Текст книги "Лобановский"

Автор книги: Александр Горбунов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 46 страниц)

Каждый стоял на своём “до последнего патрона”. А черту под дискуссией он всегда подводил одинаково: “Думай...” И тут же добавлял: “Если можешь”. Когда я заходила слишком далеко, он иронично-снисходительно улыбался, характерно вскидывая брови: “О, так ты и в футболе разбираешься?!.”».

Взять кого-то из семьи на выездной матч «Динамо» в Европу – это было исключено. Света, случалось, намекала отцу, но в ответ слышала одно и то же: «Что вам там делать? Хочешь, чтобы потом все рассказывали, как Лобановский возит родственников на футбол?..» Репутация значила для него очень и очень много.

Представить Лобановского вернувшимся из поездки за границу с пакетами было невозможно. Во время командировок он никогда не ходил по магазинам, считая это занятие бессмысленной тратой времени в тот момент, когда нужно сосредоточиться только на подготовке к игре. Футболистам дозволялось посещать магазины только после матчей. В том случае, правда, если команда не улетала сразу. Однажды сборная СССР улетала домой на следующий день после матча в ГДР. По пути в аэропорт был какой-то большой магазин. К нему и подъехали, поскольку до этого купить что-то не было никакой возможности. Игроки поинтересовались у остававшегося в автобусе Лобановского: «Сколько у нас времени?» Он, взглянув на часы, ответил с непроницаемым, как всегда, лицом: «Семь минут». «И мы, хоть и понимали, что это всего лишь шутка, – вспоминает Александр Бородюк, – буквально носились по лабазу, заставляя восточных немцев жаться по стеночкам».

Когда у Ады и Светы появилась возможность выезжать за границу, Валерий Васильевич обрадовался: вот теперь, пожалуйста, – сами... Света иногда пыталась что-то заказывать отцу, но максимум, что он привозил, – это аудиокассеты с её любимой музыкой. Только раз, в 1986 году, в Мексике, где проходил чемпионат мира, приобрёл 12-томное издание «Музеи мира». На испанском языке – другого не нашёл. «Как он только их довёз, – удивляется Света, – ведь книги были очень тяжёлые... Он и в наши-то магазины почти никогда не заглядывал, даже не знал, по-моему, сколько хлеб стоит».

«Дети очень тяжело мне дались, – рассказывает Светлана, – я их, по нашим меркам, родила поздно. Помню, когда появился Богданчик, вся реанимация была в шоке: “Надо же, вылитый Васильич!” А когда родила Ксюшу, всё допытывалась у врача, на кого же дочка похожа. Он говорит: “Возьми зеркальце, посмотрись в него и представь свою уменьшенную копию”».

Во внуках Валерий Васильевич души не чаял. В первый раз он увидел Богдана, когда тому исполнился месяц. Очень боялся его, крохотного, на руки брать. И Богдан, и Ксюша помнят деда. Богдану очень не нравилось, когда на турнире памяти Лобановского ему доставалась роль «свадебного генерала» – первый удар по мячу. Он, как и дед, не любит излишнего внимания. Такой же стеснительный, застенчивый, деликатный. Приходил, становился в дверях спальни и ждал, когда дедушка скажет: «Богдасенька, иди сюда скорее!..» Подбегал, залезал на кровать, толкался у деда на животе и рассказывал ему стихотворения.

«Появление обоих, – говорит Света, – стало для него такой же неожиданностью, как раньше моё рождение, окончание школы, замужество... “Как – уже?” – это была папина коронная фраза. Всё, что происходило в нашей семье, заставало его на бегу».

Богдан родился в мае 1997 года. Лобановский в этот день прилетел с какого-то матча. Ада ему сказала: «Валеранька, сядь, у нас теперь есть Богданчик». – «Как – уже?!» Ксюша появилась на свет в марте 99-го, в день победы «Динамо» над «Реалом» в четвертьфинале Лиги чемпионов. Домой он приехал поздно. Ада, поздравив с победой, сказала: «Сегодня ты стал дважды дедушкой. У Светы родилась Ксения». – «Как, уже?» – невозмутимо спросил Лобановский, но глаза его, рассказывает Ада, светились от счастья. Он знал о предстоящем событии в жизни дочери и её мужа и, конечно же, переживал за Свету.

