Текст книги "Страна Арманьяк. Компиляция. Книги 1-7 (СИ)"

Автор книги: Александр Башибузук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 104 (всего у книги 130 страниц)

Мешать не стал, пусть общаются. На правильном пути процесс коммуникации. Глянул чутка и направился к Инге.

Норвежке отвели покои не в пример скромнее моих – темную келейку, очень смахивающую на чулан. При ней обнаружилась сухонькая старушка в черном, со строгим иконописным лицом.

– Жива будет, княже... – сухо отрапортовала бабушка после поклона. – Что с ней сдеется, с волчицей варяжской...

И скрестив руки на груди, шагнула от узенькой кровати, на которой лежала Инге. Выглядела норвежка вполне живой, только была очень бледная и осунувшаяся.

– Бабка Секлетея, – дополнила Забава. – Знатная травница, слов на ветер не бросает. Если сказала – так и будет.

И неприязненно окинула взглядом норвежку. Впрочем, та ответила тем же, не с меньшей ненавистью.

– Как вы, графиня?

– Лучше, – коротко ответила Инге. – А я смотрю, вы уже обзавелись...

– Вам то что? – оборвал я ее.

– Да ничего... – норвежка скривилась. – Вы за долгом явились? Тогда пусть все выйдут.

И зло отвернулась.

– Сначала выздоравливайте, – бросил я и вышел из комнатки.

Тьфу ты... бабы они и есть бабы...

Ужинал вместе со всеми, под аккомпанемент седого как лунь слепого старика, тренькавшего на гуслях и вещавшего неожиданно густым басом былину о новгородском беспредельщике Ваське Буслаеве.

Личный состав снова упился, впрочем, так же, как и хозяева. Но я, в отличие от прочих, не злоупотреблял медами, желания не было. И вообще, свалил из-за стола раньше времени.

День закончился, как и положено, в постели. С Забавой. А с кем еще. Дева вошла во вкус и уже сама ластилась, без принуждения и стимулирования. Эх, ладная девица. По душе, пришлась. С собой ее забрать, что ли?

А утро началось с неприятностей. Но обо всем по порядку.

Глава 8

Проснулся с рассветом и, как всегда, собрался на утреннюю тренировку. Одеваться помогал уже Ванятка. Пацана успели приодеть: кое-какая одежка осталась от моих пажей, а все по размеру подогнал корабельный баталер Питер, обладавший многим талантами, в том числе и портняжным. Короткий шитый серебром жакет, шоссы, сапожки по колено с отворотами, перепоясан ремнем, на котором болтается нож, что я ему подарил, на голове беретка, а вихры подрезали по бургундской моде – так что парень выглядел вполне по-европейски. Ванятка неимоверно гордился обновками, правда европейские штаны-колготы ругал втихомолку нещадно, чем очень смешил Забаву.

К моему удивлению, во дворе уже разминался Гром. Ну как разминался... крутил по-всякому здоровенное бревнище аки тростинку. Н-да... силушкой парня боженька явно не обидел. Старицы видно не было, а вот мои ближники, кривя похмельные рожи, потихоньку стали сползаться.

Увидев меня, приказчик поздоровался и с намеком показал на деревину, мол, не хочешь приобщиться?

Я улыбнулся и отрицательно покачал головой. Совсем не мой профиль. А вот братец Тук, как раз не отказался. Тоже дури в детине полно, и вообще, тягать тяжести национальная скоттская забава. Я не стал смотреть как они выпендриваются друг перед другом и занялся разминкой. Но завершить ее не получилось.

Во двор наметом влетел мужик, круто осадил лошадёнку, спрыгнул с седла и забежал в усадьбу. А через несколько минут появился уже вместе со Старицей.

Почувствовав неладное, я сразу подозвал Фена. И не ошибся в предчувствии.

– Княже, неладное случилось. Бабу нашу порешили, Василису-бобылку, люди говорят, что последним одного из твоих воев с ней видели. Он вроде как постоянно возле бабы той крутился.

По лицу боярина было видно, что он сильно огорчен известием. Оно и понятно. Как правеж править? А ну пришлый князь своего не отдаст? А силой не возьмешь, явно сила та не на его стороне. Да и государя Ивана можно прогневать, если на посла наехать.

