Текст книги "Свобода в широких пределах, или Современная амазонка"

Автор книги: Александр Бирюков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 35 страниц)

– Ладно, пятьсот пошлем. Только не реви, а то опять печень заболит. Сейчас, что ли, в сберкассу сбегать?

– Сходи, я бы завтра отправила. А я пока ужин приготовлю.

Виктор Степанович перед уходом заглянул в уборную, способом номер два – бутылка в бачке, стакан там же утоплен – выпил полстакана. И даже крякнул от удовольствия, так хорошо пошло. Он подумал, что этот пожар даже очень кстати подвернулся, а то Вера бы педелю дулась, а так все сразу наладилось. Правда, пятьсот рублей – это сумма, ну уж ладно, тетка все-таки.

– Я быстро! – крикнул он от двери. – Может, пельмешек сделаешь?

«Ну это он много хочет! – подумала Вера Васильевна. – Да и не из чего пельмени лепить, сегодня столько забот, что даже в магазин не сходила. Или у него фарш уже куплен?»

Только в кухню пошла посмотреть – звонок, Тонька.

– Все в порядке, – сказала она, – отдала. Летун тоже удивился, что письма нет.

– А когда он летит?

– Сегодня, наверное. Но он сказал, что на днях обратно будет, за один рейс все не возьмут. А тут напрямую лету на военном самолете всего два часа. Так что ты готовься.

– Письмо я завтра на дежурстве напишу, мне в ночь идти. А ты не знаешь, какой магнитофон купить?

– Вместе пойдем.

– Это хорошо бы. А то я как его потащу? Но я тебя вот еще что попросить хотела. Может, ты узнаешь в милиции, как они новый паспорт дают, если потеряешь? Я боюсь чего-то.

– А за границу ехать не боишься?

– Да тихо ты. Чего ты орешь?

– Ты мне еще креп-жоржет должна, – сказала Тоня, – за это письмо.

– Дам, не бойся.

– А за милицию что дашь?

– Какая ты ненасытная, право. Даром даже плюнуть не хочешь.

– А чего же ты сама не идешь?

– И за милицию дам. Не веришь, что ли?

– Верю. Но лучше бы сейчас.

Пришлось Вере Васильевне опять чемоданы доставать, иначе Тонька не отстанет. Креп-жоржет она сразу: забраковала – цвет не ее, ей голубое не идет, она черная.

– А чего у тебя еще есть? И мне бы туфельки какие-нибудь.

– А Галочке я что пошлю?

– Да смотри, у тебя две пары: одну ей, другую мне.

– А сама босиком поеду?

– Не жадничай. Вон у тебя всего сколько. И чего ты копишь? Давно бы уж на барахолку снесла.

– А ты красные туфли положи, синие возьми.

– Да не идет мне синее. Сколько тебе говорить. У меня синего и нет ничего.

– А может, Галочке синие тоже не нужны?

– Кто тебе, в конце концов, дороже? – рассердилась Тоня. – Я или та девчонка? Кто тебе все делает?

– Ты делаешь. Но туфли красные я тебе не дам. Бери синие, если хочешь.

Сумела Вера Васильевна на своем настоять. Этой охламонке дай волю, она оба чемодана, унесет. Гляди как все в одну минуту перерыла! А кто она ей? Если бы Антон Бельяминович не посоветовал, Вера Васильевна ей бы ничего не дала. А Галочка, можно сказать, дочка приемная и подарок индийский уже приготовила. О ком Вера Васильевна в первую очередь думать должна?

– Ладно, – сказала Тоня, заворачивая туфли в газету, – в милицию завтра схожу. А магнитофон ты сама купи, скажи, чтобы самый лучший дали. Я в этом тоже ничего не понимаю.

«Сгодятся ему и покупные, – подумала Вера Васильевна, вспомнив о пельменях, которые ей на днях принесла Ленка. – А то думает, если деньги дал, то все ему сразу и простилось. Сильно много хочет».

Утром Вера Васильевна сходила к врачу, закрыла больничный. А чего тянуть? Печень пока вроде не болит. Да и хватит разлеживаться, собираться нужно, дел столько. Потом зашла в «Восход». Магнитофоны оказались дорогие, а самый лучший стоил триста тридцать пять рублей. Вера Васильевна купила бы что-нибудь подешевле, но этот был портативный – как небольшой чемоданчик. Наверное, такой удобнее для научной работы, легче его носить и меньше места занимает. И до дома его легче донести.

