Текст книги "Сказание первое: Клич Ворона (СИ)"

Автор книги: Алина Белова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 39 страниц)

Едва церемония закончилась, начался праздник. Прямо в поле был дан торжественный обед по случаю свадьбы, и фабарские воины вместе с шиттариями праздновали до самого утра, уже даже тогда, когда молодожёны вдруг исчезли. Появились они лишь под утро, совершенно свежие, добрые и смущённые, как маленькие дети. Празднование и пиры в открытом поле продолжались четыре дня и три ночи и закончились, только когда еды и выпивки не осталось совсем. Тогда прибывшие из дальних уголков Фабара гости заспешили по своим домам. А Алак, вместе со своим войском, остался в Биарге, ожидать следующего сражения и будущего похода в Елес. Юноше ещё многое предстояло сделать, и он понимал, что прежде чем вести шиттариев в земли Рысей, необходимо завоевать уважение и почтение этих непокорных кланов. Убитая на церемонии змея была только началом долгого и трудного пути, на который ступил молодой Ворон.

* * *

За окном падал лёгкий снег – столь непривычный для апреля, каким привыкла видеть его Селека. В Западном порту весна наступала рано и обычно сопровождалась обилием дождей, ветром с моря и свежестью, от которой даже дышалось легче. Здесь же, на Медвежьем плато, люди будто никогда не видели голой земли, укрытой травой. Для них снег был совершенно привычной вещью, неотъемлемой частью их жизни. Даже дожди, весной приходившие с юга, превращались в ледяные, и холодные капли, едва достигнув земли, тут же обращались в ледышки. Северяне считали это самой страшной стихией – лёд после таких ливней покрывал всё: деревья, крыши домов, землю. По дорогам становилось невозможно ни пройти пешком, ни проехать верхом или на телеге. К тому же, нередко путников такие дожди заставали прямо в пути, и на следующее утро охотники находили их замёрзшие тела, обращённые ледяной коркой в безмолвные статуи.

Но всё же весной солнце будто грело немного сильнее и, казалось, даже светило ярче. Снега становилось меньше, и когда Селека выходила из медвежьего поместья на свежий воздух, то уже не проваливалась в сугробы по самое колено.

Одежда, которую Селеке одолжила Хильда, оказалась хрупкой западной княжне немного велика. Гвайр только сейчас заметила, что у северянки и руки были крепче, и плечи шире. Но даже при всём при этом молодая волчья княгиня была мельче, чем Тэйхир. Селека рядом с этой грозной воительницей вообще ощущала себя карликом. Да и всё здесь, на севере, казалось молодой княжне Леопардов слишком большим. Могучие ели и сосны простирались к самым небесам, словно пытаясь собрать как можно больше редкого солнечного тепла, горы острыми зубьями впивались в облака. Но больше всего молодую воительницу манили очертания «Светлейшего». Эта огромная скала была самой высокой точкой во всём Сангенуме, и даже древним потухшим вулканам в Нагорье Рока невозможно было сравниться с этим великаном. Одного только взгляда на Аурхуут было достаточно, чтобы почувствовать на себе чьё-то пристальное внимание. Селека ощущала его и знала, что там, за тёмной неприступной стеной елей и сосен, за скалами и обратившимися в лёд горными реками скрывался сам Свет. Его присутствие было заметно здесь невооружённым взглядом – иначе почему волколаки на Медвежьем плато теряли свою силу с появлением первых лучей солнца, а на Западе нет?

Возникшая словно из тени Аррага захлопнула ставни. Селека, очнувшись от раздумий, удивлённо посмотрела на волчью ведьму.

– Я просила закрывать окна утром, – пробормотала волчица и вновь вернулась в своё привычное кресло.

– Прости.

Этой странной женщине никогда не нравился солнечный свет, и она старалась создать темноту и мрак везде, где это было возможно. В комнате, в которой сидели девушки, ещё оставались гореть жаровни, но пламени Аррага не боялась. Наоборот, она держалась к нему как можно ближе и очарованно смотрела на танцующие языки пламени.

