Текст книги "Страна Арманьяк. Компиляция. Книги 1-7 (СИ)"

Автор книги: Александр Башибузук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 130 страниц)

На этот раз он мне вручил золотую монету с каким-то мужиком, на коленях принимающим знамя из рук Иисуса Христа.

– Как называется? – Я бросил ее Туку.

Шотландец мельком глянул на монету и вернул ее Иосту:

– Цехин. Венецийский цехин, монсьор. Добрая монета.

Иост сверился с бумажкой и продолжил:

– И три кучки по десять монет вот таких…

В моих руках очутился серебряный стюрвейер.

– Так сколько итого? – спросил я у парня и поощрительно улыбнулся, ожидая, что он мне отбарабанит сумму.

Но дождался только сконфуженного выражения лица у мальчишки.

– Так далеко мы еще не учили, монсьор… – промямлил он.

– Эх ты, разумник… – Я ласково потрепал его по непослушным вихрам и разрешил поесть.

– Серебра примерно на двести ливров, монсьор, ну и тридцать золотых цехинов, – подытожил Тук.

– Братец, а ты прикидывал, сколько весь товар со шебеки стоит?

– Дык точных цен мештных я не знаю, моншьор, – прошамкал с набитым ртом шотландец, – тут не Бургундия. Но мнится мне, что этот шид ободрать хотел эконома как липку. Шами пошудите: за рабов по шетыре гульдена – это уже што двадцать, и товару у нас на три шотни, не меньше…

– Прожуй.

– Што, моншьор? – опять прошамкал Тук и, состроив зверскую рожу, показал кулак отчаянно старавшемуся сдержать смех Иосту.

– Ладно… proechali… – Я махнул рукой, удобнее устроился в кресле и, попивая вино, постарался прикинуть свои дальнейшие действия.

Трофейную монету однозначно реквизирую в свою пользу и пущу ее на обустройство мастерских. Литейка обязательно нужна, оружейная мастерская, кузня… и все такое прочее. Опять же деревеньку вторую заложу – для своей дружины, мастеров и управителей. Селить их в Гуттене и смешивать с сервами считаю нецелесообразным. Разница великая между ними в статусе. Если денег не хватит на все, сотню возьму из бочонка, а остальное – в резерв. Это не мои личные деньги, а деньги компании, на нее и будут тратиться. Оружия прикупить – вооружить пополнение, хватит с головой, но это только в базовом варианте, а с претензией и на остальную экипировку – опять расходы предстоят. Со временем шебеку возьмусь перестраивать, и гавань нужно в бухте оборудовать… Еще чего интересного надумаю – вот тут заветный бочонок и пригодится.

А замок… для обустройства и восстановления замка у меня есть хренов работорговец в подвале. Стратегический ресурс, ёптыть. Если я правильно все понимаю, папаша за своего сыночка, при правильном подходе к ведению переговоров, мне второй замок построит. И не только. Хотя всякое бывает…

Ладно, хватит пузо набивать, под дверью ближники мои уже топчутся, соображения свои изложить хотят. Пошарил взглядом по столу, выбирая, что еще слопать… И понял, что просто не влезет. Обожрался… Ну и не надо.

Возле каморки, наспех оборудованной под кабинет, толпились ближники, и немного в стороне жался к стене староста, боязливо косясь на вооруженных до зубов головорезов.

Из общего вида немного выбивались Фиораванти и Фен, они сидели на корточках и что-то вполголоса обсуждали в компании моего обер-мэтра-бомбардира Пелегрини. Архитекторов уже переодели, вымыли, обрили, и теперь оба щеголяли лысыми головами. И это правильно, нечего лишних насекомых разводить.

Невольно припомнилось, как я встретил Тука, и как он после купания в ледяном ручье по моей настоятельной просьбе брил себе голову кинжалом. Твою же мать, как быстро время летит… А теперь вон у скотта грива уже как у лошади выросла, и он по моему примеру стягивает волосы в хвост на макушке. Но они у него длиннее, я периодически свои по плечи обрезаю. Согласно бургундской моде… модник, мля…

Волосы, конечно, дело наживное, чего не скажешь о месте их произрастания. Но с головами вроде у ученых все в порядке.

