Текст книги "Жозеф Бальзамо. Том 1"

Автор книги: Александр Дюма

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 45 страниц)

63. ПЛАН КАМПАНИИ

Г-н де Сартин вернулся домой в три часа ночи очень уставший, но вместе с тем и очень довольный тем, как ему удалось устроить вечер для короля и г-жи Дюбарри.

Народ, возбужденный приездом дофины, с энтузиазмом приветствовал его величество криками «Да здравствует король!», которые было поутихли со времен знаменитой болезни в Меце, когда вся Франция ринулась в церкви или отправилась в паломничество, чтобы вымолить здоровье для юного Людовика XV, прозывавшегося тогда Людовиком Возлюбленным.

С другой стороны, г-жа Дюбарри, хотя и услышала из публики несколько оскорбительных выкриков на свой счет, все же против своего ожидания была благосклонно встречена множеством зрителей, которые были удачно расставлены рядами на переднем плане, и довольный король даже улыбнулся г-ну де Сартину, что позволило начальнику полиции надеяться на достойную награду.

Он счел возможным подняться на этот раз в полдень, чего с ним давненько не случалось, и решил, что, раз уж у него выдался свободный день, он начнет с того, что примерит дюжину-другую париков, выслушивая одновременно скопившиеся за ночь рапорты; однако на шестом парике, когда ему прочли лишь третью часть положенного, слуга доложил о прибытии виконта Жана Дюбарри.

«Это хорошо, – подумал г-н де Сартин, – вот мое вознаграждение и приехало. Впрочем, кто знает, ведь женщины так своенравны!»

– Проводите господина виконта в гостиную, – добавил он вслух.

Жан, который уже успел устать за утро, опустился в кресло; начальник полиции, войдя в гостиную, понял, что разговор никаких неприятностей не предвещает. Жан и в самом деле сиял. Пожав гостю руку, г-н де Сартин поинтересовался:

– Что вас привело сюда, виконт?

– Прежде всего, – ответил Жан, имевший обыкновение для начала польстить людям, с которыми ему предстояло иметь дело, – мне хочется поздравить вас с удачным устройством вчерашнего праздника.

– Благодарю. Вы говорите это официально?

– Что касается Люсьенны – да.

– Большего мне и не надо. Разве не там встает солнце?

– Не только встает, но даже иногда уходит на покой.

Сказав это, Дюбарри разразился довольно пошлым хохотом, благодаря которому, впрочем, он казался простодушнее, чем был на самом деле; к этому маневру он прибегал весьма часто.

– Однако я пришел не только ради поздравлений; я нуждаюсь в вашей помощи.

– И получите ее, если только это возможно.

– О, это вы решите сейчас сами. Если в Париже что-то потерялось, есть ли надежда, что это можно отыскать?

– Если это «что-то» не стоит ничего или стоит много, то да.

– То, что я ищу, стоит не очень-то дорого, – покачав головой, ответил Жан.

– Что же вы ищете?

– Парнишку лет восемнадцати.

Г-н де Сартин взял бумагу, карандаш и принялся записывать.

– Восемнадцать лет. А как зовут вашего парнишку?

– Жильбер.

– Чем он занимается?

– Полагаю, что практически ничем.

– Откуда он?

– Из Лотарингии.

– Где он там жил?

– Состоял на службе у семейства де Таверне.

– Они привезли его сюда с собой?

– Нет, моя сестра Шон нашла его на дороге, полумертвого от голода. Она посадила его в свою карету и привезла в Люсьенну, а там…

– Что – там?

– Боюсь, что этот плут нарушил законы гостеприимства.

– Украл что-нибудь?

– Этого я не сказал.

– Тогда что же?

– Сбежал, и довольно странным образом.

– И теперь вы хотите его найти?

– Да.

– Есть ли у вас какие-нибудь догадки, где он может быть?

– Я встретил его сегодня у водоразборной колонки на углу улицы Платриер, и у меня есть основания думать, что он живет на этой улице. В крайнем случае я даже могу показать дом.