Тяжело вздохнув, Селека вновь перевела взгляд на лежавшую на её коленях тряпочку и продела нитку в иголку. Сидевшая рядом Хильда мурлыкала себе под нос какую-то мелодию и продолжала невозмутимо вышивать даже тогда, когда Аррага захлопнула последнее окно в комнате и скользнула к стоявшей посреди зала жаровне. Волчья княгиня выглядела счастливой в последнее время и довольно часто с улыбкой поглаживала свой большой живот. Ей оставалось ждать около месяца – Хильда говорила, что забеременела почти сразу после свадьбы, в начале осени, ещё до отъезда Кольгрима. И часто жалела, что не успела рассказать об этом своему мужу. Он наверняка был бы рад услышать это. Поначалу Селека не понимала, что волчья княгиня делала здесь, на Медвежьем плато. У неё был теперь новый дом, в Риверге. Она должна была вернуться к Мартину Улвиру, брату Кольгрима, и его молодой жене Анне.

Но довольно скоро причина стала ясна: Волчьи угодья находились слишком близко к землям Псов. Корсаки уже делали попытки атаковать границы земель Улвиров, но великая Северная стена, проходившая прямо между княжествами Волков и Лисов, выдерживала каждое нападение. Единственным местом, где было пока ещё безопасно, оставалось Медвежье плато. Именно потому Хильда и осталась здесь. День и ночь ещё охраняли лучшие воины Медведей, а вместе с ними её старшие братья и целая волчья стая – Аррага поклялась оберегать всех детей Йорана Сатарна и, признаться честно, обещание это выполняла превосходно. Ещё ни один волколак из тех, кто подчинялся Псам, не проник в Медвежье плато. Достаточно скоро во власти Арраги были даже Медвежья роща и Чаща руин. Волчьей ведьме подчинялся, казалось, каждый волколак на Севере.

Устало зевнув, молодая княжна Леопардов отложила в сторону уже порядком надоевшую ей вышивку и поднялась на ноги.

– Где я могу найти господина Беральда? – спросила тихо Селека у Арраги, заметив, что Хильда задремала. Волчья ведьма удивлённо посмотрела на девушку и прищурилась. Зрачки её янтарных глаз резко сузились.

– Зачем тебе он, дитя? – с некоторым подозрением спросила Аррага, деловито складывая руки на обнажённой груди. Селека уже не обращала внимания на странные привычки этой женщины. Сатарны давно бросили всякие попытки уговорить волчью ведьму носить хоть какую-то одежду. Поначалу Селека старалась не смотреть на нагое тело, украшенное узорами из краски или запёкшейся крови. Но теперь, спустя пару месяцев, всё это казалось Гвайр каким-то… совершенно нормальным. Привычным.

– Просто я подумала, что сегодня прекрасная погода, да и я вполне неплохо себя чувствую… – протянула Селека. – Он же обещал свозить меня к «Светлейшему».

Аррага приглушённо фыркнула и, развалившись на диване, махнула рукой. Тепло стоявшей жаровни клонило в сон, к тому же, волколаки считались ночными животными, и волчья ведьма, как и все её собратья, предпочитала днём спать, а ночью бодрствовать. Сейчас был только полдень, но Аррага уже заметно клевала носом.

– Медведь сегодня занят, – зевнула женщина. – Он не сможет проводить тебя к Аурхуут. Но если он обещал, то обязательно сделает. Сатарны сдерживают обещания.

Селека, напряжённо посмотрев на засыпавшую Аррагу, вздохнула. Она уже несколько недель слышала одно и то же: «Если он обещал, то обязательно сделает». Но, тем не менее, Гвайр до сих пор сидела в Дарме, а Беральд постоянно был чем-то занят. Сначала Селека была слишком слаба после схватки с волколаками, чтобы отправляться в столь долгий путь, потом прошли ледяные дожди, и все дороги сковало льдом. Теперь же старший Сатарн и вовсе избегал княжну Леопардов, не объясняя причину такого поведения. Селека могла бы сбежать из медвежьего поместья и отправиться на поиски самостоятельно – карта у неё имелась, да и трудно ошибиться, когда огромный пик священной горы виден едва ли не с каждой точки Медвежьего плато. Но это было слишком нечестно по отношению к Сатарнам – они спасли ей жизнь, приютили. А она вот так, ничего не сказав, сбегала.

