Текст книги "365 (СИ)"

Автор книги: Альма Либрем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 64 (всего у книги 77 страниц)

78 – 77

78

14 февраля 2018 года

Среда

– Магнус, прекрати! – окликнула Саша кота. Тот упрямо муркнул и продолжил попытки взобраться по прозрачной кухонной шторке наверх. Кажется, возмущение хозяйки его совсем не останавливало.

– Паршивец… – покачал головой Игорь, поднимаясь из-за стола. – Даже позавтракать свободно не дашь! Ну что ты там увидел? Кошку с пятном в виде сердца?

Хотя, разумеется, за кошками Магнус лазил в другие места и вёл себя совсем иначе, Ольшанский шутки ради выглянул в окно – и обмер.

У подъезда топтался какой-то мужчина. Конечно, зрение Ольшанского было не стопроцентным, хотя очки не требовались, и он не мог дать стопроцентную гарантию, но в силуэте незнакомца отчётливо просматривался Сашин отец.

Если сейчас Александра его увидит, то весь прогресс последних дней по возвращению её в нормальное состояние будет уничтожен. Саша вновь станет прежней – бледной, испуганной, затравленной и молчаливой.

Воспитатель проклятый!

– Нам уже выезжать пора, – как ни в чём ни бывало протянул Игорь. – Я пойду, прогрею машину…

– Зачем её прогревать? – удивилась Саша, оглянувшись на мужа. – У нас же никогда с этим не было особенных проблем…

– А ты хочешь мёрзнуть или заглохнуть по дороге? – Игорь поставил кота на стол, хотя обычно был против лазаний Магнуса среди кастрюль и тарелок, и буквально выбежал из кухни. – Да и Регина сегодня клятвенно обещала пораньше приняться за своё дурное дело – проводить ревизию…

– Ещё есть минут пятнадцать! И я совсем не готова!

Игорь, спешно натягивающий на себя свитер, обернулся на жену. В теплом домашнем халате, всколоченная, она и вправду выглядела совсем не спешащей на работу девушкой.

– Я тебя внизу подожду, – Ольшанский широко улыбнулся и получил в ответ раздражённое бабушкино хмыканье с дивана – Ева Алексеевна, как это водилось, не поверила в чужие хитрости, но решила не выдавать свои сомнения вслух, очевидно, поняла: произошло что-то плохое. – Можешь не спешить, всё нормально.

Игорь заставил себя медленно застёгивать пуговицы пальто и первые два лестничных пролёта прошёл достаточно спокойно, чтобы потом буквально помчаться вниз и широко распахнуть подъездную дверь, с такой силой, что спавший на чужом коврике на первом этаже местный кот подпрыгнул и вздыбил шерсть.

И вправду, у подъезда стоял Владимир Владимирович собственной персоной, как и обычно, выглядевший то ли злым, то ли растерянным. Игорь не верил ни единому его состоянию – но подавить вскипевший в душе гнев оказалось для него удивительно сложной задачей.

– Что вы здесь делаете? – не собираясь тратить время на приветствие, спросил он. – Мало было предыдущего явления?

– Здравствуй, Игорь, – Владимир Владимирович повернулся к зятю, демонстрируя вящее равнодушие, только запихнул руки в карманы и притворился недоумевающим. – Я пришёл к Саше. Хочу поговорить с ней о случившемся.

– Нечего с ней разговаривать, – покачал головой Ольшанский. – Вон отсюда. Вы уже достаточно в прошлый раз пообщались.

– Моя дочь – самостоятельная взрослая женщина, пусть сама принимает решение.

– Чтобы в очередной раз была доведена до исступления? – Игорь сделал шаг навстречу, и теперь они стояли вплотную друг к другу. – Вон отсюда. Иначе…

– Иначе что?

Игорю хотелось схватить мужчину за воротник, встряхнуть изо всех сил, а потом толкнуть в какой-нибудь сугроб, чтобы увидеть, как он будет отплёвываться от снега и пытаться выбраться оттуда. Хотелось вытрясти из него мольбы о прощении, а потом прогнать куда подальше. Или заставить наконец-то раскаяться, но не принять извинения. Но Саша… Саша всё равно станет свидетельницей всего этого.

