Текст книги "Лобановский"

Автор книги: Александр Горбунов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 46 страниц)

Лобановский не сомневался: даже если бы он все тренировки делал открытыми для прессы, уровень её оставался бы прежним. Знать околофутбольную жизнь – по слухам, по догадкам, по обрывкам разговоров, по частичной информации, просочившейся из команды, – совсем не означает знать сам футбол. Это всё равно что повторять попугаем бесконечные актёрские байки, не видя спектаклей, не бывая на репетициях, не вникая в режиссёрский замысел, не читая, в конце концов, пьесы, и настаивать при этом на умении профессионально воспринимать театр и на праве публиковать не только рецензии, но и исследования о путях развития театра.

«Поразительно, на мой взгляд, – размышлял Лобановский, – следующее обстоятельство. Мы готовимся к матчу, входящему в сложную систему нашего пребывания в футболе. Тренируемся. Обсуждаем, как нам лучше построить игру в тактическом плане. При этом мы обладаем большим объёмом информации – по своим игрокам, по игрокам противостоящей нам команды, по массе других определяющих факторов. Проводим матч. Выигрываем его, играем вничью или проигрываем – не суть важно. Не в этом дело. И матч этот, навязывая своё мнение публике и специалистам, игру по каким-то причинам не видевшим, оценивают в массе своей дилетанты. Потрясающее несоответствие!

Они, не зная, как работала команда, чем вызваны те или иные перестановки, советуют производить замены на свой вкус, объясняют нам, как следует тренировать команду. Когда знакомлюсь с нелепыми и претенциозными рассуждениями так называемых футбольных журналистов, возникает желание дать один простой совет: возьмите команду, если вы всё так хорошо знаете, начните со второй лиги. И далее – вверх по ступенькам.

Говорят, что уровню развития футбола не соответствует судейство. Да, это так. Оно заметно отстаёт. Но ещё заметнее не соответствует и отстаёт, по-моему, пресса. Легче простого – сложить бессмысленный, если судить строго профессионально, текст на бумаге или наговорить его с экрана и ни за что при этом не отвечать. За слова свои, написанные или произнесённые, – не отвечать. Констатация результата, даже облачённая в красиво составленные предложения, убивающие пустотой, только констатацией и остаётся. Для этого достаточно двух строчек от информационных агентств».

Он не знал, что предпринять, сосредотачивался на прочитанном и услышанном, иногда зацикливался на этом, да так, что ни о чём ином в течение вечера говорить порой не мог. Отвечать или не отвечать? Нет, конечно, советовали друзья. Не обращай внимания, перестань читать газеты и отключай звук при телетрансляциях.

Без прессы Лобановский себя не мыслил, потому что не мог жить без информации. Ежедневно прочитывал кипу газет. На крыше каждого из домов, где он жил, – в Киеве, за городом, на Кипре, – были установлены спутниковые тарелки. Даже в госпитале МВД, когда он там лежал, палата Лобановского была оборудована всем необходимым для получения привычных телесигналов.

В кипрскую квартиру Лобановских, когда удавалось выбраться на несколько дней подышать морским воздухом, в заведённое распорядком время приходили по факсу из клубной пресс-службы выжимки из газет, причём не только на футбольную тему, и статьи, заинтересовавшие Лобановского, пересылались ему целиком. Он планировал обучиться работе на компьютере и вникнуть в возможности Интернета.

«Появилось, – говорил Лобановский, – очень много мальчиков, которые совершенно случайно взяли в руки микрофон: им, наверное, просто нравится разговаривать – они словно бабочки-однодневки... Но на развитие футбола они не влияют, на восприятие – да...»

Но мальчики, случайно оказавшиеся у микрофона и радостно жонглирующие придуманными словами: «оборонцы», «обезмячить» (вот бы их «обезмикрофонить»...), – ладно. Лобановского удивляло, например, на каком невысоком уровне вёл репортажи Владимир Маслаченко. «Видно, считает, – говорил Лобановский, – что на фоне необразованной молодёжи он и в самом деле выглядит мэтром...»