И Гвайр терпеливо ждала. Но всякому терпению рано или поздно приходит конец. И если уж Селека не собиралась сбегать из замка, то оставаться на одном месте, вышивать и слушать бесконечную болтовню служанок она больше не была намерена. Княжна Леопардов славилась на весь Фабар своей любовью к приключениям. Именно из-за этого Селека так стремилась поступить в Академию. Ей казалось, что она, став воином, сможет побывать в далёких неизведанных землях Сангенума, завоевать всеобщее признание, войти в историю, как самая знаменитая женщина в рядах фабарского войска. А здесь, на Медвежьем плато, девушка чувствовала себя посаженной в клетку птицей. Она хотела свободы, невероятных поворотов судьбы, опасных сражений и моментов, когда выбраться живой помогает лишь хорошая смекалка и ум. А какие опасности могли поджидать её в вышивании? Или, может быть, в бездумном шатании по поместью? Нет, Селека не могла этого больше терпеть.

Когда Аррага уснула, молодая княжна поднялась на ноги и незаметно выскользнула из зала. Служанки в коридоре лишь удивлённо проводили её взглядом и ничего не сказали. Очутившись в замке в полном одиночестве, Селека вновь ощутила, как все эти могучие стены и потолок словно давят на неё, заставляя чувствовать себя настоящим карликом, крохотным гномом. Словно старое поместье Медведей создавалось не для людей, а для великанов. Быть может, это действительно было так? И нынешние северяне были прямыми потомками тех могучих огромных существ, что ходили по этим землям давным-давно, во времена вранов, драконов, грифонов и прочих невероятных созданий?

«Интересно, каким сейчас уже стал Грозохвост, – подумала Селека, осматривая огромные украшенные рисунками потолки. – Когда я видела его в последний раз, то могла держать его у себя на руках. А сейчас ему уже семь месяцев»…

Девушка читала в одной из книг в библиотеке Академии, что у императора Хатиэна было целых пять вранов. Самый огромный из них, Лунный Вой, был больше двенадцати футов высотой, и таких размеров не достигал больше никто из питомцев Хатиэна. Говорят, уже в полгода этот чёрный крылатый великан был настолько крупным, что император свободно рассекал на нём небеса над полем боя, в то время как другие враны были в таком возрасте ещё слишком малы, чтобы перевозить на своей спине всадника. И лишь немногим приближённым Хатиэна было известно, что Лунный Вой к тому же был всего лишь самкой, а значит, будь она самцом, то выросла бы ещё больше.

Но Селека из рассказов отца знала, где мог получить Хатиэн такого огромного врана – в Великом Ущелье, за землями Барсов. Водившиеся там чудовищные птицы до сих пор наводили ужас на Прилесье и Нагорье Рока. Не каждый отваживался заходить дальше Четвёртого пояса гор, где начинали появляться первые гнездовья диких вранов. Эти великаны размерами были даже больше Лунного Воя, но никто из местных жителей ни разу не видел их вживую. Были слышны лишь их громкие крики, от которых, казалось, сотрясались сами горы, а с вершин покрытых снегами скал сходили лавины. Кто-то утверждал, что это и не враны вовсе, а Первые боги, закованные в цепи где-то под землёй и томящиеся в ожидании Предателя, что освободит их. Учёные пытались найти этому всему научное объяснение. Но тайна Великого Ущелья до сих пор оставалась неразгаданной.

Выбросив из головы все надоедливые мысли, отвлекавшие от дела, Селека скользнула по ступенькам и замерла, прислушиваясь к звукам с первого этажа. Сначала девушка подумала, что в главном зале сидит Беральд – у него был такой же низкий бархатистый голос. Но, внимательно присмотревшись сквозь щель приоткрытой двери, Гвайр увидела мелькнувшую где-то в глубине комнаты серую шкуру, что носил на своих плечах младший Сатарн. Селека тяжело вздохнула – она надеялась увидеть Беральда. Кован был слишком хмурым, и уговорить его отправиться к Аурхуут было невозможно. Он считал своим долгом оберегать Хильду. Хотя на самом деле большую часть времени проводил в обществе Тэйхир, совершенно забывая о том, где его сестра и чем она занимается. Селека и Хильда часто смеялись над этим втайне от младшего Сатарна – у него на лице все чувства были написаны. А Рогатая игралась, делая вид, что ничего не понимает.