Потому он заставил себя успокоиться и протянул почти спокойным голосом:

– За обман, конечно, не сажают, и за отвратительные человеческие качества тоже. Но, хотя я понятия не имею, какой вы в работе, одних уже угроз и шантажа в сторону тех несчастных покупателей квартиры, намерения продать чужое и прочего букета, думаю, вполне хватит. Даже если за это вас не посадят, репутация благонадёжного человека будет разрушена раз и навсегда. Саша говорила, вы занимаетесь бизнесом? А ещё, – Игорь откровенно мухлевал, но слова как-то сами по себе вырывались на свободу, – можно отыскать тех людей, которые у моего подъезда устраивали концерт по заявкам с попыткой избиения. Думаете, они откажутся назвать нужное имя за сотню долларов? У меня есть больше. И я это устрою. А ещё, Саша говорила, что врачебное свидетельство так и не выбросила. Оно вам надо?

– Я всё равно увижу дочь.

– И она всё равно вас не простит, – покачал головой Игорь. – Никогда. Потому что столько беды, сколько вы ей принесли, не может выдержать ни один здравый человек. А Саша – не последняя дура, и в вас она не нуждается. Потому убирайтесь отсюда, и желательно навсегда.

Владимир Владимирович хотел возразить, но в самый последний момент просто досадливо махнул рукой, отмахнулся и ушёл.

Игорь проводил его взглядом. Он не знал, что именно подействовало – угрозы или понимание бессмысленности всех действий, – но был счастлив, что хотя бы сегодня Саша была свободна от неприятной обязанности общаться с собственным отцом.

Он, с трудом пробираясь сквозь снежные завалы, сел-таки в машину, завёл её, включил печку – надо же было убедить Сашу в том, что он тут уже давно, – и едва сдержался, чтобы не удариться лбом о руль. Больно, опасно и бесполезно. Дурные мысли всё равно никуда не денутся.

– Что-то случилось?

Игорь и не заметил, когда Саша успела сесть в авто, только вздрогнул в ответ на хлопок закрывающейся двери.

– Всё хорошо, – отозвался он. – Машина просто заводиться не хотела. Эти холода сведут нас в гроб, всех вместе…

– Да? – Саша усмехнулась. – Не переживай так. Это всего лишь техника. Даже если и дорогая. Куда менее ценна, чем человеческое здоровье.

– Да, – кивнул Игорь. – Ты совершенно права. Двигатель стоит куда дешевле, чем новое сердце.

77

15 февраля 2018 года

Четверг

Неприятный, пиликающий звук всколыхнул тишину. Игорь и Саша переглянулись – это были явно не их мобильные, а вот Ева Алексеевна могла так и не поменять стандартный звук вызова.

– Ба, тебе звонят, – окликнул её Ольшанский. – Принести телефон?

– Он со мной, – отозвалась Ева Алексеевна с кухни. – Идите ужинать!

Ольшанский нехотя оторвался от монитора и отозвался:

– Да, сейчас.

Бабушка готовила вкусно. Саша, в принципе, тоже, но у неё не было свободного времени – девушка слишком много работала, чтобы иметь возможность творить какие-то невероятные блюда. Ева Алексеевна смеялась, что сама в молодости позволяла мужу перебиваться бутербродами и картофельным пюре с каким-нибудь наскоро приготовленным мясом, а теперь, когда засела дома, сама может радовать родных.

– Пойдём, – он коснулся Сашиной руки. – Бабушка зовёт есть.

Александра вскинула голову, с трудом отрываясь от работы, потом рассеянно кивнула и всё-таки встала. Есть хотелось не то чтобы сильно – но из кухни настолько приятно пахло, что можно было и прерваться минут на двадцать-тридцать.

Противная мелодия повторилась. Мобильный лежал на столе, и бабушка только щёлкала по кнопке отключения звука – не сбивала вызов, но и не поднимала трубку.

