Текст книги "Лобановский"

Автор книги: Александр Горбунов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 46 страниц)

Глава 9
ЛОБАНОВСКИЙ И БЕСКОВ

«Как о специалисте, – говорила в интервью газете «Спорт-экспресс» вдова Константина Ивановича Валерия Николаевна, – Бесков всегда отзывался о Валерии Лобановском с уважением. При этом открыто критиковал Валерия Васильевича за пристрастие к договорным матчам. Очки оттуда, очки отсюда – и на пьедестал. В этом всегда была разница между ними».

То есть, если следовать логике Валерии Николаевны и её знаменитого супруга, в тех случаях, когда киевское «Динамо» опережало в чемпионате «Спартак», происходило это за счёт появления у команды неизвестно откуда очков. Сам же Бесков, пожалуй, лишь однажды заявил, что «все украинские команды преподносили киевлянам очки на блюдечке»: «Я уверенно могу сказать о том, что украинские команды на своём поле регулярно играли с динамовцами вничью, а в ответной встрече в Киеве, как правило, отдавали им два очка».

Валерия Николаевна – из разряда футбольных жён, стремившихся вникать во все профессиональные дела мужа. Если, к примеру, Галина Дмитриевна Морозова даже на футбол не ходила, а Аделаида Панкратьевна Лобановская ни разу не сказала ни одного слова для СМИ, то Валерия Николаевна и по составу команд, которые тренировал её муж, высказывалась, и по качеству игры футболистов могла сказать своё веское слово, и по другим командам «пройтись»...

И не она одна затрагивала эту тему. «Из-за допинга, как и за “договорняки”, – говорит Александр Бубнов, – Бесков Лобановского недолюбливал. Не могу сказать, что недооценивал. Конечно, он признавал, что Лобановский выдающийся тренер. И Бесков не уставал повторять, что основной для нас тест в чемпионате СССР – это игра с киевским “Динамо”. Причём в Киеве. Бесков говорил: “Как вы в Киеве сыграете, такая вам и оценка”. За семь лет, что я выступал за “Спартак”, мы в Киеве только один раз проиграли. Прикладывали киевлян так, как никто и никогда не прикладывал».

С «прикладыванием» сверхэмоциональный Бубнов, надо сказать, погорячился. В те годы, когда Бубнов и Бесков были в «Спартаке» вместе, с командой киевского «Динамо», которую тренировал Лобановский (83-й не в счёт: Лобановский уезжал в Москву в сборную), то есть с 1984-го по 1988-й (пять лет в общей сложности), спартаковцы играли десять раз. В Киеве они выиграли трижды. В 84-м, когда Лобановский, вернувшись из Москвы, приступил к строительству совершенно новой команды (заняли тогда динамовцы 10-е место), в 87-м и 88-м. Проиграли они в Киеве в эти годы дважды (а не один раз, как утверждает Бубнов): в 85-м и 86-м. И в Москве «Спартак» дважды проигрывал киевлянам.

Но это всё – локальные матчи. Что же до глобальных результатов, то за эти пять лет киевские динамовцы дважды выигрывали чемпионат СССР (против одной победы «Спартака») и завоевали европейский Кубок кубков. У «Спартака» в эти годы в еврокубках даже намёка на возможный успех не было.

Всего же за десять лет противостояния двух команд, когда их возглавляли Лобановский и Бесков, «Динамо» в семи случаях занимало место выше «Спартака», четыре раза при этом выигрывая титул.

Значимость противостояния «Спартак» – «Динамо» (Киев) явно преувеличена. Да и само противостояние – надуманное. В 50—60-е годы и в первой половине 70-х на матчи спартаковцев и киевских динамовцев серьёзного внимания не обращали. Они не были командами-антагонистами, им нечего было делить. Раздрай в отношениях, да и то в основном подогреваемый прессой и болельщиками (Олег Романцев называет его «искусственно нагнетавшимся»), начался после того, как Киев 12 ноября 1976 года «помог» «Спартаку» покинуть высшую лигу.

