Текст книги "Евреи в древности и в Средние века"

Автор книги: Александр Тюменев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 30 страниц)

сомнительным в виду широкого значения, какое имеет у Геродота географический термин Палестины8, охватывающий не

только собственно Палестину в ее современных границах, по

одинаково и всю прибрежную полосу, то есть область, заселенную в древности финикиянами и филистимлянами9, причем

нам достоверно известно о широком распространении обычая

обрезания, о котором у Геродота идет речь, среди населения

всей этой местности10. Во всяком случае, как бы то ни было и

кого бы мы ни стали подразумевать под «сирийцами из Палестины», самый факт употребления подобного неопределенного

термина вместо прямого указания Геродотом на тот или иной

народ не доказывает большой осведомленности с его стороны

относительно отдельных племен и народов, населявших Сирию, в частности, относительно иудеев. Он не выделяет этих

последних из среды остального туземного населения, обозначаемого им, как и другими греками его времени, под общим именем сирийцев. Приведенный текст, таким образом, не только пе

доказывает специального знакомства Геродота с иудеями, как

полагает Иосиф, но, напротив, свидетельствует скорее об обратном, то есть именно о том, что даже Геродот, единственный греческий писатель, о котором мы достоверно знаем, что он посетил лично филистимское и финикийское побережье и, следовательно, имел полную возможность ознакомиться с населением

этих и прилегающих местностей, хотя бы по слухам и рассказам11, не упоминает об иудеях, значит, либо не заинтересовался

ими и не обратил на них специального внимания, либо, что

представляется более вероятным, совершенно не подозревал

об их обособленном политическом существовании и не знал и

самого их имени, как отдельного народа. По крайней мере, в

его «Истории» мы нигде более не встречаем ни одного места, в

кот* ром, как в только что приведенной цитате, можно было бы

4,105; 11,106; III, 91 и VII, 89.

9 Ср. Reinach. Textes. P. 2.

,0 Сообщения других древних авторов о существовании и широком распространении обычая обрезания среди финикийцев и сирийских племен см.: Wiedemann. Herodots zweites Buch mit sachlichen Erlauterungen. Leipzig, 1890. S. 412-413. Ср. также примечание к

русскому переводу Иосифа Флавия «Против Апиона» (стр. 40).

“ II, 106.

100

видеть хотя бы самый отдаленный намек на знакомство его с

иудейским народом.

Рейнах, правда, приводит еще один текст Геродота, сообщающий о победе фараона Нехао над «сирийцами» при Магдо-

ле12, причем в этом сообщении можно было бы видеть, и некоторые исследователи действительно видят, указание на битву при

Мегиддо13, однако, как это доказывает и сам Рейнах, данный

текст относится не к битве при Мегиддо, в которой, как известно, потерпел поражение и пал иудейский царь Иосия, но имеет

в виду, по-видимому, победу Нехао над филистимлянами, имевшую последствием взятие им Газы14.

Цитируемое далее Иосифом Флавием и приводимое также и у Рейнаха стихотворение Хэрила Самосского, в котором

в числе других народов, сопровождавших Ксеркса в его походе против Греции, между прочим упоминается народ, «обитающий в солимских горах вблизи обширного озера»15, не относится к иудеям и совершенно произвольно и ошибочно истолковывается им как имеющее будто бы в виду, «что должно

быть очевидным для всех»: иерусалимские горы и Асфалитское

озеро (Мертвое море), «самое обширное и важное из всех

озер Сирии»16. Единственные известные нам из Страбона17

солимские горы находились в восточной части Ликии вблизи

греческой колонии Фаселиды, причем вся эта местность изобиловала озерами, об одном из которых, по-видимому, и идет

речь в цитированном стихотворении Хэрила Самосского18.

Сверх того, помимо ошибочного определения местности, и самая характеристика народа, в котором Иосиф видит иудеев

(народ этот изображен в виде воинственного горного народа, 12II, 159.

13 Wiedemann. Herodots zweites Buch mit. S. 566-567.

HReinach. Textes. P. 4.

15 Reinach. X? 3. P. 5-6.

16 «Для всех, я полагаю, ясно, что он здесь нас имеет в виду, так как

солимские горы находятся в нашей земле и мы их обитаем, а равно

озеро, называемое Асфальтовым, ибо оно самое широкое и большое

среди всех сирийских озер». – Jos. Flavius. Contra Apionem I, 22

(русский перевод цитирован по Израэльсону и Генкелю, стр. 41).