Игорь вообще удивлялся, как легко Ева Алексеевна привыкала к современным технологиям: её легко можно было застать за компьютером или со смартфоном в руках, не то что маму. Преподаватель и учёный – особенно в симбиозе, – это, наверное, диагноз, а бабушке всегда нравилось осваивать что-то новое. Но сейчас новомодная техника играла против неё – на экране слишком хорошо читалось имя, которое женщина предпочла бы скрыть.

– Ты не берёшь трубку, – отметил Игорь, занимая своё привычное место за столом. – Вы поссорились?

– А ты считаешь, что повода у меня не было? – усмехнувшись, переспросила Ева Алексеевна. – И регулярно звонишь своему отцу, чтобы спросить у него, как дела?

Поняв, о чём шла речь, Саша моментально зарделась. Любые упоминания о романе Николая Андреевича и её матери вгоняли девушку в краску, заставляли смущаться и чувствовать себя виноватой. Она как-то даже призналась мужу, что считает себя повинной в том, что в семье её мужа был посеян раздор. Сначала ссора с Лерой, с Надеждой Петровной, потом – то, как повела себя её мать…

– Нет, – признался Игорь. – Я вообще с ним как-то не очень контактирую. Но…

Александра уткнулась взглядом в тарелку, делая вид, что котлеты – поджаристые, красивые и приятно пахнущие, а главное, напрочь лишённые чеснока и, разумеется, эвкалипта, – это всё, что интересует её в жизни.

– Не смущайся, дорогая, – Ева Алексеевна накрыла девичью ладонь своей рукой на несколько секунд, словно и Саша была ей родной внучкой. – Дети не должны отвечать за то, что натворили их родители.

– Но ведь нельзя так! – не выдержала Александра. – То, что мы с ними почти не общаемся – это же отвратительно! Это ваш сын, это наши родители. Вдруг случилось что-то серьёзное, а мы… – она вполне осознанно причисляла и себя к этому списку. – А мы даже трубки не возьмём.

Игорь промолчал. Он знал, что Саша с трудом говорила с матерью, сквозь сжатые зубы, что она сбивала все вызовы отца, когда тот пытался дозвониться. И каждый раз потом корила себя за это.

Ева Алексеевна тоже не могла этого не заметить. Она покачала головой и тихо произнесла:

– Каждый человек сам выбирает свой путь. Если он не может действовать честными способами, не следует ждать от окружающих одобрения.

– Но ведь мы – одна семья! – выпалила Саша, а после прикусила язык, словно поняв, как дико это могло прозвучать. – Надо хотя бы попытаться с ними поговорить…

– Надо, – согласился Игорь. – Только совсем не хочется.

Взгляд бабушки и Саши в ответ на общую для них всех правду был отчасти осуждающим. Ольшанский только усмехнулся и пожал плечами, показывая, что не горит желанием выяснять отношения.

– Кушайте, – голос Евы Алексеевны вывел всех из ступора. – А то скоро сможете за метлой спрятаться…

И Игорь, и Саша подчинились. Еда и вправду оказалась очень вкусной, да вот аппетита не было – словно звонок был ядом, посеявшим сомнения в сердцах каждого из присутствующих. О нём не хотелось вспоминать и думать, но короткое "так нельзя" теперь, наверное, было готово грызть каждого.

Да, Игорь чувствовал себя виноватым. Его это раздражало, он ненавидел это ощущение, но ничего не мог с собой поделать.

Они и были виноваты. Каждый по-своему. И, к сожалению, все это понимали.

Единственным человеком, до которого не доходила мера собственной вины, был Сашин отец. И он был тем самым исключением, к которому никому – ни его дочери, ни зятю, – больше не хотелось возвращаться. Всё, на что мог надеяться Игорь – это чтобы Владимир Владимирович никогда больше не постучался в их жизнь.