Однако вместе с коробкой получилось все-таки тяжело, и она битый час ждала такси около «Восхода», пока маленький нерусский дед (она видела его до этого много раз, он на телеге развозил по городу холодильники) не остановил перед ней свой «экипаж». Ехать так, на телеге, у всех на виду было стыдно, и Вера Васильевна костерила про себя Тоньку за то, что та отказалась с ней пойти – а подарки берет! Но хорошо, что хоть в милицию пошла, там тоже процедура не из приятных. А сказать возчику адрес, чтобы отвез магнитофон, а самой идти пешком, Вера Васильевна побоялась, Кто его знает? Может, он цыган.

– Дедушка, – сказала она, – сено-то где лошадке берешь?

– От горкомхоза работаем, – сказал он.

– Так это не твоя лошадка?

– У нас, между прочим, – сказал дед, оборачиваясь, – социализм давно построен. Может, слыхали?

– Да-да, – согласилась Вера Васильевна, почему-то смутившись. – А вы, значит, на лошадке?

– Гуманитарий я, к машинам не приучен.

– А что такое гуманитарий?

– Э! – сказал он. – Какое это теперь имеет значение? Может, пройдетесь немного, а то замерзнете.

«Ну уж нет, – подумала Вера Васильевна, – вежливые как раз и воруют. Не зря его сюда прислали».

Дома Вера Васильевна хотела сразу все упаковать, но вспомнила, что Галочка просила еще шоколадных батончиков для дочки, пришлось опять бежать в магазин. К Тоне она пришла уже в третьем часу, та только из милиции вернулась.

– Знаешь, – сказала Тоня, – с этим ничего не выйдет.

– А что, потерять нельзя?

– Потерять-то можно, но взамен на год временный дают. А кто тебя по временному за границу выпустит?

– Значит, нельзя?

– Никак. Я уж паспортистке намекнула, что, мол, хочу по турпутевке съездить. А она говорит: «Нет уж, сидите дома, если такая раззява!» Они там злятся, если паспорт теряешь. Ругают их, что ли, за это?

– Что же теперь делать? – спросила Вера Васильевна.

– Не знаю, сама решай.

– Значит, разводиться?

– Слушай, – сказала Тоня, – а на кой ляд он тебе вообще сдался? Сорок лет без него жила. Не обойдешься, что ли?

– Ты понимаешь, что говоришь?

– Да жалко мне смотреть, как ты мучаешься. А он, может, аферист какой-нибудь.

– А что же ты подарки от афериста принимаешь?

– Во-первых, не от него, а от тебя. Во-вторых, какие там подарки! Постеснялась бы говорить. А в-третьих, я ведь все и отдать могу. Прыгай тогда сама, как хочешь.

– Да ладно, это я так, не со зла. Значит, разводиться?

– Не знаю. Это ты чего притащила?

– Магнитофон и туфли для Галочки. Шоколадных батончиков еще положила. А то пишет, что в Индии нет.

– Ну да! Ты ей скоро из Магадана молоко к  завтраку посылать будешь.

– Письмо я на дежурстве напишу и утром принесу.

– Все бы уж сразу и принесла.

– А Виктор магнитофон увидит.

– Ты же разводиться хочешь, чего скрывать?

– Ладно, сама решу, а ты не лезь.

Так и расстались, довольно холодно. А чего Тонька со своими советами лезет? Ничего ведь не понимает. Это вообще, может, на, миллион жизней один раз приходится, чтобы такая встреча. А она говорит – перебьешься. Грубая она все-таки женщина.

Вечером Вера Васильевна прилегла отдохнуть перед дежурством. Но хотя Виктор и пришел почти неслышно, а потом телевизор включил еле-еле, сон не шел. Она забывалась на минуту или две, и сразу же начинался какой-нибудь кошмар, один раз она даже видела, как горит теткин дом в Ленинграде. Уснуть как следует так в не удалось.

Виктор тоже не спросил, послала она деньги тетке или нет. А как самой завести разговор на эту тему? Так и сказать – давай, мол, разведемся? Вчера для такого разговора хоть какие-то основания были. А сегодня что? Хоть бы эта шантажистка, что письма и открытки Антона Бельяминовича воровала, пришла. Вера Васильевна ей бы так и сказала: «Ну и расскажите все мужу!» А самой как начать?

