Текст книги "Лобановский"

Автор книги: Александр Горбунов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 46 страниц)

«Любые сравнения между двумя командами – 88-го года и 90-го – не совсем, мне представляется, корректные, – говорил Лобановский. – Много разных не совпавших составляющих. Да, играли в Германии многие из тех, кто поехал на чемпионат мира. Но в каком они были состоянии там и там? Как относились к себе? Как восприняли очень важный заключительный отрезок подготовительной работы? Как реагировали на трудности? На мой взгляд, мы всё же не до конца изучили личностные качества некоторых футболистов, особенно тех, кто приехал в сборную из-за рубежа. Не хочу называть имена, но включение в состав сборной ряда игроков не оправдало себя не только в чисто игровом плане. В Италии далеко не все оказались готовыми к необходимости сыграть, как два года назад в Германии, через “не могу”. Но и при всём при этом не согласен с теми, кто называет нашу команду “устаревшей на два года”. Румынам проиграли в первую очередь потому, что в первом тайме не сумели реализовать несколько очень хороших моментов, а во втором тайме отправились играть в анархию, но не в футбол. Аргентинцам же – остаюсь при своём мнении – не уступили ни в чём».

Безусловно, игроки имеют право на высказывание критических замечаний, но вряд ли – на швыряние в тренеров камней, чем сразу же после чемпионата занялись некоторые считающие себя звёздными футболисты. Так они пытались прикрыть продемонстрированную ими в дни чемпионата собственную несостоятельность. В Италии же ни один из будущих критиков не пришёл и не сказал, что не разделяет тренерской стратегии. «Выигрывают игроки, проигрывает тренер» – когда-то придуманный афоризм выучили все.

Лобановский не исключал, что подобная реакция со стороны части футболистов могла последовать и в 1988 году в ФРГ, не сыграй команда на предварительном этапе так, как она сыграла. Но тогда отношение всех и каждого к поставленной задаче оказалось на более высоком уровне, нежели в Италии.

«Тот, кто проигрывает, всегда не прав», – говорил Лобановский. К сожалению, этой точки зрения не придерживались некоторые из тех, кто выходил на поле. «Нас перетренировали», – громко заявил Сергей Алейников на страницах итальянской прессы. По мнению доктора Мышалова, именно Алейников меньше всего был вправе говорить о высоких нагрузках на тренировках. Он провёл тяжёлый сезон за «Ювентус», и когда появился в сборной, ему определили индивидуальный, щадящий тренировочный режим. «Перед чемпионатом Европы-88, – вспоминает Мышалов, – футболистам была предложена не менее жёсткая и напряжённая тренировочная программа. И тогда, и перед Италией никто не стонал и не роптал. Уставали настолько, что после тренировок желание у всех было одинаковым – дотащиться до комнат и вытянуть в кровати ноги. Понимали: всё, что делают, необходимо для дела».

Не могу не согласиться с голландцем Руудом Кролом: вряд ли перетренированные футболисты в состоянии один тайм ходить пешком, а во втором носиться, да ещё вдесятером, как это произошло в игре с Аргентиной. Вряд ли Олег Протасов ко 2-й минуте матча с румынами, а Заваров – к 20-й настолько устали, что не могли переиграть вратаря, выйдя с ним один на один. И наконец, сумела бы усталая команда сломя голову практически всем составом рваться во втором тайме матча с Румынией к воротам соперника, за что, кстати, на контратаках должна была быть наказана как минимум пятью голами?