Княжна уже собралась пройти дальше, как вдруг обрывок разговора воинов Гарнизона достиг её ушей, и девушка тут же остановилась. Она понимала, что подслушивать нехорошо, и едва ли Свет похвалит её за такие тёмные деяния, но воительница ничего не могла с собой поделать. Она слишком долго просидела в башне в обществе Хильды и Арраги, с иголкой и нитками в руках, что сама того не желая искала приключений на свою голову.

– Этот человек слишком странный, Медведь! – воскликнула Тэйхир. Она сидела на диване возле камина, как всегда в своих лёгких кожаных доспехах и с секирой. Только здесь, в холодном медвежьем поместье, Рогатая теперь ещё носила и медвежью шкуру, вежливо одолженную Кованом. Сам Сатарн почти не чувствовал холода – он привык к нему с самого детства. Наоборот, ему казалось, что сейчас в зале было слишком душно, и всё порывался открыть окно.

– Он просто сумасшедший, – вздохнул Кован, продолжая хоть по комнате. – Это не повод отрубать ему голову.

– А что ты предлагаешь? – Тэйхир приглушённо фыркнула. – Будете с Беральдом держать его в подземелье, кормить? Может, ещё доктора ему отыщете? Очнись, Кован! Этот человек не принесёт ничего хорошего. Лучше избавиться от него сейчас, пока…

– Пока что?! – воскликнул Кован, резко обернувшись к Рогатой. – Я не могу убивать невинного человека только из-за того, что он выжил из ума! Этот воин долгое время верно служил моему отцу. Он спас мою мать от смерти как-то раз!

– Но, тем не менее, она всё равно умерла. Что-то этот Свет, про который постоянно бормочет этот ненормальный, ей не помог.

Кован замолчал, и Селека почувствовала, как бешено заколотилось сердце в её груди. Свет? Воины Гарнизона сейчас говорили о каком-то паладине, и девушка поняла, что теперь точно не уйдёт от дверей, пока не узнает всё до конца. Да простит её Свет за то, что она совершает такие тёмные деяния и подслушивает чужие разговоры!

– Хорошо, Тэйхир, – вздохнул Кован, опускаясь в кресло. Вид у мужчины был измученный. – Я подумаю над этим. В любом случае, решать Беральду. Я не вправе вершить тут правосудие и рубить головы направо и налево только потому, что какой-то несчастный сумасшедший показался мне странным.

– Но ты уездный князь Дарма, – Тэйхир была совершенно невозмутима. – Ты имеешь здесь такую же власть, как Беральд.

– Да, но только в его отсутствии. А пока мой брат находится здесь, я должен во всём советоваться с ним, – отрезал Кован. – Поэтому я не желаю больше ничего слышать о казнях и убийствах. Быть может, этот человек сам убьёт себя. Ничего не мешает ему раскроить собственный череп о стены подземелья – если он настолько сумасшедший, как ты говоришь.

Дальше разговор Селека не слушала. Ей было достаточно, что в подземельях под Дармом был заключён настоящий паладин, быть может, один из её братьев по ордену. Как давно он здесь находился? Как попал на Медвежье плато? Объяснение было лишь одним: этот мужчина стремился к Аурхуут так же, как и Селека.

Осторожно обогнув зал, девушка отправилась к дальней лестнице. За месяц, проведённый в медвежьем замке, она обыскала здесь каждый уголок. Правда, было несколько мест, которые до сих пор оставались неразведанными – Селека пару раз наталкивалась на лестницы, которые вели куда-то вверх, а там обрывались, врезаясь прямо в голую стену. Судя по тому, что каменная кладка в этом месте отличалась от остальной, лестница раньше куда-то вела, но потом этот проход заложили. Почему это сделали, и что там было раньше, Селека не знала, а Беральд не рассказывал. Он лишь загадочно говорил, что отец наказал ему не разбирать этот завал «до возвращения грифонов».