На работе она села писать письмо. Оно получилось вначале грустным – конечно, жалко, что они не успели встретиться здесь, в Магадане. Тогда бы ей была поддержка. А то как она одна все сделает? Она просила Антона Бельяминовича не беспокоиться, не тратить на, нее время, которое ему так нужно для решения важных, вопросов. Конечно, ей сейчас нелегко, но просто – хорошо не бывает. Она все преодолеет, и они наконец будут вместе, лауреаты собственного счастья.

От этой мысли ей самой сделалось легко, и под утро она уснула – крепко, без снов и кошмаров. И пришла к Тоне в самом прекрасном настроении.

– А посылку летчик уже забрал, – сказала Тоня, – ., он вчера вечером приезжал.

– Да ты что!

– Я же говорила, что они на военных самолетах летают. Он тебе еще письмо, между прочим, привез. Сказал, что срочное.

Письмо Вера Васильевна читала дома. Сначала Антон Бельяминович описывал, как ее ждет и какие новые подарки приобрел: электрический велосипед (сейчас очень модный), часы-кольцо в бриллиантиках (значит, еще одно, первое рассыльная или уборщица ей подарила) и вязаный костюмчик для собаки. Потом опять следовали предложения выслать доверенность на получение денег в Ленинград или Владивосток. Но как Вера Васильевна за ними поедет, пока не решен вопрос о разводе? А потом, после развода, зачем ей эти деньги? На билет до Москвы она наберет, а вот уж там ей небольшая помощь не помешала бы. Но это когда будет? Развод, ведь за неделю не оформишь. О своих вещах в Магадане Антон Бельяминович опять писал как-то неясно – вроде они есть и принадлежат все ей, а где они находятся и как их взять, неизвестно, нужно ждать, когда прилетит специальный человек, который знает цифровой код от контейнеров. Значит, вещи в контейнерах? А машина где? А рояль? Его ведь в контейнер не поставишь. К тому же контейнеры всегда на улице стоят, а такой ценный инструмент держать на морозе нельзя. И как все это понимать – неизвестно.

А главное вот что. Эти строчки были даже подчеркнуты красным карандашом.

Вчера группа сионистов, – писал Антон Бельяминович, – произвела бандитский налет на здание выставки. В ход были пущены гранаты со слезоточивыми газами, пистолеты и даже автоматы. В результате похищено много ценных изделий, и выставке нанесен большой урон.

Не могли бы вы, дорогая Верочка, выслать несколько красивых колец (размер 16,5, это у них самый ходовой, желательно, чтобы все разные), кулонов и браслетов? Я думаю, что вы это сделаете быстрее, чем наши официальные организации. А потом, когда вы сюда приедете, все эти вещи я вам верну. Таким образом вы сделаете подарок самой себе. Очень прошу вас помочь мне в этом трудном вопросе большой государственной важности.

6

А кто такие сионисты? Какое им дело до нашего советского золота? И как это можно – средь бела дня грабить иностранный павильон с применением огнестрельного оружия? Или у них там уже совсем никакого порядка нет?

Гнев и возмущение переполняли душу Веры Васильевны. Да и как тут не возмущаться. Ведь это наше золото, может быть, даже колымское или чукотское. А ведь как тяжело оно достается. Вот уже несколько лет промывочный сезон растягивается здесь до декабря. Оставшиеся десятые и сотые доли процента домывают, когда морозы уже доходят до сорока градусов. Вся область следит, когда план будет. И вот какие-то бандиты-гангстеры все хапнули. Что ты будешь делать? Передушила бы их Вера Васильевна собственными руками. А Крафту от этого сколько волнений! Даже представить трудно. И ведь не о себе такой человек волнуется.

Но как же она, Вера Васильевна, может ему помочь? С ее-то ресурсами. Тут же, наверное, тысячи, даже десятки тысяч нужны. А у нее что есть? Ничего, кроме ста рублей долгу. Но эта дурища подождет. Чем же тут поможешь, если хоть все сбережения отдай, и то мало будет. Да и как их отдашь, если книжка на Виктора? А у нее только и есть, что за больничный заплатят. Но ведь и это деньги. Как говорят, одна копейка рубль бережет. А если две копейки? То два рубля? А она даже больничный Шульге не передала – тоже умной ее назвать трудно.