До 1961 года – когда киевская команда покончила с гегемонией московских клубов, выиграв чемпионский титул, – «Спартак» побеждал в чемпионатах СССР семь раз, а после 61-го – только пять. Киевское же «Динамо» с 61-го до 91-го, когда состоялся последний чемпионат Советского Союза, – тринадцать (при Лобановском – восемь): больше, чем московские спартаковцы, динамовцы и армейцы, вместе взятые (у них девять титулов за этот отрезок времени на всех), что позволяет говорить о безоговорочном превосходстве киевского «Динамо» в советском футболе в это время.

И только Бесков сумел длительное время держать в режиме конкуренции свою команду – «Спартак» – с киевским «Динамо». Но эта конкуренция, обставлявшаяся (спартаковской стороной, стоит заметить) как идеологическое противостояние «романтического бесковского (а впоследствии романцевского) футбола с прагматичным, застрахованным от любых неудач футболом Лобановского», становилась в рамках продолжительного по времени турнира исключительно локальным событием. Если «Спартак» ставил перед собой задачу всенепременно, во что бы то ни стало обыграть Киев, то задачей «Динамо» была победа в чемпионате и добротное выступление в Европе. Это вовсе не означает, что Лобановский относился к матчам со «Спартаком» точно так же, как к остальным. Он их тоже выделял, но не до такой степени, чтобы зацикливаться на выдуманном противоборстве «романтики» с «прагматизмом».

Секретарь ЦК компартии Украины Яков Погребняк рассказывает, что после побед «Динамо» над «Спартаком» в ЦК КПУ «звонили московские партаппаратчики и журили: “Обнимаетесь с грузинами и белорусами, а спартаковцы почему-то враги. Имейте в виду, за эту команду болеют Брежнев (в действительности Брежнев болел за ЦСКА. – А. Г.), Устинов, первый секретарь Московского горкома партии Гришин”». Погребняк передавал эти «установки» Лобановскому, на что тот неизменно отвечал: «Будем играть так, как всегда».

Ответил так Лобановский и в конце осеннего чемпионата СССР 1976 года, когда победа «Динамо» над «Спартаком» в Киеве фактически выставила спартаковскую команду из высшей лиги. Именно после вылета в первую лигу «Спартак» и возглавил Бесков.

Величие Бескова как тренера – в его понимании футбола, в отношении к игре, в способности разглядеть в игроке то, чего никто другой разглядеть был не в состоянии, – отрицать невозможно. Но невозможно отрицать и тот факт, что за годы тренерской работы (в высшей лиге советского футбола 11 лет – со «Спартаком», 6 – с московским «Динамо», 2 года – с ЦСКА и по году – с «Торпедо», «Зарей» и «Локомотивом») он лишь дважды (со «Спартаком», с восьмилетним интервалом) побеждал в чемпионатах СССР. А первое чемпионство в роли тренера Константин Иванович выиграл за год до своего шестидесятилетия. И не сказать ведь, что тренировочная работа увлекала его больше, чем собственно матчи и турниры. «Бесков тренер процесса, а не результата», – считает Александр Нилин. Семён Случевский, киевский журналист и кинодокументалист, работавший в творческой группе фильма «Невозможный Бесков», рассказывает, как в начале 90-х годов спросил у Бескова: «Признайтесь честно, вас “греет”, что, несмотря на меньшее количество трофеев, чем у “Динамо” Лобановского, в очных поединках перевес за вами и вашим “Спартаком”?» «Великий в прошлом футболист и тренер посмотрел на меня как на очумелого: “Вы что! Разве можно это сравнивать! Я бы с радостью поменялся такими показателями с Валерием Васильевичем!”». «Бесков разучивал с футболистами гаммы и учил их исполнять, – говорит по этому поводу Случевский. – Лобановский преподавал науку, главная идея которой – побеждать».