– Но если вы знаете дом, то нет ничего проще: мы там его и схватим. Что вы хотите, чтобы мы с ним сделали? Отправили в Шарантон или Бисетр?

– Да нет, не совсем так.

– Господи, как будет угодно, не церемоньтесь.

– Дело в том, что парнишка понравился моей сестре и ей хотелось бы, чтобы он находился при ней – он смышлен. Лучше всего, если бы можно было потихоньку отправить его к ней.

– Попробуем. Вы не пытались узнать на улице Платриер, у кого он живет?

– Нет. Вы же понимаете: я не хотел там показываться, чтобы все не испортить. Он ведь, увидев меня, унесся, точно за ним гнался сам дьявол, и, знай он, что мне известно, где он скрывается, он тут же переехал бы куда-нибудь.

– Это верно. Вы говорите, на улице Платриер? А где именно – в начале, середине или в конце?

– Дом стоит примерно на трети длины от начала.

– Не беспокойтесь, я пошлю туда ловкого человека.

– Ах, дорогой господин начальник полиции, даже самый ловкий человек не всегда держит язык за зубами.

– Ну, у нас болтать не принято.

– Но этот парень большой пройдоха.

– А, я вас понял. Извините, что мне не пришло это в голову раньше, вы хотите, чтобы я сам?.. В сущности, вы правы – так будет лучше… Ведь могут возникнуть осложнения, о которых вы и не подозреваете.

Жан, убежденный в том, что сановник набивает себе цену, не стал ему противоречить и даже добавил:

– Именно из-за возможных осложнений мне бы и хотелось, чтобы вы отправились туда сами.

Г-н де Сартин позвонил камердинеру и приказал:

– Прикажите закладывать.

– У меня есть экипаж, – предложил Жан.

– Благодарю, но я предпочитаю свой. На нем нет герба, это нечто среднее между наемным экипажем и каретой. Его каждый месяц перекрашивают, чтобы было труднее узнать. А сейчас, пока запрягают, мне хотелось бы убедиться, что мои новые парики мне к лицу.

– Сделайте одолжение, – согласился Жан.

Г-н де Сартин позвал своего парикмахера; это был настоящий художник, который принес с собою целую коллекцию париков. Там находились парики самых разных форм, цветов и размеров: судейские, адвокатские, докторские, кавалерийские. Занимаясь розыском, г-н де Сартин иногда менял одежду по нескольку раз на дню и очень следил за правдоподобностью своих костюмов.

Когда он примерял двадцать четвертый парик, ему доложили, что лошади запряжены.

– Вы сможете узнать дом? – спросил г-н де Сартин у Жана.

– Да я его вижу даже отсюда, черт возьми!

– А как к нему подойти, вы разузнали?

– Это было первое, что я сделал.

– Ну и как же?

– Туда ведет дорожка.

– Значит, дорожка на трети от начала, говорите?

– Да, и дверь с секретом.

– Дверь с секретом! Черт! Вы знаете, на каком этаже живет ваш беглец?

– В мансарде. Да вы сейчас сами увидите – мы подъезжаем к колонке.

– Кучер, шагом, – приказал г-н де Сартин.

Кучер сдержал лошадей, г-н де Сартин затворил окна в экипаже.

– Вот этот грязный дом, – указал Жан.

– Этого-то я и боялся! – в досаде хлопнув в ладоши, воскликнул г-н де Сартин.

– Как? Вас что-то путает?

– Увы, да.

– Но что же?

– Вам не повезло.

– Но объяснитесь же.

– Дело в том, что в этом грязном доме, где живет ваш беглец, живет и господин Руссо из Женевы.

– Писатель Руссо?

– Да.

– Ну и что?

– Как это ну и что? Сразу видно, что вы не начальник полиции и не имеете дела с философами.

– Полноте! Жильбер у господина Руссо – возможно ли это?

