Текст книги "Свобода в широких пределах, или Современная амазонка"
Автор книги: Александр Бирюков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 35 страниц)
Ей сегодня о других вещах думать нужно. Рояль, например, немецкий. О нем, кажется, Антон Бельяминович писал. Или она сама про рояль придумала, чтобы Тонька позавидовала? Все равно нужно решать, куда его девать. Автомашина «Волга». Если Антон все ей, Вере Васильевне, оставляет, нужно и о машине позаботиться. Неизвестно, в каких условиях она находится. Хорошо, если в теплом гараже. А если на улице? Так ее и разворовать всю недолго, а Вере Васильевне отвечать. А если машина в гараже, то это ведь очень дорого стоит. Кто платить будет? Машину, наверное, тоже продать придется. Конечно, если бы они с Антоном Бельяминовичем тут оставались, она бы машину не продала, сами бы ездили.
А чтобы продать, доверенность от Антона нужна. Написать нужно, чтобы прислал. С остальными вещами, наверное, проще будет. Хотя неизвестно, сколько их там. Если не очень много, то лучше на толкучку отнести (конечно, не самой, а попросить кого-нибудь), на толкучке цены выше, чем в комиссионном, да и проценты государству отдавать не надо. А если вещей много, то удобнее через комиссионный. Но ведь там могут поинтересоваться, откуда так много мужских вещей, да еще хороших, едва ли у Антона Бельяминовича плохие будут. Могут и в милицию сообщить – проверьте, мол, пожалуйста, не ворованное ли. Значит, толкучка все-таки лучше. Но кого попросить, чтобы продал?
– Ты не спишь? – спросила Анна Ивановна, с треском приоткрывая дверь (она давно уже перекосилась, надо бы сказать в домоуправлении, чтобы поправили, но теперь уж ладно, ее это не касается). – Я вот что у тебя спросить хотела. Ты разрешишь мне Белочку к Ирке отнести? Только на один день. Больше Ольга, может, и не позволит. Она ведь такая строгая. А я бы Белочку сейчас вымыла, чтобы ее чистенькой к ребенку нести.
– Вымой, – сказала Вера Васильевна, – только смотри, чтобы ей мыло в глаза не попало. Там «Детское» есть.
– Прямо в ванне можно?
– Можно. А потом вытри ее насухо. Найди какое-нибудь полотенце в грязном белье. А то простудится.
– А может, чистое дашь? – спросила Анна Ивановна. – К ребенку все-таки нести. А я потом это полотенце выстираю. Или новое тебе из дома принесу, если хочешь.
– Ладно, возьми, – сказала Вера Васильевна. Какое ей теперь дело до полотенца? Виктору Степановичу, когда с работы приходит, все равно чем руки вытирать. Гораздо важнее решить, как с Белочкой быть – брать ее с собой или нет? Но это потом, не сейчас. – А тебе из мужских вещей ничего не надо? – спросила она вдруг, успев за какую-то долю секунды до того, как спросила, подумать, что зря она сейчас это скажет, но все-таки не удержалась, на тебе – вывезла.
– Японские? Из кримплена?
– Я не знаю. Наверное, и японские есть.
– А размер какой?
– Пятидесятый, наверное. Или пятьдесят второй. – Откуда она знает, если Антона Бельяминовича ни разу в глаза не видела и фотографии, где он на какой-то белый дом смотрит, не получила. Но представить себе его тщедушным или, наоборот, толстым она не могла – может, под впечатлением все того же сна, хотя там ей скорее принца какого-то, чем живого человека, показывали.
– Что ты! Шульга маленький, ему сорок восьмой, второй рост – не больше. Но я могу у соседки спросить, если хочешь. А из детского ничего нет? Я бы для Ирки обязательно взяла.
– Детского нет пока, – сказала Вера Васильевна и покраснела от этой шальной, уже совершенно фантастической мысли.
– Но если что-нибудь появится, ты обо мне не забудь. А я тебе что хочешь за это сделаю. Вот сейчас уберусь, а завтра могу обед прийти сварить.
– Да не надо, – сказала Вера Васильевна. – Виктор сготовит, для него это удовольствие.
– Повезло тебе с мужем, – сказала Анна Ивановна, присев к ней на кровать.