Тренеры очень рассчитывали на «иностранцев», которые первое время после отъезда за рубеж приезжали в сборную с «горящими глазами». Потом энтузиазма у них поубавилось. Это должно было насторожить, но не насторожило. Почему практически ни одному из наших отправившихся за границу футболистов не удалось там громко заявить о себе игрой? Только потому, полагаю, что они с детства привыкли работать из-под палки, а там, где они играли по контрактам, всё рассчитано на самосознание людей, приученных дорожить своей репутацией профессионалов. Полагаю, что тренеры не очень-то вдавались в подробности того, как выглядят на Западе уехавшие туда футболисты, так и не проверив их хотя бы в двух-трёх серьёзных товарищеских матчах. Состав в этих матчах выглядел разношёрстным и несбалансированным. «Помощи от “иностранцев” мы никакой не получили, – говорит Никита Симонян. – Профессионалами они так и не стали. В лучшем случае готов добавить приставку “полу”. А так они остались в чистом виде любителями, изо дня в день рассказывающими остальным, в какие райские условия они попали». В своих же неудачах в новых клубах обвиняли всех, кроме себя. Профессионализм – это не только или, вернее, не столько деньги, как это представляют себе многие наши футболисты, которых в тренировочном лагере в Чокко одолевали «купцы» из различных клубов, усугубляя и без того нервозную обстановку, царившую в команде.

На заседании тренерского совета после Италии-90 Анатолий Бышовец, ничего практически для советского футбола не сделавший, превзошёл сам себя в запальчивости: «Лобановский отбросил советский футбол на несколько десятилетий назад!» Подобной ни на чём не основанной категоричности никогда не позволили бы себе люди, имевшие куда больше прав для резких суждений, – Константин Бесков, Гавриил Качалин, Валентин Николаев... Они детально разбирали тактические промахи сборной, высказывали сомнения в правильности ведения подготовительной работы, формирования состава, но не сомневались в профессиональных качествах человека, который 23 года работал тренером и за спиной которого есть бесспорные и выдающиеся достижения.

Лобановского упрекали в отсутствии самокритичности. Но позволю себе привести несколько публичных высказываний тренера, сделанных в разное время. Они, мне думается, отражают переживания Лобановского за не сделанное им или за сделанное не так, как нужно было: «Мы ошиблись в приглашении некоторых футболистов, которые играют за рубежом... Мы пошли на поводу игроков, настоявших, чтобы в первом матче с румынами в воротах стоял Дасаев, мы обязаны были не допустить этого, потому что видели, что Ринат в плохой форме... Видимо, в матче с Румынией мы не были в перерыве встречи достаточно категоричными, когда просили футболистов не лезть в авантюрную игру во втором тайме... Как показали события, нам не хватило 7—10 дней для того, чтобы во время подготовки вывести большую часть игроков на необходимый уровень, мы должны были предусмотреть и это...» По всей вероятности, эти ошибки повлияли как на качество игры, так и на результат.

Одна из самых крупных, на мой взгляд, тренерских ошибок, связанных с чемпионатом мира-90, – продолжавшееся совместительство. Это ошибка не с сиюминутными, а с отложенными последствиями. Если в 86-м в Мексике и в 88-м в Германии совместительство пошло команде только на пользу, то впоследствии оно стало сказываться самым негативным образом, не давало должного эффекта. Первое время (1986—1988 годы) на хорошем, «машинном», ходу была базовая команда сборной – киевское «Динамо». В 86-м она, кроме чемпионата СССР, выиграла европейский Кубок кубков. На чемпионате Европы в Германии (1988) киевские сборники по-прежнему пребывали в отменном состоянии, что во многом и способствовало достижению там высокого результата и демонстрации великолепной игры, потрясшей знатоков футбола. Но после Евро-88, на мой взгляд, некоторые киевские футболисты перестали отвечать самым жёстким требованиям, предъявляемым к игрокам национальной команды, и Лобановский, избавься он по завершении сезона от совместительства и оставив за собой только место в сборной, вряд ли стал бы привлекать в сборную всех тех, кого он продолжал привлекать, оставаясь тренером киевского клуба.

