Текст книги "Мать Сумерек (СИ)"

Автор книги: Анастасия Машевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 34 страниц)

– Тан Каамал, – первой вздернулась Тахивран. Поднялась, уставилась на тана. – Вы не можете говорить в таком тоне с собранием танов и тем более с правящей династией!

Яфур чуть наклонился вперед и проникновенно поведал:

– Я клал свой член на всю династию и всякое собрание, если в самые черные для себя дни нахожу в них прорву голодных ртов, алчущих моего золота.

Тут помрачнел даже Кхассав. До Ласбарна ему тоже, откровенно говоря, не было дела, но тон тана и впрямь переходил разумные пределы.

– Стража! – рявкнул Аамут, опережая всех.

Все случилось невиданно быстро. Но уже через несколько мгновений за спиной Яфура стоял гвардеец, а к его горлу прижималось тонкое лезвие в руке Бану, еще совсем недавно сидевшей напротив свекра.

– Убери руки, – попросила танша.

– Бану! – Хабур забеспокоился. При себе у него был только кинжал, но за дверью залы наверняка ждет пара танских охранителей, которым можно бросить клич.

Бану не опускала руку, сколь бы ни голосила Тахивран, чтобы сейчас связали и её.

– Я не могу решать за дом Маатхас, – напомнила танша остальным, когда, повинуясь кивку Кхассава, стражник отступил на полшага, опустив меч. Она обернулась к собранию, а Хабур быстро встал за её спину в защитной стойке. – Но в клане Яввуз мое слово последнее. Неважно, в чьей постели я сплю теперь. Яфур Каамал – мой свекор, дед моего старшего сына. Напасть на него, значит, объявить войну и мне.

Яфур был поражен. В обычном расположении духа он наверняка счел выпад Бану мастерской игрой, но сейчас даже думать не хотел ни о чем подобном. Когда остаешься один, найти поддержку в лице тех, от кого отвернулся прежде, особенно дорого.

– Бансабира, никто и не пытался на него нападать, – Кхассав мысленно выругался. Что нужно было сделать со страной, чтобы теперь все его подданные были настолько озлоблены?! Надо было спасать ситуацию.

– Очень странно, что ты встаешь на сторону человека, который надеялся сгноить этого первенца! – вскинулась Тахивран. Дура, протянула мысленно Бану. Так обнажить себя.

– Тан Каамал действительно знает толк в золоте, – объявила Бану, обводя взглядом всех собравшихся. Сам Яфур как-то даже приосанился за её спиной. – И этим особенно мне близок, ибо девиз Храма Даг гласит, что время и золото требуют опытных рук. Он знает толк в том, как выгодно купить и где выгодно продать. Но он никогда не продавал свою честь и к посягательствам на жизнь Гайера Каамала-Яввуза, в отличие от вас, раману, не имел отношения.

Яфур посмотрел в затылок Бану с каким-то новым выражением.

– Хватит! – рявкнула Тахивран.

– Наши отношения не всегда складывались безоблачно, правда, – Яфур отодвинул Бану твердой рукой и вышел вперед, загораживая женщину, как полагалось мужчине и свекру. – Но вы, – он ткнул пальцем в Аамута и повел дальше, указывая на всех подряд, – все вы, кто пытался рассорить нас в дни Бойни, так и не поняли, что никакие ссоры не разъединяют северян. Ибо на севере руки отпадут у всякого…

– … кто не радеет о родственниках, – будто чувствуя момент, древнее изречение единовременно закончили и Яфур, и Бану, и Хабур.

Затянулось молчание. Что-то сказать или добавить не мог никто, как никто не понимал, что

сейчас нужно делать. Поэтому переведя дух и спрятав нож, Бану опять взяла слово:

– Думаю, участие в этом походе северян обсуждению не подлежит. Впрочем, если Хабур считает нужным, не стану препятствовать. Мое почтение.

Они с Каамалом поклонились и направились к выходу. Хабур простился тоже.

– Тану Яввуз, – окликнул государь, – задержитесь. Остальные могут идти. Хабур может остаться тоже.

Таны переглянулись и, ворча, повставали с мест. Тахивран вообще не одобряла происходящего: нечего возиться с таншей с таким неуправляемым характером. Но Кхассав, похоже, всерьез считал, что именно недостаток здравомыслия и терпения не позволил женщинам династии в прошлом достичь выгодной договоренности.