«Я, – писал журналист Дэви Аркадьев в книге «Футбол Лобановского», опубликованной почти сразу после отъезда тренера в Эмираты, – твёрдо убеждён в том, что не вина, а беда Лобановского, человека, бесспорно, очень талантливого и одарённого, в том, что он, израсходовав много сил и здоровья, нервной энергии и интеллектуальных ресурсов, так и не стал великим тренером (хотя именно так нарекали его иные журналисты в пору преуспевания киевского “Динамо”)».

И не только «иные журналисты» – они-то как раз в последнюю очередь. И не только «в пору преуспевания» команды. Великим тренером Лобановского называли очень многие его западноевропейские коллеги и футбольные аналитики, руководствуясь не конъюнктурными соображениями (победами клуба или его неудачами), а только работой Лобановского, кардинальным образом изменившего подходы к ведению учебно-тренировочного процесса, задавшего новое направление, разработавшего совершенно иной подход к игре и внёсшего неоспоримый вклад в развитие мирового футбола.

Утверждая, что у Лобановского бывали «нередкие перебои, перерастающие порой в дефицит», с «добротой, справедливостью и правдой», Д. Аркадьев говорит: «Давно известно, что нет подлинного величия там, где нет доброты, справедливости и правды» и задаётся вопросом: «Почему Лобановский, даже работая в комфортных условиях моральной поддержки высшего партийного и советского руководства Украины и располагая всем её футбольным потенциалом, пока не стал великим тренером и не создал “чудо-команду”, шагающую от победы к победе. Да и станет ли ещё? Создаст ли? Пожалуй, нет».

Любопытный, надо сказать, пассаж. На что же расходовал Лобановский силы, здоровье, нервную энергию и интеллектуальные ресурсы, если ему были созданы «комфортные условия моральной поддержки»? Да и все футбольные ресурсы республики были под рукой. Дефицит, оказывается, у него был с «добротой, справедливостью и правдой».

Вдогонку Лобановскому много чего тогда наговорили. И совершенно логично, что тот же Аркадьев после возвращения Лобановского с Востока, признаваясь в том, что «испытывает определённые угрызения совести за эти строки», сразу же стал говорить о том, что Лобановский «был на век впереди многих из тех, кому посчастливилось жить с ним в одно время».

Не нам судить о доброте, справедливости и правде Лобановского. Только – футболистам, с ним работавшим, и коллегам, находившимся рядом, в одном тренерском штабе. Их высказываний на сей счёт – не счесть. И никто из игроков и тренеров, за редчайшим исключением (например, обиженный Леоненко, так и не понявший, что он сам стал «кузнецом своего счастья»), ни на йоту не сомневается в доброте и справедливости Лобановского. Особенно – по прошествии времени.

С несправедливостью, как известно, либо сотрудничают, либо сражаются. Других вариантов нет. Лобановский сражался всегда. Даже в мелочах.

Однажды Лобановский вместе с Ошемковым возвращался из Австрии. Вместо Шереметьева самолёт – из-за непогоды – приземлился во Внукове. На таможне «трясли» русскую женщину, прилетевшую из Вены. У неё в багаже были видеодвойка (телевизор и видеопроигрыватель в одном корпусе) и видеомагнитофон. Провозить по тогдашним правилам можно было что-то одно. Лобановский, видя эту картину, взял у плачущей женщины, у которой хотели что-то – одно из двух – отобрать, коробку с видеомагнитофоном и сказал: «Таможню мы ещё не прошли. Так что пока находимся за границей. Женщина вот подумала и решила подарить мне этот видеомагнитофон. Правда?» Та удивлённо посмотрела на Валерия Васильевича и, сообразив, в чём дело, подтвердила: «Именно так». Потом, когда прошли таможню, магнитофон ей, конечно, вернули, но пришлось ждать довольно долго: таможенники, раздосадованные тем, что внезапно «уплыло» что-то из видео, приступили к мести – отобрали у Лобановского набор сыров, который он вёз Свете – «для санитарного контроля» («Вы бы, – сказал им Лобановский, – свою колбасу и туалетную бумагу на контроль взяли»), и чистые видеокассеты – .«для проверки: нет ли на них запрещённых для показа в СССР записей» (Лобановский только плечами пожал).

