Текст книги "Страна Арманьяк. Компиляция. Книги 1-7 (СИ)"

Автор книги: Александр Башибузук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 130 страниц)

Глава 10

Охотничий рог взвыл и неожиданно смолк. А через секунду раздался пронзительный женский визг.

– Черт!.. – Я осадил свою иберийскую кобылку и прислушался. – Где же ты, Маха?

Повторный визг раздался примерно метрах в пятидесяти впереди и правее.

– Выпороть бы тебя, соплячка!.. – Я с чувством предался мечтам и чуток пришпорил лошадку. – Ну… пошла, Папильона[24]… на тебя теперь одна надежда…

На охоте мы. Машка… то есть Мария Бургундская, затеяла пышную парфорсную охоту и наотрез отказалась меня отпускать, пока я не приму в этом участие. Принял… принял, мать его ети, участие, а теперь пытаюсь догнать наследницу бургундского престола. Мария, по своему обычаю, в охотничьем азарте опередив всю свиту, рванула в чащу за чудовищно громадным туром. Я едва удержался следом, да и то лишь благодаря своей Папильоне, которая выделывала настоящие цирковые номера, продираясь сквозь чащу. Чудо, а не лошадка…

– А-а-а… – Очередной вопль раздался совсем рядом, и уже через мгновение, вылетев на небольшую полянку, я стал свидетелем жуткого зрелища.

Мля… Карлуша, если что, казнит первым, а уже потом перевешает весь Малый Отель…

Лошадь Марии лежит на боку, вывалив груду сизых внутренностей, рядом пара раздавленных в лепешку гончаков, а жуткого размера лохматая и рогатая зверюга пытается достать рогами девушку, которая каким-то чудом успела залезть на толстый и кривой дубок. А теперь, задрав подол зеленого бархатного платья, с чувством визжит.

– Kuda po kopanomu, chrenj rogataya!!! – обращая на себя внимание, заревел я и, выхватив из чехла рогатину, бросил поводья.

Ну, сейчас начнется…

Кобылка, почувствовав, что я дал ей волю, радостно всхрапнула и кокетливо пошла боком прямо перед лохматой башкой с чудовищными рогами, похожими на громадный лук. Тур заревел и, выворачивая копытами целые пласты мха, рванул вперед.

Папильона прянула чуть вправо, потом влево, а затем изящным движением ушла из-под самых рогов. Закрутила серию вольтов и, опять возникнув перед мордой зверюги, стала приплясывать на своих сухих, точеных ногах. При этом еще презрительно всхрапывала, матюкая лесное чудище на своем мудреном лошадином языке.

Еще рывок рогатой зверюги, и еще умопомрачительные финты… Папильона просто наслаждалась схваткой, откровенно издеваясь над гигантским быком, выплясывая в сантиметрах возле его рогов.

М-да… так Папи может играться до бесконечности. Купил я ее по случаю, у бродячих зингар, и не устаю до сих пор удивляться. Если бы не знал, что сейчас коррида как таковая еще не существует, то подумал бы, что зингары стащили иберийку у какого-нибудь пикадора. Папи просто рождена для парфорсной охоты, ей-богу, даже похожа своим видом на легавую собаку.

Во время очередного пируэта глянул на дерево и усмотрел, что Машка взирает на разыгрывающееся перед ней действо широко раскрытыми глазами и даже немножечко разинув рот.

Умудрился, содрав берет, изящно поклониться наследнице престола и легонько тронул лошадку шпорами. Пора…

Папильона, уйдя от очередного выпада, выскочила сбоку тура, и я, налегая всем телом, всадил ему рогатину чуть повыше лопатки. А потом, бросив древко, выхватил секиру.

Ну!..

Тур, роняя из пасти клочки кровавой пены, ткнулся мордой в землю, но выправился и, взревев, опять кинулся в атаку. Папильона скользнула в сторону и встала на дыбы. А когда она опускалась на ноги, в круп зверюги с хрустом врезалось кованное в Толедо стальное лезвие.

Зверь, захрипев, ничком рухнул на смятую траву.