Раману не собиралась уходить, и Кхассав выпер её с трудом. На Джайю он глядел долго, но та не двигалась с места. То ли из ревности, то ли еще почему, и в конечном счете Кхассав понял, что будет даже лучше, если раманин останется. Пусть воочию поглядит на силу дипломатии.

– Если позволите, государь, – сразу обратилась тану, когда их осталось четверо в кабинете, – дам совет. Как человек, который на весь Яс славится своими боевыми псарнями, могу сказать, что годен лишь тот пес, который в бою признает одного хозяина.

Кхассав поднял брови в ожидании продолжения.

– Казните всех, кто позволяет себе командовать стражей в вашем дворце, если только это не происходит по вашему разрешению. И всех, кто подчиняется таким приказам, казните тоже.

Он улыбнулся и кивнул:

– Я тоже подумал об этом. И не только сегодня, – Кхассав снова расслабился, откинувшись в кресле правителя и предложив Бану и Хабуру сесть. – Аамут всерьез верит, что он тут хозяин, а мать и в ус не дует.

Бану села, подтянув на бедрах штаны, по-воински, как в шатре.

– Аамут обмочился, когда в свое время я явилась по его голову, а у вашей матери, как у всех женщин, нет усов.

Кхассав усмехнулся:

– Нет, иногда встречаются.

Бану улыбнулась, но было видно, что ей не очень комфортно здесь.

– Государь, я соскучилась по детям и хочу домой. Вы прекрасно понимаете, что я все еще здесь только потому, что династию теперь возглавляет здравомыслящий человек, и вы неповинны в грехах матери. Говорите, что собирались скорее, и я поеду.

Кхассав деловито кивнул. Хороший подход.

– Я не пойду в Ласбарн.

– ЧТО?! – Джайя взвилась тут же. – Но договор…

– Плевал я на договор, заключенный без моего участия.

– Твоя мать…

– Раман я, – осек Кхассав. – И я не имел никакого отношения к этому договору.

– По этому договору, – Джайя подошла к мужу ближе, – ты получил меня, царевну династии Далхор. Если бы я только знала…

Нытья Кхассав не выносил совершенно. И поскольку здесь была именно Мать лагерей, напрямую участвовавшая в заключении альянса Яса и Орса, раман не сдерживался.

– Можно подумать, ты не сама согласилась выйти за меня!

Бану засмеялась.

– Что вы, раман! В стране, где выросла раманин у женщин не принято спрашивать согласия.

Кхассав вытаращился с неверящим ужасом. Потому перевел взор на Джайю, которая стояла, высоко задрав голову в необъяснимой гордости.

– Неужели вы слышите об этом впервые? – изумилась Бану.

– Вы что, вообще ничем не занимаетесь, кроме… – Хабур заткнулся, когда понял, что в отличие от Бану он не тан и лучше не заноситься.

– Прекратите обсуждать меня, будто меня тут нет! – рявкнула Джайя.

– Давайте к делу, государь, – спокойно позвала Бансабира. Тот кивнул. На вопрос Хабура предпочел не отвечать.

– Ласбарн, может, и не нищ, но мне откровенно не нужен.

Джайя сцепила зубы и села обратно: черта с два она уйдет!

– Тогда зачем этот фарс? – спросил Хабур.

– Чтобы убедить мою мать, что я всячески намерен, пусть и в ссорах с ней, следовать наследию, которое они с отцом мне оставили.

– И чтобы узнать, что и кому из нас надо на самом деле, не так ли? – улыбнулась Бану. – Поручи своим людям выполнить дело строго в срок, и узнаешь, на кого и до какой степени можно положиться.

На этой фразе Кхассав взметнул бровь: даже если это дело – просто визит. Она правильно все увидела. Бану продолжила:

– Спроси у них о правильном и неверном, и узнаешь их взгляды. Попроси привести доводы и увидишь, как они изменятся.

Сегодня на совете он и попросил, прикинул в уме Кхассав, сказать о причинах идти или не идти в военный поход на пустыню.

– Напои их, как это было вчера на торжестве, чтобы наблюдать за их поведением.

Кхассав заулыбался до ушей.

– Соблазни их будущей выгодой, и увидишь, насколько они скромны.

