Текст книги "Свобода в широких пределах, или Современная амазонка"
Автор книги: Александр Бирюков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 35 страниц)
4
Колыбельная: Чернеет дорога приморского сада желты и свежи фонари я очень спокойная только не надо со мною о нем говорить
Ты милый и верный мы будем друзьями гулять целоваться стареть и легкие месяцы будут над нами как снежные звезды лететь
Алла Константиновна пела ее на мотив Вертинского – как-то услышала трансляцию концерта из Москвы, – но не позволяла себе тех вольностей с текстом, которые допустил певец. Песня была коротковата, и, чтобы Нина уснула, ее нужно было спеть раз десять-двенадцать. На пороге сна глаза у Нины останавливались, минуту или две она пыталась удержать веки, не в силах уже ни пошевелиться, ни сказать что-нибудь. Но вот веки сомкнулись – все, спит.
…мы будем друзьями гулять целоваться стареть…
Собирались лодыри на урок а попали лодыри на каток толстый ранец с книжками на ремне…
Жил-был славный царь Дадон смолоду был грозен он и соседям то и дело…
Внимание внимание сегодня в пять часов работать будет станция для рощ и для лесов
– Сейчас, Жучка, сейчас, – ответил ей Тема и принялся, с сознанием всей ответственности принятого на себя обязательства перед Жучкой, выполнять свой долг.
А лихие обезьяны подхватили чемоданы и скорее со всех ног наутек
Жил-был добрый царь Матвей жил с царицею своей он в согласье много лет а детей все нет и нет раз царица на лугу…
Когда Нине было шесть лет, в январе пятьдесят четвертого, мать впервые повела ее на детский утренник в театр. Шла пьеса Цезаря Солодаря «У лесного озера». К происходившему на сцене Нина отнеслась спокойно – словно она сидела у окна, как всегда, и смотрела, кто идет. Правда, одеты люди были довольно странно – в шинели, кожаные куртки, а мальчик Броневик (его роль играла тогда совсем молодая Г. Раевская) – в каких-то лохмотьях. Но потом вышел на сцену злой: человек и очень громко закричал:
– Рано торжествуешь, бездомный оборвыш! У меня сын растет в Соединенных Штатах. Тебе еще придется с ним встретиться!
А на лице у него вместо глаз были черные круги (темные очки Нина видела впервые, в Магадане их тогда мало-кто носил). Ей стало очень страшно, и она запросилась домой.
– Не буду есть даже «павлина с аппендицитом», – сказал Галеран, – не буду есть даже мороженое. Я раздумал, так как лишился аппетита из-за чрезвычайных новостей. Во-первых, овцы подорожали, а во-вторых, прибыла партия кайенского перца, который продается с аукциона.
В апреле 1956 года Магаданская средняя школа № 1 отмечала свое двадцатилетие. В связи с этим «Магаданская правда» опубликовала заметку, в которой сообщалось, что в числе выпускников школы Олег Скалкин, собственный корреспондент «Правды» в Индии (недавно сопровождал Н. А. Булганина и Н. С. Хрущева в их поездке по этой стране), летчик Пугин, который в годы Великой Отечественной войны трижды совершал вынужденнее посадки за линией фронта и каждый раз чудом спасался от гибели, Семен Данилов – директор лекционного бюро при областном управлении культуры, артист МХАТа Лев Золотухин.
Алла Константиновна пересказала эту заметку Нине – видишь, в какой замечательной школе ты учишься!
В июне того же года в Магадане шел фильм «Убийство на улице Данте». Достать билеты тогда было очень нелегко, но Алле Константиновне повезло, и они пошли с Ниной на дневной сеанс. Фильм оказался цветным, и всю обратную дорогу Нина приставала: почему у них такие цветы растут? Почему у них так тепло? Почему они все раздетые? Был встречный холодный ветер с туманом. К вечеру у Нины поднялась температура – воспаление легких.
Помню девушка двинула тонкие брови и задумалась не по годам Магадан что-то глухо темно в этом слове что такое друзья Магадан
Мы сидим, у костра карандаш и бумага вот написано краткое Маг… ну к чему вспоминать нам какого-то мага ерунда успокойся приляг
Но она говорила с улыбкою странной «Маг» волшебник а «дан» это дан город наш получается волшебно-данный а короче сказать Магадан
Непосредственно перед появлением вторичных половых признаков, то есть на десятом году жизни, из влагалища начинает выделяться прозрачная слизистая жидкость, которая смачивает белье. Мокрые пятна на белье засыхают и делаются более жесткими, белье в этих местах производит впечатление накрахмаленного. Это явление присуще периоду созревания, но встречается не очень часто… свидетельствует о том, что началась деятельность яичников (из предисловия к русскому изданию: «Редакция научно-популярной литературы Медгиза дает эту книгу в несколько сокращенном переводе и считает, что наша молодежь будет читать ее с интересом»).