Под Солимскими горами в данном случае Иосиф, очевидно, подразумевает гористую местность, в которой был расположен Иерусалим, ср. VII, 3, 2.

17 XIV, 3, 9.

HReinach. Textes. P. 5-6. Ср. также примечание к русскому переводу сочинения Иосифа «Против Апиона» на стр. 41.

101

каким иудеи в пятом веке, во время начинавшегося господства теократии, никоим образом не могли быть), не может к

ним относиться19.

Как уже отмечалось выше, приведенными цитатами в сущности и исчерпываются все те тексты из авторов более раннего

времени, которые Иосиф Флавий мог привести в подтверждение предполагаемого им знакомства греков классического периода с Иудеей и ее населением. Однако ближайшее исследование обоих цитированных мест привело нас к заключению, что и в них равным образом не имеются в виду иудеи и что оба

текста не только не доказывают осведомленности об этих последних даже тех авторов, у которых они заимствованы, но, напротив, свидетельствуют скорее о совершенно противоположном.

Помимо приведенных текстов, из авторов классического

периода Иосиф Флавий цитирует еще два текста, хотя и принадлежащие уже собственно эллинистическому времени, но

содержащие в себе сообщения о фактах, относящихся к более

ранней эпохе. Это, во-первых, сообщение писателя второй половины третьего века до Р.Х. Гермиппа из Смирны относительно позаимствования отдельных обрядов, сделанного будто

бы Пифагором из иудейских религиозных предписаний20. Текст

этот дословно гласит следующее: «Последний (Гермипп. – А.Т.) рассказывает в первой книге о Пифагоре, что, когда умер один

из учеников Пифагора по имени Каллифонт, родом из Кротоны, он говорил, что душа покойного пребывает с ним днем и

ночью и повелела ему не переходить через место, на котором

поскользнулся осел, воздерживаться от жажду возбуждающей

воды, избегать всякого злословия. Затем он прибавляет следующее: “Так поступал и говаривал он, подражая верованиям

иудеев и фракийцев и усваивая их себе”». Далее Иосиф замечает уже от себя, что Пифагор вообще заимствовал многое в своей философии от иудеев и из их религиозных верований и постановлений закона.

Аналогичную, но, по-видимому, заимствованную из вторых

рук у того же Иосифа цитату из Гермиппа находим мы и у

Оригена21, у которого этой цитате придано еще более широкое

19 Равным образом и отдельные внешние признаки народа, описываемого Хэрилом, не могут быть применены совершенно к иудеям.

20 Jos. Flavius. Contra Apionem I, 22 (русский перевод, см. стр.

38-39). Ср. Reinach. Textes. P. 39-40.

21 С. Celsum I. 15. – Muller. Fragm. hist, graec. S. 35-54, fr. 2 u 21; Reinach, JsJb 14 bis.

102

и распространенное толкование, нежели у самого Иосифа, в

смысле полного заимствования всего вообще философского

учения Пифагора от иудеев. Вследствие такого распространительного толкования текст, приводимый Оригеном, имеет еще

меньшую ценность и значение даже по сравнению с цитатой из

Гермиппа, которую приводит Флавий.

Переходя к этой последней, мы не можем не признать, что

хотя цитированное Иосифом место и принадлежит, по-видимо-

му, Гермиппу, вопреки мнению Целлера, считающего его позднейшей иудейской интерполяцией22, однако, аутентичность его

в данном случае не делает его более убедительным. Не говоря

уже о том, что Пифагор, как известно, совершенно не оставил

после себя никаких сочинений и письменных памятников, что

мы вообще не имеем о нем каких-либо современных известий, что все наши сведения, касающиеся его жизни и учения, основаны на полулегендарных и не всегда заслуживающих доверия позднейших сообщениях и частью домыслах, причем, по-

видимому, и самая приведенная Иосифом выдержка из Гермиппа представляет собою одну из таких легенд, о чем свидетельствует как самое содержание ее, так и та форма, в которой

это содержание выражено; помимо всего этого сообщение Гермиппа о позаимствованиях, будто бы сделанных Пифагором у

иудеев, не находит себе подтверждения в других источниках, так как те правила поведения, о которых в этом сообщении