Вовсе не исключено, что выбор Чокко местом дислокации на чемпионате оказался не совсем правильным. Одно дело заниматься в этом известном центре, расположенном в гористой местности (600 метров над уровнем моря), на тренировочных сборах. Совсем иное – жить там во время крупного турнира. Неудобства от такого проживания видны как на ладони. Главное из них – поездки на матчи. Сначала до ближайшего аэропорта добирались на вертолётах (это футболисты основного состава, резервисты отправлялись из Чокко наземным транспортом и ехали не менее полутора часов). Потом все вместе пересаживались на самолёт и вылетали в соответствии с расписанием матчей в Бари, Неаполь, потом снова в Бари. Обратно до базы добирались столь же сложным путём.

Допущена была ошибка и при непосредственной подготовке. Никита Павлович Симонян рассказывал мне, что всё было спланировано верно, особенно учитывая тот факт, что целая группа игроков перед заключительным сбором – Дасаев, Бессонов, Демьяненко, Добровольский, Алейников, Заваров – была не в порядке. Требовалось поднять их функциональное состояние. Это и делалось. «Был лишь один промах, – считает Симонян. – Мы не дали за весь сбор, начавшийся 23 мая в Москве и завершившийся 8 июня в Чокко, ни одного дня отдыха, на чём я, в частности, настаивал».

Лобановский к Симоняну тогда не прислушался, потому что (как, впрочем, и сам Никита Павлович) был введён в заблуждение самими футболистами. Симонян и в подмосковном Новогорске, и в Италии спрашивал многих игроков, видя, какие тяжёлые нагрузки им предлагают: «Как переносите нагрузки? Как ноги?» – «Нормально, – отвечали все как один, – и с ногами всё в порядке». Симонян, разумеется, делился этой информацией на ежедневных тренерских планёрках. Если бы футболисты пожаловались ему на непомерные нагрузки, на навалившуюся усталость, он всё бы сделал для того, чтобы убедить Лобановского выкроить в намеченной тренировочной программе хотя бы один денёк для полноценного отдыха. И, думается, убедил бы его. Пусть нелегко, поскольку Лобановский старался неукоснительно следовать продуманному плану, но – убедил бы: от жёстких, догматических порой подходов к реализации тренировочной программы Лобановский к концу 80-х годов отошёл – история 1976 года многому его научила.

После второго места нашей команды на чемпионате Европы одним из тех, кто не оказался подверженным состоянию эйфории, был, как ни странно, главный тренер сборной СССР. Разумеется, Лобановский был рад результату, поздравлял и хвалил игроков. Но спустя несколько дней после возвращения из ФРГ он сам сказал мне, что игра советской команды в ФРГ и показанный там результат – «витрина, красивая и броская, за которой пока полупустые полки». Судя по всему, опустела и витрина. Нас в течение десятилетий приучали к мысли, что успехи советского спорта на Олимпиадах и чемпионатах мира прочно базируются на замечательном физкультурном движении в стране, на широкой основе развития того или иного вида спорта. «От массовости к мастерству» – этот лозунг, выцветший от времени, до сих пор висит на некоторых стадионах. Когда выяснилось, что массовое физкультурное движение – полнейшая «липа» (большинству людей просто негде и не в чем заниматься физкультурой для здоровья), что практически в любом виде спорта внимание – и моральное (кто до недавнего времени вспоминал действительно бедствующих ветеранов?), и материальное (зарплата детского футбольного тренера в полтора раза ниже зарплаты уборщицы в московском метро) – уделяется только действующей элите, то в высшей спортивной политике... ничего не изменилось. Успех всё спишет. Когда победа следует за победой (как в хоккее), начинаем вяло вспоминать, что не совсем у нас всё в порядке с детским инвентарём, катков маловато, формула чемпионата могла быть лучше. Когда происходят неудачи (как в футболе), следуют, прежде всего, оргвыводы и шумные рассуждения о том, что царит у нас полнейшая организационная неразбериха, что полей не хватает, календарь чемпионатов безобразный, судейство плохое... И в том и в другом случае всё остаётся по-прежнему. Ничего не меняется. У нашего футбола, полагаю, нет никаких оснований претендовать на место под солнцем. Он находится там, где и должен находиться, – на своём месте. Возможны лишь спорадические вспышки, локальные успехи, и даже не успехи, а удачи. Случайные, а не закономерные. Зависящие только от сверхусилий небольшой группы футболистов и тренеров. Было бы противоестественно, если бы нам постоянно удавалось опережать такие футбольные державы, как ФРГ, Италия, Голландия, Англия. У них – футбольная индустрия, мощная и отлаженная, у нас – кустарная лавочка, в которой заняты в основном тем, как бы не упустить приносящее относительный доход место.