Двадцать первое ночь понедельник очертанья столицы во мгле сочинил же какой-то бездельник что бывает любовь на земле
И от лености или от скуки все поверили так и живут ждут свиданий боятся разлуки и любовные песни поют
Но иным открывается тайна и почиет на них тишина я на это наткнулась случайно и с тех пор все как будто больна.
Тут из-за кустов выскочил носорог, кровь с него лила маленькими ручейками. При виде зверя Совенка бросило в дрожь. Разве может он, такой маленький, справиться со зверем? Но долго Совенок не думал, он швырнул в Носорога раскаленную головешку, тот, дико воя, бросился на людей. Глаза Совенка скользнули по трупу и дротику, который валялся рядом. С быстротой молнии мальчик подобрал маленькую надежду, и, прицелившись в зверя, который нес очередную жертву, он кинул. Носорог взвыл, дротик попал ему в правый глаз. Сбросив с рога женщину, он разломал две землянки, растоптал ожерелье из зубов волка, сдернул меховую повязку со старика, сломал ребро молодой девушке и, наткнувшись на дерево, скрылся в чаще (отрывок из собственного сочинения).
Представьте себе, любезный читатель, человека полного, высокого, лет семидесяти, с лицом, несколько напоминающим лицо Крылова, с ясным и умным взором под нависшей бровью, с важной осанкой, мерной речью, медлительной походкой: вот вам Овсянников.
И как увидели парни такую, точно с ума посходили: кто дотронулся до ее руки или случайно коснулся одежды, кто прямо посмотрел ей в глаза, тот затрясся на месте, а некоторые тут же на месте и померли. Пришлось отложить венчание до другого раза, а невесту пока что спрятать.
Она привскочила, словно желая броситься на пол, когда по ее ноге скользнула другая нога, холодная и волосатая; закрыв лицо руками, растерявшись, готовая закричать от страха и смятения, она зарылась в самую глубь постели.
А он смотрел на девушку, и ему хотелось иметь от нее детей, но он даже представить себе не мог, что с ней можно делать то, что делают, когда хотят иметь детей, и это было впервые, и его вдруг обожгло неожиданное первое чувство счастья:
Точно так же в прошлом идеал женской красоты не был объективным, так как его устанавливала мода. Например, в средние века, во времена Дюрера и Ван-Дейка, идеалом была женщина с большим животом, в эпоху рококо, или примерно в 1830 году, – женщина с узкой талией, широкими бедрами (рис. 1), позднее – с очень длинной шеей и непомерно покатыми плечами, В прошлом столетии считались красивыми зашнурованные женщины с тяжелой, бесформенной грудью и широкими бедрами (рис. 2). Потом пришло время, когда были модны безгрудые женщины, похожие на мальчишек (рис. 4). Эти нормы красоты устанавливали, конечно, для женщин господствующего класса, не занимавшихся физическим трудом.
Да нет, что же это в самом деле такое? По какому праву все это делается? Я с вами уеду: за каретой вашей побегу, если меня не возьмете, и буду бежать, что есть мочи, покамест дух из меня выйдет. Да вы знаете ли только, что там такое, куда вы едете-то, маточка? Вы, может быть, этого не знаете, так меня спросите! Там степь, родная моя, там степь, голая степь: вот как моя ладонь голая! Там ходит баба бесчувственная да мужик необразованный, пьяница ходит.