– Разве вы сами не сказали, что ваш молодой человек – философ?

– Сказал.

– Ну вот! Рыбак рыбака видит издалека!

– Ладно, допустим, что он у господина Руссо.

– Да, допустим.

– Что же из этого следует?

– Что вы его не получите, вот что!

– Это почему?

– Потому что господин Руссо – человек весьма опасный.

– Так что ж вы не упрячете его в Бастилию?

– Однажды я предложил это королю, но он не осмелился.

– Что вы говорите? Король не осмелился?

– Вот именно. Он пожелал возложить на меня ответственность за этот арест, а я оказался не отважнее короля.

– Ну и ну!

– Верно говорю вам: нужно сто раз отмерить, прежде чем дать всем этим философским шавкам хватать себя за штаны. Вот дьявольщина! Взять человека от господина Руссо – нет уж, друг мой, увольте!

– Что-то уж очень вы робки, мой дорогой; разве король уже не король, а вы – не начальник полиции?

– Нет, вы, господа обыватели, просто очаровательны! Спросили: «Разве король – уже не король?» – и думаете, что этим все сказано! Так вот, послушайте меня, милый виконт. Я предпочел бы похитить вас от госпожи Дюбарри, чем вашего господина Жильбера от господина Руссо.

– В самом деле? Благодарю за такое предпочтение.

– А что вы думали? По крайней мере крику будет меньше. Вы и представить себе не можете, до чего чувствительна кожа у этих господ литераторов. Чуть царапнешь – и они начинают кричать, словно их колесуют.

– Но быть может, мы все же не будем воевать с призраками, а? Вы уверены, что наш беглец укрылся именно у господина Руссо? Этот пятиэтажный дом принадлежит ему, и он живет там один?

– У господина Руссо в кармане нет ни денье и, следовательно, дома в Париже тоже нет. В этой развалине живет еще человек пятнадцать – двадцать. Однако я советую вам взять себе за правило: если есть хоть какая-то вероятность неудачи – считайте, что вас ждет неудача, в случае же надежды на удачу не рассчитывайте на нее. Всегда есть девяносто девять шансов, что выйдет плохо, и лишь один – что хорошо. Впрочем, погодите: поскольку я сомневался в исходе нашего дела, то взял с собой заметки.

– Какие заметки?

– Мои заметки относительно господина Руссо. Или вы полагаете, что нужно делать шаг, не зная, куда идешь?

– Так, значит, он и в самом деле опасен?

– Нет, но очень неудобен. Безумец вроде него может в любую секунду сломать себе руку или бедро, а потом пойдут разговоры, что это мы его покалечили.

– А по мне, так пускай он хоть шею себе свернет!

– Боже упаси!

– Позвольте вам заметить, что вот этого я не понимаю.

– Народ время от времени швыряет камни в этого честного женевца, но тот никак на это не отзывается; однако если с нашей стороны в него полетит хоть маленький камушек, то нас тотчас же забросают булыжниками.

– Да, я не знал всех этих тонкостей. Извините.

– Давайте поэтому примем все возможные меры предосторожности. Нам осталось проверить одно – а вдруг беглец скрывается не у господина Руссо. Спрячьтесь в глубине экипажа.

Жан повиновался, и г-н де Сартин велел кучеру проехать по улице шагом. Затем, открыв портфель, он достал оттуда несколько листков бумаги.

– Сейчас посмотрим, живет ли ваш молодой человеку господина Руссо. С какого числа он там?

– С шестнадцатого.

– Так, семнадцатое число. В шесть утра господин Руссо собирал растения в Медонском лесу, один.

– Один?

– Посмотрим дальше. В два часа того же дня он все еще собирал растения, но уже с молодым человеком.

– Вот оно как! – воскликнул Жан.

– С молодым человеком, – повторил г-н де Сартин, – понимаете?

– Это то, что нам надо, черт побери!

– И что вы на это скажете?

– Молодой человек беден.

– Вот именно.

– И стремится выбиться в люди.