Валерий мечтал о внуках. Ада вспоминает, как однажды они сидели с ним вдвоём и смотрели телевизор. Показывали какую-то передачу о детях. Валерий приобнял Аду и сказал: «Мне страшно представить». – «Что тебе страшно представить?» – спросила Ада. «Вот уйдём мы, – сказал он. – После нас останется Светочка. А уйдёт Светочка – никого после нас не останется». Ада и Валерий были, как говорит Ада, «на десятом небе», когда Света сообщила им о том, что находится в положении. Это обстоятельство стало исключительно важным для принятия Лобановским решения о возвращении в Киев.

В январе 1989-го, спустя три недели после своего пятидесятилетия, отмечавшегося в узкой компании в Руйте, Лобановский впервые побывал в Иерусалиме...

Он не стал оставлять в Стене Плача записочку, как это сделали многие динамовцы, покрывшие головы кипами. Постоял лишь у Стены, мысленно помолившись и попросив у Всевышнего здоровья для Ады и Светы. И ещё – внуков.

Лобановский был глубоко верующим человеком. Ничего показного, всё – внутри. Никогда имя Господа всуе не поминал. Никто не видел его крестившимся. Он молился за своих близких, за своих футболистов; проезжая из Кончи в город на автобусе или автомашине мимо Выдубицкого монастыря, непременно бросал взгляд налево вверх и глазами крестил храм. Балкон и окна квартиры на Суворова выходили в сторону Киево-Печерской лавры. Каждое утро, когда он был дома, Лобановский подолгу смотрел на купола Лавры. Выходя к скамейке запасных перед матчем, шёл за командой, останавливался на какое-то время на выходе из-под трибун, крестил вышедших на поле игроков глазами и отправлялся на «электрический стул». Телекамеры во время игр то и дело выхватывали на киевской скамейке Лобановского с правой рукой под левым лацканом пиджака. Поговаривали: успокаивает сердце. Он держался не за сердце, а за крестик и за освящённый в Лавре текст Тропаря (глас 2-й): «Всех скорбящих Радосте, и обидимых Заступнице, и алчущих Питательнице...»

«С семьёй Валерия Васильевича я знаком достаточно давно, крестил его внуков, – вспоминает архимандрит Феогност – духовник семьи Лобановских. – Нас познакомила его супруга Аделаида Панкратьевна во время богослужения. Лобановские вместе посещали Свято-Успенскую Киево-Печерскую лавру. Особенно любили бывать в Кресто-Воздвиженском храме, в Ближних и Дальних пещерах. Валерий Васильевич старался не пропустить ни одно важное событие в монастыре. Так, Лобановские всей семьёй приходили поклониться мощам великомученика и целителя Пантелеймона, а также апостола Андрея Первозванного, когда их привозили в Киев. Церковь никогда не высказывалась против спорта. Но не могла примириться с неправильным отношением к нему. Священное Писание по этому поводу говорит: “Всё мне позволительно, но не всё полезно; всё мне позволительно, но ничто не должно обладать мною”. Валерий Васильевич никогда не относился к футболу как к зрелищу или азартной игре. По его мнению, футбол – это искусство. Игроки собираются на поле не только для того, чтобы получить гонорар за игру. Футболисты – не просто хвастуны, которые стремятся попасть в эфир. Игра в футбол – это не развлечение. Это труд. Подумать только: сколько усилий нужно приложить, чтобы выйти на стадион и показать красивый футбол.

Сколько я помню Валерия Васильевича, он всегда совершал добрые дела и помогал людям. Это лишний раз говорит о том, что он был верующим человеком. Родился он в православной семье, принял Святое Крещение в Свято-Вознесенской Демиевской церкви. Люди старшего поколения, близко знавшие тренера, говорят, что с самого детства в нём были заложены христианские добродетели, которыми он руководствовался всю жизнь. По словам Валерия Васильевича, он не представлял себе, как можно жить без веры. Поэтому, если появлялось свободное время, а его всегда не хватало, тренер приходил на богослужения в Кресто-Воздвиженский храм (его там и отпевали всю ночь накануне дня погребения. – А. Г.). Как священник, я могу сказать, что у Валерия Васильевича было то, чего катастрофически не хватало другим тренерам. Вера в Бога. Поэтому он не спешил записывать успехи и заслуги на свой счёт, так как считал, что за всё следует благодарить Бога. Священное Писание говорит о том, что каждому человеку Господь даёт какой-то талант. И его необходимо приумножать и развивать своим трудом».