Кхассав, не отводя взор от танши, засиял почти влюбленными глазами.

– Классическое искусство стратегии, – подытожила Бансабира.

– Классическое и непреложное, сколько бы времени ни прошло, – Кхассав одним взглядом подтвердил каждое сказанное таншей слово.

Джайю, наблюдавшую этот взгляд, передернуло. Хоть она и поклялась себе остаться до конца этой встречи, наблюдать за восхищением Кхассава к танше, которую он всегда ставил Джайе в пример, утверждая, что та поняла бы его абсолютно в любой ситуации правильно и сразу, стало невыносимо. Изобразив рвотный позыв, раманин стрелой кинулась к двери, и больше о ней не вспоминали.

– Если все так, – обронил Хабур глядя в закрывшуюся дверь, – стоило ли её отпускать сейчас.

– Разумеется, – улыбнулся Кхассав. – Теперь она знает часть правды и будет метаться между верностью семье, к которой принадлежит её дочь, и верностью отцу.

– Так почему вы отказываетесь от Ласбарна, государь? – спросил Хабур.

– По многим причинам. Этот пресловутый «ласбарнский договор» – прошлое. Моя мать умрет рано или поздно, отец Джайи тоже. И договор тогда не будет иметь никакого значения. К тому же, по сравнению с Мирассом, Ласбарн действительно нищ. А вот взять Мирасс было бы по-настоящему достойной задачей. Поскольку я прожил там почти десять лет, у меня осталось связи. К тому же там у нас не будет сложностей с проводниками и погодой, как в пустыне.

– Но такой поход требует колоссальной подготовки, – заметила Бану.

– Как любой другой. Но этот – особенно, да. Поэтому я и буду настраивать всех, что мы идем в Ласбарн, сколько потребуется.

– Очень разумно, – вдумчиво протянула Бану. – Таны станут снаряжать войска и тренировать их. Выяснив слабости и сильные стороны каждого в этом собрании, вы, государь, сможете, руководить подготовкой сборной армии так долго, как потребуется, исходя из того, что помните о военных характеристиках Мирассийской державы. И если раману Тахивран будет угасать довольно медленно, в день её кончины, вы получите разрушительной силы орду, которую в один миг развернете от Ласбарна на цветущий Мирасс. Пуф! – Бансабира сделала жест, выпростав пальцы из кулачков. – Сначала все вражеские шпионы думают, что Яс готовиться к войне с Ласбарном, а потом одномоментно ничего не подозревающий Мирасс подвержен штурму со всех берегов.

Кхассав спрятал лицо в ладонях.

– Почему, тану? Почему, когда я два года назад позвал вас замуж, вы отказались, а?

Бансабира застыла с удивлением на лице. Это тут причем?

– Если бы вы говорили всерьез тогда, – попыталась она отшутиться.

– Я говорил, – подтвердил он, и Хабур, как мужчина, мгновенно понял, что так и есть. Бану изумилась сильней и одновременно напряглась: такие разговоры всегда смущали.

– Бану? – обратился Хабур недоверчиво. Раман махнул рукой.

– Ничего, о чем следовало волноваться, – это заявление бдительность Хабура не усыпило. – Просто твой молочный брат, Хабур, женат на лучшем из всех союзников, которых можно иметь.

– Мой молочный брат, – Хабур непроизвольно повторил интонацию, – едва ли не костьми лег, чтобы получить этого союзника, – закончил он так, чтобы было понятно, что связь Бану и Маатхаса намного глубже, и нечего тут принижать достоинства Сагромаха до банальной погони за выгодой, которую мог принести такой брак.

Кхассав кивнул, продолжая над чем-то размышлять. Потом спросил:

– То, что вы сказали, тану, ну, насчет того, что в Орсе женщин не спрашивают о согласии в замужестве, это правда?

Хабур не удержался.

– Да серьезно! Простите, ваше величество, но вы женаты два года! Вы что, сами не могли спросить раманин межд…

– Я не тебя спросил, – резко осек Кхассав, и Хабур изумленно застыл. Что за мальчишка такой?

– Да, как можно понять, у нас с Джайей мало общего, и мы крайне мало разговариваем. Она без конца трындит мне про долг, который должна была исполнить, но я никогда не воспринимал всерьез. Думал, она прибедняется, примеряет роль жертвы. А похоже, не врет?

