Текст книги "Зеркало Души(СИ)"

Автор книги: Александр Нетылев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 41 страниц)

– То есть как? Ты разве не помнишь всё, что было перед этими тремя годами? Может, ты жила в храме, когда там служила?

– Нет. Я жила не в храме, я это помню, а вот где я жила... не помню, – у неё задрожал голос, – Мне не три года отрезало...

– Ну-ну, не надо... – прошептал парень, прижимая к своей груди девушку, – Мы ведь можем всё узнать у жителей или у других мико, верно?

– Ты не понимаешь! – воскликнула она, – Это же значит, что я могла ещё много чего забыть! Много того, что делает меня... мной.

– Значит, сейчас тебя делаешь только ты сама. Попробуй начать жизнь заново, она ведь даже не думает кончаться.

– Жизнь заново?! – взорвалась она, – Ты вообще понимаешь, о чём ты говоришь?! Жизнь заново, когда я не помню, где живу, хотя живу я прямо рядом! У меня есть родители, которые помнят меня, а я? Я только помню, что у папы имя на 'К', а у мамы розовая блузка!

– Хотя бы узнаем, что было, – ответил он, – Да, я знаю, это лишь суррогат воспоминаний, но все же...

– Ты ничего не понимаешь! – прервала его Юна и, чересчур резко отвернувшись, быстрым шагом, почти бегом, направилась к выходу из лаборатории.

– Юна, стой! – воскликнул парень, – Если я тебя обидел, хотя бы дай мне извиниться!

Однако девушка не остановилась. Она даже ничего не ответила, а толкнув дверь, и вовсе перешла на бег. Можно было сказать, что Юна неслась, не разбирая дороги, если бы не то, что она неплохо ориентировалась: взлетев по лестнице, она выбежала в служебное крыло, а оттуда – чёрному ходу. Крис побежал за ней, помогая себе телекинезом.

Наконец, выбежав на улицу, девушка подбежала к одному из деревьев и остановилась у него, опёршись на него локтем и низко склонив голову. Она тяжело дышала, будто бы эта короткая пробежка вызвала у неё одышку.

Кристиан тоже несколько раз выдохнул, хотя едва ли устал так же сильно. Остановившись в нескольких метрах от девушки, он опустил голову, продолжая глядеть... На любимую.

В голове возникло воспоминание: его знакомая, милая, симпатичная... Плачет вот так же. Никто её не утешил, никто не подошёл, даже слова не сказал – как будто ничего не происходило. Даже он струсил, не зная, что может сделать. А на следующий день она повесилась. Кристиан так и не узнал, почему она плакала, но почувствовал тогда укол вины, и тогда же впервые услышал гадкий внутренний голос, сказавший всего одно слово:

'Трус'

Мысли лихорадочно бились в голове ещё несколько секунд, а затем он всё-таки решился. Подошёл к Юне, чувствуя холодный осенний ветер, и прижал к своей груди её лицо.

– Ты... не понимаешь, – дрожащим голосом сказала она и шмыгнула носом, – Это даже хуже... чем... быть сиротой. Сирота... знает, что... у него никогда не было родных.

– Не понимаю, – шепотом согласился он, продолжая прижимать, гладя её по волосам, стараясь успокоить, – Прости. Я даже понять не могу, что ты сейчас испытываешь.

– Всё просто взяли и перечеркнули одним махом!

Парень лишь прижимал девушку, уже чувствуя, как рубашка начинает намокать...

– Не держи в себе. Выговорись.

– Ведь это ты меня убил! – поняла Юна и сделала попытку вырваться. Кристиан не стал ей мешать. Он сглотнул комок в горле и кивнул, отпуская девушку, придержав её за плечи, чтобы она не упала от неожиданности. Опустил взгляд.

– Да... Я сволочь, тварь, убийца, нет мне прощения. Я этого не хотел, но знаю, что это не оправдание. Но прошу, дай мне шанс. Помоги мне измениться.

Мико медленно подняла зарёванные покрасневшие глаза и посмотрела прямо на него.

– И? – спросила она и сглотнула, – А мне-то как это поможет?

– Опять я, козел, думаю о себе... Может, мы найдём способ вернуть воспоминания. Что-нибудь придумаем, откроем, создадим. Вернёмся в прошлое по Хроносу и, найдя тебя-другую, синхронизируем воспоминания!

– То есть? – совершенно серьёзно спросила Юна, – Это возможно?