«Заговорит!» – подумала Вера Васильевна.
– Ты извини, – попыталась она отбить эту атаку, – я поспать хочу, что-то сил совсем нет.
– Конечно, я сейчас, – пообещала Анна Ивановна, но с кровати не встала. – А мой-то совсем барин, все ему приготовь, принеси, постирай. И еще ворчит, что часто к внучке бегаю. А ему-то какое, спрашивается, дело? Он-то на всем готовеньком. И недовольный. А почему? А потому, что избаловался. А так иногда хочется прийти домой и ни о чем не думать. Так нет, беги, жена, в магазин, готовь, мой. И потом все равно окажется, что виновата, если в субботу бутылку не купила. Даже бутылку ему покупай! И Борька такой же несамостоятельный. Поэтому у них Ольга и командует. А был бы муж потверже, невестка не смела бы на свекровку дуться. А то, представляешь, заявляет: «Вы, Анна Ивановна (хоть бы раз мамочкой назвала), завтра не приходите. Не надо вам так беспокоиться!» Понимаешь, какая штучка! Как будто мне это – беспокойство. А где полотенце взять?
«А ведь паспорт потерять можно, – подумала вдруг Вера Васильевна, когда обиженная свекровь наговорилась и ушла на кухню. – И тогда чистый дадут, без штампа. Как будто и не было никакого брака. И можно хоть за границу ехать, если он позовет. А то разве это жизнь: он там, а я здесь или хотя бы в Ленинграде, но ведь все равно далеко. Разве так семейная жизнь получится? А паспорт потерять каждый может. За это только штраф десять рублей. И никакого развода не нужно. Можно даже просто так уехать, без объяснений. А с новым владельцем машины договориться заранее, чтобы по первому требованию в аэропорт отвез. И с собой ничего не брать кроме самого необходимого – с одним чемоданчиком. А вещи Антона Бельяминовича предварительно продать».
Она не заметила, как уснула. Сквозь сон слышала, как визжала Белочка, наверное, мыло ей в глаза все-таки попало. Но ничего, зато чистая будет, нельзя же грязную через границу везти, там собак проверяют, и хотя блох у Белочки никогда не было, все равно стыдно будет, если собака грязная. Белочка чистая будет, и паспорт у Веры Васильевны тоже чистый, как хорошо!
Тоня прибежала на следующее утро. Вера Васильевна только Виктора на работу проводила – и она явилась.
– А я вам вчера мешать не хотела. Пусть, думаю, побудут одни, давно все-таки не виделись.
– Глупости, – сказала Вера Васильевна, – не молоденькие. Шульга тут вчера целый день торчала. Я бы ей не только Белочку, а не знаю что отдала, только бы уходила.
– Да ты что! Белочку насовсем отдала? Такую хорошую собачку? Давай я ее у тебя возьму для Павлика?
– Да не насовсем, – сказала Вера Васильевна. – Она внучке понесла поиграть, сегодня вернет. Но, может, и правда отдать? Может, лучше без собаки ехать?
– А куда?
– Сначала в Ленинград, а потом, может, и за границу.
– Это к Антону твоему, что ли? – спросила Тоня. – Я разденусь.
– А то к кому же!
Вера Васильевна поставила чайник. Они сели в большой комнате около круглого стола на тяжелые, как танки, кресла.
«Приперлась с утра пораньше, – подумала Вера Васильевна. – Чаем ее пои! Как будто я ей кто-нибудь!»
– У нас, между прочим, новость, – сказала она. – Антону Бельяминовичу профессора дали.
– Да ты что! Поздравляю. Значит, ты теперь профессорша? Когда поедешь?
– Не знаю еще. Надо ведь, чтобы паспорт был чистый, да?
– А он у тебя какой?
– Печать о браке стоит. А что если потерять? Тогда ведь новый дадут, а печать можно и не ставить. Скажу в милиции, что незамужняя. Может, поверят?
– Попробуй. А вещи-то уже собрала?
– Что ты! Тут столько забот. Рояль вот нужно кому-то продать, машину. Вещей очень много.
– Рояль мне ставить некуда, – сказала Тоня. – А вот от пианино я бы не отказалась. Сейчас все детей музыке учат.
– У тебя ка рояль и средств не хватит. Он небось не одну тысячу стоит. А машину ты видала? Какая она?