– Ты и сама понимаешь, что это невозможно, – говорил медвежий князь, и Селеке приходилось соглашаться. Последний грифон пал в битве за Беланору, когда войска Псов свергли императора Воронов. С тех пор никто не видел этих величественных животных.

Но было кое-что, что не давало Селеке покоя – на Севере паладинов тоже называли Грифонами. А если старый медвежий князь имел в виду вовсе не крылатых зверей, а именно воинов Света? И что если именно она, княжна Леопардов, молодой адепт Нового учения, была тем самым грифоном, о котором говорил Йоран Сатарн?

Как бы то ни было, у Селеки не было сил, чтобы разобрать каменную кладку и узнать, что там, на той стороне. А Беральд отказывался слушать любые доводы молодой воительницы. Их словесное противостояние длилось почти три недели, пока медвежий князь не заявил, что в следующий раз просто не отправится с Селекой к Аурхуут. И княжне пришлось перестать донимать Берда своими расспросами о странных лестницах, упиравшихся в каменные стены.

Обогнув несколько таких неизведанных мест стороной, Гвайр остановилась возле небольшого туннеля, что вёл в подземелья под Дармом. Это место тщательно охранялось, но Селека знала несколько лазеек, через которые можно было обойти посты стражей. В поместье их называли «Кротовыми норами» – когда-то давно их использовали, чтобы быстрее добираться до чёрного хода, располагавшегося в соседнем туннеле. Сейчас через одну из этих «нор» можно было пробраться к камерам, миновав пост стражей. И Беральд, кажется, даже не подозревал об этом. Одна из лазеек была практически рядом со входом – достаточно было отодвинуть в сторону завал из соломы, убрать положенные друг на друга старые доски, и в полу открывалась дыра, что вела на нижний этаж. Из-за высоких потолков снизу выбраться не представлялось никакой возможности, если заранее не взять с собой верёвку. Селека, обвязав её вокруг одной из колонн, осторожно спустилась и соскочила на пол.

В темноте, царившей под землёй, невозможно было рассмотреть даже собственную руку, поднесённую едва ли не вплотную к лицу. Но сам по себе туннель был узким – свернуть не туда в нём было очень сложно. Селека продвигалась во тьме практически на ощупь, пригнувшись из-за слишком низкого потолка. Вокруг стояла гробовая тишина, и девушка почувствовала, как по спине пробежал нервный холодок. Быть может, всё же следовало дать стражам знать о своём присутствии? Тогда в случае опасности Гвайр могла быть уверена, что воины придут на помощь. Но возвращаться уже не имело смысла.

Наконец, впереди показался свет. Сняв со стены один из факелов, Селека выдохнула и храбро двинулась по коридору. Когда туннель закончился, молодая воительница заметила очертания нескольких камер. Сидевший у самого входа стражник был настолько пьян, что его не разбудил бы даже крик настоящего дракона. Селека бесстрашно переступила через его раскинутые руки и шагнула к ряду решёток, за которыми скрывались небольшие каменные комнатки, лишённые всякого источника света. На полу валялась разбросанная солома, от которой разило мочой, и девушка невольно поморщилась. С большим трудом она поборола желание зажать нос пальцами, потому как выглядело это слишком смешно.

Узников в камерах не было. Последнего освобождённого, какого-то старого пьяницу, укравшего на рынке мешок с яблоками, Селека видела собственными глазами две недели назад. Подземелье должно было пустовать, но зачем тогда стражники оставались на своих постах, когда могли отправиться охранять другие участки? Нет, здесь был ещё один человек, которого Сатарны запрятали под землю. И Селека быстро нашла его.

В дальнем конце коридора была камера, из которой доносилось невнятное бормотание. Человек говорил на непонятном Гвайр языке, и сначала девушка решила, что ошиблась – в ордене паладинов все общались на фабарском. Да и на южный это не было похоже, потому что Селека слышала, как на нём говорил Ньёр. Его язык больше напоминал шипение змеи, а из камеры доносилось бормотание, в котором преобладали рычащие звуки. Впрочем, как только молодая воительница приблизилась к пленнику, тот тут же замолчал и устремил на неё пристальный взгляд.