Нам бы только до взморья добраться дорогая моя молчи и по лестницам стали спускаться задыхаясь искали ключи
Мимо зданий где мы когда-то танцевали пили вино мимо белых колонн Сената туда где темно темно
Что же делаешь ты безумный нет я только тебя люблю этот ветер широкий и шумный будет весело кораблю
Горло точно ужасом сжато нас в потемках принял челнок крепкий запах ночного каната задрожавшие ноздри обжег
Скажи ты знаешь наверно я не сплю так бывает во сне только весла плескались мерно по тяжелой невской волне
А черное небо светало нас окликнул кто-то с моста я руками обеими сжала на груди цепочку креста
Обессиленную на руках ты словно девочку внес меня чтоб на палубе белой яхты встретить свет нетленного дня
5
В 63-м году Алла Константиновна с дочерью перебралась, наконец, из домика около театра, который хоть и был со всеми удобствами, но все-таки походил на барак, в хорошую квартиру на улице Портовой. Жильцов в этой квартире было меньше – только одна семья из трех человек: Вера, Алик и дочка Ирочка. Вере и Алику было лет по 26–27. Нине, которой шел шестнадцатый, они казались уже старыми людьми.
Вера и Алик были журналистами, она работала в партийной, он – в молодежной газете. Дочку водили в детский сад…
Когда выяснилось, что Алик выпивает (а выяснилось это очень скоро – через неделю, пожалуй), Алла Константиновна стала держаться с ними и вовсе сухо – не только с Аликом, но и с Верой, так как не могла понять женщину, у которой муж упал так низко, что злоупотребляет спиртными напитками, ничуть не заботясь о том, как это скажется на воспитании его дочери и какое это производит впечатление на соседей, вынужденных сталкиваться с ним в коридоре и на кухне.
А Нину это состояние Алика не только не пугало, но и не сердило даже. Наверное потому, что выпивший и обосновавшийся на кухне (Вера, конечно, его увлечение спиртным не Одобряла, и кухня становилась убежищем от ее гнева, хотя именно то, что он располагался здесь, где его, во-первых, видят соседи, а во-вторых, ей нужно заниматься обедом на завтра или еще чем-нибудь не менее неотложным, сердило особенно, но, в-третьих, черт с ним – пусть сидит, надо же ему где-то быть, а то пойдет к каким-нибудь приятелям, напьется еще больше – Вера мыслила очень рационалистически), так вот, подгулявший Алик даже нравился Нине, потому что, выпив, становился внимательным, вежливым, даже галантным. Он отлипал от клеенки стола, когда она входила поставить чайник, он поднимался, потому что не мог (в пьяном виде только) позволить себе сидеть в то время, когда Женщина стоит. И стоял до тех пор, пока она не сядет. А сесть Нина не могла, потому что боялась справедливого гнева матери, которая могла в любую минуту заглянуть на кухню и увидеть ее, сидящую рядом с пьяным мужланом, – это что за безобразие, какие у тебя с ним общие интересы!
А вот интерес-то как раз и был. И это хорошо, что она не могла сесть, потому что она стояла – и он стоял, и она, таким образом, чувствовала над ним некую власть, что ли. И не власть соседской девушки Нины, вышедшей на кухню в коротком халатике, чтобы поставить чайник, над взрослым соседом по фамилии Пронькин Алексей Кузьмич, пошатывающимся рядом с ней в ковбойке с закатанными рукавами и, кажется, не очень чистых спортивных штанах, натянутых штрипками до такого безобразия, на которое девушке смотреть противно, но которое она все-таки, не глядя, видит. Возникал интерес женщины (нет, девушки, конечно же, девушки, но в принципе-то она все-таки женщина) к мужчине и благодарность за проявленное к ней внимание; И даже обыкновенный противный запах, идущий от Алика, – наглых глаз, селедки с винегретом, которую он ест каждый день, недостиранных носок, развешанных в общей ванной, самонадеянной улыбки, похотливых разговорчиков по телефону, которые он ведет, когда Веры нет дома, обсосанных карандашей, с которыми он сидит здесь же, на кухне, когда бывает трезвым, окурков, которые воняют в помойном ведре, – все это казалось сносным, когда они стояли рядом и Нина чувствовала над Пронькиным данную им самим власть, и она была благодарна ему за этот подарок и прощала, с высоты своего величия, на которую он же ее и поднял, прощала ему этот козлиный дух.
К тому же он писал стихи, для этого и нужны ему были обсосанные карандаши. И узнала Нина об этом в одном из таких противостояний, когда он вдруг, без всяких вступительных слов, забурчал что-то такое.
Ничего стихи. Не высший пилотаж, конечно, но с душой, можно читать и приветствовать искренность автора. Но все это Нина заключила потом, а в первый: раз, когда Алик стал читать ей стихи – тихо, невнятно, словно булькал, в полутемной кухне, потому что был уже вечер, а свет они не включали, и светилось над головами только выходящее сюда окно ванной, – она зарделась: ей читают стихи!