идет речь, не встречаются ни среди других наставлений (так

называемых «символов») Пифагора, список которых приводится Диогеном Лаертием23(совр. Лаэртским. – Прим. ред.), ни одинаково, с другой стороны, среди законов и постановлений, содержавшихся в современных Пифагору иудейских священных книгах. В цитированном месте сообщается об одновременном позаимствовании одних и тех же постановлений от

иудеев и фракийцев, столь различных и притом и географически отдаленных один от другого народов, отличавшихся совершенно несходными между собою религиозными верованиями и представлениями, и это обстоятельство говорит против

внутренней достоверности всего сообщения, во всяком случае, 22 Zeller. Philosophic der Griechen (4 Auflage). S. 276-277; Willich.

Juden und Griechen vor dcr makkabaischen. Erhebung, 1895. S. 59 f.; Schiirer. Geschichte des judischen Volkes im Zeit Jesu Christi. Band III.

S. 625-626 (4 Auflage), где приведена и литература, касающаяся цитированного у Иосифа Флавия текста Гермиппа.

23 Diogen Laert. De vitis philosophorum. Liber VIII, cap. I.

103

во второй касающейся иудеев его половине, носящей к тому же

характер дополнительного замечания и, быть может, представляющего собою не более как простую догадку самого Гермиппа. Если мы вспомним вообще малую еще осведомленность

греков времени Гермиппа (III в. до Р.Х.) относительно иудеев, причем большинство первых греческих писателей, упоминающих об иудейском народе, принимали иудеев ие столько за

народ, сколько за особую философскую секту, сопоставляя их

при этом с индийскими браминами (брахманами. – Прим. ред.), с учением которых иудейская религия, в общем, имеет мало

общего, если затем мы вспомним общую для всех греческих

писателей позднейшего времени тенденцию выводить происхождение своих философских систем с Востока, мы не можем

не отнестись ко всему сообщению иначе как отрицательно и не

можем не признать содержащиеся в нем сведения, в виду их

полной внутренней и внешней неправдоподобности и недостоверности, скорее одним из позднейших домыслов, быть может, как уже указывалось, принадлежащим самому Гермиппу, нежели преданием, основывающимся на каком-либо подобии

фактов, имевших место в действительности. Против факта знакомства Пифагора с иудеями и их религией, тем более с отдельными детальными ее постановлениями, говорит, наконец, и

то обстоятельство, что этот предполагаемый факт оставался

совершенно без влияния на последующую греческую литературу, которая и после Пифагора хранила такое же полное молчание относительно иудеев и их страны, как и в предшествовавшую времени его жизни эпоху.

Наибольшего внимания из всех собранных Иосифом Флавием цитат и упоминаний об иудейском народе греческих писателей доэллинистического времени заслуживает цитата, заимствованная у Клеарха из Сол, философа-перипатетика, жившего во второй половине четвертого и в начале третьего века.

Сообщение это содержит в себе рассказ о встрече Аристотеля

во время пребывания его в Малой Азии с эллински образованные иудеем, рассказ, слышанный Клеархом будто бы со слов

самого Аристотеля24. Время пребывания Аристотеля в Азии, именно пребывания его при дворе тирана г. Атарны Гермия, относится к 347-345 годам (другие случаи посещения им Азии

нам неизвестны). В виду этого, если первоисточником сообщения Клеарха, действительно, служит рассказ Аристотеля, рас24 Jos. Flavius. Contra Apionem I, 22; Muller. Fragm. hist, graec.

Fragm. 69.; Didot II, 323; Reinach. Textes. X? 7. P. 10-12.

104

сказ этот представляет собою едва ли не единственный случай

упоминания об Иудее, восходящий к доэллинистическому времени, и потому заслуживает с нашей стороны особого внимания. Приводим этот рассказ ради представляемого интереса

здесь полностью (по русскому переводу Израэльсона)25.

«Клеарх, – так начинается приводимая Иосифом цитата, -

ученик Аристотеля и философ-перипатетик, равного которому не

было, говорит в первой книге “О сне”26, что его учитель Аристотель рассказал про одного иудейского мужа следующее, причем

приводит этот диалог: “Распространяться много было бы слишком долго, но небесполезно будет излагать таким же способом

замечательную философию, которой обладал тот человек”.

“Я знаю хорошо, – сказал он, – ты, Гиперохид, наверно, подумаешь, что я тебе рассказываю чудо или нечто похожее на сновидение”.