Бескова спартаковские футболисты называли «Барином», Лобановского киевские динамовцы – «Папой». Невозможно было представить, чтобы кто-то в «Спартаке» обратился к Бескову по привычно-футбольному: «Иваныч». К Лобановскому все поколения динамовцев, с которыми он работал, обращались: «Васильич».

Александр Бубнов рассказывает, что он интересовался у киевлян, почему так было. Демьяненко считает, что Лобановский спрашивал очень жёстко, даже жёстче, чем Бесков. Но манера разговора у Лобановского была иной. Если у Бескова всё было серьёзно, то у Лобановского очень часто с юмором. И киевские футболисты так же с юмором могли ему отвечать. И – отвечали. «У Бескова, – говорит Бубнов, – юмор грозил отчислением!» Киевлянин Владимир Бессонов рассказывал Бубнову, что «Лобановский при всей его жёсткости и упрямстве был блестящим психологом: знал, что, когда и кому позволить (или не позволить), и это шло на пользу команде».

Проявления тирании у диктатора Бескова не всегда тормозили у «красной линии», за которой наблюдались приступы самодурства. Тирания диктатора Лобановского была вызвана только необходимостью, имевшей отношение к футболу – тренировкам и матчам. Бескову ничего не стоило беспричинно расстаться с игроками, ещё вчера не предполагавшими, что подобное может произойти. Лобановский за тренерскую жизнь отчислил, быть может, двух-трёх футболистов, но только тогда, как, например, Бережного, когда всем – тренеру и команде – становилось понятно, что без этого шага не обойтись. Можно сказать и так: Бесков всё же больше любил себя в футболе, Лобановский – футбол в себе.

Как анекдот приводят ответ динамовцев на признание спартаковских коллег о том, что «тренировки Бескова – сплошное удовольствие»: «Тренировки Лобановского – удовольствие не меньшее: дожить бы до их завершения».

Отношения Лобановского с Бесковым были очень простыми, потому что их, этих отношений, за рамками футбола не было вовсе. Журналист Леонид Трахтенберг утверждает, что «в конце жизни Бесков помирился с Лобановским. Приезжал с женой к нему в Киев на юбилей. Делить им уже было нечего».

Но для того, чтобы кому-то с кем-то помириться, необходимо для начала поссориться. Нет ни одного свидетельства ссоры, случившейся у Бескова с Лобановским или у Лобановского с Бесковым. Лобановский всегда относился к Константину Ивановичу как к высокопрофессиональному специалисту, с командой которого – так уж «легла футбольная карта» – у киевского «Динамо» с 1978 по 1988 год шёл на поле ожесточённый спор, почти всегда становившийся украшением чемпионата страны.

В ситуации, когда «Спартак» решил вдруг перед сезоном-89 избавиться от Бескова, Лобановский был на стороне Константина Ивановича.

«При всём моём уважении к Николаю Петровичу Морозову, назначенному в 1964 году старшим тренером сборной после увольнения Бескова, – говорил Лобановский, – я убеждён, что советская команда выступила бы на английском чемпионате мира 1966 года лучше и вполне могла если и не стать чемпионом, то уж в финале-то играть точно. Но только в том случае, если бы остался Бесков. Он начал кропотливую работу по формированию сборной, по постановке для неё игры. В работе этой он продвинулся далеко, но завершить её ему не позволили. И Бесков наверняка сделал бы то, чего не сумел (или не захотел) сделать Морозов, – добился возвращения в сборную Стрельцова».

И какой временной отрезок считать «концом жизни Бескова», когда он «помирился с Лобановским»? Допустим, тот, когда он перестал тренировать? Последний тренерский год Бескова – 1995-й (московское «Динамо»). Но Лобановский вообще не любил отмечать дни рождения. Юбилеи – тем более. Когда ему исполнилось 55 лет (1994 год), он находился в Кувейте. На шестидесятилетие (6 января 1999 года) братья Суркисы просили Валерия Васильевича остаться в Киеве, но Лобановский увёз команду на тренировочный сбор в Руйт, и поздравлять тренера люди, имевшие отношение к клубу, летали в Германию. До 65-летия он не дожил.

