Текст книги "Слово о полку Игореве"
Автор книги: Александр Зимин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 60 страниц)
В Краткой Задонщине гораздый гудец Боян[В К-Б описка «вещагого» (Бояна). Аналогичные описки делает Ефросин и в Хождении Даниила, где пропущен предлог «до» перед словом «добраго», а в этом последнем слове удвоено окончание («доброгаго»). См.: Дмитриева. Взаимоотношение списков. С. 248. О. В. Творогов обратил внимание, что в К-Б после слова «вещаго» стоит запятая. На этом основании он из следующей за ним описки «го» восстанавливает слово «инаго» (Творогов. «Слово» и «Задонщина». С. 300). Но запятая в К-Б ставится произвольно и нигде не означает рудимента каких-либо слов (ср. л. 124, 125 об., 126).] упомянут совершенно логично: Боян пел про старых князей, а автор Задонщины хотел петь про новых князей – Дмитрия и Владимира. Оба поют, «вскладая персты на струны», иначе говоря, «гуслеными словесы». В Пространной редакции текст осложнился. Автору пришлось воспоминать не только Бояна, но и Софония, т. е. автора предшествующей версии Задонщины. Текст получился витиеватый.
Слово «Боян» было не понято позднейшими переписчиками, а потому и подвергалось деформированию.[См. об этом в Приложении. В списке К-Б есть не вполне ясное чтение: «гораздо гудца». Возможно, Ефросин механически пропустил окончание «го», тем более что следующее слово начинается теми же буквами: «го<удца>». В И1 «гораздаго», но в У «горазна», а в С «горазда». Поэтому не исключено, что в архетипе Краткой Задонщины читалось «горазда» («гораздо»).] Образ певца, возложившего свои персты на «живыя струны», взят автором Краткой Задонщины из Слова о воскрешении Лазаря (время сложения его не вполне ясно, очевидно XIV в.).[
Воспоем, дружино, пес(н)ьми днесь,
А плач отложим, утешимся.
Удари, рече, Давид в гусли,
Възложи персты своа на живыя струны.
(Памятники старинной русской литературы. СПб., 1862. Вып. 3. С. 11). В списке XIV–XV вв.: «на-кладая очитыя персты на живыя струны: Воспоим песни тихи и веселыя, друзи мои» (Адрианова-Перетц. Фразеология и лексика. С. 29). В списке XVI в. ближе к Задонщине. Образ восходит к стихире Романа Сладкопевца: «Възвышь гусли своя, мысльныи отче, вѣщани, яко Давидъ богодъхновеныи удваряеши [ударяеши], скача добродѣтелии свѣтѣмь» (Ягич И. В. Служебные минеи за сентябрь, октябрь, ноябрь. В церковнославянском переводе по русским рукописям 1095–1097 гг. СПб., 1886. С. 3). См.: Рождественская М. В. 1) «Слово о Лазаревом воскресении» (характеристика редакций) // ТОДРЛ. Л., 1969. Т. 24. С. 64; 2) К литературной истории текста «Слова о Лазаревом воскресении»// ТОДРЛ. М.; Л., 1970. Т. 25. С. 53, 56, 59.]
В списке князей, которых восхвалял Боян, «Святославу Ярославичю» (К-Б) исправляем на «Владимеру Святославичю» (И1): «Ярославичю» получилось, возможно, из дублирования имени следующего князя – Ярослава Владимировича, а «Святославу» – из отчества «Святославичу», которое находилось перед именем «Ярославу». Святослав Ярославич перед Ярославом да еще при отсутствии Владимира выглядит весьма странно. Когда К-Б говорит о Рюрике как о первом князе, то он дает первоначальный текст памятника. В изводе Ундольского Рюрик опущен, а «первым великим князем киевским» стал Игорь в полном соответствии с новгородской традицией.[Пропуск Игоря Рюриковича в С, очевидно, вторичен. По мнению Р. П. Дмитриевой, редактор извода Син. (т. е. списков К-Б и С, по ее представлению) включил имя Рюрика, решив «уточнить сведения о князьях» {Дмитриева. Взаимоотношение списков. С. 215). Но этот вывод основан на ее предположении о том, что первоначально в Задонщине речь шла о «первой славе» (как в И1), а в дальнейшем – о «первом» князе. Однако «первого князя» мы находим в У, С и К-Б, т. е. именно это чтение (а вместе с ним и Рюрик) архетипно. Н. И. Гаген-Торн считает, что Софоний, «возможно, знал песнь об Игоре Рюриковиче», сочиненную Бояном (Гаген-Торн Н. И. О филологическом и историческом анализе «Слова о полку Игореве»//Советская археология. 1970. № 3. С. 286).] Это говорит о северно-русском происхождении извода. В Пространной редакции, в отличие от К-Б, все князья называются «великими». Чтение К-Б первично, ибо в этом списке, как в И1 и сходных, есть обобщенное «русскыимь княземь», а не «великим князьям русским».[В фрагменте № 1 Пространной редакции Владимир, так же как и в К-Б, называется просто «князем».] Вероятно, это было связано с тем, что к концу XV – началу XVI в. все отчетливее проявляется тенденция к возвеличению предков князей московского великокняжеского дома. Наряду с этим сохраненное в Пространной редакции выражение «князем руским славу» противоречило новой титулатуре русских князей и явилось уже анахронизмом.
