Текст книги "Мать Сумерек (СИ)"

Автор книги: Анастасия Машевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 34 страниц)

– Вы … вы что… – не удержался альбинос, – и впрямь не будете выспрашивать у меня как… Или вы намерены все узнать у Иттаи, потому что так и планировали с самого начала за мной сле…

Увидев скривленное пренебрежением лицо госпожи, Гистасп умолк на полуслове. Его собственная физиономия преобразилась неузнаваемо, и Бану заухмылялась.

– Ты думал, я буду на тебя давить? – спросила она, и Гистасп скроил изумленную физиономию. – Побойся Праматери, Гистасп. Я просто удовлетворила просьбу сестры, подумав, что это может хотя бы на время облегчить тебе жизнь.

Гистасп все еще выглядел остолбеневшим.

– А? – только и нашелся он.

– Когда стало ясно, что Иттая влюблена по уши, я подумала, что она могла бы быть неплохим щитом для тебя.

Гистасп окаменел. Бансабире пришлось объяснить:

– Тебя явно пытались убить, и неоднократно, – танша сделала жест головой, будто указывая взглядом на недавнее ранение генерала в бедро. – А все почему?

Причина нападок до сих пор оставалась загадкой для самого Гистаспа (хотя он и имел одно правдоподобное соображение) так что ответить затруднялся. Но если вдруг танша знает, кто и за что портит ему жизнь, голову оторвет обидчику.

Вглядываясь жадно, так, что даже глаза, обычно абсолютно невыразительные, расширились от напряжения, Гистасп внимал.

– Потому что ты один. У тебя не было дома где-то отдельно от этого чертога, семьи и еще чего-то такого. Никто не знает твоих друзей, и вообще все сомневаются в их наличии. И даже простыми влюбленностями ты не славился никогда. Тебе нечего охранять и нечего терять…

«Кроме вас» – отозвалось в душе генерала.

– … поэтому били туда, куда только и оставалось – в твою жизнь. Ничего другого у тебя попросту нет.

Гистасп судорожно выдохнул. Он всегда это знал, всегда понимал, что одинок, как сумеречный волк в горах. Но услышав это из уст танши, генерал растерялся, чувствуя себя несколько жалким.

– И бил явно человек, знающий тебя на более или менее близкой дистанции. Ни рядовой, ни «меднотелый», ни сотник и, скорее всего, не из числа разведчиков. Просто потому, что они знают совершенно особенного Гистаспа, не очень похожего на настоящего, – Бансабира улыбнулась, а генерал, разглядывая её лицо, позволил себе колкость.

– У нас с вами много общего, стоит признать.

Бансабира не обиделась, а только пожала плечами: отрицать бессмысленно.

– Я тоже нередко думал, – отважился генерал, – что за нападениями стоит кто-то из вашего ближайшего окружения.

Он осторожно затих, вглядываясь в реакцию танши. Та молчала и лишь едва-едва повела бровью, чтобы альбинос продолжал.

– Я полагал, это Тал. Он узнал о … симпатии Иттаи раньше вас. Если так, то Иттая, госпожа, для меняя скорее не щит, а меч над головой.

– А есть причины полагать, что это Тал? – почти безынтересно спросила Бану, в тайне ревностно уцепившись за домысел.

– Требование не трогать чью-то сестру. Скажем честно, ни с одной другой девицей я не имел столь постоянного взаимодействия, как с вашими кузинами во время тренировок.

Бансабира надолго замолчала. И впрямь только домысел, но мало ли?

– Это бы объяснило, почему Тал отказался приехать на свадьбу сестры, – обронила она, наконец.

– С верфи присылали, что Тал в Северном море, – признался Гистасп.

– Ты проверял?

Гистасп мотнул головой.

– Но ведь они могли быстренько подружиться с Номом, и тот бы встал на его сторону.

– Ном на моей стороне. А уж с тех пор, как надел генеральский камзол – и вовсе.

– Приглашение на свадьбу писали не вы, а Тахбир, – заметил мужчина.

Слишком запутано, отмахнулась в душе Бану. И слишком мелочно, чтобы утруждать себя этим.

– В любом случае, пока у тебя есть Иттая, жить тебе должно быть попроще. Если это Тал – он обидится на меня и присмиреет. Если не Тал – бить будут в Иттаю. Кто знает, может, атакуя тебя, обидчики что-то пытались доказать мне?

