиловать тринадцатилетнюю девочку, которая видит его в третий раз и вряд ли вообще целовалась до сегодняшнего вечера?
От того, как прямо и грубо это говорил Аймар, Иввани делалось окончательно неловко. Она зарделась сильней и теперь готова была заплакать.
– С ваших уст …
– С твоих, Ив, – потребовал Дайхатт, мгновенно сократив дистанцию. Он ощупал взглядом её всю, с головы до ног. Девчонка заходилась мелкой дрожью.
Чуть отстранившись, тоном знатока Аймар добавил:
– Накинь что-нибудь, ты замерзла, – Иввани закусила губы. – И пойдем спать, я устал.
Иввани не шелохнулась. Аймар, вздохнув, чмокнул её в волосы на макушке, и демонстративно улегся отдыхать. Поерзал на кровати, устраиваясь поудобнее, натянул повыше одеяло – все-таки холодно у них тут, на севере.
Иввани помялась еще какое-то время, но, видя, что её дальнейшая судьба Аймара нисколько не занимает, неловко и с диким смущением забралась в кровать, чувствуя себя небывало неуклюжей и нерасторопной.
Аймар косился на происходящее одним глазом. Беспричинная ненависть по-прежнему изнутри колотилась о ребра. Судя по всему, Иввани только похожа на Бану – но не Бану. Она не даст ему существенный отпор и вряд ли посмеет нажаловаться кузине-госпоже, хотя бы потому, что прекрасно представляет, как для последней важен их брак. Так что сорваться на ней было чертовски соблазнительно.
И все же насилие – не слишком мужской поступок. К тому же, её кровь должны увидеть у него на родине, а не здесь, где все зависит от Матери лагерей. Так что Аймар отвернулся от Иввани и всем видом дал понять: он твердо намерен уснуть.
* * *
Они отбыли на следующее утро, тепло прощаясь со всеми. Бану шептала сестре на ухо слова одобрения и лучшие пожелания, продлевая их объятие насколько возможно.
Процессия держала коней шагом, и Иввани всю дорогу клевала носом: когда ты растерян, уснуть невероятно хлопотно.
А вот Дайхатт был необычайно бодр. Обычно приветливое лицо теперь выражало крайнюю сосредоточенность. Всю дорогу он размышлял об одном: если Бансабира и впрямь думает, что эта выходка с женитьбой на Иввани сойдет ей с рук, то ошибается. В прошлый раз он забыл былые обиды потому, что выгоды, открывавшиеся от этого забытья, были невиданно соблазнительны. Ну еще потому, что военные действия меж Черным и Пурпурным домами во многом были инициированы их отцами, за поступки которых дети ответственности не несли. Но теперь речь шла об их собственных отношениях, и каждый жест в них был сделан либо Аймаром, либо Бану. Свои Аймар считал благородными, поступки Бану находил предательством. И не гнусно назвать идиотом того, кто верит, будто тан Черного дома простит такое.
Чего бы там Бану ни хотела, он, Аймар, ей больше не помощник. И заложник в его руках, – Дайхатт искоса глянул на молодую жену, – что надо.
* * *
Крепость Валарт, расположенная на вершине одного из покатых холмов на границе Лазурного и Пурпурного танааров, была в неприглядном состоянии. В ходе Бойни Двенадцати Красок Раггары дважды доходили до этой твердыни и занимали, штурмуя безжалостно, выжигая прилегающие земли, круша и тараня массивные стены. И дважды северяне отбивали их обратно – с не меньшими потерями. За основным донжоном вытягивалась вверх, как копье, башня местных жрецов и звездочетов. В ней смогли пережить все ненастья многие окрестные вдовые и обездоленные семьи. На подземном этаже был тайный проход к озеру недалеко от крепости, чуть дальше в земли Маатхасов. О нем знали только местные, и именно этот доступ к воде и рыбе позволил крепости продержаться в дни третьей осады, когда оборонявшийся гарнизон отчаянно ждал подкреплений.
Почти год после Бойни здесь царило запустение, хотя Бансабира не поскупилась, выделив из вывезенных с югов средств массу золота на восстановление. Постепенно, с осознанием, что опасность миновала, люди снова стали выбираться за стены. В числе первых преобразований в этих землях Бансабира выбрала предприимчивого хата и наказала построить или отремонтировать самое простое и быстро возводимое жилье, чтобы расселить тех, у кого не осталось ничего. Следом велела восстановить в поселении рынок. Торговля – жизненная жила всего мира. Без неё невозможно никакое возрождение.
И хотя теперь подданные обоих домов, которые едва ли делали различия, кто какому именно присягал, приветствовали тану Яввуз дружелюбно, Бану, оглядываясь, видела, что работы здесь предстоит еще уйма. Создавать всегда тысячекратно труднее.