Фрагмент № 3. Похвала Дмитрию Донскому. Воспоминания о Софонии.
Краткая редакция:
Восхваляя их песми и гуслеными буйными словесына русскаго господина князя Дмитриа Ивановичя и брата его князя Володимера Ондреевичя, занеже их было мужествои желание за землю Руссьскую и за веру христианьскую{К-Б, л. 122 об.}.
Пространная редакция:
И я же помяну Ефония ерея резанца в похвалу песньми и гуслеными и буяни словесы и сего великого князя Дмитреа Ивановича и брата его князя Владимера Ондреевича, правнука тех князей, занежеотпало мужьство ихи пение их и князем руским за землю Рускую и за веру крестьянскую(И1) {л. 216}.
Аз же помяну резанца Софония и восхвалю песнеми гусленными словесы сего великаго князя Дмитрея Ивановича и брата его князя Владимера Андреевича, а внуки святаго великого князя Владимера Киевского. И пение князем руским за веру християньскую (У) {л. 172 об.}.
И здеся помянем Софона резанца, сего великого князя Дмитрея Ивановича и правнука святого князя Володимера Киевского и брата его Володимера Андреевича. Их же помянем и похвалим гуслеми и песнеми и буйными словесы, занюже отпало было мужество князем руским (С) {л. 37}.
Третий фрагмент говорит о желании автора Задонщины воспеть князей Дмитрия Ивановича и Владимира Андреевича. В Пространной Задонщине он осложнен воспоминаниями о Софонии.
Я. Фрчек считал, что о Дмитрии Ивановиче пел еще Боян («восхваляя… Дмитриа Ивановичя»).[Frćek. S. 79.] Но, возможно, в К-Б текст дефектен («восхваляя их песми и гуслеными буйными словесы на русскаго господина князя Дмитриа»).[Форма «восхваляя» могла появиться от механического повторения предшествующего «воскла-дая». См. также соображения О. Кралика (Królik. S. 139–140).]
Поэтому при реконструкции Краткой редакции нами учитывается чтение списка У («аз… восхвалю… сего великого князя»).[А. Вайян считает, что после «словесы» в К-Б лакуна (La Zadonśćina. P. 3).] Я. Фрчек антитезу Пространной Задонщины усматривает в том, что Боян был слагателем песни, а Софоний – автором письменного произведения. Но по смыслу речь идет о певцах, один из которых восхвалял древних, а другой – «нынешних» князей.
Слова Пространной редакции о Софонии показывают, что он не был ее автором, а ему приписывали какой-то предшествующий памятник. Эти слова, отсутствующие в К-Б, мы, естественно, в архетип Задонщины не включаем.[Р. П. Дмитриева считает, что в списке К-Б – пропуск, в его архетипе («изводе Син.») читалось имя Софония (Дмитриева. Взаимоотношение списков. С. 253). Но в тексте К-Б Боян четко противопоставлен самому автору Задонщины. В списках Пространной Задонщины, благодаря тому что внесено имя Софония, это противопоставление нарушено. См. также наблюдение О. Кралика (Krälik. S. 141–142).] Задонщина Краткой редакции донесла до нас запись устно-поэтического текста. Ведь его творец говорит, что будет восхвалять князя Дмитрия «песми и гуслеными буйными словесы».
Фрагмент № 4. Переход к Мамаеву побоищу.
Краткая редакция:
…от тоя ратии до Мамаева побоища… {К-Б, л. 123}.
Пространная редакция:
… отКалагъския рати до Мамаева побоищалет 160 (И1) {л. 216}.
А от Калатьские рати до Момаева побоища 170 лет (У) {л. 172 об.}.