Не верю!.. Ух ты!.. Вот это я!.. Все сделал по рекомендациям Торвальда Бременского, автора канонического трактата об охоте «Диалоги об увлекательнейшей и прелестнейшей страсти». Теперь осталось только…

Отъехал на несколько метров, соскочил с кобылки и, дождавшись, пока тур перестал биться, подошел к нему. Рубанул секирой чуть пониже затылка, окончательно добивая зверя, затем отломил дубовую веточку, смочил ее почти черной звериной кровью и, став на колено, протянул ее Марии:

– Этого зверя я посвящаю вам, моя государыня!

Жуткую отсебятину творю, но выглядеть должно весьма куртуазно…

– Я… я принимаю ваш… ваше… – Девушка попыталась слезть с дерева и едва не свалилась. – Барон… да снимите же меня…

Черт, идиот… в самом же деле…

Мария дождалась, пока я подбегу к дереву, и с легким вздохом упала мне в руки.

– Жан!!! – Ее алые губки провоцирующе близко приблизились к моим.

– Контесс… – Я решительно отстранился и осторожно поставил девушку на землю.

Черт! Тянет впиться в эти нежные губки, аж дыхание сводит. Но не могу! Не должен! Нельзя, черт побери! Ее одолевают девичьи гормоны, а я запросто могу головы лишиться.

– Но почему-у-у?! – Цепкая ручка вцепилась мне в колет и потянула к себе.

– Контесс… – Я отступил на шаг и, обнажив охотничью шпагу, стал на колено, затем протянул ее Марии. – Госпожа, лучше заколите меня собственной рукой, но не подвергайте таким мукам…

Мария озадаченно закусила губку, но промолчала, дав мне продолжить:

– … я горю как в аду, ежедневно подвергаемый чарам вашей дивной красоты, мои чувства к вам подобны земным и небесным стихиям, но я не достоин даже вашего взгляда. Ваша участь – любить королей…

– Кого мне любить, я решу сама… – перебила Мария. – Но… но…

– Контесс… Прошу вас… – Я расслышал приближающийся топот лошадей и подвел Марию к Папильоне. – Соблюдем приличия, а вечером, во время бала, я буду счастлив, в случае вашего на то желания, продолжить беседу…

Ф-фух… съехал-таки…

Дальше были охи и ахи вельмож, готовые распрощаться со своей жизнью егеря и бледный как смерть главный лесничий Отеля, обещающий мне за спасение своей чести немыслимые дары.

Не волнуйся, граф, я в общем-то некорыстный человек, но обещанное без зазрения совести стребую. Людишками, к примеру…

Охота с триумфом закончилась, и мы вернулись в замок. Я напоследок блеснул куртуазностью и подарил Папильону Марии. В отдарок получив трех породистых беарнских жеребчиков-двухлеток и лично ею вышитую коттдарме. В данном моменте я действительно не исхожу из корыстных мотивов: Машка – жуткий сорванец, подобные коленца она уже не раз выкидывала, так что теперь я поспокойнее буду, осознавая, что под ней моя иберийка. Немного жалко кобылку, но жеребцы хороши! Со временем пойдут на племя в баронии.

Вечером состоялся бал. Ну что могу сказать? Воистину, Бургундский Отель – самое куртуазное и блистательное место в Европе. Черт… я даже удивляюсь, как Карл умудряется воевать при таких расходах. Взятый мною за жабры казначей что-то лепетал про пару миллионов дефицита в бюджете. Если так, то это полный звенздец. Сколько это? Да примерно эшелон золота. Но предписанную деньгу и долг за мои поставки, стервец, выдал. Значит, можно с чистой совестью предаться развлечениям.

– Баронесса, вы сегодня хороши как никогда! – Как бы невзначай провел пальцем по запястью статной пышной блондинки в эннене, усыпанном золотыми звездами и полумесяцами.