– Вот именно. Итак, двое собирали растения и складывали их в жестяную коробку.

– Вот дьявольщина!

– Это еще не все. Слушайте внимательно: вечером он забрал молодого человека с собой, и в полночь тот еще оставался в доме.

– Ясно.

– Восемнадцатое: молодой человек не выходил из дома и, похоже, обосновался у господина Руссо.

– И тем не менее какая-то тень надежды у меня еще осталась.

– Ну вы и оптимист! Поделитесь же со мною тенью вашей надежды.

– Быть может, в доме живет кто-нибудь из его родственников.

– Ладно, придется вас удовлетворить или, скорее, окончательно разочаровать. Кучер, останови!

Г-н де Сартин вылез из экипажа. Не прошел он и десяти шагов, как откуда-то появился человек в сером с весьма подозрительным выражением лица. Завидя главу полиции, человек снял и снова надел шляпу, впрочем довольно небрежно, хотя во взоре его сияли почтение и преданность. Г-н де Сартин сделал знак, человек подошел, выслушал отданные ему на ухо распоряжения и скрылся в аллее, ведущей к дому Руссо. Начальник полиции вернулся в экипаж.

Минут через пять человек в сером подошел к дверце.

– Я отвернусь, чтобы он меня не узнал, – проговорил Дюбарри.

Г-н де Сартин улыбнулся и, выслушав доклад своего агента, отпустил его.

– Ну и что? – осведомился Дюбарри.

– А то, что нам не повезло, как я и предполагал. Ваш Жильбер живет у Руссо. Послушайте меня, откажитесь от своей затеи.

– Мне? Отказаться?

– Да. Вы же не хотите из-за пустой фантазии натравить на нас всех парижских философов, не правда ли?

– О боже! Что скажет сестрица Жанна!

– Ей что, и в самом деле так нужен этот Жильбер?

– О да!

– В таком случае вам остается действовать мягко: пустите в ход ласковые словечки, умаслите господина Руссо, и вам не придется похищать Жильбера – философ сам вам его отдаст. Клянусь, легче приручить медведя.

– Это, в сущности, не так трудно, как вам кажется. Давайте не будем отчаиваться; господин Руссо любит хорошенькие мордашки, графиня красива, мадемуазель Шон тоже не уродина. Скажите, графиня способна на жертву ради своей фантазии?

– Хоть на сотню жертв.

– Сочтет ли она возможным прикинуться влюбленной в господина Руссо?

– Если это совершенно необходимо.

– Это может помочь делу. Но чтобы свести наших героев, нужен посредник. Знаете ли вы кого-нибудь, кто знаком с господином Руссо?

– Господин де Конти, например.

– Это плохо, он терпеть не может принцев. Нужен человек попроще – ученый или поэт.

– С такими людьми мы не водимся.

– А не встречал ли я у графини господина де Жюсьё?

– Ботаника?

– Да.

– А ведь верно, черт возьми! Он приезжал в Трианон, и графиня позволила ему разграбить свои клумбы.

– Ну вот и славно. Жюсьё и мои друзья сделают дело.

– Стало быть, все пойдет как по маслу?

– Более или менее.

– И я получу Жильбера?

Г-н де Сартин на секунду задумался.

– Я начинаю верить, что да, причем без насилия и криков. Господин Руссо отдаст его вам связанным по рукам и ногам.

– Вы так полагаете?

– Уверен.

– И что для этого нужно?

– Сущая ерунда. У вас есть пустыри в стороне Медона или Марли?

– Сколько угодно. Я могу насчитать с десяток между Люсьенной и Буживалем.

– Прекрасно. Вам нужно построить там… Как бы это сказать? Мышеловку для философов.

– Как вы сказали? Что построить?

– Мышеловку для философов.

– Господи, да как же ее строят?

– Не беспокойтесь, план я вам дам. А сейчас – расходимся, и побыстрее, на нас уже смотрят. Кучер, домой.