Мужчина действительно выглядел странно. Его растрёпанные волосы и борода были почти белыми, а глаза, выпученные и слегка разъехавшиеся в стороны, бешено вращались и с большим трудом удерживали взгляд на чём-то одном. Из одежды на нём были лишь старые подранные лохмотья, сквозь дыры в которых были видны проступавшие рёбра. Но не похоже, чтобы Сатарны плохо кормили своих пленников – на полу возле камеры стояла нетронутая тарелка с вполне приличной на вид кашей. Туда даже никто не плюнул. Просто неслыханная щедрость со стороны стражников! В Фабаре к заключённым относились совсем иначе.

– Де-евочка! – вдруг воскликнул пленник, заговорив на фабарском. Селека изумлённо посмотрела на него. Он как-то узнал, что она была с Запада? Или сам был оттуда родом? – Девочка, не хочешь помочь старику? Ну же, не бойся! Хоген хороший, Хоген не будет трогать девочку!

Селека отступила на шаг, недоверчиво смотря на пленника. Он совсем не был похож на паладина. Скорее, наоборот – на человека, в которого вселился демон. Дрожащими пальцами девушка нащупала на шее крест в кругу и вытащила его из-под одежды. Но едва пленник увидел ожерелье, глаза его тут же прекратили вращаться, и мужчина вдруг резко бросился на решётку. Селека с трудом удержала крик и кинула испуганный взгляд на спавшего стражника. Тот лишь что-то сонно пробормотал и перекатился на бок, продолжая спать. Облегчённо выдохнув, девушка вновь посмотрела на пленника.

– Так ты паладин, де-евочка? – протянул мужчина и приглушённо захихикал. – Я тоже люблю Свет. Свет – мой бог. Ты ведь тоже ему служишь?

– Я принесла клятву верности Свету почти год назад.

Хоген, как назвался заключённый, расплылся в широкой улыбке и снова засмеялся.

– Мы с тобой похожи, – он едва заметно облизнулся. – Почему бы тебе не выпустить меня, как своего брата? Ты из западного или южного ордена?

– Я адепт Нового учения, – прошипела Селека, не решаясь приближаться к камере. Всё-таки, этот человек действительно был паладином.

– Нового учения? – он нахмурился. – Не помню такого.

Заметив сомнение в глазах воительницы, Хоген принялся копаться в складках своей подранной одежды и выудил точно такой же крестик, как у неё, только повёрнутый вертикально – таким был знак паладинов западного ордена. Пленник тут же принялся умолять выпустить его, но девушка не собиралась этого делать. Хоген пугал её – его вращающиеся глаза налились кровью, а с губ текла слюна, смешанная с какой-то странной пеной, словно у бешеной собаки.

– Новое учение… Это ведь… А! – удивлённо воскликнул мужчина и вновь набросился на прутья решётки. Они задрожали, но выдержали. – О, тогда ты, должно быть, веришь в то, что на «Светлейшем» живёт Бог, да? Я тоже верю. Я шёл к нему. Я видел его!

Селека замерла и изумлённо посмотрела на пленника. Рука девушки дрогнула, но она одёрнула себя и отступила назад. Нет, этого человека нельзя было выпускать. Он был слишком опасен. Быть может, Тэйхир даже была права, и его следовало убить, чтобы прекратить страдания. Но сначала Гвайр хотела узнать от него кое-что.

– Ты… видел Свет? – осторожно спросила Селека, делая шаг к камере. Мужчина захихикал и, отшатнувшись назад, неожиданно вскинул руки вверх.

– О да! – закричал он, но стражник в коридоре даже не проснулся. – Я видел его! Я слышал его! Он говорил ужасные вещи. Ужасные вещи, слышишь?! Это конец! Мы умрём, я клянусь тебе самим Богом! Конец уже близок!