Бесковы на юбилей к Лобановскому в Киев не приезжали. Жена Лобановского Аделаида Панкратьевна подтверждает это. В другом материале Трахтенберг сообщил, что «в 90-е годы Константин Иванович несколько раз с супругой ездил в Киев по приглашению Валерия Васильевича». «И этого, – говорит Аделаида Панкратьевна, – не было».

Бесков считал Лобановского своим «главным оппонентом», утверждая, что их «соперничество шло в интересах футбола». Он категорично называл «заблуждением» теорию Лобановского о «команде-звезде» и столь же уверенно заявлял, что время доказало правоту его, Бескова, идей, а не идей Лобановского.

Это, конечно же, – к вопросу о «правоте идей», – истинному положению дел, мягко говоря, не соответствует. Вся система развития современного футбола – и крупнейшие клубные турниры, и соревнования для сборных тому подтверждение – строится на атлетизме, высочайших скоростях командных передвижений, отменной технической оснащённости, разумной универсализации и умении быстро переходить из одной игровой стадии в другую.

Другое любопытно. «Не скажу даже, – поведал Леонид Буряк в интервью журналисту украинского еженедельника «Футбол» Валерию Пригорницкому, – что Бесков так уж плохо относился к Лобановскому. У Бескова была своя философия, своё понимание футбола, но как бы там ни было, он уважал Лобановского! Когда ему было уже 80, в Москве в манеже провели матч между ветеранами СССР и Англии. На игре присутствовали Колосков, Блаттер, Платини. Бесков, приглашавший меня в “Спартак” раза четыре, подозвал к себе: “Леонид, я хочу выпить с тобой рюмку коньяку. Ты уже не футболист, а мне по возрасту положено. Я хочу сознаться тебе, что метод Лобановского более прагматичный и современный, поэтому ‘Динамо’ и побеждало в Европе”».

Буряк, который был единственным игроком в бесковской сборной, кому дозволялось исполнять длинные передачи, говорит, что, по мнению Константина Ивановича, «Лобановский был дальновиднее», и приводит слова Бескова о том, что «сейчас играют в тот футбол, который он (Лобановский) проповедовал».

Не стоит, впрочем, забывать, что под то или иное настроение Бесков мог сказать всё что угодно. Журналист Борис Духон, один из армии спартаковских летописцев, написал в «Московской правде»: «Вспомнился рассказ, услышанный от патриарха спортивной журналистики Льва Ивановича Филатова. Позвонил как-то ему Бесков и посетовал: не смог прочитать статью Филатова о Лобановском, потому что само имя Лобановского вызывает у него резко отрицательные эмоции».

Спартаковский футболист Виктор Пасулько рассказывал, по какой причине он не поехал в 1988 году в Сеул на Олимпиаду. О причине этой, по словам Пасулько, ему поведал Николай Петрович Старостин. Оказывается, после возвращения из ФРГ, где Пасулько в составе национальной сборной СССР стал серебряным призёром, футболист в одном из телеинтервью заявил, что «такого замечательного тренера, как Лобановский, не встречал». «И это, – говорит Пасулько, – не понравилось Бескову, который позвонил Бышовцу и попросил вычеркнуть меня из списка сборной».

После кончины Лобановского, Бескова потрясшей, он вспоминал, как они познакомились ещё в бытность Валерия игроком. «Он был незаурядным футболистом, – сказал Константин Иванович, – и дабы обезопасить тылы, я предпочитал прикреплять к нему персонального опекуна. Но остановить Лобановского удавалось далеко не всегда... Яркий игрок, он стал поистине великим тренером. С его уходом осиротел не только украинский и отечественный спорт. Это большая потеря и для мирового футбола. Таких, как Лобановский, – единицы. Он обожал свою профессию, полностью подчиняясь её требованиям и законам. Несмотря на то, что “Спартак” и киевское “Динамо” были непримиримыми соперниками, с Валерием Васильевичем мы были в очень тёплых отношениях, работая вместе в сборной, легко находили общий язык».