Искажённое ненавистью лицо, горящие глаза, крик... Мне даже не поверилось вначале, что это Эдуард Малофеев. Он вскочил со своего места в предпоследнем ряду зала для заседаний коллегии Госкомспорта СССР, в котором проходил исполком Федерации футбола СССР, задал два вопроса («Возможно, неверным был тренировочный процесс?» и «Почему сдал Заваров?») и потребовал от Лобановского покаяться. Кричал Малофеев так громко, что я, сидя рядах в пяти впереди него, непроизвольно пригнул голову. Лобановский сначала сказал, что опоздавшему Малофееву он уже данные им ответы на эти вопросы переводить на белорусский язык не собирается, а потом резонно заметил, что каяться лучше всего в церкви. Тогда Малофеев вышел на трибуну. «Обязательно нужно каяться. К кающемуся человеку определённые симпатии есть», – сказал Малофеев.

Накануне исполкома на тренерском совете Малофеев пытался донимать Лобановского: «А какую бы оценку вы поставили команде за игру в Италии?» – «Поскольку результата не добились, то “двойку”», – ответил Лобановский. «А я бы, – Малофеев сделал паузу, торжествующе оглядев аудиторию, – кол!»

На месте Лобановского я вообще бы не пришёл на состоявшиеся в середине июля 1990 года заседания тренерского совета и исполкома Федерации. Зачем, для чего? Чтобы в очередной раз услышать оскорбления в свой адрес? Их было достаточно за его тренерскую жизнь. Уровень «дискуссии» на заседаниях заметно походил на обмен мнениями среди болельщиков, собирающихся у огромных турнирных таблиц в разных городах страны: «Не того взяли... Не так держали Лэкэтуша... Не там разместились... Не тех поставили против Аргентины... Сколько заплатили?.. А Черенков был бы лучше...»

Глава 16
«НАЗНАЧЕННЫЕ ВРАГИ»

С лёгкой руки не всегда добросовестно пишущей братии, Бышовец и Малофеев были зачислены во «враги Лобановского». Впрочем, самому Лобановскому не было никакого дела до соперничества с кем-либо – тем более с Малофеевым и Бышовцем. Да и с Бесковым – тоже, хотя в Советском Союзе, на мой взгляд, у Лобановского на протяжении всех лет его тренерской карьеры был только один принципиальный оппонент и только один равный ему в профессиональном отношении специалист – и именно Бесков.

Лобановский занимался строительством своих команд. Держал, конечно, в уме перед игрой с тем или иным клубом информацию о том, что тренер соперника может предложить на поле, исходя из своего видения и понимания футбольной игры, но – не более того.

То есть со стороны Лобановского не было никакой вражды – ни с Бышовцем, ни с Малофеевым. По крайней мере он никогда и никого не называл врагом – это они почитали за честь называть себя его врагами! Не дождавшись в ответ на свои измышления ни слова от Лобановского, оба пытались «уколоть» его побольнее.

«Не хочу, – говорил, например, Бышовец, – реагировать на колкости со стороны чемпиона мира по договорным матчам. Не буду отвечать на слова человека, система подготовки которого безжизненна без фармакологии». Голословно обвиняя Лобановского, Бышовец, как это принято у подобного рода обвинителей, не приводит ни одного примера ни «колкостей», ни «договорных матчей», ни применения запрещённых препаратов в киевском «Динамо» и сборной СССР (игроков которых на международном уровне постоянно проверяли на наличие допинга).