64. ЧТО СЛУЧИЛОСЬ С Г-НОМ ДЕ ЛАВОГИЙОНОМ, ВОСПИТАТЕЛЕМ КОРОЛЕВСКИХ ДЕТЕЙ, В ВЕЧЕР БРАКОСОЧЕТАНИЯ ДОФИНА

Для романиста великие исторические события – то же самое, что гигантские горы для путешественника. Он их разглядывает. Крутится вокруг них, приветствует их мимоходом, но не преодолевает. Давайте же поразглядываем, покрутимся вокруг и поприветствуем внушительную церемонию бракосочетания дофина в Версале. Французский церемониал – это единственный источник, к какому в подобном случае можно обратиться.

В сущности, история, которую мы рассказываем, эта скромная спутница, следующая окольным путем за величественной историей Франции, не найдет для себя ничего интересного ни в пышности Версаля времен Людовика XV, ни в описании костюмов двора, челяди или епископских облачений. Давайте же предоставим церемонии идти своим чередом под жарким майским солнцем; давайте предоставим именитым приглашенным удалиться в молчании и обсуждать красоты спектакля, на котором они присутствовали, а сами вернемся к описываемым нами событиям и персонажам, представляющим в смысле историческом определенную ценность.

Утомленный празднованием и особенно обедом, который длился долго и представлял собою копию свадебного обеда Великого дофина, сына Людовика XIV, король удалился к себе в девять вечера и отпустил всех, кроме г-на де Лавогийона, воспитателя королевских детей. Этот герцог, большой друг иезуитов, которых он благодаря влиянию г-жи Дюбарри хотел вернуть к власти, считал свою задачу частично выполненной после женитьбы герцога Беррийского. Однако это было еще не самое трудное: г-ну воспитателю оставалось свершить образование пятнадцатилетнего графа Прованского и тринадцатилетнего графа д'Артуа. Граф Прованский был замкнут и своенравен, граф д'Артуа – ветрен и необуздан, да и дофин, обладая многими достоинствами, ценными в воспитаннике, был как-никак дофином, первым человеком во Франции после короля. Поэтому г-н де Лавогийон мог потерять много, утратив на него влияние, которое, возможно, собиралась завоевать женщина.

Поскольку король попросил его остаться, г-н де Лавогийон решил, что его величество, понимая тяжесть этой утраты, хочет ее как-нибудь возместить. Когда образование молодого человека завершено, воспитателя принято благодарить. Это побудило герцога де Лавогийона, человека весьма чувствительного, усугубить это свое качество: во время обеда он подносил к глазам платок, демонстрируя печаль по поводу утраты ученика. После десерта он даже разрыдался, но, оставшись наконец один, несколько успокоился. Просьба короля снова вызвала появление платка и слез.

– Подойдите ко мне, мой бедный Лавогийон, давайте побеседуем, – проговорил король, удобно усаживаясь в кресле-кушетке.

– К услугам вашего величества, – ответил герцог.

– Садитесь здесь, дорогой мой, вы, должно быть, очень устали.

– Садитесь, государь?

– Да, вот сюда, без церемоний.

С этими словами Людовик XV указал герцогу на табурет, поставленный таким образом, что свет падал прямо в лицо воспитателя, тогда как лицо короля оставалось в тени.

– Ну вот, дорогой герцог, воспитание и завершено, – начал Людовик XV.

– Да, государь. И Лавогийону остается лишь вздыхать.

– Прекрасное воспитание, ей-богу, – продолжал король.

– Вы слишком добры, ваше величество.

– Оно делает вам честь, герцог.

– Вы льстите мне, государь.

– Дофин, насколько я понимаю, – один из ученейших принцев в Европе?

– Полагаю, да, ваше величество.

– Хороший историк?

– Весьма.

– Прекрасный географ?

– Государь, дофин умеет вычерчивать карты, какие не под силу даже инженеру.

– Он умелый токарь?

– Ах, государь, как вы щедры на комплименты! Но токарному делу учил его не я.