Глава 10
КОМАНДИРОВКА В МОСКВУ

О возвращении в сборную с Лобановским заговорили сразу после чемпионата мира в Испании. Он приехал в Москву для разговора, и первое, что услышал от Вячеслава Колоскова перед тем, как отправиться с ним на Старую площадь в ЦК: «Имейте только в виду, что на этот раз никакого совместительства не будет».

Поначалу хотели оставить в сборной Бескова, но он категорически отказался покидать «Спартак». Только после этого остановились на кандидатуре Лобановского. Заручившись его согласием возглавить сборную, но переехать при этом в Москву по завершении сезона, Спорткомитет переправил 26 августа 1982 года через ТАСС в прессу следующую информацию:

«Спорткомитет СССР, принимая во внимание возросший объём работы, счёл необходимым, чтобы подготовку сборной страны по футболу возглавил старший тренер без совмещения работы в клубной команде.

Учитывая пожелание К. Бескова продолжать работу в “Спартаке”, Спорткомитет удовлетворил его просьбу и освободил от обязанностей главного тренера сборной страны.

Старшим тренером советской сборной назначен В. Лобановский. После завершения нынешнего сезона он будет заниматься только делами сборной СССР».

Лобановский торговаться по вопросу совместительства не собирался. Первый отборочный матч чемпионата Европы в новом цикле – в Москве с финнами 13 октября 1982 года – Лобановский провёл, оставаясь тренером киевского «Динамо». К тому времени у него состоялись предварительные переговоры с Юрием Морозовым и он знал, кто заменит его в клубе. Лобановский последовательно настоял на кандидатуре Морозова в трёх украинских инстанциях – МВД, Совете министров и ЦК компартии. По этому поводу, разумеется, не устраивались специальные совещания, своё мнение тренер со свойственным ему умением убеждать высказывал в беседах с теми, кто принимал решение. С кандидатурой Морозова согласились не все. Как ни странно, некоторые проблемы возникли там, где Лобановский их не ждал, – в украинском и городском советах «Динамо», с руководителями которых у него сложились доверительные отношения, и в МВД.

«Васильич, – говорил Лобановскому глава республиканского совета «Динамо» Борис Баула. – Зачем нам приезжий? Поставь своих хлопцев, которые у тебя играли. Мы тут за ними присмотрим».

Баула, крупный, сильный, правильный мужик, говорил то, что думали многие, но боялись сказать Лобановскому. Говорил, понимая: ни на что его слова повлиять уже не могут – Лобановский с заменой определился, везде, где нужно, её согласовал. Оставались несколько штрихов.

Высшее украинское руководство должно было договориться с союзным министерством, занимавшимся предприятиями оборонного значения – в их систему входил и «Зенит».

Морозова в разгар сезона надо было представить киевским начальникам, и сделать это можно было лишь во время приезда «Зенита» в Киев на матч чемпионата с «Динамо».

Ленинградский клуб, как и все почти динамовские соперники, остановился в гостинице «Москва». 31 июля 1982 года, в первой половине дня матча «Динамо» (Киев) – «Зенит», Лобановский в нарушение всех сложившихся за долгие годы традиций покинул Конча-Заспу и отправился в ЦК КПУ на встречу с Яковом Погребняком. Туда же из «Москвы» доставили Юрия Морозова. Морозов был представлен Лобановским, и «добро» на появление в Киеве нового тренера было фактически получено.

После матча мы с Лобановским (для него это было ещё одно нарушение традиций) приехали в «Москву», поднялись на седьмой этаж и в номере Морозова (в котором собрался зенитовский штаб, в том числе и Павел Садырин, который после отъезда Юрия Андреевича должен был возглавить «Зенит») подняли бокалы за «новое назначение», о котором, правда, официально объявят позже.