* * *
То, что для бракосочетания танов двух северных домов была выбрана именно их твердыня, местные жители восприняли с особым радушием. Все-таки это символично и правильно, учитывая, что сами соседи давно привыкли делить горести на обе стороны, хотя номинально крепость и относилась к ведомству Пурпурного дома.
Потому, когда управляющие обеих семей прибыли с распоряжениями для приготовлений, они нашли всевозможное содействие.
* * *
– Можешь казнить меня, – мужчина ворвался в покой, который заняла танша за ночь до свадьбы в приграничной крепости, – но я не могу пропустить этот день.
– Ру… – только успела выдохнуть Бану, обернувшись от зеркала, в котором созерцала лиловое с черным платье изысканнейшего кроя.
Брат едва не сбил её с ног, заключая в объятия.
– Милая, – чуть отстранился, не выпуская сестру из рук, заглянул в глаза, поцеловал в уложенные волосы.
Бансабира едва успела сориентироваться и только теперь обняла Руссу в ответ. Это её и выдало.
– Так нервничаешь?
Медлительность – не та черта, которую можно было наблюдать в сестре. Если, конечно, не считать этой самой свадьбы с Маатхасом.
Бансабира усмехнулась, отводя взгляд.
– Кто бы мог подумать, правда? Казалось бы, брачный договор составлен и подписан, и даже уже зачитан всем родственникам. И я уже была с Сагромахом, так что и тут вряд ли можно ожидать неловкостей, но…
Бану облизала губы, не зная, какие подобрать слова.
– … «но ведь я впервые делаю то, чего действительно хочу» – ты это хотела сказать? – с пониманием улыбнулся брат. – Ты и правда, во всяком случае, на моей памяти, первый раз делаешь то, к чему стремится сердце. Не знаю, было ли в нем что-то к Маатхасу, когда ты бросала пояс в поединке на берегу Бенры, но если нет – то, должен сказать это вслух, Бансабира – Сагромах невероятен.
Бану хмыкнула.
– Честно сказать, не думаю, что поняла твою мысль. Но вдумываться просто не в состоянии. Видишь, как дрожат руки? – и в наглядность брату Бану вытянула перед собой ладошки. Пальцы и впрямь сильно тряслись. Русса, секунду поколебавшись, твердо поймал сестру за руки.
– Я рядом, – пообещал он внушительнее, чем Бану хотела услышать. – Пошли. Когда я проехал ворота, мне сказали, что вот-вот начнется. Так что некуда тянуть.
Не давая опомниться, он вывел сестру – в роскошном наряде, твердом пурпурном поясе, массивных, но с изящными узорами украшениях из золота и драгоценных камней – из комнатёнки с облупленными стенами. Бану, как оказалось, не смущало ни прямое нарушение приказа на присутствие здесь брата, ни его измочаленный дорогой вид. Впрочем, возможно, она не отдавала себе отчета ни в том, ни в другом.
* * *
С Маатхасом все было еще хуже. Во всяком случае, Хабур думал, что хуже просто некуда. Поэтому он выпер прорву кровных родичей Сагромаха за дверь (тех, кто приехал), и устроил тану выволочку.
Хоть тот и повторял себе неустанно те же слова, что и Бану – насчет договора и того, что уже был близок с любимой – его колотило крупной дрожью. Не руки или пальцы – Сагромах трясся весь. Со лба градом катился пот. От силы ударов сердца уже начала подкатывать тошнота. Праздничное одеяние неприятно липло к телу, но благо было черным, и пятен пота никто не замечал. А дорогие украшения и широкий пояс из серебра, сапфиров и лазуритов особо привлекал внимание, отвлекая от бледного, как кость, лица жениха.
Хабур на правах старшего брата и лучшего друга, как мог, пытался вразумить Сагромаха и привести в чувство. Но, видя, что Маатхас не слышит никаких доводов, размашисто съездил тану по лицу. Он бы врезал еще пару раз, для надежности, но нельзя же, чтобы жених явился на свадьбу в побоях.
Получив затрещину, Сагромах примолк, сглотнул и вдруг поднял на Хабура перепуганные глаза.
– Что мне делать? – спросил тан. Тут Хабур и сдался.
* * *
Они вошли в зал одновременно. Рука об руку подошли к жрецам, и слово в слово произнесли клятвы. Потом одновременно расстегнули пояса. Маатхас улыбнулся первым, совсем непривычно, так, что было видно, что он до сих пор не доверяет реальности момента, потянулся к Бану. Та приподняла руки, и Сагромах, просунув ремень за её спиной, опоясал женщину символом принадлежности его семье. Бансабира облизывала губы, чувствуя, как дрожат мужские пальцы, как весь он скован волнением, словно свинцом.
Застегнув пряжку, Маатхас задержал руки на поясе, не торопясь отстраняться. Наконец, чуть отступил. Да, на этой талии он смотрится определенно лучше всего на свете.
Бансабира едва слышно шепнула:
– Са.