Сунула Вера Васильевна письмо в чемодан (история с открыткой, которую она оставила на столике в передней, научила ее осторожности), сменила полушубок на шубку, валенки на сапоги и опять двинулась на базу. Только больничный захватила. Шульга там днем обязательно появится. И если она его сейчас не увидит, то оставит сменщице, та передаст. Пятьдесят рублей (или сколько ей там причитается?) – тоже деньги. Но мало это, ох как мало. Разве на пятьдесят рублей экспонаты для выставки купишь?

Только Вера Васильевна за порог – Тонька к ней по лестнице бежит.

– Ты куда? – говорит. – Тебе же после ночи отдыхать нужно.

Скажете тоже! Какой тут отдых, если у Антона Бельяминовича беда и престижу выставки опасность грозит.

– Некогда мне, – сказала Вера Васильевна. – Ты чего хотела?

– Мне синьки немножко. А то кончилась.

– После придешь. Я сейчас спешу.

– Да куда ты несешься? Что случилось?

– Бандиты выставку ограбили. Антон Бельяминович просит золотыми изделиями помочь.

– Да ты что! И много украли?

– Сейчас подсчитывают. Но, видимо, на большую сумму.

– А ты здесь при чем?

– То есть как – при чем? А кто же еще Антону Бельяминовичу поможет?

– А деньги где возьмешь?

– За больничный получу.

– Ой, умора! Да сколько там тебе дадут?

– Все равно деньги.

– И на эти деньги ты будешь экспонаты покупать?

– Еще где-нибудь достану.

– Ладно, – сказала Тоня серьезно, – хватит дурака валять. Хочешь знать, что я обо всем этом думаю?

– После скажешь Мне сейчас некогда.

– Нет, ты послушай. Может, тогда и спешить перестанешь.

– Да некогда мне. Чего ты вцепилась?

– А ты слушай. Не отпущу, пока не скажу. Ты со стороны на себя посмотри и на всю эту историю. Ведь дурит тебя кто-то. Ей богу, дурит.

– То есть как это? Аркадию деньги кто отвозил? Кто от него письмо привозил? Не ты?

– Допустим я. Но ты посмотри на вещи трезво. Он из тебя уже сколько всего вытянул? И денег, и подарков. А теперь вот экспонаты понадобились. А ты что получила? Только бумажки. Где двадцать пять костюмов? Где машина? Где рояль немецкий? Где слоники ручной работы? Обман все это.

– Да ты что! – изумилась Вера Васильевна. – А как же письма? А вилла?

– Ну да, – сказала Тоня, – погреба с шампанским грузинского разлива. Да вранье все это. Какие подвалы на сто тридцать восьмом этаже?

– И подвалы! У них там все бывает. А ну пусти!

Вырвалась Вера Васильевна и чуть не бегом по лестнице вниз. А Тонька сверху кричит:

– Да жалею я тебя. И кто-то, наверное, пожалел, раз такую просьбу прислал. Чтобы ты все поняла и успокоилась. Отступись, пока не поздно!

Хлопнула Вера Васильевна дверью. Больше ей нечем свое возмущение выразить. Даст она ей синьку, как же! Пусть хоть чернила в таз наливает.

Шульга на базу еще, слава богу, не приходил. Отдала Вера Васильевна бюллетень Ритке, которая сидит как машина вяжет. А та вдруг оторвалась и говорит:

– Тебя тут из профсоюза спрашивали. Только что заходил.

А ему что? Может, Анна Ивановна пожаловалась? Да рано ей еще. И охрана профсоюзу не подчиняется. Чего ему надо?

– Очень просил зайти. Дело, говорит, важное.

Пошла Вера Васильевна в профком. Она человек дисциплинированный. Как же не зайти, если просят? А председатель очень любезно ее встретил, пригласил сесть и даже форточку открыл, чтобы не так дымно было.

– Дело, – говорит, – довольно необычное. Как вы, наверное, знаете, сейчас в мире идет разрядка международной напряженности. И важную роль в этом деле играют контакты руководителей СССР и США. В прошлом году президент Никсон даже в Москву приезжал.

«Во, – думает Вера Васильевна, – лекцию читает, А я-то здесь при чем?»