– Ох-х… барон!.. Вы невозможно куртуазны!.. – Баронесса Вальпургия фон Шауэнбург, изящно отставив ножку в парчовой туфельке, крутнулась в па кароля. – Сегодня в полночь, в моих покоях…

Я почувствовал в своей руке небольшой ключик…

– Всегда к вашим услугам…

– Вот ключ от черного хода в мой будуар, а пока отведите меня к столу… мой сатрап на нас смотрит…

– Вы просто прелесть, Вальпургия…

Раскланялся с «сатрапом», перемолвился с ним парой словечек и украл Логана у камер-фрау графини Люксембург.

– Договорился, братец?

– А как жа… – Уильям влил в себя целый кубок мозельского и впился зубами в ногу косули под шафраном. – Это пфосто рай какойфто! Оторфусь на пофную катуффку…

Ну да… действительно рай. Мужья все на войне, а жены просто дуреют от такой невостребованности.

– На постой роту определил?

– Ну да. В казармы городской стражи. Нам под личный состав целый барак выделили. А сержанты на квартирах устроились. И конюшни…

– Молодец. С завтрашнего дня начинай заниматься…

– Барон, – прозвучало за моей спиной.

Обернулся и сразу склонился в поклоне, обмахивая паркет беретом.

Свет сотен свечей отразился миллионами солнечных зайчиков в усыпанном драгоценными камнями и шитом золотом платье герцогини Мергерит – жены Карла Бургундского. Мраморная кожа, высокий лобик, очень правильные, даже можно сказать – классические черты лица и то величие, которым писатели любят наделять лиц королевской крови. Думал, врут, но убедился сам: так все и есть. Хороша чертовка, вот только надменна – этого не отнять. И породиста – сестрица нынешнего кинга Англии.

Герцогиня, чуть тряхнув уложенными в золотую сетку волосами, кивнула мне:

– Барон ван Гуттен, я признательна вам. Мария мне все рассказала.

– Мой долг – служить короне Бургундии, ваша светлость.

– Я же говорю, он очарователен, но скромен… – рассмеялась появившаяся рядом с ней Мария и кокетливо оправила изумрудное бархатное платье. – Очень скромен…

– Пожалуй, я соглашусь… – Мергерит обратила на меня пристальный взгляд.

Такой пристальный, что я почувствовал себя привязанным к столбу на невольничьем рынке.

В ответ как мог обаятельнее улыбнулся герцогине. Без малейшего намека, просто чтобы показать свое расположение к ней.

Предвещая улыбку, на щечках Мергерит проявились очаровательные ямочки, большие карие глаза немного прищурились, уголки губ поползли вверх, но вдруг все бесследно пропало – и явилось красивое, но холодное и беспристрастное обличье.

– Барон ван Гуттен, мы довольны вами… – герцогиня без малейшего намека на приязнь чеканила слова, – …и вашей службой на благо Бургундии. Но государственные дела требуют вашего присутствия в Кастилии. Извольте отправиться немедленно. Наш камергер ждет вас с инструкциями. И еще…

Из рукава появился невесомый батистовый платочек, продетый в массивный перстень.

– …это уже знак моей личной признательности.

Герцогиня, передавая дар, слегка пожала мне руку, а затем резко обернулась и ушла, придерживая падчерицу за рукав платья и подергивая ее при попытках оглянуться.

Вот так. Классика. Это называется: каждый сверчок знай свой шесток. Очевидно, Машка поделилась своими чувствами с мачехой, с которой, по слухам, очень неплохо ладит. Вот и итог. Готов поспорить: Мергерит как женщина понимает падчерицу и, кажется, даже сама не против оказаться на ее месте. Все же ясно читается в ее глазах! Но! Но она в первую очередь не мать, а герцогиня, жена герцога Бургундии и, конечно, не может допустить такого мезальянса, пускай даже платонического, тем более не имеет права на вольное проявление своих чувств. Видимо, не очень уверена в девчонке, за которую всецело отвечает во время отсутствия мужа. Возможно, не уверена и в себе, но тут уже я сам не очень уверен. Взяла и благородно турнула опасного для девичьей чести барона от греха подальше, при этом выполнила задание мужа: отвлекающим маневром заслать ван Гуттена на Пиренейский полуостров.

Черт… немного обидно, но просто гора с плеч свалилась. В топку млядки и куртуазию, тем более с лицами королевской крови. Опасное и непредсказуемое это дело. Где бездельники Иост и Клаус? Домой, собираться. Рано утром отбываем. Вперед, в баронию.