Гиперохид почтительно ответил: “Потому-то и расскажи, мы все с

напряженным вниманием будем слушать”. “Итак, – сказал Аристотель, – согласно требованию риториков и дабы не погрешить

против учителей повествования, остановимся сперва на его происхождении”. “Говори, – сказал Гиперохид, – если тебе угодно так”.

“Тот человек, – начал Аристотель, – был по происхождению иудеем, родом из Келесирии27. Эти люди ведут свое начало от индийскихг

философов. У индийцев, как говорят, философы называются каланами, а у сирийцев – иудеями. Последние получили свое имя

от страны, которую они населяют и которая называется Иудеей.

Имя же города их – очень мудреное – они называют его Иерусалимом. Вот этот человек, который многих считал своими друзьями28 и из своей отдаленной от моря родины29 часто спускался в

25 Jos. Flavius. Contra Apionem I. Стр. 42-43.

26 Относительно Клеарха из Сол и его сочинений см. Virraert. De Clearcho solensi. Gand. 1828; затем специальную диссертацию М. Weber’а

(Breslau, 1880). В частности относительно аутентичности и действительной принадлежности Клеарху данной цитаты см. Virraert.

Р. 12 sq; Reinach. Textes. P. 12, примечание; Gutschmid. Beitrage zur Geschichte d. alten Orienrs. Leipzig, 1876. S. 76 fg; Gutschmid.

Kleine Schriften. S. 579; так же примечания к переводу Израэльсона.

27 Под именем Келесирии греки разумели всю гористую область, начиная от Ливана и кончая Красным морем; см. Teophrast. Hist, plantarum II, 6, 2; 5,8. К Келесирии они относили, таким образом, и долину Иордана.

28 Буквально: со многими находившийся в отношениях взаимного

гостеприимства – выражение, обычно применявшееся к лицам, жившим

в различных городах или местностях.

29 Из местностей, расположенных наверху, то есть из верхней или

внутренней части страны.

105

приморские города30, был греком не только по языку, но и по

духу. В то время мы находились в Азии. Туда и он пришел и, познакомившись с нами и с некоторыми другими преданными науке лицами, он начал испытывать их в мудрости, но так

как он сошелся с людьми, из которых многие отличались глубоким знанием, то он, преимущественно, делился с ними тем, чем сам обладал”».

Приведенный текст, по-видимому, не возбуждает больших

сомнений относительно своей аутентичности и, как можно думать, действительно принадлежит Клеарху31. Правда, Рейнах32

выражает сомнение в возможности существования во время

Аристотеля столь высоко эллински образованного иудея и на

этом основании заподозревает достоверность всего сообщения

Клеарха (приписавшего в данном случае Аристотелю фиктивный рассказ), но, по-видимому, такой чрезмерный скептицизм в

отношении сообщения Клеарха при одновременном признании его аутентичности не имеет под собою достаточной почвы

и основания. Возможно, конечно, что фиктивен не самый факт

встречи Аристотеля с иудеем, но сильно преувеличена степень

образованности этого последнего, причем преувеличение это

может быть отнесено частью на счет передачи Клеарха, а частью, быть может, и на счет самого Аристотеля, крайне, как видно из текста, удивленного своей встречей с образованным человеком из столь отдаленной и неведомой страны, какой была

для него Иудея. Впрочем, если мы вспомним, как легко и быстро осваивались иудеи на местах своих новых поселений, на30 Gutschmid (Neue Beitrage zuг Geschichte d. alten Orients. Leipzig, 1876. S. 77) и Hasselmeyer (Die Ursprunge der stadt Pergamos.

Tubingen, 1885. S. 41) на том основании, что против Атарны, где находился Аристотель во время своего пребывания в Азии и где, как можно предполагать, произошла описанная в его рассказе встреча, на сравнительно незначительном расстоянии от морского берега приходилась гористая местность, в которой расположен был древний Пергам, полагают, что в данном случае идет речь о Пергаме, который, по их

предположению, и являлся будто бы постоянным местом жительства

иудея, фигурирующего в рассказе Аристотеля. Так это или не так, но, во всяком случае, появление хотя бы в отдельных исключительных

случаях иудеев в западной части Малой Азии свидетельствует о том, насколько широкие размеры получила иудейская диаспора еще накануне эллинистической эпохи.