– Вы, конечно, понимаете, – говорит далее председатель, – какое значение для всего мира и для каждого труженика в отдельности имеет нормализация отношений между двумя крупнейшими державами, как сильно это должно сказаться во всех сферах жизни, в том числе и на благосостоянии трудящихся – путем взаимной торговли.

Ничего Вера Васильевна не понимает, кроме того, что Анна Ивановна тут, наверное, ни при чем. Она ведь ей японские вещи обещала, а не американские, да и нет вообще американских товаров в магазинах, даже из-под прилавка не бывает. Но раз Анна Ивановна тут ни при чем, значит не жаловалась и неприятностей не будет.

– А нам, – говорит председатель, – нужно со своей стороны эти контакты всячески поддерживать. Не так ли?

Может, хочет, чтобы она заметку в газету написала? Но у них своих писателей хватает. И гораздо грамотнее есть, которые во всем этом лучше разбираются.

– Тут, простите, – говорит председатель и улыбается, – разговоры идут, что у вас какие-то контакты с Соединенными Штатами имеются, что кто-то из ихних ученых очень нашими делами интересуется и вообще дружески к нам настроен. И вам письма пишет. Может, расскажете о нем нашим сотрудникам?

«Вот ведь Ленка, а! Наболтала, значит. Язык ей оторвать мало. И все, конечно, перепутала».

– Иностранных знакомых у меня нет, – сказала Вера Васильевна, – но один наш крупный ученый действительно находится сейчас в США-Канаде и присылает мне оттуда письма.

– Как вы сказали? Где он находится?

– США-Канада, улица Краухунт.

– Это разные страны. Есть США, есть Канада.

– Не знаю, – говорит Вера Васильевна, – у него такой адрес.

– Ладно, – сказал председатель, – не будем спорить. Все равно ваш знакомый – не американец. Извините за беспокойство. Вы мне только его фамилию скажите и полный адрес.

Вот такой непонятный разговор. И оставил он в душе Веры Васильевны смутное беспокойство: «Как это – страны разные? Написано ведь в адресе: «США-Канада», Значит, так оно и есть. Что же, такой большой ученый не знает, как правильно адрес написать? Не может такого быть. С другой стороны, председатель тоже человек грамотный. Вон какую лекцию прочитал. Знает, наверное, что говорит. Почему же Крафт пишет так, а председатель говорит иначе?»

Еле до дому Вера Васильевна добралась. Когда раздевалась, еще подумала, что надо бы спуститься, в ящике посмотреть – может, почта есть. Но ладно, пускай лежит, от Антона Бельяминовича сегодня уже ничего не будет, он и так ее в последние дни письмами забросал с военных самолетов. А остальное пускай лежит. Нет сил даже на первый этаж спуститься.

И как легла она (а время уже одиннадцать, солнышко светит, за окном нормальная жизнь – дети бегают, собаки лают, а она как мертвая), так и проснулась, когда Виктор уже с работы пришел и начал на кухне кастрюлями греметь.

– Ну, ты даешь! – сказал Виктор, когда она на кухню в халате вышла. – А что есть будем?

– Ты бы ночь проработал!

– Работали не меньше тебя! – очень не любил Виктор Степанович, когда дома с едой непорядок, тут он к любой мелочи мог прицепиться, чтобы зло сорвать. – А скажи, когда у Лемешевой дом сгорел?

– А что?

– Так, интересно.

– Она говорила, что в ночь на двадцать пятое. Она двадцать пятого звонила. А что?

– Интересно получается. Дом двадцать четвертого сгорел, она двадцать пятого письмо пишет, и все у нее в порядке, даже лук хочет прислать. Это как получается?

Ну и все, Вера Васильевна. Вот вы и вляпались. Трудно вам было утром за почтой спуститься, теперь расхлебывайте. Просили эту аферистку со своим луком соваться!

– Письмо, что ли, было?

– А хотя бы и было. Как ты это объяснишь?

– Может, я ошиблась? – говорит Вера Васильевна. – Может, она потом горела? Слышно было плохо. Какая тебе разница от того, что она не двадцать четвертого, а двадцать пятого горела?

– Ну да, конечно. Я тут ни при чем. Может, она и вовсе еще не горела, а только собиралась дом поджечь, а я все равно денежки плати. С поджигателями знаешь как поступают?

– С какими поджигателями? Ты чего мелешь?