Говоря о «колкостях», Бышовец, возможно, имеет в виду приписываемую Лобановскому фразу о том, что олимпийская команда во главе с Бышовцем обыграла на Олимпиаде-88 в Сеуле «парикмахеров». Что ж, если Лобановский действительно сказал так, то, возможно, ошибся: в составах обыгранных советской олимпийской сборной команд в пятом по значимости международном футбольном турнире (после чемпионатов мира, Европы, Южной Америки и среди молодёжных сборных) не было ни одного парикмахера. Но были, наряду с небольшой группой игроков-профессионалов, таксисты, бармены, банковские служащие, студенты, мелкие предприниматели.

Лобановский считал, что Бышовец, к сожалению, не сумел избавиться от двух сопровождавших его постоянно маний – мании величия и мании преследования. Иногда в порыве нахлынувшей на него откровенности (и зависти к более удачливым коллегам) Анатолий Фёдорович перечислял своих врагов (он так и говорил: «У меня есть враги. Я представляю определённую опасность для них...»). В список этот входили Романцев, Сабо, Морозов и, разумеется, Лобановский... «Хотите, – предложил Бышовец в декабре 2000 года репортёру газеты «Спорт-экспресс», – почти всех назову для печати? Лобановский, Колосков... С ними отношений нет. Остальные, помельче, этим угождают. Морозов, например...» «Футбольные успехи, – продолжал он, – они Бышовцу простить ещё как-то могут, а вот то, что я на “Мерседесе” езжу, сын на БМВ, дом новый построил и вполне уютно себя по жизни чувствую, – простить трудно. Я понимаю...»

Тренерская карьера Бышовца фактически оборвалась в прошлом веке на громком провале в донецком «Шахтёре», с которым Бышовец в 1999 году не сумел выиграть чемпионат Украины, не попал в финал Кубка страны, проиграв «Карпатам», и на самой ранней стадии вылетел из Кубка УЕФА (в 1/16 финала 0:2 от голландской «Роды» в гостях и 1:3 дома): владелец донецкого клуба Ринат Ахметов сказал тогда, что у Бышовца «не получился_ контакт с коллективом», и попросил тренера на выход.

По словам самого Бышовца, его появление в «Шахтёре» напугало Лобановского. На самом деле Лобановского появление Бышовца в «Шахтёре» обрадовало. На момент его приезда в Донецк «Шахтёр» и киевское «Динамо» шли в чемпионате Украины после 22 туров вровень («Динамо», добившемуся права играть в полуфинале Лиги чемпионов с «Баварией», было тогда не до внутренних соревнований). Но при новом тренере команду залихорадило, и отставание от киевлян превратилось в неприличное. «Динамо» досрочно стало чемпионом Украины, и Лобановский, отправив доигрывать турнир полурезервный состав, получил неожиданную возможность пораньше уйти в отпуск. Отпуск он провёл с Адой на Кипре, славно отдохнул: рано утром плавал, дышал воздухом на берегу, читал после завтрака на балконе, спал после обеда. Я прилетел к нему на неделю, и вечерами мы вели неторопливые беседы обо всём на свете. «Могу только поблагодарить Анатолия Фёдоровича, – говорил он мне, – за то, что предоставил возможность не нервничать до конца турнира.

За полгода, проведённые в Донецке, Бышовец запомнился лишь интригами против своих помощников, разрушением нормальных отношений с большинством футболистов и конфликтом с главным тренером сборной Украины Сабо.

Бышовец называет свой приезд в Донецк «вызовом монополии»: «Монополизация исключает инакомыслие, независимость... Достаточно вспомнить период лысенковщины. Украинская футбольная иерархия предусматривает существование одной вершины. И надо отдать должное изощрённому умению её обитателей бороться с теми, кто посягает на эту царственную высоту. Изощрённость инквизиторов как раз и состоит в том, что их действия против ереси были ощутимы и при этом тайны. Всё это осталось за кадром. Нет ни одного запротоколированного факта борьбы с Бышовцем».