Лобановского в 70-е, 80-е и 90-е годы не критиковали даже, а уничтожали за тот футбол, в который в XXI веке играют все ведущие клубы и национальные сборные мира. В 70-е Лобановский заглянул в «завтра», а когда оно наступило, то обнаружилось всё то, о чём он и говорил: компактное расположение игроков на поле, и не просто расположение, а синхронное групповое передвижение в необходимых направлениях, диктуемых ходом матча; обязательное участие всех без исключения форвардов в оборонительных действиях – у Лобановского это делали и Блохин, и Беланов, и Ребров, и Шевченко; коллективный отбор мяча, к которому лучшие команды мира приступают в тот самый момент, когда теряют мяч – на каком бы участке поля это ни происходило.

Глава 22
ЛОБАНОВСКИЙ И ПРЕССА

Однажды Лобановский – вместе с репортёром, бравшим у него интервью, – фактически спас известного советского поэта Александра Ткаченко, в те времена, в 80-е годы, диссидентствовавшего. Об истории этой, включённой журналистом Гагиком Карапетяном в посвящённую Ткаченко книгу «Сердце, которое не сокращалось», поведал Николай Боднарук, один из немногих журналистов, которым Лобановский давал интервью, будучи спокоен, что его слов не переврут, не поставят всё с ног на голову и не заставят краснеть и оправдываться. Николай работал тогда в «Известиях», к спортивному отделу не имел никакого отношения, и его интервью с Лобановским газетные полосы, конечно же, украшали.

«В 1996 году, – рассказал Боднарук, – я короткое время работал первым замом главного редактора. По вечерам мы имели обыкновение спускаться на первый этаж в столовую, которая превращалась в бар, и за разговорами баловались пивком. В один из таких вечеров к нашему столу подошёл невысокий крепко сбитый мужчина. Кто-то тихо сказал, что это Александр Ткаченко, гендиректор русского ПЕН-центра. Поэт и прозаик, в прошлом диссидент, ныне – правозащитник. И профессиональный футболист, играл в командах высшей лиги – за “Таврию”, “Зенит” и “Локомотив”. Стали знакомиться.

Когда назвали моё имя, Ткаченко напрягся и переспросил: “Как-как имя-фамилия?” Я назвался. Он молча развернулся и направился к стойке бара. Люди за столом удивлённо переглядывались, не понимая, чем вызван этот демарш и как на него реагировать. Через несколько минут Ткаченко вернулся и со стуком поставил передо мной бутылку виски.

“Много лет назад, – сказал он, – я дал себе слово, что если когда-нибудь встречу человека с этим именем и фамилией, то поставлю ему бутылку. Виски устроит?”

Сижу, тупо уставившись на поэта, наслаждающегося мизансценой, жду продолжения спектакля.

“Когда-то ты меня спас”, – по-свойски, словно мы сто лет знакомы, продолжал Ткаченко.

“Ничего такого я не...”

“Спас, спас, просто не знаешь об этом, – перебил он. – История такая. Я в то время жил в Симферополе, и за меня всерьёз взялась гебуха. Дело шло к аресту, мне один болельщик-чекист об этом стуканул. Я уже готов был ко всему, но вдруг что-то где-то перевернулось. Иду утром по улице, навстречу знакомый обкомовский работник – весь сияет, руку жмёт, поздравляет. Вчера ещё чуть не ногами на меня топал, а сегодня желает успеха на поэтической ниве, а также – дружить. Я обалдел, думал, умом тронусь, не мог понять, с чего вдруг такой крутой разворот. Позже узнал: ‘Известия’ в тот день опубликовали интервью с Лобановским. Тогда он возглавлял сборную СССР, которая готовилась к чемпионату мира в Мексике, и был в большом почёте. Так вот мэтр сказал в интервью, что хорошему футболисту, кроме ног, нужны ещё и мозги, и в качестве примера назвал меня. Мол, когда-то был хороший футболист Ткаченко, а теперь есть хороший поэт Ткаченко... Две строчки! И всё! Что-то у них там щёлкнуло, и меня оставили в покое. Так что хотел ты того, не хотел, а спас меня своим интервью”.