«Папа, – говорит Света, – всегда старался избегать шумных торжеств». Единственным юбилеем, который Лобановский отметил должным образом, было его сорокалетие. Тогда тренера тепло поздравили в команде, а уже вечером дома собрались близкие друзья. «Вспоминаю, – рассказывает Света, – смешной эпизод в день его сорокалетия. Был заказан шикарный торт в виде футбольного поля с сахарными воротами и огромным шоколадным мячом в центральном круге. Этот мяч разбудил во мне все условные и безусловные рефлексы собаки Павлова... Не в силах дотерпеть, когда же дело дойдёт до десерта, я пробралась в комнату, где ждал своей участи торт, и потянулась за круглым шоколадным чудом... В это время случайно зашёл отец, и я услышала за спиной: “Марш с поля!..”».

Шестидесятилетие своё Лобановский отмечал в Руйте. Днём у команды были две тренировки. «Ты знаешь, – сказал он мне вдруг 6 января, когда я с трудом дозвонился до него с поздравлениями, – что с первым ударом часов на Новый год надо написать на бумажке пожелание, сжечь её, пепел бросить в бокал с шампанским, выпить – и всё это успеть за двенадцать секунд. Я так не делал. Но если бы делал, написал бы только одно слово – “здоровье”».

Днём 6 января 1999 года возле тренировочного поля в Руйте можно было наблюдать такую картину. Пожилой грузный Мастер – кепочка, тёплые куртка и ботинки – сидел на лавочке и наблюдал за занятием своей команды. В широком окне административного корпуса время от времени возникала фигура Чубарова, принимавшего поздравительные звонки Лобановскому со всего мира и старательно фиксировавшего имена звонивших. Факс в Руйте дымился.

Директор базы Франц организовал торжество в зале на первом этаже. Григорий и Игорь Суркисы, уговаривавшие Лобановского отметить юбилей в Клёве, но не уговорившие, прилетели в Германию на своём самолёте вместе с близкими к команде людьми. Улетели на следующий день. «Тут-то суеты было – хоть отбавляй, – рассказывал мне Лобановский. – Можно только представить, что творилось бы в Киеве. Ещё раз убедился в правильности принятого решения – спрятаться. Пусть и не полностью, но – спрятаться».

Лобановский и за границей старался быть в курсе главных событий в стране. Доходило до того, что в Эмираты Света летала с двумя чемоданами – перегрузка веса, приходилось доплачивать, – в которых везла видеокассеты и кипы периодики. Газеты и журналы Света начинала скупать в киосках примерно за месяц до отъезда; покупала и кассеты с записями популярных украинских и российских телепередач, концертов, информационных выпусков. Даже (рассказывая об этом, Света просила не удивляться) – заседаний сессии Верховной рады Украины! Не говоря уже о футбольных кассетах с матчами киевского «Динамо». Эмиратская таможня получала головную боль на целую неделю: быстрее просмотреть всю эту фильмотеку на предмет «политкорректности и лояльности» было просто невозможно.

«Его нельзя было убедить в том, чтобы он всё это не читал, не обращал на это внимания, – говорит Ада. – Но точно так же и он меня не мог убедить в том, чтобы я не обижалась на тех людей, которые ему делали больно». Ада, добрый по натуре человек, не понимала людей-хамелеонов, запросто менявших свои вчерашние принципы и взгляды на сегодняшние, конъюнктурные, перестраивавшихся моментально в угоду кому-либо. Валерий просил её не придираться к людям и принимать их такими, какие они есть.

Сабо говорит, что он учился у Лобановского сдерживать себя, наблюдая, как Васильич ведёт себя в неординарных ситуациях, и прислушиваясь к тому, что тот советует. Когда кто-то начинал говорить Лобановскому о несдержанности Сабо, он отвечал: «Воспринимайте его таким, какой он есть. Он уже не изменится». То же самое Лобановский говорил, когда начинали осуждать высказывания и действия Блохина.

Дома его пытались отговорить от согласия на предложение возглавить сборную Украины. Логика Лобановского в ответах Аде и Свете была простой: не могу пренебрегать интересами своей страны. Такими же принципами руководствовался он и в советские времена.