От Колонцыя роти лет 160 до Мамаева побоища (С) {л. 37}.
Фрагмент К-Б не вполне ясен. Реконструкцию его можно условно восстановить по Сказанию («от Калагъския рати и до Мамаева побоища Русскаа земля уныла»). Для этого основанием является вывод о том, что автор Сказания о Мамаевом побоище использовал Краткую редакцию Задонщины. Гипотетическое чтение (вместо «лет 157» Распространенной редакции Сказания и «лет 160» Пространной редакции Задонщины) более соответствует контексту, в котором она находится в К-Б, и стилистически близко к Задонщине.[В пользу этого предположения говорит и то, что в предисловии к Пространной редакции Задонщины (где использованы отдельные мотивы Краткой редакции) есть сходный контекст: «Оттоля Руская земля седит невесела, а от Калатьския рати до Мамаева побоища тугою и печалию покры-шася». В нем «от тое бо рати Руская земля уныла» [источник последней фразы неясен. Приведем чтения «Сказания»: Основная редакция: «От тоя бо галадцкыа беды и великого побоища татарскаго и ныне еще Рускаа земля уныла» (Повести. С. 55); Летописная редакция: «От Батыя до Кальския рати и до Мамаева побоища лет 158» (С. 89); Распространенная редакция: «И от тоа бо Калскиа рати до Мамаева побоища лет 157. И оттоля Рускаа земля унила» (С. 129). Текст «Оттоля Руская земля седит невесела, а от Калатьския рати до Мамаева побоища тугою и печалию покрышася» восходит к У].]
Впрочем, возможен и другой вариант реконструкции текста Краткой Задонщины. Так как подсчет лет, прошедших с Калкской битвы до Мамаева побоища, дан в Пространной редакции в обобщенной форме (160 лет), в отличие от Распространенной {испр., у А. А. Зимина – Летописной} редакции Сказания, где находится точное число прошедших лет (157), то не исключено, что в Краткой редакции Задонщины помещалось чтение Летописной редакции (? – Ред.) Сказания: это чтение позднее могло быть «округлено» составителем Пространной редакции Задонщины. Наконец, допустим и третий вариант: речь идет о «той рати» как о битвах киевских князей. В этом случае ничего добавлять к тексту не следует. Вопрос, как мы видим, остается не вполне ясным.[Говоря о цифре «160 лет», М. Н. Тихомиров пишет: «Конечно, можно предполагать ошибку в исчислении времени, но ничто не мешает нам видеть в этом и определенное датирующее указание на время составления памятника, относящееся к 1384 году» (Тихомиров. Средневековая Москва. С. 259). Поскольку Пространную редакцию мы считаем позднейшей, основанной на Краткой и Сказании, где дается правильное исчисление (157 лет), то определять по обобщенной цифре (160 лет) время написания Задонщины нет никаких данных (см. также мнение А. Вайяна: La Zadonśćina. P. VIII).]
М. Н. Тихомиров пишет, что «автор „Задонщины“, взяв крылатые фразы из „Слова“, даже не понимал, что он рассказывает о событии 1185 года, и думал, что в нем говорится о битве при Калке 1223 года, считая годы „от Калатские рати до Мамаева побоища“. Эта ошибка зависела от того, что Игорь был разбит на реке Калке, а битва 1223 года произошла на реке Каяле».[Тихомиров. Русская культура. С. 68. В приведенном тексте описка: битва в 1185 г. была на Каяле, а в 1223 г. – на Калке.] Это заблуждение. В фрагменте № 1 Пространной Задонщины битва на Каяле очень четко отличается от «Калкской рати» и никакого смешения их нет: «на реке на Каяле одолеша род Афетов. И оттоля Руская земля седит невесела, а от Калатьския рати до Мамаева побоища тугою и печалию покрышася» (У).
Л. А. Дмитриев полагает, что пассаж с расчетом лет, прошедших с Куликовской битвы, в Задонщине помещен не на месте: он, по его мнению, должен находиться во вступлении к этому памятнику. Предполагаемая им перестановка произошла «в результате механического дефекта»,[Дмитриев. Вставки из «Задонщины». С. 402.] т. е., очевидно, из-за перебитых листов? И здесь, как и в случае с «перебитыми листами» введения (по гипотезе О. В. Творогова), автор не подкрепляет свое предположение достаточными текстологическими обоснованиями. Гораздо естественнее объяснить двойное упоминание о Калкской битве в Пространной Задонщине (в отличие от Краткой) компилятивностью происхождения этой редакции памятника.