Значит, таншу даже не коробит, что ненавистники Гистаспа могут теперь убить её сестру?

– Мне казалось, вы привязались к Иттае, – заметил Гистасп почти скромно.

Бансабира откинулась на спинку кресла, больше не пытаясь вернуться к недоразобранным бумагам.

– Привязалась. Но я все еще убеждена, что слишком сильная привязанность, как и любовь, не заканчиваются добром.

Гистасп захихикал: в её духе.

– Интересно. Если ты силен и свиреп и можешь не дать победить себя, и, если ты одинок – ты недосягаем для любого врага. Неуязвим для любой опасности. Неуправляем никакими интригами. Может, поэтому Гор в свое время отказался от меня? – спросила танша, толком не обращаясь к Гистаспу. Тем не менее, тот мгновенно подстроился под задушевное настроение интимной ночной беседы.

– Думаете поэтому? – движением головы Гистасп указал на стоявшее на прикроватном столике разбавленное вино и поздние фрукты, будто спрашивая разрешения. Бану кивнула, и альбинос налил им обоим из стройного, как грациозная лань, серебряного кувшина.

– Не знаю.

Гистасп, вернувшись на место, предложил тану кубок и изрек:

– Второй человек в жизни – всегда мишень для удара или выстрела.

А потом закусил губу и тихонько добавил, обнажив всю утраченную и похороненную человечность:

– Одиночество болезнено, но безопасно.

Бансабира сдержала вздох. Ей это было хорошо понятно. Только признав в Гистаспе ту же измученную страхом душу, она позволила ему сделать их отношения дружескими.

Мужчина широко хлебнул вина, чувствуя, как позвякивает в голове.

– Может, вам помочь? – он собрался и с готовностью воззрился на заваленный бумагами стол.

Бансабира тоже взяла себя в руки, скроила пренебрежительную физиономию, и отозвалась:

– Разумеется, помочь! Или ты думал, притащился ко мне среди ночи и будешь сидеть без дела?

С важным видом Гистасп кивнул и передвинул свой стул поближе к танскому столу с той же стороны, где сидела Бану, чтобы удобнее было работать. Но когда он, находясь плечом к плечу, украдкой кинул на таншу краткий взгляд, Бансабира, успела заметить в них редкое, всковырнутое из-под руин генеральского чина озорство.

* * *

Поднялось солнце – рассветная заводь надежды. Тихой феей скользнул луч в оконный проем и лег полосой на пергамент, ставя под сомнение надобность настольных свеч. Бансабира потерла переносицу – в который раз за ночь? – и сладко потянулась в кресле. Вытянув позвоночник, бросила искоса взгляд сверху-вниз на генерала.

– Клянусь, ты единственный мужчина, который провел первую брачную ночь за разбором бумаг и составлением посланий для подчиненных.

Гистасп потянулся тоже. В самом деле, все кости затекли от этой рабочей бессонницы.

– Кажется, я понял, почему раньше вы все время прятались от Сагромаха за работой, – разоткровенничался альбинос. Бану усмехнулась.

– Когда долго занят делами, оказываясь наедине с живым человеком, понимаешь, что умеешь только убивать, спрашивать и приказывать.

– И попросту не знаешь, что делать, – закончил мысль генерал. – Кстати об отношениях. Я не стал отвлекать вас раньше, но перед отъездом Маатхас просил передать, что к концу сентября все будет готово. Поскольку вы оба таны, он предложил устроить свадьбу на границе между танаарами или сделать два отдельных гуляния в каждом чертоге.

Бансабира усмехнулась.

– Напиши, что я за первый вариант.

Теперь усмехнулся Гистасп.

– Думаю, ваш отец хотел бы увидеть это.

– Но, по крайней мере, может увидеть дед. Пригласим его. Скажи управляющему, пусть поддерживает с Сагромахом контакт. Ничего особенно пышного.

– Разве вам не хочется хотя бы одну свадьбу сделать как положено? Даже для Иттаи Тахбир постарался устроить гуляния и представления.

– Сказители и воинские состязания – это все, что нужно.

– Как скажете.

– И никакой бравурной торжест….

Шум в коридоре возник внезапно. Стражников не было, и Бансабира напряглась, напряженно уставившись в сторону входа. И она, и Гистасп вышли из-за стола. Бану чуть подтолкнула из зарукавных ножен тонкое лезвие клинка. Гистасп по кивку госпожи пододвинулся ближе к мечу.

Дверь распахнулась с грохотом.