– Профессор Кеншу любит повторять, что в мире до обидного мало невозможного, – с большей уверенностью, чем реально испытывал, ответил Крис, – Если этого никто прежде не делал, это не значит, что этого не сделаем мы.

– Хорошо... наверное... – девушка начала со злостью утирать слёзы, – Ну вот, разревелась, как дура, не разобравшись!

– Да ладно тебе, – улыбнулся он, – Зато высказалась. Кстати, там платье уже готово, наверное.

– Да мне бы, для начала, умыться бы, – сказала она, натянуто улыбнулась и снова шмыгнула носом.

– У меня есть идея, – поднял палец Кристиан, – Мы забираем одежду, идём в женское крыло, находим тебе комнату. Там же есть уборная, где можно привести себя в порядок. Всё равно нам туда относить одежду и вещи, хотя мне в свою комнату.

– Хорошо... – кивнула Юна, опуская глаза, – Мы, это... наверное, лучше встретимся уже на балу, хорошо? А то мне готовиться надо будет... кхм... довольно долго.

– Хорошо, – Крис кивнул в ответ, – Давай я тебя провожу до лаборатории и развилки в корпуса. По пути же.

Так они и разошлись. Потребовалось некоторое время на решение сугубо организационных вопросов, вроде поиска свободной комнаты, однако же в итоге Юна всё же поселилась в одной из них и начала подготовку к балу, решив пока что отложить возвращение памяти.

Кристиан же направился в другую сторону. Осваивать загадочное устройство под названием 'расческа'. К смокингу ведь не подобает быть пушистым, как ударенный током, верно?

И вот, миновав длинные и немного пустынные, несмотря на воздушные шарики и прочие украшательства, коридоры минус второго этажа, он зашёл на полигон, который сегодня выступал в качестве бального зала.

В каком-то смысле Чезаре даже не верилось, что этот путь он сумел проделать без приключений: чтобы к нему не пристал какой-нибудь пробивший себе голову калибуром студент или обиженный магической сигма-несправедливостью безопасник.

Сложно было представить, что весь калейдоскоп, произошедших с запуска проекта 'Дарвин', уложился в каких-то два дня. В последнее время дела наваливались быстрее, чем он успевал разгребать их – и может быть, наплевать на все, что еще не сделано, и отправиться к Марии, было наилучшим выходом.

Надев 'парадный' дорогой костюм (некоторая склонность к роскоши, естественная для выходца из низов, закономерно приводила к тому, что такие составляли почти половину его гардероба), Чезаре задумался, стоит ли брать с собой оружие. В итоге решил все же взять: неизвестно, что может еще произойти в этой школе.

Оставалось взять заготовленный букет... и слегка вернуться назад во времени, чтобы отвести девушку на бал лично. Он как раз подходил к комнате Марии, когда та вышла ему навстречу.

Одета она была в длинное белое атласное платье. Несмотря на боковой разрез до колена, оно вполне могло бы считаться скромным и целомудренным... Но при этом будоражило воображение, так как ткань очень мягко отзывалась на все движения девушки.

– Ты прекрасна, – сообщил Чезаре. На его лице появилась светлая и искренняя улыбка, которой, пожалуй, никому, кроме Марии, не доводилось видеть.

– Я в курсе, – ехидно ответила девушка, игриво поведя плечами, после чего приняла цветы и зарылась в них носом, прикрыв глаза.

– О, я начинаю повторяться? – осведомился мужчина, приобнимая ее за плечи, – Печально, если так.

– Что бы не говорили про Тюльпана, в наличии вкуса ему отказать сложно, – чуть выглянув из-за букета, хохотнула паладинка.

– Ну, выбирала все же ты, – усмехнулся шпион, проводя рукой по ее волосам, – Впрочем, ты была бы прекрасна и в менее удачном теле.

– А-га!!! – громко воскликнула Мария, отходя на шаг назад и пряча цветы за спиной, – Значит, в старом теле я тебе нравилась меньше?!

– Откуда такой вывод? – чуть удивленно переспросил Чезаре, удерживая ее за плечи, – Я ничего такого не говорил... Даже напротив, если учесть, что когда я осознал, что люблю тебя, у тебя вообще никакого тела не было.

– Отмазки-отмазки-отмазки, – весело приплясывая на месте, пропела Мария.

– Где ж отмазки? Я, если помнишь, еще в Токио тебе комплименты делал... Которые ты, правда, нагло проигнорировала.