Черт... и я в дурацком положении оказался. Не дай бог мой замазан, порву собственноручно. Предупреждал ведь уродов!

Оба приказчика выжидательно уставились на меня.

Я после коротко раздумья кивнул:

– Если мой убил, выгораживать не буду. Отдать не отдам – но сам накажу. А прежде надо все проверить. Вели седлать лошадей, поедем на место.

Через час мы уже были в поселке. Его жители совершенно преобразились, от прежней приветливости и гостеприимства не осталось ни следа, отовсюду слышался недовольный ропот.

– Возле ручья ее нашли... – посыльный ткнул рукой в сторону зарослей. – И досе она там лежит. Староста с людьми при ней, сторожат значитца. А крутился возле Василисы кривой фрязин. С ним оная вдова шашни крутила. Морда такая приметная, нос на бок свернутый. Длиннющий и горбатый. И глаз один прикрытый.

Фен исправно все переводил.

– Йохан Кривая Рожа! – догадался Логан. – Точно, тут не перепутаешь, из наших только у него такая морда. Но зачем ему?

– Отто... – бросил я Штирлицу. – Йохана в кандалы и под конвоем ко мне. А сам строй наших и будь готов занять оборону возле коггов.

– Как прикажете, сир, – шваб кивнул и ускакал в сторону пристани.

А сами мы направились к ручью.

Женщина лежала, раскинув руки лицом вниз возле самой воды. Задранный сарафан обнажал сильные ноги, выбившиеся из-под платка волосы светлым ореолом раскинулись по глинистой земле. Вся спина была залита кровью.

Староста и еще несколько людишек стояли поодаль, а возле трупа сидели на корточках наш падре Эухенио и еще один монах из монастыря.

Я спрыгнул с коня и подошел к ним.

– Что тут?

– Били в спину и в грудь, несколько раз, – вставая сообщил доминиканец. – Но как-то неловко, ни разу не попали куда надо. Женщина умерла не сразу, истекла кровью. Пыталась еще ползти.

И сразу же продублировал на латыни для своего православного коллеги. Тот степенно закивал соглашаясь.

– Тот фрязин постоянно ее сюда провожал! – со злобой выкрикнул староста. – Тут они и миловались. Люди видели! Врать не станут. Пусть на правеж татя отдают! Баба она скверная была, злобная, так за то живота не лишают. Детишки мал мала меньше сиротами остались.

– Нишкни, Митяй! – сурово рыкнул на него Старица и обернулся ко мне. – Вишь как дело обернулось, княже. Тебе решать.

– Тебе... – повторил Гром с неприкрытой угрозой. – Человек твой, княже, а земля русская.

Я задумался. Ну да, это та самая баба, с которой Йохан шашни крутил. Вот только зачем? И еще, он боец знатный, если бы хотел убить, убил бы с первого удара. А тут потыкано словно неумеха какой за нож взялся. Хотя кто его знает, как оно тут случилось. Вот же черт...

– Сир, – позади нас раздался голос Штирлица. – Доставили.

– Ты? – кротко поинтересовался я у фламандца.

– Говори! – рявкнул Логан. – Иначе...

– Ваше сиятельство! – Йохан упал на колени брякнув кандалами. – Пречистой девой Марией клянусь! Не я это!

– Дело ясное! – опять выкрикнул староста. – Мотря и Дуняшка видели, как они сюда утром шли. А потом тот фрязин из кущей один вышел.

– Был здесь утром?

– Был, – покаянно опустил голову фламандец. – Как всегда помогал.

– И что потом?

– Я понес ведра с водой назад, а она... она осталась...

– Зачем?

– Мыться... – выдавил из себя Йохан. – Делали мы с ней это, признаю. Но не я ее убил, клянусь!

– Даю тебе шанс признаться самому.

– Не я, клянусь...

– Капитан, прикажите профосу готовить инструменты.

– Сир! Можете приказать пытать меня! – тихо выдавил из себя фламандец. – Может я и признаюсь, но грех на вас будет.

– А ну разденься сын мой, – неожиданно попросил падре Эухенио. – Давай, давай. Совсем раздевайся. Снимите с него пока железо.

Я глянул на монаха, но вмешиваться не стал. Остальные тоже смолчали, удивленно смотря как фламандец разоблачается.