– Голубая, старой марки.
– Старая?
– По очень хорошая, а внутри все в коврах.
– Номер не запомнила?
– Не посмотрела.
– Ты, конечно, Аркадия рассматривала. Как бы он машину но разбил. Трасса-то сложная, а он первый раз. На автобазах знаешь как шоферов учат? Он сначала, даже если водительский стаж имеет, год или больше поблизости ездит, привыкает. И только потом на большее плечо выходит. И все равно аварий много. А тут сразу по приискам. Не знаешь, в какой район?
– Он не говорил.
– А что такое ЦЗС? АЗС я знаю – это автозаправочная станция. Но это тут ни при чем. А ЦЗС?
– Может, ценные золотые слитки? Он же на прииски поехал.
– А если нападут? Боюсь я за машину. Да и с Аркадием что хочешь сделают. А тут еще видишь как пуржит. Одни волнения!
– Ты печень береги, – сказала Тоня. – Вещи-то как будешь продавать?
– Пока не решила. Думала через комиссионный, но там поинтересоваться могут, откуда. До Виктора дойдет.
– А то давай я на толкучке продам. У меня и знакомые женщины есть. Недели за две-три все продадим.
– Не обманут?
– Я их давно знаю.
– Может, действительно так лучше? А то дойдет до Виктора. Зачем его раньше времени волновать?
– Ну и договорились. А у меня к тебе дело: дай сто пятьдесят рублей. Через месяц отдам. Срочно надо.
– Мне Виктор уже говорил. Но ведь книжка-то на него.
– Ты скажи, что купить себе что-нибудь хочешь. Он тебе после больницы обязательно даст.
– А зачем тебе деньги?
– Колечко в «Алмазе» есть с сапфиром.
– Нет, – сказала Вера Васильевна, – на такую ерунду, извини, не могу. У меня и так сейчас с Виктором отношения сложные. Зачем мне его по мелочам обманывать?
– Значит, только по-крупному?
– Что по-крупному?
– Врешь, говорю, мужу только помногу. Все вы, тихони, такие.
– Ты меня, пожалуйста, не оскорбляй. И веди себя прилично. Не куда-нибудь, а в хороший дом пришла. Чаю хочешь?
– Как же – профессорша! Ну, погоди! Ты у меня это запомнишь!
– А ты мне не грози. И что это вообще за мода – орать на больного человека?
– Я думала, ты меня отблагодарить захочешь, что я в почтальонки к тебе заделалась. А ты как собака на сене.
– И отблагодарила бы, – сказала Вера Васильевна, – если бы ты себя вести умела.
А сама подумала: «Нет, я ей вещи продавать не дам. Обжулит обязательно. Лучше Анну Ивановну попрошу. Пускай дольше будет, зато человек надежный».
Тоня ушла, сердито хлопнув дверью. И у Веры Васильевны неприятный осадок после разговора остался. Всегда у них с Тоней так: друг без дружки скучают, а сойдутся – и, если без мужей, редко мирно расстанутся. Конечно, если мужья рядом, то разговор другой, тут и за ними следить нужно, чтобы не перепили, и пожаловаться друг дружке – в их присутствии, чтобы знали, как досаждают, – приятно, да и вообще нечего свои секреты женские перед ними обнаруживать. А без свидетелей из-за пустяка могут полаяться. Тоня ни в чем уступить не хочет, даром что младше и опыта меньше имеет. А Вере Васильевне у ней учиться нечему, она-то уж жизнь повидала. И тут одной искры достаточно, чтобы ссора разгорелась. А не видеться тоже тяжело – привыкли, помогали не раз одна другой, да и вообще нужно же с кем-то посоветоваться. Только дорого это стало обходиться, особенно после того, как Сергей уехал на прииск и семьями они перестали собираться. А тут еще Тонька выступает направо и налево. Вера Васильевна, конечно, точных данных об этом не имеет, но догадывается и такое поведение одобрить не может. И это тоже на отношениях сказывается. Тем более что на Веру Васильевну такой человек внимание обратил, – она теперь должна себя блюсти и дурным поступкам потакать не может. Кольцо ей, видите ли, захотелось!