– Нет, – Бансабира просто пожала плечами. – Но варварскими считает наши обычаи.

Кхассав усмехнулся:

– Я заметил.

– Их учение гласит, что Бог создал женщину из ребра мужчины. Вроде как обрат от сливок. Поэтому мужчина и распоряжается своими ребрами, как вздумается. Говоря откровенно, – Бану перешла на философский тон, – если бы я росла с таким учением на устах, я бы тоже не удивлялась обычаю не спрашивать женщин. Разговаривать с ребрами как-то негоже.

Хабур расхохотался, а Кхассав, улыбнувшись, сохранил серьезный взгляд.

– В Мирассе я слышал старые астахирские песни. И во всех почти говорилось, что северные женщины происходят от Богов. Не знаю, байки или нет…

– В смысле, байки? – уточнил Хабур.

Теперь настал черед удивляться Бансабире. Она обернулась к мужчине всем туловищем.

– Подожди, то есть …? – в зеленых глазах застыл вопрос. А в глазах Хабура практически сразу читался ответ. – Я думала, Сагромах без конца повторяет мне это, чтобы … ну как… из любви.

Хабур загоготал.

– Нет, ну в чувствах Сагромаха и впрямь нет надобности сомневаться. Но он зовет тебя так не для того, чтобы приласкать твою гордость. У Астахирского хребта до сих пор, если ударить законную жену или изнасиловать, можно потерять голову. А если за неё не вступится родня…

– Им отрубают руки? – наконец, до Бану дошел смысл этой фразы. Хабур, видя её удивление, засмеялся с каким-то теплом в сердце. Все-таки прав Сагромах: имея выдающийся талант стратега, в деле обычных человеческих отношений Бансабира смыслит очень мало. Особенно в тех, в которые вовлечена лично.

– Да, таков закон северян. Тебе надо думать о себе получше, чем ты привыкла, Бану, – посоветовал Хабур, словно они были наедине. – Поэтому, – он перевел глаза на рамана, – я попрошу вас, государь, не делать очевидных жестов в сторону тану Яввуз.

Кхассав, улыбаясь, вскинул руки.

– И в мыслях не бы…

– Тогда чего ради вы выставили всех, чтобы пооткровенничать с ней?

– Всех, да не всех, Хабур. Ты – здесь. Хорошо, – уступил Кхассав. – Давайте на чистоту. Я разослал своих хронистов по всей стране, собирать сведения о Бойне из первых рук, и знаю о вас немало, чтобы не доверять вашему мнению относительно опасностей Ласбарна. Уже этого достаточно, чтобы не желать никак с ним связываться. Но главное, я могу сказать вам, что я был гостем в Храме Даг девять дней. И я бывал в ранговой комнате.

У Бансабиры захватило дыхание. Глаза расширились и застыли, не мигая.

– И этот знак, – он кивнул в сторону разложенных на столе женских рук, на одной из которых по неизменной традиции сидело храмовое кольцо с вензелем, – это ведь узор первого ранга? Так?

Бансабира не находила, что ответить. Да и не то, чтобы раман сейчас в самом деле спрашивал.

– Когда мы впервые встретились, узор соответствовал тому, который я видел под вашим именем в Храме Даг. А теперь у вас такой же, как под именем Ирэн Безликой.

– Ты знал Ирэн?

– Одним из моих охранников был её давний ученик. Так что мастера Ирэн Безликую и её последователей я точно успел узнать.

Бансабира отвела лицо в сторону. Слишком неожиданно.

– Я не просто видел ваше имя, тану. Я слышал о вас рассказы. От неё, от мастера Ишли. От парня по имени Астароше. От Шавны Трехрукой, такой выразитель…

– Замолчите, – вдруг осекла танша.

Кхассав замер: кажется, беседа приобрела непринужденный тон. Что произошло?

– Простите, государь, – Бану поджала губы. – Шавна Трехрукая очень мне дорога, – посмотрела Кхассаву прямо в глаза. – Она погибла.

– Мне жаль, – только и нашелся Кхассав.

– Давайте больше не будем о храме. Я поняла, все, что вы хотели сказать. Мирасс, так Мирасс. Я поразмышляю об этом разговоре, но, честно сказать, едва ли без видимой причины ввяжусь в войну так далеко. Вы и сами знаете, что чем дольше путь до снабжения, тем меньше шансов победить. Едва ли это лучше, чем Ласбарн.