Граждане приближенные, увидев меня, дружно приняли строевую стойку и застыли в томлении – кого же капитан дернет первого на ковер?

– Маэстро Фиораванти… – бросил я на ходу и вошел в комнату. – Прошу…

Стараниями челяди комнатушку уже привели в более-менее презентабельный вид. Смотрелось, конечно, еще по-сиротски, но стол с креслом присутствовали. Даже ковер и пару древних гобеленов на стену повесили. Ничё… без претензии, но со временем я тут Версаль устрою или даже лучше.

Поправил подушки на венецианском кресле и уселся поудобнее. Мне в этом кресле еще часа три сидеть, а седалище чай не казенное. Взял со стола очиненное гусиное перо и немножечко затосковал по-своему золотому «паркеру», оставшемуся в двадцать первом веке… М-да… печально, но, как это ни странно, я уже этих мелких бытовых неудобств почти не ощущаю. Даже свыкся с бритьем жуткой опасной бритвой. Да и хрен с ним…

Ну и где эта творческая личность? Креакл, его мать…

Итальянский архитектор бочком проник в кабинет, загруженный рулонами бумаги. Иост уже успел мне нажаловаться, что тот выпросил почти все наши запасы писчего материала и гусиных перьев с чернилами. Но я приказал не жлобиться и отдать все, что потребует.

– Присаживайтесь, маэстро, – показал я ломбардцу рукой на табурет, – и докладывайте.

Архитектор поклонился и присел на краешек табуретки, не выпуская из рук свои записи.

– Сеньор барон, я хочу вам высказать некоторые соображения по устройству…

– Это немного позже, маэстро… – Я облокотился на стол и посмотрел в лицо ломбардцу. – Начнем с другого. Скажите, почему вы не спешите домой?

– Так заметно, сеньор барон? – Ломбардец грустно улыбнулся. – Хотя… с вашей проницательностью это и неудивительно, – польстил он на всякий случай и печально вздохнул.

– Не вижу поводов к печали, маэстро. Для человека дом там, куда ему хочется возвращаться. Так что случилось?

– Увы, по не зависящим от меня обстоятельствам возвращение в Геную для меня смертельно опасно… – Ломбардец машинально провел ладонью по лысому черепу и пригорюнился. – Эта досадная история с фальшивыми монетами забрала у меня все. И место в ложе, и доброе имя, и даже любовь…

Итальянец, перемежая свою речь горестными вздохами, поведал мне занимательную историю, как он со своим знаменитым дядей Аристотелем Фиораванти, взялся по заказу епископа Донателло Сфорцато сделать автоматизированный пресс для чеканки монет, как потом впал в немилость и по обвинению в чеканке фальшивых денег угодил в кутузку.

Насколько я понял, сам факт преступления присутствовал, конечно, в меньшем масштабе, чем предъявлялось, но причиной ожидаемо оказалась любовь. Это у Пьетро, а у его дядюшки Аристотеля, который сейчас строит в Москве соборы и пушечные дворы, причина, скорее всего, была более прозаической. Просто корыстной. Но ломбардец коснулся ее только вскользь, а я не стал выпытывать подробнее. Оно мне надо? Так вот…

Некая Бьянка Спалетти, дама полусвета, настолько вскружила голову любвеобильному Пьетро, что он, войдя в сговор со своим родственником, несколько раз использовал почти готовый пресс по назначению… Но не в ту пользу. Тайное стало явным, ибо оная Бьянка находилась в некоторой интимной связи как раз с самим епископом, и оба достойных представителя династии Фиораванти оказались в сырой темнице. Скандал замяли, постаралась ложа, но пришлось бежать под страхом смерти, ибо епископ поклялся спалить соперника как еретика, если он хоть ногой переступит границы Италии. И дядю, кстати, тоже за компанию собирался поджарить. И они побежали… каждый в свою сторону. Аристотель – в Московию, благо у него было уже приглашение от Ивана Третьего с обещанием «гринкард», а Пьетро убыл на Мальту вместе со своей бригадой, у которой тоже рыльце было в пуху. Они маленько побуянили в траттории, и того, кого не надо, по пьяни зверским образом прирезали.