Фрагмент № 5. Подготовка к выступлению в поход.
Краткая редакция:
Се аз князь великыи Дмитрий Иванович, и брат его князь Володимер Ондреевич поостриша сердца свои мужеству, ставше своею крепостью, помянувше прадеда, князя Володимера Киевьскаго, царя русскаго {К-Б, л. 123}.
Пространная редакция:
Сии бо князь великый Дмитрей Ивановичь и брат его, князь Владимер Ондреевич, помоляся Богу и пречистей Богородицы, стяжав ум свой крепостию, и поостриша сердца своя мужеством, и наполнишася ратнаго духа, и уставиша себе храмныа полъкы в Руськой земли, и помянута прадедасвоего князя ВладимераОндреевича Киевьскаго (И1) {л. 216}.
Се бо князь великий Дмитрей Ивановичь и брат его князь Владимер Андреевич помолися Богу и пречистей его матери, ис-тезавше ум свой крепкою крепостью, и поостриша сердца свои мужеством, и наполнися ратного духа, уставиша себе храбрыя воеводы в Руской земле, и помянуша прадеда своего великого князя Владимера Киевскаго (У) {л. 172 об. – 173}.
Се бо идет князь великий Дмитрей Ивановыч и брат его князь Володимер Андреевич, помолився Богу и пречыстой ево матери, истежавше умы свои крепостею, и поостри сердце свое мужеством, и наполнися роснаго духа, и вставиша собе хибрия полтися[Так в ркп.] рускои, поменовыша прадида своего великого князя Володимера Киевского (С) {л. 37}.
Источником фрагмента о подготовке к борьбе с Мамаем в Краткой редакции Задонщины была «История Иудейской войны» Иосифа Флавия. Здесь есть сходные литературные обороты «прием ум своею крепостию» и «поострите душа ваша на мьсти».[Мещерский Н. А. История Иудейской войны Иосифа Флавия в древнерусском переводе. М.; Л., 1958. С. 322, 331; ср. в псалмах: «истяжи мя» (Пс. 138: 24).] Чтение «своею» крепостью К-Б лучше чтения «свой» (И 1, У, С), ибо данный текст восходит к Иосифу Флавию.
Слова «Се аз» в К-Б считаем простой опиской вместо «Се бо» (так в У, С).[Наши соображения кажутся спорными О. Кралику (Krälik. S. 145).] Этот оборот не только обычен для актовых материалов XV в., но и дважды встречается в ефросиновском сборнике, содержащем Задонщину (л. 106, 137).
Название Владимира Святославича «царем русским» не может считаться неожиданным. Русские князья именовались «царями» уже в публицистике конца XV в.[Термин «царь» в применении к князьям московского дома впервые употребил Пахомий Серб, а вслед за ним «царем» назвало Василия Темного «Слово еже на латину» (1461 г.). Иван III именуется «царем» в псковской Палее 1494 г. и новгородском Апостоле 1495 г. (Соболевский А. И. Археологические заметки // Чтения в историческом обществе Нестора летописца. Киев, 1892. Кн. 6. Отд. 2. С. 9).] Так, архиепископ Ростовский Вассиан адресовал свое послание на Угру (1480 г.) Ивану III как «в царех пресветлейшему».[ПСРЛ. СПб., 1859. Т. 8. С. 207. Ср. ниже: «храбрый царю… боголюбивый царю» (Там же. С. 210, 211).] Заметим, что Кирилло-Бело-зерский монастырь, в котором творил Ефросин (составитель списка К-Б), входил, как известно, в Ростовскую епархию. С Владимиром сравнивал Дмитрия Донского автор его Жития («умножишася слава имени его, яко святаго великого князя Владимира»).[ПСРЛ. Т. 11. С. 109.]
Пространная редакция донесла до нас текст, дополненный церковнокнижными вставками: [См.: Frćek. S. 86.]
а) «помоляся Богу и пречистой Богородицы». Этот текст считают вставкой В. П. Адрианова-Перетц и В. Ф. Ржига. Он соответствует церковным мотивам, свойственным именно Пространной редакции;
б) «и наполнишася ратнаго духа и уставиша себе храбрыя (так У. – А. 3.) полъкы (У воеводы.—А. 3.) в Руськой земли». Выражение «воеводы у нас уставлены» есть в фрагменте № 15 Задонщины Пространной редакции. Формула «на-полнися ратного духа» встречается в русском летописании конца XV – начала XVI в. (в том числе в Никоновской летописи), восходя к Иосифу Флавию («исполнъшимся ратнаго духа»).[Тохтамыш «наполнився (в списке А «наполнися».—А. 3.) духа ратнаго» (ПСРЛ. Т. 26. С. 147). Александр Невский «исполнишася духа ратнаго» (ПСРЛ. Т. 10. С. 126), в 1496 г. «князь Юрьи Бабичь наполнился духа ратна» (ПСРЛ. СПб., 1901. Т. 12. С. 244). См. также: Królik. S. 126.]
