Текст книги "Жозеф Бальзамо. Том 1"

Автор книги: Александр Дюма

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 45 страниц)

3. ЛОРЕНЦА ФЕЛИЧАНИ

Вот что произошло на дороге, пока путешественник беседовал в карете с ученым.

Мы уже рассказывали, что, когда раздался удар грома и сверкнула молния, свалившая наземь передних лошадей и заставившая задних встать на дыбы, женщина, сидевшая в одноколке, лишилась чувств. Впрочем, через несколько секунд, словно обморок ее был вызван лишь испугом, она начала приходить в себя.

– О Боже, – воскликнула она, – неужели меня все покинули и рядом нет ни единой живой души, которая бы меня пожалела?

– Сударыня, если я чем-нибудь могу быть вам полезен, то я здесь, – произнес робкий голос.

При звуках этого голоса молодая женщина выпрямилась и, просунув голову и руки между кожаными занавесками одноколки, обнаружила перед собой молодого человека, стоявшего на подножке.

– Это вы мне ответили, сударь? – спросила она.

– Да, сударыня.

– И вы предложили мне помочь?

– Да.

– Скажите сначала, что произошло?

– Молния ударила почти в вас, сударыня, постромки передних лошадей порвались, и они убежали, унеся с собою форейтора.

Женщина с беспокойством оглянулась вокруг.

– А… другой, управлявший задними лошадьми, где он? – спросила она.

– Вошел в карету, сударыня.

– С ним ничего не случилось?

– Ничего.

– Вы уверены в этом?

– Во всяком случае, он спрыгнул с лошади, как человек вполне здоровый и невредимый.

– Слава Господу, – проговорила женщина и перевела дух. – Но где же находились вы, сударь, что так кстати пришли мне на помощь?

– Гроза застала меня врасплох, сударыня, и только я укрылся здесь, у входа в каменоломню, как вдруг из-за поворота вылетела карета. Сначала мне показалось, что лошади понесли, но потом я увидел, что ими управляет твердая рука. Тут ударил гром, да так, что мне почудилось, будто молния попала прямо в меня, и я несколько мгновений ничего не слышал и не видел. Все, о чем я рассказал, происходило точно во сне.

– Так, значит, вы не уверены, что человек, управлявший задними лошадьми, находится в карете?

– О, нет, сударыня, я к тому времени пришел в себя и прекрасно видел, как он входил.

– Прошу вас, проверьте, там ли он сейчас.

– Каким образом?

– Послушайте. Если он там, вы услышите два голоса.

Молодой человек спрыгнул с подножки, подошел к карете и прислушался.

– Да, сударыня, он там, – возвратившись, сообщил он.

Женщина удовлетворенно кивнула, оперлась головой на руку и глубоко задумалась. На вид ей было года двадцать три – двадцать четыре, матовой смуглостью лица она выгодно отличалась от других, обычно розовощеких женщин. Голубые глаза, поднятые к небу, казалось, вопрошали его о чем-то и горели, словно две звезды; черные как смоль, ненапудренные вопреки моде того времени волосы локонами спускались на молочно-белую шею. Внезапно, словно приняв какое-то решение, она спросила:

– Сударь, где мы находимся?

– На дороге из Страсбурга в Париж, сударыня.

– А в каком месте?

– В двух лье от Пьерфита.

– Что это – Пьерфит?

– Небольшой городок.

– А что находится дальше по дороге?

– Бар-ле-Дюк.

– Это город?

– Да, сударыня.

– И много в нем жителей?

– Тысячи четыре-пять, по-моему.

– Есть ли здесь другая дорога в Бар-ле-Дюк, короче этой?

– Насколько мне известно, нет, сударыня.

– Peccato! [27]27
  Вот дьявол! (итал.)


[Закрыть]– откинувшись на спинку сиденья, пробормотала женщина.

Молодой человек подождал немного дальнейших расспросов, но, увидев, что женщина молчит, зашагал прочь от кареты. Это движение, по-видимому, привлекло ее внимание, так как она поспешно подалась вперед и позвала:

– Сударь!

Молодой человек обернулся.

– Я здесь, – проговорил он, подходя поближе.

– Еще один вопрос, если можно.

– Прошу.

– Вы видели лошадь, привязанную позади кареты?

– Да, сударыня.

– Она еще там?

– Человек, вошедший в карету, отвязал лошадь и снова привязал к колесу.

– С лошадью ничего не произошло?

– Не думаю.