– Ба…. О, и ты здесь! – рассвирепевший Русса, почти багровый от ярости, ткнул пальцем в Гистаспа. – Отлично! – гаркнул не своим голосом.

Не давая опомниться, бастард стрелой метнулся к генералу и от души приложился тому в челюсть.

– Русса! – бросила Бансабира, не понимая, что к чему. Русса повалил наставника и лупил беспощадно, краснея, изрыгая все бранные слова, какие знал.

– Прекрати немедленно! – заорала Бану. Гистасп не стал позволять слишком долго дубасить себя безнаказанно и, уловив момент, поймал занесенную над ним руку за локоть правой рукой. Левым локтем ответил ударом под ребро, быстро двинул той же рукой в почку, а когда Русса согнулся, Гистасп правым локтем нанес добивающий в челюсть, так что в шее Руссы что-то опасно хрустнуло.

– Прекратите вы оба! – разъярилась танша и кинулась разнимать их. – СТРАЖА!

Голос опытного командующего, чьи «приказы должны быть слышны издали», как повторял в юности Гор, донесся на весь коридор через открытые двери.

Гистасп, захватив преимущество, уже сидел верхом на Руссе, удерживая его руки, однако сам атаковать не спешил.

– Русса! – одновременно с танским призывом в комнату влетел Раду. – Не смей! Праматерь! – оглушенный стечением обстоятельств, Раду заметался, озираясь, после чего кинулся к дерущимся. Гистасп отодрался от Руссы без труда – его оттащила Бансабира. А вот пунцовый от гнева бастард попытался броситься с кулаками снова, но пылу убыло, да и Раду связал накрепко.

На шум и возню сбежались телохранители, кто был неподалеку и уже успел заступить на пост. Даже Серт, покои которого располагались в этом же крыле за следующим поворотом коридора, примчался сломя голову. Выбежал, соскочив прямо с постели, в одних лишь льняных исподних штанах, схватив меч в ножнах и кликнув встречному стражнику созвать отборную десятку из его людей.

У Гистаспа заплывало лицо, он схватился за ободранную чужими кулаками щеку. Когда альбинос перевалил Руссу и сел сверху, потянул недавно поджившую рану в бедре, и теперь ныла и она. Кажется, он стал хуже переносить ранения. Неужели начал сказываться возраст?

– ЭТО КАК ПОНИМАТЬ?! – зарычала тану. – ЧТО ЭТО ЗНАЧИТ, РУССА?!

– Отпусти меня, Раду! – гаркнул бастард, и Раду ослабил захват.

– Не смей! – приказала танша. Раду растерялся: его верность другу и верность танше были тождественны и никогда прежде не противоречили друг другу. Что делать? Держать Руссу или сделать вид, что тому все-таки удалось вырваться?

– Выведи его отсюда!

Раду колебался, и танша рассвирепела еще больше:

– Ты не слышал, что я сказала?!

Вмешались сразу трое – Вал, Шухран и Серт.

– Ты не слышал приказа? – жестко осадил Серт наглеца. Бросить вызов огромному Раду, а с ним и кровному брату госпожи, мог позволить себе только самый отчаянный храбрец. Как бы необъяснима ни была ситуация.

Блондин шагнул вперед, и хоть был ниже Раду на голову, в его глазах не было ни тени сомнения в верности поступка или успехе. Голый по пояс, Серт светился в лучах раннего солнца буграми натренированных мышц.

Раду хотел было оскорбиться и почти шагнул на Серта, грозя нависнуть тенью, но от движения хрустнули заломленные руки Руссы, и бугай остановился.

Бансабира стояла, как оглушенная.

– И это тебе я доверяла свою жизнь? – шепнула она голосом, от которого Раду вздрогнул: бесповоротно разочарована.

Вот проклятье! Не этого он добивался! Дурень! Дурень! Но Русса его друг с детства, а… а она – его владыка! Ох!

– Простите, тану! – и, не понимая, что делает, вместо послушания, отпустил Руссу и сам завалился на колени. Впрочем, Русса, наконец, присмирел (видимо, глядя на раскаяние товарища) и более не выказывал агрессивных намерений.

Донесся топот из коридора. Видать, из караулок нижних этажей мчится подмога из его сотни, прикинул Серт, ни на секунду не отрывая взгляда от провинившихся.