– Все же подумайте, тану, – попросил Кхассав.

– Хорошо. Я могу возвращаться в танаар?

– Не хотите задержаться? – Кхассав поднялся сразу, как, прощаясь, встала Бану. – Мы могли бы составить несколько действительно хороших бесед.

– Разве что до завтрашнего утра – чтобы мои ребята окончательно протрезвели, – улыбнулась танша. Кхассав кивнул.

– Думаю, вы найдете, что сказать остальным по поводу моего скорого отъезда.

– Конечно, – подтвердил Кхассав и через стол протянул Бансабире руку. Мать лагерей улыбнулась и ответила на рукопожатие, глядя государю в глаза.

* * *

Когда Джайя вылетела из кабинета, свирепая и обиженная, чуть поодаль её остановил Дайхатт.

– Что-то стряслось, раманин? – обеспокоенно спросил Аймар. – Я могу вам помочь?

– Нет, – отрезала женщина. – Если только вы не способны прирезать Бану Кошмарную, – буркнула она под нос, не сдержавшись.

– Ну, я не могу пообещать прямо прирезать, госпожа. Но если Бансабира посмела нанести оскорбление будущей раману Яса, этого, конечно, прощать нельзя. Что я могу для вас сделать?

Джайя осмотрела с головы до ног полным пренебрежения взглядом.

– Думаете, я не знаю, что вы с Бану в родстве?

– Думаете для меня это важно? Бансабира только играет в честность, но врет больше всех нас вместе взятых. И иногда врет не тем, – заметил Аймар.

– Уйдите с дороги! – разбираться в происходящем у Джайи не было никакого желания, она толкнула Дайхатта в грудь. Тот поглядел раманин вслед. Ничего, беременность невечна. Однажды он достучится до Джайи. Тахивран уже не молода, но Джайя ненавидит Бану также сильно, как и он. Так что у этих двух еще много-много времени, чтобы отравить жизнь Бансабире Яввуз в той же мере, в какой она отравила её им всем.

* * *

Кхассав сказал, что из-за тоски по двум малышам-грудничкам, Бансабира Яввуз, разумеется, не может позволить себе задерживаться в столице долго, а приехала она раньше многих. Никакие увещевания и посулы не помогли уговорить её помочь походу средствами, и завтра танша покинет Гавань Теней. Хабур поедет с ней. Яфур тут же заявил, что тоже отправится с братьями-северянами. Но зато, объявил раман, тану Яввуз согласилась-таки поучаствовать в ласбарнской кампании наравне с остальными в вопросе отправки армии, и уже это было победой.

Иден, услышав, выглядел очень удивленным, но молчал: ему Бансабира, явившись под ночь, лично сказала, что участвовать ни в чем не намерена и уедет с рассветом.

Кхассав раздал необходимые распоряжения остальным танам, молча поглядел на Яфура. По взгляду тана понял, что в любом разговоре о золоте его ждет отказ еще более категоричный, чем первый. Потому Кхассав от Каамала отстал и отпустил в Серебряный танаар скорбеть по сыновьям.

Танам было велено развернуть активную подготовку войск для похода, а поставку золота для военных нужд, раз уж ни один из танов не пожелал ссудить необходимую сумму, Кхассав обещал взять на себя.

– Это может занять некоторое время, но тем лучше будут подготовлены наши войска, – убедил он остальных.

Таны согласились.

– А, и да, – добавил раман напоследок, – стража! Уведите тана Аамута в темницу.

– Что?! – Тахивран бросилась вперед. – Ты не посмеешь! Это твой дед!

– Это человек, который посмел приказывать моим людям в моем дворце. Вы придете на его казнь завтра?

Тахивран побелела.

Никто не сказал ни слова.

* * *

Узнав о предстоящей казни Аамута, Иден теперь сам заглянул к внучке и спросил, не желает ли та остаться.

– Такое зрелище, внученька, такое зрелище! – предвкушал тан.

– Ох, и взглянуть бы, да, деда? – в тон отозвалась танша.

Бану оценила приглашение, позволяя воображению разгуляться. Однако, поблагодарив, отказалась: чем раньше она вернется в чертог, тем раньше её лаваны возьмутся за составление бумаг, оповещающих о помолвке Адара и правнучки Идена.