Фрагмент № 6. Обращение к жаворонку.
Краткая редакция:
Жаворонок птица, в красныя дни утеха, взыди под синиеоблакы, пой славу великому князю Дмитрею Ивановичю u брату его Володимеру Ондреевичю.Они бо взнялися как соколи со землиРусскыя на поля Половетцкия[В ркп.: половетция.]{К-Б, л. 123–123 об.}.
Пространная редакция:
О, жаворонок, летьняа птица, красных дней утеха, возлети под синии небеса, посмотри к сильному граду Москве, воспой славу великому князю Дмитрию Ивановичю и брату его князю Владимеру Ондреевичю. Цег буря соколи[В ркп.: коли.] снесет из земли Залетъскые в поле Половецкое(И1) {л. 216–216 об.}.
Оле[В ркп.: ое.] жаворонок, летняя птица, красных день утеха, возлети под синее небеса, посмотри к силному граду Москве, воспой славу великому князю Дмитрею Ивановичю и брату его князю Владимеру Андреевичю. Ци буря соколи снесет из земля Залес-кия в поле Половетское[В ркп.: полотское.] (У) {л. 173–173 об.}.
А жаворонок[В ркп.: жаворок.] летъняя птица, красных дней втиха, возметы ж под сылныя небеса, посмотри[В ркп.: посмарти.] ко славному городу Москви. А чили боре соколом зонесет из земли Золеское в поле Половецкое (С) {л. 37–37 об.}.
В фрагменте о жаворонке Пространной Задонщины не можем считать первоначальным прилагательное «летьняа» (сходный случай также в фрагменте № 9) – лишнее определение,[В фольклоре есть обращение «младый жавороночик» (Песни, собранные П. В. Киреевским. Первая серия. М., 1918. Вып. 2, ч. 1. С. 65; Азбелев. Текстологические приемы. С. 167).]отсутствующее в К-Б. Слова «посмотри к силному граду Москве» (нет в К-Б) также считаем дополнением Пространной редакции, ибо и ниже в этой редакции роль Москвы усиливается (то же в фрагменте № 10).[Frćek. S. 81.] Текст «Ци (так У. – А. 3.) буря {со}коли снесет» в И1 и сходных мало вразумителен, сравнительно с ясным К-Б («они бо взнялися как соколи»).
Тюркоязычное население юга Руси, и в первую очередь половцы, ассимилировало основную массу завоевателей. И «монголы» южнорусских степей XIV–XV вв. не в меньшей мере являлись потомками половцев, чем наследники воинов Батыя. Поэтому в литературе конца XIV – начала XV в. татары и половцы часто отождествляются. Это встречаем в Повести о Митяе (1378 г.),[«…во Орду, в место Половецкое» (ПСРЛ. Т. 11. Стб. 39).] Повести о Те-мир-Аксаке (1395 г.),[«…Темир бо зовется половецкым языком» (ПСРЛ. Т. 15. С. 448).] Повести о нашествии Едигея (1409 г.),[«…половцы разсмотривше русский наряд» (ПСРЛ. Т. 11. С. 207).] Житии Сергия Радонежского.[ «умея глаголати русски, гречески, половецки» (Тихонравов Н. С. Древние жития Сергия Радонежского. М., 1892. С. 163).] Половцами называются татары и в Сказании о Мамаевом побоище,[«…испытавше оружие свое над погаными половци» (Повести. С. 74).] первоначальный текст которого сложился к началу XVI в. О походе Мамая «с своею силою татарьскою и половецкою» говорит Летописная повесть о Мамаевом побоище,[Повести. С. 29.] «Поля Половецкие» упоминаются и в Краткой редакции Задонщины. Все это могло дать отправной толчок составителю Пространной редакции Задонщины для противопоставления поражения русских войск при Каяле от половцев победе над татарами на Куликовом поле.
Фрагмент № 7. Сбор ратных сил.