В шестом часу Петя заскочил. Сговорились они, что ли, с Тонькой ей сегодня досаждать? Петя ни разу у нее еще не был, а тут – пожалуйста.
– Я, Вера Васильевна, на минуточку, – сказал он. – Антонина Петровна сказала мне, что вы уже поправляетесь.
– Она-то уж, конечно, все знает! – буркнула Вера Васильевна, потому что злость на Тоньку еще не прошла.
– Я бы не стал вас беспокоить, – продолжал Петя, комкая шапку в руках, – но завтра суббота, потом воскресенье…
А она этого как будто не знает. Спасибо что просветил!
– Я подумал, – говорил Петя, – что едва ли будет удобно, если я Виктора Степановича застану…
Вот уже и этот мальчишка подозрения какие-то имеет. Да катитесь вы все от меня! Вам-то что за дело!
– И я решил сегодня забежать, чтобы передать вам деньги на пластинку.
– Какую пластинку?
– Вы говорили, что напишете своему знакомому, который бывает за границей, чтобы он купил рок-оперу «Иисус Христос – сверхзвезда».
Что ты будешь делать? Взять деньги? По она заграничного адреса Антона Бельяминовича еще не знает. Да и неизвестно, как он к этой просьбе отнесется. Она себе еще ничего не попросила, хотя, кажется, имеет право, а тут просьбу какого-то мальчишки передавай. Да и вообще просьба подозрительная. Зачем ему эта опера? Может, там что-нибудь против нас есть? Известно ведь, что у молодежи разные завихрения бывают. Ей тогда тем более ни к чему с ним связываться, потому что это и на Антона Бельяминовича тень бросить может.
Но, с другой стороны, парень-то ведь хороший, вежливо здоровается всегда, когда она к Тоньке заходит, тост красивый о женщинах говорил. Она его обидит, и он тогда всю Тонькину брехню на веру примет. А уж Антонина, будьте уверены, после сегодняшнего не успокоится, пока не обложит ее со всех сторон. Зачем же ей союзника терять? Да и Виктор Степанович может вот-вот войти, если на работе не задержался. Как ему объяснишь, зачем Петя приходил? Она Пете сейчас что-нибудь сочинять начнет насчет того, почему деньги взять не может, – и тут Виктор Степанович собственной персоной пожалуют. Ладно уж. К тому же деньги никогда не помешают.
– Сколько у тебя? – сказала Вера Васильевна.
– Двадцать рублей. Я думаю хватит?
– Наверное. Только учти, что скоро не обещаю.
– Я понимаю, – засуетился Петя, – это ведь) не в Москву посылать. Спасибо вам большое. А названия я вот на бумажке написал.
– Да! – сказала она, когда Петя уже открывал дверь. Мысль одна – не очень ясная – пришла ей в голову. – Ты не скажешь, как ваши чертежи выглядят? Те, которые вы в институте делаете. Ведь вы там чертежи делаете?
– Делаем, – сказал Петя, – только я не пойму, что вас интересует.
– На какой они бумаге?
– На синьке.
– Это фиолетовая такая? А нарисовано что?
– Разное. А почему вы спрашиваете?
– Так, интересно. Часто мимо вашего здания прохожу и все думаю, – соврала Вера Васильевна, – чем они тут занимаются?
– Разным, Вера Васильевна, – сказал Петя. – Но в основном тем, что имеет отношение к горному делу.
– А скажи, эти чертежи секретными бывают?
– Конечно. Если машина, или установка, или еще что-нибудь совсем новые, новую идею содержат, то они сначала секретные, чтобы приоритет не потерять.
– Чего?
– Приоритет – чтобы не украли. А потом, когда это устройство изготавливать на заводе начнут или зарегистрируют где положено, тогда уже секрета нет.
– Понятно, – сказала Вера Васильевна. – Ты к себе домой чертежи не берешь?
– Бывает. Когда курсовую делаю или просто поработать приношу.
– А мне можешь показать?
– Конечно. Только зачем?
– Как – зачем? Сто лет живу, а на прииске ни разу не была и как там все делается, не знаю.
– Ну приходите, покажу.
«Действительно, зачем мне это? – подумала Вера Васильевна, когда Петя ушел. – Не буду же я ему чертежи Антона Бельяминовича показывать. Он написал, что только мне может их доверить. Или это Аркадий передал? Все равно. А Петины чертежи мне зачем? Я и не пойму в них ничего. Нет, пустое это все, зря я вылезла».