Ниитас счел это разумным. Однако уходить из покоя внучки не торопился.

– Ну и? – спросил он, улыбаясь так, словно рот его был из медовых сот. – Шинбана и Шиимсаг, значит, да? Правнучки мои тоже, да?

Бансабира засмеялась:

– Ну, в том, что я их мать у меня точно сомнений нет…

Они проболтали до глубокой ночи. Бансабира пригласила деда гостить в любое время, но, когда близнецам исполнится год – обязательно.

* * *

Через несколько дней после казни тана Аамута, посеревшая Тахивран встретила в коридорах дворца сына и отшатнулась. Он, впрочем, нимало не уныл и продолжал перекраивать устоявшиеся ясовские порядки на свой лад. В тот день он сел рука в руку в кабинете с тремя телохранителями, которые сопровождали его в течении десяти лет скитальства. Первому было наказано полностью прочистить ряды дворцовой стражи, и для этого он был назначен новым её командиром.

Второй стал командующим столичной армии, которую предстояло не только тренировать и обучать, но и попросту собрать. Не городские патрули, ни дворцовых гвардейцев, но нормальную регулярную армию, пусть и небольшую. Этого Кхассав назначил генералом. Третий, Таир, по-прежнему оставался главным в его личной охране, сущность которой сводилась к тому, чтобы защищать государя ото всех опасностей, как бы далеко они ни находились.

Теперь такой опасностью стал Яфур Каамал.

– Мне нужен доступ к золоту Льстивого Языка, – сухо проговорил Кхассав, тарабаня по столу пальцами.

– Проще в мирассийском борделе найти шестнадцатилетнюю девственницу, чем договориться с озлобленным таном, который уже все потерял, – прокомментировал Таир.

– Именно, – согласился раман. – С Каамалом я не договорюсь, сколько бы ни бился. Но Мать лагерей – стоящий сподвижник.

– Кажется, её сын теперь едва ли не единственный наследник каамалова золота?

Кхассав оскалился жадно и хитро:

– О том и речь. С Бансабирой можно иметь дело. Если я смогу уговорить её, пока она будет регентом при сыне, Мирасс будет наш. Только надо уговаривать медленно. Ей понадобиться хороший срок распланировать затраты так, чтобы не сильно остаться в убытке. А без этой возможности не прогнется и она.

– Тогда, может, убрать их обоих?

Кхассав прицокнул и мотнул головой.

– Глупо. Если я стану рубить танам головы направо-налево, снова начнется смута и война. Мне надо остаться в истории не разжигателем гражданской войны, а завоевателем, равному которого мир не помнил. И уж честно, остатки Ласбарна на величайшее завоевание явно не тянут. Так что надо поспособствовать, чтобы Мать лагерей стала матерью всего севера.

– А её муж?

– Ну, жаль, конечно, что это не я. Но, если откроется, что я замешан – быть беде. А за Яфура, даже если Бану узнает, вряд ли сильно расстроится.

Таир кивнул.

– Тогда я все понял. Как скоро надо его убрать?

– Не торопись. Для начала, надо чтобы он официально назначил сына Бану преемником. Потом, чтобы мальчишка прижился рядом с дедом хотя бы пару лет. Намозолил глаза в замке, стал знаком подданным. А потом можно и прибрать. Главное, проследи, чтобы Каамал не наплодил кого-нибудь еще или не назначил в наследники.

– Понял, – отозвался Таир. Кхассав заулыбался: раманом быть здорово.

* * *

Недалеко от границы Пурпурного и Золотого домов северяне разбили короткий привал.

– Как в старые времена, правда? – горько спросил Яфур, оглядывая раннюю весну в округе троп и возвышающихся неподалеку гор дома Раггар. Они чуть отошли от остальных, расположившихся на отдых, чтобы поговорить.

– Как в старые времена, – подтвердила Бану. Во времена, когда она только примкнула к кампании отца, когда только познакомилась с Этером и Маатхасом. Только выбрала сторону. Только встретила Юдейра, невинного и робкого мальчика, красневшего всякий раз, как видел её грудь.

Сколько людей умерло в этой самой груди с тех пор?

– Странно, правда, что мы впервые встретились, лишь когда те времена прошли.