«После чемпионата мира, – рассказывал Лобановский в книге «Бесконечный матч», – меня пригласили возглавить сборную. Предстояли отборочные матчи первенства Европы с финнами, поляками и португальцами. Условие было довольно жёстким – уйти из киевского “Динамо” и полностью сосредоточиться только на работе со сборной.

С клубом расставаться было жаль, но я понимал (знал из опыта мирового футбола), что сборную должен тренировать только освобождённый специалист, не связанный с каждодневными заботами о клубной команде. Придерживаюсь этого убеждения и поныне, хотя сам участвую в эксперименте, отнимающем массу сил и до предела выматывающем нервы».

Договорились, что до конца 1982 года Лобановский продолжит «совместительство» в клубе и сборной, а с начала следующего года переедет в Москву и будет жить там – в служебной квартире (потом, кстати, это вменили ему в вину, заявив, что тренер сборной должен быть москвичом! Почему?).

«Признаюсь, – говорил Лобановский, – несколько колебался: принимать приглашение в сборную или не принимать? Причины колебаний объяснимы. Я понимал, что любой неудачный матч оставит меня без работы, как это не раз случалось с моими коллегами. Даже несмотря на то, что мне было предложено разработать программу подготовки команды на четырёхлетний период.

Стремление проверить свои силы на совершенно новом витке самостоятельной работы, желание сменить обстановку – всё это помогло мне принять решение и занять место тренера сборной, рабочий стол которого находился в здании Госкомспорта СССР на Лужнецкой набережной».

Квартира, в которой он жил, была расположена примерно в часе ходьбы от Госкомспорта, и Лобановский использовал каждую возможность для того, чтобы проделать этот путь по набережным пешком. Он называл этот час «прекрасным временем для раздумий!».

Лобановский, в общем-то, не был «человеком диалога». Если и высказывался по каким-то вопросам, не обязательно футбольным, то только для того, чтобы на ком-то проверить свою мысль. Она рождалась не в диалоге. В диалоге, быть может, только корректировалась. Лобановский размышлял наедине с собой. Он требовал тишины от окружающих в тех случаях, когда им могло показаться, что мешают ему не они, а внешние шумы – голоса из телевизора или же шум ремонта в квартире этажом выше.

Обдумывать было что. Перво-наперво – подробнейший план функционирования сборной на ближайшие четыре года, вплоть до мексиканского чемпионата мира. Затем – создание штаба всех сборных, способного решать сложные задачи подготовки к важным и ответственным соревнованиям. Без такого штаба, полагал тогда Лобановский, невозможно добиваться больших побед. Речь шла не о механическом формировании штаба, скажем, из тренеров команд высшей лиги, а из тренеров-единомышленников, которые в состоянии координировать работу всех сборных – от юношеских до первой.

Перед московским матчем с Португалией (27 апреля 1983 года) Лобановского привели в ужас результаты углублённого медицинского обследования футболистов. Обследование проводила комплексная бригада кафедры футбола Института физкультуры во главе с Евгением Скомороховым. Бригада предложила провести в преддверии игры с португальцами щадящий сбор: два-три дня фактически отдыхать (минимальные нагрузки, восстановительные мероприятия – бассейн, баня, массаж), а затем четырёхдневная непосредственная подготовка к матчу.

Лобановский отверг это предложение и, понимая, что дело не в утомлении, а в физиологическом спаде, поступил по-своему. Уже вечером он дал игрокам такую нагрузку, что даже Никита Павлович Симонян схватился за голову: «Что он делает? Они же не побегут после таких тренировок!» «Такие» тренировки продолжались шесть дней подряд, на седьмой Лобановский снизил нагрузки, и команда не только побежала – полетела. Результат: 5:0. Рисковал Лобановский? Разумеется. Но только таким способом, а не «отдыхом в пансионате», можно было сбалансировать состояние футболистов, приехавших из разных клубов к тренеру, ни с одним из этих клубов в тот момент не работавшему.