– Она дорогая, и я очень ее люблю. Мне хотелось бы убедиться самой, что она жива и невредима, но как я пойду по такой грязи?

– Я могу подвести лошадь сюда, – предложил молодой человек.

– Да, подведите, прошу вас, я буду вам весьма признательна, – воскликнула молодая женщина.

Молодой человек приблизился к лошади, та подняла голову и заржала.

– Не бойтесь, он смирный как ягненок, – проговорила женщина и добавила чуть громче: – Джерид! Джерид!

Лошадь, узнав голос хозяйки, вытянула умную морду с дымящимися ноздрями в сторону одноколки. Молодой человек принялся ее отвязывать. Но едва лошадь почувствовала, что поводья находятся в неопытных руках, как тут же вырвалась и одним прыжком очутилась в двадцати шагах от кареты.

– Джерид! – ласково повторила женщина. – Сюда, Джерид, сюда!

Лошадь тряхнула красивой головой, шумно втянула воздух и, пританцовывая, словно под музыку, подошла к одноколке. Женщина высунулась по пояс между кожаными занавесками.

– Иди сюда, Джерид, ну иди же! – приговаривала она.

Животное послушно подставило морду, и женщина ее погладила.

Затем, схватившись узкой рукой за гриву лошади и опершись другою о стенку одноколки, молодая женщина вскочила в седло с такой легкостью, какая свойственна призракам из немецких баллад, которые прыгают на круп лошади и вцепляются путешественнику в кушак. Молодой человек бросился к ней, но она остановила его повелительным жестом руки и сказала:

– Послушайте, хотя вы молоды или, скорее, потому что молоды, у вас должны быть человеческие чувства. Не мешайте мне уехать. Я убегаю от человека, которого люблю, но я прежде всего римлянка и добрая католичка. Если я останусь с этим человеком, он погубит мою душу: это безбожник и некромант, которого Бог только что предупредил этим ударом молнии. Быть может, предупреждение пойдет ему на пользу. Передайте ему все, что я вам сказала, и да благословит вас Господь за помощь. Прощайте!

С этими словами женщина, легкая, словно туман над болотом, умчалась верхом на Джериде. Молодой человек, увидев, что она исчезла, не смог сдержать изумленного возгласа. Он-то и насторожил путешественника, сидевшего в карете.

4. ЖИЛЬБЕР

Этот крик, как мы уже сказали, насторожил путешественника.

Он поспешно вышел из кареты, тщательно затворив за собой дверцу, и с беспокойством огляделся.

Первым делом он заметил испуганного юношу, который стоял перед ним. Сверкнувшая в этот миг молния позволила осмотреть его с ног до головы: путешественнику, судя по всему, привычно было разглядывать в упор любого человека и любой предмет, вызывавшие у него интерес.

Перед ним стоял мальчик лет шестнадцати, от силы семнадцати, невысокий, щуплый, нервный; взгляд черных глаз, бестрепетно устремленный на человека, привлекшего его внимание, был пленителен, хотя и не слишком дружелюбен; тонкий крючковатый нос юноши, узкие губы и торчащие скулы свидетельствовали о лукавстве и осмотрительности, а сильно выдававшийся вперед округлый подбородок изобличал решительность нрава.

– Это вы сейчас кричали? – спросил путешественник.

– Да, сударь, – ответствовал молодой человек.

– А почему вы кричали?

– Потому что… – и юноша умолк в нерешительности.

– Потому что?.. – повторил путешественник.

– Сударь, – вымолвил молодой человек, – в одноколке была дама?

– Да.

И глаза Бальзамо устремились на карету, словно желали проникнуть сквозь толщу ее стенок.

– А к колесу кареты была привязана лошадь?

– Да, и я не понимаю, черт возьми, куда она делась?

– Сударь, дама, сидевшая в одноколке, ускакала на лошади, которая была привязана к колесу.

Не проронив ни слова, ни звука, путешественник ринулся к одноколке и отодвинул кожаные шторки: молния, сверкнувшая в этот миг в небе, позволила ему увидеть, что экипаж пуст.

– Ад и преисподняя! – зарычал он, едва ли не заглушая гром, раскатившийся в это самое время; потом он бросил вокруг взгляд, словно искал средства устремиться в погоню, однако тут же убедился, что пуститься в погоню не на чем.

– Догонять Джерида на одной из этих кляч, – проговорил он, качая головой, – это все равно что посылать черепаху в погоню за газелью… Но я все-таки узнаю, где она, если только…

Он поспешно и с тревогой сунул руку в карман куртки, извлек небольшой бумажник и раскрыл его.