– Весьма занимательно… – Я постарался скрыть свою улыбку от ломбардца.

– И весьма печально, сеньор барон… – добавил архитектор и состроил жутко страдальческую рожу.

Да-а-а… вот как-то исторически сложилось, что особи мужеска полу всегда страдают из-за своей неуемной страсти к полу женскому. И в пятнадцатом столетии, и в двадцать первом… Страдают и все же не могут обходиться без источника своих страданий, который одновременно является источником вдохновения, наслаждения и объектом поклонения. И будет так всегда, хотя некоторые современные европейские тенденции могут поставить на этом жирную точку. Но мне этого содомского апокалипсиса, слава богу, уже не увидеть. Вот и славненько…

– Маэстро Фиораванти, я развею вашу печаль. Я дам вам работу, деньги, славу, и вы сами не заметите, как рядом с вами окажутся любовь и страсть. Право слово, не стоит расстраиваться по пустякам. Могу, к слову, сказать, что у вашего дяди Аристотеля все в порядке, он сейчас трудится над величественным проектом и находится в милости у гранд-принца Московии.

– Но откуда?! – Ломбардец от удивления вытаращил на меня свои выразительные черные глаза.

Вот черт… опять сболтнул лишнего… надо как-то выкручиваться…

– Я… я просто в своих странствиях встретил послов принца Иоаннуса Московского, и они мне за кружечкой вина рассказали все новости их великой страны. Но это лишнее… – поспешил я прекратить скользкую тему. – Предлагаю сосредоточиться на насущном.

– Да-да… – Ломбардец суетливо развернул на столе лист бумаги. – Я очень рад, что с моим почтенным дядей все в порядке. Вот смотрите, сеньор барон. Это примерный чертеж замка после его полной перестройки…

– Главное, чтобы без ускорения… – пробормотал я, разглядывая эскиз.

– Простите, сеньор барон?..

– Не обращайте внимания, лучше объясните: что вот здесь будет?

Через час у меня голова кру́гом стала идти от громадного количества средневековых фортификационных и архитектурных терминов, но я одновременно проникся уважением к ломбардцу в частности и средневековому инженерному делу – в общем.

– Впечатляет, маэстро, впечатляет… – Я отодвинул чертежи от себя. – А что вы мне скажете о маэстро Фене? Насколько он сведущ в вашей науке?

– О-о-о!.. – с пылом воскликнул итальянец. – Он мне оказал неоценимую помощь в планировании. Он великий мастер в деле деревянных конструкций, и я решил, что всем связанным с деревом будет заниматься он. Просто у маэстро Фена в стране не используется в должной мере камень, и это наложило определенный отпечаток на его мастерство. Опять же он взял на себя все кровельные работы…

– В общем, я так понял, что вы поладили, – прервал я поток восхищений и любезностей. – Теперь такой вопрос. Вы сведущи в литейном деле?

– Я инженер, сеньор барон! – Итальянец гордо вскинул голову, задрав свой выдающийся романский нос и выпятив не менее выдающийся подбородок. – Я лил колокола, я лил бомбарды, я лил… да спросите маэстро Пелегрини, он слышал о моем мастерстве… Я умею…

– Отлично. – Я чуть не расхохотался, глядя на надувшегося от собственной важности ломбардца. – Верю, верю… Значит, вам еще предстоит спроектировать литейную мастерскую. Но это позже. Мне нужен от вас список всех необходимых материалов и расчет потребности в сторонних специалистах. Причем уже завтра к вечеру.

– Как прикажете, сеньор барон, но кажется мне, что камень вам покупать не придется, а понадобятся просто хорошие каменотесы. Совсем неподалеку есть заброшенная каменоломня. Камень из нее как раз и использовали в постройке этого замка…

– Это радует… – пришлось в очередной раз прервать итальянца. – Да, кстати, вы обдумали цену ваших услуг?