76 – 75

76

16 февраля 2018 года

Пятница

Увы, даже огромное количество работы не могло вытравить из головы все мысли, что не имели к ней никакого отношения. Игорь прежде не жалел об этом; ему казалось, что это хорошо – уметь переключаться, забывать о повседневности и рутине. Но сейчас, то и дело вспоминая об отвратительных отношениях с собственной семьей, он с огромным удовольствием с головой нырнул бы в работу, только не пришлось бы ни с кем общаться.

– Если ты думаешь, что телефон позвонит за тебя сам, – отметила Саша с лёгкой ноткой издёвки в голосе, вероятно, добавленной искусственно в попытке пристыдить его и заставить связаться с роднёй, – то это не так. Ты не разговариваешь ни с сестрой, ни с отцом… Ладно, я понимаю второе. Но Яна-то в чём виновата?

– В своей гиперактивности, – сознался Игорь. – Я понимаю, что так ведут себя только малые дети, но Яна…

Саша только сердито поджала губы.

– Ты ведёшь себя, как маленький ребёнок.

Ольшанский даже не собирался оспаривать этот факт. Тем не менее, маленький он ребёнок или нет, позвонить следовало – набрать номер, спросить, как дела, как жизнь, а потом сделать вид, что ничего не случилось.

Когда-то Игорь ненавидел разговаривать по телефону, потому что ему казалось, что трубку поднимет кто-то не то, он промахнётся номером, сделает что-нибудь не то, помешает человеку. Общаться лично было намного легче, чем слушать противные гудки и думать о том, что сейчас ответит кто-нибудь не тот, или не узнают, или что-нибудь ещё…

Сейчас этот страх казался детским и смешным. Он совсем не тянул на серьёзную фобию, из тех, которой обязательно заинтересовалась бы Яна – хоть это и не её специальность. Но всё же, Игорь чувствовал себя неловко, пока дожидался, что сестра возьмёт трубку. Он не сказал бы, что просчитывал варианты её ответов или как-то сильно переживал, нет. Это было другое – кусочек прошлого, только того вида, к которому Игорю никогда не хотелось бы возвращаться.

– Да, – ответила бодро сестра. – Ольшанская слушает.

Игорь усмехнулся. С самого детства Янка пыталась казаться важнее, чем это было на самом деле. Вот и сейчас, взяв трубку, не сдержалась, представилась, как это обычно делала бабушка. Впрочем, не было сомнений – эту фразу она утащила с собой в реальную жизнь.

– Здравствуй, Яна, – Игорь не стал представляться, прекрасно зная, что сестра его узнала. – Хотел спросить, не связывалась ли ты с отцом? Я с ним сто лет не разговаривал, не знаешь, всё в порядке?

Обычно Яна отвечала на вопросы, касающиеся состояния здоровья её близких, в течении двух или трёх секунд, но сейчас выдержала значительную паузу, и Игорь даже успел забеспокоиться, ничего ли серьёзного не случилось.

– Я не хочу ничего знать об этом человеке, – наконец-то выдавила из себя она. – Он… Предатель!

– Яна…

– Что – Яна?! – вскипела девушка, словно только и ждала этого. – Я уже четверть века Яна! И мне противно, что он – мой отец. И ты тоже хорош! Мало того, что это твоя тёща – при всём уважении к Саше, – так ещё и совершенно не поддерживаешь маму. Женщина почти всегда – жертва в таком положении…

– Я понимаю, – кивнул Игорь, – что отец поступил отнюдь не правильно в этой ситуации, но мама…

– Но ты, разумеется, всегда будешь на его стороне – потому что ты тоже мужчина! – вспылила Яна. – И мне ещё стоит удивляться? Не звони мне, Игорь. Пока не передумаешь и не попросишь у матери прощения, можешь даже не набирать этот номер!

И положила трубку.

Игорь удивлённо уставился на экран мобильного телефона.

– Кажется, поругались, – вздохнул он, обращаясь то ли к Саше, то ли к самому себе. – И я даже не понял, почему…

– Зато поговорили, – пожала плечами Саша. – И определили, что вам друг в друге не нравится. Поверь мне, тоже значительный плюс…

Игорь фыркнул. Почему-то этот плюс его совершенно не радовал.