Краткая редакция:
Кони ржутъ на Москве. Бубны бьють на Коломне. Трубы трубят в Серпухове. Звенить слава по всей земли Русськой. Чюдно стязи стоять у Дону великого.Пашутся хоригови берчати, светяться калантыри злачены.[В ркп.: зачены.] Звонят колоколи вечнии в Великом в Новегороде. Стоять мужи наугородци у святыя Софии, а ркучи такову жалобу: «Уже намъ, брате, к великому князю Дмитрею Ивановичю на пособь не nocnemu»{К-Б, л. 123 об.}.
Пространная редакция:
На Москве кони рьжут. Звенит слава руская по всей земли Руской. Трубы трубят на Коломне. В бубны бьют в Серпохове. Стоят стязи у Дону у великогона брези. Звонят колоколы вечныа в Великом Новегороде. Стоят люди новгородцы у святой Софеи, а рькучи: «Уже нам, братие, на пособе великому князю Дмитрию Ивановичю не поспеть»(И1) {л. 216 об.}.
На Москве кони ржут. Звенит слава по всей земли Руской. В трубы трубят на Коломне. В бубны бьют в Серпугове. Стоят стязи у Дунаю великого на брезе. Звонят в колоколы вечныя в Великом Новегороде. Стоят мужи навгородцкие у Софеи премудрые, а ркут тако: «Уже нам, брате, не поспеть на посопь к великому князю Дмитрею Ивановичю»[В ркп.: Ивано.] (У) {л. 173 об. – 174}.
Кони ирзуть на Москве. Трубы трубят у Серпугове. Бубны бубнят но Коламне. Звинит слава по всей земли Руской. Чудно стези стояти у великого Дону на берези. Звонят вечныя колоколы у Великом Новегороде. Стоят мужи новгородцы у святое Софеи, рекут так: «Уже нам, брате, не поспети на пособ государю нашему великому князю Дмитрию Ивановичу и брату его князю Володимеру Андреевичу» (С) {л. 37 об.}.
Фрагмент сходно изложен в обеих редакциях. Однако фраза «звенит слава по всей земли Руской» логичнее помещена в Краткой редакции: слава могла звенеть только после того, как уже протрубили трубы и забили бубны, т. е. после начала сборов в поход. Стройнее в Краткой редакции и ряд городов. Он как бы расходится кругами от центра Русского государства, где собиралось в поход воинство: сначала упоминается Москва, затем Коломна и Серпухов. Слава русского оружия гремит по всей Русской земле, татарские стяги стоят на Дону, а в Новгороде все еще звонят в колокола.[Возражая против подобного истолкования «стягов», О. В. Творогов ссылается на то, что эпитет «чудно» употребляется «обычно с положительным значением» (Творогов. «Слово» и «Задонщина». С. 320). Но у И. И. Срезневского можно найти «чудный» в значении «чуждый» (XI в.) и выражение «содомьскымь чудьныим огньмь» отнюдь не с положительным значением (Срезневский. Материалы. Т. 3. Стб. 1550). «Хоругвь» также необязательно означала снаряжение русского воинства. Ср.: «хоругьв» адова (XI в.) (Там же. Стб. 1388).] В изводе Ундольского эта стройность нарушена: за Москвой помещена Русская земля, за нею Коломна, а всю цепь городов замыкает Серпухов.
В поэтической форме автор К-Б передает рассказ о походе русских войск к Дону. Выйдя из Москвы, они двинулись к Коломне, оттуда 20 августа повернули по направлению к Серпухову и у устья Лопасни 24 августа перешли через Оку. 8 сентября произошла переправа через Дон и Куликовская битва.[Тихомиров М. Н. Куликовская битва 1380 г.//Повести. С. 365–366.]
В словах «стоят стязи у Дону у великого на брези» В. П. Адрианова-Перетц усматривает вторичность Задонщины: Дон якобы здесь не на месте, так как «описываются еще лишь сборы войска».[Адрианова-Перетц. «Слово» и «Задонщина». С. 140; Лихачев. Черты подражательности «Задонщины». С. 96; Творогов. «Слово» и «Задонщина». С. 320.] Но она исходит при этом из текста Пространной редакции памятника. Поэтический замысел Задонщины по К-Б ясен: татарские стяги достигли уже берегов Дона, а в Новгороде еще звонят в вечевые колокола.[Адрианова-Перетц. «Слово» и «Задонщина». С. 140; Лихачев. Черты подражательности «Задонщины». С. 96; Творогов. «Слово» и «Задонщина». С. 320.] Именно поэтому новгородцы и говорят: «Уже намь… Дмитрею Ивановичю на пособь не поспети» (К-Б).[В тексте «чюдно стязи стоять у Дону великого» речь идет не о русских войсках, как думала В. П. Адрианова-Перетц, а о татарских. Об этом прямо говорится дальше: «татарове… стоять межю Доном и Днепром». Это соответствует и Летописной повести: «Мамай ста за Доном… и стоя 3 недели» (Повести. С. 31).]