– Я обдумал, сеньор барон, – с достоинством поклонился ломбардец. – Я не возьму с вас денег. Моя работа – это моя благодарность вам за спасение. Мне хватит ежемесячного скромного жалованья и кормового содержания. Мои люди решили так же.

– Хорошо, маэстро. Сделаем так… Вы назначаетесь на должность обер-лейтенанта-инженера с жалованьем десять ливров в месяц и приличествующим содержанием. Жалованье же вашим людям будет из расчета ливр в месяц. Так вас устроит?

Лицо ломбардца вспыхнуло от удовольствия и он вместо ответа глубоко поклонился мне.

– Вот и хорошо… – Мне стало понятно, что я, как всегда, переплатил, но, честно говоря, от этого факта я не особо огорчился: если ломбардец устроит все так, как запланировал, то этих денег он стоит.

– Вы свободны, маэстро; и пригласите сюда маэстро Фена, – пришлось погнать инженера с глаз долой.

Если я каждому буду уделять столько времени, как этому итальянцу, то освобожусь только утром, и то не факт. Всех проблем за один раз не решить, поэтому потреблять посетителей буду только строго дозированными порциями. Меня Матильда уже в койке ожидает, да и у самого в голове и кое-где пониже совершенно ясное томление наблюдается, а приходится дела ворочать. И ничего не поделаешь…

– Господин! – В кабинет проник китаец и бухнулся у входа на колени, склонив голову и уперев кулак правой руки в ладонь левой.

– Встаньте, мастер Фен, и в дальнейшем не делайте так. Вы свободный человек, и достаточно лишь поклона, и только в приличествующих случаях необходимо становиться на одно колено.

– Как прикажете, господин! – Мастер живенько принял вертикальное положение.

– Да, так лучше. Садитесь. Как вы устроились, мастер Фен?

– Очень хорошо, господин… – Китаец опять почтительно склонил голову. – Нам с мастером Пьетро выделили целый шатер, и мы ни в чем нужды не имеем.

– Подходит ли вам наша пища?

Китаец едва заметно улыбнулся и коротко ответил на вопрос:

– Все необходимое есть. После рабской еды это просто дары богов. Хотя я немного тоскую по привычным для меня блюдам.

– Мне доложили, что вас нашли запертым в маленькой каморке на шебеке. Почему вы были не со всеми?

– Я выказал неповиновение, господин, – невозмутимо ответил Фен. – Это довольно долгая история, и я не уверен, стоит ли досаждать ею моему господину…

– Стоит, мастер Фен, стоит. Мне очень интересно, как вы вообще оказались в рабстве, да еще на другом конце земли. – Я отпил сидра из бокала и требовательно посмотрел китайцу в глаза. – Я хочу знать вашу историю, а когда я чего-то хочу, я обычно это получаю. Начните с самого начала.

– Как будет угодно моему господину. Я родился в провинции Нанкин, в семье простого письмоводителя, работавшего в хун-бу… – Китаец слегка запнулся, а затем перевел: – Это государственная контора, которая занимается налогами…

Китаец, несмотря на свой акцент и довольно посредственное знание языка (русский он знал еще хуже, поэтому рассказывал на итальянском), оказался великолепным рассказчиком. Я даже понимал сложнопроизносимые названия государственных китайских учреждений, в которых он успел поработать и поучиться.

Несмотря на свою относительную молодость (ему недавно исполнилось тридцать шесть), он оказался настоящим… как бы это правильно сказать… гением. Да, настоящим гением и вундеркиндом. Он еще в десять лет окончил деревенскую общинную школу. Затем с успехом сдал экзамен и окончил в тринадцать школу «шуань» (насколько я понял, это учебное заведение было уже классом повыше, что-то типа профтехучилища). Дальше он, как лучший ученик, был направлен в высшую школу – «тайсюэ», аналог нашего института, и тоже ее окончил с отличием всего за три года. Определенного профиля эти заведения не имели, учили там всему и помногу. Считалось, что государственный чиновник должен быть всесторонне развитым. Так что пришлось Фену учиться даже военной науке, хотя он сам тянулся больше к естествознанию.