– Неважно, он ведь в нем преуспел?

– И даже в совершенстве.

– В часовом деле тоже? Он так ловок!

– Изумительно, государь.

– Уже полгода все мои часы идут безукоризненно, словно колеса кареты. А ведь это он их регулирует.

– Это уже механика, государь, а в ней, должен признаться, я ничего не смыслю.

– Ну ладно, а математика? Навигация?

– Да, этими науками я всегда старался заинтересовать его высочество дофина.

– Он в них весьма силен. Однажды вечером я слышал, как он разговаривал с господином де Лаперузом [153]153
  Лаперуз, Жан Франсуа де Гало (1714–1788) – прославленный французский мореплаватель.


[Закрыть]о тросах, вантах и бригантинах.

– Да, государь, это все морские термины.

– Он рассуждает о них, словно Жан Барт [154]154
  Барт, Жан (1751–1802) – французский моряк, корсар.


[Закрыть].

– Но он и в самом деле хорошо разбирается в морском деле.

– И всем этим он обязан вам.

– Ваше величество с лихвою вознаграждает меня, признавая мои заслуги, впрочем крайне скромные, в том, что его высочество дофин в результате учения приобрел столь ценные познания.

– Но я действительно полагаю, герцог, что из дофина выйдет хороший король, правитель и отец семейства. Кстати, герцог, – с нажимом повторил король, – из него выйдет хороший отец семейства?

– Я думаю, государь, что среди добродетелей, скрывающихся в сердце у дофина, присутствует и эта, – наивно ответил де Лавогийон.

– Вы меня не поняли, герцог, – возразил Людовик XV. – Я спрашиваю, выйдет ли из него хороший отец семейства?

– Я и в самом деле не понимаю вас, ваше величество. Какой смысл вы вкладываете в этот вопрос?

– Какой смысл? Смысл… Вы ведь знаете Библию, герцог?

– Разумеется, я читал ее.

– Значит, вы знаете, кто такие патриархи?

– Безусловно.

– Так выйдет из него хороший патриарх?

Де Лавогийон взглянул на короля, словно тот говорил по-китайски, и, теребя в руках шляпу, ответил:

– Государь, он хочет одного – стать великим королем.

– Простите, герцог, но я вижу, что мы не понимаем друг друга, – продолжал настаивать король.

– Государь, я прилагаю все усилия…

– Ладно, – решился король, – попробую говорить яснее. Вы знаете дофина, как собственного ребенка, не так ли?

– Разумеется, государь.

– Его вкусы?

– Да.

– Его любовные страсти?

– Что касается его любовных страстей, государь, – это другое дело: будь они у него, я вырвал бы их с корнем. Но к счастью, мне не пришлось этого делать: у его высочества дофина нет любовных страстей.

– К счастью, вы говорите?

– Но разве это не так, государь?

– Стало быть, их у него нет?

– Нет, государь.

– Ни одной?

– Ни одной, ручаюсь.

– Вот этого-то я и боялся. Из дофина выйдет превосходный король, превосходный правитель, но он никогда не станет хорошим отцом семейства.

– Увы, государь, вы никогда не говорили мне, чтобы я готовил дофина и в этом направлении.

– В этом моя ошибка. Нужно было подумать, что в один прекрасный день он женится. Ну хорошо, пусть у него нет страстей, но вы ведь не считаете, что он безнадежен?

– Как вы сказали?

– Я говорю, что, надеюсь, вы не считаете, что у него никогда не появятся любовные страсти?

– Я боюсь, государь.

– Как – боитесь?

– Вы мучаете меня, ваше величество, – жалобно проговорил несчастный герцог.

– Господин де Лавогийон! – в нетерпении вскричал король. – Я спрашиваю вас ясно: будет или нет герцог Беррийский хорошим супругом – неважно, в конце концов, со страстью или без оной. Я оставляю в стороне его способности быть отцом семейства и патриархом.