Слова «пашутся хоригови берчати» (К-Б), отсутствующие в списках Пространной редакции, хотя и имеют соответствие в Сказании («хоругви, аки жыви, пашутся»),[Повести. С. 62.] мы не считаем вставкой, ибо глагол «пахать» использован в Краткой редакции и еще один раз (см. в фрагменте № 12 «пашють синие молньи»). К тому же стяги, хоругви и калантыри образуют один образный ряд. Возводит к архетипу Задонщины этот текст и Р. О. Якобсон.[Jakobson. Sofonija’s Tale. P. 30.]
Упоминание о «колоколах вечных» в Краткой Задонщине датирует этот памятник временем во всяком случае до падения Великого Новгорода, т. е. до января 1478 г., когда было установлено, что вечевому колоколу отныне в Новгороде не быть. В фрагменте интересно стремление автора объяснить, почему новгородцы не участвовали в Куликовской битве: они якобы узнали о продвижении войск Мамая слишком поздно. Это объяснение (отсутствующее в Сказании) говорит о проновгородских симпатиях автора Краткой редакции Задонщины.
Фрагмент № 8. Обращение воевод к Дмитрию Донскому. Обращение Дмитрия Донского к князьям.
Краткая редакция:
Тогды, аки орли, слетоишсясо всея полунощныя страны. То ти не орли слетошася, съехалися все князи русскыя к великому киязю Дмитрию Ивановичю па пособь, а ркучи так: «Господине князь великый, уже погании татаровена поля на наши наступають, а вотчину нашю у нас отнимають, стоятмежю Дономь и Днепромь, на рице на Мече.[В ркп: Чече {см. также: Салмина М. А. «На рицѣ на Чечѣ» в «Задонщине»//ТОДРЛ. Л., 1981. Т. 36. С. 231–233}.] И мы, господине, поидемь за быструю реку Дон, укупимъземлямь диво, старым повесть, а младымь память».
Тако рече князь великый Дмитрие Ивановичсвоей братии русскимь княземь: « Братьецамоя милая, русские князи, гнездо есмябыли едино князя великаго Ивана Данильевичя. Досюды есмя были, брате, никуды неизобижены, ни соколу, ни ястребу, ни белу креча-ту, ни тому псу поганому Мамаю» {К-Б, л. 123 об. – 124 об.}.
Пространная редакция:
И как слово изговаривая, уже бо, яко орлы слетешася, и выехали посадникы из Великого Новагорода 70000 к великому князю Дмитрию Ивановичю и брату его князю Владимеру Ондреевичю на пособек славъному граду Москве. То те сьехалися вси князи руския к великому князю Дмитрию Ивановичюи брату его князю Владимеру Ондреевичю, а рькучиим таково слово: «У Дону стоят татарове поганыи, Мамай, на речкына Мечи, хотят брести и живот свой предати нашей славе».
И рече князь Дмитрей Иванович: «Пойдем тамо, укупимживоту славу, старым повесть, а молодым память, а храбрых плечев испытаем, а рьку Дон кровью прольем за земълю Рускую и за веру крестьяньскую».
И речеим князь великый Дмитрей Иванович: «Братия и князи руския, гнездо есмявеликого князя Владимеры Киевъскаго. Ни в обиди есмя были ни кречету, ни черному ворону, ни поганому Мамаю» (И1) {л. 216 об. – 217}.
И как слово изговаривают, уже аки орли слетешася. То ти были не орли слетешася, выехали посадники из Великого Нова-города, 7000 войска к великому князю Дмитрею Ивановичю и к брату его князю Владимеру Андреевичю.
К славному граду Москве съехалися вси князи руские, а ркут[В ркп: ркук.] таково слово: «У Дуная стоят татаровя поганые и Момай царь на реки на Мечи, межу Чюровым и Михайловым, брести хотят, а предати живот свой нашей славе».
И рекше князь великий Дмитрей Иванович: «Брате, князь Владимер Андреевич, поедем тамо, укупим животу своему славы, а старым повесть, а молодым на память, а храбрых своих испытаем, а реку Дон кровью прольем за землю за Рускую и за веру крестьяньскую».