Потом, чтобы обогнать его, потому что сейчас он спросит: «Ну как?» или что-нибудь в этом роде, она спросила: «Это вы написали?», и он соврал ей, он соврал ей как мальчишка, как трус, как тихоня Петя Жаров из их класса: «Нет, это стихи одного моего товарища!»
Вечером, в присутствии мамы, ей неловко было торчать перед зеркалом, но утром, когда Алла Константиновна ушла и Нина осталась одна, потому что у нее были каникулы, она не могла от зеркала оторваться, а если отрывалась, то через минуту усаживалась снова: что же он все-таки во мне нашел? неужели это правда?
Но к обеду; к приходу мамы, ей вдруг стало стыдно – и вчерашнего румянца, и беспокойной ночи, когда ей все казалось, что она едет куда-то и вроде не знает куда, а на самом деле ждет не дождется увидеть его в светлом китайском плаще на мокром перроне, и этой суеты около зеркала (свет мой зеркало скажи да всю правду покажи).Подумаешь, событие! Пьяница стихи свои читал. Нужен он ей разве? Но щеки горели еще с вечера.
Вечером она ушла из дома, чтобы не встречаться с Аликом и чтобы он не догадался, что весь день она думала о нем и смотрелась в зеркало. Она позвонила Пете Жарову и потащила его в «Горняк» и, пока шел длинный и глупый фильм про любовь, думала об Алике: какой он красивый и добрый, как его не любит злюка Вера и какое это несчастье, что у них есть Ирочка и уже нельзя развестись, – Нина ни за что бы не согласилась, чтобы эта девочка так же, как и она, выросла без отца. Еще бы Петя не лез обниматься, а то опять пришлось его руки отталкивать и перекладывать, надоело даже.
Как ты думаешь, – спросила она, когда Петя провожал ее после кино, – жену можно любить долго?
– Конечно, – сказал Петя. – А разве нет?
Через день Вера уехала в командировку на трассу, У Нины сердце упало, когда она утром услышала, как та прощалась в коридоре с Аллой Константиновной, просила почаще напоминать Алику, чтобы к приходу Иры проветривал комнату, и вообще просила приглядывать, как он будет хозяйничать, – ведь мужчины ничего не понимают.
«Господи, – думала Нина, – ты-то что понимаешь? Ну неужели так совсем ни капельки и не поняла? Что же ты делаешь со мной? Я ведь не хочу этого, не хочу!»
Алик прибежал перед обедом, кому-то позвонил и долго, как он умеет, охмурял собеседницу. И охмурил, наверное, гад ползучий, потому что сразу после разговора кинулся гладить на кухне брюки, а потом вышел из комнаты весь благоухающий, надушился; чтобы дух свой козлиный заглушить..
«Но ведь стихи читал, – вертелось у Нины в голове. – Как же так? Неужели все напрасно? Ведь стихи читал!»
Она плакала у себя в комнате, прислонившись к косяку и наблюдая в крохотную щелку за всеми его приготовленными и перемещениями, плакала и ненавидела его в этот момент – а что делать?
Выход нашелся неожиданно. Нина услышала, что Алик зашел в уборную, кинулась к этой двери и заперла ее снаружи на задвижку. Так же стремительно, пока Алик ничего не сообразил и не начал стучаться, она собралась и выскочила из квартиры. Она только подумала, что нужно вернуться до прихода мамы, чтобы выпустить его – пусть он хоть убьет ее за это, пусть. Хорошо еще, что деньги не пришлось долго искать, – мама на что-то оставила. Вот только на что? Ладно, вечером скажет. Теперь уже все равно.
В пятом магазине она купила бутылку «бормотухи», так это вино все называют. Теперь главное, чтобы Петя оказался дома. Но и он не подвел.
– Так, – сказала она, когда они выпили по полстакана, – больше не надо.
– Музыку включить? – спросил Петя.
– Не надо, пусть думают, что никого нет дома.
– Кто – думают?
– Все. А кто к тебе прийти должен?
– Мне на секцию нужно. У нас завтра соревнования, – сказал Петя.
– Вот завтра и пойдешь. Да иди же ты сюда, наконец. Что ты все ходишь!
Потом, дождавшись, когда резкая боль ударила ей в живот, она спихнула Петю и прежде, чем побежать в ванную, убедилась, что на простыне осталось яркое красное пятнышко.