Кардинал скорчил рожицу, выражавшую наигранную обиду. Всерьез обижаться на Марию он был неспособен.

– Да, ладно, я же тебе тоже комплименты делала, – сказала она, аккуратно поддевая его галстук двумя пальцами, – Помнишь? Там, в Риме.

Чезаре задумался, припоминая.

– Что-то кроме 'чудовище, тварь, гад, ублюдок', ничего не вспоминается, – рассмеялся он, чуть крепче прижимая ее к себе.

– Значит, я не умею говорить комплименты, – улыбнулась девушка, ничуть не сопротивляясь объятиям.

– Увы, – с показной печалью ответил шпион, – Может, владей кто-то из нас этим искусством в должной мере, не пришлось бы ходить вокруг да около полгода.

– Вообще, ты мужчина, ты должен был первым сделать первый шаг, – заметила она.

– Ты об этом уже говорила, – заметил Чезаре, чуть касаясь губами ее губ, – Но представь, как ты сама восприняла бы этот 'первый шаг', если бы ответила 'нет'? Это, знаешь ли, естественная проблема отношений 'ученик-учитель': ты бы непременно поняла превратно...

– Ага, то есть, как Легион одолеть – это мы придумать можем, а как к своей аспирантке подкатить – это уже сложная задача!

– А то, – ухмыльнулся он, – У тебя же добровольный иммунитет к интригам и коварству с моей стороны, ты разве не в курсе?..

– Ну-у... иногда надо немного поковарничать.

Мария подвинулась поближе к Чезаре, так что между их лицами можно было просунуть разве что одну ладонь.

– Можно. Но зачем, если все прекрасно и без того?..

С этими словами он поцеловал ее. Девушка обвила одной рукой его шею и ответила на поцелуй. Вот сейчас разница в росте заметно ощущалась: Чезаре приходилось изрядно наклоняться, а вот Марии, напротив, закидывать голову назад, чтобы иметь возможность продолжать этот поцелуй. Если в парке и в кабинете Нарьяны они сидели, то тут им пришлось прерваться немного раньше, потому что у Марии затекла шея.

– Ну всё, ну всё, – отстранилась от мужчины девушка, шутливо нанося удар ладошкой ему по груди, – Хорошенького понемножку.

Чезаре послушно отстранился, после чего подставил локоть, с нарочитой галантностью поинтересовавшись:

– Позволите сопровождать вас на бал, миледи?

– Позволю, – хитро улыбнулась Мария, – Но не раньше, чем поставлю цветы в воду.

С этими словами она быстро исчезла в недрах своей комнаты. Чезаре остановился у дверей в ожидании. Следовать за дамой в ее спальню? Эт не галантно... Об этом подумаем после бала.

Наконец, Мария вернулась, но уже без цветов, после чего оправила платье. И глядя на этот обычный, в общем-то, жест, наблюдательный шпион обнаружил еще одну волнующую деталь. Судя по отсутствию складок, никаких лишних полос ткани под платьем не было.

– Ну что, пойдём, мой кавалер? – с хитрой улыбкой спросила она.

– Несомненно, – ответил кардинал, беря ее под руку.

– Как прошел день? – осведомилась Мария по дороге.

– Если кратко, то – суматошно.

– Ага, – кивнула она, – И это суматоха тебя чуть не убила парой монет.

В ее голосе послышался упрек. Чезаре подумал, что хоть ее беспокойство и наглядно показало ее привязанность к нему, для нее оно все же было отнюдь не приятным.

– Именно что суматоха, – подтвердил он, – Представь: только успеваю подлечиться после поимки Джейка, как мигом получаю информацию о побеге Рейлисов.

– Кстати, как им это удалось? – нахмурилась девушка.

– Насколько могу судить, временное усиление способностей Елены, плюс 'Хронос' для переноса взрыва в другое время, – поделился шпион, – Придумано неплохо, но скорее авантюра, чем спланированная акция. Кстати, я рассказал Елене про Йоль.

– Я так понимаю, она не ужаснулась, – кивнула паладинка.

– Это верно, – согласился Чезаре, – Но есть шанс, процентов семьдесят – семьдесят пять по моей оценке, что мне удалось убедить ее добровольно участвовать в моем плане преодоления Йоля... Впрочем, это уже долгая и весьма мрачная тема, слабо отвечающая атмосфере праздника.