75

17 февраля 2018 года

Суббота

Игорь толкнул дверцу автомобиля, выглянул наружу и подумал, что стоит прощаться с обувью, брюками, пальто… Да и, наверное, своей машиной тоже. Вопреки тому, что всё ещё держали крепкие морозы, под ногами каким-то образом оказалось болото. Колёса авто вроде бы ещё не застряли в нём окончательно, но шансы были высоки.

Тихо выругавшись, Ольшанский захлопнул дверь и попытался отъехать. С третьей попытки получилось; автомобиль медленно двинулся по болотистой дороге, выехал на примороженный участок и уже спокойно поехал дальше. Затормозил Игорь на какой-то полузнакомой улице; отсюда материнский дом виднелся, конечно, но до него надо было ещё идти.

Из машины на сей раз удалось выйти спокойно. Ольшанский оглянулся – в деревенском полумраке было трудно определить, в какую именно сторону надо идти, – и мысленно проклял Яну, решившую вдруг стать совестливой и пожалеть несчастную, одинокую маму.

Игорь сам не знал, почему вдруг решил прислушаться к словам сестры и приехать. Родную мамину деревню он навещал только тогда, когда приезжал к бабушке – здесь, на соседней улице, была их дача. Но та часть, которую не занимали генеральские и профессорские здания, ухоженные, красивые и чаще всего нежилые зимой, оставалась для Ольшанского дремучим лесом. Он не дружил с местными детьми, когда проводил тут лето, не понимал интересы жителей деревни, и это было взаимно.

Воспринимать мать как одну из них тоже было непривычно. Всё-таки, она уже много лет жила в городе и вроде как не собиралась возвращаться обратно на родину.

Яна считала, что мать несчастна здесь – ведь она столько лет мечтала вырваться на свободу, сбросить с себя оковы душного посёлка. Но это Яна так думала; она умела говорить особенно поэтично, когда вдруг пыталась добиться чего-то от родственников. Игорь полагал, что в жизни матери всё звучало куда более спокойно. Она, может, и не задумывалась о том, что озвучивала её дочь.

Дом, в котором жила мама, Игорь узнал без проблем. Подойти к нему тоже было интересной задачей – перепрыгивая с одного снежного пласта на другой и пытаясь не провалиться, следовало добраться до высокого, даже не покосившегося от времени крыльца.

– Эй! – крикнули из соседнего двора. – Эй, парень, тебе кто нужен?

– Надежда Петровна, – остановившись, отозвался он. – Не знаете, она дома?

– А тебе зачем?! – возмущённо полюбопытствовали из-за забора. – Надьки дома нет, ну-ка кыш отсюда!

– И где она есть? – не отставал Игорь. Приехать в деревню ещё раз точно не получится, раз уж он здесь, то надо было пользоваться моментом. – Я – её сын.

За забором закашлялись, раздалось ворчание – кажется, кто-то кого-то отчитывал за излишнюю бдительность, – а потом из-за деревянных досок показалась мужская голова. Этого человека Игорь не знал, да и откуда, ведь они с матерью не общались о деревенском быте. Мог только предполагать, кто это такой, да и то – без особенной уверенности. Тем не менее, мужчина к нему присматривался очень внимательно.

– У Надьки, – сообщил он с нотками коварства в голосе, – дочка, между прочим.

– У неё двое, олух! – крикнула какая-то женщина из глубин двора. – И оба городские! В магазине она, парень, работает.

Игорь хотел спросить, в каком именно, но вовремя прикусил язык. Вопрос прозвучал бы для соседей очень странно. Магазин в деревне был всего один, но то, что мама в нём работала, стало для Ольшанского большой неожиданностью.

Он поблагодарил женщину, всё ещё прятавшуюся в зимней темноте своего двора, и побрёл в направлении магазина. Дёргать машину для этого было бессмысленно, и Игорь шёл пешком – так получалось намного быстрее. Правда, стремительно холодало, как будто мороз решил окончательно добить всех, кто попадёт в его лапы, но быстра ходьба спасала.