Доминиканец внимательно осмотрел дружинника, заставил поднять руки, обошел вокруг него и спокойно заявил:

– Не он это.

– С чего вы это взяли, падре?

– Женщина сопротивлялась, – пояснил падре Эухенио. – У нее под ногтями кожа и кровь нападающего. А у этого тело чистое, без ссадин. Только на бедре рана, но то от копья.

Монах из монастыря опять закивал и пояснил то же самое на русском языке для остальных.

– Эвона как... – Старица озадаченно почесал бороду. – Тогда кто? И зачем?

– На распытки его! – взвился староста. – Распытать как следоват требуетца. Ходил с ней – ходил. Миловался – миловался. Значит больше некому.

– А чего, дядька Митяй, твой сын здесь делал? – откуда не возьмись из кустов вынырнул Ванятка.

– Заткнись малец! – заорал Митяй на мальчика. – Откуда здесь мой возьмется? Несешь невесть что...

– Был, был, – зачастил Ваня и ткнул рукой в землю. – Вишь, княже, следы какие? Гордей у него с рождения хромой, левая нога внутрь завернута. И следы такие. И там, за ручьем, я видел, идемте покажу.

– Иуда! – взвыл староста. – Продался уже латинянам! Боярин, не верь ему...

Старица тяжело посмотрел на старосту и тот сразу замолк.

– Все ж знают, что Гордейка увечный за Василисой тягался, – продолжал мальчик. – А она его гнала, смеялась. А он злился, все грозился прибить ее. Вот следы, вот и вот... здесь он ручей перешел, а потом вдоль берега...

– Тащите сюда сына, – коротко приказал Старица. – А ты... Митяй... если выгораживаешь чада своего...

– Сгниешь в порубе, – сурово дополнил его Гром.

Долго ждать не пришлось. Через час привели Гордея. Хилого белобрысого парня лет шестнадцати возрастом. У него действительно левая нога у ступни была загнута внутрь. Да сам весь был какой-то перекособоченный. В том, что к смерти вдовы причастен Гордей сомнений уже не осталось. Все лицо у парня было исполосовано кровавыми бороздами.

– Еле нашли, – доложились посыльные. – На сеннике прятался. А жонка его, Варвара, значитца... – один из них кивнул на старосту, – врала, что чадо в лес за ягодами пошло. Выгораживала, значитца. У потом собак спустила...

– Не вели казнить, батюшка!!! – взвыл староста, бухнулся на колени и пополз к приказчикам. – По скудомыслию учинил он, в запале, когда увидел, что Василиса милуется с латинянином.

– Ипат, вели сход собирать, – Старица даже не глянул на Митяя. – Нового старосту себе выбирать будете. И этих предъявите, пусть покаются пред людьми за учиненное, а потом в поруб обоих, – после чего приказчик обернулся ко мне и отвесил земной поклон. – Уж прости княже за поклеп, не держи зла на нас...

– Не держу... – коротко бросил я. Действительно не держу. Но дуться буду не меньше седмицы. Пусть переживают.

Нет, а молодец у меня падре. Чистой воды Пинкертон в рясе. Умен стервец, в этом ему не откажешь. Да и Ванятка вовремя следы нашел. И ты смотри, не побоялся пойти против своих. Как бы ему не аукнулось такое правдолюбие. Большой жирный плюсик парнишка передо мной заработал. Еще чутка гляну на мальца и приближу, быть ему пажом с последующей доступной карьерой.

В поместье сразу не вернулся, в расположении куча дел появилась, требующих моего личного вмешательства. Вот и наведался к своим, да учинил грандиозный разнос. А Йохану приказал влепить десяток плетей, дабы неповадно было. пусть считает, что хорошо отделался, а так не сносить бы ему головы.

Уже у себя в каюте обратил внимание, что Ванятка сильно невесел, жмется ко мне, ни на шаг не отходит.

– Что с тобой? Фен, переводи.

– Теперича не будет мне жизни здесь... – грустно ответил мальчик. – Заклюет народец... а то и чего похуже. Уже судачат, что продался латинянам. А я-то что... я завсегда за правду...

Вот оно что... Ожидаемо. Ну а как ты хотел, Ваньша. Свои они такие, чуть оступишься или поперек пойдешь, заклюют не хуже врагов. Закон жизни.