– Ты же знаешь, что я обладаю двумя плохими чертами, – хмыкнула Мария, – Любопытство и богатая фантазия. Не факт, что, если умолчать, я не напридумываю чего похуже.

– Я и не собираюсь умалчивать, – улыбнулся мужчина, – Тем более, что я рассчитываю, что ты поддержишь мой план. Однако я полагаю, что о войнах и обманах следует говорить не по дороге на бал.

– А, то есть, там ничего особенного. Тогда я могу быть спокойна.

Чезаре удивленно посмотрел на нее:

– А ты что подумала?..

– Ой, тебе лучше не знать, – махнула она рукой.

В это время они уже прибыли в бальный зал, специально подготовленный для этого события. Вообще, раньше это был полигон, но сейчас таковым назвать его было сложно: длинные столы по краям, начищенные до блеска полы, приятная музыка, скамеечки у стен, чтобы можно было передохнуть.

– Кажется, мы немного рановато.

– Думаю, чуть-чуть, – согласился Чезаре.

– Но, думаю, это не проблема, – улыбнулась она, – Лилит набуянилась и спит, а Алису с меня сняли и отправили обратно в приют, так что нам никто не помешает.

Шпион приложил все свое мастерство, чтобы не измениться в лице. Отправили обратно в приют... В это было сложно поверить, а учитывая слова Эйхта, сложно вдвойне. С вероятностью в девяносто процентов Чезаре предполагал, что она уже мертва. Но... Выдавать свои предположения кардинал не собирался. Иначе Мария будет плакать. Так не должно быть.

Иногда можно и поковарничать.

– А что, Лилит опять что-то натворила? – поинтересовался Чезаре вместо этого.

– Да, – вздохнула Мария, – Альва попыталась высмеять ее охоту на крабов... И Лилит чуть не сожгла ее. Рядом была Актис, и, пожалуй, только поэтому всё закончилось хорошо... за Лилит нужно двенадцать глаз, потому как она может что-то выкинуть в любую секунду.

Чезаре обнял ее за плечи, прижав к себе, и успокаивающе погладил по голове.

– Ты справишься.

А сам он тем временем обдумывал происшедшее. Отправили в приют. Убили. Что ты чувствуешь, Рэку, понимая, что из-за твоего бездействия погиб ребенок? Угрызения совести? Нет. Это к лучшему. К лучшему для Марии. И чтобы оно осталось так, она не должна узнать.

Когда Чезаре снова заглянул в ее глаза, ему уже не требовалось надевать маску. Он знал, что ради ее же блага она не должна узнать, – а забота о ее благе уже давно была для него столь же естественна, как дыхание. Если хочешь, чтобы девушка была ангелом, обеспечь ей рай. А чтобы обеспечить рай, не нужно быть ангелом самому.

– Да, – вздохнула девушка, – Просто очень неприятно понимать, сколько времени это должно занять. Я всё время забываю, что ей пятьдесят лет. А это значит, что и взрослеет, и информацию усваивает она с соответствующей временной задержкой.

– Да, Лилит создаст еще немало проблем... И не только она. Но полагаю, сегодня мы можем на время забыть о них. Этот вечер – для нас двоих.

– Я поэтому тебе и сказала о том, что сегодня обе мои самые проблемные воспитанницы нас не потревожат, – хихикнула она, снова беря Чезаре за галстук.

Усмехнувшись в ответ, он снова поцеловал ее. Мельком подумав при этом, что если бал в ближайшее время не начнется, он рискует не сдержаться и перейти к чему-то большему прямо тут...

– Так, – шутливо-ворчливо потянула она, едва короткий поцелуй прервался, – Нам надо что-то с этим делать, а то у меня шея так заболит.

– Ну, в данный момент я вижу два варианта, – заметил стратег, – Мы можем присесть на одну из скамеек... Или же я могу поднять тебя на руки.

– Я думаю, в долгосрочной перспективе второй вариант лучше, – ответила девушка.

Чезаре улыбнулся и одним движением поднял ее на руки.

– Удобно? – поинтересовался он с той же интонацией, что и в прошлую сегодняшнюю встречу.

– Вполне, – хитро улыбнулась она, а затем чуть прищурилась, – Но мы ведь ещё не пробовали целоваться.

– Досадное упущение с нашей стороны, – хохотнул Чезаре, целуя ее.

– Эй-эй-эй, народ, – возмутился Феликс, незамеченным проскользнувший в зал, – Соблюдайте правила приличия... ну, хотя бы, на моём уровне.