Оставим Веру Васильевну разбираться в этом неясном ей самой вопросе и расскажем нашему читателю кое-что о том, как добывалось и добывается в Магаданской области золото. Без этих сведений о ведущей отрасли наше повествование будет неполным и, может, даже легкомысленным. Ведь именно золотодобыча определяет в конечном итоге жизнь подавляющего большинства населения области, а значит, и моих героев. Поэтому для полноты картины нужно рассказать и об этом.
Государственный трест «Дальстрой» был организован по постановлению Совета Труда и Обороны и ЦК ВКП(б) от 11–13 ноября 1931 года «для производства промышленного и дорожного строительства в районе Верхней Колымы, – как говорилось в приказе по «Дальстрою» № 1, подписанном 9 февраля 1932 года его первым директором, легендарным Эдуардом Петровичем Берзиным, латышским стрелком, участником подавления левоэсеровского мятежа, героем, разоблачившим английского разведчика Локкарта и в невиданно короткие сроки построившим Вишерский бумажный комбинат, – и в частности, для управления колымскими приисками» (Березин В. От тачки – к драге. Магаданская правда. 1967. 7 нояб.).
На возникавших после организации «Дальстроя» одно за другим золотодобывающих предприятиях «все горные работы велись преимущественно ручным способом. Короб и тачка, механический крючник и пойнт являлись основными механизмами, а нефтяные двигатели – 12–18 лошадиных сил – энергетической базой» (Этапы технического прогресса на золотых полигонах. Колыма. 1974. № 8).
«Выставлять ежедневно на добычу песков 3000 человек, давать 6750 кубометров, на торфа —1000 человек» – эти строки из приказа начальника одного из приисков типичны для того времени.
А вот выдержка из оперативного приказа по тресту «Дальстрой» от 12 мая 1939 года: Считать 15 мая днем начала сезона массовой промывки. Подготовьте тачки, комплекты инструмента: кайла, лопаты, подготовьте забои для обеспечения фронта работ большого количества рабочей силы» (обе цитаты из указанной статьи В. Березина).
1936 год. Начали применять кое-где экскаваторы. Через десять лет объем экскаваторных работ на вскрыше песков составлял уже 60 процентов (Потемкин С. В. Горная наука и совершенствование разработки вечномерзлых россыпей на Северо-Востоке СССР. Магадан, 1973. С. 57).
1943 год. На золотых приисках впервые стали эксплуатироваться бульдозеры. В 1944 году первый бульдозер был изготовлен на Магаданском авторемонтном заводе (АРЗе).
Постоянно совершенствовались приборы для промывки золотоносной массы. В 1939 году на смену колоде пришел промывочный прибор конструкции Шлендикова. В 1940 году появился первый прибор скрубберного типа. Были перепробованы десятки всевозможных конструкций: только в 1953 году на вооружении горняков находилось пять модификаций прибора МПД (М – значит металлический, до этого приборы были деревянными).
Сейчас на раздельной добыче золота применяют мощные гидроэлеваторные установки производительностью по тысяче и более кубометров породы в сутки. На полигонах работают бульдозеры мощностью от 100 до 385 лошадиных сил.
Заметную роль в золотодобыче на Северо-Востоке СССР играет и дражный флот. Первые две драги, построенные американской фирмой «Юбо», были смонтированы на Колыме в 1949–1950 годах. В 1953 году здесь всплыла и первая драга отечественного производства. В настоящее время на Северо-Востоке работают 16 драг (в том числе 14 – отечественного производства), из них две – в Заполярье.
И все-таки эта пятница вышла форменным сумасшедшим днем: сначала Тонька приперлась, потом Петя пожаловал, а в десятом часу опять звоночек – Ленка.
– Я вам пельменей принесла, – сказал она. – Может, нужно, если болеете?
Вера Васильевна взяла пельмени, заплатила деньги, но Ленка как приклеилась к косяку и все смотрела на дверь комнаты, словно боялась, что Виктор Степанович ее увидит.
– Тебе чего? – спросила Вера Васильевна.
– Мне девочки в магазине прохода не дают. Вот собрали двадцать рублей.
– На что собрали?