Магазин на улице оказался одним из немногих источников света – полыхал окнами, привлекая заждавшихся покупателей. Работал допоздна. Игорь даже удивился. На его памяти в деревне подобные заведения закрывали к шести, а сейчас было уже почти восемь.

Внутри оказалось уютно, тепло, да и товаров было не так уж и мало. Пустовали, в соответствии с временем, полки с хлебом, но всё остальное ещё можно было купить. Мама стояла за прилавком, тыкала пальцем в кнопки старого громадного калькулятора. Видеть её с этим доисторическим прибором было странно. Игорь не считал мать гением техники, но всё же компьютером и смартфоном она владела, но здесь, очевидно, было принято работать вот так.

– Мы уже закрываемся! – несколько крикливым голосом воскликнула мать, наследуя, вероятно, своих сменщиц, но подняла голову, увидела сына и замахала руками. – Нет-нет, ты заходи. Я думала, кто-то из деревни пришёл.

– Я вот… случайно тут оказался, – протянул Ольшанский, хотя на самом деле приехал именно к матери – но почему-то не решался ей об этом сказать. – Подумал, почему б не зайти, не посмотреть, как ты тут? Как себя чувствуешь? Мне сказали, ты устроилась на работу.

– Да, – подтвердила Надежда Петровна. – Видишь, тружусь… – Игорь был уверен, что сейчас последует неловкая пауза, но женщина только раскинула руки, обозначая своё место работы, и продолжила: – Мне даже нравится. Свои деньги есть, даже если и маленькие. В городе я найти себе нормальное место не могла. А тут и люди нормальные, и я как-то счастливее стала. Видишь, когда призвание обнаруживают.

Если б Ольшанский что-то пил или ел – он бы поперхнулся, но так – только вскинул голову и удивлённо уставился на мать.

– Значит, ты счастлива? – несколько недоверчиво спросил он. – Нет, я буду только рад, просто…

– Да, – подтвердила мать. – Думала, что перееду в город, как только будет возможность, но теперь вижу, что хочу остаться здесь. Мне тут как-то уютнее, что ли… А ты что-то хотел?

– Просто спросить, как дела, – отрицательно покачал головой Ольшанский.

– Да замечательно всё! – Надежда Петровна широко улыбнулась. – Ты, знаешь, извини, что я тебе своё мнение навязывала. Это оттого, что я была не на своём месте. И чеснок этот… И Саша твоя. Мир?

– Мир, – сдался Игорь. – Конечно, мир. Я ж не маленький ребёнок, злиться без повода или по всяким мелочам.

Надежда Петровна, кажется, не ожидала, что так быстро получит прощение; в ответ она неловко перегнулась через прилавок, пытаясь то ли коснуться руки сына, то ли ещё что-то сделать, но только выронила калькулятор, и тот едва не разлетелся на части, упав на пол.

Игорь поднял его, стряхнул пыль и протянул матери; она осторожно взяла, стараясь не соприкасаться с рукой сына, и с какой-то неуверенной надеждой протянула:

– Ты спешишь, наверное… Домой пора, да и темно уже…

– Да, мама. Конечно же спешу, – правильно истолковал её неловкость он. – Приятной работы.

Даже если мать и чувствовала себя здесь на своём месте, на большее сближение с сыном, чем короткий разговор, она была не готова.

Игорь вышел на улицу, напоследок помахал матери рукой, зная, что она смотрит в окно магазина, и заспешил к автомобилю, больше всего на свете мечтая о том, чтобы скорее оказаться дома.

Он не мог сказать, что после разговора с матерью стало намного легче, но в чём-то Яна была права. Взяв на себя ответственность, решившись хоть на какое-то общение, он, по крайней мере, позволит себе жить спокойнее. И избавится от ещё одной причины для волнений и самобичевания.

А Надежда Петровна… Что ж, Игорь попытался. И ответ не был для него неожиданностью: даже признав часть своих ошибок, мать была готова переносить поражение только наедине.