Чезаре невозмутимо продолжил поцелуй и только завершив его, обернулся к вновь прибывшему.

– Поистине, это неправильная школа, – весело ответил он, – Раз тут ученики следят за соблюдением приличий учителями!

– Ты забыл девиз этой школы? – хихикнула Мария, – Сделай это неправильно же!

Тем временем народ постепенно прибывал. Близнецы Алистер и Алиса Брайсы, глуповатая ведьмочка Хлоя Фьюри, даже дующаяся на весь белый свет Элли Хатунен... Последняя, вероятно, переоделась в свой особый бальный наряд – черную футболку и почти не рваные джинсы.

– Почему же забыл? – ухмыльнулся Чезаре, снова глядя в глаза возлюбленной, – Как раз-таки вспомнил и согласился.

– Упоминание девиза школы в таком контексте выносит мой несчастный мозг, – вздохнул Феликс, – Есть в этом какой-то отголосок падения принципов морали, авторитета науки и учителей... Пойду поем.

– Иди-иди, – помахала ему вслед Мария, – Ты нам тут не нужен.

Священник и паладинка снова остались одни... Насколько применимо это слово посреди бального зала.

– Так на чем мы остановились? – осведомился Чезаре.

– Кажется, мы целовались, – хихикнула девушка.

– Ну так продолжим, – ухмыльнулся он. И продолжил, что характерно.

А народ все прибывал. Балу Гриллс был в своем репертуаре: одет он был в белый смокинг, но при этом с панамкой на голове, и к тому же первым делом с криком 'О, хавчик' кинулся к столам. А следом за ним под ручку вошли Альберт и Светлана, непривычно выглядящая в платье вместо мужского костюма.

– Знаете, если вы поменяетесь костюмами, будет гармоничнее! – мигом нашел себе новые жертвы Феликс.

Чезаре и не обратил бы внимание на эту шуточку (скучноватую, на его взгляд), но Марии она показалась достаточно смешной, чтобы захихикать, досрочно прервав поцелуй.

– Да я сейчас его в пунше утоплю! – Светлана аж покраснела от злости.

– Стой! – остановил её Альберт, – Это невежливо... дай я!

Мария уже не хихикала, а откровенно смеялась.

– Студенты есть студенты, – выдавила она.

Тем временем ушастый 'нэк', как нашкодивший кот, стремглав кинулся прочь от разозленного голландца. Пробегая мимо Алистера, он резко толкнул его навстречу преследователю.

– Думаешь, стоит вмешаться? – спросила Мария.

– Зачем? – удивленно переспросил Чезаре, – Он его все равно не догонит... А у нас с тобой есть более важные дела.

– Просто когда придёт Норма, она вполне может отжечь напоследок, – хихикнула она, – Я слышала, плазменный огнемёт был побочным продуктом её экспериментов.

– Да... Куда там Джокеру и Тюльпану до Нормы в гневе, – засмеялся шпион, впрочем, явно не собираясь отпускать девушку и идти разнимать ссору.

В центре зала уже образовалась куча-мала с Альбертом в эпицентре. Феликс куда-то исчез – безо всякой магии, что интересно. В общем, подошедшие Фрея и Адам застали самое веселье.

– Есть в этом всём... что-то до дрожи мирное и спокойное, – произнесла Мария, положив голову на плечо Чезаре.

– Это верно... – кивнул он, гладя ее по волосам, – В конце концов, мы имеем право иногда побыть не спасителями мира, а просто влюбленной парой, не так ли?

Он попытался снова поцеловать ее, но в этот момент к студенческой сваре присоединилась созданная Эрлом кукла и начала читать участникам курс хороших манер. Мария снова захихикала.

– Я так не могу, они меня постоянно смешат, – пожаловалась она кавалеру.

– С такими помехами поневоле станешь мизантропом, – шутливо заметил Чезаре, 'сурово' оглядывая участников дискуссии, – Ну, давай в таком случае поговорим... Пока, – он подмигнул.

Какое-то время шпион молчал, просто слушая стук сердца прижавшейся к нему девушки. Затем поинтересовался:

– Когда ты впервые осознала это?..

– Ну... я об этом начала думать, когда... – начала было Мария, смущённо отводя взгляд и краснея, и тут...