– Не переживай, – я улыбнулся и потрепал его по вихрам. – Ты совершил правильный и честный поступок. Если бы ты знал сколько народу за правду пострадало и еще пострадает. Не бойся, не брошу тебя. Только служи верно и честно.

– Буду княже! Буду служить! – истово перекрестился Ванятка. – Вот те крест!

– Вот и ладно.

Обедал на когге с ближниками. За столом не утерпел и поинтересовался у падре Эухенио.

– Святой отец, а все-таки, как вы нашли общий язык с местной церковью? В чем ваш секрет?

– Нет никаких секретов сын мой, – улыбнулся доминиканец. – Все противоречия только в головах. На самом деле никаких различий между нами нет, ибо служим единому богу. К тому же, местным священнослужителям очень интересен наш опыт по выявлению и искоренению ересей.

Я не стал ничего выпытывать, но про себя сильно озадачился. А что если местные переймут опыт «от и до»? И полыхнет на Руси пламя уже православной инквизиции. Бля, попаданец хренов. Не доведут до добра шутки с историей, ой не доведут. Вот что теперь делать? Хотя... поздно уже, остается надеяться только на лучшее.

После обеда опять появились неприятные вводные.

– Сир, простите, – баталер виновато поклонился. – Мука и крупы на исходе, своим уже пайку сократили, а еще пленные. А здесь не купишь, нет просто у них. Надо что-то решать. Либо так, либо этак. Я пока распорядился полону давать только мясо, его вдоволь местные тащат, но им сыт не будешь.

Я слегка поразмыслил и решил разобраться с мурманами в самое ближайшее время. Пленные – это большие расходы, особенно когда с них нечего взять. Накладно держать такую ораву. Только норвежка придет в себя, стребую должок и пинком всех под зад. Хотя, что-то мне и не хочется того должка. Как-то гревинда уже и не кажется по сравнению с Забавой. А с другой стороны, надо проучить норвежку, чтобы думала перед тем, как что-нибудь предлагать. Ладно, видно будет.

Разобравшись с делами, я порылся среди подарочных запасов и отобрал для Забавы гарнитур в восточном стиле из ожерелья и сережек. Червленое золото, агаты, работа искусная, тонкая – должно понравиться. Конечно не бог весть что, но тут дело не в дороговизне и изысканности, а просто во внимании. Пока, а дальше посмотрим.

Собирался назад в поместье полный предвкушений о спокойном полном любви и ласки вечере. Старею, что ли?

Но не тут-то было...

Во время вечерней кормежки взбунтовались мурмане. Откуда-то раздобыв кинжалы, зарезали часовых и попытались вырваться из трюма. К счастью, они успели открыть всего одну клетку, а потом шум привлек дружинников и норвежцев частью перерезали, а частью опять загнали за решетку. Черт побери... погибло двое моих, в том числе ранили баталера. Из-за моей же глупости.

– Кто? – я подал знак и дюжего патлатого мурманина вздернули на пыточный станок, который притащили для наглядности в трюм.

– Сам утаил... – с ненавистью зашипел норвежец. – Не нашли ваши при обыске...

Остальные пленные одобрительно загудели в клетках.

Ну-ну, в героя собрался поиграть. Ясное дело, кто-то пронес, потому что при обыске полон раздели до исподнего. Так и сидели. Есть у меня догадка, но пока гоню ее прочь, ибо в случае подтверждения она потребует тяжелого для меня решения.

– Сразу два клинка? – я взвесил на руке тяжелый обоюдоострый кинжал, запятнанный пятнами засохшей крови. – Последний раз спрашиваю, кто?

– Сам! – мурманин сплюнул.

Черт... как же хочется мне стать чуточку гуманнее, но ситуация не дает. Такие долго не живут в наше время. Слабые и добрые – добыча. Сильные, жесткие и страшные правят этим миром. Кто заставлял этих уродов бунтовать? Вот кто? Сидели бы пока не освободят. Давали же клятву, ан нет... Ну на нет, и спроса нет. Пусть пожинают плоды. Я свое слово всегда держу.

– Оскопи его, – тихо приказал я профосу – ученику моего соратника с первых дней в банде рутьеров Виллема Аскенса. Совсем стар стал Вил, подагра замучила, потихоньку плотничает в Гуттене, но достойную замену себе обучил.