В конце декабря 2001 года, во время своеобразного совещания с родными, Лобановский, сидя за столом кипрской квартиры, завёл такой разговор: «У меня заканчивается контракт с “Динамо”. Вот и думаю – уходить из команды или нет». «Только не доставай меня помидорами», – обратился он к Свете (та говорила ему: «Уйдёшь, будешь выращивать помидоры, продавать их...»). Дочь и жена не колебались ни секунды: «Конечно, уходи! Будешь отдыхать, внуками заниматься...» Однако, как оказалось, он не столько советовался с семьёй, сколько разговаривал сам с собой. «Но без работы я умру», – задумчиво произнёс Валерий и одновременно дал понять, что тема – закрыта...

В Киеве весной 1989 года для участия в повторных выборах в Верховный Совет СССР зарегистрировались три десятка претендентов на «подвисший» мандат. Лобановский – в их числе. Кандидатом в депутаты его выдвинули 27 коллективов: от ФК «Динамо» (Киев) до завода ЖБИ-5. В архиве Лобановского сохранились сформулированные им «Тезисы программы предвыборной кампании» – на четырёх машинописных страницах с хвостиком. Листовки с этими тезисами и портретом тренера «на ура» проходили у футбольных болельщиков.

На вопрос, для чего ему нужна вся эта затея с выборами, мне Лобановский ответил так: «Обыкновенные люди пришли ко мне и предложили выдвинуть мою кандидатуру. Когда я поинтересовался у них, почему именно ко мне они обратились, услышал: “Мы видим, как вы сражаетесь с несправедливостью и как отстаиваете свою правоту”. Мне что, нужно было отказать этим людям?..»

Баллотировался Лобановский в Киеве по национально-территориальному округу. Занял, к счастью, лишь третье место. Почему «к счастью»? Потому что поражение Лобановского на выборах, проходивших 14 мая 1989 года, – это победа футбола. Каждый должен заниматься своим делом.

Ада и Света изначально были против его участия в выборах. Даже сказали, что пойдут голосовать против него. В итоге, правда, вообще не пошли.

Мне понятно честолюбие Валерия Васильевича, но больше, чем он (и без депутатского мандата), никто украинскому футболу пользы принести в остававшееся до отъезда в Эмираты время не мог. Лобановский между тем в разговоре со мной 16 мая сказал, что доволен местом в первой тройке (его опередили экономист Владимир Черняк и главный редактор «Вечернего Киева» Виталий Карпенко). «Для дебюта, – засмеялся, – вполне прилично».

В Эмираты как-то по случаю – летели на войну, да в Дубае застряли – заглянули в январе 1991 года два корреспондента «Комсомольской правды» и, не получив от Лобановского интервью, резко прошлись и по нему, и по Аде. «Старшему тренеру национальной сборной Объединённых Арабских Эмиратов В. В. Лобановскому было не до нас, – сообщили С. Заворотный и И. Черняк в заметке, озаглавленной «Лобановский и в Эмиратах шейх?». – Пару дней назад Совмин СССР издал распоряжение об эвакуации из ОАЭ семей советских дипломатов и специалистов. Жена Валерия Васильевича уезжать не хотела. Оно понятно. Перспектива невесёлая: из сказочных краёв, где богатые добродушные арабы и вечное лето, да в слякотную киевскую зиму, к разгулу преступности, длиннющим очередям и прочим “достопримечательностям” нашей сегодняшней жизни. Но приказ есть приказ. Лобановским пришлось подчиниться».

Этим двум молодым людям сложно было понять, что Адой в возникшей неожиданно ситуации двигали не меркантильные интересы, а желание быть рядом с мужем, помогать ему, служить опорой. Она делала это постоянно на протяжении сорока лет, что они были вместе.

На матче с «Кривбассом» 31 марта 2002 года Лобановский не был. Остался дома: «не пустила» спина. Счёт 0:0 огорчил руководителей команды. Огорчился и сам он, когда просмотрел видеозапись, хотя моменты были. 11 апреля первый раз за последние дни вышел из дома. Отправился на тренировку.

Светлана уверена, что здоровье отец подорвал не на Востоке, а ещё до того, как уехал в Эмираты. «Критика, зачастую огульная, – говорит дочь Лобановского, – на отца накатывалась огромными волнами в течение почти полутора десятков лет. Папа вроде как не обращал на эту критику внимания, но на самом деле это его больно ранило. В итоге в конце 80-х годов у папы появилась аритмия, и он уже не имел возможности делать то, что делал раньше, – поддерживать своё здоровье, тренируясь вместе с командой».