Вот уж воистину никогда не угадаешь, как слово отзовётся! Трудно сказать, что щёлкнуло в той ситуации. Вряд ли те, кто преследовал Ткаченко, рассупонились от похвал в его адрес от самого Лобановского. Скорее, местные партийные бонзы, уверенные, что в стране ничего просто так не происходит, приняли строчки в центральной газете за сигнал и на всякий случай решили тормознуть. Или же кто-то из болельщиков в лампасах просто воспользовался случаем, вставил словечко – поди, угадай, что у наших вершителей судеб в голове?»

Ни Боднарук, ни Лобановский со стихами Ткаченко знакомы не были. Лобановский помнил, что был такой футболист, и знал, что есть такой поэт. Боднаруку же о Ткаченко, о том, как его «прессовали по полной программе», в редакционном буфете рассказал как-то спецкор газеты Эдуард Поляновский. Боднарук рассказ запомнил и, встретившись с Лобановским, предложил ему поддержать Ткаченко, попавшего в опалу. «Валерий Васильевич, – рассказывал Боднарук, – легко согласился и сказал истинную правду: футболисту, кроме ног, действительно нужны ещё и мозги, кто бы спорил. И привёл убедительный пример. Сказал и сказал, напечатали и забыли. И кто мог подумать, что слово Лобановского обладает такой страшной силой?»

С первых дней тренерской работы Лобановский с предельной тщательностью относился к публикациям интервью с ним. Анатолий Косый, днепропетровский журналист, работавший в заводской многотиражной газете, вспоминает своё первое интервью с начинающим тренером. Осенью 1968 года они встретились в спорткомитете города (их познакомил приятель Косого, судья всесоюзной категории Анатолий Гладкий), проговорили минут сорок – совершенно рутинный разговор («Много ли, – говорит Косый, – может сказать начинающий тренер начинающему журналисту из многотиражки?») – и разошлись. Молодой репортёр был удивлён, когда 29-летний Лобановский, узнав номер телефона многотиражной газеты, позвонил, попросил прочитать текст уже подготовленного интервью и, выслушав, «завизировал» его. Первая собственная публикация Лобановского-тренера относится к Днепропетровску – в 1972 году в новогоднем номере воссозданной после длительного перерыва газете «Днепр вечерний» под заголовком «Экзамен на зрелость».

Руководители клуба настояли после возвращения Лобановского из Кувейта на его обязательных пресс-конференциях. Возражал он вяло, вынужден был согласиться, считаясь с мнением тех, от кого во многом зависит клубное благосостояние. Оговорил лишь право устанавливать собственную периодичность и не посещать сиюминутные послематчевые встречи с прессой.

Как ко всякому занятию, за которое он брался, к пресс-конференциям Лобановский относился чрезвычайно серьёзно, готовился к ним, проверял на предварительных собеседниках некоторые формулировки и не скрывал, что намерен воспитывать журналистов, заставлять их думать, воспринимать идеи современного футбола и доносить их до публики. Может быть, в душе и сомневаясь в полезности просветительской миссии, тем не менее приходил в зал и часа по два беседовал с репортёрами, вдалбливая в них, собственно, всякий раз одно и то же.

Пресс-атташе «Динамо» Алексей Семененко сидел рядом с ним и краешком глаза видел заготовки Лобановского – исписанные страницы: с подчёркиваниями и выносами отдельных фраз на поля.