31 Литература относительно аутентичности данного текста указана выше в примечании.

32Reinach. Р. 12.

106

пример, в Вавилоне, несмотря даже на насильственное переселение туда, и как относительно легко и быстро совершался

впоследствии уже в то время, когда они пришли в непосредственное соприкосновение с греками, среди них процесс эллинизации и распространения эллинского влияния и эллинской

образованности, вопреки даже свойственной им религиозной

обособленности и исключительности, представлявшей немалое

препятствие для такой восприимчивости, в таком случае и самый факт существования отдельных личностей из иудейского

народа, тем более из числа иудеев диаспоры, которые при первых же встречах с греками в короткое время усваивали их

нравы и образованность, не должен казаться нам особенно

поразительным. Но, очевидно, в эпоху Аристотеля, как о том

свидетельствует продолжавшееся еще и в его время полное

молчание греческих писателей об иудеях и обратно – еврейских

литературных произведений относительно греков, факты, подобные описанному в рассказе Клеарха, могли встречаться лишь

в виде единичных исключений. Ни распространение иудейской

диаспоры на Запад, ни, с другой стороны, движение греков на

Восток не были еще в то время настолько значительны и не

приняли еще настолько широких размеров, чтобы привести оба

народ в соприкосновение один с другим. Недаром же сам Аристотель, как, по крайней мере, передает его слова Клеарх, называет свою встречу поразительной и похожей на сон.

С рассказом, переданным нам Клеархом, можно сопоставить то свидетельствующее о некотором знакомстве Аристотеля с Иудеей обстоятельство, что он в сочинении о метеорологии, в подтверждение одного из своих научных положений, приводит, например, довольно верные и близкие к действительности сведения относительно свойств, какими обладает вода Мертвого моря. Так, между прочим, он сообщает, что вода в этом

внутреннем море или, в сущности, в озере в такой степени горька и солона, что никакая рыба в ней жить не может33. При этом

страну, где находится Мертвое море, он называет, однако, не

Иудеей, а Палестиной, то есть тем самым названием, каким

обозначал всю местность, расположенную к востоку от фили-

стимского и финикийского побережья, включая и эти последние, еще Геродот.

Подводя итоги всему сказанному нами о тексте Клеарха, мы

хотя и имеем основание сомневаться в действительности со33Meteorologica II, 3, 39.

107

общаемого в нем факта встречи греческого философа с представителем иудейской нации, притом на крайней западной оконечности малоазийского полуострова, однако, не можем ие признать этого факта для того времени единичным и исключительным. Как уже указывалось выше, нам известно лишь одно

посещение Аристотелем Малой Азии, именно три года, проведенные им при дворе Гермия, тирана г. Атарны (347-345). С 343

года он состоял воспитателем при юном Александре, в 340-335

годах жил в своем родном городе Стагире, затем с 335 по 323

год был руководителем основанной им в Афинах в Лицее школы, в 322 году скончался в Халкиде. Следовательно, пребывание его в Азии и происшедшая при этом встреча с иудеем, если

только он не был в Азии вторично, почти на 15 лет предшествовали времени первого похода Александра, положившего

начало эллинистической эпохе. Вот почему во встреченном

Аристотелем иудее мы должны видеть лишь одного из первых

пионеров начавшегося несколько позже в более значительных

размерах переселения иудеев в греческие города, в частности в

города ионийского побережья, переселения, вызванного установлением в результате завоевания Азии греками постоянных

сношений последних с иудеями и в частности теми льготами, какими стремились привлечь их туда первые правители эллинистических государств34, с одной стороны, так же как, с другой

стороны, и выгодами, представляемыми жизнью в крупных торговых и промышленных центрах, какими были в то время прежде всего именно греческие города. Возможно, что и встреченный Аристотелем иудей переселился в Малую Азию именно с

торговыми целями, и, быть может, в частых поездках его из

внутренних областей в приморские города следует видеть именно поездки ради каких-либо торговых операций.

Если, таким образом, встреча греческого философа с иудеем

в одном из малоазийских городов в виде отдельного пока еще

исключительного случая и могла иметь место еще в сороковых

годах четвертого столетия, то, во всяком случае, мы не имеем

права делать из такого факта каких-либо преувеличенных

выводов. Более близкое и непосредственное соприкосновение

и знакомство греков с восточным миром, в частности с иудейским

народом, только еще начиналось, ограничивалось отдельными

спорадическими случаями и потому оставалось не только далеко не полным, но зачастую и ошибочным и основанным на

34 См. о том выше.