В апреле 2002 года он собирался лететь в Стокгольм на вручение ему награды УЕФА. Шутил по этому поводу: «Не сумею поехать, поедет Ада. Она уже чемоданы собирает». Поехать не сумел. Костюм ему новый сшили, а вот обувь цивильную, не кроссовки, подобрать для больных ног оказалось невозможно. Да и врачи не рекомендовали лететь. В клубном пресс-релизе сообщили, что «Валерий Лобановский получит орден, как только сможет увидеться с представителями УЕФА».

Перелёты занимали не последнюю строчку в списке врачебных запретов для Лобановского. Он определял, когда самочувствие позволяет лететь, а когда лучше остаться дома. Делал вид, будто принимал решение об этом не сам, а вынужденно соглашался с волей докторов. Это был единственный способ узнать, как он себя чувствует. С некоторых пор ему понравилось отвечать на этот вопрос классическим «Не дождётесь!».

Только Ада и близкие друзья знали, что скрывается за очередным не вылетом на игру. Болезненные уколы по расписанию, когда ценой невероятных усилий он заставлял себя сдерживаться и не закричать в присутствии врача; гора лекарств – не помещались на прикроватном столике ни дома, ни на обеих дачах; скачущее давление; бешеная аритмия («Ну что ты будешь делать, опять ритм нарушен. Никак не восстанавливается», – сокрушался по телефону Лобановский, никогда не жаловавшийся); опухшие непослушные ноги; короткий тяжёлый сон – проснувшись, он звал кошку Матильду, любившую его и ревновавшую ко всем.

На даче он уже не мог подниматься на второй этаж. Ему оборудовали комнату для отдыха на первом. И душ – с сиденьем.

Едва восстановившись, он ехал на тренировочную базу и летел вместе с командой на очередную игру. Он не желал показывать свою слабость. Чубаров вспоминает, как несколько раз Лобановскому на трапе самолёта отказывал голеностоп и стоило огромного труда удержать его. «Убери руки! Я что, инвалид? Сколько тебе говорить – убери руки!..» – едва не кричал Лобановский.

Ему уже трудно было спать лёжа. На даче в Бышове, на «деревяшке», как он её назвал (она целиком, как и дачи соседей – братьев Суркисов, сделана из дерева), Ада приспособила для отдыха объёмное кресло и средней мягкости кожаный пуф. С вечера Лобановский ложился на кровати. Засыпал в редких случаях. Чаще всего, бесполезно проворочавшись, выходил в тренировочном костюме в громадный холл, устраивался в кресле сам, пристраивал на пуфе ноги, утеплённые светлыми шерстяными носками, и засыпал. Ада вставала и накрывала мужа пледом.

После сезона он собирался окончательно перебраться в Козин. Ему там нравилось всегда. Место полюбил с той поры, когда в 70-е на паях с приятелем купил остов сгоревшего дома. Предлагал Базилевичу. Тот отказался.

После покупки, состоявшейся, стоит заметить, вслед за выигрышем киевским «Динамо» Кубка обладателей кубков и Суперкубка Европы, на Лобановского написали анонимку: хоромы, дескать, куда смотрят партия и государство? На анонимку последовала моментальная реакция. В Козин зачастили одна проверочная комиссия за другой. Обнаружив вместо хором скромнейшее (даже по тогдашним меркам) сооружение, делали вывод: сведения не подтверждаются. Наконец, пожаловала комиссия во главе с Иваном Клоповым из ЦК компартии Украины. Вместе с ним смотреть «дворец» приехала целая делегация. И хорошо, что крупный чин из ЦК оказался не один. Когда Клопов полез на второй этаж, чуть не упал; сподвижники вовремя подхватили его. Оказавшись в безопасности, Клопов вымолвил последнее слово, после чего послание анонимщика подшили к делу и проверять перестали: «Ничего тут нет!» «Единственное, – рассказывает Иван Клопов, – что я тогда ему посоветовал: “Валера, вот ты тут завёз чешскую сантехнику, так у нас не в каждой квартире такая есть! Камин обложил какой-то необычной плиткой... Зачем ты эту роскошь делаешь? Ты особенно не разгоняйся!”».

Сад у Лобановских уникальный. Это всегда понимали в семье знаменитого тренера: достался он от хозяина, легендарного Николая Гришко, прославившего Киев созданием великолепного Ботанического сада. Совсем старыми стали роскошные яблони, посаженные рукой выдающегося садовода.