В одном из отделений бумажника обнаружился сложенный лист бумаги, а в бумаге – черный локон.

При виде этого локона лицо путешественника прояснилось, и сам он – во всяком случае внешне – успокоился.

– Ну что ж, – выдохнул он, проведя по лбу рукой, по которой тотчас же заструился пот, – ну что ж, ладно. А она ничего не сказала вам, уезжая?

– Да, сударь, сказала.

– И что же?

– Велела передать вам, что оставляет вас не из ненависти, а из страха; она, мол, добрая христианка, а вы, напротив того…

Молодой человек заколебался.

– А я, напротив того? – повторил путешественник.

– Не знаю, следует ли мне передавать слово в слово…

– Да передайте же, черт вас побери!

– А вы, напротив того, атеист и неверующий, и нынче вечером Господу угодно было послать вам последнее предупреждение; она, дескать, вняла этому предупреждению и заклинает вас также к нему прислушаться.

– И это все, что она вам сказала?

– Да, все.

– Что ж, поговорим теперь о другом.

И на челе путешественника изгладились, казалось, последние следы тревоги и огорчения.

Молодой человек следил за всеми этими движениями сердца, отражавшимися на лице собеседника, с любопытством, свидетельствовавшим о том, что ему также не чужда известная доля наблюдательности.

– А теперь скажите, мой юный друг, – произнес путешественник, – как вас зовут?

– Жильбер, сударь.

– Просто Жильбер? Наверное, это только имя, данное вам при крещении?

– Это моя фамилия.

– Превосходно! Мой любезный Жильбер, само Провидение послало мне вас на выручку.

– К вашим услугам, сударь, и если я чем-нибудь могу вам помочь…

– То и поможете, благодарю вас. Да, знаю: в ваши годы люди находят удовольствие в помощи ближним: впрочем, услуга, в которой я нуждаюсь, невелика: я попрошу вас всего-навсего указать ночлег на эту ночь.

– Да вот хотя бы эта скала, – отвечал Жильбер, – под ней я спасался от грозы.

– Да, но я предпочел бы какое-нибудь жилище, – возразил путешественник, – и чтобы там нашлись добрый ужин и удобная постель.

– Это труднее.

– А далеко отсюда до ближайшей деревни?

– До Пьерфита?

– Ближайшая деревня зовется Пьерфит?

– Да, сударь, и до нее примерно полтора лье пути.

– Полтора лье в такую темень, в грозу, с этими двумя клячами? Насилу за два часа доберемся. Ну-ка, мой юный друг, поразмыслите хорошенько, нет ли какого-нибудь жилья поблизости?

– Замок Таверне, до него шагов триста, не больше.

– Вот как! Почему же… – начал путешественник.

– Что, сударь? – изумленно переспросил молодой человек.

– Почему вы мне сразу о нем не сказали?

– Но замок Таверне – не постоялый двор.

– В нем живут?

– Да, конечно.

– Кто?

– Разумеется, барон де Таверне.

– А кто таков барон де Таверне?

– Отец мадемуазель Андреа, сударь.

– Очень рад это услышать, – улыбаясь, возразил путешественник, – но я хотел спросить, что за человек этот барон.

– Сударь, он старик лет шестидесяти или шестидесяти пяти; по слухам, прежде он был богат.

– А теперь обнищал? Вечная история! Друг мой, прошу вас, проводите меня к барону де Таверне.

– К барону де Таверне? – едва ли не с испугом вскричал молодой человек.

– Что ж, вы не желаете оказать мне эту услугу?

– Нет, сударь, но дело в том, что…

– Продолжайте.

– Дело в том, что он вас не примет.

– Не примет дворянина, который заблудился и просит о гостеприимстве? Разве этот ваш барон – медведь?

– Как сказать! – проронил молодой человек с такой интонацией, словно имел в виду: «Похоже на то, сударь».

– Не беда, – заявил путешественник, – попытаю счастья.

– Не советую, – откликнулся Жильбер.

– Почему бы и нет? – возразил путешественник. – Да будь ваш барон и впрямь медведь, не съест же он меня.

– Нет, но, возможно, захлопнет перед вами дверь.

– Ну, а я ее вышибу, и если вы отказываетесь послужить мне проводником…

– Не отказываюсь, сударь.

– Тогда указывайте дорогу.

– С удовольствием.