– Как прикажете, сир, – Деррик Медвежья Лапа, громадный мужик с лысой как яйцо башкой, короткой шеей и широченными плечами, поправил кожаный фартук, потом взял со стола клещи и серповидный нож.

Через мгновение в трюме стеганул истошный вопль. Мурманин задергался в зажимах и сразу же обмяк, потеряв сознание.

– Следующего. И так по очереди, пока не сознаются. А этого перевязать. И не надейтесь, что сдохнете. Будете все жить, как мерины кастрированные.

– Нет, нет... – забился молодой паренек в руках дружинников. – Не надо, заклинаю... не нада-а-а...

Заклацали зажимы на станке. Деррик задумчиво чиркнул оселком по ножу, попробовал лезвие пальцем и довольно улыбнулся.

– Я скажу-у-у... – завыл мурманин. – Скажу-у-у все...

– Кто?

– Она... она, госпожа, когда проведывать приходила... оба кинжала и передала... – всхлипывая поведал парень. – На тот случай, если вы свое обещание не исполните...

– Так чего раньше времени рыпнулись?

– Это все Гуннар, он баламутил, мол, надо освободить госпожу от позора...

Я от злости чуть не прикусил себе губу. Сам виноват, дурак. Вот как раз подтверждение моих предыдущих слов. Прослабил – получай. Твою доброту приняли за слабость. Заигрался в куртуазность и благородность, идиот.

Обратился к пленным.

– Помните, что я обещал вам?

Ответом была угрюмая тишина.

– Хорошо, я напомню. Я пообещал, если вы попробуете сбежать, прикажу отрезать вам яйца и заставлю сожрать. Не так ли? Вижу – помните. Ну что же, вы выбрали свою судьбу сами. Я слово всегда держу. Деррик...

– Слушаю, ваше сиятельство, – профос изобразил величайшее внимание.

– Тех, кто принимал участие в бунте – оскопить, яйца забить им в глотки, а потом удавить. Не здесь... на пристани, пускай местные видят. Остальных пока пощадить. Этого – тоже. Отто, бери людей и в поместье за гревиндой. Живо ее сюда. И смотри, чтобы не сбежала. Деррик... мне нужны... как это сказать... станок такой, чтобы человека можно было привязать в согнутом состоянии... Да, задницей назад. Понял? В каюту ко мне доставишь. Исполнять...

– Отдадите девку солдатам, после того как сами побалуетесь, сир? – Тук плотоядно ощерился.

– Ваша милость, – Луиджи презрительно скривился. – Как можно так с благородной госпожой? Лучше удавить.

– А толку? Польза какая? – возразил шотландец. – Хотя можно и удавить. Но сначала самим попользоваться всласть.

От восхищения гревиндой у обоих ближников не осталось ни следа. Дети своего времени, по-своему благородные, но очень жесткие на расправу.

– Не знаю, братцы... – я покачал головой. – Пока не знаю...

А сам подумал, что вряд ли так поступлю, хотя оба решения напрашиваются сами по себе. Не смогу. Но и без урока не оставлю.

Отдав все распоряжения, вернулся в каюту. Так пакостно, как сегодня мне давно уже не было. Очень уж неприятно себя чувствуешь, когда обманываешься в людях. И сам в себе – тоже.

Арманьяк пролился в глотку словно вода. Я даже не почувствовал вкуса. Подождал немного и налил себе вторую стопку.

– Ты бы закусил, княже, – Ванятка подсунул мне кусок балыка на двузубой вилке. – Видать горюешь о чем-то?

– Есть, о чем, есть, Ваньша... – буркнул я. – Иди погуляй пока... – и продублировал слова жестом. – То, что здесь сейчас может случиться, пока не для твоих глаз.

Ваня поклонился и ушел. А вскоре в каюту доставили заказанную конструкцию. Грубо сбитые из брусков «козлы» с кожаными петлями на «ногах» по обе стороны. Ну что же, вполне пригодно, прямо мечта... как их там? Ну... которые в кожу рядятся... Черт уже стал забывать кое-что из прошлой жизни. Впрочем, это и к лучшему. Сойдет девайс. Вот только, как я его буду использовать – увы, пока не знаю. Но то, что использую обязательно – это точно.

Пропустил еще одну стопку, потом еще, но надраться не успел, потому что привезли гревинду.