– А вот и я!!! – выбивая прочь настроение конфликтовать и ломая романтическую атмосферу, в бальный зал вошла Жанин, одетая одновременно и в чёрный костюм, и в белое платье. Точнее, её левая половина была одета в платье, а правая – в костюм. Этакая двуликая маска, только в кросспольной вариации.

Мария, уткнувшись Чезаре в плечо, тихонько похрюкивала от смеха.

– В фантазии им не откажешь, – сумела она выдавить из себя.

– Уж в чем-в чем, а в фантазии тут никому не откажешь, – хохотнул мужчина, не торопясь напоминать девушке про свой вопрос.

– Я впервые об этом задумалась, наверное, через месяц после того, как мы начали работать в школе, – с улыбкой сообщила Мария, впрочем, не глядя на него. Шпион понял, что она лжет, но даже эта ложь казалась ему невероятно милой.

– До меня дошло, что происходит... в Риме, когда ты умирала, – поделился в ответ Чезаре, – Я тогда чуть не рехнулся от осознания того, что могу потерять тебя навсегда...

Кардинал погрустнел, вспомнив те сумасшедшие несколько минут. Однако почти сразу снова рассмеялся:

– Так что, учитывая, что тебе тогда было семнадцать, можешь считать меня гадким педофилом.

Мария хихикнула и мотнула головой:

– В Ватикане вообще-то возраст согласия считается с четырнадцати. А у вас, кажется, вообще с тринадцати.

– Это уже незначительные детали, – усмехнулся Чезаре, – Особенно в сравнении с тем, что в тот момент ты сидела у меня на голове.

Крайне редко он шутил на эту тему, и сейчас упоминал ее с большой осторожностью. С тем, чтобы немедленно дать задний ход, если ему покажется, что упоминания об этом причиняют Марии боль...

Однако она не обиделась. Напротив, весело рассмеялась.

– А почему не на шее? Кажется, Элли именно так носит наушники.

– Ну так у меня на шее ушей нет, – резонно возразил шпион, – Так что я бы тебя толком не услышал... Вдобавок ко всему.

– Да ты меня и так не особо слушал!

Чезаре удивленно посмотрел на ехидное лицо девушки у себя на плече:

– Как это? Ничего подобного!

– Да ладно тебе, чего же ты там услышал? – хихикнула Мария.

– Ну, к примеру... – Чезаре ехидно ухмыльнулся, – Что я чудовище, тварь и ублюдок?

Паладинка только фыркнула.

– Ты мне это постоянно напоминаешь, но больше ничего вспомнить не можешь.

– Просто этот монолог был самым запоминающимся. Могу припомнить еще лекцию на тему 'Как поладить с Лилит', совет обкуриться перед схваткой с Джокером, заявление, что в облике Патриджа я выгляжу противно... Ах да, еще ты говорила, что похожа на компьютерную мышку!

– Я не говорила этого! – возмутилась девушка.

– Говорила-говорила, – ехидно ответил он, – Сразу после того, как я самым романтическим образом отыскал тебя на дне...

– Я говорила это с сарказмом. Совсем как 'Тогда я балерина', – уверено ответила она и показала мужчине язык.

Чезаре напустил на себя показной, театральный пафос.

– Вот так вот, – 'печально' вздохнул священник, – Живешь, понимаешь, в чужой стране, под чужим именем, втайне от всех, а стоит впервые за шесть лет открыться другому человеку, как что слышишь в ответ? Сарказм! А потом и вовсе оскорбления на расовой почве...

Итальянец столь 'сокрушенно' покачал головой, что казалось, она сейчас отвалится.

– А я что, виновата, что из тебя японец, как из меня – компьютерная мышка?

– Я приму это за комплимент, – хохотнул Чезаре, – Кстати, помнишь наш разговор про беспалевность в беседке?

С этими словами он выразительно посмотрел на свою руку, самым предосудительным образом придерживавшую ее за бедро.

– Если честно, от меня ускользнул смысл отдельных слов и целых предложений, – хихикнула девушка, прикрывая рот ладошкой, – Я больше поцелуи запомнила.

– И это я тоже приму за комплимент, – ухмыльнулся он и огляделся, – Кстати, тебе не кажется, что студенты перестали нас постоянно смешить?..

Послушница подозрительно прищурилась:

– Ты на что это намекаешь, старый развратник?

– И вовсе я не старый, – возразил священник, – А намекаю я... вот на что.