– Гистасп! – вздохнул женский голос. Бану отозвалась на него, глянув коротко – в дверях возникла Иттая, прибежавшая на шум. Новобрачная теперь пыталась сдержать рыдания, закрыв рот обеими ладошками. Ну почему ей все время приходится находить его в подобном состоянии?! Почему!! Праматерь Всеединая…

Гистасп отозвался нечленораздельно. Похоже, Русса выбил ему зуб, и генерал сплюнул кровью. Благо, челюсть, кажется целая. Иттая кинулась вперед, объяв мужа, отчего тот только испытал новый спазм в сократившихся от соприкосновения с другим телом мышцах. Но отталкивать жену не спешил. Иттая помогла присесть на стул. Теперь понятно, почему он настолько бешеный и неудержимый в душе, подумала Иттая. Она сможет сделать его добрее! Сможет! Конечно, кто не озвереет, находясь в постоянной угрозе, не способный нормально заснуть из опасения за жизнь! Теперь Иттае было все понятно, и все обиды рассеялись вместе с жалостью.

Бану бросила на пару короткий взгляд и вернулась к брату.

– Встань и объясняйся, – жестко приказала тану. В дверях показались Тахбир, подопечные Серта, еще кто-то, но Бансабира более не обращала на них внимания.

Русса сглотнул и встал. Накуролесил – отвечай. Впрочем, вот сейчас его правда и восторжествует. Он сделал то, что обещал ей делать всегда – попытался защитить единственную родную сестру и госпожу всего клана.

– Он предатель! – уверенно заявил бастард и ткнул пальцем в Гистаспа. Тот помаленьку приходил в себя. В голове больше не звенело, хотя дикая усталость из-за бессонной ночи и полученных повреждений наваливалась с удвоенной силой.

– Гистасп? – уточнила Бансабира. Подобное обвинение звучало абсолютно абсурдно. Бансабира могла сомневаться в том, что Гистасп всегда помнит отведенное ему место, но в том, что он доподлинно знает, что это место рядом с ней, Бану, танша перестала сомневаться очень давно.

– Гистасп! Этот выродок!

Альбинос нашел в себе силу на насмешку: кто бы говорил! Но вслух промолчал, чтобы не драконить лишний раз Мать лагерей.

– С чего ты взял? – Бансабира размерено заняла место за столом. Подобные обвинения не бросают просто так, и брат наверняка приготовился.

– Ему нельзя верить, Бану! – Русса принялся активно жестикулировать. Бансабира только без выражения поглядела на брата: это она уже слышала. Доказательства?

– Гистасп может убить тебя в любой момент! Он ведь уже пытался это сделать!

Тут остолбенели все. О преданности альбиноса госпоже хорошо известно, во многом, именно поэтому к нему столь уважительно относились в рядах.

– Ты несешь чушь, – вынесла заключение Бану, всем видом давая понять, что разговор закончен. Сейчас она вынесет какой-нибудь приговор на его счет, и делу край.

Но сдаваться Русса намерен не был.

– Когда ты рожала Гайера, и Гистасп узнал об этом, он запретил лекарям из твоего лагеря добраться до тебя! Почему, если он верен тебе, Бану?! – красными от возбуждения глазами бастард уставился на генерала. Тот тоже немало удивился такой претензии. Если танша сейчас спросит, он непременно растеряется. Тогда, в той ситуации, это решение казалось наиболее верным. Все равно лекари из захваченной Сабиром крепости прибыли бы быстрее, чем из их собственного обоза.

К счастью, Бансабира пока не обращала внимания на альбиноса и всерьез слушала брата.

– Ты бы умерла там, не поспей отец вовремя!

Бану повела головой, просто не представляя, что может ответить на это. Русса продолжил с удвоенной прытью: если сестра не выставляет его вон, стоит пользоваться шансом.

– Когда ты выбралась из осады, Гистасп убил твоего мужа!

Это обвинение выглядело еще более нелепым, чем первое, но Бану не перебивала.

– Я точно знаю, что, когда тебе доставили голову Нера, он заплатил за неё убийце! А ведь, выживи этот тюфяк, у тебя не было бы сейчас тех сложностей в союзе с Каамалами, какие есть!

Бансабира соображала быстро и отчетливо: Руссы не было с ней в обоих случаях, так что картина выглядела слишком очевидной.

Подоспевшая подмога рассредоточилась полукругом вокруг бунтаря с ладонями на рукоятях оружия. Половина из них тоже имела вид только что вскочивших с постели. И все, как один, ждали приказа госпожи.