Ада поехала тогда в горисполком подписывать разрешительную бумагу. Председатель горисполкома Владимир Алексеевич Гусев посоветовал: чтобы не было никаких нареканий, не стоит связываться с частниками, только с официальными строительными организациями. И лучше всего – подписать с ними договор и копии всех накладных – на все без исключения строительные расходы – всегда иметь при себе. Так и поступили. Ада, разбирая дома бумаги, только в июле 2010 года, то есть 35 лет спустя после начала дачной эпопеи, выбросила груду квитанций, счетов, накладных на кирпичи, доски, болтики-винтики.

Приезжали туда редко, но дом не выглядел нежилым. Ада поддерживала порядок и уют. Печник сработал неважно: камин дымил. Лобановский, растапливая, сердился: дым попадал в комнату с накрытым столом. Ада приговаривала: «Валеранька, ничего страшного, пусть подымит немного, потом проветрим». После жаркой бани с вениками – парились в построенной в углу заднего двора низенькой, приходилось сгибаться в три погибели, баньке – устраивали, если позволяла погода, шашлыки. Утром деревенские соседи приносили парное молоко. Лобановский спускался к лугу, бежал к Козинке, купался в речке, возвращался, завтракал и уезжал на тренировочную базу, оставляя на даче Аду и гостей. Козинских дней за год набегало не густо, чуть больше недели. Он, как и футболисты, жил в основном в Конча-Заспе.

Ада, Света и Валера решили, что хватит ему дневать и ночевать на базе, и всё сделали для того, чтобы он бывал там как можно реже, а старался чаще бывать в Козине. Да и он сам к этому пришёл. Там всё переменилось до неузнаваемости. Прежние полдома отдали Свете с Валерой и внукам. Они всё перестроили, переделали на свой вкус, но порядок при этом неукоснительно соблюдали. Валерий Васильевич мог приехать и с помощью спичечного коробка проверить высоту газона на участке. В шутку, конечно. Он ни во что не вмешивался. Когда позвали на новоселье, узнал только место: всё – новое. Сами они с Адой в том же Козине, от детей идти пять минут, построили дом для себя.

Дети часто зазывали на домашний ужин. Он не был против того, чтобы несколько видоизменить образ жизни. Свежий воздух, полноценный сон, правильное питание – здоровье ведь было уже не то. Незадолго до Запорожья Света и Валера с детьми – Богданчиком и Ксюшей – наведались к нему в гости. Он был в прекрасном расположении духа – сидел в кресле, работал телевизор. Трёхлетняя Ксюша беззаботно ползала по животу деда. Он нежно её придерживал. «Что интересно, – рассказывает Валера Горбик, – прошло много времени, а дети в деталях, хоть и совсем маленькие были, помнят все подробности того вечера». Поинтересовался, готовы ли дети ехать вместе с ним и Адой на отдых на Кипр.

Отдых для него длился, как правило, два дня из запланированной недели, потом всё – пора на работу, в клуб, хватит бездельничать! Когда Лобановские первый раз приехали отдохнуть на Кипр, Игорь Суркис заказал для них номер в гостинице «Аполлония» в туристической зоне Лимасола, а день-два спустя подбил их посмотреть квартиры в двух домах – Solferino WEST и Solferino EAST – на предмет возможной покупки. В доме WEST посмотрели сначала квартиру на седьмом этаже. В ней жили англичане, собравшиеся уезжать. Квартира не показалась. В той, которую смотрели на первом этаже (фактически – на втором), не жил никто. На ней и остановились. Когда Валерию удавалось выкраивать несколько дней для отдыха, они с Адой отправлялись на Кипр. Вставал Лобановский и там рано. Сразу шёл на море, заходил в воду с пологой стороны, плавал в бухте параллельно берегу. Так просила Ада. «Я тебя буду с балкона контролировать», – говорила она. «Чем ты поможешь?» – «Хотя бы закричу». Поплавав, он садился на берегу, грелся на мягком утреннем солнце, подолгу смотрел на море.

Киев совершенно не привлекал его. Квартира на Суворова в последнее время угнетала. Раздражал шум вечного ремонта где-то наверху. Давили стены.

В последнем своём сезоне Лобановский на базе ночевал редко. В город продолжал ездить по причине, о которой мало кому говорил. Лобановский считал, что нельзя было менять маршрут поездок на успешно проведённые матчи. Раз уж выезжал на победные для своей команды игры из городской квартиры, значит, надо продолжать делать именно так, по меньшей мере до конца сезона. Это был ритуал, обязательный для участников любой азартной игры, в том числе и для участников футбольного действа.