– Что сказал тебе Свет? – продолжала спрашивать Селека, напряжённо следя за пленником. Он резко остановился, и его кроваво-красные глаза устремились на девушку. Расплывшись в широкой улыбке, мужчина прошептал:

– О, это ужасные вещи. Он говорил, что «те, кто лишены лица своего» вот-вот придут. И тогда Сангенум погрузится в вечный мрак. И тёмные из числа Первых богов вернутся. Они сотрут с лица земли всех, кто не будет им верен, а тех, кто подчинится их воле, сделают своими рабами. Они уже близко, девочка! Сначала волколаки, потом враны… а когда вернутся драконы, Первые боги начнут собирать несметное войско! И не только Сангенум – весь мир падёт!

Мужчина вдруг резко набросился на прутья, и те, затрещав, вылетели из углублений в потолке. Селека громко вскрикнула и выхватила молот, но пленник повалил её на пол и, до боли сжав костлявыми пальцами плечи, закричал:

– Они идут! Те, кто лишены лица своего! Я слышу их голоса! Они говорят, что время близится! Волколаки, враны, драконы! Они близко! Те, кто лишены лица своего! Безликие! Они здесь! ЗДЕСЬ!

Хоген ухватился за камень, подвернувшийся ему под руку, и занёс его в воздухе для удара. Селека испуганно закричала и попыталась вырваться, но безрезультатно – мужчина крепко держал её своими костлявыми пальцами, словно неведомая сила наполнила всё его тело. Девушка заметила, как изменилось лицо пленника: зубы его превратились в острые клыки, а среди серых волос показались отвратительные наросты, напоминавшие рога. Они всё росли и росли, постепенно начиная завиваться на манер бараньих.

Прежде чем Хоген ударил Селеку камнем, рука его была отсечена острым лезвием меча. Закричав, мужчина выпустил молодую княжну и отполз назад. Хлопая безумно вращающимися глазами, он с пеной у рта продолжал кричать:

– Те, кто лишены лица своего! Они здесь! Вы слышите их? ЭТО ОНИ!

Но крик его был прерван ударом меча. Лезвие пронзило пленнику грудь, и сумасшедший старик, захрипев, неестественно выгнулся. Изо рта его хлынула слюна, смешанная с пеной, и Селека почувствовала вставший поперёк горла комок. С трудом удержав рвотный позыв, девушка дрожащими руками упёрлась в пол и поднялась на ноги.

– Он… он мёртв? – шёпотом спросила Селека и почувствовала, как слёзы текут по её щекам. Она действительно успела испугаться, и её теперь трясло, как в лихорадке. Беральд, вытерев окровавленное лезвие меча о низ своего плаща, обернулся к княжне и тяжело вздохнул.

– Да, он мёртв. Не бойся, – произнёс он, приобнимая девушку. Селека не выдержала и, обхватив мужчину руками, разрыдалась прямо на его груди. Она ослушалась его, отправилась искать приключений на свою голову… и чем это обернулось? Её едва не убил сумасшедший старик. Но куда больше Селека испугалась не смерти, а слов Хогена. Этот безумный крик до сих пор стоял в ушах Гвайр, не давая ей покоя.

– Он… он сказал, что Безликие возвращаются! – прошептала Селека. – Ты… понимаешь, что это значит?

– Это значит, что старик выжил из ума, – вздохнул Беральд и подтолкнул девушку к выходу. Пьяный стражник теперь стоял, вытянувшись в струнку, и явно недоумевал, как княжна смогла проскользнуть мимо него.

С большим трудом Селека заставила себя успокоиться. Беральд прав, это всего лишь бред сумасшедшего. Безликие были уничтожены Четверыми много веков назад, ещё во время великой Битвы Девяти. Но почему тогда на душе вдруг стало тревожно? Селека ощущала, словно теперь чей-то невидимый взгляд следит за ней, потому что она узнала то, чего знать ей не следовало.

«Те, кто лишены лица своего!» – прошелестел в мыслях девушки обрывок слов Хогена, и княжна ещё раз испуганно сжала руку Беральда. Нет, это был всего лишь бред сошедшего с ума старика, не более. Селека узнает всё сама, когда явится на Аурхуут. И княжна была уверена, что там Свет не станет пугать её такими безумными речами. Безликих не существовало. Это были всего лишь сказки, придуманные старухами, чтобы пугать непослушных детей.