– На резинку. Знаете, жевательная такая резинка бывает, ее жуют – и во рту сразу приятно делается. Попросите вашего знакомого из Америки прислать, а то у нас ее не выпускают.
– Значит, подслушивала?
– Я не хотела. Павлик все время в коридор лез, а я около двери стояла. Случайно услыхала. Попросите, пожалуйста, а то мне хоть на работу не ходи. Я сказала, что вы моя тетя.
– Своей тебе мало?
Что оставалось делать? Взяла она и эти деньги – к одному уж, но Ленке приказала держать язык за зубами и больше зря не болтать.
А чего не болтать? Вся торговля, наверное, уже знает, что она Ленкина тетка и связь с заграницей имеет. А из магазина прямая дорожка к ним на базу, потому что экспедиторы ездят. Что она теперь с этой популярностью будет делать? Так и до Виктора дойдет раньше времени, Магадан – город маленький, здесь друг про друга все знают.
«А чего таить? – подумала Вера Васильевна. – Все равно говорить придется. Ладно уж».
Еще через час – они уже спать собрались – и Шульга пожаловала. Белочку принесла.
– Извини, – сказала Анна Ивановна, – что так поздно. Ирка с ней даже спать легла. Мать, конечно, раскричалась – как же, собаку в постель! Но Ирка такой рев подняла, что пришлось разрешить. Вот и дожидались, пока уснет. Была бы другая мать, можно было бы собачку насовсем взять. А так выходит, что я ребенка только раздразнила. Не знаю, как к ней в следующий раз идти. Она же мне проходу не даст, так Белочку полюбила. Слушай, а ты мне что-то про детские вещи японские говорила.
– Тихо. Не обещала я тебе ничего. Говорила, что если будут, то скажу.
– Не забудь. А то мне очень нужно Ирку теперь чем-нибудь утешить. Может, какой костюмчик хорошенький будет. Или комбинезончик. Правда, все у них очень непрочное – раз одел и выбросил. Синтетика. Но я все равно возьму, если будет. Не забудешь?
Вот ведь какая баба бестолковая! Сказали ей: если будет, а она уже покупать пришла, дурища толстая! Хоть дверь никому не открывай – все от нее чего-то хотят. Как тут печени не заболеть.
Утром, когда она пошла гулять с Белочкой, вдруг Тонька из-за угла вывернулась, словно дожидалась ее, – здрасьте-здрасьте! Давно не виделись.
– Здоровье-то как? – спросила Тоня, словно они не ругались вчера.
– Ничего, вроде лучше, – говорит Вера Васильевна и видит, что глаза у Тоньки тревожные, как будто она что-то задумала и не знает, как лучше начать – Случилось что-нибудь?
– Ты только не волнуйся. Ничего страшного. День-то сегодня какой, весна скоро! Скоро в отпуск поедем. Ты едешь в этом году?
– Да не тяни ты! – сказала Вера Васильевна. А погода сегодня и правда после вчерашнего, когда мело и ветер бешеный дул, поправилась, солнышко светит.
– Записку мне принесли от Аркадия. Он в больнице лежит на Палатке.
– Авария? Я же говорила! – застонала Вера Васильевна и за бок схватилась.
– Да ты не бойся. Ему только ногу придавило. Он забуксовал на семьдесят втором километре, а тут встречная «Татра». Ну и задела немножко. Машину на базу взяли, сейчас ремонт делают. Он пишет, что ему не хватает расплатиться. Еще сто шестьдесят рублей нужно.
– Он, разбил машину! Я же говорила, что нельзя неопытному руль давать.
– Да цела твоя машина, успокойся!
– А почему он тебе, а не мне написал?
– Так он не знает, что ты из больницы вышла. А я ему свой адрес на всякий случай дала. Видишь, как удачно получилось, а то принесли бы записку тебе, и Виктор бы прочитал.
– Ну а сам-то он как? Перелом?
– Пишет, что в больнице лежать не будет. В воскресенье ремонт закончат, он машину в Магадан отправит, а сам на самолет – и в Ленинград. Он уже опаздывает, в пятницу должен был улететь. А там он эти деньги Антону твоему отдаст.
– Отдаст, как же! Антон Бельяминович уже за границей.