Вот ведь как можно «упаковать» полный провал, о котором тот же Ахметов сказал: «К сожалению, у него не получилась игра».

После «Шахтёра» начиная с 2000 года Бышовец на протяжении почти двух десятилетий работал в общей сложности один год и девять месяцев в трёх различных клубах – московском «Локомотиве» (год), португальском «Маритиму» (полгода) и томской «Томи» (три месяца).

В 2006 году московский журнал «PRO-спорт» задал Бышовцу логичный вопрос: почему тренер не работает ни с одним из российских клубов? Ответ поразил даже тех, кто был осведомлён о «скромности» специалиста: «Российский футбол ещё не дорос до Бышовца!»

Подтасовка фактов – обычное для людей такого рода занятие. В своей книге «Не упасть за финишем» Бышовец, например, пишет о том, как, будучи тренером олимпийской сборной СССР, позвонил Лобановскому, отправлявшемуся на чемпионат мира в Мексику (1986 год): «Слушай, кто-то из этих трёх – Яковенко, Яремчук, Рац – не будет играть? Или Чанов не будет стоять? Если так, то не заигрывай их, пожалуйста». Лобановский в ответ: «Да нет вопросов!» Но, пишет Бышовец, «заиграл их всех в ничего не значащем матче с Канадой».

Одна несуразица подгоняет другую. Бышовец, рванувший из Киева в Москву в начале мая 1986 года, практически сразу после Чернобыля, возглавил олимпийскую сборную страны в июле, спустя некоторое время после мексиканского чемпионата мира, и, пребывая в дни отлёта национальной сборной в Мексику в технической должности старшего тренера Центрального совета общества «Динамо», не имел никаких оснований просить не заигрывать тех или иных футболистов. Да и что значит «не заигрывать»? Зачем тогда везти их на чемпионат мира?

И с чего это вдруг Бышовец взял, что Яковенко, Яремчук и Рац (Чанов – понятно, он вратарь, как все знали, резервный) не будут играть? Тренер, пусть нигде ещё себя не проявивший, не мог не видеть, как в начале мая 1986 года киевское «Динамо» в поразившем всю футбольную Европу стиле выиграло финал Кубка кубков у мадридского «Атлетико» и важную роль в составе той команды играла тройка динамовских хавбеков (Яковенко в середине поля, Яремчук и Рац на флангах).

Все хорошо знающие Лобановского люди легко подтвердят, что в его лексиконе отсутствовали такие выражения, как «Да нет вопросов!». Тема, затронутая Бышовцем в разговоре с Лобановским – если, конечно, допустить сам факт этого разговора, – настолько серьёзна, что подобного ответа от главного тренера сборной СССР, назначенного в авральном порядке за несколько дней до вылета в Мексику, быть никак не могло. Лобановский – не сумасшедший, чтобы обещать не ставить на матчи чемпионата мира трёх ведущих футболистов, от которых, как и от остальных киевских динамовцев, выехавших в Мексику, во многом зависело, каким будет уровень командной игры. Каким он был, все увидели в матчах с венграми, французами и бельгийцами (а затем и осенью во Франции во встрече в рамках отборочного турнира к чемпионату Европы). Яковенко и

Яремчук забили по голу венграм, Рац открыл счёт в игре с Францией. А вот против Канады большая группа игроков основного состава, Яковенко, Яремчук и Рац в их числе, как раз и не играла: матч действительно ничего не значил.

«Отношения с Лобановским у нас всегда были ревнивыми», – констатирует Бышовец. Но ревность проявлялась только с одной стороны, поскольку у Лобановского вообще не было никаких отношений с человеком, промышлявшим интригами, направленными в основном на то, чтобы занять его место в киевском «Динамо». Иногда их отношения называли «напряжёнными». Но и для «напряжённых отношений» должны быть задействованы как минимум две стороны.