Когда накапливалась информация, которой он хотел поделиться с журналистами, говорил Семененко: «Что-то мы давно с прессой не общались». Выбирали день, час, и динамовский зал для пресс-конференций, рассчитанный на 150 мест, заполнялся до отказа. Послушать Лобановского приходили не только репортёры, но и тренеры, работники клуба.

Такие встречи Лобановский любил. К ним можно было основательно подготовиться, высказать всё, что на данный момент хотелось высказать, вести обстоятельный разговор, не поглядывая на часы. Не любил он моментальных, на скорую руку пресс-конференций сразу после матчей. У него не было под рукой необходимых для квалифицированного анализа и возможного обсуждения данных – распечаток игровой деятельности команды и каждого футболиста, а отделываться стандартными фразами он не умел и не хотел. Такие – по горячим следам – пресс-конференции его раздражали, и он старался по возможности посылать на них своих ассистентов.

Не меньше раздражали Лобановского поражавшие пустотой вопросы. От них он отмахивался, как от надоедливых мух. «Вы можете вспомнить, что вы сказали перед “Ньюкаслом” на установке? Главная ваша мысль?» – «Не могу. Каждый день приходится говорить. Не конспектирую». – «Ну а перед “Барселоной”? Всё ведь ещё свежо». – «Каждый день приходится говорить. Не только перед “Барселоной” и “Ньюкаслом”. Каждый день».

31 декабря 2000 года мы разговаривали с Лобановским, и он сказал мне, что его очень огорчила публикация в газете «Команда» интервью с ним за подписью Максим Максимов: «Он привёл на стадион какого-то человека, сказав, что тот в Москве пишет обо мне книгу. Пожалуйста, пусть пишет, но я говорить ничего не собираюсь». Какие-то вопросы они Лобановскому задали, на некоторые из них он ответил, но подчеркнул: это – не для публикации. И вдруг открывает 29 декабря «Команду» и с удивлением видит напечатанное интервью, в котором Максимов, помимо всего прочего, многое переврал, в частности – фразу Лобановского о тренерстве Блохина. «Очень высокий коэффициент недобросовестности, – сказал мне Лобановский. – С Линником же я почти три часа говорил, и он не позволил себе ничего подобного...»

Если Лобановский не хотел давать интервью, он его не давал. Когда был помоложе, просто говорил «нет» или «сейчас не время». После возвращения с Востока отказы обставлял иначе. Дмитрий Гордон из газеты «Бульвар» рассказывает: «Подошёл к нему после первой пресс-конференции, он: “Дима, здравствуй! ‘Бульвар’ читаю, мне все номера в Эмираты привозили...” Я: “Валерий Васильевич, так, может, интервью?” – “Обязательно. Обязательно”. И вот выходит в “Бульваре” революционное на тот момент интервью с Йожефом Сабо, который камня на камне не оставил от существовавшей системы футбола, раскритиковал её в пух и прах, всё своими именами назвал. Я подошёл к Лобановскому уже после этого: “Так как насчёт интервью?” – “Да ты понимаешь... – ответил Валерий Васильевич. – После Сабо теперь не могу. Он – главный тренер сборной, а я – клуба, он должен мне разрешить”. Я принял эту игру и обратился к нему через некоторое время: “Сабо разрешил”. Он: “Ну, хорошо. Вот ещё чуть-чуть, и сделаем”. Потом выходит интервью с Блохиным, в котором он резко высказался: дескать, вторым у Лобановского не буду, только первым. И опять я слышу: “Ну, после Блохина даже не знаю, что и сказать... Разве что в конце сезона...” Подхожу в конце – Лобановский: “Так новый сезон начинается...” Я: “Ладно, спасибо, понял”. На этом мы расстались».

Лобановский тем не менее всегда старался входить в положение репортёра. Так было, например, с корреспондентом «Советского спорта» Александром Владыкиным, которого редакция в сентябре 1986 года командировала в Рейкьявик на отборочный матч чемпионата Европы со сборной Исландии. Лобановский, несмотря на порывистый ветер и холодный дождь, не стал отказываться от утренней пробежки (тогда он ещё бегал). Владыкин терпеливо ждал тренера, хотя врач Савелий Мышалов отговаривал его от интервью: «Может, в следующий раз поговорите, а то у Валерия Васильевича небольшая температура». Но Лобановский, узнав, что Владыкину через некоторое время передавать материал в газету и что он всё это время ждал его под дождём, согласился: «Поговорим по дороге, но потом возьмите у доктора что-нибудь согреться, а то простудитесь».