Тут путешественник влез в одноколку и взял там небольшой фонарь.

Пока фонарь еще не горел, молодой человек на мгновение понадеялся, что путник задержится в карете, зажжет в ней фонарь и через полуоткрытую дверцу ему удастся рассмотреть, что там внутри.

Однако неизвестный не сделал к ней ни шагу. Он вложил незажженный фонарь в руки Жильберу.

Тот принялся крутить его так и этак.

– Что прикажете делать с этим фонарем, сударь? – осведомился он.

– Освещайте дорогу, а я поведу лошадей.

– Но ваш фонарь не горит.

– Сейчас мы его зажжем.

– А, понятно, – произнес Жильбер, – у вас в карете есть огонь.

– И в кармане тоже, – отвечал путешественник.

– Запалить трут под таким дождем будет нелегко.

Путешественник улыбнулся.

– Откройте фонарь, – сказал он.

Жильбер повиновался.

– Подержите вашу шляпу над моими руками.

Жильбер снова повиновался; он следил за этими приготовлениями с нескрываемым любопытством. Жильбер не знал, как можно зажечь фонарь, не высекая огня.

Путешественник извлек из кармана серебряный футляр, а из футляра спичку; затем, открыв низ футляра, погрузил спичку в какую-то массу, вне всякого сомнения, воспламеняющуюся, поскольку спичка тут же загорелась с легким потрескиванием.

Все это произошло так быстро и неожиданно, что Жильбер вздрогнул.

Путешественник улыбнулся при виде этого удивления, вполне естественного в те времена, когда фосфор был известен лишь немногим химикам, хранившим его секрет для собственных опытов.

Путешественник поднес волшебный огонек к фитилю свечи, затем закрыл футляр и спрятал в карман.

Молодой человек взглядом, полным жгучего вожделения, проводил драгоценный сосуд. Он явно отдал бы многое за обладание подобным сокровищем.

– Теперь у нас есть свет, так ведите же меня, – распорядился путешественник.

– Идемте, сударь, – отозвался Жильбер.

И молодой человек пошел вперед, а его спутник последовал за ним, таща под уздцы одну из лошадей.

Непогода между тем несколько улеглась, дождь почти перестал, и гроза уже громыхала в стороне.

Путешественник первый пожелал возобновить разговор.

– Вы как будто хорошо знаете этого барона де Таверне, мой юный друг? – спросил он.

– Да, сударь, оно и понятно: я живу у него с самого детства.

– Он, наверно, ваш родственник?

– Нет, сударь.

– Опекун?

– Нет.

– Хозяин?

При слове «хозяин» молодой человек вздрогнул, и на его щеках, всегда бледных, вспыхнул яркий румянец.

– Я не слуга, сударь, – отвечал он.

– Но в конце концов, – продолжал путешественник, – кем же вы ему доводитесь?

– Мой отец был у барона арендатором, а мать вскормила мадемуазель Андреа.

– Понимаю: вы живете в доме на положении молочного брата этой юной особы; полагаю, что дочь барона молода.

– Ей шестнадцать лет, сударь.

Как видим, один из двух вопросов, слишком близко его касавшийся, Жильбер замял…

Путешественнику, казалось, пришла в голову та же мысль, что и нам; тем не менее вопросы его устремились по иному руслу.

– Какой случай привел вас на дорогу в такое ненастье? – спросил он.

– Я был не на дороге, сударь, я был под скалой, которая идет вдоль дороги.

– И что же вы делали под скалой?

– Читал.

– Читали?

– Да.

– И что же вы читали?

– «Общественный договор» господина Жана Жака Руссо.

Путешественник поглядел на юношу с некоторым удивлением.

– Вы взяли эту книгу в библиотеке барона? – спросил он.

– Нет, сударь, я ее купил.

– Где? В Бар-ле-Дюке?

– Нет, сударь, здесь, у бродячего торговца: в последнее время в наших краях бывает много разносчиков с хорошими книгами.

– Кто вам сказал, что «Общественный договор» – хорошая книга?

– Я это понял, пока читал, сударь.

– А дурные книги вы тоже читали – иначе откуда вам знать разницу между хорошими и дурными?

– Читал и дурные.

– И как же они назывались?

– К примеру, «Софа», «Танзай и Неадарне» [28]28
  Романы (1749 и 1734 соответственно) Клода Проспера Жолио де Кребийона-младшего (1707–1777).


[Закрыть]и другие в том же роде.