1 сентября 1983 года советский самолёт-истребитель сбил на Дальнем Востоке южнокорейский лайнер с пассажирами на борту. Перед первой тренировкой сборной в Португалии на стадионе «Де Луш» (поначалу основное поле хозяева предоставить отказались, мотивируя это тем, что после сильного ливня газон можно повредить) советские футболисты были встречены толпой с плакатами «Убийцы!». Толпа мешала начать занятие на запасном поле, куда отправили советскую команду.

В гостиницу, в которой проживала советская команда, пробрался (именно – пробрался: в каком-то, по свидетельству Савелия Мышалова, «шпионском плаще», застёгнутом на все пуговицы и с поднятым воротником – чтобы не узнали) известный чехословацкий футбольный тренер Йожеф Венглош. И предупредил своих советских друзей, что «арбитр матча готовится сплавить» сборную СССР. «Вот и представьте, – говорит Мышалов, – как цинично и открыто всё это решалось, если даже специалист из Восточной Европы был в курсе дела».

Португальцы лишний раз подтвердили репутацию людей, умеющих профессионально работать с судьями – ещё на стадии назначения на игру. Заполучить на решающий матч арбитра, завершающего карьеру (последняя игра! судейские руководители, хорошо это понимая, спокойно отнесутся к любому фортелю уходящего с европейской арены рефери), – для этого необходимы прочные связи в УЕФА.

До эпизода с пенальти французский арбитр Конрат помогал хозяевам поля в рамках приличия. После пенальти всё стало ясно.

Португальский форвард Шалана, потеряв много сил при обводке, упустил мяч, который уже подхватывал капитан сборной СССР центральный защитник Чивадзе, и специально зацепился за ногу не успевшего сыграть в мяч Боровского – в надежде на штрафной с очень хорошей точки: эпизод случился примерно в полутора метрах от линии штрафной площадки. Конрат решил воспользоваться ситуацией – и назначил пенальти. Споры, понятно, не помогли. Жордао пробил точно.

«Ты сбил его?» – спросил Лобановский в раздевалке у Боровского. «Не трогал». Спустя двое суток Конрат сообщил французским репортёрам, что, посмотрев видеоповтор, убедился: нарушение было за пределами штрафной и пенальти назначен ошибочно. Между тем ошибка арбитра практически вывела Португалию в финальную стадию чемпионата Европы 1984 года.

За две недели до скандального матча Португалия выиграла у поляков во Вроцлаве 1:0. Весь футбольный континент знал, что Польша, которой ничего в турнире не светило, игру сдала. В польском составе не было сильнейших игроков – Круля, Урбановича, Буды, Бунцоля, Дзекановски, а также Бонека, звезды итальянского «Ювентуса».

Поляки даже не скрывали свою готовность сдать матч португальцам. Политические события той поры способствовали их желанию по максимуму насолить советской сборной. Мало того что тренер польской команды Антонин Пехничек не выставил на домашний матч с Португалией большую группу ведущих футболистов, а Бонека вообще не вызвал на тренировочный сбор, договорившись об этом с игроком по телефону, так своих ещё активно подзуживала пресса. Писали откровенно, за намёками не прятались: «Нам игра с Португалией во Вроцлаве ничем не может помочь, но португальцам победа сохраняет шанс... Раз уж не мы, то пусть лучше они поедут во Францию». Польские футболисты валяли в матче дурака. Пропустив гол, отыгрываться не полезли и вместе с португальцами ушли с поля довольными.

«Не утверждаю, – говорил Лобановский, – что нас подвели поляки, хотя, по свидетельству наблюдателей из сборной СССР, польские футболисты, которым игра ничего не давала, довольно инертно действовали на своём поле против португальской команды и уступили фактически без борьбы. Правда, на иной результат этого матча мы и не рассчитывали и делали всё, чтобы обойтись своими силами».