Но помешали пажи герцогини. Они проводили меня в небольшую комнатку, где личный майордом Мергерит вручил мне большую шкатулку, полную блестящих свежеотчеканенных гульденов. Сопроводив это уверениями, что герцогиня Мергерит, внемля просьбе своего мужа, в свое время с удовольствием примет моих дочурок к себе в свиту.

Обида сразу пропала. Вернее, не пропала, а ушла далеко-далеко в глубины сознания. Да, вот такой я меркантильный. Не о себе, а о деле радею, коему деньги только способствуют. От полноты чувств подарил своим челядникам по золотому и отправил их домой собираться, оставив при себе только Иоста. Логана тоже не стал трогать, пусть всласть погромит оборонительные порядки бургундских дам – заслужил, чертяка. А сам, погуляв до полночи в саду, полез в покои баронессы. Так сказать, отметиться перед отъездом.

– Я иду, моя прелесть!.. – Отодвинул полог и в свете луны узрел на ложе вместо очаровательных округлостей костлявую фигуру в ночном колпаке и длинной камизе.

– Это ты, мой пупсик? – На меня, подслеповато щурясь, уставилась морщинистая худая физиономия с крючковатым носом и козлиной бородкой.

– Ага, мой козлик… – пребывая в полном охренении от увиденного, ляпнул я и быстренько свалил в коридор. А затем, слыша за спиной перепуганные вопли того самого «сатрапа», чмокнул в губы подвернувшуюся на пути заспанную миловидную служанку и рыбкой нырнул в окно.

Уже на полпути домой осадил Моргенштерна, хлебнул из фляги кисловатого и терпкого молодого вина, громко расхохотался и заорал, смотря в небо, усеянное мириадами сверкающих звезд:

– Черт, до чего же хорошо!!!

– Вы о чем, монсьор?

– Да ни о чем… поехали…

Глава 11

Слетел с Родена и, не обращая внимания на падающую на колени челядь, взлетел по лестнице. Рванул дверь в спальню и застыл на пороге…

– Жан!!! – ахнула Матильда и покачнулась, собираясь грохнуться в обморок.

Не дал…

Прижал к себе и впился в такие сладкие, желанные губы… Затем чуть ли не со скрипом зубов заставил себя оторваться и скомандовал:

– Где? Веди!..

Но, еще не договорив, услышал возмущенный пронзительный писк за перегородкой.

Ломанулся туда и зачарованно застыл…

Две дебелые румяные девки нянчили на руках одинаковые кружевные коконы, из которых выглядывали две сморщенные от возмущения, красные мордочки. Опять же совершенно одинаковые…

Матильда, гордо вскинув головку, поцокала каблучками к нянькам и вручила мне потомство.

– Вылитые ты! – оформила она сей акт словесно. – Такие же красавицы!

– А чего они орут? – глупо поинтересовался я и зачем-то поочередно сделал дочкам козу из двух пальцев.

М-дя… кажется, я то же самое спросил и у своей жены в прошлой жизни. Когда забирал ее из роддома. Идиот…

– Я же говорю, вылитый ты! – заявила Матильда, почему-то смутилась и добавила со слезинкой в голосе: – Помыслы Господни неисповедимы…

Все ясно. Женушка готовится к спросу за несанкционированное появление на свет именно девиц. И по нынешним временам такой спрос – вполне обычное дело. Вплоть до…

– Я рад! – решил раз и навсегда прояснить данный вопрос. – Очень рад тому, что ты, моя любовь, родила мне дочерей. Более того, уже обговорил вопрос с их признанием. Разрешение получено. Сегодня вечером составлю акт по всей форме. Но тебе все равно предстоит родить мне сыновей. Ясно?

– Жан!!! – Матильда на глазах стала оживать.

Даже зыркнула с молнией во взгляде на нянек, разинувших рот от созерцания господских разборок.