Прокомментировать шесть лет разницы в возрасте у Марии не было никакой возможности. Вместо этого она прикрыла глаза, отвечая на поцелуй, и крепче сжала объятия. Возможно, даже чересчур крепко: будь Чезаре немного слабее, и это было бы даже болезненно. Мария была сильна, и даже более чем. Что, впрочем, не удивляло. Но несмотря на всю силу сигма-зомби и всю выучку паладина, она оставалась хрупкой. Нежной. Как цветок, у которого есть шипы, чтобы защитить себя, но который легко сломается от чьей-то слишком грубой хватки.

Сейчас ей, впрочем, это не грозило. Сейчас Чезаре обнимал ее крепко, но при этом бережно. Так, словно хотел закрыть ее своим телом от всего мира.

Ну, и насладиться моментом – куда же без этого?..

Войдя в общий зал с Соней, Тадеуш оглядел зал и чуть улыбнулся:

– Кажется, веселье уже идет вовсю, не находишь, пани Соня? – он посмотрел на свою даму и подмигнул.

– Не то чтобы, – ответила она, – Кажется, народ только подтягивается.

В этот момент Кристиан помахал им рукой и телекинезом отправил в их сторону несколько колбасных канапешек. Двоедушник протянул одну из них Соне, но та только отмахнулась:

– Да нет, спасибо. Я что-то наелась.

Тадеуш понимающе кивнул и оставил угощение на ближайшем столе, после чего внимательно посмотрел на девушку, явно думая о чем-то своем. Перехватив трость, в образе которой он носил нынче протез Джейка, и заведя её на секунду за спину, он сказал:

– Вы очаровательны, пани Соня... Если позволите... – и Сикора, переложив трость на локоть, протянул колдунье свежий цветок, в котором знаток бы узнал фиолетовый крокус.

Девушка мягко улыбнулась, осторожно выглядывая из-за собственной чёлки.

– Спасибо.

– Он очень тебе идет, – добавил двоедушник.

– Куда он идёт, я же его ещё даже не решила, куда закрепить? – неловко рассмеялась она.

Сикора улыбнулся и мягко, даже нежно положил свою руку поверх ладошки Сони, сжимавшей цветок:

– Он лишь подчеркивает вашу красоту, пани Соня... Вопрос только в том, какую её грань вы желаете подчеркнуть.

– Я слушаю ваши предложения, – гордо вскинув подбородок, произнесла Дьявол.

Тадеуш, не выпуская руки Старки, направил цветок немного за голову девушки, второй рукой завивая её волосы на макушке в локоны, которые должны были зафиксировать стебель. Как только локон получился, Сикора аккуратно вложил в него стебель, позволяя волосам обхватить цветок, после чего чуть отстранился, оценивая, насколько хорошо крокус смотрится, будто бы смущенно выглядывая из-за виска Сони.

Вообще, логичнее было бы сделать шаг назад, но поляк отчего-то не стал этого делать; вместо этого его руки плавно опустились на плечи девушки, лишь слегка коснувшись её щек по пути.

Шаг назад сделала уже сама Соня, сразу развернувшись к нему затылком.

– Не смущай меня, глупый двоедушник! – как-то чересчур эмоционально отреагировала она.

Тадеуш слегка улыбнулся и обошел ее, заглядывая в красное, как вареный рак, лицо. Он понимал, как ей тяжело. И понимал, что не может больше молчать. Тихо, едва слышно, он прошептал:

– Я... люблю вас, пани Соня... – Сикора внутренне выдохнул, готовый к чему угодно. Даже к тому, что его тело сейчас придется отскребать от стенки.

Соня неожиданно рванулась в сторону и, замахав руками, закричала:

– Как ты можешь говорить такое? Глупый-глупый-глупый двоедушник!

– Да, глупый. Да, я многого на этом свете не понимаю, но...

Тут Тадеуш понял, что слов-то у него собственно и нет, так что он просто подошел и, приобняв девушку, прижал её к себе. Без принуждения, как будто самими движениями давая понять, что не собирается держать её силой...

– Знаешь, что, – сурово произнесла она, поджимая губы на паузах, – Я иду обратно в свою комнату.

Вывернувшись из объятий, она направилась к выходу.

– Не вздумай за мной идти.

Выдохнув, Тадеуш решил все-таки сделать шаг следом за Соней, прекрасно понимая, что, если та дойдет до выхода, то в лучшем случае все придётся начинать сначала. Он заметил каверзную улыбку и характерный жест Криса за мгновение до того, как девушка вдруг будто запнулась о воздух и начала падать. Чуть-чуть ускорив свою реакцию, он кинулся к ней и перехватил у самой земли.