Лобановский никогда не звонил редакторам газет и не просил прислать на интервью того или иного журналиста.

От интервью он вообще старался отлынивать, но когда не удавалось сделать это, тренер с репортёром встречался и разговаривал – умно, как всегда, с тонким юмором, информативно и, разумеется, без крика. Алексей Семененко, всегда приезжавший с «Динамо» в Москву на «Кубок Содружества» и державший – по должности – «руку на пульсе» контактов Лобановского с прессой, лишь плечами пожимал недоумённо, когда ему на глаза попадались «интервью» с Лобановским, которых быть не могло, потому что их не было. «Лобановский, – рассказывает Семененко, – избегал контактов с назойливыми журналистами, отказывал в интервью девятерым из десяти». Некоторые левые «интервью» – короткие, оперативные. Другие, такие, к примеру, как в пилотном выпуске московского журнала «Профессионал», – объёмные, напичканные фразами Лобановского из интервью реальных, сдобренные суждениями придуманными. Авторы подделок, которым Лобановский будто бы «тыкал», не удосуживались даже прояснить, хотя бы для себя, что тренер никогда к незнакомым и малознакомым ему людям не обращался на «ты».

Однажды он позвонил мне, и так совпало, что как раз в этот момент я читал опубликованное в свежем номере «Советского спорта» огромное – на две полосы – интервью с ним украинского автора. Лобановский был удивлён: он ни газете этой, ни автору, подпись которого стояла под материалом, интервью не давал. Когда в Киеве стали разбираться, выяснилось, что парень то ли из Днепропетровска, то ли из Харькова решил удивить московское издание своим мастерством, обработал несколько старых интервью Лобановского, создал из них своё и отправил в газету. Хорошо ещё глупостей никаких Лобановскому не приписал, как это сделал автор в журнале «Профессионал».

Поначалу Лобановский не собирался реагировать на многочисленные, появившиеся словно по команде публикации, уничтожавшие команду, за исключительно короткий отрезок времени выигравшую у «Эйндховена», дважды разгромившую «Барселону» и добившуюся права играть в четвертьфинале Лиги чемпионов в компании с «Реалом», «Баварией», «Манчестер Юнайтед», «Монако», «Ювентусом», «Боруссией» и «Байером». Но потом подумал и понял, что был бы не прав по отношению прежде всего к футболистам, добившимся такого результата, если бы не вмешался.

«Вы знаете, что команда сейчас находится в отпуске, – обратился Лобановский к журналистам на специально созванной пресс-конференции. – Необходимо отдохнуть – за спиной напряжённый сезон. Вы знаете также, что перед уходом в отпуск мы практикуем индивидуальные беседы с игроками. Так вот, во время этих бесед многие футболисты отказывались уходить в отпуск, уезжать в тёплые страны до тех пор, пока не пообщаются с прессой и не зададут несколько вопросов по поводу подведения некоторых так называемых “итогов” выступления команды за год, по поводу оценок действий клуба вообще и игроков в частности. С трудом удалось уговорить их не аннулировать уже оплаченные туры. Миссию по уточнению неясностей я обещал им взять на себя».

У Лобановского сложилось впечатление, что далеко не все поняли иронические нотки, прозвучавшие в его вступительном слове. Только потом, спустя время, лица некоторых журналистов расплылись в улыбке, и они принялись перешёптываться друг с другом. «Первый вопрос, – сообщил Лобановский собравшимся, – игроки попросили меня задать вам такой: “А почему мы должны всех обыгрывать?” Почитали мы прессу после игры с “Ньюкаслом”. Разные были там мнения. Но так оно в принципе и должно быть – ведь мы пребываем на пути в демократическое общество. Видимо, поэтому можно писать всё что угодно. Например, кто с кем и где сидел рядом в самолёте – это ведь очень важно. Или какие кто пил напитки...