Венцом его учебной карьеры стало его направление в двадцать лет в Высшую государственную академию – Гоцзыцзянь. Сто тридцать экзаменов при поступлении, в том числе и по магии. Да-да, по магии – вы не ослышались, Фен и его сдал успешно… Я при упоминании такого количества экзаменов чуть не сполз под стол, тихо ошизевая. И высочайшим императорским разрешением, несмотря на недопустимость обучения его сословия в этом заведении, Юйсян был туда принят. Кстати, срок обучения в этой академии на отдельных факультетах составлял пятнадцать – двадцать, а то и двадцать пять лет. Это вам не это, как говаривал один известный киноперсонаж.

Обучался он на факультетах естественных наук, происхождение все-таки закрывало путь на высшие чиновничьи должности и соответствующие факультеты. За время обучения Фен проштудировал охрененно большой энциклопедический труд «Юн-лэ да дянь», что переводится как «Великий свод знаний годов правления…» каких-то там Юн-лэ. Сей почтенный труд насчитывал больше десяти тысяч томов, включавших свыше двадцати тысяч глав, и содержал разделы по истории, каноническим и философским трудам, астрономии, географии, медицине, техническим знаниям и искусству. Просто охренеть можно… но и это еще не все. Пришлось штудировать еще множество трудов не меньшего объема и написать пару десятков своих. Короче, академию он закончил где-то в тридцать лет и получил назначение в Шанхай, на должность, звучавшую как «дворцовый архитектор», а на самом деле включавшую в себя множество не связанных с архитектурой обязанностей. Этакий придворный ученый-универсал, попросту говоря.

Вот с этого момента потихоньку и начался печальный этап в жизни китайского гения Фен Юйсяна. Для начала он автоматически обзавелся кучей недоброжелателей из числа чиновников, которые старались устроить на эту должность своих сыновей. Карьера при столь мощном противодействии у него сразу не задалась. А тут он как нельзя «кстати» поспорил с главным дворцовым архитектором и выиграл спор, построив систему фонтанов при дворце. И тут же был обвинен в неканоничности и чуть ли не святотатстве. Очешуеть!

Потом на придворных поэтических чтениях его поэма (не сомневаюсь, самая поэтичная и изысканная) была освистана, и последовало обвинение уже ни много ни мало, а аж в монголопоклонничестве, невосторженном образе мыслей и неблагонамеренности к властям предержащим. Оказывается, в Китае на данный момент времени есть некая литературная инквизиция. Причем работает она не хуже религиозной европейской. По итогу разборок с должностью пришлось расстаться, и то можно считать, что Фена посетило великое везение, в противном случае могли сварить в масле или еще чего экзотичнее.

Ну а дальше, в апогее везения в кавычках, ему просто двинули одним вечерком по голове, и очнулся он уже на борту джонки, хозяева которой и продали невезучего китайца сарацинским купцам в каком-то индийском порту. Сам Фен лепетал о некоем проклятии, которое стало причиной такого падения, но я понял, что это просто… даже не знаю как сказать… карма, что ли… Хотя и проклятие тут вполне вероятно. Кто его знает, что там может у древних китайцев водиться… Вот во Франции в пятнадцатом веке – ведьмы так вполне настоящие. Сам убедился…

Вследствие либо проклятия, либо просто фатальной общей невезучести таланты китайца на рабском поприще оказались невостребованы. Хотя он честно пытался привлечь к себе внимание и даже соорудил ветряную мельницу какому-то там полудикому берберскому шейху… и оказался в гребцах, так как обладал выносливостью и сложение имел довольно крепкое. А главное – чтоб не умничал. Потому как шейх убежденно считал, что того, чего нет в Коране, быть вообще не должно.