– Как это понимать, граф?! – Инге гневно тряхнула кандалами на руках, потом заметила «козлы», запнулась и побледнела.

– Не напомните, графиня, какую вы мне давали клятву? – я прислушался к себе и с удивлением понял, что совершенно спокоен.

– Я ничего не нарушила... – с запинкой ответила норвежка, не спуская глаз со станка посередине каюты.

Я кивнул профосу с его помощником. Инге попыталась сопротивляться, но тщетно, и уже через пару минут оказалась надежно пристегнутой к станку, в позе, которую поляки называют «козочкой», а русские гораздо прозаичнее и связывают с ракообразными.

– Подождите, подождите... – в голосе гревинды появились умоляющие нотки. – Зачем, не надо, я и так выполню свои обязательства... пожалуйста...

– Все вон.

Через мгновение в каюте остался только я с норвежкой.

– Граф, ваше сиятельство, Жан... – залепетала графиня. – Выслушайте меня, пожалуйста...

– Сегодня ваши соратники воспользовались оружием, которое вы им тайно передали и убили нескольких моих людей.

– Но... я это сделала только на тот случай, если вы не выполните свои...

– Наш договор аннулирован.

– Но я не думала, что они...

Я левой рукой задрал подол платья ей на голову, а правой взялся за пряжку на своем поясе.

– Нет, нет, не-е-ет, только не это...

Глава 9

Тяжелый, проклепанный серебряными бляшками ремень из воловьей испанской кожи звякнул окованным концом об пол каюты, потом взвился в воздух и с хлестким шлепком врезался в округлую, крепкую задницу норвежской графини, оставив на ней багровую вспухшую полосу.

Мурманка зашлась в крике, но ремень взмывал и опускался до тех пор, пока белоснежная кожа на ягодицах вся не покрылась синяками, ссадинами и кровоподтеками.

Инге сыпала проклятиями, богохульствовала и выла как раненая волчица, но к концу процедуры уже только тихонечко скулила, дергаясь всем телом при каждом ударе.

Посчитав, что с экзекуцией хватит, я отшвырнул ремень в сторону, подошел к тазу с водой, тщательно вымыл руки, после чего вернулся к норвежке.

– Из-за вашей глупости, графиня, погибли глупой смертью ваши же люди. Могли умереть и вы. Надеюсь вы понимаете, что мог сделать с вами любой другой на моем месте?

– Да, ваше сиятельство... – всхлипнула норвежка. – Понимаю... очень хорошо понимаю...

– Хорошо, что понимаете. Следовало бы отдать вас на поругание латникам, но я милостив. Надеюсь, этот урок вы запомните на всю жизнь. Считайте наказание отеческим вразумлением. Но если еще раз встанете у меня на пути, клянусь, так легко не отделаетесь. И не дай господь мне доложат, что вы опять появились в этих местах. Вы все поняли?

– Да... да, ваше сиятельство... – поспешила ответить Инге. – Да, я все поняла...

– Завтра вас отпустят с остатками дружины. И никогда больше не нарушайте клятв, иначе жизнь ваша может оказаться очень короткой.

– Простите меня, ваше сиятельство... пожалуйста... – заныла норвежка. – Я правда не хотела, чтобы все так закончилось...

– Bogprostit... – зло буркнул я, одернул на ней платье и позвал профоса. – Деррик, ко мне. Справился?

– Да, ваше сиятельство. Как вы приказывали: оскопили и удавили прилюдно. Общим числом восемь человек. Однако местные почему-то не особо заинтересовались зрелищем. Хотя некоторые смотрели до конца.

Инге опять тихонечко завыла, похоже до нее наконец дошло, на какую смерть она обрекла своих людей.

– Ладно, забирай эту и запри в клетке. И пусть медикус ей задницу смажет чем...

Когда мурманку утащили, я неожиданно рассмеялся. С души словно камень опал. Все-таки не сорвался. Хотя, признаюсь, решил просто выпороть в самый последний момент. До этого мысли были совсем про другое. Да, знаю, был бы на моем месте настоящий бастард – норвежку после множественных изнасилований утопили бы в речке, что правильней всего, но я подкидыш, не настоящий, поэтому мне простительно. Цивилизация еще не полностью выветрилась. Черт, наверное, никогда не стану настоящим сыном этого времени. Ладно, пора. Забава небось все жданки прождала. Да и я уже соскучился.