– Значит, – Бану брезгливо глянула на преклонившего колени Раду сверху-вниз. Тот прижух, – когда ты перестал доносить за каждый мой шаг отцу, стал доносить брату? – спросила тоном, не требующим ни объяснений, ни ответа.

Раду все же попытался:

– Не совсем так, – виновато объяснил он. – Но я же видел вас там! – вдруг заорал громадина. – Я был в том шатре и видел, как вы едва не отдали душу Праматери Богов и людей! И когда узнал, что этот … этот сучий потрох, – не сдержался телохранитель, в упор глядя на Гистаспа, – намерено запретил ехать за вами лекарям… Что еще я мог подумать?! Что я мог сделать, как не сообщить об этом человеку, которому вы дороги?!

Лицо Бансабиры по мере рассказа приобретало все более сухое и бесцветное выражение, в то время как в глазах все сильнее проблескивало отвращение к происходящему.

– Тогда я и приказал Раду следить. Не за тобой. За Гистаспом, – с ненавистью прошипел Русса.

Гистасп не верил своим ушам. Что происходит? Почему происходит? Это же Русса. Русса. Мальчишка, которого он с девяти лет учил держаться за меч. С которым у него давно сложились приятельские отношения. Мальчишка, который ему в чем-то стал как родной.

Что за?!

– Если я настолько чудовищен, почему же ты не пришел сразу ко мне? Почему не спросил лично? – отозвался генерал вперед танши. – Я же учил тебя!

– Вот именно! И только поэтому ты еще жив! – взвился бастард. – Только поэтому я дал тебе с десяток шансов просто исчезнуть! Я же говорил, уходи, проваливай, оставь в покое мою сестру! Уберись ты из чертога, я забыл бы все! Но нет! Ты не только остался, ты еще и нажаловался Бану! Занял место возле танши, не имея никаких прав! И больше того! – заорал Русса совсем неистово. – Мало было пригреть этого ублюдка, так ты его еще и женила на нашей кузине! Его, Бансабира! – Русса почти зарыдал и в конце концов окончательно взвыл. – Почему его?!

– Это что? – растерянно и негодуя спросила тану. – Такая ревность, что ли?

Русса даже не слышал вопроса.

– Клянусь, я убил бы тебя после всего, что ты сделал! – бросил он в лицо наставнику.

– Сделал Гистасп и в самом деле много, и в большей степени в пользу, – бесстрастно заметила Бану, теряясь в том, что должна испытывать и как реагировать.

– А Отана он помиловал тоже в твою пользу, Бану?! – спросил бастард. – В твою пользу он помешал мне спустить с выродка заживо шкуру?

– Я оставил его гнить в темнице, – защитился Гистасп, – пока решение не примет, как и положено, тану Яв…

– Оставил, пока не пришел бы час воспользоваться его участием и, наконец, добиться чего хотел! Убить Бану и усадить малолетнего ребенка, неспособного править самостоятельно, в танское кресло!

– Напомню, что участь Отана в конечном счете решил Адар, – напомнила Бану.

– А кто решил участь нашего отца?!

* * *

Затихли все. Тахбир, стоявший в дверях, давно закрыл дверь, чтобы шум не привлекал остальных, а если и привлекал, чтобы более никто не вошел в танский покой. Да и не безразмерный же он!

Бансабира вглядывалась в брата с пристрастием и опасением за его душевное здоровье. Она сделала шаг навстречу, приближаясь к бастарду, будто так отчетливее услышит слова, которые не смогла разобрать.

– Что?

– Гистасп убил вашего отца, тану, – тихо и твёрдо проговорил Раду, не поднимаясь с колен.

– Тебя я вообще не спрашивала! – рявкнула танша. – И откуда тебе знать? Когда мой отец погиб, тебе не было в той охоте. Ты был со мной в Гавани Теней. Или ты, в моем лагере, у меня за спиной устроил собственный шпионский отряд?! А я еще в свое время обвиняла во всех склоках Юдейра! Говорила, это он источник скандалов, он не знает своего места! – разошлась танша. – Ради чего я убила его? Чтобы сейчас слушать клевету на одного из своих генералов от настоящего предателя?

– Я не … Я НЕ ПРЕДАТЕЛЬ! – от досады Раду пополз на коленях вперед, но Бану отступила, даже не взглянув.

– Когда-то он был генералом нашего отца, Бану, – влез Русса. – И убил его безжалостно. Когда ему будет нужно, он и тебя убьет. Ему не место в мире живых, – пригвоздил.