Еще раз поцеловал ее, закрепляя свою милость и прежнюю любовь, и вручил перстень с громадным звездчатым сапфиром. А также шкатулку с частичкой будущего приданого для дочурок. Намародерил… А как же. Кровиночки мои…

Люблю их! И люблю норовливую фламандку! Вот прямо сейчас готов затащить ее на ложе. Шоссы сейчас лопнут от стояка. Но не могу… Время! Время, тудыть его в дышло! Как я уже говорил, учет и соответственный спрос – основа прогрессивного феодального хозяйства. А еще пилить дальше, ферфлюхтера Рафу на клочки рвать, потом англы и клятый Пьеро не за горами.

– Держи… – передал любимой дочурок, не забыв поцеловать крошек. – Буду поздно. Ванну мне приготовьте и отчет по дворовым делам. Отчет – в первую очередь. Все, я на пленэре, да… сейчас принесут сундук, поместишь его в сокровищницу…

– Жан!!! – Жалобный стон в спину.

Извини, родная…

Вышел в коридор и окинул взглядом кучку ближников, активно работающих локтями в надежде выбраться в первые ряды. Всех охвачу, для всех найдется доброе слово или наоборот. Вот только для меня сейчас главное…

Углядел Исаака, скромно стоящего в сторонке, и поманил его пальцем. А заодно вызвал в кабинет Виллема Аскенса, моего бывшего отрядного профоса. Виллем отошел от службы и подвизался в баронии в должности обер-мэтра кузнечных дел – то есть главного кузнеца.

Окинул взглядом кабинет… Н-да… постарались. Все заново оштукатурено, появились резные дубовые панели и комплект мебели в мрачном готическом стиле. Шикарное кресло с любовно вырезанными черепами на подлокотниках. Ох… ёптыть… а это что такое? На потолке обнаружил роспись, являющую собой какие-то адские страсти. Явно Босх поработал. А что: в тему… Нравится. Надо будет парня премировать за старание. Но сначала осмотрю все, что он наваял и продолжает ваять. Провел рукой по бюро. Весьма, даже пыль отсутствует. А вот сюда прилеплю щит и парочку протазанов. А здесь свой портрет при полных регалиях…

– Ваша милость… – раздался робкий голос Исаака. – Значица…

Его перебил густой бас Виллема:

– Капитан!!! Ну наконец-то! А я-то думал – кому понадобился старый Виллем… – Профос собрался приложиться к ручке, но потом, видимо вспомнив, что не люблю я этого, просто поклонился.

– Рад видеть тебя, старый медведь… – Я похлопал по спине профоса. – Как ты?

– Вашими молитвами, капитан. Значица, по мере сил. Вот как раз закончили монтировать новую герсу с хитрым воротом. Лично ковал! Ох, а как я рад!.. – Мастер широкого профиля сентиментально смахнул слезинку в уголке глаза.

– Ладно, братец. Ты мне лучше скажи: как там твое хозяйство в подвале поживает?

– А как? Все в лучшем виде, вот только без дела простаивает. А вы к чему спрашиваете? Неужто есть клиент? – Виллем радостно потер руки.

– Возможно, появится… очень скоро. Ладно, иди, братец. Сегодня вечером разобьем парочку бочек мозельского и всласть попируем. Но будь наготове, можешь понадобиться.

– Ваша милость… – Исаак было опять собрался докладывать, но его перебила череда слуг, потащивших в кабинет подносы с едой.

Ага. Матильда опомнилась от шока. Махнул пару глотков винца собственного производства и наколол на нож ломоть осетрины. Недурственно…

– Ваша милость, могу отчитаться по…

– Успеешь еще. Живо яви мне всё про контору Рафы и про него самого. Понял, о ком я? Всё – это значит всё. Абсолютно всё, до последней сплетни. И задумайся, для чего вызван Виллем.

– Простите, ваша милость… Я немного не понял.