– На это я не могу дать вашему величеству точного ответа.

– Как! Вы не можете мне этого сказать?

– Не могу, потому что не знаю, государь.

– Не знаете? – в изумлении воскликнул король столь громко, что парик на голове г-на де Лавогийона затрясся.

– Государь, герцог Беррийский жил под кровом вашего величества невинным ребенком, который был занят лишь учением.

– Этот ребенок, сударь, уже не учится, он женится.

– Государь, я был воспитателем его высочества…

– Вот именно, сударь, и должны были научить его всему, что необходимо знать.

С этими словами Людовик XV пожал плечами, развалился в кресле и, вздохнув, добавил:

– Так я и знал.

– Боже мой, государь…

– Вы знаете историю Франции, не так ли, господин де Лавогийон?

– Всегда считал и продолжаю считать, что да, государь, если, конечно, ваше величество не убедит меня в противном.

– Тогда вам должно быть известно, что произошло со мною накануне моего бракосочетания.

– Нет, государь, этого я не знаю.

– Бог мой, так вам ничего не известно?

– Но, быть может, ваше величество соблаговолит рассказать мне об этом?

– Слушайте, и пусть это послужит вам уроком при воспитании других моих внуков, герцог.

– Я весь внимание, государь.

– Я, как и дофин, воспитывался под кровом своего деда. У меня был господин де Вильруа – достойный, весьма достойный человек, вроде вас, герцог. Ах, если бы он позволял мне чаще бывать в обществе моего дяди – регента! Но нет, невинное учение, как вы изволили выразиться, заставило меня пренебречь изучением невинности. Тем временем мне пришла пора жениться, когда женится король, господин герцог, это важно для всего мира.

– О да, государь, кажется, я начинаю понимать.

– Слава Богу! Итак, я продолжаю. Господин кардинал прощупал, насколько я готов стать отцом семейства. Оказалось, совершенно не готов: я был столь наивен в этих делах, что возникла опасность перехода королевской власти во Франции в женские руки. На счастье, господин кардинал решил посоветоваться с господином де Ришелье, который был большим знатоком этой деликатной материи. И у господина де Ришелье возникла блестящая мысль. Тогда жила еще некая мадемуазель Лемор [155]155
  Одна из нередких у Дюма ошибок: Катерина Николь Лемор (1704–1783) была не художницей, а оперной певицей.


[Закрыть]– или Лемур, не помню точно, – рисовавшая замечательные картины, ей и заказали нарисовать целый ряд сцен, понимаете?

– Нет, государь.

– Ну, как бы это сказать? Сельских сцен.

– А, на манер Тенирса [156]156
  Тенирс, Давид Младший (1610–1690) – фламандский художник.


[Закрыть].

– Даже более того – примитивных.

– Примитивных?

– Ну да, естественных. Точнее, пожалуй, не скажешь. Теперь понимаете?

– Как! – покраснев, воскликнул г-н де Лавогийон. – Вашему величеству осмелились предложить…

– А кто говорит, что мне что-то предложили, герцог?

– Но чтобы ваше величество смогли увидеть…

– Достаточно было, чтобы я посмотрел, – и все.

– Ну и?

– Ну я и посмотрел.

– И…

– И поскольку человек по сути своей склонен к подражанию, я стал подражать.

– Да, государь, средство это, безусловно, хитроумное, надежное, превосходное, но для молодого человека несколько опасное.

Король посмотрел на герцога де Лавогийона с улыбкой, которую можно было бы называть циничной, не промелькни она на губах самого остроумного в мире человека, и проговорил:

– Оставим пока опасность и вернемся к тому, что нам предстоит сделать.

– Слушаю, государь.

– Вы понимаете, о чем я говорю?

– Нет, государь, и буду счастлив, если ваше величество соблаговолит объяснить.

– Значит, так: вы сходите за его высочеством дофином, который принимает последние поздравления от мужчин, тогда как его супруга принимает последние поздравления от женщин.

– Да, государь.