И рекше им князь великий Дмитрей Иванович: «Братия и князи руские, гнездо есмя были великого князя Владимера Киевскаго, не в обиде есми были по рожению ни ястребу, ни кречату, ни черному ворону, ни поганому сему Момаю» (У) {л. 174–175 об.}.
Як тые слова измовили, а уже как орли слетишася, выехали посадники все из Великого Новогорода 70000 кованыя рати к великому Дмитрею Ивановичу, ко брату его князю Володимеру Андреевичу на пособ ко славному граду Москве. У Дону великого стоят татарове поганый, царь Мамой, на реце Мечне, межи Чудовым и Михайловым, хотят брести к нам и предати живот свой на смерть нашей славе.
И рече князь великий Дмитрий Иваноч (так в ркп.—А. 3.) брату своему князю Володимеру Андреевичу: «Пойдем, брате, тамо искупим животом славы, учинит имам диво, старим повесть, а младым паметь за землю Рускую и за веру християнскую».
И рече князь Дмитрей Иванович брату своему: «Князи есмо[В ркп: емо.] рускии, гнездо есмо[В ркп: емо.] князя Володимера киевского, руского царя. Доселя есмо были не обижены ни от кого, ни ястребу, ни соколу, ни белоозерскому кречету,[В ркп: иречету.] ни тому ж псу поганому царю Момаю» (С) {л. 37 об.}.
Текст Пространной Задонщины о выезде 70 000 новгородцев (в С – «кованыя рати»)[Слова «кованыа рати» см. в Сказании (Повести. С. 155).] явно позднего происхождения (в К-Б его нет): новгородцы в Куликовской битве не участвовали.[Mazon. Le Slovo. P. 22; Тихомиров М. Н. Куликовская битва 1380 г. С. 357. См. также: La Zadonśćina. P. IV; Krälik. S. 119–120. В последнее время С. Н. Азбелев высказывает мысль о том, что новгородцы могли участвовать в Куликовской битве (Азбелев C. H. 1) Младшие летописи Новгорода о Куликовской битве//Проблемы истории феодальной России. Л., 1971. С. 110–117; 2) Сказание о помощи новгородцев Дмитрию Донскому//Русский фольклор. Л., 1972. Т. 13. С. 77—102). Однако его наблюдения построены на поздних летописных преданиях и фольклорных источниках. Доказательной силы они не имеют.] Он взят из Сказания о Мамаевом побоище.[ «И выехали посадники из Великого Новагорода, а с ними 7000 к великому князю на помоч» (Повести. С. 86. Ср. с. 134).] Следы вставочного характера текста Пространной редакции в данном случае обнаружить легко. Слова «то ти… съехалися все князи русскыя» естественны в Краткой редакции, содержащей эпическое сопоставление русских князей с орлами («то ти не орли слетошася, съехалися все князи русскыя»). В Пространной редакции, благодаря вставке, с орлами сравниваются уже новгородские посадники, поэтому слова «то те сьехалися вси князи руския» оказались стилистически не связанными со всем текстом.
Считая рассказ о новгородцах вставкой, С. Н. Азбелев пишет: «Если съезд князей сравнивался со слетом орлов, то выезд посадников явно разрывает этот психологический параллелизм».[Азбелев. Текстологические приемы. С. 180.]
По Л. А. Дмитриеву, в К-Б (или его протографе) «упоминание о выезде новгородцев было опущено потому, что автор этой поздней переработки „Задонщины“ знал, что новгородцы в битве на Куликовом поле участия не принимали».[Дмитриев. Вставки из «Задонщины». С. 426.] Итак, получается странная нелепость: современник события подробно рассказывает о новгородцах как участниках Куликовской битвы (хотя они в ней не участвовали), а позднейший автор переработки конца XV в. знает о том, что их не было на поле боя, и изымает текст, говорящий о них, из текста своей повести. По Р. П. Дмитриевой, «относительно отсутствия в списке К-Б и Печатном варианте сообщения о выезде новгородцев нельзя сделать окончательный вывод».[Дмитриева. Взаимоотношение списков. С. 261. Вместе с тем Р. П. Дмитриева допускает, что рассказа о новгородцах могло и не быть в изводе Син. (в этом случае список С включил бы эпизод под влиянием извода Унд.) или его «исключили позже в общем источнике только списков К-Б и Печатного варианта». Оба предположения являются чисто логическими выкладками, не подкрепленными доказательствами.] Так презумпция о позднем происхождении Краткой редакции Задонщины ставит в тупик даже серьезных исследователей.