– Я уж не знаю, как у них будет, – сказала Тоня, – мое дело маленькое. Я не знаю, как такие большие люди между собой рассчитываются. Может, чеками платят. Мое дело передать.
– Спасибо тебе, конечно, – сказала Вера Васильевна. – А где я столько возьму?
– У Виктора попроси. Что он, не даст тебе после больницы?
– А Сергей выложил бы тебе столько?
– Не знаю. Только Аркадий написал, что ему деньги обязательно сегодня нужны, а то ремонт затянется. Он велел с шофером рейсового автобуса передать.
Они договорились, что Вера Васильевна, как только достанет деньги, сразу Тоне их принесет. А Тоня весь день дома будет, потому что Павлик заболел и в детский сад сегодня не пошел, а Ленка работает.
– Только ты поскорее! – сказала Тоня, – А то вечером на базе никого не будет и он их не успеет уговорить в воскресенье работать.
Ей легко сказать – поскорее. Ей бы почтальоном в самый раз работать – сунул что-то в ящик, а что и как получателю с этим делать, ее не касается. Конечно так, с бухты-барахты, Виктор ей столько не даст. Даже если сто двадцать попросить (плюс двадцать Петиных и плюс двадцать Ленкиных – вот сто шестьдесят и будет), все равно не даст – это все-таки сумма. «Зачем?» – спросит. А она что скажет? Врать-то она не умеет, вот ведь наказание какое! Но ведь и не соврать сейчас нельзя. Нужно Аркадия выручать, попал человек в аварию. И ведь не чужой человек, лучший друг и помощник Антона Бельяминовичз. Конечно, Антон Бельяминович сердиться будет, если узнает, что она его лучшего друга бросила в беде. Да еще со сломанной ногой.
– Вить, – сказала она, вернувшись домой, – вот ты все говоришь, что Игорю чего-нибудь послать. Давай ему часы золотые купим. Я видела, в магазине лежат – сто сорок рублей.
– Старыми?
– Золотые часы за четырнадцать рублей захотел?
– А зачем золотые?
– Так ведь лучше!
– Глупости! Пошли ему рублей двадцать. Сколько тебе раз одно и то же говорить?
– А ты мне эти двадцать рублей дал?
А больше ничего не получилось. Ну хорошо хоть, что двадцать рублей дал. Значит, шестьдесят уже есть. Еще где-то сотню достать.
Это подарок судьбы, что Шульга дома оказалась. А то пропутешествовала бы она зря через весь город, а сил-то ведь немного. Но все получилось прекрасно. Анна Ивановна дома, а бригадир куда-то собирается. Значит, мешаться не будет.
– Так я чего пришла, – сказала Вера Васильевна, когда они с Анной Ивановной остались одни. – Я сейчас пойду в то место, где вещи разные бывают. Так ты мне денег давай, если тебе что-то нужно. И размер скажи. Только учти, что тамвсе дорого, с доплатой. Понимаешь?
– Ах ты, жалко-то как! – запричитала Анна Ивановна. – А мой ушел. А у меня всего-навсего только и есть что десятка.
– Ну, из-за десятки я с тобой связываться не буду, – рассердилась Вера Васильевна. – Что ты мне голову морочишь?
– Я понимаю, что десять мало. Может, за двадцать что-нибудь есть?
– Ты не торгуйся. У меня времени нет. Меньше ста рублей не возьму. И разговаривать нечего.
– Ах, как все нескладно! Где же мне столько взять? Может, подождем, когда мой вернется? У него спросим, – причитала Анна Ивановна, но Вера Васильевна чувствовала, что деньги у этой дурищи есть, только жмется, жалко ей с ними расставаться, да и мужа побаивается.
Может, кому-нибудь маловероятным покажется, что Анна Ивановна, зарекомендовавшая себя очень самоотверженной бабушкой, души не чающей в своей Ирке, мечтающая ей что-нибудь приобрести, вдруг деньги стала жалеть. Однако автор, будучи сам коренным магаданцем, никаких противоречий здесь не видит. Я вам в качестве доказательства того, что здесь ничего не выдумано, один фельетончик из «Магаданской правды» предложу. Называется он «Купим дирижабль».
«Первые признаки осени, на прилавках овощных магазинов в изобилии появилась капуста по вполне доступной цене. Тихо и спокойно у касс Аэрофлота – никто никуда не спешит, никто ниоткуда не возвращается.