– Это не тебе решать, – сухо ответила женщина.

– Мне и только мне! – Русса взметнулся, бросился вперед, поймав руки сестры, и затряс её. – Я клялся защищать тебя и столько раз терпел неудачу! Так что теперь я костьми лягу, но спасу тебя!

– Ты сам слышишь, что говоришь? – брезгливо спросила женщина, вырываясь. – Наш отец погиб на охоте!

– Нашего отца убил Гистасп! Гистасп! Только ты отказываешься это признать!!

– Русса, ты не в себе, – Бану предприняла последнюю попытку. По всему виду было ясно, что сейчас ей противна сама мысль о родстве с ним.

– Я, если помнишь, вернулся позже всех тогда, – жестко заговорил мужчина. – Я все обыскал в тот день. И никакого кабана, убитого за несколько часов до происшествия, не было на весь лес!

Беда с этими мужиками! – в сердцах подумала Бану. Сейчас, когда позади праздное гуляние, а за ним полная работы ночь, соображать и докапываться, кто прав, кто виноват, нет никаких сил.

– Бансабира, – позвал брат, но танша воздела руку, перекрывая все дальнейшие разговоры.

– Серт! – скомандовала госпожа.

– Слушаюсь, – блондин размашисто и твердо шагнул вперед. Его ребята напряглись сильнее.

– Увести обоих, – бесстрастно отдала указание. – В темницу по разным камерам. Решу позже.

– Госпо… – Раду только подал голос – и зря.

– Его тоже в темницу!

– Бану, прошу тебя! – Иттая бросилась перед ребятами Серта, но тысячник, взглядом испросив разрешение, отодвинул Иттаю в сторону – деликатно и непреклонно. Новобрачная тут же бросилась к Бансабире.

– Сестра, умоляю!

– Все вон, – оборвала танша. – Шухран, выстави стражу снаружи.

– Да!

– Никого не пускать.

Телохранители быстро и решительно вытолкали всех за дверь. Бессильный комок ярости – Иттая – удалялся с наибольшим шумом, попеременно глядя на сестру и мужа. Гистасп на супругу даже не взглянул. Его взгляд был прикован к Матери лагерей и не выдавал ничего.

* * *

Вскоре после инцидента Бану велела отрядить в камеры пленников по лекарю – оба пострадали в драке.

Танша надеялась, что думать на свежую голову будет легче, и надо бы отдохнуть, но уснуть не удавалось. Гистасп… Гистасп не шел из головы… Как и предательство брата.

Один следил за ней. Раду тоже следил за ней, доносил, действуя за спиной, а сегодня даже посмел не подчиниться прямому приказу. Раду, на которого она возлагала невиданные надежды во всем, что касалось боевых условий. Что до Гистаспа… В памяти танши всплыли их многочисленные разговоры – раза два или три, кажется, Гистасп намекал на что-то, сродни признанию. «Я не для того зашел так далеко, чтобы потерять вас!», «Я хотел бы признаться кое в чем, что касается вашей семьи, но пока не набрался мужества» – были оговорки, которые должны были насторожить Бансабиру.

Но давно не настораживали. Потому что в глубине души с дня, когда альбинос молчаливо одобрял пытки в её шатре, Бансабира знала, что Гистасп мог сделать, а чего – нет.

Что ж, какое-то наказание придумывать надо для обоих – как ни посмотри. Как минимум за драку. И, яды Шиады, Всеединая Мать Сумерек! Почему за всеми этими несчастьями Гистаспа стоял именно Русса?! Почему все хорошие люди – и он, и Вал – предпочитают умалчивать долго-долго, но не обсуждать проблемы с ней самой, чтобы потом, в один прекрасный день устроить скандал при всех?!

Ведь когда обвинение было брошено или доказано публично, казнь тоже должна быть публичной. Это самое плохое. Это никак не усвоят те, кто неспособен действовать в тени ночи и предпочитают все выносить на солнечный свет. Мать Сумерек не зря заповедала почитать ночь, или еще лучше – всеизменчивую тень, и из всего её, Бансабиры, окружения только трое – Серт, Гистасп и Юдейр – смогли осознать это в полной мере.

Самые глубокие реки бесстрастны снаружи и богаче всего внутри. Самые крутые горы сложены природой из отвесных, голых и обглоданных скал, никак не прикрашенных буйством леса.