– И где же, черт побери, вы нашли все эти книги?

– В библиотеке барона.

– Каким образом барон, живя в такой дыре, добывает все эти новинки?

– Ему присылают их из Парижа.

– Если барон, судя по вашим словам, живет в бедности, как же он тратит деньги на подобную чепуху?

– Он не покупает книги: их присылают ему в подарок.

– Ах, в подарок?

– Да, сударь.

– Кто же их присылает?

– Один из друзей барона, знатный вельможа.

– Знатный вельможа… Знаете ли вы имя этого знатного вельможи?

– Его зовут герцог де Ришелье.

– Как! Старик маршал?

– Да, верно, он маршал.

– Полагаю, что эти книги у него спрятаны, чтобы на них не наткнулась мадемуазель Андреа?

– Напротив, сударь, валяются где попало.

– А мадемуазель Андреа согласна с вами в том, что книги эти дурные? – хитро улыбнувшись, полюбопытствовал путешественник.

– Мадемуазель Андреа их не читает, – сухо отозвался Жильбер.

Путешественник немного помолчал. Эта необычная натура, в которой хорошее уживалось с дурным, стыд с гордыней, явно возбуждала в нем невольный интерес.

– А почему вы читали эти книги, если знали, что они скверные? – продолжал свои расспросы тот, кого старый ученый именовал Ашаратом.

– Когда я их открывал, я ведь не знал, чего они стоят.

– Однако без труда вынесли о них суждение.

– Да, сударь.

– И все же дочитали до конца?

– Дочитал.

– С какой целью?

– Я узнал из них то, чего прежде не знал.

– А из «Общественного договора»?

– Из него я узнаю то, о чем догадывался прежде.

– Что же, к примеру?

– То, что все люди братья, что общество дурно устроено, поскольку в нем есть и крепостные, и рабы, но когда-нибудь все люди станут равны.

– Вот как! – проронил путешественник.

С минуту оба помолчали, продолжая шагать вперед; путешественник тянул за повод лошадь, Жильбер нес фонарь.

– Значит, вам и впрямь хочется учиться, друг мой? – чуть слышно проговорил путешественник.

– Да, сударь, это самое мое горячее желание.

– Ну, и чему же вы хотите учиться?

– Всему! – отвечал молодой человек.

– А зачем вам учение?

– Чтобы возвыситься.

– До какого предела?

Жильбер помедлил; у него явно была своя обдуманная цель; но цель эта, несомненно, была его тайной, и открывать ее он не желал.

– Насколько это в человеческих силах, – отвечал он.

– Но вы учились хоть чему-нибудь?

– Нет. Где уж мне учиться: я беден и живу в Таверне.

– Как! Вы совсем не знаете математики?

– Не знаю.

– Физики?

– Нет.

– Химии?

– Нет. Я умею читать и писать, вот и все. Но я изучу все эти науки.

– Когда?

– Когда-нибудь.

– Каким же образом?

– Не знаю. Но все это изучу.

– Необычное дитя! – пробормотал путешественник.

– И тогда… – шепнул Жильбер в ответ собственным мыслям.

– Что тогда?

– Нет, ничего.

Между тем Жильбер и тот, кому он служил проводником, шагали уже не менее четверти часа; дождь совершенно прекратился, и земля начинала источать тот терпкий аромат, что приходит весной на смену душным испарениям грозы.

Жильбер, казалось, глубоко задумался.

– Сударь, – внезапно спросил он, – вы знаете, что такое гроза?

– Разумеется, знаю.

– Правда, сударь?

– Чистая правда.

– Вы знаете, что такое гроза? Знаете, отчего бывает молния.

Путешественник улыбнулся.

– Это взаимодействие двух электричеств: одно содержится в туче, а другое в почве.

Жильбер вздохнул.

– Я не понимаю, – признался он.

Возможно, путешественник сумел бы дать бедному юноше более доступное объяснение, но, к несчастью, в этот самый миг сквозь листву забрезжил свет.

– Ну-ка, что там такое? – воскликнул незнакомец.

– Таверне.

– Значит, мы добрались до места?

– Вот ворота.

– Отворите.

– Что вы, сударь! Ворота замка Таверне растворяются не так просто.

– Да этот ваш замок Таверне – сущая крепость! Ну что ж, постучите.

Жильбер приблизился к воротам и, превозмогая робость, нерешительно постучался.

– Так вас никто не услышит, друг мой, – сказал путешественник, – стучите громче.