– Самая настоящая поджигательница и есть, если дом еще не сгорел, а она уже деньги просит.

– Что ты на старуху взъелся? Она, может, и не соображает уже, что пишет. Дай письмо.

– А ты соображаешь? – не собирался сдаваться Виктор Степанович, он словно брал реванш за вчерашние унижения, когда он ходил по дому, как побитая собака. – Ты очень соображаешь. Неизвестно куда пятьсот рублей ухнула – это ты сообразила. А ты эти деньги заработала?

Ну, Вера Васильевна! Вот он, удобный момент. Сейчас обострить ситуацию – а что, мол, ты меня допрашиваешь? разве я не свободный человек? – и все станет на свои места. Оставайтесь, Виктор Степанович, со своими гадиками и деньгами, а я своей дорогой пойду, потому что она у меня наконец появилась. Или лучше так: оставайтесь со своими деньгами, только дайте, пожалуйста, на время половину в долг под самое честное слово и, если хотите, под любые проценты. А то как она Антону Бельяминовичу поможет? Или ей тоже по американскому образцу на вооруженный грабеж идти? Но это уже совсем ерунда получается: отпусти меня на волю и крылья дай, чтобы лететь. Не может Вера Васильевна поступить сейчас так, не может сказать слова, которые прямо в горле стоят. Кто же тогда Антону Бельяминовичу поможет, если она сейчас во всем признается? Так что терпеть нужно. И не только ради себя и будущей совместной жизни с дорогим человеком, но и ради государственных интересов, потому что нужно выставку экспонатами пополнить. Так что спрячьте свою правду в карман.

– Мы чего, – спросила Вера Васильевна, – ужинать будем или поедем пожар тушить в Ленинград?

– Не болтай ногами! – это уже явный признак того, что шутить Виктор Степанович не желает. – Может, у тебя квитанция сохранилась?

– Выкинула.

– Вот ведь как получается. Игорю ты так же послала?

– Да что ты в самом деле? Что ты про меня думаешь? Может, тетка это письмо месяц назад написала и все опустить забывала?

– А потом весь дом сгорел, а письмо осталось. Так было?

И за ужином Виктор Степанович был недовольный, тем более что кроме яичницы Вера Васильевна ему ничего не дала. Сейчас бы, конечно, очень тот спирт пригодился, который она слугам Антона Бельяминовича отправила, у Виктора быстро настроение бы поправилось. Но тот спирт уже тю-тю, выпили они его уже, наверное. Хотя бы добром помянули хозяйку, если ей здесь из-за них такие муки терпеть приходится.

– А Лемешевой я все-таки напишу! – подвел итог разговору Виктор Степанович. – Получила она деньги или нет. Лучше сразу скажи, куда истратила?

Это уж, как вы понимаете, совсем нехорошо. И совсем Вера Васильевна растерялась. Что делать? Выдаст ее тетка, даже если ей телеграмму послать, – старуха она вредная, врать не станет. Что же делать? Вот уж пожар так пожар, горит моя героиня со всеми своими тайными планами.

Побежала Вера Васильевна к Тоньке посоветоваться, благо предлог был из дома вырваться – с Белочкой не гуляла, а у них в квартире такой шум, что на лестнице слышно.

«Кто это? – подумала Вера Васильевна и видит, что дверь не заперта – значит, Сергей вернулся, он любит так нараспашку жить. – Волокет, значит, сейчас Тоньку по кочкам. Видно, кто-то написал, что она хвостом крутит, вот он и прилетел без предупреждения. Пускай разбираются. Так ей и надо!»

Она и не позвонила даже, а Петя все равно высунулся, словно ее караулил.

– Заходите, пожалуйста, – говорит.

– Ладно, я потом.

– Я вам, если хотите, музыку хорошую поставлю. Или чертежи покажу. Вы как-то интересовались.

В другой раз. Зачем ей его чертежи? У нее своих забот хватает. А то он сейчас еще про оперу спросит, вот ведь тоже навязался. С удовольствием бы она у Тоньки посидела, пока с Виктора дурь сойдет. Но раз такие обстоятельства – Сергей вон как разоряется, – то делать ей здесь нечего.