Селека попыталась восстановить сбившееся дыхание и зажмурилась. Здесь, в медвежьем замке, ей нечего было волноваться. Эти земли были пропитаны Светом, оберегавшим молодую княжну всю её жизнь. А Беральд был всегда готов прийти ей на помощь. Прямо как сейчас. Девушка почувствовала, как забилось сердце в её груди, и едва заметно покраснела. Отогнав из головы назойливые мысли, она резво заспешила за Бердом и широко улыбнулась. Страх прошёл, и осталась только уверенность в том, что ничего плохого не произойдёт.

* * *

Удар меча обрушился на шею рычавшей и скалившейся собаки, мгновенно оборвав её жизнь. Стряхнув с лезвия псовую кровь, Кольгрим выпрямился и сплюнул на землю. Сколько этих тварей они здесь уже убили? Наверное, больше трёх десятков. Вся земля на небольшой поляне пыла усыпана собачьими трупами. Будто у чёртовых Бакхартов были целые легионы этих чудовищных псов! Кольгрим даже не считал, сколько воинов пало от зубов мастиффов. Куда больше мужчину раздражал тот факт, что варвары умирали самым бесчестным образом – их пожирали глупые бешеные псины. Мужчина должен был умирать с мечом в руке, в бою против настоящего противника! А их каждый час травили собаками, которые жаждали лишь одного – крови и плоти.

Из троих танов лишь Эдзард сохранял спокойствие и невозмутимость. Даже Гертруда, до этого часто смеявшаяся над несдержанностью Свидживальда и смотревшая на происходящее, как на глупую шутку Дельфинов, теперь каждый раз громко ругалась, стоило на горизонте показаться новому отряду псарей с собаками. Воительница обзавелась парой укусов, но они ничуть не стесняли её движений, и Гертруда продолжала сражаться, как ни в чём ни бывало. А вот Свидживальд со своей повреждённой ногой не мог с прежней прытью биться против быстрых и ловких собак. Ему пришлось передать управление Пепельными волками одному из своих верных людей, а самому отправиться к целителям. Благо, эти молоденькие девчушки и дряхлые, на первый взгляд казавшиеся неопытными и бесполезными, умело штопали любые раны, и укус на ноге Свидживальда для них был сущим пустяком. Одна из этих девушек-лекарей не раз убеждала остальных танов, что Пепельный волк присоединится к ним уже совсем скоро. Другая дала более точный прогноз – Свидж должен был подняться на ноги к концу недели. Кольгриму хотелось на это надеяться, поскольку именно Пепельные волки составляли основную боевую мощь Делаварфов, и каким бы несдержанным и грубым ни был Свидживальд, он был хорошим военачальником и командиром.

Временное отсутствие на поле боя третьего тана сильно сказалось на отношении варваров к Кольгриму. Теперь, когда шумный и активный Свидживальд не был постоянно в центре их внимания, они по-иному взглянули на Улвира. Некоторые обнаружили, что Серый волк тоже был неплохим воином и мог тягаться в силе с самим Эдзардом. Их часто замечали тренирующимися вместе, и многие воины лично были свидетелями того, что Кольгрим не уступает в поединке старому, но сильному и опасному варвару. Какого же было удивление князя, когда кое-кто из Чёрных и Пепельных волков решил перейти на его сторону. Улвир побоялся, что это плохо скажется на его отношении с танами, но Гертруда радостно поздравила мужчину с этим достижением, а Свидживальд лишь приглушённо фыркнул.

К слову, Пепельный волк в последнее время уже не так злобно относился к Кольгриму, как при их первой встрече. Со своей повреждённой ногой Свидживальд не участвовал в сражениях, но всегда наблюдал за их ходом на каком-нибудь холме, защищённый своими воинами. Оттуда ему хорошо было видно происходящее, и он не раз замечал, что в бою Кольгрим не так уж и плох, как ему казалось сначала. С тех пор Свидживальд даже стал чаще называть Улвира просто «Серым волком», без добавления каких-нибудь обидных словечек или колкостей.