Маатхас опомнился. Точно. Он тут же стремительно поднял руки в ответ, чтобы Бансабира тоже могла опоясать его. Опять он поставил её в неловкую ситуацию. А все смотрят. Вот уж!
Наконец, ритуал объединения домов состоялся.
Жрец и жрица принялись по очереди говорить заключительные слова обряда. Маатхас ничего не слушал. Маатхас ничего не слышал. Теперь он держал в ладони руку Бану и мог думать только о том, что наверняка и она слышит через соединенные пальцы, как грохочет его сердце.
* * *
Русса опрокинул бокал вина. Бастард прибыл сюда не только, чтобы увидеть и поддержать сестру: он привез новости с границы. И хотел, чтобы Бану узнала их из наиболее доверенных уст. Но портить торжество, когда сестра так счастлива, не мог себе позволить – как и задерживаться дольше. Сегодня же он должен отправиться обратно на рубежи Пурпурного и Золотого домов. А раз так…
Была ни была: Русса шагнул к Гистаспу.
* * *
Тот выслушал и с каменным лицом кивнул: когда представится возможность, сообщит Матери лагерей, что Этер Каамал поспешно женился на девчонке из дома Раггар, если вдруг танша сама до сих пор об этом не знает.
Этого было достаточно. Оставив торжество, Русса с небольшой группой всадников седлал коня.
Вокруг лежали густые снега первого декабрьского дня и стояло не по-зимнему высокое слепящее солнце. Необычное благоволение Богов в срок царствования Заклинателя, что носит на своем теле змей. Русса сделал глубокий вдох, чувствуя, как морозный воздух вычищает легкие и голову.
И как все эти Раггары и, тем паче, Дайхатты живут на югах? Может, там теплее, но явно подобная чистота свежести им неведома. А стоит ли жар чистоты – еще вопрос.
* * *
Иден с умилительной физиономией гулял по залу, потягивая вино, и лишь изредка останавливался рядом с кем-нибудь, чтобы поболтать на смущающие темы. Ном-Корабел веселился, как одуревший. Иден Ниитас ему совсем не понравился, так что корабел все время следил, как бы не оказаться по линии движения Сиреневого тана. В остальном он вполне загульно кутил, пил, пел кабацкие и пиратские похабные песни поперек «той ерунды», что играли музыканты, и пускался в забавный пляс, подбадривая подключиться и своих ребят, которых приволок в качестве сопровождения.
Приближенные танов, глядя на происходящее, посмеивались.
– Похоже, родичи обеих сторон весьма довольны, – обронил Гистасп в компании охранников и офицеров Бану и Хабура с его ребятами. Ближайшие места к новобрачным занимало и впрямь внушительное объединенное семейство.
– Ты же тоже её родич, – посмеиваясь, напомнил Хабур. Бросалось в глаза, что по поводу такого торжества он постриг обычно косматые усы. Хабур не сводил глаз с новобрачным, и то, с какой нежностью Са смотрел на цветущую Бансабиру его самого делало счастливее. Хвала Небесам.
Гистасп хмыкнул:
– Никогда не запомню.
– Ну, – продолжил Хабур, явно припоминая давешний разговор в Гавани Теней, – похоже, они, наконец, перестали заниматься ерундой.
– И занялись любовью, – безапелляционно вставил Дан. – И давно пора! – он тоже прекрасно помнил их разговоры на именинах рамана. – Я еще тогда говорил, надо было сразу уложить их в одну койку! И застукать!
– Думаю, без свидетелей вышло все же лучше, – скромно заметил Серт. В его представлении говорить о танше так, будто она не была взрослым человеком, способным разобраться в своих делах самостоятельно, было недопустимо. Даже если он сам время от времени бывал свидетелем её растерянности.
Интересно, все присутствующие в их кругу думают так о госпоже? Вряд ли. Иначе бы бросили уже мыть ей кости.
– Каамалы не оставят выпад просто так, – снова взял слово Хабур. – Следует серьезнее следить за танами. Явно предстоит тьма переездов. Дороги лучше начать зачищать до того, как таны предпримут первый маршрут.
– Прямо сейчас, что ли? – съязвил Ниим. Он допивал пятую пинту крепкого темного эля, и ему уже было вполне хорошо.
Хабур, однако, на сарказм должным образом не отозвался, в прежнем тоне заметив:
– Сегодня – точно нет. Но завтра утром можно организовать патрули. Все равно, – он вдруг довольно хмыкнул, – ближайшую пару дней охранять никого не придется.
Ниим приподнял брови, явно пытаясь сообразить на захмелевшую голову, в чем смысл.
– Полагаю, да, – философски поддержал Гистасп. – Не думаю, что на тракте от кровати до стола с едой в пределах одной их комнаты танов поджидает какой-нибудь враг.
Советник танши ехидно прищурился и пригубил вина. Хабур, без утайки скалясь, последовал примеру.