108

самых фантастических сведениях и представлениях. У нас тем

менее оснований сомневаться как в аутентичности приводимого Иосифом текста Клеарха, так и в достоверности содержащегося в нем сообщения, что все содержание этого отрывка отличается именно указанными чертами и является лучшим доказательством недавнего и только что начинающегося ознакомления греков с иудейским народом. Так, прежде чем приступить к рассказу, Аристотель считает нужным предварительно

сообщить своим слушателям некоторые самые общие и элементарные сведения о стране и народе, из которой происходил

и к которой принадлежал встреченный им философ иудейского происхождения, что, само собою разумеется, было бы совершенно излишне, если бы речь шла об известных всем области и

народе. При этом и сведения самого Аристотеля, сообщенные

им слушателям, отличаются еще крайне поверхностным характером и неточностью. Аристотель разделяет здесь общее характерное для времени первого знакомства греков с иудеями и, быть может, от него именно и берущее свое начало представление об этих последних не столько как о народе, сколько как о

секте философов – последователей известного учения. Он ведет происхождение иудейского философского учения от индийских браманов, с которыми греки времени Аристотеля также впервые начали ближе знакомиться лишь со времени похода Александра в Индию и в которых также видели по преимуществу философскую школу. Но если более близкие и основанные на непосредственных сношениях сведения об Индии и

в частности о браманах и их учении35, так же как и об иудеях, греки получили лишь со времени Александра Македонского, до того же времени, как показывают, например, сообщения Геродота об этой стране, среди них ходили только фантастические, самые невероятные и чисто сказочные рассказы, хотя, таким

образом, описанная Аристотелем встреча его с образованным

иудеем, происходившая до похода Александра в Азию, предшествовала, следовательно, времени знакомства греков с индийскими браманами36, тем не менее упоминание о них в рас35 С браманами впервые греки познакомились благодаря сведениям, впрочем, крайне неточным, сообщенным Онесикритом, стоявшим

во главе посольства, отправленного Александром в Индию.

36 Мегасфен, в качестве посла лично посетивший Индию, также

разделял этот взгляд, называя в числе иностранных негреческих философов рядом с браманами иудеев (Fragm. hist. Graec., fragm. 41.

Reinach. Textes. № 8). Теофраст также называет иудеев «нацией

109

сказе Аристотеля и сопоставление с ними предполагаемой философской школы иудеев не может служить основанием для

заподозрения всего рассказа в недостоверности. Если самый факт

встречи Аристотеля с философом-иудеем не имел место еще до

похода Александра в Азию, то рассказ об этой встрече, а следовательно, и вставленные в этот рассказ замечания, в частности

сближение иудеев с индийскими браманами, мог относиться и к

позднейшему времени, когда греки успели уже несколько ближе

ознакомиться одинаково и с Иудеей и с Индией. И на ту и на

другую греки времени Аристотеля и вообще начала эллинистической эпохи смотрели прежде всего как на страну философов, взгляд, разделяемый, как видим, еще Аристотелем в приведенном рассказе. Насколько, впрочем, еще неточны были сведения

Аристотеля, можно видеть, например, из утверждения его, будто

в Индии философы назывались каланами – название, которое

греки приписали браманам по имени брамана Калана, сопровождавшего Александра при его возвращении из Индии в Персию, а в Сирии иудеями. Из такого взгляда на индийцев и иудеев, как на философов по преимуществу, вытекали одинаково и

распространенное среди греческих писателей начала эллинистической эпохи обыкновение сопоставлять и сближать их между собою и тот интерес, который возбудили среди греков оба

народа, в особенности же иудеи, с которыми греки, как мы видели, в скором же времени получили полную возможность прийти

в более близкое и постоянное соприкосновение.