Думается, Бышовец напрасно пытается встать вровень с Лобановским, а заодно и с теми, кто составляет ряд выдающихся отечественных тренеров, – Борисом Аркадьевым, Гавриилом Качалиным, Михаилом Якушиным, Виктором Масловым, Константином Бесковым. У них с ним несопоставимые профессиональные уровни. После победы в 1988 году на Олимпиаде Бышовец тратил в основном время на самопиар и с какого-то момента вообще перестал практиковать. В профессиональном отношении он заметно слабее и таких российских тренеров из новейшей истории, как Юрий Сёмин, Олег Романцев, Валерий Газзаев, покойный Павел Садырин, Курбан Бердыев, Леонид Слуцкий.

Бышовец несколько раз предпринимал попытку заменить Лобановского на посту главного тренера киевского «Динамо». Первый случай для широкой публики малоизвестен. Относится он к 1976 году, когда после Олимпиады в Монреале в «Динамо» вспыхнул нешуточный конфликт, потребовавший вмешательства и применения кардинальных мер со стороны высшего партийного руководства Украины. Тогда, стоит напомнить, динамовские футболисты настаивали на отставке Валерия Лобановского и Олега Базилевича, и тренер динамовской школы Анатолий Бышовец без ложной скромности считал, что именно он должен возглавить «Динамо», и пытался задействовать все связи, имевшиеся у него на тот момент. Через меня, например, он хотел отправить посыл об этом в прессу. Наш общий приятель попросил меня встретиться с Бышовцем, мы присели днём в кафе гостиницы «Киев», в которой я остановился (приехал для подготовки материала о конфликте в команде). Чай, кофе, пирожные. Бышовец прошёлся по ошибкам, допущенным, на его взгляд, Лобановским и Базилевичем, и сказал, что знает, как исправить эти ошибки, и готов сделать это в том случае, если ему доверят команду. Говорил так в надежде, что его слова дойдут до тех, кто принимал решения.

Связей у него, однако, в ту пору не хватило. В первой половине 80-х их стало больше. Сначала Бышовец попытался внедриться в «Динамо» после ухода Лобановского в сборную СССР в 1983 году – в роли помощника Юрия Морозова. Он якобы «случайно» встретил Морозова на стадионе «Динамо» и прямо попросил взять его помощником. «Вместо кого?» – опешил Морозов. «Хочу работать», – сказал Бышовец. «Давай, – предложил Морозов, – я поговорю с Бакой: в “Черноморце” нет главного». – «Нет, – ответил Бышовец, – я хочу работать здесь».

На следующий день Морозов, сорвавшись с какого-то совещания в городе, приехал в Конча-Заспу минут за десять до начала тренировки, быстро переоделся, вышел на поле и обомлел: Бышовец в тренировочном костюме бил голкиперам по воротам. Морозов – к Пузачу. «Бышовец сказал, – пояснил Пузач, – что его пригласили».

Устраивать скандал на тренировке Морозов не захотел. А после её завершения попросил Бышовца объясниться. «А мне Ерёмин (из Центрального совета общества «Динамо». – А. Г.) дал задание помочь тебе», – ответил Бышовец. Морозов тут же позвонил Ерёмину. «Он что, с ума сошёл? – удивился Анатолий Дмитриевич. – Бышовец приходил ко мне, сказал, что хочет поработать в Киеве. Я ему посоветовал обратиться к тебе. Только и всего. Никакого задания».

Сам Бышовец между тем утверждает, что ещё до назначения Морозова у него состоялась «встреча с уполномоченными лицами в ЦК КПУ, и такое предложение (возглавить «Динамо». – А. Г.) мне было сделано. Произошло даже утверждение штаба, который должен был со мной работать, но, к сожалению, не сложилось».

Но тогда – и в Киеве об этом всем причастным к футболу людям хорошо известно – обсуждали только две кандидатуры, предложенные Лобановским, – Морозова и Базилевича. Бышовец мог фигурировать лишь в собственных мечтах.