Каамал, сжав губы, кивнул.

– Я не знаю, зачем ты сделала в столице то, что сделала, – проговорил Яфур, промолчавший большую часть совместного пути, – но я благодарен. Спасибо. Закончить жизнь столичным узником было бы совсем жалко.

– Если в твоих словах, тан, была хоть сотая доля искренности, когда ты говорил о родственниках, значит, я сделала это не зря. В конце концов, ты и впрямь всегда оставался человеком, которому знакома честь.

Льстивый Язык чуял подхалимаж за версту. Но сейчас не мог сказать наверняка, лицемерит Бану или нет.

– Я давно не видел своего внука, – заметил тан. – Когда твои дети окрепнут, Бану, я бы был рад увидеть тебя и их. И… Сагромаха тоже можешь позвать, – добавил тан.

К тому моменту жена Этера наверняка родит, и всякого конфликта между новорожденным и Гайером, точнее между их сторонниками, можно будет избежать.

– Спасибо за приглашение, тан. С радостью воспользуюсь твоим гостеприимством.

Яфур покосился на молодую женщину. Бансабира поймала этот взгляд и осторожно кивнула. Яфур поднял руку, несколько колеблясь положил руку Бансабире на плечо, пару раз аккуратно прихлопнул и поспешно убрал. Бансабира улыбнулась этому жесту в душе.

– Хотел спросить всю дорогу, – Каамал быстро перевел тему. – Что такого ты сказала раману наедине, что он отстал от меня?

– Что даже если ты загрузишь все свое золото на корабли, выведешь их в море и подожжёшь, никто не отнимет у тебя этого права, ибо ты – тан Серебряного дома Каамал.

Она соврала, но соврала с достоинством, и Яфур не смог уловить и слабого оттенка неправды. Поглядев на невестку, Каамал перевел дух.

– До встречи, Бану, – он не стал благодарить за отпор Кхассаву.

– До встречи, Яфур, – в некоторых людях голос гордости звучит громче зова чести, и потому Бану не стала ни на чем настаивать.

* * *

Оставшиеся дни пути до чертога Маатхасов Бансабира держалась отстраненно и почти молча. Иногда Хабур спрашивал, не случилось ли чего? Танша качала головой. Порой, неверно толкуя ситуацию, он подбадривал:

– Да скоро, скоро ты увидишь детей, Бану. Ну и Сагромаха заодно, – Хабур как-то двусмысленно посмеивался при этом, ощущая себя чрезвычайно глупо. Но Бансабиру его намеки не утешали и не веселили.

Однажды за ужином Хабур не удержался и встряхнул женщину за плечи:

– Бану! Мы не первый день знакомы, не надо мне говорить, что все в порядке. Что? – он требовательно уставился на родственницу.

– Кхассав, – отозвалась, наконец танша. Хабур нахмурился, движением головы будто спросил: что с ним?

– Кхассав умен, – добавила Бану. – Он может быть опасным противником, если я откажусь идти войной на Мирасс.

– А может и не быть, – тут же отрезал Хабур, отпуская женщину. – Если он думает, что сможет сначала разбить Мирасс, а потом северян или даже наоборот – пусть попробует. Да если мы продержим его здесь до любой из зим, он примерзнет своим поганым языком к собственному мечу.

Бансабира усмехнулась:

– Пожалуй.

* * *

Долгожданные вести настигли Бану в чертоге Сагромаха в середине апреля. Зайдя утром в кабинет, она нашла на столе пергамент, полностью замазанный угольком, на фоне которого высвечивались белые буквы, гласившие, что отныне Яфур Каамал признает преемником сына своего младшего сына Нера, Гайера Каамала-Яввуза и закрепляет за ним все законные права.

Бансабира, раз за разом недоверчиво перечитывая белые строчки, безотчетно водила пальцем по листку, мараясь в саже. Пока из дальнего угла комнаты, из укрытия за книжным шкафом, не донесся голос Юдейра:

– Бедняжка безутешна, у неё, как вы и просили, случился выкидыш. Малой кровью, как по заказу, – Юдейр развел руки и чуть склонил голову, будто напрашиваясь на рукоплескания.

– Спасибо, – Бансабира оглядела разведчика с таким пренебрежением, будто он был пьяным паяцем. – А это что?