Вопрос – «сплавил» Конрат советскую команду или засудил её случайно? – так и остался без ответа. Арбитр не враг себе, чтобы даже спустя годы признаваться в криминальной истории. Можно поэтому остановиться на промелькнувшей уже тогда версии: француз постарался сделать всё от него зависевшее, чтобы в финальной стадии чемпионата Европы в 1984 году во Франции участвовала сборная Португалии, матчи которой (игроки-то какие! – Шалана, Жордао, Пашеку, Бенту...) наверняка приедут посмотреть тысячи соотечественников. В отличие от сборной СССР.

«Железный занавес» резко ограничивал число граждан, имевших возможность выезжать за границу. Армия болельщиков в это число не входила и на крупные турниры, даже на те, в которых участвовала советская команда, никогда не ездила. Два-три десятка облечённых доверием туристов, входивших в составы специализированных групп (журналисты, артисты, футбольные тренеры), – не в счёт.

Проще говоря: интересы организаторов чемпионата, заранее считавших доходы от турнира, и Португалии, несказанно боявшейся советских футболистов, – совпали.

«После поражения в Лиссабоне чего только мы не наслушались и не начитались! – вспоминал Лобановский. – Людьми, не побывавшими не только в нашей раздевалке, но и вообще на стадионе “Де Луш”, была придумана версия об оборонительной установке, которую мы якобы дали на матч. Вымысел опровергли игроки, в частности Черенков и Дасаев. Обвинили нас и в том, что не тот выбрали состав на игру – никого, мол, практически не было из команд – призёров чемпионата, из состава обладателя Кубка страны, да и из других клубов, выступавших неплохо. Согласно такой логике, после окончания каждого сезона надо формировать новую сборную в соответствии с занятыми командами местами. Совершенно серьёзно декларировалось, что в футболе надо строить игру активную, созидательную, комбинационную, нацеленную на атаку, на победу, будто тренеры сборной только-только покинули школьные классы и ставят целью настроить команду на игру пассивную, разрушительную, некомбинационную, нацеленную на оборону, на поражение, а глубокомысленные рассуждения знающего толк в тактике, в вопросах подготовки команды, ведения игры журналиста могут стать для них откровением необычайным. Анализ футбольного матча с пеленой личных обид на глазах, мешающей разобраться в том, как команда готовилась к игре, как намерена была её вести и как вела, отнюдь не способствует, на мой взгляд, ни репутации обозревателя, становящегося штатным специалистом по поражениям команд, которые возглавляются определёнными тренерами, ни возможности болельщикам получать объективную информацию – истинную, а не подтасованную, сознательно извращённую; ни умению абстрагироваться от результата. Ведь не будь этого злополучного пенальти, из-за которого переживали не только мы, но и арбитр (его я могу упрекнуть не в предвзятости, а в том лишь, что он не видел точное место нарушения), и рецензии на тот же самый матч, при той же самой игре были бы совершенно иными... Но ведь и это тоже верх дилетантизма!»

Нападки на Лобановского в прессе начались ещё до Португалии. Такое ощущение, что мстили ему за резкое выступление весной 1983 года в московском Доме журналиста, когда он усомнился в понимании представителями СМИ современного футбола и пытался убедить их в том, что во главе угла стоит только результат. Победа в Хельсинки над финнами 1:0 преподносилась как неудача. «Эти заметки после трудно выигранной в Хельсинки важной встречи, – писал не без налёта догматизма в «Известиях» журналист Борис Федосов, возглавлявший одно время Федерацию футбола СССР, – стремление ещё и ещё раз напомнить нашим ведущим игрокам и их наставникам, что все от них ждут смелой, наступательной, не только нацеленной на результат, яркой игры. И негоже тренерам пытаться укрыть футболистов и себя от нелицеприятных порой суждений прессы, которая, особо подчеркну, выражает, как правило, мнение миллионов читателей». У Лобановского с Федосовым произошёл как-то долгий разговор, но когда Лобановский увидел опубликованный после этого материал, он был ошеломлён: «Что же он написал? Перевернул всё с ног на голову. Как с такими людьми прикажешь общаться?..» По свидетельству всех, кто знал Лобановского, он очень болезненно воспринимал подобные вещи.