У каждого опубликованного материала – свой уровень. У подобного рода материалов – уровень нижайший. Одно дело, когда такие статьи публикуются в бульварной прессе. В этом её предназначение. Она и существует только для того, чтобы сообщать определённой категории озабоченных читателей, кто с кем спит, как спит, в каких позах. Но когда речь идёт о серьёзных вещах, а я отношу футбол к вещам серьёзным, то надо искать возможность писать о футболе так, чтобы пропагандировать его. Мы удивляемся зачастую снижению интереса к игре со стороны публики, задаёмся порой вопросом, почему так мало зрителей на трибунах. Ответ прост: сплошной негатив в средствах массовой информации ничего футболу, кроме вреда, не приносит. Уж пользы-то не приносит точно.

Очень часто в разговорах о футболе я употребляю слово “мотивация”. Это очень объёмное слово. За ним ясно видится попытка подняться на качественно новый уровень. Именно подняться, а не стоять на месте, даже если место это довольно высокое. Это касается всех, причастных к футболу людей: руководителей, тренеров, игроков. И, конечно же, журналистов.

Тренер с мотивацией всегда будет пытаться обзавестись информацией о зарубежном футболе, о новинках в тактике, в системе подготовки, а не пользоваться лишь местными материалами, довольствуясь только своим накопленным опытом. Без мотивации тренеру не поспеть за эволюционными изменениями в футболе.

В том случае, если мотивация отсутствует у игроков и они не хотят стать лучше, то ни о каком положительном результате, повышении уровня, успехе и речи быть не может».

В рамках мотивационного поля, на взгляд Лобановского, должны работать и журналисты. Стараться, во всяком случае, не отставать от тренеров и игроков, тех, прежде всего, которые пытаются не только идти в ногу с эволюционными событиями в развитии футбольной игры, но и опережать их.

«Пресса, – не сомневался Лобановский, – в достаточной степени влияет на общественное мнение. Она, если исходить из этого, может влиять на слабовольных тренеров, оказывать воздействие на игроков, которым удобнее не расти, а лишь присутствовать в футболе. Но влиять она может только в том случае, если сама постоянно поднимается на новый качественный уровень в том, что касается понимания футбола. Поднимается, а не остаётся на позициях вчерашнего дня и пытается сделать вид, будто никаких эволюционных процессов в нашем любимом футболе не происходит.

У каждого своё мнение. Каждый может его отстаивать. Плюрализм. Но навязывать своё мнение миллионам людей... Я всегда, высказывая ту или иную мысль, оговариваюсь: “С моей точки зрения”, “На мой взгляд”, “По-моему”, “Мне представляется”... Мне непонятно, почему так не поступают многие журналисты, отправляя сотням тысяч читателей свои безапелляционные порой, с очень высоким коэффициентом дилетантизма суждения о футбольных матчах».

На матч чемпионата СССР «Динамо» (Киев) – «Арарат» в августе 1973 года прилетел из ФРГ главный редактор одного из самых авторитетных в Европе еженедельников Карл-Хайнц Хайманн. Он приехал повидаться со своим давним другом, тренером «Арарата» Никитой Симоняном, с которым они были знакомы с 1964 года. Симонян, после того как они договорились о встрече, созвонился с Лобановским – они к тому времени уже были хорошо знакомы, регулярно общались по телефону – и сказал: «Если будешь в те дни в Киеве, присоединяйся к нам. Я тебя с ним познакомлю».