– Ну как же? Не видите? Это копия. Снял угольком с гравюры в литейной дома Каамал. Скоро по всему Серебряному танаару разойдется новость.

– Надо, чтобы она разошлась по всему Ясу.

– Ну раз надо, – Юдейр пожал плечами. – Что-нибудь еще? Голову Яфура, например?

Бансабира чуть нахмурилась:

– Нет смысла. Яфур нужен живой и здоровый. Просто бесплодный, как и Этер раньше, а остальное – не мое дело. Я бы даже сказала, что сейчас наоборот, тебе следует блюсти жизнь и здоровье тана Каамала во всем, кроме его способности размножаться.

– Оу. Ну, как скажете. Нам ведь с вами не впервой лезть в исподнее других ребят, а?

– Юдейр, – Бансабира непроизвольно сделала полшага от стола. – Ты пьян?

– Что? Неужели отсюда не пахнет так сильно, как я надеялся?

– Ясно, – едва он сделал пару шагов вперед, Бану отступила еще. Юдейра это завело.

Делать нечего. Были дни, когда она молилась, что до этого не дойдет.

Воспользовавшись подпитием разведчика, Бану бросилась вперед, сделала несколько умелых и проворных боевых маневров и вскоре тонкое жало ножа прижалось к шее мужчины.

– Ну зачем вы так?

– Чтобы ты понял, что не можешь безнаказанно ко мне приставать.

– Я же еще даже не начал, – он потянулся вперед несмотря на нож, и Бансабира, не ожидая от самой себя, ослабила хватку, отводя назад руку. Юдейр, между тем, уже прижался губами к её, затем чуть отстранился, посмотрел на них снова, облизнулся. Поднял глаза на зеленые очи.

– Я же говорил, – заговорил разведчик неожиданно внятно и строго, и только сейчас Бансабира поняла, что элем пахнет не от него самого, а только от одежды. – Это моя обязательная цена. Помимо денег.

– Цена – развалить мой брак? – уточнила Бану совершенно бесстрастно.

– Не драматизируйте, тану. Всего лишь немного расслабиться. А, да: если вы сейчас перевели с облегчением дух, знайте, это моя форма. И я пил четыре дня, а потом еще четыре сох. Вот.

– Зачем ты мне это говоришь?

– Чтобы ты поняла, наконец, что я скоро свихнусь! – заорал Юдейр, грубо толкнув таншу. – Дай мне хоть какое-нибудь стоящее дело или просто прибей! Или даже с рождением детей у тебя не появилось и подобия сердца?

Бану отвела глаза. Она проигнорировала его первое открытое за столько лет обращение на «ты», понимая, что это совсем неважно сейчас. Кое-как заставила себя удержать строгость в тоне. Прочистив горло, Бану заявила:

– У тебя есть стоящее задание. Ляг костьми, но добейся того, чтобы Яфур заботился о Гайере и видел в нем свое будущее. Если вскоре Каамал пошлет за преемником, я вряд ли смогу отказать, и тебе придется беречь моего сына.

Юдейр зааплодировал.

– Браво! – он разошелся. – Я должен беречь вашего сына! Мальчишку, отца которого я убил своими руками. Отличный приказ, тану, – Юдейр облизал растянутые в оскале губы. – В вашем духе.

– Прекрати это! – терпение заканчивалось. В душе все равно сидело тревожное чувство неравенства.

– Уже, – внезапно сухо отозвался Юдейр и, не кланяясь, вышел в дверь.

Бансабира упала на стул за столом и уронила голову на руки. Черт знает что.

Кажется, так всю дорогу от Орса до Яса ругалась Джайя, когда ухитрялась не опорожнять с борта желудок в море. Похоже, этот самый черт весьма и весьма знающий парень, думала Бану.

Она положила руку на грудь и закрыла глаза. Ей было страшно. Кое-как совладав со сбивающимся дыханием, Бансабира поднялась и отправилась искать Сагромаха – он где-то таскался с Гистаспом и Хабуром. С ним было спокойнее.

* * *

В начале мая Яфур попросил прислать Гайера для воспитания в наследственном наделе и по этому случаю отрядил к Бану вместе с письмом эскорт для маленького ахтаната. Пока было рано ехать всем вместе – близнецы не могли еще даже сидеть. Но отказывать нельзя.