Прекрасные спокойные дни.
Но как мимолетно это спокойствие! Недели не пройдет, как затрясутся от чрезмерной нагрузки телеграфные аппараты, завизжат тормоза арендуемых связистами такси, начнут гореть каблуки и подошвы у почтальонов. Телеграммы!
Ах уж эти августовские телеграммы! Если вы не первый год живете на Севере, то знаете, что большинство из них начинается одним и тем же словом – «вышли».
Вышли сто, двести, триста и так далее. И даже очень далее.
Так все мы, независимо от пола, возраста, образования и места работы, становимся членами одной социальной группы – группы кредиторов. Потому что, прочитав скупой текст, в конце которого нас обнимает и целует Маня, Ваня, Аня, Саня, мы идем на почту, чтобы сделать этот, столь необходимый кому-то перевод.
Мы снимаем эти деньги с книжки, испытывая при этом угрызения совести за то, что нам… не очень хочется это делать.
А может, и не стоит посылать? Давайте разберемся в необратимых последствиях нашей щедрости.
Рассчитывая на перевод, кто-то живет не по средствам. А это ли не аморально? Он, может, на твои деньги чужих девушек в рестораны водит, а здесь его жена дожидается. А кто виноват? Кредитор.
Пойдем, дальше. На чужие деньги она там шикует на рынках и создает очереди за дефицитными товарами в магазинах, тем самым срывая плановое снабжение продуктами и товарами прочих граждан. А кто виноват? Да вы же!
Благодаря нашей щедрости он регулярно нарушает режим санатория, куда поехал по бесплатной профсоюзной путевке, чем а) мешает отдыхать окружающим, б) подрывает собственное здоровье, в) сорит общественными средствами. А кто виноват? Не краснейте, пожалуйста.
Деньги на перевод вы, как правило, берете с книжки. И не было еще такого случая на Колыме и Чукотке, чтобы эта сумма полностью вернулась бы на книжку – всегда какая-нибудь трата подвернется. И тем самым наносится немалый ущерб делу гострудсберкасс и госкредита, то есть всему народному хозяйству.
Но ведь и это не все. Тот самый милый человек, горячо лобызавший вас в августовской телеграмме, станет испытывать к вам совсем другие чувства, став вашим должником. В каждом слове ему будет мерещиться намек на задержку с уплатой, даже если вы забыли об этом долге. Долги ведь никто отдавать не любит. И кредиторов не любят по той же причине. Зачем же вам терять друзей?
– Конечно, – скажет читатель, – все это так. Но ведь неудобно. Я не пошлю, а он другому даст телеграмму. И получится, что я плохой, а тот хороший.
А давайте объединимся. Давайте, пока есть время, создадим общество… Как бы его покрасивее назвать? Скажем, «Общество не отвечающих на августовские телеграммы», а? Если все мы будем вместе, то кто нас упрекнет?
Однако и теперь отдельные голоса раздаются.
– У меня дочка на курорте отдыхает! – горюет один товарищ. – Что же ей, пешком до института идти?
– А вы, – скажем мы такому товарищу, – очень отдыхали, когда в студентах были? А кто вагоны разгружал на Курской дороге? И ничего, между прочим, специалист получился. А девушке очень полезны прогулки пешком.
Нет, давайте все-таки объединимся. Соберем средства (хотя бы те, что хотели кому-то послать) и купим один большой дирижабль. Может быть, даже на несколько дирижаблей хватит. И полетим будущей весной к теплому морю. Вы представляете, как нам удобно будет? В очередях за билетами не стоять. В Якутске не садиться. А на побережье оболочку дирижабля можно использовать как навес от солнца. Или даже как большую надувную лодку. Всем нам будут завидовать.
И деньги на обратную дорогу ни у кого занимать не придется.
Записывайтесь в «Общество не отвечающих на августовские телеграммы!»
Видите, как вопрос ставится – в долг не давать. И даже непонятно, осуждает автор фельетона Б. Александров эту позицию или наоборот, горячо ее пропагандирует. А тот факт, что напечатано это через полгода после описываемых событий, никакого значения не имеет – магаданцы и раньше со своими деньгами расставаться не любили.