«Вот и все, – подумала она, – теперь я девочкой ему не достанусь. Много чести будет, козлу вонючему».
Еще она стыдилась, что, когда они останутся вдвоем, Алик увидит ее дешевые бумажные трусики, – черт бы побрал маму с ее спартанскими вкусами. Но уж тут ничего не поделаешь, нет у нее денег на красивое белье, да и не наденешь его – мама увидит.
Да, и еще надо настоять, чтобы он и после этого говорил ей «вы» – и не только для того, чтобы никто не догадался об их отношениях, а так Нине больше нравится.
Вот, кажется, и все.
Чтобы песнь прощальной боли дольше в Памяти жила осень смуглая в подоле красных листьев принесла
И посыпала ступени где прощалась я с тобой и откуда в царство тени ты ушел утешный мой
6
В следующем году Нина закончила школу. Как и предполагалось – с золотой медалью. Алла Константиновна опасалась, что занятия спортом, к которым Нина очень пристрастилась в девятом классе, – легкая атлетика (зарядка по утрам, до школы, каждое утро в парке, если погода хоть мало-мальски подходящая, и секция три раза в, неделю), стрельба (тоже три раза в неделю) – помешают, но, видимо, уже и инерция была приличная, и запас знаний порядочный, и репутация первой ученицы завораживала – все прошло без сучка, ни одной четверки в аттестате. Новая золотая медалистка из Магаданской школы № 1 готовилась покорить дик Москва – и не какой-нибудь пед (педагогический институт и в Магадане открылся), а Московский университет, МГУ имени Михаила Васильевича Ломоносова, филологический факультет, специальность – классическая филология, хотя и не совсем понятно, что это такое, но там видно будет.
А пока: Дергачева Нина Сергеевна, январь 1948 года, Магадан, русская, из служащих, член ВЛКСМ, не состояла, не участвовала, не привлекалась, не имеет…
Другие сведения. Рост 170 см. Высоковат, но грядет акселерация. Ширина плеч, объем груди, талия, объем бедер – полный порядок. Есть на что посмотреть (выражение героини, когда она смотрит на себя в зеркало). Жизнь прекрасна, черт побери, – продолжение выражения. Однако следующие размышления: а вот бедра, каждое в отдельности, могли бы быть тоньше. Неужели от прыжков и бега накачались? Едва ли – скорее бы икры вздулись, а они как раз в норме. И коленки черт знает какие – настоящие лошадиные мослы, честное слово. И здесь спорт ни при чем – дурная наследственность, папочкин подарок. Из работяг он был, что ли? Мамочка на эти вопросы не отвечает.
Но продолжим. Впечатление от собственной груди – как утешение: а наверное, это и правда красиво. Просто так, само по себе красиво, безо всяких там сексуальных переживаний. Красота плавных линий, наполненности форм, их завершенности – мягкой, через коричневатые припухлости – в сосках.
А может (продолжение размышлений), красота груди, каждой (и обеих – тоже), – в движении, в их некоторой независимости, отдельности, что ли, от всего тела? Как в развевающихся волосах, или в лисьем хвосте, или заячьих ушах? И может быть, потому им (ей) нужны легкие контакты с окружающей средой – ветром, морской водой, струей из-под крана, и уж никак не грубое лапанье на полутемной кухне?
Впрочем, кухонные отношения – дело прошлое. Вера, жена Алика (или заподозрила? Но ведь не было ничего, кроме указанных сцен на кухне, и быть ничего, наверное, не могло. И трезвая Вера, конечно, это понимала), добилась улучшения жилищных условий, уже полгода как они переселились в отдельную квартиру, оставив Нине нелепый букет воспоминаний, который и перебирать не хочется – пусть скорее засохнет.
Но продолжим. С лицом Нине, можно сказать, повезло. Глаза, правда, могли быть и побольше (но тут косметика уже выручает, хотя мама и сердится), а подбородок – не таким тяжелым. Но подбородок – свидетельство воли, характера, так что пусть уж остается, тем более что все равно не исправишь., А остальное – в порядке. Да, зубы еще не очень, но это для Севера – явление обычное, все равно гнилые, даже если овощи и фрукты на столе круглый год (мамочка все старается, как для маленькой).
На душе и тревожно и весело… Что у вас ребята в рюкзаках… Вот и стали мы на год взрослей… Союз нерушимый республик советских… Ах да, гимн сейчас не поют.