– Пусть готовят коней, едем назад.

Ближники приняли мое такое решение с пониманием. Еще бы, вопли на весь когг разносились. И вообще, господин лучше знает, как поступать. Правда, Логан, пользуясь правом друга, недовольно бурчал всю дорогу до имения. Вот же скотина! Не иначе думал, что вторым будет пользовать гревинду именно он.

Приказчики как всегда светились радушием, но эта радушность смотрелась несколько ненатурально. Неужто из-за прилюдной казни пленников?

За ужином догадка подтвердилась.

– Княже... – Старица как бы невзначай задал вопрос. – А пошто ты приказал полон мучать? Нешто провинились чем перед тобой?

Фен все исправно перевел.

– А то, что они провинились перед вами – мало?

– Не пристало вою даже над ворогами измываться! – твердо отчеканил Гром. – Хочешь – убей, хочешь – отпусти, право твое, но измываться не моги. Нешто мы бусурмене какие? А у вас, княже разве по-другому?

– У нас так не принято, княже, – гораздо мягче сообщил Старица. – А в чужой монастырь со своим уставом не ходят.

Ты смотри... Похвально, похвально, хотя и сильно выспренно. По-всякому на Руси случается, по-всякому. И казнят зверски и мучают. Зависит от ситуации. Как и везде, впрочем.

– Вы свои слова держите?

– А как иначе? – старший приказчик удивленно повел бровями.

– На том и стоим! – поддержал его молодой боярин.

– И я держу, – очень спокойно сказал я. – И у нас не пристало мучительствами себя пятнать, но я пообещал пленникам, что если они попробуют бежать, сотворю с ними то, что вы видели. Они пропустили мои слова мимо ушей, попробовали сегодня поднять бунт. Убили двоих моих людей, а одного ранили. Пришлось выполнять обещанное, ибо слово графа Божьей милостью Жана Арманьяка тверже стали. Но не всех казнили, а только тех, кто причастен, ибо справедливость одно из истинных достоинств благородного мужа.

– А-а-а, вот оно как... – лицо Старицы смягчилось. – Совсем другое дело.

– Тогда, канешно... – Гром тоже расплылся в улыбке. – Урок преподал, значитца...

Так-то оно лучше будет. Гуманисты, блин, нашлись. Впрочем, скорее всего, бояре просто попытались тактично напомнить мне, кто здесь хозяин. Не более того.

После ужина наведался проведать Федору и попал прямо на... даже не знаю, как сказать, на женские посиделки, что ли.

В большой светлой горнице, убранной цветами и рушниками, Феодора и Домна Ивановна в домашних нарядах чинно пряли, а прочие девицы из окружения рукодельничали и хором пели песни. Эдакий девичник в древнеславянском стиле. Парадиз, да и только. Нет, действительно смотрится прелестно. По личику Федьки было видно, что сие времяпровождение ей неимоверно нравится. Ну что же, понимаю, русское начало на чужбине никуда из девчонки не делось, даже укрепилось. Сам такой.

Там же обнаружилась и Забава, причем, рядом с Федорой. Не понял, приблизила что ли к себе мою зазнобу? На самом деле это очень многого значит. В людях дочурка разбирается просто великолепно. К примеру, в отличие от меня, мурманку на раз раскусила. Плохого человека к себе никогда не подпустит. Очень интересно...

Я не стал чиниться и изобразил перед дамами придворное куртуазное приветствие по всем правилам. Пусть гордятся вниманием, которое им оказывает цельный граф Божьей милостью. Небось потом все языки себе истреплют, обсуждая как князь забавно растопыривается.

Федька в ответ присела в реверансе, а остальные, не мудрствуя лукаво отбили земные поклоны, не забывая стрелять в меня лукавыми взглядами.

– Слышала, папенька, что вы сегодня весь в трудах и заботах, – Федора торжествующе улыбнулась краешками губ. – Не могу нарадоваться вашей мудрости.

Ага... это она о норвежке. И откуда так быстро узнала? Получается, кто-то сливает ей каждый мой шаг. И кто? Да много кто может. Ближники мою приемную дочь боятся, как огня и при этом сильно уважают. Так что могут и постукивать. Узнаю, снесу башку нахрен несмотря на степень приближенности. Еще чего не хватало.