– Вы возьмете подсвечник и отведете дофина в сторонку.

– Да, государь.

– Вы сообщите вашему воспитаннику, – продолжал король, подчеркнув два слова, – что его спальня находится в конце нового коридора.

– От которого ни у кого нет ключа, государь.

– Он у меня, сударь. Я предвидел, что сегодня произойдет; вот вам ключ.

Дрожащей рукою г-н де Лавогийон взял ключ; король заговорил снова:

– Хочу вам сказать, герцог, что в этом коридоре я велел развесить двадцать картин.

– Да, государь, понимаю.

– Так вот: вы поцелуете вашего воспитанника, герцог, отопрете дверь в коридор, дадите в руки подсвечник, пожелаете доброй ночи и скажете, что он должен дойти до дверей спальни за двадцать минут – по минуте на каждую картину.

– Понятно, государь.

– Прекрасно. Спокойной ночи, господин де Лавогийон.

– Ваше величество соблаговолит меня простить?

– Даже не знаю – ведь если бы не я, вы бы так удружили моей семье…

Дверь за г-ном воспитателем затворилась. Король позвонил, и появился Лебель [157]157
  Лебель, Доминик Гиом – первый камердинер Людовика XV с 1744 г.


[Закрыть].

– Кофе, – приказал король. – Да, кстати…

– Государь?

– Принесите кофе и ступайте следом за господином де Лавогийоном, который пошел засвидетельствовать свое почтение его высочеству дофину.

– Иду, государь.

– Погодите же, я ведь еще не сказал, зачем вам нужно туда идти.

– В самом деле, государь, но я горю таким рвением услужить вашему величеству…

– Прекрасно. Стало быть, вы пойдете следом за господином де Лавогийоном.

– Да, государь.

– Он так встревожен и опечален, что, боюсь, расчувствуется перед его высочеством дофином.

– А если он расчувствуется, что я должен делать, государь?

– Ничего, придете и скажете мне.

Лебель принес кофе, поставил его подле короля, и тот неторопливо принялся пить. Прославленный камердинер вышел.

Через четверть часа он вернулся.

– Ну что, Лебель? – осведомился король.

– Государь, господин де Лавогийон стоял у входа в новый коридор и держал его высочество дофина за руку.

– Потом?

– Мне не показалось, что он сильно расчувствовался, напротив, он довольно игриво вращал глазками.

– Дальше.

– Он достал из кармана ключ, протянул его дофину, а тот отпер дверь и ступил в коридор.

– А после?

– А после господин герцог дал его высочеству подсвечник и сказал – тихо, но я все же расслышал: «Ваше высочество, ваша супружеская спальня – в конце этого коридора, от которого я только что отдал вам ключ. Король желает, чтобы вы дошли до спальни за двадцать минут». Принц воскликнул: «Как за двадцать минут? Да тут идти секунд двадцать!» Господин де Лавогийон ответил: «Ваше высочество, это уже не в моей власти. Учить вас мне больше нечему, я просто хочу дать вам совет: посмотрите внимательно на стены этого коридора, и я ручаюсь, что ваше высочество найдет куда употребить эти двадцать минут».

– Недурно.

– После этого, государь, господин де Лавогийон отвесил низкий поклон, причем выглядел возбужденным и пытался заглянуть в коридор. Затем он удалился, оставив его высочество у дверей.

– И его высочество вошел?

– Взгляните, государь, в коридоре виден свет. Он прогуливается там уже с четверть часа.

Король поднял глаза к окну и через несколько секунд воскликнул:

– Вот свет и пропал! Мне тоже в свое время дали двадцать минут, но, насколько я помню, не прошло и пяти, как я уже был подле жены. Увы, о дофине можно сказать так же, как говорили о Расине-младшем [158]158
  Расин, Луи (1692–1763) – сын великого французского драматурга Жана Расина был довольно посредственным поэтом.


[Закрыть]: «Он, увы, не сын, а только внук великого отца!»