Ещё одну попытку возглавить динамовскую команду Бышовец предпринял после неудачного для неё (уже при вернувшемся из Москвы Лобановском) сезона 1984 года. Он включил все «рычаги», привлёк на свою сторону некоторых высокопоставленных деятелей из ЦК КПУ и Совета министров республики, открыто говорил о готовности взяться за самый важный участок украинского футбола, о том, что он, Бышовец, сумел бы обеспечить успех киевскому «Динамо», которое – надо же! – так провалилось в сезоне. Но – опять ничего не получилось.

А ведь такого рода активные мероприятия, проводимые Бышовцем, ложились на благодатную почву: независимость Лобановского не устраивала многих украинских руководителей, и они терпели тренера только по причине доброго и уважительного к нему отношения со стороны Щербицкого.

Вражде Лобановского с Малофеевым, – которой со стороны Лобановского, как и в случае с Бышовцем, не было и в помине, – также приписывается идеологическая и личная подкладка. Журналист Игорь Рабинер говорит, в частности, о «взаимосвязи идеологического и личного»: Лобановский, дескать, «не уставал насмехаться» над абстракцией Малофеева, введшего в обиход термин «искренний футбол».

Определение, мягко говоря, нелепое. Футбол он и есть футбол – игра. Но Лобановский над ним и не насмехался – как можно насмехаться над тем, чего не существует в природе? У него спросили однажды, как он к «искреннему футболу» относится. Лобановский, повторюсь, ответил, что не знает, что это такое.

Когда «прожжённому практику» Лобановскому по непонятно каким причинам – фигуры-то в футболе несопоставимые! – начинают противопоставлять переполненного «романтическими воззрениями» Малофеева, так и подмывает вспомнить роль «романтика с большой дороги», сыгранную Малофеевым в концовке чемпионата СССР 1982 года. Тогда, дабы киевское «Динамо» Лобановского не вышло в очередной раз в победители турнира, соратники белорусского тренера по «романтическим воззрениям» из «Спартака» и московского «Динамо» странным образом проиграли в Москве минской команде по матчу (3:4 и 0:7 соответственно) и поздравили её с чемпионством. Особенно весёлым стал матч со «Спартаком», умудрившимся проиграть в манеже, где обыграть его практически было невозможно. Да и на воротах спартаковских, в которые влетело четыре гола, стоял не зелёный новичок, а входивший во всевозможные символические сборные по итогам чемпионата мира-82 Ринат Дасаев, ставший в том сезоне лучшим футболистом СССР!

«Стоит ли говорить, – написал журналист Евгений Зырянкин, – что Малофеев стал для Лобановского личным врагом именно тогда». Вот только Лобановский, опять-таки повторюсь, об этом даже не догадывался.

Как только заходила речь о белорусском футболе, моментально вспоминали Эдуарда Малофеева. Он превращён – прессой и общественностью – в полумифическую фигуру, почти такую же, как Анатолий Бышовец. Годами, а то и десятилетиями за обоими тянется шлейф, сотканный из нескольких лент.

Одна лента – лента победителей, хотя на самом деле выигрышей футбольных что у Бышовца, что у Малофеева – раз-два и обчёлся. Весьма обстоятельная энциклопедия «Российский футбол за 100 лет» не даст соврать.

В победном списке Малофеева, например, – чемпионство с минским «Динамо» 1982 года, третье место с этой же командой год спустя, «серебро» с московским «Динамо» в 1986 году и выход тюменского клуба «Динамо-Газовик» в 1993 году в высшую лигу чемпионата России. Кроме того, Малофеев убеждён в том, что если бы возглавляемая им олимпийская команда отправилась в 1984 году на Олимпиаду в Лос-Анджелес, то непременно выиграла бы там турнир. Команда, однако, не поехала из-за коммунистического бойкота Игр, и потому сейчас можно говорить всё что угодно: «Не было тогда в м и р е (разрядка моя. – А. Г.) сборной сильнее, чем наша олимпийская!»