А дома, слава богу, тихо. Виктор Степанович телевизор смотрит, на нее внимания не обращает. Только ненадолго это, наверное. Он ведь жуть какой прилипчивый. Другой бы мужик наорал, сказал, что хотел, – вот как Сергей – и забыл. А этот неделю еще бурчать будет, ясности добиваться – вынь да положь ему все, пожалуйста. Один он прав, а все остальные – гадики. От этого занудства первая жена и сбежала на попутной машине. Не отпустит, пока всю кровь не высосет. Тяжело ей эти пятьсот рублей достанутся. Но это все ладно, пройдет. А где еще денег взять? Где, как не у Виктора? А к нему сейчас с таким делом как подступиться? И не пятьсот рублей, а несколько тысяч нужно. А уже и в холодильнике, и под окном пусто. Что она завтра сварит, чтобы Виктора ублажить? Тоже кувалда нескладная – пришла, разлеглась, не могла в магазин сбегать. Слуги на вилле остались, госпожа Крафт, а здесь нужно самой крутиться.

Такие невеселые размышления у Веры Васильевны. И тут кто-то позвонил – нахально, как к себе домой.

«Кто это прется? – подумала Вера Васильевна. – А если шантажистка? Эта нахалка так трезвонить и должна. Чего же она вечером-то лезет? Понимать должна, что муж дома. Как мы с ней сейчас будем говорить? Или она уже днем приходила, когда я спала, и не дозвонилась? Или работает, днем ей некогда? Как же, будут такие работать».

В дверь звонили и звонили, потом стали стучать. Но Виктор Степанович словно не слышал. Вера Васильевна на цыпочках прошла из кухни по коридору, заглянула в комнату. Виктор Степанович спал перед телевизором. Она подошла к двери и тихонько спросила: «Кто?», но в ответ бухнули кулаком.

«Ну, зараза, – подумала Вера Васильевна, – сейчас я тебе устрою!»

И открыла дверь. А это Сергей.

– Да вы что! – заорал он с порога. – Уже спать полегли? Дай я тебя поцелую, хоть и праздник прошел, но не виделись давно.

Сразу видно, что сильно выпивши. Ну да пусть хоть такой, а не эта стерва шантажистка.

– Ну вы спите! – орал Сергей, – Дом будет гореть – не услышите! («Надо же! И этот про пожар!») Хозяин дома? Раздеться можно?

– Ладно шуметь! – Виктор Степанович из комнаты вышел. – Раздевайся. – И Вере Васильевне, как будто они и не ругались: – Собери что-нибудь.

Ну, слава богу, заговорил. Очень вовремя Сергей пришел, теперь, может, и пронесет, хоть на сегодня. Хотя едва ли: Виктор, как выпьет, еще занудливее становится. Хорошо бы уснул поскорее, он теперь быстро засыпать стал.

Сергей, конечно, с бутылкой пришел. Сели они в большой комнате, и Виктор оттуда через каждую минуту кричит, чтобы скорее закуску несла. А Сергей ему что-то про «Полярный» рассказывает – какие морозы да какие заработки. Ничего, не горит, подождут. Чтобы Виктора ублажить, Вера Васильевна по всем заначкам прошлась – баночку икры достала, балычок кетовый имеется. В общем, есть чем Сергея угостить, раз он так удачно явился.

– Может, ты тоже выпьешь? – спросил Виктор, когда она принесла стопки. Значит, сменил гнев на милость.

Можно было и отхлебнуть глоток, но лучше все-таки поберечься. Да и потом у вас свои интересы, а у нее своих дел хватает. Ушла Вера Васильевна на кухню, чтобы их галдеж не слушать, к чему ей все эти бульдозеры и лебедки. Ей ведь срочно выход нужно найти. Допустим, что с этими деньгами обошлось, хотя, конечно, Виктор Степанович своего последнего слова не сказал, еще повыступает. Ладно, это она вытерпит. Но дальше-то что? Где еще денег взять?

А потом чего-то они притихли, то есть говорят, Но негромко, Сергей вполголоса что-то рассказывает и Тонькино имя два раза проскочило. Это уже интересно. Значит, действительно ему про эту выступальщицу что-то сообщили, не просто так он вдруг прилетел. И один пришел. А иначе они бы обязательно вдвоем пожаловали.

Вера Васильевна тихонько из кухни вышла, встала в коридоре около двери. А дверь открыта, и ей все хорошо слышно, хотя Сергей совсем тихо говорит.