В самом деле, незаметно было, чтобы кто-нибудь слышал стук в ворота. Кругом было по-прежнему тихо.

– Вы принимаете ответственность на себя? – спросил Жильбер.

– Не беспокойтесь.

Тогда Жильбер отбросил колебания; выпустив из рук молоточек, он вцепился в колокольчик, издавший такой пронзительный звон, что его было слышно на лье вокруг.

– Ей-богу, если ваш барон и на этот раз не слышал, он глухой, не иначе, – изрек путешественник.

– А, Маон залаял, – отметил молодой человек.

– Маон [29]29
  Маон – крепость на острове Минорка; в 1756 г. ее взял герцог де Ришелье.


[Закрыть]? – подхватил путешественник. – Это конечно же, знак внимания со стороны вашего барона по отношению к его другу герцогу де Ришелье.

– Не знаю, сударь, что вы имеете в виду.

– Маон – последнее завоевание маршала.

Жильбер снова вздохнул.

– Увы, сударь, я уже признался вам, что ничего не знаю, – сказал он.

Два эти вздоха подытожили для странника целую череду скрытых мук и неутоленных честолюбивых притязаний.

В этот миг послышались шаги.

– Наконец-то, – проронил путешественник.

– Это наш Ла Бри, – пояснил Жильбер.

Ворота отворились; но при виде путешественника и его странной кареты Ла Бри, который ожидал только Жильбера и был застигнут врасплох, чуть было не захлопнул их снова.

– Прошу прощения, друг мой, – обратился к нему путешественник, – мы направлялись именно сюда, и не нужно захлопывать ворота у нас перед носом.

– Однако, сударь, я должен уведомить господина барона о неожиданном посетителе…

– Не стоит труда, поверьте мне. Рискну навлечь на себя его неудовольствие и ручаюсь вам: может быть, меня и прогонят, но не раньше, чем я обогреюсь, обсохну, подкреплюсь. Слыхал я, что вино у вас доброе, так ли это? Уж вы-то знаете.

Вместо ответа Ла Бри продолжил было сопротивление, но путешественник проявил настойчивость, и вот уже обе лошади и карета оказались на подъездной аллее, а Жильбер в мгновение ока запер ворота. Признав свое поражение, Ла Бри решил самолично идти доложить о захватчике и со всех своих старых ног устремился к дому, крича во всю глотку:

– Николь Леге! Николь Леге!

– Кто такая Николь Леге? – осведомился незнакомец, все с тем же хладнокровием двигаясь по направлению к замку.

– Николь, сударь? – переспросил Жильбер с легкой дрожью в голосе.

– Да, Николь, та, которую зовет метр Ла Бри.

– Это горничная мадемуазель Андреа, сударь.

Тем временем крик Ла Бри не пропал втуне: под деревьями мелькнул огонек, озаривший прелестное девичье лицо.

– Что тебе, Ла Бри? – спросила она. – И почему такой переполох?

– Скорее, Николь, скорее, – дребезжащим голосом прокричал старик, – доложи хозяину, что какой-то путник, застигнутый грозой, просит у него пристанища на ночь.

Николь не заставила его повторять дважды и так проворно понеслась к замку, что мигом скрылась из виду.

Что до Ла Бри, убедившись, что барон не окажется застигнутым врасплох, он позволил себе остановиться и немного перевести дух.

Доклад вскоре возымел свое действие: с высокого крыльца, почти скрытого за акациями, донесся раздраженный и повелительный голос, повторявший не слишком-то дружелюбно:

– Путник?.. Что за человек? Явившись в чужой дом, следует по меньшей мере назваться.

– Это барон? – спросил у Ла Бри тот, кто явился причиной такого недовольства.

– Увы, да, сударь, – сокрушенно подтвердил бедняга. – Слышите, что он спрашивает?

– Он спрашивает мое имя, не правда ли?

– Истинно так. А я-то и забыл вас спросить.

– Доложите о бароне Жозефе де Бальзамо, – сказал путешественник. – Быть может, общность наших титулов сделает твоего хозяина уступчивее.

Ла Бри доложил, несколько ободренный титулом, который приписал себе незнакомец.

– Ладно, в таком случае пускай войдет, – пробурчал голос, – я же вижу, он уже здесь… Прошу вас, сударь, пожалуйте… Так, вот сюда.

Путник быстрым шагом подошел к крыльцу, но на первой ступеньке оглянулся: ему хотелось видеть, идет ли Жильбер следом. Но Жильбер исчез.