– Чего ты не понял? Про кровь христианских младенцев в маце, про отправление нечестивых обрядов и поругание христианских символов. Про поклонение нечистому. Всю его грязь и мерзость – всё мне яви. Про торговые аферы тоже не забудь упомянуть. И не вздумай врать про то, что он честный христианин, – враз на кол сядешь…

– В-ваша м-милость… но я…

– Эй, кто там! Фра Михаэля сюда и передайте Виллему, пусть готовит инструментарий! – отдал я команду, а затем встал с кресла и подошел к бухнувшемуся на колени Исааку. – Знаешь что, Исаак? Я очень ценю тебя… правда, ценю, но речь идет о моей жизни и жизни моих ближних. Так что даже глазом не моргну, отправляя тебя на дыбу. Впрочем, оставляю шанс доказать свою преданность. Делай свой выбор, еврей…

Последовавшую за сим мизансцену можно упустить. Не до такой степени я еще оскотинился, чтобы упиваться собственным сволочизмом. Хотя по сравнению со своими нынешними современниками я просто ангел божий, но равняться на них не хочу… и не буду.

– Можете казнить… – Исаак уронил голову на грудь. – Но большего я не знаю…

Я вздохнул с облегчением… Тьфу ты – а я и вправду приготовился услышать про кровь младенцев и прочую чушь. Но информации все равно с головой хватит, чтобы угробить не только Рафу, но и его папеньку за компанию. Но с папашей мы пока повременим.

– Этого, думаю, хватит. И не изображай из себя страдальца. Тебя хоть пальцем кто-нибудь тронул?

Исаак понуро покачал головой.

– Ты сочувствуешь этому ублюдку?

Опять отрицательный жест.

– Тогда в чем дело?

– Ваша милость… – Еврей печально на меня посмотрел. – Я взял на себя грех доносительства, о чем и печалюсь.

– Это твой долг примерного христианина. Ты примерный христианин, Исаак? Или ты одобряешь сии мерзости и подобное богохульство?

– Истинный христианин! Богохульство не одобряю! – Еврей осенил себя размашистым крестным знамением.

– Вот видишь, а это осиное гнездо рано или поздно и без тебя прихлопнули бы. Да не кривись ты, не кривись. Есть для тебя и хорошие новости.

– А какие, ваша милость? – В глазах Исаака появилась тщательно маскируемая заинтересованность.

– Я попробую решить вопрос таким образом, что предприятие Рафаэля Цимлера будет продано с торгов; и догадайся – кто его купит?

– У меня возникнут проблемы с его отцом, он очень влиятельный человек в гильдии, – задумчиво ответил Исаак. – Вот если…

– Ты не попадешь под подозрение, мало того – окажешься в некотором роде спасителем. Но об этом немного позже. Мне доложили, что ты построил себе домик в Гуттене?

– Да, ваша милость, но вы же сами разрешили…

– Успокойся, я не гневаюсь. Вот прямо сейчас отправляйся туда под домашний арест. Да не закатывай глаза!.. Это только на пару дней. К тебе явится мой аудитор Хорст Дьюль, ему и явишь всю отчетность. Потом оба – ко мне на доклад. Все, свободен. Пригласи сюда фра Михаэля.

– Ваша милость! – Капеллан, войдя в кабинет, состроил умильную рожу и кинулся целовать мне руки. – Слава Пресвятой Деве Марии!

– Рад вас видеть. Присаживайтесь, падре. Нам предстоит кое-что обсудить…

Оторвался от дел только глубоко вечером, причем успел проинспектировать только замок. Все, что вне стен, охватить не успел – устал как собака и перенес на завтра. Ну что же… доволен я. Конечно, не обошлось без матюгов, а в парочке случаев даже тумаками награждать пришлось, но в целом картина мне явилась вполне благопристойная. Порадовали…

Замок полностью отремонтировали; мало того, я его сразу даже не узнал. Сменилась архитектура башен и донжона, появились каменные машикули и парные барбаканы перед въездом. Ров вычистили и углубили, даже пробили потайной подземный ход к берегу моря. Словом, порадовали хозяина, хотя и придется переделывать артиллерийские площадки на башнях. Угол обстрела меня категорично не удовлетворяет. Кстати, орудия на них уже стоят. Двенадцать казнозарядных фальконетов, снятых с шебеки, бомбический единорог в единственном числе и какая-то жуткая вундервафля от Фена. Демонстрация назначена на утро. Черт, попал в жесткий временной цейтнот. В баронии я могу задержаться максимум на неделю, причем за это время надо еще провернуть спектакль в Антверпене…

– Жан… – Матильда мягко убрала мою руку, – доставь мне удовольствие.