– Откуда магнитофон? Молчит. Что за кольца? Купила. А зачем? У нас есть по одному. Лишние зачем? Кольца-то обручальные, их по два не носят. И на какие деньги? Они рублей сто пятьдесят стоят.

У Веры Васильевны дыхание перехватило. Ведь Тонька говорила, что магнитофон отправила с военным летчиком. А кольца она еще в первую посылку вложила, когда слугам посылала. Почему же они у нее дома?

– Выпьем, – сказал Виктор Степанович. – Тебе еще радоваться нужно – твоя баба в дом несет. А моя где-то на стороне пятьсот рублей пристроила – и с концами. Куда, кому? Ничего не говорит. Глухо как в танке.

– Точно, механик! – подхватил Сергей, он всегда у Виктора Степановича на подхвате был, все за ним повторял, как попугай, – Моя тоже! Я ей профилактику – молчит, зараза. И Петя этот малохольный с ней заодно. Ничего, говорит, не знаю, ничего не видел.

«А может, – подумала Вера Васильевна, – Петя ей это все и купил? И кольца, и магнитофон? А мои вещи она Крафту отправила. Сразу видно, что у них что-то было».

– Так что с прибытком тебя, Сергей! – говорит Виктор Степанович. – Давай выпьем.

– Нет, ты представляешь? Я там упираюсь, зову ее – не едет, в городе жить желает. А зачем? Чтобы этим делом заниматься?

– Ладно тебе. Может, она схимичила – продала что-нибудь или поменяла. У них это бывает. Ты разберись сначала.

– А как разобраться? Этот сморчок еще под ногами путается. Милицию, говорит, вызову. Что ж мне ее, убивать? Она и так на весь дом вопит.

– Это, конечно, правильно, – согласился Виктор Степанович, – только не увлекайся. А то посадит она тебя. И этот парень свидетелем пойдет. Она в суд подать может.

«Ну, гадики!» – подумала Вера Васильевна, и так ей Тоньку сделалось жалко, как сестру родную. Схватила она с вешалки полушубок, сунула ноги в валенки и, слова мужикам не сказав – она бы им сейчас сказала, оглоедам чертовым! только не хочется шум поднимать, – кинулась к Тоньке. Чуть Белочку дверью не стукнула, та за ней полезла.

У Тоньки глаз подбит и вообще вид невеселый. На кухне Павлику кашу варит. Вера Васильевна полушубок скинула, хотя в домашнем была. Но тут не такой случай, чтобы на это внимание обращать. Вот ведь гады мужики. Ну разве можно волю рукам давать? Да пусть она десять раз виновата, но она человек, что же ты ее, как собаку? Силу свою показываешь? Дикая мужская тупость это – и больше ничего.

– Как же ты завалилась? – спросила Вера Васильевна, присев на табуретку. Петя не показывался, получил, наверное, свое. – Он сейчас у нас, Виктору рассказывает. Неужели спрятать не могла?

– А, знаешь уже. А я откуда знала, что он прилетит? Сначала все ничего. А как магнитофон увидел, озверел, все перекопал.

– А ты думала, он тебе спасибо скажет?

– Ты не язви. Мне и без тебя тошно.

– Раньше нужно было думать.

– Да ты что? – изумилась Тоня. – Ты правда думаешь, что это от кого-нибудь подарки?

– Мне откуда знать? Но ведь не с неба они упали.

– Прикидываешься?

– А чего мне прикидываться? – теперь уже Вера Васильевна удивилась и рассмеялась даже. – Я слышала, что Сергей говорил.

– И ничего не поняла?

– А чего понимать! Тут кто хочешь.

– Ну, – сказала Тоня, – ты меня извини, конечно. Но такую, как ты, редко встретишь.

– Зато как ты – навалом.

– Ладно, – говорит Тоня, – сказала бы я тебе. Но раз пришла – хорошо. А то я к тебе собиралась, Забирай свои вещи и отваливай.

– Какие вещи? Ты что говоришь?

– Те, что своему любимому Крафту посылала.

– А ты их не отправила?

– Кому?

– Он тебе что – Мозги, что ли, выбил?

– Она еще про мозги говорит! Да не было и нет никакого Крафта! Пойми ты это наконец.

– Как это – не было? А письма кто присылал? Открытку к Восьмому марта?

– Я посылала. Кто же еще?