Ереванская команда разместилась в гостинице «Москва» – лучшей в то время в Киеве. Вечером 20 августа после матча, который, стоит заметить, «Арарат» проиграл (1:3), Хайманн поднялся в люкс Симоняна, поздоровался с ним и увидел поднявшегося из кресла высокого стройного парня. «Это Валерий Лобановский, – представил его Хайманну Симонян. – Он тренирует “Днепр”». Днём раньше днепропетровцы проводили встречу тура в Алма-Ате, выиграли в серии послематчевых пенальти, и Лобановский, прилетев на выходной в Киев, задержался ради знакомства с Хайманном. Был накрыт стол с местными и привезёнными из Еревана деликатесами и, конечно же, армянским коньяком.

«Как сейчас помню, – вспоминал Хайманн, – Валера сидел в углу номера. Никита нас познакомил. Лобановский тогда так высоко отозвался о моих статьях, что я даже не поинтересовался, как ему удаётся их читать, а просто покраснел. Мы быстро подружились. Когда он привозил в Руйт под Штутгарт “Динамо”, а потом сборную Кувейта под Нюрнберг, моя жена ворчала: “Опять Лобановский приехал, а значит, тебя вечером не будет все эти дни дома”». Лобановский, его ассистенты и Хайманн каждый вечер посиживали в ресторанчике, в меру выпивали и, разумеется, допоздна разговаривали.

К встрече с Хайманном, как и ко всем заранее запланированным встречам с незнакомыми людьми, Лобановский основательно подготовился. По его просьбе был сделан перевод нескольких последних материалов Хайманна. Лобановский их прочитал и легко, к месту, оперировал фактами и мыслями из хайманновских статей, чем изрядно удивил немецкого журналиста и даже несколько смутил его.

Киевский журналист Виталий Галинский, хорошо Хайманна знавший, часто с ним во второй половине 70-х годов встречавшийся, а в 90-е годы работавший на «Киккер» из Киева, считает, что Лобановский и Хайманн познакомились поздней осенью 1973 года в канун первого матча 1/8 финала Кубка УЕФА «Динамо» – «Штутгарт», состоявшегося 27 ноября. Но это была уже их вторая встреча. Они увидели друг друга на предматчевой тренировке немецкой команды. Хайманн обратился к Лобановскому с просьбой подробнее рассказать для читателей «Киккера» о себе и о киевской команде. Лобановский, уже получивший к тому времени назначение на пост главного тренера «Динамо», но за играми своей новой команды наблюдавший с трибуны (так что матч со «Штутгартом» никак нельзя назвать динамовским дебютом 34-летнего тренера), действительно побывал на предматчевом занятии «Штутгарта» и детально затем поведал динамовцам об увиденном.

Во многом благодаря Хайманну киевское «Динамо» получило благоприятную прессу в Западной Европе ещё до того, как добилось первых успехов.

В 1964 году сорокалетний Хайманн занял кресло главного редактора журнала «Киккер» (тогда же он первый раз в качестве автора появился на страницах московского еженедельника «Футбол» в № 22 за 1964 год – как Карл Гейнц Гейман), превратив еженедельник местного значения в авторитетное в мировом футболе издание. «За более чем полувековую работу в футбольной журналистике, – рассказывал он, – я не встречал такого тренера и человека, как Валерий Лобановский. Это был умный, интеллигентный собеседник, располагавший к себе с первых минут разговора. Он жил своей работой 24 часа в сутки и не мыслил себя вне футбола. Валерий не только генерировал очень интересные идеи, но и умел воплощать их в жизнь. Если однажды он принимал решение, то переубедить его и навязать иной подход к проблеме, особенно в 70-е и 80-е годы, было бесполезной затеей. Лобановский был значительной личностью. Он никогда не держал на сердце зла. Поверьте, мне приходилось встречать на извилистой журналистской тропе немало великих игроков и тренеров, но общение с ними оставило в памяти разве что их профессиональный облик. Лобановский же запечатлелся в моём сердце. Я видел в нём выдающегося футбольного мыслителя и своего близкого друга. Ни с одним из тренеров Германии, Италии, Англии, Франции, Испании не сложились у меня такие тёплые многолетние отношения, как с Валерием. Всё объясняется просто: с ним можно было не соглашаться, но нельзя было не восхищаться им».