– Ладно, kotik. – Я откинулся на спинку кресла. – Но право дело, лучше бы ты присматривала за дочурками.

Матильда заявилась в кабинет и вознамерилась лично провести акт омытия мне ног, так сказать, продемонстрировать свою любовь и покорность. Черт знает что…

– С ними все в порядке, – улыбнулась фламандка. – Мне очень приятно, что ты о них так заботишься… Вот и все, а теперь позволь мы переоденем тебя. Все уже для праздника готово. Петер своих поварят совсем загнал, но кричит: не ударю в грязь лицом перед хозяином!

– Это хорошо.

Посмотрел на свою женщину. Фламандка стала еще привлекательнее. Добавилось какое-то внутреннее очарование. Немного раздобрела после родов, но это ей неимоверно идет. И еще: слово «заматерела» может на первый взгляд показаться неприменимым по отношению к женщине, но тем не менее оно происходит от слова «мать», то есть рожавшая женщина. Так вот, Матильда именно заматерела, ее красота стала похожа на вкус выдержанного вина: такая же изысканная и благородная. Просто удивительно, что она не имеет в себе ни капельки благородной крови.

– Мати, ты мне никогда не рассказывала, откуда ты родом… – Я вытянул руки, позволяя снять с себя камизу.

– Из Брюсселя, милый.

– Кто твои родители?

– Не шевелись, я зашнурую завязки…

– Не заговаривай мне зубы: кто родители?

– Отец всю жизнь паромщиком был. Мать – белошвейкой. Только их уже нет… Этот пурпуэн или этот?

– Сожалею… Бархатный с кожаными вставками давай…

Беседуя с фламандкой, я ощущал полное умиротворение и даже, черт подери, наслаждение. Наверное, это и есть любовь? Да, я кобель еще тот, образ героического барона-сердцееда обязывает, но ни с одной женщиной я себя не чувствовал так спокойно и хорошо. Будь проклято это средневековье! Лучшей жены я себе никогда не найду, но клятые сословные законы ставят непреодолимые препятствия. Да и черт с ними. Обойдемся без штампа в паспорте. Что? Верно: какой, на хрен, паспорт?.. Тьфу ты… опять определения двадцать первого века в голову лезут…

– Ну вот… – Матильда поправила орден у меня на шее и отступила на шаг. – Милый, ты настолько хорош, что девки, наверное, штабелями падают.

– Не говори чушь! – Я резко прекратил неприятную для себя тему. – Ты сама готова?

– Я с детками побуду. – Матильда чмокнула меня в щечку и направилась на выход, сопровождаемая стайкой служанок. У двери обернулась и, лукаво улыбаясь, заявила: – Буду ждать тебя в спальне: хочу проверить, не растратил ли ты силы на благородных сучек.

– И докажу…

Луиджи и Пьетро открыли тяжелые резные двери. Сделал шаг вперед и остановился.

Сводчатые потолки, огромный камин, в котором пылают смолистые бревна, гобелены трепещут под легким сквозняком, языки пламени, отблескивая на потолочной росписи, оживляют образы сюжета. Красиво и мрачно… как и должно быть в настоящем рыцарском замке. Тем более – в моем.

По залу прошел гул. Я посмотрел на ближников…

Вот Питер в лихо заломленном поварском колпаке застыл с шеренгой своих поварят возле громадного блюда с запеченным целиком вепрем. Вот Тиль Веренвен смущенно потирает бороду. А это Самуил бен Гурион теребит пушистый пейс. А это инженерные гении Фиораванти и Фен. Рядом с ними – благодушная рожа фра Михаэля и красная, как начищенный медный котелок, обширная физиономия Виллема Аскенса. Дальше – Гуус Бромель, Торвальд Баумгартнер, Мюст Хиддель, еще преданные морды разбойного вида…

– Рад вас видеть, братья! Ну что – нажремся?

– А как жа-а-а-а!..