И тут невезучий гений решил стать на путь жесткого противодействия тюремной администрации, читай: объявил войну судовым надсмотрщикам. Короче, пошел в отказ. Китаец мне пытался объяснить, почему он так решил, оперируя какими-то философскими понятиями древнекитайских гуру, но я перевел всю эту хрень для себя на понятный язык. Короче, если все хреново, и с каждым днем хреновей, и не везет уже вообще критически, то проще самому сдохнуть, проявив несгибаемость китайского характера. Вот как-то так. Но надсмотрщики тоже имели свою несгибаемую философию и методы, веками отработанные на сотнях рабов. Его стали пороть нещадно и перестали кормить. Китайцу еще повезло, что бунтовать он стал в плавании, а гребцов на шебеке ощущалась нехватка, а то его попросту выбросили бы в море, и все.

Китаец сразу понял свою ошибку и пообещал излечить капудану его подагру. И даже успел немного облегчить страдания старому арабу. Пороть его перестали, но и кормить нормально не начали в назидательных целях, а держали в запертой каморке под рукой, ибо постоянно отцеплять его от остальных гребцов – еще та морока…

– Вам очень повезло, мастер Фен, – резюмировал я похождения китайца. – Отчего-то мне кажется, что полоса вашего невезения закончилась.

– Я тоже так считаю, господин, – вежливо поклонился Фен. – Рано или поздно превратности жизни совершают полный круг и возвращаются к основам.

– Я думаю, нам предстоит еще множество бесед, но, к сожалению, я сейчас ограничен во времени. Вот список того, чем вы мне можете оказаться полезным. – Я взял лист бумаги в руки…

Китаец, заслушав список, сразу начал меня так радовать, что я мгновенно забыл про томящуюся в пустой постели Матильду.

По итогу общения я возвел его в должность лейтенанта-инженера и выделил штат из четырех помощников, который ему предстояло отобрать самому из учеников компании и способных сервов из деревеньки. Ну и выписал полный карт-бланш в действиях и полную свободу передвижения по баронии. Даже прикрепил охрану из двух стрелков.

Ох и ценный кадр мне попался… Разная керамика, топливные брикеты из водорослей, стеклянные изделия, бумага, тушь, долгохранящаяся лапша с консервированными овощами и лак вместе с составом для покрытия судовых корпусов – это еще мелочи. Он пообещал мне изобрести капсюли, боевые ручные ракетометы с напалмом (но это, естественно, с моей помощью) и установить ветряные двигатели на токарные станки. Да и сами станки по металлу тоже пообещал изобрести, так что сверление пушечных и аркебузных стволов перестало казаться мне фантастикой. Да еще много чего… Просто генератор научной мысли, а не китаец.

Правда, некоторые проекты, типа боевых пилотируемых воздушных змеев с бомбовой нагрузкой из глиняных зажигательных бомб, я беспощадно забанил. Не надо нам такое: начнет испытывать – и сложит свою талантливую головушку, да и вообще это слишком для Средневековья. Мы как-нибудь по старинке… потихонечку… И тильки для сэ́бэ.

А может, его под стражей держать, по типу бериевской шарашки? Кстати, если судить по мемуарам содержавшихся в подобных заведениях, очень уж стимулирует научно-творческую мысль их режим. Хотя нет, это уже слишком; просто приставлю к нему парочку недреманных глаз, чтоб пылинки с него сдували, и все… Суперценный же кадр, ёптыть…

На таких положительных эмоциях прогнал остальных докладчиков по ускоренной программе, но все равно освободился далеко за полночь. Тяпнул полбокала вина и поспешил в спальню, которую благодаря усилиям моей пассии наконец-то привели в приличное состояние.

– Я жду и жду, а он непонятно чем занимается… – капризно промурлыкала Матильда, раскинувшаяся во всем своем обнаженном великолепии на кровати. – Иди ко мне скорей…

– Уже лечу… – Я содрал с себя халат и рыбкой нырнул в постель. – Куда… а ну назад, сейчас будем делать бастарда номер один…

И делали…