– У тебя сегодня был тяжелый день, – сказал он, – Может, стоит скрасить его хотя бы этим балом?

В его голосе не было ни тени насмешки или сарказма; Тадеуш просто хотел дать понять Соне, что он искренне беспокоится за нее и хочет помочь. Впрочем, если она могла видеть души, то вполне могла бы увидеть и это мягкое, теплое желание уберечь и защитить. Во всяком случае, Сикора очень на это надеялся.

– И каждую секунду думать о том, что ты сказал? – спросила Соня, отцепляясь от Тадеуша и оправляя платье резким движением, – Ну уж нет, спасибо. Завтра я выполняю свою часть контракта, и на этом мои дела с тобой закончены.

Слова Сони хлестнули его, будто плети. Казалось, он физически ощутил, как они вонзаются в сердце и проворачиваются, подобно кинжалам. Хотелось выть волком, не обращая внимания на окружающих его людей. 'Больно... как же... больно...' – мелькнула на границе сознания мысль. Хотелось прямо здесь выпрыгнуть, покинуть это тело и нестись, очертя голову, подальше от этой боли, из-за которой слезы вот-вот грозили навернуться на глаза. А ведь избавиться от этой боли было так просто... надо было просто убить в себе любовь. И тогда... ничто не будет обременять его существование.

Но именно такой путь выбрал Джейк – человеческая душа, которая не хотела плакать от боли. Человеческая душа, убившая в себе любовь. Человеческая душа, ставшая демоном. Теперь Сикора понимал – пусть Соня и переживает трансформацию в дьявола, пусть она и мучается от этого неестественного процесса – пока она способна любить и пока способна терпеть боль от того, что любит, она не перестанет быть человеком. И он, душа, которая никогда не должна была стать человеком, понял это и принял это. Дух, никогда не ведавший, что он не человек, дух, который просто верил в то, что он – человек, казалось, только сейчас понял, что это значит на самом деле – быть человеком. 'Господи, не знаю, слышишь ли Ты меня, – мысленно взмолился Тадеуш, – не знаю, есть ли Тебе хоть какое-то дело до нас, никогда не бывших в твоей пастве. Ты видишь своих агнцев, овладевших силами за границами нашего понимания. Они столько добились, так далеко зашли... но, Господи, как же нам всем порой не хватает... чуда!'

'А разве не чудо то, что я сделал больше, чем мог, чтобы защитить их? Разве не чудо то, что я, вынужденный оставить свою семью и скитаться наедине со своим безумием, оказался здесь и нашел новую семью? Разве не чудо то, что я всех их... полюбил?' – боль внезапно отступила, будто что-то сломало старые, покрытые ржавчиной кандалы на сердце двоедушника. На душе вдруг стало так тепло... даже боль от слов Старки отступила, будто бы сметенная этим безумным потоком. 'Как нельзя, как невозможно...' – именно так оканчивалось стихотворение 'Я люблю вас' Бориса Барского. И именно так любил Сикора. Любил их всех: Соню, Лилию, Пешку, Элли, Бетти, Кристиана, Альву-Аманду, Юну, Марию, Чезаре, Нарьяну – всех, с кем был знаком и кого видел хоть мельком. Тадеуш почти физически чувствовал, как его окутывает это чувство любви. Его было так много, что Тадеушу хотелось поделиться им с каждым в этом зале... нет, с каждым в этой школе, чтобы каждый почувствовал хоть капельку той любви, что испытывал Сикора. 'Контракт?' – подумал Тадеуш, едва услышав это слово от Сони, – 'Конечно...' Ведь это был контракт душ, пусть и заключенный на ненависти, а значит... Сикора посмотрел на сердитое лицо Сони... А ведь девушка просто хотела, чтобы её любили... ни к чему не обязывая и не наседая на шею. И сейчас она боялась, боялась, потому что её не отпускали воспоминания о произошедшем там, в подвале, и потому, что она, услышав признание Тадеуша, боялась, что он задушит её своей любовью, боялась этого даже больше, чем если признание оказалось бы фальшивым – потому как, обреченная видеть души людей, она не могла не понять, что его слова искренни. Но настоящая любовь – не та, которая ложится петлей на шею и душит того, кто любит, или того, кто любим.