На этом мы заканчиваем наш обзор сведений об иудеях, содержащихся в сочинениях греческих писателей доэллинис-

тического времени. В результате нашего исследования мы приходим к предвиденному нами заключению, что греки классического периода ничего или почти ничего не знали об Иудее и

ее населении. По крайней мере, они совершенно не выделяли

иудеев из среды остального населения Сирии и, как можно

заключить отсюда, по-видимому, и не подозревали о их существовании в качестве отдельного, живущего обособленной политической жизнью народа. Первое заслуживающее некоторого доверия упоминание об Иудее и об иудеях содержится в

только что разобранном нами сообщении Аристотеля о его встрече в Малой Азии с эллински образованным иудеем. Но если, с

философов» (Reinach, № 5). Браманов греки сопоставляли также и

с персидскими магами, см. передаваемый Диогеном Лаертием отрывок из того же Клеарха (Diog. Laert. I, 9).

110

одной стороны, по времени это упоминание стоит уже в сущности на границе эллинистической эпохи, то, с другой стороны, и

неточность содержащихся в нем сведений, и самое содержание, и

форма изложения – все свидетельствует о недавнем, только что

начинающемся знакомстве с иудейским народом. При этом чрезвычайно характерными представляются и тот необычайный интерес и впечатление, какое произвела эта первая же встреча между

греческим философом и представителем иудейской нации на

первого. Не менее характерен также и тот взаимный обмен мнений, во время которого философ-иудей выпытывал у своих греческих собеседников их познания и сведения и в свою очередь

делился с ними собственными познаниями и взглядами.

б. Данные греческой эпиграфики

По своей древности и содержанию особенно выделяются две надписи второго

века до P.X., касающиеся отпущения на

волю рабов-иудеев и найденные в числе

многочисленных документов подобного

рода в Дельфах.

Шюрер

Исследование тех немногих текстов греческих авторов классического периода, в которых так или иначе можно было бы

видеть намек на иудеев, показало нам, что в действительности

эти тексты не имеют в виду специально иудеев и, во всяком

случае, не могут служить доказательством более близкого знакомства греков доэллинистической эпохи с иудейским народом. Молчание греческих писателей об этом последнем до времени первого похода Александра Македонского в Азию представляется полным и абсолютным. Первым писателем, у которого мы встречаем упоминания об иудейском народе и более

детальные, хотя и далеко не всегда достоверные сведения о

нем, был Гекатей Абдерский, современник Александра и Пто-

ломея Лага (разобранный в предыдущем параграфе рассказ

Аристотеля, хотя по времени излагаемых в нем фактов и относится еще к концу предшествовавшей эпохи, но записан он

Клеархом не ранее конца четвертого столетия, следовательно, не ранее времени литературной деятельности Гекатея)1.

1 Гекатей упоминает об иудеях в своей «Истории Египта», в которой, между прочим, содержится обстоятельный рассказ об исходе

111

Что факт такого полного и абсолютного молчания греческих

авторов классического периода не может быть объяснен какими-либо случайными причинами, можно заключить уже из

того обоюдного интереса, который, как мы видели, оба народа

возбудили друг в друге с момента первой же встречи и соприкосновения между ними. Надо полагать, что если бы тот

или иной греческий автор предшествовавшего времени имел

под руками сведения об иудейском народе, он не замедлил бы

поделиться ими со своими читателями. Таким образом, уже

факт молчания греческих авторов об иудеях сам по себе оказывается достаточным, чтобы на основании его судить не только

об отсутствии каких-либо сношений между греками и иудеями, но и о почти полном неведении их друг о друге. Однако

этот вывод, к которому мы пришли путем анализа литературных данных, мы имеем возможность проверить еще и при

помощи богатого документального материала, представляемого греческой эпиграфикой. Если, с одной стороны, эти данные совершенно свободны от какой-либо примеси субъективного элемента, неизбежного во всяком литературном произведении, то, с другой стороны, обилие и разнообразие материала, представляемого греческой эпиграфикой, является

лучшим ручательством за полноту сделанных на основании

изучения ее выводов и за устранение из таких выводов элемента случайности.

И вот, просматривая богатый материал, представляемый греческой эпиграфикой доэллииистического периода, мы не найдем там ни одного случая прямого указания или упоминания

об иудеях, ни одного факта, который свидетельствовал бы о

пребывании в Греции хотя бы одного иудея или подтверждал

бы существование каких-либо отношений и общения между

греками классического периода и отдельными представителями иудейской нации. Мы не встречаем решительно ни одного

иуд?.-я, ни одного иудейского имени среди многочисленных данных о рабах и вольноотпущенных, равным образом как и среди данных о метеках (чужеземцы и рабы, отпущенные на волю, не имели гражданских прав. – Прим. ред.), занимавшихся в