– Тогда не буду задерживать вашу фаворитку, ваше сиятельство, – Федора еще раз улыбнулась и величаво кивнула Забаве. – Кстати, это ваше решение, я тоже всецело одобряю.

– Смотри мне, – не найдя что сказать, буркнул я. – Слишком много воли взяла. Ей-ей, выдеру как сидорову козу.

– Я вас тоже люблю, тятенька...

Уже у себя в комнате, я достал из поясной сумки ожерелье с серьгами и положил перед Забавой.

– Держи, думаю к лицу тебе будет.

– Это мне?.. – охнула Забава, осторожно прикасаясь пальчиком к одной из подвесок. – Мне...

– Тебе, кому еще.

Девушка отчаянно покраснела, спрятала лицо в ладонях, потом приподнялась на цыпочки и поцеловала меня в щеку.

В этом поцелуе было столько застенчивости, радости и ласки, что прямо за душу взяло.

– Ну хватит, хватит, примерь лучше. Давай помогу застегнуть. Вот... очень хорошо. А о чем ты с княжной Теодорией разговаривала?

Каким-то загадочным образом, Забава умудрялась меня понимать, хотя французский язык слышала первый раз в жизни. Не всегда впопад, но большей частью правильно. На уровне интуиции, наверное. Вот и сейчас быстро сообразила, что я спрашиваю, хватило пары наводящих жестов.

– Добрая княжна, ласковая. приветила меня, разговором удостоила, – ответила девушка, любуясь собой в отражении воды в лохани. – Откуда я, что умею, здорова ли, люб ты мне, княже, али нет. О многом. А косоглазенький твой переводил.

– Льюб?

Забава весело рассмеялась.

– Вот же нерусь фряжская... Люб. Люблю ли я тебя... – она приложила руку к своему сердцу, а потом положила ее мне на грудь. – Понял?

– И что ты ответила?

– Люб, – коротко ответила девушка. – Ой как люб. Только боязно мне...

– Тогда иди сюда...

Признаюсь, после трагической смерти своих женщин, я не пускал никого к себе в душу, и зарекся заводить долгие близкие отношения. Ограничивался короткими ничего не значащими романами или просто перепихом для снятия напряжения. Но Забава заставила меня оттаять.

Решено, забираю ее с собой. Надо будет поговорить со Старицей и выкупить у него девчонку.

Что и осуществил на следующий день вечером. Но не с того начал...

– Извини, княже, – приказчик развел руками. – Не торгую я человеками. Супротив законов божьих сие.

– Значит вопрос не к тебе, а к ней?

– Сначала ко мне, – Старица лукаво подкрутил ус. – Ибо воспитанница моя сия дева. И без моего благословения ни к кому не пойдет оная.

«Понятно... – я про себя улыбнулся. – Вот же хитромудрый тип. Ну ладно, будем договариваться...»

– Ты мне вот что скажи, княже, зачем Забава тебе? – продолжил приказчик.

– Про то тебе дела нет. Одно скажу, ничего дурного с ней не случится. Совсем наоборот.

– В жены ее не возьмешь?

– Нет, конечно, – отрезал я. – Это невозможно, да ты и сам должен понимать.

– Понимаю, понимаю, для красного словца спросил, чай не малец неразумный, – умудренно закивал боярин. – Для души, значитца, она тебе. А неволить принимать латинскую веру будешь?

– Не буду, пусть верует во что хочет. Так что?

– А давай, княже, у нее самой спросим, – Старица простодушно улыбнулся. – Домна, кликни Забаву к нам. А вот и она. Тут такое дело, дева красная. Князь Иван хочет взять тебя к себе. Согласна ли ты на сие?

Забава помедлила, прикусила губу и решительно кивнула.

– Согласна, дяденька Старица.

– Значит люб он тебе? – лукаво ухмыляясь, продолжил допытываться приказчик.

– Люб, дяденька Старица, – подтвердила девушка, украдкой стрельнув на меня глазами.

За её согласие, я не особо не беспокоился. Явно не дура, прекрасно понимает, что в качестве любовницы при князе ее положение будет куда получше, чем у некоторых боярынь. А может действительно любит, чем черт не шутит. Да и не особо важно это, главное мне она по душе.